Подсолнечник
Одним сливочным маслом в жизни не обойдешься. Животные жиры хороши, но не за каждой едой. Чтобы организм работал четко, нужно постное масло. Любое. Но чтоб не меньше одной трети от всех жиров.
Человечество перепробовало уйму всевозможных масел. Начало с оливкового (и сейчас оно в чести). Потом пошли: хлопковое, горчичное, подсолнечное. А в тропиках — пальмовое. В трудные годы обходились рапсовым и сурепным. Кто сеял лен, тот ел льняное. Кто растил коноплю — конопляное. Там, где изобилие абрикосов, и по сию пору льют в кашу абрикосовое.
После войны в моду вошли и совсем редкие масла: кукурузное и пшеничное. Врачи стали восхвалять целебные качества облепихового масла. Не было забыто и репейное. И уж совсем деликатесом выступает кедровое — из кедровых орешков и ореховое из грецкого ореха. Особняком стоит кунжут. Жиров в семенах его тоже немало, но видим мы их, только когда покупаем вкуснейшую в мире тахинную халву. Жиры эти расплываются на бумаге большими прозрачными пятнами.
Трудно сказать, из каких семян нельзя получить постное масло. Его выжимают даже из арбузных семечек. А в тыквенных содержится столько, что хватает для сдабривания обедов всей Румынии. Обычного подсолнечного в Румынии употребляют мало. Его заменяет тыквенное.
Теперь наступила новая эра в царстве постного масла. Ученый мир нашел ряд дефектов в подсолнечном, льняном, хлопковом. Стараются подогнать их под идеальное оливковое. Селекционеры создают гибриды, где в семенах больше витамина Е и прочей благодати. Такие улучшенные масла уже и в продаже появились.
— Почему, думаете, не растут подсолнухи за Полярным кругом? — спрашивал американский ботаник Н. Клюте.— Да по той простой причине, что солнце на Севере летом не заходит. Кружится и кружится по небу. Подсолнух вертит вслед за ним желтой своей корзинкой и до того завертится, что корзинка оторвется. Тут ему и конец!
Шутки шутками, а многие и по сей день думают, что соцветие подсолнуха поворачивается в унисон движению солнца. И что между растением и дневным светилом есть тайная связь. Уверовав в это, сербы назвали непоседливое растение солнцекрутом. Многие ученые-физиологи уверены в способности этой большой травы как бы копировать самонаводящееся устройство. Да и трудно возразить. Стоит только взглянуть на море сияющих корзинок в полдень. Их лики устремлены действительно к солнцу!
Нашелся, кажется, только один сомневающийся, профессор В. Морозов из Саратова. Три года наблюдал за подсолнуховым морем. За разными сортами. С утра до вечера. И даже ночью. Наблюдения снимали каждый час. Результат ошеломил: корзинки не двигались. Какую позу приняли при бутонизации, в той и остаются. Мало этого. В подсолнуховой толчее в один и тот же день и час корзинки смотрят в самые различные стороны. Одни, как полагается, на юг. Другие на юго-запад. Третьи на восток и на запад. А некоторые и прямо на север.
Уверенность, что корзинки следят за движением солнца, видимо, пошла от общего вида подсолнухового поля.
В жаркий полдень кажется, что все корзинки смотрят на юг. На самом же деле не все, а лишь большинство. Самое же главное, что и это большинство ориентировано на юг не только в полдень. Утром корзинки устремлены туда же, хотя солнце совсем в другом месте. Оно еще только восходит с востока. Те же корзинки, что встречают солнечный восход, остаются устремленными к востоку и тогда, когда солнце перекочует в зенит.
Итак, знакомый с детства подсолнух, красующийся на обложках учебников ботаники, при близкой встрече с ним оказался совсем уж не таким простым. А в недалеком прошлом с ним натерпелись бед. Сейчас он растение номер один в мире масличных, но именно в этот масличный мир он попал всего два столетия назад. Судьба его менялась не раз.
Вывезли солнцекрут из Нового Света испанцы после плаваний Колумба. Совсем не из-за масла. Понравился веселым, жизнерадостным обликом. Стал в европейских садах украшением клумб. И был таковым долго, пока не попал в поле зрения адъюнкта Российской Академии наук И. Лепехина. Тот в 1768 году проезжал по оренбургским степям и сокрушался, глядя на бедственное положение в крае с дровами. Тут он вспомнил о подсолнухах, и на ум пришло оригинальное решение топливной проблемы. Бросил лозунг: «Сейте подсолнухи! Сушите стебли! Каждый может за лето запасти изрядную поленницу дров!»
Не знаю, как восприняли оренбуржцы лепехинский совет сеять подсолнух, но в ученом мире он не был забыт. И спустя тридцать лет Вольное экономическое общество подтолкнуло одного из своих членов — надворного советника Ф. Роггенбука — на практические шаги. В 1796 году этот почтенный муж выбрал десятину земли и развел плантацию солнцекрута. Хлопот принял немало. Сеял в парники. Пересаживал в поле. Огораживал переплетом жердей, чтобы не переломал ветер хрупкие стебли. Урожай получил немалый: дровами обеспечился полностью, вдобавок еще и масла набил. И для скота корм запас. Правда, признался, что выручили его «помои из кухни и от стирки платья». Именно они унавозили землю и обеспечили успех дела. Однако, как увидим дальше, одними помоями подсолнуховую проблему решить было нельзя.
Между тем солнцекрут все больше нравился публике. И не столько дровами, сколько семечками. Во времена Н. Гоголя золотые корзинки торчали только по огородам, а через сто лет на полях развели столько, что лузгой завалили весь Донбасс.
Наконец стали делать и масло.
В середине прошлого века в России масло лилось рекой. Умножение плантаций, однако, таило в себе постоянную угрозу, что какой-нибудь вредитель появится и, быстро размножившись, нанесет неожиданный удар. И такой удар не заставил себя ждать. В 1869 году, казалось, ничто не предвещало катастрофы. Напротив, виды на урожай были столь многообещающи, что маслозаводчики грозились залить маслом всю Европу. И тут неожиданно все рухнуло. Плантации покрылись как бы слоем пыли, похожей на нюхательный табак. Ржавчина! Паразитный грибок! И никаких средств борьбы.
Все же среди погибающих гигантов крестьяне заметили отдельные здоровые стебли. Они выделялись своей нормальной зеленой окраской на фоне тлена и разрушения. Эти уникумы, зеленки, оказались невосприимчивыми к болезни. Зеленки размножили, и вновь воскресли плантации. Однако впереди у солнцекрута было еще много испытаний. Второй удар нанесла заразиха. Уже не гриб, а цветковый паразит. Присасывается к корням хозяина и живет за чужой счет. Бывает, что вокруг одного стебля толпится по десять — двадцать заразиховых. А то и сто — двести! Как густой кустарник под деревьями. Избавиться от нашествия трудно. Заразиха сверхплодовита. Одно растение фабрикует сто тысяч семян. Они прекрасно летят по ветру. В почве сохраняются десять лет.
Нашлись среди подсолнушков и на этот раз зеленки, устоявшие против заразихи. С них собрали семена. И вновь ожили масличные поля. Вновь полилось масло. И словно нарочно, судьба приготовила солнцекруту третье испытание — на этот раз вредитель явился в образе серебристо-серой моли. В 1896 году ее гусенички трудились на всех плантациях. Они прогрызали жесткую скорлупу семечек, выедая маслянистое ядро. На одной корзинке скапливалось штук по сто. Если становилось тесно, лишние нахлебники покидали корзинку. Они спускались вниз, на землю, по тонюсеньким шелковым ниточкам собственного производства и перебирались на соседние растения.
Через год площади солнцекрутов сократились втрое. Предлагались самые изощренные меры борьбы. Агроном Я. Шрейнер предпринял нечто вроде ночной охоты на моль. Вооружившись марлевым сачком, в одну из безлунных ночей он отправился на поле, захваченное вредителем. Впереди шел рабочий с сияющей керосиновой лампой. Он раздвигал плечом шершавые корзинки. Они снова смыкались за ним с тяжелым хрустящим шелестом. Потревоженные бабочки взлетали блестящими облачками. Шрейнер махал и махал сачком, загребая сотнями серебристую мошкару. Он был очень доволен своей выдумкой. Написал даже книжку и в ней дал совет: разводить на плантациях костры. Моль устремится к огню и погибнет в пламени. Однако безлунных ночей оказалось не так много, и совет использовать не удалось.
Впрочем, к этому времени нашли другой, более удобный способ избавления от чрезмерного внимания моли. Саратовский хозяин И. Карзин заметил, что моль не трогает калифорнийский декоративный подсолнушек. Это растение совершенно не похоже на своего масличного собрата. Листья у него огуречные, за что прозван огуречнолистным. Корзинок не одна, а десятки. На одном стебле целый букет. К осени, отцветая, корзинки становятся шаровидными и легко теряют семена.
Что за семена у огуречнолистного! Под наружной кожицей проглядывает черный слой, твердый, как чугун. Почти чистый углерод. Карзин догадался, что именно углеродный барьер и мешает гусеницам проникать в ячейку с маслом. Он скрестил огуречнолистного с местным сортом. Признак панцирности, черный углеродный слой, передался потомству. Так возник новый, карзинский сорт. Правда, на первых порах он нес в себе не только спасение от моли, но и кое-что не совсем желательное.
Вспомним, что огуречнолистные отличаются обилием корзинок. Именно это свойство унаследовал карзинский гибрид. Чуть только растения в поле мужали, как вслед за первой корзинкой появлялась вторая, третья, четвертая... Озабоченный хозяин выбегал на поле с ножом и начинал обрезать лишние. Но на смену им тянулись новые пасынки, почти из-за каждого листа. А на тех, в свою очередь, еще и еще! В 1909 году по этому поводу «Сельский хозяин» сокрушался: дважды в год приходится пасынковать! Не слишком ли дорогая плата за панцирность?
Однако все кончилось благополучно. Панцирные сорта с черными семенами утвердились. И если на поле черносемянные оказывались рядом с белосемянными, полчища моли устремлялись к последним. А в 1913 году Е. Плачек (тоже из Саратова) вывела сорт, устойчивый к заразихе и моли сразу. Он существует и поныне. В пятидесятые годы академик В. Пустовойт усилил защиту.
Теперь уже сорта устойчивы еще и к ржавчине! И масла в семечках прибавилось. Было 35 процентов, стало 50! Пустовойтовцы изменили и саму природу подсолнуха. Сорт Первенец дает масло почти... оливковое!
Казалось бы, чего еще желать? Однако забот с солнцекрутом еще много. Кто бы мог подумать, что повышение масличности повлечет за собой утончение лузги — плодовой оболочки? И кто мог подумать, что утончение кожуры окажется слабым местом новых сортов? А вот ведь какая ситуация складывается. Чем тоньше лузга, тем меньше ее прочность. Сильнее хрупкость. Семечки стали чаще повреждаться. Поврежденное семечко — идеальный рассадник для плесневых грибов. Пеницилл, аспергилл и другая нечисть на складах стала появляться чаще. А там, где плесень, часто обнаруживают афлатоксин — канцерогенный токсин. Проблему срочно нужно решать.
Есть и другая задача. О ней заявили на Международной конференции 1978 года чешские ученые В. Шкалоу и А. Ковачик. В Чехословакии трудно выращивать подсолнух. Когда он начинает созревать, идут дожди. Чтобы успеть до ливней, нужны скороспелые сорта. Такие сорта есть, но растения низкорослы. У низкорослых мельче и корзинки. Чем меньше корзинка, тем ниже урожай. Чехи решили восполнить убыль. Вместо одной корзинки на стебле вырастить две, три, пять... Ведь дикие подсолнухи именно такими и бывают. Ветвистыми. Как тут не вспомнить об усилиях саратовца Карзина, который всеми силами боролся с ветвистостью! Чехам приходится поступать как раз наоборот.
А теперь о том, как и где живется нашему герою. Около половины всех посевов у нас, в Советском Союзе. Вся огромная Азия производит десятую долю по сравнению с нами. В Южной Америке сеет солнцекрут одна Аргентина. Вдвое меньше нас. Африка — вчетверо меньше Аргентины.
Удивительнее всего сложилась судьба золотокорзиночника на родине — в Северной Америке. До сих пор дикие подсолнушки покрывают тысячи акров в Новом Свете. Везде, где освободилось местечко, тотчас его занимает подсолнух. Знаток этого растения американский агроном Ч. Хейзер недавно писал,что, когда заходит речь о золотокорзиночнике, ему на ум приходит в первую голову огромная мусорная куча возле университета в штате Миссури и железнодорожные пути местной станции, на которых подсолнухи растут в таком изобилии, что за ними не видно даже рельсов!
Соблюдая истину, оговорюсь: до последних лет на родине подсолнух ценился не как масличная культура, а как садовый цветок. Отбирали сорта с красными лепестками корзинок. Масло считали более выгодным жать из сои, благо в Америке она родится неплохо. И многие до сих пор считают, что родина солнцекрута не Америка, а Россия! И только когда наши селекционеры вывели сверхмасличные сорта, американцы спохватились и взялись за эту культуру по-серьезному. За последнее десятилетие они вдесятеро увеличили посевы. Но и теперь отстают от нас вчетверо.
Остается сказать еще о птицах. Проще всего добывать семечки из корзинок пернатым. Воробьи садятся на край корзинки и деловито выдалбливают плодики один за другим. До того увлекаются, что зоологи подходят вплотную и срисовывают нахального потребителя на рабочем месте. Едят семечки и синицы. А особенно любят чижи и чечетки. Пища, в общем, для них новая. Раньше, как выяснилось, перебивались на семянках чертополоха. Семейство то же — сложноцветные. Только плодики поменьше и возни с ними побольше.
Долгое время озадачивала биологов лиса. В ее желудке постоянно находят подсолнуховые семечки. Но никому и никогда не удавалось застать Патрикеевну за грабежом. Да и трудно себе представить, как рыжая плутовка вскарабкается на стебель, такой ненадежный и хрупкий. Еще больше удивило, когда лиса отказалась от корзинки подсолнуха, предложенной ей на завтрак. Выяснилось следующее. Пернатые теряют часть плодиков. На земле их подбирают суслики. Сусликов съедает лиса. В итоге семечки в желудке у Патрикеевны. Она унесет их в дальние края, и на том месте, где оставит свою «визитную карточку», вырастет новый стебель с золотой корзинкой.
А. Смирнов. Вершки и корешки
Итальянские куличи
Куличи творожные
Куличи на шоколаде
Пасхи творожные
Другое пасхальное
Пасха
Заварные куличи
Куличи пасхальные
Куличи в хлебопечке
