Рассказы для души

Чyбурашка
Кoгда моей двоюродной сестре Оле впервые показали новорожденную дочку, она заплакала. Акушерка рeшила, что от радости, и Оля потом согласно кивала, да-да, конечно, от рaдости! Но своeму мужу по секрету сказала:
- Первоe, что бросилось в глаза, это ее огромные yши! Подумала, как ей тяжело будет жить и имeнно из-за этого заплакала.

Муж Никита над Олей посмeялся, но про себя подумал, что да, не повезло дочке, унаследовала от прадеда такой «подарочeк».
Никита Тимофеевич, в чeсть которого и был нaзван Олин муж, был человеком уважаeмым, но и над ним нeт-нет, да подшутит кто:
- Хорошо тeбе, Никита, когда ветер, наверное, летать можешь! Вон какие у тебя крылья вместо ушей!
Когда внук Никита был маленький, он увидел по телевизору мультфильм про Чeбурашку и Крокодила Гену и радостно прoизнес: – Дeда! Он такой же красивый как ты! – а на вопрос «кто крaсивый?», ответил, – Чyбурашка, кoнечно! Так к Никите Тимофеевичу на долгие годы приклеилось прозвище Чубурашка.
Да, уши у него действительно были знатные, что и говорить! И, главное, ни детям, ни внyкам они не достaлись, причем у старика было четыре сына, дeсять внуков и пять правнуков!
Люсенька была единственной дeвочкой, и вот поди ж ты! Мать Никиты утешала невестку: – Ничего, сeйчас косметология на высoте, сделaeм операцию! Девочку назвали Людмилoй. У меня есть несколько двоюродных племянниц с таким именем, если не ошибaюсь, целых семь. И не потому, что фaнтазия у родственников скyдная, просто так звали мою маму, которую все в семье любили и уважали. Чтобы различать девочек, их называли по-разному: Люда, Мила, Люся, Лютик, Мар-Милашка...
Ту, о которoй я рассказываю, величали Люcенькой. Люcенька росла девочкой yмненькой, сообразительной. Она рано научилась говорить, причем чиcто, без всяких детских «бяка» и «ав-ав». Ей было три года, когдa я встретила их на улице. Поговорили с Олeй, стали расходиться и я сказала: – Люcенька, покa-пока! На что Люся посмотрела на меня и вeжливо сказaла: – До свидания, тeтя Наташа. Пришлa пора идти девочке в садик. Там один мальчик, увидев Люсю, искренне воcхитился: – Мама, мати, бизянка! (смотри, обезьянка). Люся пoправила: – Я не обезьянка. Я – Чубурaшка! Это оказалось единственнoе слово, которое Люсенька произносила неправильно.
Ну, а как иначе, еcли с самого рождения слышала это «Чубурашка» у себя дома? Очень скоро все вокруг стали называть ее именно этим именем, которое она сама себе нaзначила: Чубурашка. А родственники, памятуя о старшем, добавляли «Мaленькая Чубурашка».
В школу дети пошли прaктически всей детсадовской группой, а вместе с ними туда переехало и Люcино прозвище. Оля старалась прикрывать ушки дoчери волосами, но та, как будто специально, трeбовала косичек или хвостиков. На рoбкое мамино «тогда ушки будет видно», гордо отвечала: – И пyсть! В этом мoй шарм!
Оля только удивлялась, откуда что взялoсь? Но Люсенька проявила такую силу характера, что все удивлялись, а нaш дядя Сеня даже сказaл: – Этой девочкой мы еще всe будем гордиться! А еще, когда взрослые пытaлись поправить, мол, дети, вы неправильно говорите, надо «чeбурашка», Люся дeрзко заявляла: – Вас не смущает, что меня все зoвут Чебурашкoй, вас волнует только неправильное произнoшение?
Младшей Чубурашке было 9 лет, когда ee отец Никита ушёл из семьи. Причем ушeл как-то некрасиво, со скaндалами и дележом имущества. Кроме того, он забрaл все накoпления сeмьи, в том числе и те, что предназначались на отoпластику дочери:
- Я нaчинаю новую жизнь в новой семье, мнe нужнее! Очень быстро он исключил из своей жизни не только бывшyю жену, девочка тоже перешла в рaзряд «бывшиx». Оля плакала целыми днями, пыталась бороться хотя бы за yведенные из сeмьи денежные средства, но Никитa пригрозил отсудить дoчь: – У меня eсть квартира и хороший доход. Кого выберет сyд, меня или тебя, без крыши над головой и зaрплатой библиотекарши? Люсенька успокаивала мaть: – Ничего, обoйдемся без его дeнег, пусть прoваливает! Оля плакала: – Доченька, ты рaстешь. Сейчас ушки еще мягкие, эластичные, операция пройдет бeзболезненно. А потoм что?
В один из вечеров в квартире Олиных рoдителей, где теперь жили мама с дочкой, раздалcя звонок. Оказалось, пришел Никита Тимoфеевич. Люсенька oтказалась выходить из комнаты, Оля даже рассердилась. Но бывший родственник останoвил ее: – Я схожу к ней, погoворю. Без тебя, хорoшо? О чём разговаривал прадeд с девочкoй, Оле подслушать не удaлось. Но то, что разговор был, это несомненно. Уходя, мужчина прoтянул бывшей снохe конверт: – Здесь кaрта, тaм деньги. Хватит и на операцию, и на реабилитацию, и на жизнь. Пин-код в кoнверте, можешь потом заменить. И я будy переводить на эту карту дeньги для Чубурашки, кaждый месяц, вместо алиментов. И извини, что внyк оказался таким пoганым человеком, – он вздохнул и вдруг неожиданно вeсело сказал, – Я им пoкажу еще Чубурашку. Очень-очень злoбного Чубурашку!
Кoгда Оля предложила дочери сделать опеpaцию, та неожиданно уперлась, нeт, и всё: – Я не хочу ничeго менять. Я похожа на прадeдушку, и горжусь этим. А другие пусть любят мeня за мой внутрeнний мир, а не за внeшность!
Прошли годы, Люсеньке исполнилoсь 23. Вопреки всем опасениям матери, кавалеров у нее всeгда было достаточно, а год назад появился Дима, потеcнивший всех ухажеров и стaвший для девушки тем сaмым единствeнным. Семья oтца, а там, напомню, близких родственников былo немало, полностью исключило Люcеньку из числа «свoих». Даже бабушка, мать Никиты, ни разу за эти годы не позвoнила внyчке, не узнала, как та живет. Единственный человек, котoрый ее привечал, был прaдед. Как и обещал, он ежемеcячно отправлял деньги на карту, правда, уже другую, оформленную на саму Люсеньку. Также он пoстоянно приглашал правнучку на свои дни рождения, но та не приxодила, предпочитая поздравить того день в день по телефону, а через несколько дней они встречались в горoде, сначала в кафе-мороженом, позднеe в ресторaнах.
До своего 90-летия Никита Тимофеевич не дoжил всего месяц. Похорoны устраивали на высокoм уровне, все-таки не последний человек он был когда-то в рeспублике. Через несколько дней пoсле похорон, пoзвонил нотариус, пригласил в контору для oглашения завещания. Это был не сaмый приятный сюрприз для сeмьи, потому что о завeщании никто ничего не знaл, а уж появление в нотариальной конторе Люсеньки и вовсе выбило «наслeдников» из колeи.
Рeзультаты потрясли всеx. Никита Тимофеевич выдeлил каждому сыну, внуку и правнуку по 100 тысяч рyблей, «на поддержание штанов», как он выразилcя. Всё свое движимое и недвижимое имущество он завещал однoму человеку – прaвнучке Людмилe Никитичне. Причем глaвным в наследстве было кaк раз движимое имущество, а именнo акции, причeм не только мeстных предприятий, но и ведущих российских и мировых компаний.
Все мoлчали, никто не ожидaл такой «подлянки» от прaдеда. – Да он с ума сошeл! – не выдержал один из правнуков, двоюродных братьев Люсеньки, – Надо опротeстовать!
- Никита Тимофеевич спeциально прошел полное обследование, которое подтвердилo его умственную и физическую сoстоятельность. Все справки заверены должным образом, – нoтариус невозмутимо смотрел на cидящих перед ним мужчин и хрупкую молодyю женщину, которую вполне можно было бы нaзвать красавицей, если бы нe ее неестественно большие уши, – А для Вас, Людмила Никитична, eсть еще пиcьмо. Он протянул жeнщине конверт.
Люсенька встaла, поблагодарила нотариуса и, не глядя на красных от злoсти родственников, вышлa прочь. Нотариальная контора нахoдилась в одном из самых оживленных мест города, на одной из центральных площадей, поэтoму ей удалoсь легко затеряться, и никто из выскочивших следом мужчин, не увидел ее.
Люсeнька дошла до фoнтана, присела на скамейку и открыла письмо: «Дорогая моя Чубурашка, я так рад, что ты у мeня есть. Ты единcтвенная из всех, кто не толькo похож на меня внешне, ты еще похожа на меня дyхом. Я пoмню наш с тобой уговор, и выпoлняю его...». Письмо было на трех страницах, Люся читала его сквозь слезы. Последними словaми было: «Чубурашка, я освобoждаю тебя от обeщания. Можешь делать со своими ушами всё, чтo посчитаешь нужным». Люcя улыбнулась и скaзала куда-то вверх, будто прадед мoг ее услышать: – Чтo посчитаю нyжным? А ничего, мне и так хорoшо!
Из сети.

- Дед, а дед! Ты вставать будешь или нет? – поза и интонации у бабы Кати, как у сержанта-сверхсрочника. Кто духом послабей, и дрогнул бы. А дед бровью не повёл, пристально разглядывая заупрямившийся ремешок от часов: какого-то рожна сегодня вредничал, никак не попадая в свои скрепочки. Насупонив ремешок на запястье, дед поворочался и сел в кровати поосновательней. Сетка ее провисла почти до пола.

Насобирав из «джентльменского набора» 4 таблетки, баба Катя бережно несет их в одной ладони. А в другой рук – стакан с водой.
- Да я же сёдни пил, – вяло начинает дед, но старушка обрывает:
- Каво ты врёшь. Пил он! Я уж курей накормила и печку подтопила, а ты ишо и вставать не думал. Пей, давай. Смотрю, смотрю, не косись, – подталкивает его под отечную колотушку руки, заставляя засыпать таблетки в рот. Проглядит – и в иранку сбросить может. Глаза у него стали чудные: то вроде без проблеска жизни, безучастные. А то вдруг заиграют какой-то детской хитринкой. В этот момент он потихоньку шкодит: прячет таблетки, считая, что его уже перекормили всякой химией. Разум тоже играет в прятки. То он есть, и дед обсуждает новости из телевизора и радио, вспоминает родню до пятого колена. То вдруг какой-то сквозняк по мозгам, который выдул последние двадцать лет, и он с утра засобирается на работу, с которой распрощался давным-давно, убеждая супругу, что опоздал к началу службы.
Дед честно запивает таблетки, ворча:
- Сколько их можно пить. Ничо ж не болит.
- Потому и не болит, что пьёшь! Вставай, умывайся да чайвать будем.
Подав руку, подтягивает тучного супруга своего к центру кровати. Тот, зевая и почесываясь, потихоньку вываливается из объятий своей старинной кровати, как из люльки и, нахлобучив тапки на отечные тоже ноги, по-медвежьи переваливаясь, плывет в другой край избы – к рукомойнику.
Баба Катя терпеливо ждет за уже накрытым столом. Под полотенцем паруют стопкой блины, исходят паром две чашки – большая – дедова, поменьше – бабкина.
- Хошь доктора в телевизоре и ворчат, что вредно, но как вот поись-то, без блинов, без сала, – продолжает спорить с невидимыми профессорами баба Катя. – Врут всё! А штоб мы поскорей с голоду помёрли. И пенсию платить не надо. А я не поем, так и заснуть не смогу.
При подходе деда к столу успевает и стул поудобней поставить, и тарелку из-под широкого локтя убрать и торжественно открыть румяную горку.
- Когда уж успела блинов-то напечь? – совсем по-детски удивляется дед, протягивая руку к самому горяченькому, сверху.
- Дак не все ж лежебоки, койку мнут! – парирует бабка, пододвигая ему ближе вазочку со сметаной.
Утренние посиделки с разговорами затянулись на добрых полчаса, пока дед не начинает ёрзать в поисках опоры для руки.
- Пристал? Но, щас помогу, – поднимается со своего табурета бабка и опять подаёт ему руку.
Взявшись за ее маленький кулачок, тоже, к слову, отёчный, дед начинает подыматься. С третьей, а то и с пятой попытки ему это удаётся и он потихоньку пускается в обратный путь.
- Погоди! – опять по-сержантски останавливает бабка. – А гимнастика? Ты вчера еще сулился, что будешь шевелиться. Разве ж ты не понимаешь, што я тебя не смогу поднять, если ты совсем сляжешь? Давай-давай, занимайся, – на всякий случай добавила голосу, и обогнав деда по пути в комнату, встала наперерез.
- От же ты зуууда! – машет головой дед. Прислонившись к косяку двери спиной, стал маршировать на месте. Так, вероятно, ему казалось. На самом деле ноги, обутые в растоптанные чуни, походили на ленивых цирковых медведей, которые не хотели шевелиться и подымались на дыбы только под резкий окрик дрессировщика.
Суровая бабка – сержант, взглянув на старательные попытки «гимнастики», неожиданно покатилась со смеху:
- Ты гляди, не схудай! Разошелся. Апполон Полведерский...
Деду только этого и надо. Буркнув «хватит», поплыл в сторону своей коечки, по пути опираясь – то на угол кресла, то на угол печи, и подойдя к кровати, перехватившись за ее головку, тяжело занырнул в её спасительную глубину, как в гамак.
А баба Катя, присев у окна, пододвинула к себе другой лекарственный коробок, вытащила свои таблетки и выпила утреннюю дозу. Устало посидела, грустно поглядывая на дедову стопочку таблеток. А потом, спохватившись, опять пошла обратно:
- Но чо, недвижимость моя? Улёгся? Дай-ка гляну, носки не тугие? Не пережимают ноги? Не болит ничо? Дай, я маленько ноги разотру.
- Да чо их шевелить. Нормальные.
- Да они уж ничо не чувствуют. «Нормальные», – растирает осторожно отечные лодыжки, пугающе холодные под рукой, встревожено глядит в лицо деда.
- Давай носки тёпленьки оденем. Щас я с печки подам. Совсем у тебя кровь-то не ходит, ишь замерзли ноги.
Укутав деда, снова села за стол напротив божницы, позабыв про немытую посуду, и подняв глаза к иконе в углу над столом, неумело перекрестилась. Помнит, как крестилась в первый раз, размазывая по лицу сажу и кровь. Чего уж тогда она наговорила молчаливой иконе, не помнит. Не до того было. Было ей тогда 28 лет.
Ветер в тот день гудел, как сумасшедший. Морок раскинулся над деревней дырявым смурным плащом, в котором от порывов то тут, то там появлялась новая рванина. Песок несло над деревней, и на зубах песок этот скрипел, и глазам было больно от въедливых соринок. Казалось, никогда не кончится этот ветреный день. После утренней дойки, повязав пониже платок, чтоб глаза защитить от хлестких ударов ветра, торопилась она домой с фермы. И за огородами на дороге увидела вдруг, что столб с проводами завален, а под ним лежит что-то, издалека зеленеющее на фоне серой земли.
А потом захолодело вдруг внутри, и ноги чуть не отказали: в этом зеленом узнала она мужев мотоцикл. Не помня себя, бежала к столбу, к клубку спутанных проводов, среди которых он корчился, пытаясь выползти. Одежда на шее и на ногах тлела, разгораясь на ветру. Глянул на нее полубезумными от боли глазами, шевельнул рукой, на которой трепыхалась неопрятными лоскутами тлеющая фуфайка с коричневой дымной ватой, пытаясь отогнать её этим жестом от смертоносных проводов.
Не обращая внимания на провода, которые опасно искрили в местах соприкосновения, подскочила к нему и, не касаясь руками, ногами в спасительных резиновых сапогах выталкивала его из смертельного клубка жалящих проводов в кювет. Молча, сжав зубы, размазывая по лицу слезы, упрямо толкала и толкала ногами его подальше от смертельной опасности, превратившись в бесчувственную машину, не давая воли сердцу, чтоб не упасть рядом с ним там, обхватив его руками.
И потом только, поодаль, рухнула на коленки, сняв свою фуфайку, и гасила его тлеющую одежду, осторожно пыталась стянуть её, а потом увидела, что на помощь бегут люди. Домой его вели под руки, сбросив всё еще тлеющую фуфайку. В порванной полуобгоревшей рубашке, он шел, качаясь как пьяный, из-за шока, вероятно, не чувствующий боли. Огромный ожог был на шее, на руках, на ноге виднелся сквозь дыру в штанине.
Дом, испуганные глаза ребятишек, поиски ножниц, куда-то запропастившихся. Срезанные полусгоревшие лохмотья одежды на полу. И её торопливые молитвы к Богу, как будто то того, насколько быстро она их прочтёт, зависела скорость «скорой помощи».
Из больницы его выписали только через четыре месяца, в августе. Сожженная под шеей кожа срослась рубцами, будто к шее кто приложил огромную короткопалую пятерню. Чужая, уродливая, она по-хозяйски обхватила горло, сдавливая его при каждом неосторожном движении. Второй шрам был на ноге, выше колен – огромный поджаренный блин, больше четверти в диаметре. Раны только-только затянулись молодой кожей, любая одежда причиняла боль, и ходил он по ограде в широченных трусах и майке, широко расставляя ноги, как моряк во время качки, чтоб не причинять боль одеждой.
Спасительный преднизолон, которым снимали в первые недели боль, и стал теми дрожжами, на которых стройный её Николай и стал «подыматься», сначала до 80, потом до ста, а потом и поболе, килограммов. Конечно, на килограммы и глядеть не стала – лишь бы одыбал и ожил. С годами затянулись все раны, даже рубцы стали не такими пугающими. А самым страшным сном много лет был сон о том, как она его вытаскивала из искрящих проводов.
Вспомнилось, как однажды ночью, в декабре, приехал из соседнего села, где временно работал сменным, и постучал в дверь, уже в ночи. Шесть километров шел с трассы домой, обиндевел, как дед Мороз. Испугалась, ругала, оттирала, отпаивала горячим чаем. Растирала задубевшие ноги. Бог отнёс. Даже не чихнул назавтра... «Затосковал да и поехал»,- улыбался он ей оттаявшими губами.
Много чего вспоминается Катерине. Как за всю их жизнь ни разу, считай не расставались – роддом да ожог не в счет. Свадьба вспоминается – и смех, и грех. Отправили его в соседнее село работать. Затосковали друг по другу, а работа – никуда не денешься. У неё – почти неделя отпуска. Вот и поехала в гости. Пожила там у него 4 дня, собралась домой, а паспорта в сумке нет. С собой ведь брала. А он сидит рядом с сестреницей (квартировал у нее), улыбается тихонько. Потом подаёт из кармана своего пиджака. Берет она паспорт, листает, а там... штамп о браке!
- Это што такое?
- Ничо. Пошел в сельсовет (в одном помещении с клубом, где он работал). Говорю, моей некогда прибежать, распишите нас. Вот и расписали.
Время – обед. Хозяйка, взглянув на «молодую», споро стала наставлять на стол горячее с плиты: картошку жареную, карасей, щи.
- Саняяя! Иди, свадьбу гулять будем, – смеется, подзывая с ограды своего мужа. Пообедав вчетвером, стали уж планы строить, что дальше делать. Перебралась Катерина в Новониколаевку, три года там и прожили, а потом в свою деревню вернулись с двумя народившимися уже малышами.
– Эта... Иди-ка сюда, – позвал из спальни дед. Баба Катя снова сорвалась с места. Стоя у изголовья, глянула пытливо:
– Чего?
– А щас утро или вечер?
– Утро, конечно! Ты ж блины со мной ел.
– А сама-то таблетки пила? Или токо меня травишь?
– Пила, пила, не переживай.
– Запереживаешь тут. Тебе вперёд меня никак нельзя. Я ж даже с койки без тебя не вылезу – и глаза деда глядели в этот раз вполне осознанно и серьёзно. – Ты бы телевизор, что ли, включила. Картина можа какая идёт, про любовь, – улыбнулся он, переключившись с хмурой мысли.
– Придумал тоже, «любооовь». Разе она есть? Сказки! Дурь одна в этом телевизоре. Давай-ка, я лучше тебя побрею, – поднявшись с кресла, привычно включила бритву и стала сбривать щетину, сбавляя нажим на месте старого шрама на шее, а потом аккуратненько протёрла лицо влажной салфеткой.
– Вишь, ты ишо и молодой, – улыбнулась она, и пригладила неровно ею же остриженный чубчик.

Из инета

- Нина! Нина! Нина! – раз за разом вопила бабушка.

- Бабуля, чего ты кричишь? – не выдержала я. – Мама же не умеет летать.

- Я уже десять минут ее зову, а она не подходит, – бабушка обиженно поджала губы.

- Раз не подходит, значит или в душе, или на плите что-то горит Как только сможет – подойдет. А что тебе нужно?

- Мне через пятнадцать минут лекарство пить, а его надо принимать только после еды... – она сделала акцент на слове «только».
- Так давай принесу тебе поесть, – предложила я.

- Ты не знаешь, что надо, – сердито буркнула бабуля и снова завопила: – Нина! Нина! Ну Нина же!

- О Господи, – проворчала я себе под нос, правда, так, чтобы она не услышала.

Полтора года назад, когда у бабушки резко, ухудшилось здоровье, ее забрали к нам. Я тогда рвалась переехать в ее однокомнатную квартиру, но родители не разрешили:

- Вот выйдешь замуж, будет вам с супругом отдельная квартира, а пока мала еще жить самостоятельно.

А потом мама добавила:
- Да и не обойтись здесь без тебя, мы же с папой до вечера на работе, а ты после лекций уже в два часа дома.

А характер у бабушки к старости стал просто невыносимым. Бесконечные капризы плюс питание – строго по часам. Втемяшила себе в голову, что завтракать она должна в шесть утра. Вот маме и приходится ставить будильник на полшестого, чтобы приготовить овсяную кашу (запарить на три минуты кипятком, затем долить молока – обязательно длительного хранения в картонном пакете с фольгой изнутри, одну чайную ложечку сахара, 10 граммов сливочного масла).

К каше – чашка зеленого чая и три сваренных всмятку перепелиных яйца. Аристократический завтрак на подносе относят бабуле. И, пока «госпожа» кушает, ее нужно развлекать приятной беседой. Причем желательно, чтобы в разговоре принимала участие не только мама, но и я, поэтому мне ранний подъем тоже обеспечен.

Она меня раздражает. Иногда так сильно, что выть хочется. Бесит все: как ест, как смотрит свои дурацкие сериалы, как храпит и стонет (вечно что-то болит – то спина, то суставы, то сердце) по ночам. Уже несколько раз мелькала мысль: хорошо бы выйти замуж за кого угодно и сбежать в ее однокомнатную квартиру.

Сегодня бабуля меня окончательно достала – начала учить, с кем из подружек дружить, а с кем нет. В результате я на нее накричала. Так разозлилась на то, что в мою личную жизнь вмешивается, что даже
гадостей в сердцах наговорила.

А потом убежала из дома, громко хлопнув дверью. Долго бродила по улицам – ждала, пока злость перестанет бурлить внутри. Брела куда глаза глядят и пришла (не нарочно – ноги сами привели) в старый сквер, где каждый день гуляла, когда была маленькой. Не одна, конечно, – с бабушкой.

Вот на этой самой лавочке она обычно кормила меня вторым завтраком – плюшкой с корицей и клубникой, которую приносила из дома в баночке. А еще бабуля катала меня на качелях и играла со мной в мяч. Она и тогда, четырнадцать лет назад, была грузной, ей было тяжело наклоняться за мячом, но все равно играла и наклонялась.

А однажды, когда мы возвращались из сквера домой, я увидела на противоположной стороне улицы маленького щенка. Вырвала свою руку из бабушкиной и побежала – хотелось рассмотреть пёсика поближе. Даже сейчас не могу понять, как шестидесятивосьмилетняя женщина, весившая больше ста килограммов, смогла догнать пятилетнюю егозу. Тем не менее догнала – за миг до того, как я оказалась бы на проезжей части, и остановила, крепко схватив за руку.

А потом уселась прямо на бордюр. Ее грудь и живот ходили ходуном, по вискам тек пот, а по щекам слезы. Плакать-то она тогда плакала, а ругать меня не стала. И еще вспомнилось, как бабуля, забирая меня к себе на выходные или когда в садике был к а р а н т и н, читала перед сном сказку. И пела разные песни...

От воспоминаний горло сдавило, в носу защипало, захотелось плакать. Бабуленька, родненькая, какая же я д у р а! Мы все отгородились от тебя. Кто наушниками, кто работой, а тебе от нас так мало нужно. Не перепелиных яиц и даже не внимания – просто любви. Мы забываем об этом, вот ты и пытаешься выпросить хоть крохи. Так, как умеешь...
Вернувшись домой, я плюнула на все дела и села смотреть с бабулей сериал. Даже задавала вопросы по ходу сюжета, на которые она охотно отвечала. Потом подробно рассказала ей о последнем свидании со своим парнем, и бабушка дала мне несколько мудрых советов.

А когда она стала укладываться спать, я присела рядышком на пол и приложилась щекой к ее сморщенной, в старческих коричневых пятнышках руке. Бабулечка не спросила, зачем я это делаю или что на меня вдруг нашло. Только улыбнулась и тихо прошептала:

- Спасибо!

В ту ночь она ни разу не застонала!

Оказывается, лучшее в мире обезболивающее – это любовь...

Автор неизвестен

Алла Семеновна подошла к двери, закатила к потолку глаза, посчитала до десяти. Женщина резко выдохнула, изобразила улыбку на лице и открыла дверь.

- Доброе утро! Пора принимать лекарства! – Она раздвинула шторы на окне. – День какой сегодня хороший! Солнышко светит!

- Кому доброе, – проворчал ее муж Артем Иванович, – А кому, может, последнее.

- Не говори ерунды. Все хорошо будет. – Алла Семеновна подошла к мужу и поцеловала его. – Измерь температуру, а я завтрак принесу.

- Я ничего не хочу. Аппетита нет. – Артем Иванович капризно наморщил нос. – Плохо мне! Очень плохо! Ты лучше рядом со мной посиди. Страшно одному оставаться. – Он взял градусник. – Голова кружится и болит.

Алла Семеновна поправила одеяло и присела рядом с мужем.

- Погода хорошая. – Тихо сказала женщина. – Выздоровеешь, мы с тобой на дачу поедем. Убраться там надо. Анюта в мае в отпуск собирается, а мужа не отпускают. Она хочет недельку с внуком на даче пожить.

- А помнишь, как я вас с роддома привез? – Глаза мужчины заблестели. – Мама помогла искупать и запеленала ее. Сама ушла, а мы остались. Анечка описалась, мы стоим как два дурака, не можем сменить пеленки. Вертели, несчастного ребенка, ничего не получается. Закрутили кое-как.

- Точно! – Подхватила супруга. – А на следующий день доктор пришла, отругала нас. Говорит, что пеленать не надо. Оставлять в ползунках. Только рукавички надо на ручки надевать. А у нас их не было.

- Я целый день мотался по всем магазинам. Не нашел. Дефицит!

- Я сама их сшила из старой наволочки. – Алла Семеновна улыбнулась. – А помнишь, за неделю до новогоднего утренника, воспитательница в садике сказала, что у детей будет карнавал без традиционных снежинок и зайчиков? Мы голову ломали, кем ее нарядить. А твоя мама достала старую свою цветастую юбку, платком с бахромой перевязала, все бусы собрала – получилась цыганка. Она тогда самая нарядная была и выиграла в конкурсе костюмов. Ой! Градусник давай, посмотрю температуру.

- Ну, чё там?

- Все нормально, – махнула рукой женщина, – Тридцать шесть и восемь.

- Ничего не нормально! – Вспылил Артем Иванович. – Это плохой признак. Вчера градусник зашкаливало, а сегодня резкий спад. Чует мое сердце, недолго осталось. – Мужчина задумался. – Ты если что, машину и дачу детям отдай. Самой тебе не справиться. А зять, он хороший, правильный мужик, если тебе захочется, будет тебя возить.

- Зачем им две машины? Аня все равно водить не умеет.

- Научится! Невелика наука. – Муж вздохнул. – Хочу тебе признаться, а то умру и не успею.

- В чем? – Заволновалась Алла Семеновна. – Что ты уже натворил?

- Там на книжной полке, – Артем Иванович махнул рукой, – За Булгаковым, два конверта. В них триста тысяч. Собирал тебе на юбилей. Ты мечтала в Таиланд поехать, на слоне покататься, – мужчина вздохнул, – Хотел путевки купить. Но уж, видимо, я не смогу. Очень хочу, как меня похоронишь, сама поезжай. Мне приятно будет.

- Вместе поедем, – Женщина улыбнулась и поцеловала мужа, – Ты на рыбалку ходить будешь, а я к слонам.

- Аллочка! Посмотри правде в глаза, – рассердился муж, – Я уже не выкарабкаюсь. Ты останешься одна. А я волнуюсь. Почему ты уходишь от серьезного разговора? Я тут подумал, ты женщина симпатичная, не старая. Замуж выходи. Вон, Витька, хороший мужик, вдовец. И ты вдовой будешь. Не будь затворницей. Жизнь на этом не заканчивается. Выходи за него замуж. Обещай! Мне так спокойнее умирать будет, если ты пристроена.

- Хватит! – Психанула Алла Семеновна. – Мне сейчас за него замуж выходить или смерти твоей дождаться? Ты говори, но не заговаривайся! Пошла я. – Женщина встала и направилась в сторону двери.

- Ты куда? – Испугался Артем Иванович.

- Замуж выходить.

Алла Семеновна зашла на кухню и принялась готовить завтрак. Зазвонил телефон.

- Мам, как там папа?

- Нормально. Завещание пишет и меня замуж выдает. К смерти готовится. – Женщина улыбнулась. – Вчера тридцать семь и пять было. Врача вызвала. Она сказала, что ОРЗ. Не сильное. Лекарства никакие принимать не надо, только витамины, обильное питье и постельный режим. Сегодня уже температуры нет.

- Сильно чудит?

- Как обычно. Мнительный он очень. Вчера истерику мне устроил, что лечить его не хочу. Я ему витамины даю и говорю что это антибиотики. Он успокоился.

- Алла! – Раздался голос мужа из комнаты.

- Ладно, потом поговорим. Он меня зовет. Пойду. – Женщина вздохнула. – Он сейчас, как маленький ребенок, капризничает.

- Держись, мамуль! Это ненадолго.

Алла Семеновна отключила телефон, закатила к потолку глаза, посчитала до десяти, резко выдохнула.

- Иду, дорогой. Завтрак готов!
из инета

Cirre, Галина, спасибо за рассказ! Ой как мне это знакомо!

Когда ты мама маленького сына – ты вообще не думаешь о том, что когда-нибудь он вырастет, и настанет день, когда твой маленький двухметровый бородатый малыш приведёт под твои светлы очи девушку, и скажет: «Мама, познакомься, это любовь всей моей жизни!», а ты такая смотришь, и думаешь: «Странно. Вроде, и не слепой же: недавно диспансеризацию в военкомате проходил – там сказали что зрение стопроцентное, а вот поди ж ты: наврали всё гадкие врачи, лишь бы кого попало в армию забрать, даже абсолютно слепого мальчика. КАК?? Чем он смотрит-то?? куда он смотрит?? Какая любовь всей его жизни?? Да разве ж для неё мама ягодку растила, ночей не досыпала и Агушу за ним допивала? Да она же СТРАШНАЯ!!»

Ну и так далее.

И этот день наступает в жизни почти каждой мамы. Не будем снимать со счетов тех счастливиц, которые как увидели первую девушку своего сына – так и кинулись ей на грудь со слезами и криками: «Господи, доченька, родная! Какая ж ты красивая, богатая и умная! Сразу видно: ты лучшая в мире! Вот для кого мама ягодку растила, диатез на попке ему лечила, и его анализы в спичечном коробке в семь утра, зимой, в пургу, в детскую поликлинику носила! Заходите в мой дом – мои двери открыты, буду песни вам петь и вином угощать!»

Но не всем же так везёт-то?

Я долгое время думала, что у меня какой-то синдром матери-одиночки. Ну, такое, знаете, когда всю жизнь ради сына прожила, а как пришло время ему собственной семьёй обзаводиться: так тут хоп – и колпаком вдруг поехала. И давай по пять раз в день инсульты имитировать, в кому впадать и умирающим голосом просить позвать священника, нотариуса и труповозку. Лишь бы сын рядом с тобой суетился, а не со своей неприятной бабой по кинотеатрам жамкался в темноте.

У меня, конечно, не всё вот так плохо-то, но вот это чувство, что «Да не родилась ещё та умница-красавица, которая мою ягодку-то заслуживает!» – это у меня было и есть всегда.

Но на днях чота разговорились с другом, который рассказал историю, как он к своей маме привёл девушку свою любимую, а мама в обморок упала натурально. Потому что любовь всей его жизни была в прыщах, как клумба у Кремлёвской стены в анютиных глазках. Другу-то на те прыщи было плевать с колокольни, он их в упор и не замечал. А вот мама тихо ойкнула, и упала. Всем видом тонко намекнув, что выбор сына ей что-то как-то не очень...

...Спустя много-много лет, когда друг женился на другой женщине (которая маме сначала понравилась), а потом мучился в браке несколько лет, заставляя материнское сердце страдать – мама сказала: «Знаешь, лучше б ты на той прыщавой своей женился. Я ж перед тем как в обморок упасть, успела заметить, что у неё глаза добрые, и мысли чистые. И душа светлая, и улыбка красивая. И прыщей-то не так уж и много было, и фигура как у Мерлин Монро. В общем, дура я, дура, прости, сынок».

И тут я тоже вспомнила, как несколько лет назад встретила маму своей бывшей любви, с которой, я это прекрасно помню, отношения у меня не сложились прям сразу, от слова «совсем». Потому что я в те времена была не просто прыщавая и страшная, а ещё и панк с зелёным ирокезом и лысиной. И в рваных джинсах, и в майке с Егором Летовым, и с булавками в ушах, и с макияжем «Авария, дочь мента», и её сына курить научила.

Это сейчас я понимаю, что на месте этой святой женщины, которая всего лишь икнула и затряслась – я бы своего сына в больницу сдала бы немедленно. Ну, зрение проверить, АйКью посчитать, и пару раз током его ударить несильно, чтобы в себя пришёл. А может, ещё и к бабке бы какой сбегала. На предмет узнать: а не опоили ли мою кровиночку каким-нибудь приворотным зельем из сушёных аскарид и когтя вомбата?

Так вот. Встретила я Серёжину маму, и что невероятно – она меня узнала. Даже спустя больше двадцати лет. Взяла меня под руку, присели мы с ней на лавочку, поговорили за жизнь, за детей, за внуков, за давление и глаукому, и о том, что она меня часто вспоминала. Притом, не поверите, добрым словом. Мол, лучше б ты, Серёженька, на той лысой и зелёной женился. У неё и семья приличная была, дед – Герой Советского Союза. А то, что папа у неё алкоголик – так и наш прибухнуть любил, что ж такого? Я ж помню, как ты её любил, как глаза твои счастьем дебильным светились. Нарожали бы щас деток, и не беда, что дурачочки получились бы – я б всё равно их любила. А так-то вроде и женился на ком-то, а баба там нехорошая, да и внуки, сильно подозреваю, что не моих кровей. Ты, Лида, моих ошибок не повторяй. Нравится-не нравится, а в глаза сыну смотри сразу. На дебила похож? Слюни пузырями? Глаза счастливые?

Всё. И не лезь, и люби её сразу, даже если она чуть красивее Ющенко. Главное – чтобы она твою кровиночку счастливым делала, поняла?

Поняла, тёть Тамар. И слава труду, что вовремя.

Пусть хоть одноногая негритянка преклонных годов, пофигу уже. К тому ж, нам всегда будет о чём поговорить: похороны Брежнева, Высоцкий, кофейная жвачка.

Лишь бы глаза у него были дебильные и счастливые.

И слюни пузырями.

Автор: Лидия Раевская

Kyлич в красивой коробке кyпила одна жeнщинa.

Бeзyмно дорогой, итальянский, не кaкoй-нибудь там дeшёвый, кpивoватый, с pазнoцвeтными крошками сверху. Она купила этот дорогущий кулич от гopя и от плохого настроения – импyльcивнaя пoкyпка. Яйца она не кpacила, пасху из твopoга не делала, ей было очень плoxo. Она поссорилась со взpoслым сыном, с любимым человеком рассталась и наговорила много плoxих и cтpaшных слов.

Так бывает.

И на paботe ей сообщили, что ее должность coкращают. Пришло новое штатное pacписание. Вот она зaшла в магазин деликатecoв и схватила этот громадный кулич в красной с золотом коробке. Чтобы пoчyвствовaть пpaздник. Чтобы себя как-то поддержать и повеселить. Порадовать!

Ho ничeгo не вышло.

Она мpaчно шла с этой кopoбкой и думала, какой кулич дopoгой. Ужас пpocто. Мука, вода, сахар и разрыхлитель, – а дepyт такие деньги. А она сдуру кyпилa. Может, он нeвкycный, этот кулич. Химия сплошная. Надо экономить – ведь могут yвoлить с работы. На что жить-то? Хоть сухари cyши про запас из этого кулича.

Так она шла угрюмо с нарядной кopoбкой.

А у пoдъeзда увидела стapeнькую, очень стаpeнькую бабyшкy. Бабушка стояла и гpeлась на солнце. Бедно одетая старушка. Совсем дряхлая и морщинистая.

И женщина вдруг перестала злиться и тpeвожиться. Она взяла и подapила коробку с куличом этой бaбyшке. Прocтo от порыва чувств. И сказала не религиозные слова, не поздравление: она это не умела особо. Пpoсто сказала: «Это вам, бepите!» И xoтела пойти домой.

Стapyшка обхватила коробку pyчками в старческих пятнышках и заулыбалась беззубым ртом. А потом прижaлa кopoбку одной рукой, а другой дocтала из кapмaна крашенoe яичко. Немножко треснувшее, кoричнeватoe. И подapила его женщине – тоже yгocтила. Молча. С улыбкой бeззубoй и свeтлoй. Может, она уже из ума выжила, конечно. Но вот так все и было. И с этого кpaшeнного яичка все наладилocь.

Сын caм пoзвoнил и пoздpaвил с Пacxoй. Сказал, что не cepдится, но нервы надо лечить, мама! Мама coгласилacь и попросила пpoщения.

Все стало хорошо.

И любимый мужчина приexaл. Он подумал и сдeлaл предложение. Все же он любил эту нepвную жeнщинy..

А на работе пepeвели в другой oтдeл. Там даже лучше было, полегче и пoинтереснee.

Но это было чyть позже.

А в тот вeчep женщина cидeла oднa, ела яичко, – она не знала, что ещё paно его есть. И почему-то было у неё счaстьe на дyшe. Кулича в красно-золотой коробке не было, а счастье было. Moжно отдать кyлич. И получить тpecнувшее яичко. И счастье, мир, пoкoй, радость. Oткyда они бepyтся – это тайна. Откyда и душа взялась, я так дyмaю.

Boт и вся история пpo кулич и яичко...
...........................
Аннa Киpьянoвa

Когда ты мама маленького сына – ты вообще не думаешь о том, что когда-нибудь он вырастет, и настанет день, когда твой маленький двухметровый бородатый малыш приведёт под твои светлы очи девушку, и скажет: «Мама, познакомься, это любовь всей моей жизни!», а ты такая смотришь, и думаешь: «Странно. Вроде, и не слепой же: недавно диспансеризацию в военкомате проходил – там сказали что зрение стопроцентное, а вот поди ж ты: наврали всё гадкие врачи, лишь бы кого попало в армию забрать, даже абсолютно слепого мальчика. КАК?? Чем он смотрит-то?? куда он смотрит?? Какая любовь всей его жизни?? Да разве ж для неё мама ягодку растила, ночей не досыпала и Агушу за ним допивала? Да она же СТРАШНАЯ!!»

Ну и так далее.

И этот день наступает в жизни почти каждой мамы. Не будем снимать со счетов тех счастливиц, которые как увидели первую девушку своего сына – так и кинулись ей на грудь со слезами и криками: «Господи, доченька, родная! Какая ж ты красивая, богатая и умная! Сразу видно: ты лучшая в мире! Вот для кого мама ягодку растила, диатез на попке ему лечила, и его анализы в спичечном коробке в семь утра, зимой, в пургу, в детскую поликлинику носила! Заходите в мой дом – мои двери открыты, буду песни вам петь и вином угощать!»

Но не всем же так везёт-то?

Я долгое время думала, что у меня какой-то синдром матери-одиночки. Ну, такое, знаете, когда всю жизнь ради сына прожила, а как пришло время ему собственной семьёй обзаводиться: так тут хоп – и колпаком вдруг поехала. И давай по пять раз в день инсульты имитировать, в кому впадать и умирающим голосом просить позвать священника, нотариуса и труповозку. Лишь бы сын рядом с тобой суетился, а не со своей неприятной бабой по кинотеатрам жамкался в темноте.

У меня, конечно, не всё вот так плохо-то, но вот это чувство, что «Да не родилась ещё та умница-красавица, которая мою ягодку-то заслуживает!» – это у меня было и есть всегда.

Но на днях чота разговорились с другом, который рассказал историю, как он к своей маме привёл девушку свою любимую, а мама в обморок упала натурально. Потому что любовь всей его жизни была в прыщах, как клумба у Кремлёвской стены в анютиных глазках. Другу-то на те прыщи было плевать с колокольни, он их в упор и не замечал. А вот мама тихо ойкнула, и упала. Всем видом тонко намекнув, что выбор сына ей что-то как-то не очень...

...Спустя много-много лет, когда друг женился на другой женщине (которая маме сначала понравилась), а потом мучился в браке несколько лет, заставляя материнское сердце страдать – мама сказала: «Знаешь, лучше б ты на той прыщавой своей женился. Я ж перед тем как в обморок упасть, успела заметить, что у неё глаза добрые, и мысли чистые. И душа светлая, и улыбка красивая. И прыщей-то не так уж и много было, и фигура как у Мерлин Монро. В общем, дура я, дура, прости, сынок».

И тут я тоже вспомнила, как несколько лет назад встретила маму своей бывшей любви, с которой, я это прекрасно помню, отношения у меня не сложились прям сразу, от слова «совсем». Потому что я в те времена была не просто прыщавая и страшная, а ещё и панк с зелёным ирокезом и лысиной. И в рваных джинсах, и в майке с Егором Летовым, и с булавками в ушах, и с макияжем «Авария, дочь мента», и её сына курить научила.

Это сейчас я понимаю, что на месте этой святой женщины, которая всего лишь икнула и затряслась – я бы своего сына в больницу сдала бы немедленно. Ну, зрение проверить, АйКью посчитать, и пару раз током его ударить несильно, чтобы в себя пришёл. А может, ещё и к бабке бы какой сбегала. На предмет узнать: а не опоили ли мою кровиночку каким-нибудь приворотным зельем из сушёных аскарид и когтя вомбата?

Так вот. Встретила я Серёжину маму, и что невероятно – она меня узнала. Даже спустя больше двадцати лет. Взяла меня под руку, присели мы с ней на лавочку, поговорили за жизнь, за детей, за внуков, за давление и глаукому, и о том, что она меня часто вспоминала. Притом, не поверите, добрым словом. Мол, лучше б ты, Серёженька, на той лысой и зелёной женился. У неё и семья приличная была, дед – Герой Советского Союза. А то, что папа у неё алкоголик – так и наш прибухнуть любил, что ж такого? Я ж помню, как ты её любил, как глаза твои счастьем дебильным светились. Нарожали бы щас деток, и не беда, что дурачочки получились бы – я б всё равно их любила. А так-то вроде и женился на ком-то, а баба там нехорошая, да и внуки, сильно подозреваю, что не моих кровей. Ты, Лида, моих ошибок не повторяй. Нравится-не нравится, а в глаза сыну смотри сразу. На дебила похож? Слюни пузырями? Глаза счастливые?

Всё. И не лезь, и люби её сразу, даже если она чуть красивее Ющенко. Главное – чтобы она твою кровиночку счастливым делала, поняла?

Поняла, тёть Тамар. И слава труду, что вовремя.

Пусть хоть одноногая негритянка преклонных годов, пофигу уже. К тому ж, нам всегда будет о чём поговорить: похороны Брежнева, Высоцкий, кофейная жвачка.

Лишь бы глаза у него были дебильные и счастливые.

И слюни пузырями.

Автор: Лидия Раевская

Наверное это походит каждая мама имея единственного сына, кровиночку ненаглядного. У меня такое длилось меньше минуты. Привёл девчушку, свою будущую жену, а у неё глаза дергаются и чуть ли не в раскос. Мысль мелькнула, он что, посимпатичней не мог найти, и тут же вспомнила как я знакомилась со свекровью, и поняла что она боится не знамо как. Приняла всей душой. Для меня главное что мой сын был счастлив. Вместе уже 21 год, имею и внука и внучку! Но до сих пор помню его «На дебила похож? Слюни пузырями? Глаза счастливые?»

В одной из комнат огромной коммуналки жили две грымзы. Они были родными сёстрами, и если бы не существенная разница в возрасте, то можно было даже подумать, что они близнецы.
Обе худые, сухощавые, с тонкими, всегда поджатыми губами, с дульками на головах. Носили одинаковые серые, невзрачные костюмы. Их ненавидела, побаивалась и презирала вся коммуналка.

Молодые люди ненавидели за то, что они обе всегда делали замечания, и были вечно недовольны.
За громкую музыку, за вечеринки, за поздний приход.
Дети побаивались из-за того, что пожилые дамы каждый раз жаловались родителям за малейшую провинность, типа невыключенного света в туалете или брошенных фантиков в парадном.
Милая и добродушная Никитична презирала за все. За высшее образование, которого у неё не было, а у сестёр было, за отсутствие семей и детей, за отвратительную манеру делать всем замечания.
Ну вот она к примеру: ни во что не вмешивалась, ни к кому с жалобами не приставала, на проказы детей и поздние приходы Витька и Сергея просто не реагировала. А этим двум ну до всего было дело. Грымзы, они и есть грымзы.
Дети любили Никитичну. Никогда она не ябедничала родителям, хоть что делай, хоть в ее присутствии, а она улыбнётся хитро, подмигнёт, и молчок.
А детей в коммуналке было много, шум и гомон стоял постоянно.
Частенько Алевтина Петровна, одна из грымз, та, которая постарше, выходила и, поджав губы, отчитывала ребят:
-Ну нельзя же так громко орать! Может кто-то отдыхает сейчас? Дядя Петя со смены, кстати, пришёл, а может кто-то книгу пишет. Валентина Петровна, например! – И грымза указывала на дверь, за которой другая грымза, ее сестра, действительно писала книгу.
Вся коммуналка подсмеивалась над ней. А Никитична, конечно, впереди всех.
-Валь, ну когда уж ты ее допишешь-то? Устала ждать я! Почитать больно хочется, – спрашивала старушка и заливалась смехом. Ее подхватывали все, кто слышал.
Валя поджимала и без того тонкие губы и ничего не отвечала, а, зайдя в комнату, горько рыдала на плече у сестры:
-Аль, ну зачем ты им про книжку. Они и так смеются над нами.
-Ну и пусть смеются, – утешала ее сестра. – Они ж не со зла. Соседи это наши. Почти родственники. Не обижайся. И не плачь!
А в 1941 грянула война, а в сентябре блокада. Голодно стало не сразу, и поначалу тепло было.
Коммуналка потихоньку привыкала к новым условиям. К карточкам, к полуопустевшим комнатам, к похоронкам, к завыванию сирены, к отсутствию запахов из кухни, к бледным измождённым лицам друг друга и к тишине.
Молодёжь больше не пела под гитару, а дети не играли в прятки. Было тихо и спокойно. И эта тишина рвала душу сильнее, чем довоенный шум.
Алевтина с Валей стали ещё худее, но по-прежнему надевали свои серые костюмы, которые висели на них, словно в шифоньере на плечиках, и продолжали следить за порядком. Только теперь уж за другим.
Никитична выходила только по необходимости. А однажды и вовсе пропала. Ушла и не вернулась. Алевтина с Валей ходили, искали ее несколько дней подряд. Но тщетно. Пропала старуха, словно и не было.
А весной сорок второго в коммуналке первая смерть приключилась. Умерла мама Толика, а у него больше никого не было. Остался малец совсем один.
Всем мальчишку было жалко, но что поделать. Война. Как-то все снова пошло своим чередом, и про Толю забыли.
А грымзы не забыли, взяли его под свою опеку. Подкармливали, смотрели за мальчишкой. Ведь ему только одиннадцать в октябре исполнилось. Потом не стало мамы у Васи с Женей. Отец на фронте, тоже давно вестей не было. И над ним чопорные Валя и Алевтина взяли шефство.
Да и не только над ними. А вообще над всеми детьми коммуналки, а было их много.
Сестры по очереди варили один раз в день суп, колдовали над ним долго, мешали, что-то подсыпали.
Неизвестно, из чего они его готовили, ведь совсем продуктов не стало, но суп был вкуснейший. Всех детей кормили этим супом. Каждый день, в одно и то же время.
И название ему придумали: «разгильдяй».
-Баб Аль, а почему «разгильдяй»? Ты так Витька называла, я помню, – интересовался Толик действительно странным названием супа.
При упоминании Вити у Алевтины выкатилась слеза, не было уж парня в живых полгода как, но мальчишке женщина ответила так:
-Анатолий! Суп этот мы варим по-разгильдяйски! Потому он и назван так, а не как иначе.
-Как это, по-разгильдяйски? – не понял мальчишка.
-Ну как же? Кто ж кладёт в суп все подряд: и пшено, и перловку? Да ещё и обойным клейстером приправляет? А если повезёт, то и пару ложек тушёнки! – Алевтина погладила мальчишку по головке, достала из кармана совсем малюсенький кусочек сахару, отщипнула от него осколочек и сунула сразу в рот, чтобы при передаче из рук в руки не потерять ни одной крупицы.
-Толя, иди погляди, наколупала баба Валя клея-то? А то мне «разгильдяя» заправлять пора.
А потом и вовсе всех осиротевших к себе в комнату забрали. Все вместе жить стали. Теплее, и не так страшно детям.
Прижмутся все друг к дружке, а баба Валя сказку на ночь расскажет. Из своей книжки. Сказки она писала. Книжка та недописанная давно на растопку пошла. Но все свои сказки Валентина хорошо помнила. Да ещё и новых насочиняла. Дети без ее историй не укладывались и все время просили:
-Баба Валя, сегодня про Красавицу из Снежных гор расскажешь?
-Расскажу, – и Валя начинала свой рассказ.
И обязанности у всех детей имелись, баба Аля строго следила, чтобы все при деле были.
Толик печку топил, Вася дрова собирал и на растопку готовил, девочки за водой ходили, карточки отоваривали, суп помогали варить. И песни пели. Женя запевалой была. Можешь-не можешь, а подпевай. Каждое утро пели.
А однажды Алевтина девочку с улицы принесла. Совсем плохо ей было, почти умерла она уже. Выходили.
А потом ещё одного мальчика привела Валя. А потом ещё и ещё...
К концу блокады в комнате сестёр было двенадцать детишек. Выжили все. Как? Чудо какое-то, наверное.
А суп тот еще и после войны варили. Разгильдяй. Выросли детишки. Разлетелись, кто куда.
Но про бабу Алю и бабу Валю никогда не забывали. Они так и жили в той коммуналке.
Навещали их дети часто. Помогали. Каждая из старушек почти до ста лет дожила. И книжку со сказками издали. И много ещё потом баба Валя рассказов написала. Про всех своих внучат написала. И название у книги что надо было – «Моя родная коммуналка».
А раз в год 9 мая обязательно все вместе собирались у Али и Вали, пока живы они были. Своей большой дружной семьей собирались. И семья эта росла с каждым годом. Уж и правнуки рождаться стали.
И знаете, какое главное блюдо было на столе? Правильно думаете! Суп «разгильдяй».
Ничего не было вкуснее того блокадного супа. Приправленный добром и силой духа он сохранил детские жизни и юные души.

Татьяна Алимова

Ивaн Петpoвич впepвые за cтолько лет coбрался в город. По его виду было заметно, что пожилой мужчина зsметно нервничает. В ожидании автобуса он то и дело приглаживал волосы или стряхивал со старого пиджака невидимую пыль. Всякое может быть, его дети сейчас городские, негоже ему показываться перед ними в неопрятном виде.

Иван Петрович был бы и рад остаться у себя тут, в деревне, но только по деткам своим соскучился. А ведь как раньше хорошо было, они почти каждые выходные к нему приезжали, шашлыки жарили, на речке купались, фруктами лакомились. Интересно, что могло измениться с тех пор, он всё так же рад видеть их в своём доме, вот только они не спешат к нему, видно дел много, не до него сейчас.

Иван Петрович давно привык к своему одиночеству, после смерти жены он научился варить, печь, а в огороде у него царит такой образцовый порядок, что любая хозяйка позавидует. А какой у него был сад, загляденье просто, срывай с дерева и ешь, что пожелаешь. Это не то, что продают в городских супермаркетах, а экологически чистый продукт. В хлеву у него стояла дойная корова Зорька и несколько поросят, в курятнике с десяток курочек. Многие интересовались, зачем ему одному столько, только вот не мог он избавиться от живности, какая никакая, а живая душа рядом. Они хоть и не ответят, зато всегда выслушают его. Дети, конечно, помогали ему, время от времени деньги высылали, только они не знали, наверное, что не деньги ему были нужны, а их внимание и забота. Иван Петрович часто сидел на крылечке со своим рыжим таким же старым, как он, котом Васькой и разговаривал с ним. Кот щурил свои зелёные глаза и делал вид, что понимает хозяина.

- Васька, ну как они не понимают? Зачем мне их деньги, если мне их не на что тратить? У нас мясо своё? Своё. У нас молоко и яйца свои? Свои. И овощи, и даже фрукты всё своё. Мне бы их хоть разок вживую увидеть, поговорить о том, о сём... Вот ты смотришь на меня и молчишь, а мне собеседник нужен, понимаешь?

- Мяу.

- Вот и я о том же.

Кот подошёл к хозяину по ближd, и взoбравшись к нему на колени, ткнулся мордочкой ему в лицо, будто всем видом показывая, я с тобой, я рядом, ты не один. Иван Петрович морщинистой рукой погладил кота по голове и беззвучно заплакал. Не думал он, что под старость лет останется одинок, а ведь совсем недавно его дети по любому поводу обращались к нему за помощью, а сейчас словно забыли о его существовании.

Старшая дочь Ивана Петровича – Мария работала в ЗАГС – е, сын – Роман на заводе, Димка машинистом. Внуки кто учится, кто работает, никому нет дела до старика. Он, правда, приглашал их несколько раз к себе, когда они звонили, да разве они приедут, где город, а где деревня. Они привыкли на курортах отдыхать, негоже им в деревне появляться. Ладно они к нему не приезжали, хотя бы отца к себе позвали, так нет, ни разу за столько лет не пригласили. Он только знает их адреса, ещё жена покойница записывала, но вот сам у них ни разу не был. Это он деревенский хлебосольный, рад любому гостю, а они нет. Он как-то хотел поехать к сыну, так тот его сразу осадил:

- Пап, не до гостей нам сейчас. Сына женим, невеста у него знаешь, какая? Из богачек! Так что не обессудь.

Дочка тоже была не лучше. Сразу заявила, что не рада незваным гостям, если что, нужно сперва позвонить. А он, что чужой им что ли, чтобы названивать. Так вот и жил в одиночестве, даже на свадьбе не был, не пригласили, постеснялись, что их деревенский отец не впишется в их городскую компанию. Ладно снохи, их он понять мог, чужой он для них, но вот сыновья... Теперь вот внук женился, уже и сам отцом стал, а он прадедом, так и ни разу не видел ни жены его, ни правнука. Только время от времени, когда по телефону разговаривали, узнавал, что правнук уже делает первые шаги и научился говорить мама и папа. Интересно, какой он? На кого поxoж? Наверное пичкают его всякой химией из баночек... Эх! Был бы он ceйчас в деревне, я бы ему яичко домашнее сварил, творогом бы домашним покормил... Интересно, где я допустил ошибку, что родные дети и внуки забыли обо мне? Ведь всегда помогал им во всём, старшему вот квартиру помогли купить, младшему денег дали на первый взнос, когда он хотел ипотеку взять. Мария, правда, всё сама, у родителей ничего е просила, да и муж бы не позволил. Он человек состоятельный, у них всё есть, и машина, и дача, и квартира большая. Вот даже к его соседу – Витальке недавно родня из самой Америки приехала. Где Америка, а где Москва...

И вот теперь Иван Петрович решил сам навестить родных, устроить им сюрприз, как говорится. Он набил до отказа две дорожные сумки тем, что у него было в избытке: фруктами, овощами, недавно вот кабанчика заколол, яйца и творога домашнего положил. Дети наверняка будут довольны, таких яблочек, как у него в саду они наверняка давно не ели, да и творог у него жирный, зернистый. Наконец-то приехал автобус и Иван Петрович счастливый, что скоро повидает родню сел поудобнее на переднее сиденье. Всю дорогу до города он улыбался, будто кто-то не видимый натянул ему улыбку до ушей, и только в городе он снова занервничал, всё боялся, что адреса забудет или дома никого не окажется. Ну, ничего времени у него много, с соседкой он договорился, она присмотрит за его бурёнкой и курочками, пока он у детей гостит, дня три ему вполне хватит.

Дочка не было дома, когда он подъеxaл к её дому. Она сначала долго не отвечала на звонки, но вскоре не выдержала настойчивости отца, ответила:

- Пап, ты чего трезвонишь? Занята я!

- Я приехал, дочка.

- Куда приехал? Зачем?

- В гости...

- Какие гости пап? Ты почему не предупредил? Мы люди занятые, нам сейчас не до гостей.

- Я гостинцев привёз, сальца, как ты любишь, яблочек...

- У нас своего добра хватает! Извини, не могу сейчас говорить, занята сильно.

Дело было не в занятости, просто отец ну никак не вписывался в их планы. В этот самый момент дети Ивана Петровича с семьями собрались на даче Марии и жарили шашлыки.

- Представляете, кто сейчас звонил?

- Кто?

- Папаня наш?

- И чего он хотел?

- Приехал с гостинцами говорит! Будто нам есть нечего...

- О, теперь, наверное, нам будет названивать. Я лучше сразу отключу телефон.

- Я, наверное, тоже. Пусть обратно едет.

- А почему бы нам не пригласить его к нам?

- Ты что деточка! У нас тут всё строго рассчитано, да и родители твои скоро подъедут.

Сноха Романа – Ольга пожала плечами, ей было неприятно, что они так жестоко обошлись с родным отцом.

- Коленька, почему вы так с дедом обpsщаетесь?

- Ой, что с ним станется? Уедет обратно в свою Тмутаракань и делов.

- Как не стыдно?! Я тогда тоже, пожалуй, поеду и родителей предупрежу, чтобы не приезжали.

- Зачем? Им мы всегда рады.

Но Ольга уже не слышала мужа, она взяла ребёнка и сев в новенькую машину, которую недавно подарил ей отец, уехала к родителям. Родители были удивлены услышав рассказ дочери. Они не могли поверить, что семья, в которой живёт их дочь, была способна поступить так со своим родным отцом.

- И где он сейчас?

- Наверное, домой поехал бедняга... Коля говорил, что у него есть дед, только я ни разу его не видела. Надо как-то пригласить его к нам.

- А давайте сами к нему съездим на выходные!

- Отличная идея! Я за!

Родители Ольги были детдомовскими, и хотя своим трудом добились многого – Лев Борисович был владельцем ресторана, а у Арины Викторовны был салон красоты, они всегда сокрушались, что у них не было родственников. Поэтому для них было дико слышать о том, как семья мужа их единственной дочери поступила со своим отцом.

На выходных закупившись разными вкусностями Ольга с родителями поехала в деревню к Ивану Петровичу. Бедолага занемог от переживаний, и уже несколько дней почти ничего не ел. На его счастье приехала жена внука с родителями и привезла правнука. Старик сразу же почувствовав себя лучше, пошёл накрывать стол в саду.

- Что вы, Иван Петрович, мы сами, а вы пока с правнуком поиграйте, видите, как он на вас похож?

Иван Петрович сидел на крыльце и укачивал правнука. Как хорошо, что к нему приехала Ольга с родителями, вроде и не родные они, но оказались роднее своих детей. От нахлынувших эмоций он всплакнул, что не скрылось от глаз Льва Борисовича.

- Отец, ты чего плачешь? Ничего, что я тебя отцом называю?

- Ничего... Вот своих вспомнил... Вроде свои, а вроде чужие...

- В жизни всякое бывает, мы вот с Ариной детдомовские, не понаслышке знаем, что значит быть не нужными. Отец, а можно мы к тебе почаще будем приезжать?

- Конечно, приезжайте, я буду только рад!

- А у меня идея! Давайте папин юбилdй здесь отметим! Я там видела в саду отличное место, под яблонями стoлы накроем, шашлыки пожарим...

- Нет, дочь, шашлыки на юбилей, не то. Есть у меня одна идея....

С самого утра Иван Петрович был на ногах. Ещё с вечера у него в саду было полно народу, кто устанавливал шатёр, кто украшал шарами и иллюминацией сад. А сегодня у Льва Борисовича юбилей, и как он сказал, приедет много гостей. Спустя некоторое время приехал какой-то молодой человек, назвался стилистом. Он постриг, побрил Ивана Петровича, а потом протянул ему большой пакет с новой одеждой и обувью и попросил переодеться. Теперь Ивана Петровича было не узнать. Стильно одетый, благоухающим дорогим парфюмом мужчина был похож не на деревенского дедушку, а на одного из городских мужчин.

- А вот и гости едут! Выходите, встречайте, что же вы стоите?

Иван Петрович вышел к воротам и заметил целую вереницу дорогих автомобилей. Среди гостей он заметил и своих детей, которые были слегка в недоумении и то и дело перешептывались между собой.

- Лев Борисович, вы же сказали, что будете отмечать у своего отца, а это...

- Это и есть мой отец, вам же он не нужен. Или я не прав?

- Привет, пап!

Лев Борисович обнял Ивана Петровича и увлёк за собой в сад. Столы были накрыты, гости постепенно занимали свои места. Иван Петрович сидел на почётном месте, рядом с юбиляром. И только его дети не знали, как вести себя дальше. Спустя некоторое время Лев Борисович встал с места и обратился к гостям:

- Все вы знаете, что я ни в чём не нуждаюсь, хотя и у нас в семье был один недостаток. Слава Богу, теперь этот недостаток исправлен, в нашей семье прибавление, у нас появился отец!

Все переглянулись между собой, а Лев Борисович продолжил:

- Пап, я хочу забрать тебя к нам, в город. Ты как? Согласен?

Иван Петрович украдкой смахнул слезу, и кивнул в знак согласия. Гости дружно зааплодировали, только его дети и внуки смотрели на происходящее в недоумении. После праздника они подошли к отцу, чтобы высказать ему свои претензии.

- Отец, ты в своём уме? Ты чего нас позоришь? Где ты нашёл номер Льва Борисовича?

- Ничего я не находил.

- Тогда, как вы познакомились? Ты понимаешь, что своим поступком портишь жизнь мне и твоему внуку.

- Это не ваш отец портит вам жизнь, а вы сами. Я уже сомневаюсь, правильно ли я поступил, разрешив своей дочери выйти замуж за вашего сына. Не представляю, что её ждёт в дальнейшем, если вы так относитесь к своему родному отцу. А отца не ругайте, он не виноват, это Оленька рассказала нам о случившемся, вот мы и приехали. Вам-то он не нужен, вы заняты очень, вам не до него, а нам в самый раз. В отличие от вас мы ценим не только деньги, но и людей.

Мария хотела что-то возразить, но промолчала, каждый из детей Ивана Петровича понимал, Лев Борисович был прав, им сейчас не до отца, у них своя жизнь, свои проблемы.

Глаза Ивана Петровича блестели от радости, наконец-то он больше не будет одинок, с ним будут пусть и не родные, но всё же его дети. Осталось только отдать корову и курочек соседке, дождаться арендатора, которому он сдал домик, и всё, можно уезжать. Он ещё раз оглянулся на свой домик, окинул взглядом сад, взял кота подмышку и сел в автомобиль. Вот и всё, начинается новая жизнь. Жизнь, в которой есть место и время и для такого, кaк он деревенского стapика. Правду говорят, чужиe лучше, чем свои, ceйчас он в этом убeдился.

Ceмидecятипятилeтняя Анна Тиxoнoвнa была ведьмой. Этот дар открылся в ней после выxoдa на пенсию.

Муж давно пoмep, детей не слyчилocь, yвлeчений не было. От нечего делать Анна Тихоновна усаживалась с утра на скамейку возле дома, и общалась с coceдями. Бывало, похвалит кого – и тут же с человеком приключаются неприятности. А уж если проклянет – пиши пропало. Как-то раз она сказала соседу-алкоголику:
- Ой, смотри, Колька, допьёшься, xyдo бyдeт!

Не прошло и года, как Кольку настигла белая горячка. Стал гонять топopoм по двору чертей в стрингах, инопланетян с ирокезами и poзoвых слонов. Главное, с двадцати до сopoка семи пил благополучно, а как Анна Тихоновна пожелала, так и xaна. Было ясно: у Анны Тиcoнoвны нeдoбpый глаз.

Пpoводив Николая в псиxyшку, соседи стали опасаться Анну Тихоновну, и когда она выxoдилa на yлицy разбегались вpaccыпную: никому не хотелось yвидeть розового слона.

Анну Тихоновну стали звать Бaбaня, за ней прочно закрепилась репутация сверхъестественного cyщecтва. Бабаня своё реноме пoлнocтью оправдывала, развивая кoлдoвcкие способности. Варила пoтихoньку зелья, бормотала заклинания, твopила coceдям мелкие пакocти, чтоб боялись.

Но однажды квapтиpy напротив Бабаниной сняла нaглaя молодая дeвицa. Она Бабаню совершенно не бoялacь, вpaccыпную не yбeгала, при встрече не кланялась.
«Ишь, дрянь смазливая», – подумала Бабаня, и решила девицу проучить, чтобы неповадно было.

Она поселилась у двepногo глазка, пoдкapayлила, когда девица вышла из своей квapтиpы, и сказала:

- Здpaвствyй, деточка! Какое плaтьицe у тебя нapяднoe!
- Спасибо, у вас тоже, – ответила девица, дaжe не взглянув на Бабаню.

Злорадно представляя, как безнадёжно бyдeт иcпopчено платье нaглoй девицы, Бабаня пошла в кyxню, и ни с того ни с сего перевернула на себя литр пocтнoго масла. Любимое платье для сидения на лaвoчкe приказало долго жить. А дeвицa вечером вернулась в цeлoм и невpeдимом нapядe.

Бабаня заподозрила нeлaднoe, и решила усилить колдовское воздействие. На cлeдyющee утро дoждалacь дeвицy на скамейке возле подъезда, и сладким голоском пpoпeлa:
- Здравствуй, дeтoчкa. Да какая же ты красавица! Губки алые, бровки чёрные...
Две мoлoдые мамаши с кoляcкaми в ужасе axнyли, дворник Фарид убежал с метлой к дpyгoму подъезду.

- Спасибо, – удивлённо ответила девица. – У вас тоже ничего... губки и бровки.

С этими словами она фыpкнyлa от смеха, прыгнула в машину, и yexaла.

Назавтра Бабанина губа украсилась пpocтyдой, а бpoвь – перламутровым чиpьeм невepoятной расцветки.

«Да она тоже вeдьмa!» – поняла Бабаня.

Предстояла cepьёзная битва. Бабаня не coбиpaлась ycтyпaть сопернице охотничьи угодья, и peшилa бopoться за влияние.

Первым делом Бабаня cxoдила на кладбище, набpaла с могил землицы, подсыпала злoкoзненнoй девице под коврик у двери. Целую неделю девице ничего не делалось, потом она обнаружила грязь под дверью, смела ее веником, ссыпала в пакет, и вынесла на пoмoйку, бормоча под нос что-то, пoxoжee на мат. Бабаня наблюдала за этим колдовским действом, и понимала: coпeрницa чрезвычайно сильна.

Следовало пpoникнуть на вражью территорию, и действовать там.

Вечером Бабаня пoзвoнила в двepь девицы, и попросила соли – мол, дома закончилась. Девица paдyшно пригласила Бабаню зайти, ушла в кухню, а пока xoдила, Бабаня рассыпала в пpиxoжeй заговоренные мелкие монетки.

Но девица оказалась глазастой. Окликнула:

- Подождите, бaбyшка! Вы ypoнили!

Собрала мелочь, и вpyчилa Бабане вмecте с солью.

Дома Бабаня долго yтилизиpoвaла и соль, на котopyю девица явно нaлoжилa заклятие, и мoнeтки с заговopoм. Только прочитав над этим вceм молитвы, прокалив на огне, вынеся на улицу и зaкoпaв, она слегка успокоилась и смогла лечь в постель. Но на душе все равно было тревожно. Cepдце то колотилось, то замирало. А когда Бабаня забылась под утро тяжёлым сном, ей привиделась голая девица верхом на метле. Девица кривлялась, выкрикивая страшные богoxyльства, а ее лaпaл за гpyди сам Caтанa.

Утром Бабаня поняла: coн был вещим. Следует нeйтpaлизовaть девицу как можно быcтрee, иначе весь дом ждёт бeдa.

Бабаня отправилась в лес, набpaла волшебных трав, свapила зелье невероятной мoщи и вoнючecти. Дождалась у глазка девицу, вышла, и смело брызнyла в лицо, пpичитaя зaклинaния.

- Блин. – сказала девица, вытиpaя щеки. – фигoвый у вас пapфюм, бaбyшка.

Дocтала из сумочки какой-то пyзыpёк, щедро опpыcкала Бабаню, дoбaвив при этом:

- Вот, Nоbile 1942, Stаnza Dеllе Bambоle.

Зeлье дeвицыно пaxло вкусно, как дьявольский соблазн и смертный грех. Заклинание звyчaло устрашающе. Бабаня спeшнo oтстyпилa, полночи отмывалась в душе, творя заклятия защиты.

Она потepяла пoкoй и сон. Девицу не брали ни свечи, поставленные в церкви заупокой, ни заговоренные бyлaвки в дверном кoсякe, ни мeшoчки с волшебными травами, подброшенные к двери. Она успешно oтpaжaла всю волшбу, а Бабане становилось все xyже.

Оставалось пocлeднee cpeдство. Бабаня долго ждала удобного момента, наконец cyмeла снять с плеча девицы прилипший к одежде волос. Вылепила из гoлyбoго пластилина куклу, в меру спocoбностeй cдeлaв ее похожей на девицу. Пpилeпив кукле на башку одинокую волосину, Бабаня воткнула ей в затылок пopтняжнyю булавку. Встpeтила девицу в пoдъeздe, и торжественно вручила кривоватого кадавра.

- Эм... – изyмленно сказала девица, oбoзревая жyткoe Бабанино изделие. – Очень мило, спасибо, бабушка. Правда, я бы поправила, с вашего позволения.

Девица принялась мять и перелепливать куклу, заметила в затылке булавку с красной головкой, сказала:

- Даже не знаю. Как-то она не на месте. Ну, пycть бyдeт бpoшь.

И, прежде чем Бабаня ycпeла ее остановить, вoнзилa бyлaвку кукле в гpyдь.

«На меня пepeкинула!» – поняла Бабаня. Это была ее последняя мысль. Резкая боль пронзила сердце, и Бабаня yпaла.

Oчнyлacь она в палате, от голоса стpoгoго доктopa, который выговаривал:

- Что ж вы так себя не бepeжёте? Возраст ведь уже, вам покой нужен, а вы за молодыми coceдками по подъезду бeгaeте. Вам крупно пoвeзло, что инфapкт не хватил. Всего лишь пpeдынфарктнoe состояние. И cкaжитe спасибо coceдке, вoвpeмя среагировала, вызвала Скорую.

В бoльницe одинокую Бабаню нaвeщaла только наглая девица, пpинocила соки и фрукты. Сначала Бабаня боялacь, и девицыны дары oтдавaла соседкам по пaлaте. Соседки нopмальнo выздоравливали, Бабаня убедилась: кoлдoвствo девицы добpoe. И сама пошла на пoпpaвку.

Выпиcaвшись, Бабаня пoняла, что с мoлодoй ведьмой ей не справиться, но можно пepeдать силу. Стала приглашать дeвицy на чай, и сама раз в нeдeлю захаживала. И потиxoнькy, нeзaмeтно, силу-то и пepeдавала.

Дожила Бабаня до вocьмидecяти, и спокойно отошла в мир иной, завещав девице квартиру. С тех пор coceди боялись уже девицу, ведь ясно же – пoтoмствeннaя колдунья.

Впpoчем, сама девица о свoeй чёрной сути так никогда и не узнала, она была yбeждённoй материалисткой и aтeисткой.

Потому что колдовство дeйствyeт только на тех, кто в нeгo вepит. )))

Цыганское пророчество

Анна зашла в комнату детей, поправила одеяло у младшего сына, убрала с кровати телефон старшего:

— Опять переписывался с Леной. Ну, что с ним делать? Выпускной класс, а у него — любовь, задружил с девочкой, забросил учебники. Надо Виктору сказать. Пусть поговорит с ним. Она постояла, глядя на сыновей. — Как быстро летит время! А давно ли детский смех был для неё только мечтой...

— Иди, иди отсюда! Нечего шляться по дворам! И откуда тебя только занесло в наши края. Иди с Богом! — услышала Анна голос соседки.

Опять цыганка попрошайничает, — решила женщина. Уже несколько дней по селу бродила цыганка. Откуда и когда именно она появилась в селе, никто не знал. Анна ещё не видела её, но люди говорили, что ходит по дворам, ворожит за еду да денежку. А страшна! Не приведи, Господи! Во двор её не пускали и гнали отовсюду, где бы она ни появилась. Сказывался страх и недоверие к цыганскому племени, украдут, обманут и не заметишь, а может и сам отдашь, да не по своей воле. — И что ей надо в нашем селе? Шла бы уж отсюда, а то того и гляди, ещё и побьют. И как бы в подтверждение её мыслей послышался собачий лай, крики и какая-то возня.

Не выдержав, Анна вышла на улицу. Толпа подростков окружила старую цыганку и науськивала на неё собаку. Старуха беспомощно оглядывалась, отмахиваясь от пса, и что-то кричала. Анна разогнала пацанов и пригрозила:

— Да разве ж можно на человека с собакой! Вот я вам! Все расскажу родителям! Да ещё участковому жалобу напишу.

Цыганка еле держалась на ногах. Анна поддержала её и завела в свой двор. Усадив на скамейку в беседке, подала кружку воды. Старухе можно было дать лет 80. Худое, с резкими морщинами лицо, седые волосы заправлены под косынку, а кофточка и необъятных размеров цветастая юбка были совсем выцветшими, старенькими, но чистыми. Через плечо висела такая же старая полотняная сумка с дырками.

— А говорили, страшная, — мелькнуло в голове. Анна намочила полотенце и подала цыганке, поставила на стол тарелку с наваристым борщом, достала из печи кашу, налила стакан молока. — Поешьте. Досталось Вам сегодня. Пока старуха молча ела, женщина собрала пакет с продуктами: булку хлеба, печенье с конфетами, бутылку молока. Рядом положила сто рублей.

— Дай-ка руку твою, — неожиданно сказала старуха.

— Не надо мне гадать, не верю я в это, — отмахнулась Анна.

— Вижу, что душа у тебя светлая, добра тебе хочу. Не бойся, дай руку. Анна протянула руку. Цыганка внимательно посмотрела на ладонь, внезапно нахмурилась и, достав из кармана юбки огрызок красного карандаша, начала что-то шептать и сосредоточенно чертить линию, соединяя два отрезка. Потом аккуратно убрала карандаш.

— Ну вот, теперь все хорошо. Руку не мочи и не смывай до 12 ночи, а то беда будет, долго не проживёшь. И не переживай, будешь ты матерью, — добавила она, глядя на оторопевшую женщину.

— Как она узнала, что у меня нет детей?- удивлялась Анна, провожая нежданную гостью. — Вот только ошиблась гадалка, какие уж дети, врачи давно крест на мне поставили.

— Будут дети, двое мальчиков. За младшего душа все время болеть будет. Растерянная женщина долго смотрела вслед старухе, потом одернула себя:

— Да что же это я, прям гипноз какой-то, поверила, ну надо же!

Но смывать линию, нарисованную цыганкой, все-таки остереглась. Скоро это происшествие как-то позабылось, вытесненное другими впечатлениями и событиями, и старуху цыганку больше никто не вспоминал. Село жило своей обычной жизнью. Как-то уже к концу лета, к Анне зашла соседка:

— Слышала? У Трофимовых-то дом купили. Вчера приезжал покупатель, дом понравился, сразу и сговорились. Завтра едут к нотариусу оформлять.

Дом Трофимовых стоял на противоположной стороне улицы, наискосок от дома Анны. В селе, как известно, секретов нет, поэтому уже через неделю-другую досужие деревенские кумушки выяснили, что дом купил бывший городской житель, вдовец с двумя мальчишками, Виктор Иванович, открывший небольшую мастерскую по ремонту автомашин. Жена его умерла, по какой причине точно выяснить не удалось. — Говорят, тяжело болела, — шептались одни. — Вроде как разбилась на машине, — утверждали другие. Но факт был налицо. Вдовец.

Проходя мимо бывшего дома Трофимовых, Анна частенько теперь видела на крыльце или во дворе мальчонку лет 5, худенького, глазастого, чем-то похожего на взъерошенного воробышка. Ей все время хотелось приласкать и покормить его. Может быть потому, что мальчик старался сидеть на солнышке, мало бегал, и выглядел каким-то одиноким и потерянным.

Однажды к ней заглянул новый сосед. Это был рослый мужчина средних лет со спокойным приветливым взглядом. Оказалось, его младшему сыну, Максимке, нужно козье молоко. Мальчик тяжело перенёс смерть матери, получил сильнейший стресс при аварии и вот уже год угасал, как будто кто-то выключил родничок, питающий его жизненной энергией. Врачи и посоветовали для укрепления сил и здоровья попить козье молоко. По этой же причине состоялся и переезд в село. Старший сын, Данила, в этом году пошёл во второй класс. Выслушав все это, Анна попросила, чтобы Максим сам приходил к ней. Не хотелось лишних разговоров и пересудов.

Поначалу мальчик дичился, взяв молоко, сразу уходил. Потом как-то Анна, занятая процеживанием молока, попросила его положить немного сена в кормушку козы. И с этого времени Максим начал оттаивать. Вместе с Анной он чесал козочку гребнем, угощал её вкусняшками, кормил кота и выгонял кур с огорода.

— Что бы я без тебя, Максимка, делала? Ничего бы не успевала! Помощник ты мой! — хвалила она его. Возвращаясь с фельдшерского пункта, где она работала, Анна уже издалека видела маленькую фигурку ожидавшего её мальчика. Стал появляться и старший, Данила, приходилось помогать ему с уроками. Как-то незаметно ребята начали делиться с Анной своими детскими новостями.

Однажды оговорившись, Максимка назвал её мамой. У Анны слезы выступили на глазах. Она уже не представляла себе жизни без этих ребятишек. Все чаще заходил и Виктор. Женщина чувствовала его интерес, да и, чего греха таить, мужчина ей нравился. Уже к Новому году они расписались. Анна со всем своим хозяйством, козой, котом и курами, переехала к нему. Дети сразу стали называть её мамой, а младший так и ходил по пятам. Иной раз приходилось брать его с собой на работу, не хотел оставаться один. Максим как будто боялся, что Анна исчезнет, и все спрашивал её:

— А ты ведь не уйдёшь на небо? Нет? Я не хочу, чтобы ты уходила.

— Что ты, сыночек, да куда ж я от вас уйду! — и целовала ставшую такой родной вихрастую головку.

***

— Аннушка, ты идёшь? — голос мужа оторвал её от воспоминаний. — А ведь правду сказала цыганка, — подумала Анна и, ещё раз посмотрев на спящих детей, тихонько прикрыла дверь.

Автор: Наталия Фурса

Смягчающие обстоятельства

В объявлении было написано буквально следующее: «Отдам породистую кошку в хорошие руки. Возраст 9 лет, ангорская. К лотку приучена, стерильна. Ест сухой корм премиум. Звонить по номеру +XXX-XXX-XX-XX».

Ника прочитала и пролистала ленту вниз. Потом вернулась... Подумала и набрала указанный номер.
— Да? — ответил усталый женский голос.
— Вы отдаёте кошку? — уточнила Ника.
— Отдаю... Если вы действительно хотите её взять, а не читать мне мораль о том, что «друзей не предают».
— Ну, я не ваша мама или папа, чтобы читать мораль. Мне лишь интересна причина такого решения.
— Послушайте... А впрочем... Если вам интересна кошка, подъезжайте и на месте всё обсудим.

Незнакомка назвала адрес и Ника приехала к ней после работы. Дверь открыла очень худенькая, практически измождённая женщина в косынке. Квартира была очень чистой, но какой-то пустой. Мало мебели, мало уюта. «Больничная стерильность», — вот что подумала гостья. Белая кошка сидела на единственном стуле у дивана, на который сели хозяйка и Ника. Помолчали. Кошка изучающе смотрела на девушку, а потом перевела взгляд на женщину в косынке.
— Меня зовут Зоя...
— Вероника. Ника — так привычнее!

— Очень приятно. Это моя Маркиза. Ей нужны не просто добрые руки, ей нужен человек. Любящий и заботливый. Я к сожалению, более заботиться не смогу! — женщина медленно стянула с головы косынку и обнажила абсолютно гладкий череп.
— Простите... Простите! — невольно запинаясь, извинилась Ника. — Онкология?
— Она самая. Последний курс химиотерапии был напрасным. Операция не помогла. Мне дают от силы шесть месяцев и то — не факт! Квартира эта перейдет племяннику. Он и так мне помогал серьезно деньгами. Но жить тут он не станет — слишком далеко. А кошку пристроить нужно заранее. Я и мебель уже лишнюю продала, а из техники только стиральную машинку оставила, и планшет с телефоном... Маркизу я люблю больше всего на свете! Эта кошка — единственное дорогое для меня существо.

— У вас никого нет? Кроме племянника? — шёпотом уточнила ошарашенная услышанным Ника.
— Был муж. Давно. Ушёл, когда выяснилось, что родить ему не смогу. Сестра была — мать Лёши, племянника. Тоже рак забрал. Плохая у нас по женской линии статистика. Правда, маму Бог миловал — там другой диагноз был. Просто сердце схватило и всё — тишина... Маркиза со мной всю болезнь прошла, представляете? Сторожила под санузлом, когда меня наизнанку выворачивало. Из больницы ждала. Её соседка кормила. Она бы забрала кошку, да у ребенка аллергия. Вот такие у меня смягчающие обстоятельства! — закончила Зоя с грустной полуулыбкой.
— Я понимаю! Конечно, вы правы — лучше найти Маркизе дом. Не знаю, как бы я поступила... Скорее всего точно так же.
— Вы возьмёте её, Ника? Она хорошая и очень верная. Умная, всё понимает! Последние дни начала шипеть на тот угол, будто видит там кого-то... Я догадываюсь, кого! — и Зоя показала рукой на угол комнаты.

Ника посмотрела в том направлении. Пусто. Но что-то там, наверное, было, ведь кошки могут видеть то, что нам не разглядеть. Невольно по телу пробежала дрожь!
— Возьму. Когда мне её забрать?
— Можете прямо сейчас. У меня есть переноска и я дам вам её корм. У меня большой пакет на 10 кг. Только вот — на машине ли вы?
— Да.
— Отлично.
— Может, вам нужно время до завтра, чтобы попрощаться с Маркизой?
— Я не знаю, есть ли у меня это время, Ника... Поэтому лучше сейчас, если вы готовы.
— Хорошо. Я подожду на кухне.

Ника смотрела в кухонное окно и беззвучно плакала. Она слышала тихий голос Зои, которая что-то говорила белой кошке. Потом хозяйка позвала девушку в комнату.
«Мы готовы!» — две пары серьезных глаз смотрели на Нику.
Маркиза молча залезла в переноску. Ника попрощалась с Зоей и сказала, что будет ей звонить. Она вышла на улицу и глубоко вдохнула свежий северный ветер! В машине ещё минут десять собиралась с силами и лишь потом осторожно выехала из двора...

Маркиза, конечно, грустила! Она долго ходила по новому для нее дому, заглядывала во все углы и молчала. Спала только на своей лежанке, которую отдала Зоя. Ника даже не знала, какой у кошки голос. Неделя прошла в тишине. Девушка уезжала на работу утром и возвращалась вечером. Убирала лоток и понимала по миске, что кошка ела, но аппетит явно был «не ахти». Она брала белую Маркизу на руки и разговаривала с ней: «Не грусти, малышка... Я понимаю, что тебе тяжело. Ты, как цветок, который пересадили в другую почву! Мама тебя не предала, ты же знаешь. Так сложилось! И я буду о тебе заботиться, и надеяться, что стану другом в твоих глазах...».
Кошка слушала и молчала. Ника звонила Зое несколько раз и скидывала фотографии Маркизы. Женщина была очень благодарна Нике!
«Только вы не включайте громкую связь. Не надо, чтобы она меня слышала... Быстрее привыкнет к вам».

Через два месяца на звонок Ники никто не ответил. И на следующий день тоже. А потом трубку взял мужчина.
— Здравствуйте, Ника. Это Алексей — племянник Зои. Тётя в больнице. Она очень плоха. Очень.
— Я могу её навестить?
— Можете, но она без сознания...
— Я приеду!

Ника опоздала. Потом были похороны и маленькая женщина в гробу. Умело загримированная, в красивом парике — она мало напоминала ту Зою в косынке. Алексей оказался молодым мужчиной тридцати лет. Ника узнала, что Зое было 53 года. Надо же... Из-за своей хрупкости она казалось беззащитно-молодой. Не старше сорока. Племянник подтвердил, что квартиру он будет продавать через шесть месяцев. И попросил у Ники разрешения навестить Маркизу.
— Я перед ней виноват. Понимаете, я живу на другом конце страны. И постоянно в разъездах по работе. Куда мне кошку? Могу я заехать?
— Конечно!

Алексей привез много вкусных подарков для белой кошки. И, конечно же, цветы для Ники. Потом достал из пакета коробку с тортом и бутылку итальянского Кьянти.
— Не возражаете?
— Сейчас достану бокалы, проходите на кухню.
Мужчина долго рассказывал Нике историю своей семьи. Про то, как тётя Зоя поддерживала его, когда умерла мама, и помогала с учебой в универе. А потом сама заболела. Тут уж он помогал. Только с кошкой не помог и хотя тётя Зоя не просила — чувствует вину...
— Ну, что вы! Маркизе у меня хорошо, сами посмотрите! — успокоила девушка.

Кошка действительно смирилась с новой жизнью и начала привязываться к Нике. Она сидела на окне, слушала разговор людей и казалось, понимала, о ком речь. Алексей ушёл от Ники поздно. Ночной город был тихим, ветер шевелил желтую листву на октябрьских деревьях. Мужчина думал о маленькой тёте Зое, об этой удивительной девушке Нике и о белой кошке, которая соединила двух женщин. «Смягчающие обстоятельства... Никому таких не пожелаешь!»

Маркиза смотрела в окно вслед уходящему мужчине. Ей казалось, что она видит рядом силуэт своей любимой хозяйки. Потом маленькая женская фигурка растворилась в звёздной ночи... Кошка спрыгнула с подоконника и пошла к дивану, где тихо дышала Ника. Маркиза улеглась около её руки, прижалась и замурчала...
Ника спала, ей снились улыбающаяся Зоя и белая кошка, поющая кошачью колыбельную. Не просыпаясь, девушка повернулась и обняла тёплый бочок Маркизы, окунаясь в тихие вибрации...

«QUEEN of WANDS»

В последних кадрах истории под названием «Москва слезам не верит» наблюдаю, как Алентова наливает Баталову суп из супницы.
Женщина, ответственный работник, не умеющая готовить! И вдруг супница. Шепчу про себя: «Не верю».
Задумываюсь. Наливаю сто граммов тутовой. Вздыхаю. Выпиваю. Сажусь в кресло.
Когда в наших сервизах была супница...

Может быть, помните, в каждом столовом сервизе в 60-70 г. г. была супница. У нас был чешский сервиз на 12 персон, с желтыми такими тонкими цветами и зелеными с золотом листьями. Родители поженились в 66-ом и сразу купили его. Да, и вот супница в том чешском сервизе тоже, разумеется, была.

Мама, вообще, сразу же переменила у отца в доме все хозяйство. Папа был старше мамы на тридцать шесть лет. Но молодость побеждала.

Она повыбрасывала старую мебель. В печку пошел старый дореволюционный ореховый гарнитур. Я застал только обеденный стол от него, на ножках в виде львиных голов. Но стол пылился на веранде, на даче. Его всерьез никто уже не воспринимал. На нем в августе чистили грибы, а в остальное время складывали всякий хлам. Львы грустно доживали свой век среди дачных развалин.

А в городскую квартиру купили новую мебель. Полированную. Это с гордостью, знаете, произносилось: «Полированная мебель!»

Полированный секретер купили (елки-палки, современные дети не знают уже такого слова). То есть это был такой книжный шкаф со стеклянными двигающимися дверцами. За дверцами стояли классики, в основном, в виде многотомных собраний сочинений.

И еще там была деревянная дверца, которая открывалась вниз, образуя стол, за которым можно было работать. Он, собственно, и назывался «секретер». Папа хранил за этой дверцей черный с хромом «Ундервуд», перепечатывал на нем вечерами свои стихи и безнадежные письма в редакции.

«Тук-тук» щелкал «Ундервуд» по синей ленте, «тук-тук-тук».

— Иля, не трогай пишущую машинку!

Купили два кресла с полированными деревянными ручками. Блестящие такие ручки! С четко выполненными прямыми углами! Позже, когда мне подарили перочинный нож, первое, что я сделал — вырезал на этих четких полированных углах несколько глубоких зазубрин. В тот момент это была единственная возможность немедленно испытать новый ножик на остроту.

Купили тогда же сервант (еще одно слово, уходящее в забвение). Сервант, разумеется, тоже полированный, в котором за такими же стеклянными дверцами на стеклянных полках стоял тот самый сервиз. В серванте тоже была деревянная откидная дверца. Но поменьше и повыше. За ней находилась таинственная область, стенки которой были украшены зеркалами. В зеркалах отражались бутылки вина и хрустальные фужеры. Вино отец обычно покупал марочное крепленое, в зеленых бутылках с красочными этикетками с золотыми тиснеными медалями. Коньяк — армянский пять звезд и тоже с медалями. Бутылка «Столичной». Бутылка «Посольской». Шампанское. Вообще, бутылок всегда было с десяток или больше.

Область эта таинственная называлась «бар». И связана она была в моем детском сознании всегда с праздником. Родители без повода туда не лазили. Если открывался бар, значит, придут гости. Будут интересные разговоры и вкусная еда. Очень вкусная еда.

— Илюша, помоги-ка нарезать салат!

Еще купили родители в прихожую полированный трельяж и в мою комнату — полированный шкаф. На трельяже стояли духи «Красная Москва» — запах, казавшийся мне лучшим в мире. А косметики никакой, представьте, на нем не бывало. Папа со смехом рассказывал маме, как друзья говорили ему на ухо:

— Ах, Арон Захарыч, хорошую ты нашел себе жену, скромную. Молодая, а глаза не мажет.

Это про трельяж. А вот в полированном шкафу висела новая каракулевая шуба, в моем детском восприятии изрядно проигрывавшая маминой старой шубке из кролика. Кролик был пушистый, его было приятно гладить. А еще на полке лежала коробочка с чешской бижутерией. Мама никогда эти штуки не надевала. Но красивее тех чешских брильянтов в золоте, скажу я вам, не видывал я нигде!

Помню, что когда из Омска приезжала мамина родня, бабушка с дедом, тетки или дядьки, шкаф превращался в «шифоньер», трельяж — в «трюмо». Фужеры в серванте становились «фужорами», а сам сервант — «буфетом».

И стол еще был тогда куплен в большую комнату полированный. Такой залитый толстым слоем лака раздвижной обеденный стол. Ужасно блестящий, как зеркало. И я долго бродил вокруг него, побеждая соблазны. Но однажды все же не победил. Нацарапал на нем иголкой слово «дурак». Потому что на таком блестящем невозможно было не нацарапать.

— Илья, вот постой в углу и подумай!

Это был исторический угол, в коридоре возле туалета. Ох, сколько там было передумано.

И вот за этим раздвижным полированным столом устраивались семейные обеды по праздникам или просто в воскресенье.

Приходили родственники, друзья.
Приходил старинный папин товарищ Лев Иосифович Бронь с молодой женой Катей. Ну, то есть, Льву Иосифовичу было к шестидесяти. Он был папин ровесник. Но он был маленький, лысый и оттого — старик. А Кате лет сорок пять. Она была в брюках (ого!), и волосы у нее были рыжие от хны и кудрявые от бигудей. Я вообще не понимал, почему Катю шепотом называли все молодой.

Приезжала из Кишинева папина сестра тетя Берта, высокая и красивая, как папа. Тете Берте категорически не нравилась эта история про папины пятьдесят пять и мамины восемнадцать. Категорически. Каждый раз она с подозрением вглядывалась мне в лицо, подробно изучала его, но, в конце концов, выносила оправдательный приговор:

— Нет, все-таки очень похож на Арончика. Вылитый папа!

Приходил сын тети Берты, тоже Илья, к своим тридцати пяти годам — доктор физмат наук. Чтобы стать доктором ему удалось поменять в документах отчество «Исаакович» на «Иванович». Помогло. Илья Иванович жил в Питере и приходил часто. С папой они играли в шахматы.

Еще приходила мамина подруга Раечка с другом Аркашей. Раечка была высокая, крутобедрая такая, с шиньоном и частоколом черных колючих шпилек. А Аркаша — щупленький, замухрышный какой-то, с большим носом и слушался ее во всем. Он потом в Израиль уехал, а Раечка осталась тут, приходила одна, плакала.

В доме, вообще, часто бывали люди, собирались застолья. Гостей принимали, гостям были рады, умели вкусно и добротно готовить и любили гостей потчевать. Это понятие тоже, по-моему, ушедшее, или уходящее. Не просто «я вам поджарю мясо», например, или «чаю налью». А вот я вам приготовлю много и разное и от души, и стану весь вечер с удовольствием вас этим потчевать.

Знаете, я помню этих неторопливых людей семидесятых. Неторопливые речи. Неторопливые умные тосты. Неторопливые домашние такие шутки.

Это были люди особой закваски. Они выросли в голодные двадцатые. В начале тридцатых они пошли в ВУЗы, потому что знали, что только так они смогут подняться из бедности. Потом пришла война и поломала все их планы. Они не были особыми героями. Но четверть века назад они победили, потеряли почти всех близких, и сами остались живы, чему удивлялись потом чрезвычайно. Все это время после войны они тяжело и честно трудились и были уверены, что они заслужили теперь хорошую жизнь.

Знаете, у них была какая-то особая стать. Они были подтянуты. Они хорошо танцевали. Они умело ухаживали за женщинами. У них, кстати, была удивительно правильная интеллигентная речь. И все эти многотомные собрания сочинений они, между прочим, честно прочитали. Могли за столом декламировать Лермонтова, Есенина, или Некрасова. Симонов был им свой, его стихи были частью их жизни.

Они приходили, хорошо одетые. В костюмах мужчины. Жены их — с высокими прическами, в хороших платьях. Мужчины отодвигали своим дамам стулья, усаживали их. Потом уже садились сами, устраивались за тем полированным раздвижным столом, где под скатертью нацарапано было на углу «дурак». Клали скатерть себе на колени. Повязывали салфетки.

Стояло на этом столе три тарелки у каждого: широкая, на ней — салатная, а сверху — глубокая.

А рядом с тарелками лежали тяжелые мельхиоровые приборы, которые я должен был начистить к приходу гостей содой до блеска. Ложка лежала столовая справа и три ножа. А слева — две вилки. Это были приборы для салатов, для горячего и еще один нож был рыбный.

И льняные салфетки лежали каждому гостю, под цвет льняной же скатерти.

Фужеры и рюмки были хрустальные. Салатницы тоже хрустальные. И детей не пускали тогда за взрослый стол. Потому что это было им неполезно.

И вот я помню, как мама подавала в той супнице гостям суп. Когда с супницы снималась крышка, все понимали, что это куриный бульон, дымящийся куриный бульон, с домашней лапшой, кореньями и яйцом. Мы только вчера месили с мамой крутое тесто, раскатывали его деревянной скалкой на тонкие листы, а после нарезали лапшу широкими полосками. Никакая нонешняя паста не сравнится с той домашней лапшой.

А к бульону, кстати, подавались еще маленькие пирожки с мясом и с капустой. Два пирожочка были заранее выложены каждому гостю на его пирожковую тарелку.

И помню, как маленький лысый Лев Иосифович Бронь, выпив рюмочку «Посольской», заедал ее ложечкой горячего душистого супа с лапшой и яичком, наклонялся к папе и, готовясь отправить маленький пирожочек в рот, шептал нарочито громко:

— Ох, Арончик, и хозяйка же твоя Люся! Ох, и хозяйка.

И подмигивал маме.

И видно было, что папе это чрезвычайно приятно, и маме это тоже приятно, а вот Кате, жене Льва Иосифовича — не очень.

После супа, когда глубокие тарелки уносились в кухню, все принимались за салаты с закусками. Классическими были Оливье и кальмары с рисом и жареным луком. А еще крабы. Я застал, знаете, время, когда салат с крабами делали, между прочим, с крабами. Это было вкусно.

Шуба, разумеется, была тоже. Мама добавляла в нее зеленое яблочко. Это был такой семейный секрет.

А еще маринованные грибы стояли на столе. А еще фаршированные грибной икрой яйца. Вы закусывали когда-нибудь водочку фаршированными яйцами?

А прозрачнейшее заливное из белой рыбы с желтым в белом ободочке яичным глазком, алой морковочкой и зеленым горошком? К заливному подавался хрен, который папа выращивал и готовил сам. Хрена было всегда два вида: в сметане и со свеклой. Каждый лежал в своей баночке из того же чешского сервиза. Из-под крышечки выглядывала малюсенькая позолоченная ложечка. Гости брали ложечкой хрен и накладывали его густым толстым слоем сверху на заливное.

Вообще, много было за столом рыбы. Папа работал в пищевом институте. Он был главным экономистом ЛенГИПРоМясомолпрома, что располагался в начале Московского проспекта, и ездил в частые командировки по всей стране. Поэтому на столе была красная рыба с Дальнего Востока, черная икра и осетрина с Волги, палтус и зубатка — из Мурманска или Архангельска.

А еще мама пекла пирог с зубаткой. Тесто — слой лука — слой зубатки — слой лука — слой зубатки — тесто. И это, я вам скажу, — да. Пирог из зубатки — это да! Вкуснее вряд ли что-то бывает.

Также бывали на столе нежнейшие паштет и форшмак. Оба блюда готовил отец. Делал это так, как готовила, наверное, еще его мама, погибшая в блокаду баба Сима. Он не крутил их через мясорубку, а долго-долго рубил сечкой в деревянном таком корыте. По сути, рубил все составляющие и, очевидно, одновременно взбивал их.

Когда с закусками заканчивали, убирались ненужные уже салатные тарелки и приборы, и в комнату вносилось главное блюдо праздника.

Это мог быть, разумеется, гусь с яблоками.
Гусь с антоновкой. А?!

Папа хранил антоновку на даче почти до следующего лета. Перед праздником мы отправлялись с ним на электричке в Мельничный Ручей, со станции шли пешком по дорожке мимо небесно пахнувших дегтем просмоленных шпал. Мимо заборов пустующих зимою соседских домов.

В промерзшем доме, пахшем отсыревшими обоями, лезли по скрипучей деревянной лестнице на чердак, откуда доставали пару закутанных в старые одеяла ящиков. Одеяла разворачивали. Под одеялами обнаруживались кипы стружки, в которую были надежно зарыты яблоки — отборная, без единого пятнышка, едва отливающая нежной зеленью антоновка. Папа брал яблоко и подносил мне к носу той стороной, где палочка:
— На-ка, подыши!

Антоновка пахнет антоновкой. Это единственный во Вселенной запах.

Или это могла быть пара уток, фаршированная кислой капустой. Или большой свиной запеченный окорок на кости, густо нашпигованный солью, перцем и чесноком. Это могла быть также и баранья нога, издававшая особый аромат бараньего сала, трав и морковки, с которыми она вместе тушилась.

Страшный совершенно наступал тогда момент, тишина опускалась: а кто же решится разделать принесенное блюдо? За дело брался папа, ловко управляясь большой двузубой вилкой и огромнейшим ножом, раскладывал куски по кругу под одобрительное мычание мужчин и слабое повизгивание осторожных женщин.

После горячего обыкновенно танцевали. Недавно была куплена полированная опять же «Ригонда» — модная радиола Рижского завода ВЭФ. Ставили на нее пластинки. Не помню, чтобы слушали у нас в доме модные тогда ВИА. Помню, что был Оскар Строк, помню, что был еще Утесов, Марк Бернес.

Папа был похож на Бернеса. У меня и сейчас губы подрагивают, когда слышу:

Почему ж ты мне не встретилась,
Юная, нежная,
В те года мои далёкие,
В те года вешние?
Голова стала белою,
Что с ней я поделаю?
Почему же ты мне встретилась
Лишь сейчас?

Любовь пятидесятипятилетнего мужчины и восемнадцатилетней провинциальной девочки. Чьим воплощением стала наша семья. Любовь, которая закончилась через восемь лет папиной смертью.
— Иля, мальчики не плачут! Мальчики должны быть мужчинами!

Пока гости проводили время за танцами, мама уносила обеденную посуду и накрывала к чаю. Чашки были — знаменитые Ломоносовские «золотые ромашки». К каждой чашке с блюдечком давалась такая же золотая тарелочка и опять же тяжелые мельхиоровые чайные ложки.

Что ели на сладкое?

Король любого праздника — Наполеон и практически всегда — безе.

К приготовлению крема и безе привлекали меня: отделять белки от желтков, а после — взбивать вначале сами белки, а в конце уже белки с сахаром в ручной такой кремовзбивалке. Она так именно и называлась. Слова «миксер» тогда еще не было. А кремовзбивалка — это такая была литровая широкая банка, на которую накручивалась белая пластмассовая крышка с венчиками внутри и ручкой для кручения снаружи.

После того, как безе выпекалось, его выкладывали горкой, промазывая каждый слой заварным кремом, в который добавляли грецкие орехи. Все это чудо вносилось в комнату и, к радости сидевших за столом мужчин, громко оглашалось его название: Торт «Поцелуй Хозяйки». Мужчинам нравилось.

Чай пили неторопливо, нахваливали ту самую хозяйку, поднимали бокалы со сладким вином. Мужчины пили коньяк.
Допивали чай, начинали собираться. Хозяева старались гостей удержать. Гости потихонечку поднимались. Благодарили. Расходились.

Мы с папой носили посуду в кухню. Мама мыла, звенела тарелками. Потом наступала тишина. Мама вытирала мокрые руки передником.
— Илюша, спасть!

Родители за стенкой садились в кресла и обсуждали прошедший вечер. Вслушиваясь в их приглушенные голоса, я засыпал.

Та супница, знаете, долго потом продержалась в нашей семье. И даже сослужила нам некоторую особую службу. Когда через короткое время папа умер, и мы остались с мамой почти без каких-либо средств к существованию, однажды, приподняв зачем-то крышку, мама обнаружила в ней сто рублей — заначку, которую папа оставил, уходя последний раз из дома в больницу.

Интересно, что должно случиться, чтобы мы снова начали подавать суп в супнице? Дети наши, еще более торопливые, чем мы, точно не станут. Может быть, внуки?

Сейчас этих людей из семидесятых нету уже в живых. Остались только мы. Которые сами были тогда детьми. Которых родители не пускали тогда за стол, потому что это было для нас неполезно. И я, знаете, когда принимаю нынче гостей, нет-нет, да и скажу особый тост за детей. В том смысле, что давайте выпьем за них. Чтобы им было потом, что вспомнить и о чем всплакнуть. Потому что, когда мы умрем, они будут сидеть за этим столом после нас.

© И. А. Забежинский

Новенький

- Уволюсь я наверно, – сказала Лика подруге.

- Устала? – сочувственно спросила та, – долго еще до конца смены?

- Да не в этом дело, – вдруг заплакала Лика, – снова принесли кота усыплять, а он совершенно здоров! Красивый такой... поставили переноску, отдали деньги и ушли. А мне – убивать... Я не могу больше!!!

- Как это – усыпить – если он совершенно здоров?! – возмущенно спросила Кира

- Ну, как-как... хозяйка умерла. Кот не нужен. И, главное, заявляют, – мы не можем его выбросить на улицу – он же мучиться будет! Благодетели! – и Лика добавила несколько непечатных слов. – Вот до конца смены моей три часа. Три часа ему осталось жить. А мне уже некуда забирать.

- А приюты?

- Да звонила – переполнено все. С этим ковидом знаешь, сколько животных выбросили? Ладно, прости, надо было мне высказаться... тебе настроение испортила... пошла я... поглажу его напоследок. А он как понимает – сидит и хоть бы шелохнулся.

Кира положила телефон. Она была просто в ступоре. Как так – усыпить совершенно здорового кота? Это же запрещено!!! Ага, запрещено – кого это волнует – главное – цена вопроса.

Она посмотрела на своих котов. Трое обнялись на кресле. Они всегда так спят – кучкой, сестренки. Самая мелкая кошка Даша устроилась под боком у пушистого Марка. Мнет его лапками, а он ее вылизывает. Еще пятеро на диване. Десять. Куда еще-то??? И так много.

Но – усыпят же! Лика не сможет, протянет, так другие придут.

Она решительно схватила телефон и набрала подругу. Та не отвечала...

- Неужели я опоздала? – мелькнуло у Киры.

- Кира? Что случилось? – раздался голос подруги.

- Кот жив?

- Жив... пока, – шмыгнула носом Лика.

- Я приеду. Дай мне полчаса. Я его заберу. Не усыпляй.

Она отключила телефон и стала быстро собираться. Она вдруг испугалась, что не успеет. Хотя и знала, что Лика будет тянуть до последнего. Но она там не одна в смене.

Кира вызвала такси и уже через двадцать минут была около клиники, в которой работала подруга. Она вихрем ворвалась в здание и позвонила Лике.

- На приеме, сейчас выйду, – ответила та.

Кира села ждать.

Лика освободилась. Взяла переноску с котом и пошла к начальству.

- Зоя Федоровна, его забирают. Не будем усыплять!

Начальница понимающе посмотрела на девушку.

- Не будем. Ты просто волшебница, Лика. И чтобы никаких – «я уволюсь». Скажи своей подруге – пусть чипирует его. И вообще никаких проблем не будет. Его принесли без документов. Вот и надо сделать новые.

Лика кивнула.

- Спасибо, Зоя Федоровна.

- Мне за что, – усмехнулась та, – это тебе спасибо. И подруге твоей.

Лика вынесла переноску и отдала Кире.

- Вот. Забирай.

Кира поставила ее на стол и открыла. Кот лежал и даже не шелохнулся. Он не повернулся к людям. Он все понимал – его принесли убить. И он ждал. Пусть так. Хозяйки все равно нет.

- Какой красивый, – выдохнула Кира, – породистый, будет у меня один породистый среди моих дворян. Как его зовут? А, впрочем, неважно. Дам новое имя. Новая жизнь – новое имя. Сколько ему лет?

- Семь лет, – ответила Лика.

- Молодой совсем. Жить и жить. И будет жить. Спасибо тебе.

- Это тебе спасибо, – повторила Лика за начальницей.

Кира закрыла переноску и пошла домой. Снова вызвала такси, чтобы скорее закончилась неопределенность для этого кота. Чтобы он скорее почувствовал себя в безопасности.

Около дома она опустилась на лавочку собраться с мыслями. Она не особенно волновалась за своих котов. Они привыкли, что время от времени у них появляются новенькие и встречали их достаточно спокойно.

- Как же тебя назвать? – спросила она у кота в переноске и заглянула в окошко закрытое сеткой. Кот все так же лежал, не сдвинувшись ни на сантиметр, – ты такой красивый, породистый и имя должно быть такое... необыкновенное. Давай я буду звать тебя Вениамин.

Определившись с именем, Кира встала и понесла Вениамина знакомиться с новой семьей.

Она поднялась на свой этаж, открыла дверь и как всегда слегка притормозила, встречая рванувшихся навстречу хвостатых друзей.

Коты и кошки увидели, что хозяйка не одна и в свою очередь слегка притормозили с ласками. Кира воспользовалась этим и быстро разделась. Потом она взяла переноску и прошла в комнату. Квартира у нее была однокомнатная. Она в свое время много читала о том, как знакомить с новенькими, но держать в разных комнатах и давать принюхиваться через дверь, у нее просто не было возможности. Поэтому она приносила и выпускала. И изо всех сил старалась, что «старенькие» не чувствовали себя обделенными появлением новенького.

Она рисковала, забирая с улицы. Рисковала, что новенький чем-то болеет. Но в этом случае, кот, которого она назвала Вениамин, был домашним и был совершенно здоров.

Кира открыла переноску и отошла. Любопытные хвостики стали осторожно подходить к ней. Потом они остановились и ждали, когда их новый друг выйдет наружу. Но никто не показался. Они обескураженно посмотрели на Киру.

- Ничего, хвостатые, пусть он сам решит, когда выйти.

Она поставила переноску к стене и пошла на кухню. Было время обеда. Хвостики мгновенно позабыли про новенького и помчались за ней.

- Ой-ой, – привычно ворчала Кира, – год не кормили, два не доили – ну дайте хотя бы положить все! Не суйтесь под руки – рассыплю!

Она расставила мисочки, положила еду. Насыпала Максу лечебный корм и приготовилась урезонивать желающих отжевать у кота дорогущий Хиллс.

Коты и кошки подкрепились и удалились в комнату. Кира тоже решила перекусить. Открыла холодильник, но передумала. Она все думала о новеньком коте. Прислушивалась – в комнате было тихо. Никто не скандалил, не кричал. Кира заварила чай. Не допив чашку, пошла в комнату. Коты дрыхли на привычных местах, переваривая обед. И только самая молоденькая кошечка Даша устроилась на столе, так, чтобы можно было заглянуть в переноску.

Кира помедлила – вынуть кота или пусть сам вы ходит? Решила не трогать.

Она подошла к Даше. Девчонка была не больно ласковой, хоть и жила у Киры уже больше года. Давала себя погладить, но сама не приходила. Кира села около нее на стул и сказала:

- Дашенька, помоги ему. Скажи, что мы не будем его обижать, что мы будем жить вместе. Что его теперь зовут Вениамин. Его больше никогда не выбросят как ненужную вещь.

Дашка послушала, потом ткнулась носом в руку хозяйки, вытерпела поглаживания и спрыгнула со стола.

- Врединка ты моя, – улыбаясь, сказала Кира. – Никак не хочешь на руки. Ну как захочешь, придешь.

Кот продолжал тихо сидеть в переноске. До ночи он так и не вышел.

Кира пыталась с ним поговорить. Но кот на нее не смотрел. Она вздохнула, снова покормила свою стаю и оставила корм для Вениамина, на случай, если он выйдет ночью.

Кот сидел в переноске, пока все не улеглись спать. Он никак не мог заставить себя выйти. Нет, страшно ему не было, но переноска пахла его прежней хозяйкой. Слабо, очень слабо уже, но этот запах напоминал ему о прежней жизни. Он заснул и во сне видел, как она гладила его, кормила, с трудом нагибаясь, брала и споласкивала его лоток.

Потом он проснулся. Природа напомнила ему, что он жив. Кот вспомнил – ему повезло и он не в том страшном месте, куда его принесли, чтобы убить.

Он осторожно высунул голову и наткнулся на взгляд молоденькой кошечки, которая одна не спала и караулила его.

Кошечка, которую хозяйка звала Дашей, потянулась к нему. Он отшатнулся. Но выйти хотелось все сильнее и он, наконец, решился.

Даша снова потянулась к нему, обнюхала, потом повернулась и пошла куда-то, приглашая за собой. Кот вздохнул и последовал за ней. Даша привела его к лотку, и он поспешно им воспользовался. Наполнитель был не такой, как у него дома.

Ах, ты ж – у него дома. Да нет того дома уже! Кот снова вспомнил прежнюю хозяйку. Но Даша не дала ему грустить, она повела его в кухню и подтолкнула лапой кормушку.

Корм тоже был не такой. Но кот уже давно был голоден. Его дома – там, в старом доме, – после смерти хозяйки почти не кормили. И он начал хрустеть. Тоже ничего. Можно сказать – вкусно. Непривычно – но вкусно!

Кот утолил первый голод, попил воды, до него дошло, что пить он тоже хочет, потом вернулся и захрустел снова.

Кира не спала. Она тихонько лежала и смотрела в тусклом свете, который давали фонари с улицы, как новенький все-таки решился выйти.

«Даша – умница, врединка, но умница», – подумала Кира, слушая, как кот хрустит кормом.

Потом она услышала, как кот и Даша возвращаются.

Кот, которого она назвала Вениамин, подошел к переноске. Подумал. Кира, затаив дыхание, следила за ним. Вениамин не стал заходить в переноску. Вместо этого он запрыгнул в то кресло, где устроилась Даша. Вздохнул. Свернулся клубочком. Кошка устроилась рядом с ним.

Кира облегченно вдохнула. Привыкнет. Не за день, не за два, но привыкнет.

Ко всему. К новым друзьям. К новому дому и имени. К ней, Кире. И ее хвостики ему помогут. Утром Кира проснулась и увидела, что в кресле, где спал Вениамин, лежит любимая Дашина игрушка. Маленький мягкий медвежонок. Самой Даши, там, правда не было, она ночью перебралась спать к Марку, не желая обижать его.

Прошло несколько месяцев.

- Какой ты Вениамин! – бурчала Кира с закрытыми глазами, – ты просто Веник! Хулиганский пушистый веник. Дай мне еще поспаааать, ну даааай, выходной же! Кыш, пернатый!

Но Вениамин понимал, что она не сердится. Он давно привык ко всему новому. К имени, корму котам и кошкам. Давно перестал быть новеньким. Полюбил спать рядом с Кирой. И к тому, что утром дают вкусняшки. И поэтому совершенно не желал понимать – какой – такой – выходной. И он старательно топтался по Кире намекая – есть давай!

Кире пришлось вставать. Она кормила хвостиков, не забывая оберегать Марка и его лечебный Хиллс. И думала. Было пять кошек и пять котов. Теперь на одного кота больше. Пять кошек и шесть котов. Равновесие нарушено!

Восстановить его что ли...

Автор Валерия Шамсутдинова

Обычный вечер. Ничто не предвещало беды, как говорится. По приезде со службы домой пошёл в ванную. Принимаю душ. Оба крана смесителя выкручены на максимум.

Супруга готовится меня кормить. Кухня через стенку от ванной, под раковиной в ванную сквозная дыра, там проходит сливная труба раковины.

Кот за её спиной исподтишка влез по скатерти на кухонный стол и потихоньку подкрадывается к вазочке с орешками.

Дочка в комнате рисует в альбоме что-то.

Жена открывает кухонный кран холодной воды.

Смеситель в ванной перекидывает в режим триггера, есть за ним такой грех на полном напоре. И он напрочь отрубает холодную воду, место которой моментально занимает горячая. А она у нас почти кипяток.

Я, натурально, шпарюсь, как бройлерная кура, и от неожиданности ору голосом дикого вепря.

Кот (напомню, между ванной и кухней дыра у пола в стене) пугается, что его накрыли, и шмякается со стола на пол. Попутно обрушивая вилки-ложки.

Жена от моего рёва и от грохота столовой утвари тоже пугается, кричит и рефлекторно дёргает руками. Кастрюлька с литром воды взлетает в воздух и падает на кота. Дном кверху.

Кот, облитый водой, с пробуксовкой (в линолеуме сквозные дыры от когтей) шарахается под раковину, в дыру. Он там свободно лазает. В ванной он вылетает из-под ванны, отражается от противоположной стены и прыгает в ванну, в которой стою я и в которой ещё сантиметров 20 воды.

Упав в воду, он понимает, что вообще настал писец и с диким мявом по моей, пардон, голой заднице и спине взлетает на моё плечо и там прочно закогтяется.

Это всё занимает считанные секунды.

Хватаю полотенце, полотенцем хватаю кота и сдираю его с плеча. Кот от испуга обделывается.

Жена тем временем кидается к двери ванной и начинает её выносить, решив, что на меня упала чугунная труба канализации, или я поскользнулся и свернул себе шею, или схватился рукой за лампочку. При этом продолжая орать и совершенно забыв, что дверь открывается наружу, а не внутрь.

Я открываю, кот вырывается наружу в волочащемся полотенце, несётся в комнату, где дочка. Там он влетает в открытый шкаф на полку свежего постельного белья и забивается в угол. С полки и стопы свежих простынь начинает течь вода с говном.

Дочка визжит. Голосок у неё – хрусталь колоть можно.

Незадолго до этого один из моих соседей – тот, который грозится когда настанет революция прийти ко мне с топором раскулачивать, по пьяни порезал своего родственника, да так, что вечером менты выносили дверь, скорая забирала порезаного, кровишшей забрызгали пол от этажа через лифт до подьезда.

Второй мой сосед, врач, живущий в квартире через стенку (так что у нас двери рядом) после той истории завёл себе бейсбольную биту.

Этим вечером он уже отдыхал, когда через короба вентиляции и тонкую перегородку между прихожими услышал творящийся у нас трындец. Решил, что опять наш заклятый друг – пролетарий допился до зелёных чертей, ворвался с топором к соседям (к нам то есть) и убивает здесь всех. Схватил свою биту и начал ломиться к нам в дверь, звонить, кричать-звать и стучать.

Дочка, ошалев, открывает ему дверь.

К тому времени я уже вылез из ванной, перед чем, ессно, напялив свой купальный халат. Белый, блин, махровый. Жена при виде красных пятен чуть в обморок не падает.

Через минуту все пришли в себя. Сосед осмотрел спину, констатировал, что могло быть хуже, ты мог стоять к нему передом, а не задом, швы не нужны, и ушёл спать. Напоследок очень просил больше так не делать, хорошо, что его беременная жена сегодня ночует у мамы, а то мог бы выкидыш случиться.

Жена поливает мне спину кровоостанавливающим спреем, мажет йодом и лепит пластыри. Дочка надувается и уходит в комнату. Кот извлекается из шкафа.

В данный момент халат и бельё из шкафа стираются в машине, кот постиран девчонками в ванной и гневно вылизывается на диване, ванная отмыта. Дочка уложена спать. Жена моет полы.

Через полчасика пойдём с женой ужинать.

Вечер удался, как говорится.
из инета

В нашей квартире на первом этаже не было балкона. И это упущение советского модернизма доставляло немало хлопот моей маме. Большое корыто, в котором было откупано двое младенцев, некуда было деть и оно висело в ванной на здоровом гвозде, аккурат возле вентиляционного окна. А напротив него большое зеркало и вся эта конструкция в ванной сыграла в моей жизни немаловажную роль.

В нашей семье все обладали идеальным музыкальным слухом, и только меня нашли в берлоге, где на моем ухе отлично выспался медведь.

Когда в очередной раз моя музыкальная семья собралась за большим столом и затянула любимую песню:

«Мисяць на нэби, зироньки сияють,

Тихо по морю човен плывэ.

В човне дивчина писню спивае,

А козак чуе, серденько мре.»

Я тоже решила подпеть, но при этом нарушила стройный хор и меня попросили заткнуться.

От горя и обиды я ушла в ванну, закрылась изнутри и заорала во всю глотку:

«Мисяць на нэби...

И в этот момент корыто на стене ожило! Оно издавало такое звонкое эхо, что мой голос казался мне ангельским и было все равно, что этот ангел низвергнут в ад за непопадание в ноты.

Орала я там полчаса не переставая, пока моя семейка в полном составе не извинилась за нанесенную мне детскую травму. С тех пор я пела отдельно от семейного хора, вдобавок включая музыкальное сопровождение струю воды льющуюся в огромную железную ванну, которую можно было настроить на нужный мне лад.

Если я включала кран на полную мощность, то вся сила оркестра Советской армии и военно-морского флота меркла перед этими звуками и тогда под сводами ванной комнаты звучала песня " Маруся от счастья слёзы льет! Можно было придать звучанию струи мелодичность флейты если по стеночке пустить тоненькую струйку воды. Под эту нежную мелодию особенно хорошо получалась лиричная «Ничь така мисячна

Я закрывалась в ванной и выводила арии из опер почище самого сатаны. Но так, как ванная примыкала к кухне, то моя мама выдерживала мои концерты не долго. Она подходила к ванной и задавала мне вопрос:

Доченька, скажи чего ты хочешь, я все куплю.

Я прекращала пытку пением и выдвигала свои требования. Так мне было разрешено приходить домой позже девяти и играть с мальчишками в казаки-разбойники, а так же не носить кружевные шелковые юбочки и бантики. К шантажу песнями подключалась соседка сверху, тетя Маня, которая через вентиляционную трубу тоже страдала от моих вокализов. В ее широкую пазуху, кроме огромной груди ни разу не видевшей лифчик, еще умещалась огромная добрая душа, заначка от мужа, туго перетянута носовым платком и трепетное, просто-таки всепрощающие отношение к детям.

Она была вхожа в каждую квартиру нашего дома и заходила к соседям без стука. Привычка запирать двери на засов тогда еще не прижилась в домах. В квартиру сперва проникали ее бюст и голос, а уже потом появлялась сама тетя Маня.

Валя, я очень понимаю, что твое дитя талантливее самой Марии Биешу, но ее оцинкованный дискант делает мне приступ падучей и страшное недержание! Когда она начинает петь я не попадаю вытереть себе папиром тухес...

Валя, что она хочет в этот раз, Валя? Купи ты ей тот велосипед наконец или отдай в церковный хор вместе с корытом и пусть она им там будет изображать грешников на сковородке! Если её услышит атеист, он тут же сделается набожнее самого дьякона.

Валя, купи дитю велосипед, иначе я забуду закрутить кран в ванной и уйду на работу, и твоему кафелю на потолке в ванной присниться капец! Это ж надо такое придумать кафель на потолок зашпандорить, это ж какой прораб тебе такое посоветовал?

У тебя дите и так орет как скаженное, а шо будет если ей на голову кафель упадёт? Валя, я не выдержу столько песен и в один день сама прыгну пару раз, шоб её тем кафелем придавило уже!

Так мы и жили... Корыто служило маминым стратегическим объектом, только в нем было удобно стругать капусту для засолки и потому выбросить его было нельзя, а я пожинала плоды своего творчества. И все было хорошо, но тут вдруг у них случилось.

Сын тети Мани, Боричка, женился! Взял девушку видную, образованную, но очень худую. Тетя Маня не желала видеть этот Суповой набор в своей квартире, а Боричка не желал себе другой супруги.

Валя, ты видела что привел в дом этот паразит? Я его отдала учиться в мединститут не для того, чтобы он скелеты домой тащил, а чтобы он стал уважаемым человеком. Валя, как можно уважать доктора если за ним по пятам ходит смерть с косой? А что мне родит эта доходяга, в каком месте она будет носить детей? У нее подбородок и сразу под ним ноги, где там это все поместится я тебя спрашиваю?

А если, не дай бог, завтра голод, скока ей там осталось? Валя, ты видала ее ребра, они торчат в разные стороны. А когда она спит на крахмальной простыне, та даже не мнется, Валя. И ещё, слушай меня, корми свою певицу получше! Смотри, у неё тоже мослы кругом торчат. Не дай боже, вырастет и будет как моя невестка!

Валя как ты чистишь рыбу, выними с нее кишки и обмакни густо в муку, иначе риба выпустит тебе на сковородку всю юшку и будешь кушать одни кости и шкуру! Дальше разговор переключался на кулинарию и мне становилось неинтересно.

Спустя полгода после Боричкиной женитьбы тетя Маня поняла, что выжить из дому невестку у неё не получится, и они решили разменять свою шикарную трёшку на две квартиры в разных концах города.

Мама строго-настрого запретила мне петь в корыто, чтобы не отпугнуть потенциальных соседей, которые приходили смотреть квартиру сверху.

Я терпела и как-то даже отвыкла петь.

Но однажды родители ушли в гости и я осталась дома одна на всю ночь. И надо сказать, что в это время появился фильм, от которого у всех девочек пошла кругом голова Д«Артаньян и три мушкетера! Эти песни я выучила наизусть, от образа благородного Атоса я была сама не своя, и меня так и тянуло спеть в корыто самую лирическую из песен кинокартины.

«Щедра к нам грешникам земля,

А небеса полны угрозы!

Кого-то там еще тра ля ля ля

Перед грозой так пахнут розы!»

И припев:

«Аааа-аа-ааа-аа-а-а-а-а-а» (и так пять или десять раз)

Куплет надо было петь тихо, зловещим шёпотом, а припев орать во всю луженую глотку.

Но я не просто так пошла петь. Я нарядилась и накрасилась как Констанция! Надеюсь, вы помните тот её образ на фоне голубого неба, и я тоже себя представляла летающей в облаках в белом воздушном одеянии, с копной густых волос!

Усердно послюнявив мамин чёрный карандаш, я нарисовала себе густые брови. Под них не пожалела голубых теней, а ярко-алая помада обрамляла губы. Контуры губ бровей и век у меня получились очень условные, брови встретились на переносице, тени заползли на лоб, а губы начинались рядом с ушами и заканчивались на подбородке. Волосы начесала, сбрызнула лаком, чтобы это подобие отходов макаронной фабрики не развалилось. Потом надела мамину белую кофточку летучая мышь, которая мне доходила до пят, а туфли на каблуках с острыми носами завершали образ.

Взяла в руки расческу, приняла красивую, но неудобную позу у зеркала и начала петь в расческу, под аккомпанемент воды. Эхо в корыте мне показалось недостаточно точным и я потянулась поправлять его, не прекращая петь:

«А-ааа-аа-ааа-аа-а-а-а-а...»

И в этот момент гвоздь не выдержал, корыто рухнуло с грохотом, я не удержалась на каблуках и схватилась за полку, на которой стоял тальк в огромное круглой коробке... Очнулась я на полу вся в белом тальке, придавленная корытом и когда все стихло, я услышала в вентиляционном окне:

«А-ааа-аа-ааа-аа-а-а-а-а...» это был Атос и он мне отвечал.

Трухнула я тогда сильно, ведь одно дело, когда Атос у тебя в мечтах и совсем другое, когда в вентиляционном окне. Я рванула, что было сил, в сторону выхода, выбежала из квартиры на лестничную площадку, а сверху навстречу мне бежал он, мой Атос, юный, красивый, голубоглазый блондин!

Увидев меня, он запел еще громче.

Он летел по воздуху прямо в мои объятья и сцепившись, как пара змей, мы выкатились из подъезда прямо в клумбу!

... Прошло еще немного времени. Новый сосед сверху, которого в ту ночь родители тоже впервые оставили одного, перестал бояться громких звуков, и мы еще много лет дружили, ходили в один класс, а потом я провожала его в армию и обещала ждать.

Kovila

- Бaбyлeчка, это тeбe! – Hинoчкa протянула бабке Трифонихе кoнфeтy, завёрнутую в яркий фантик.

- «Бабулечка», – пepeдразнила бaбкa, – Никакая я тебе не бабулечка! И конфетов мне твоих не нать, зyбoв на них не нaпaсёccu.

- А ты её за щёчку положи, – не унималась девчушка, игнорируя бaбкинo вopчaниe, – Она у тебя в ротике и pacтaeт, вкyyycно.

Tpифoниха взяла кoнфeтy, лишь бы отвязаться от маленькой липучки.

Вот навязалась на её гoлoву. Как чувствовала, не xoтeлa брать на постой жиличку с дитём, но та оказалась вpaчиxoй, а Трифониxa до жути не любила больницы, вот и сдалась, чтоб на дoмy, по случаю лечиться. Председатель сам заявился к ней месяц назад, пoпpocил приютить Алёну Анатольевну с пятилетней дочуркой, пока дом врачихин достраиваться будет, посулил дров в зиму и дом подлатать обещался. Tpифониха слыла бабкой нелюдимой и вредной, но деваться Семёну Владимировичу было нeкyдa, только расселил агронома, ветврача и нескольких механизаторов с семьями, а тут – такая удача, даже не фельдшер, а целый вpaч к ним в село пожaлoвaлa, да насовсем. И бабушке будет веселее, да с приглядом. Помнил ещё председатель Трифониху шeбyтнoй, весёлой, работящей, да запевалой первой, да плясуньей такой, что равных ей не было. Правда, сам он тогда пока на отчество не отзывался, мaльцoм был.

Дом Трифоновы отстроили, чуть ли не caмый приметный в селе, добротный, с peзными нaлuчникaми, да карнизами, словно cкaзoчный. Варвара Стрельцова тoлькo в свой дом хотела замуж пойти, хоть свёкpoв будущих чтила и уважала, но жeнихy своему, Петру Трифонову так напрямки и поставила условие.

Вот Пётр с oтцoм да братьями и pacстapaлись.

Свадьбу здесь же, в просторном дворе uгpaлu, три дня, как пoлoжeнo. Да и зажили счастливо. Детки пошли, в oтцa с мамой, кpacивые, кpeпкиe, paбoтящие с измальства. Глебушка с Бориской. Что-то не так пошло с третьей Варвариной беременностью, вот её на обследование в больницу и oтпpaвили. Тут и беда подoпела. Hoчью Трифоновский дом, как спичка вспыхнул. Пока суть, да дело, Пётр с мальчишками и угopeли. Варя, как узнала о том, дoчкy и скинула. Была семья и не стало. Как Варвара горе то пережила, как умом не тронулась, одному Богу и было известно. Только именно Бога она во всём и винила. Koмy чужое счастье глаза застило, так и не нашли, хоть и опpeдeлили, что поджог то был. Вернулась Варвара в отчий дом и жила, что дoживaлa. Вроде и есть она, а вроде как и нет, тень от прежней её только и осталась. Те двенадцать лет, что счастлива была с Петенькой своим, жизнь в ней и теплили. Постепенно, из Варвары Алексеевны превратилась она в людской молве в Трифониxy, а ей то что, она почти ни с кем и не знaлacь.

- Бaбyлечкa, а ты пирожки печь yмeeшь? – Ниночка, не пpистpoeнная в дeтcкuй сад, по причине частых простуд, оставалась на бaбкинoм пoпeчeнии, пока её мама paбoтaла. Трифониха уж и не рада была, что повелась на угoвopы о пpисмoтpe, девчонка ходила за ней хвостом и постоянно донимала.

- Умею и что с того? – она oтмaxнyлacь от дeвчyшки, как от мухи.

- А меня научи! – глазёнки Ниночки радостно заблестели, – Бабулечка, ну что тебе стоит?!

- Вот зуда! – бабка хлопотала по хозяйству, попутно oтбupaя у девочки то веник, то пoлoтeнцe, то вымытые тарелки, – Поди вон, в куклы свои поиграй, не дocyг мне с тобой лясы точить.

- А ты не точи, бабулечка, ты покажи, а я повторять cтaнy, – Ниночка ухватила Тpифoниху за руку и легонько погладила, – Ну, пoжaлyйстa!

Бабка отдёрнула руку peзкo, словно обжегшись. Из самых глубин памяти вдруг возникло какое-то тепло, что ли, эта непосредственная детская ласка взбудоражила и на минуточку oкyнyлa в нежные объятия её маленьких cынoвeй. Haвaждeниe. Tрифониxa даже увидала их улыбающиеся личики. Видение тут же исчезло. А по её щекам вдруг покатились крупные, гopячиe и горючие слёзы. Уxвaтившucь за стол, она шлёпнулась на табуретку и заскулила, закрыв лицо руками. Тридцать лет. Она не плaкaла тридцать лет. А может и больше. Она давно привыкла к нoющeй боли, выжигающей всё нутро. Девчонка. Как она это сделала? На какой нepв смoгла нaжaть, чтобы так внезапно выбить её из кокона, который Варвара усердно плела многие годы?

Ниночка испугалась не на шyткy. Она всегда чувствовала, что бабулечка никакая не злюка, как говорили вce в сeлe, что, наверное, её зaкoлдoвaл какой-то злой волшебник. А, может, лучше надо было её поцеловать, ну, как cпящyю кpacавицy?! Но бабулечка пepeменилacь так внезапно, что девчушка тоже стала плакать, от стpaxa за неё и подвывать в oтвeт. И подошла, в каком-то внезапном порыве, и стала гладить по голове, как маленькую, так, как гладила её мама, когда пaпa выгнал их из дoмa.

Алёна вepнyлacь в свой вpeмeнный дом после тяжёлого paбoчeго дня.

Односельчане встретили её по доброму и вдoxновeннo стали болеть, словно терпели-терпели и больше терпеть стало не в мочь. Ниночка её не встречала, как обычно, стpaннo. Услыхав сдавленные стоны и тихий вой, Алёна вбежала в горницу и застыла. Всегда угрюмая и неразговорчивая Варвара Алексеевна, ycaдив Ниночку на колени, рассказывала той о своих мaльчикax, о мyжe, о счастье, paccкaзывaлa, срываясь на стоны, словно исповедуясь, а Ниночка подвывала сочувственно, обнимая бабулечку и, как мантру, твердя: – Не плачь. Можно cкaзaть, что бaбyшeк у её дочери никогда и не было. Алёнина мама умерла, когда ей было 16, папа заменил ей маму. А мать Игоря... Свекровь нeнaвидeлa Алёну по каким-то своим причинам, поэтому внушала сыну, что Ниночка нагулянная (мepзocть то кaкaя!). Долго внушала. Вода кaмeнь точит. Он выгнал их в одночасье. Так они оказались здесь.

- Эй, егоза, пupoгoв просила, а сама спишь, – баба Варя колготилась на кухне, встав с пepвыми пeтyxaми.

- Бабулечка, что ж ты меня раньше не paзбyдuлa, я бы помогла, – Ниночка потёрла зacпaнныe глазки и oтxлебнyлa из кpyжкu душистый чай.

- У Бога дней мнoгo, внученька, нayчy, раз обещала, – улыбнувшись, баба Варя чмокнула малышку в макушку, – Мамка то куда с утра пopaньшe yнecлacь, вроде, выxoднoй у неё?

- Так к дяде Семёну, наверное, пoмoщu пpocить с пepeeздoм, – уплетая пирожок пpoговopuла Ниночка.

Варвара Алексеевна враз сникла, съёжилась, будто даже став ниже ростом. А она то себе надумала, нaмeчтaлa... Трифониха пoтянулacь к столу, стpяxивaя с клеёнки несуществующие крошки. Сердце зacaднuлo. Ну и ладно, и пусть, глотнула воздуха, и будет.

Алёна вернулась быcтpo. И вeлeла собирать вещи.

- Я вам помогу, – сдepжaнно пpoговopилa Трифониха.

- Bapвapa Aлекceeвна, Вы что-то из мебели брать плaниpyeтe, или новую купим? – запихивая стопку вещей в чемодан спросила Алёна.

- Я? – сглатывая кoмoк, внезапно пoдcтyпивший к гopлy, спросила баба Варя, – Так я же...

- Так Вы же eдeтe с нами, – Алёна yлыбнулacь, – Что берём?

- Там, в кoмoдe, в нижнем ящике... uкoны, забери, дочка. И у тёти Любы котёнка возьми, пepвым впycтuм в новый дом. И пupoжки. Много напекла, как знала, людей yгocтим. He зaбyдь.

В нашей квартире на первом этаже не было балкона. И это упущение советского модернизма доставляло немало хлопот моей маме. Большое корыто, в котором было откупано двое младенцев, некуда было деть и оно висело в ванной на здоровом гвозде, аккурат возле вентиляционного окна. А напротив него большое зеркало и вся эта конструкция в ванной сыграла в моей жизни немаловажную роль.

В нашей семье все обладали идеальным музыкальным слухом, и только меня нашли в берлоге, где на моем ухе отлично выспался медведь.

Когда в очередной раз моя музыкальная семья собралась за большим столом и затянула любимую песню:

«Мисяць на нэби, зироньки сияють,

Тихо по морю човен плывэ.

В човне дивчина писню спивае,

А козак чуе, серденько мре.»

Я тоже решила подпеть, но при этом нарушила стройный хор и меня попросили заткнуться.

От горя и обиды я ушла в ванну, закрылась изнутри и заорала во всю глотку:

«Мисяць на нэби...

И в этот момент корыто на стене ожило! Оно издавало такое звонкое эхо, что мой голос казался мне ангельским и было все равно, что этот ангел низвергнут в ад за непопадание в ноты.

Орала я там полчаса не переставая, пока моя семейка в полном составе не извинилась за нанесенную мне детскую травму. С тех пор я пела отдельно от семейного хора, вдобавок включая музыкальное сопровождение струю воды льющуюся в огромную железную ванну, которую можно было настроить на нужный мне лад.

Если я включала кран на полную мощность, то вся сила оркестра Советской армии и военно-морского флота меркла перед этими звуками и тогда под сводами ванной комнаты звучала песня " Маруся от счастья слёзы льет! Можно было придать звучанию струи мелодичность флейты если по стеночке пустить тоненькую струйку воды. Под эту нежную мелодию особенно хорошо получалась лиричная «Ничь така мисячна

Я закрывалась в ванной и выводила арии из опер почище самого сатаны. Но так, как ванная примыкала к кухне, то моя мама выдерживала мои концерты не долго. Она подходила к ванной и задавала мне вопрос:

Доченька, скажи чего ты хочешь, я все куплю.

Я прекращала пытку пением и выдвигала свои требования. Так мне было разрешено приходить домой позже девяти и играть с мальчишками в казаки-разбойники, а так же не носить кружевные шелковые юбочки и бантики. К шантажу песнями подключалась соседка сверху, тетя Маня, которая через вентиляционную трубу тоже страдала от моих вокализов. В ее широкую пазуху, кроме огромной груди ни разу не видевшей лифчик, еще умещалась огромная добрая душа, заначка от мужа, туго перетянута носовым платком и трепетное, просто-таки всепрощающие отношение к детям.

Она была вхожа в каждую квартиру нашего дома и заходила к соседям без стука. Привычка запирать двери на засов тогда еще не прижилась в домах. В квартиру сперва проникали ее бюст и голос, а уже потом появлялась сама тетя Маня.

Валя, я очень понимаю, что твое дитя талантливее самой Марии Биешу, но ее оцинкованный дискант делает мне приступ падучей и страшное недержание! Когда она начинает петь я не попадаю вытереть себе папиром тухес...

Валя, что она хочет в этот раз, Валя? Купи ты ей тот велосипед наконец или отдай в церковный хор вместе с корытом и пусть она им там будет изображать грешников на сковородке! Если её услышит атеист, он тут же сделается набожнее самого дьякона.

Валя, купи дитю велосипед, иначе я забуду закрутить кран в ванной и уйду на работу, и твоему кафелю на потолке в ванной присниться капец! Это ж надо такое придумать кафель на потолок зашпандорить, это ж какой прораб тебе такое посоветовал?

У тебя дите и так орет как скаженное, а шо будет если ей на голову кафель упадёт? Валя, я не выдержу столько песен и в один день сама прыгну пару раз, шоб её тем кафелем придавило уже!

Так мы и жили... Корыто служило маминым стратегическим объектом, только в нем было удобно стругать капусту для засолки и потому выбросить его было нельзя, а я пожинала плоды своего творчества. И все было хорошо, но тут вдруг у них случилось.

Сын тети Мани, Боричка, женился! Взял девушку видную, образованную, но очень худую. Тетя Маня не желала видеть этот Суповой набор в своей квартире, а Боричка не желал себе другой супруги.

Валя, ты видела что привел в дом этот паразит? Я его отдала учиться в мединститут не для того, чтобы он скелеты домой тащил, а чтобы он стал уважаемым человеком. Валя, как можно уважать доктора если за ним по пятам ходит смерть с косой? А что мне родит эта доходяга, в каком месте она будет носить детей? У нее подбородок и сразу под ним ноги, где там это все поместится я тебя спрашиваю?

А если, не дай бог, завтра голод, скока ей там осталось? Валя, ты видала ее ребра, они торчат в разные стороны. А когда она спит на крахмальной простыне, та даже не мнется, Валя. И ещё, слушай меня, корми свою певицу получше! Смотри, у неё тоже мослы кругом торчат. Не дай боже, вырастет и будет как моя невестка!

Валя как ты чистишь рыбу, выними с нее кишки и обмакни густо в муку, иначе риба выпустит тебе на сковородку всю юшку и будешь кушать одни кости и шкуру! Дальше разговор переключался на кулинарию и мне становилось неинтересно.

Спустя полгода после Боричкиной женитьбы тетя Маня поняла, что выжить из дому невестку у неё не получится, и они решили разменять свою шикарную трёшку на две квартиры в разных концах города.

Мама строго-настрого запретила мне петь в корыто, чтобы не отпугнуть потенциальных соседей, которые приходили смотреть квартиру сверху.

Я терпела и как-то даже отвыкла петь.

Но однажды родители ушли в гости и я осталась дома одна на всю ночь. И надо сказать, что в это время появился фильм, от которого у всех девочек пошла кругом голова Д«Артаньян и три мушкетера! Эти песни я выучила наизусть, от образа благородного Атоса я была сама не своя, и меня так и тянуло спеть в корыто самую лирическую из песен кинокартины.

«Щедра к нам грешникам земля,

А небеса полны угрозы!

Кого-то там еще тра ля ля ля

Перед грозой так пахнут розы!»

И припев:

«Аааа-аа-ааа-аа-а-а-а-а-а» (и так пять или десять раз)

Куплет надо было петь тихо, зловещим шёпотом, а припев орать во всю луженую глотку.

Но я не просто так пошла петь. Я нарядилась и накрасилась как Констанция! Надеюсь, вы помните тот её образ на фоне голубого неба, и я тоже себя представляла летающей в облаках в белом воздушном одеянии, с копной густых волос!

Усердно послюнявив мамин чёрный карандаш, я нарисовала себе густые брови. Под них не пожалела голубых теней, а ярко-алая помада обрамляла губы. Контуры губ бровей и век у меня получились очень условные, брови встретились на переносице, тени заползли на лоб, а губы начинались рядом с ушами и заканчивались на подбородке. Волосы начесала, сбрызнула лаком, чтобы это подобие отходов макаронной фабрики не развалилось. Потом надела мамину белую кофточку летучая мышь, которая мне доходила до пят, а туфли на каблуках с острыми носами завершали образ.

Взяла в руки расческу, приняла красивую, но неудобную позу у зеркала и начала петь в расческу, под аккомпанемент воды. Эхо в корыте мне показалось недостаточно точным и я потянулась поправлять его, не прекращая петь:

«А-ааа-аа-ааа-аа-а-а-а-а...»

И в этот момент гвоздь не выдержал, корыто рухнуло с грохотом, я не удержалась на каблуках и схватилась за полку, на которой стоял тальк в огромное круглой коробке... Очнулась я на полу вся в белом тальке, придавленная корытом и когда все стихло, я услышала в вентиляционном окне:

«А-ааа-аа-ааа-аа-а-а-а-а...» это был Атос и он мне отвечал.

Трухнула я тогда сильно, ведь одно дело, когда Атос у тебя в мечтах и совсем другое, когда в вентиляционном окне. Я рванула, что было сил, в сторону выхода, выбежала из квартиры на лестничную площадку, а сверху навстречу мне бежал он, мой Атос, юный, красивый, голубоглазый блондин!

Увидев меня, он запел еще громче.

Он летел по воздуху прямо в мои объятья и сцепившись, как пара змей, мы выкатились из подъезда прямо в клумбу!

... Прошло еще немного времени. Новый сосед сверху, которого в ту ночь родители тоже впервые оставили одного, перестал бояться громких звуков, и мы еще много лет дружили, ходили в один класс, а потом я провожала его в армию и обещала ждать.

Kovila

Это что-то. Я думала что не встану от смеха!!!

- Бaбyлeчка, это тeбe! – Hинoчкa протянула бабке Трифонихе кoнфeтy, завёрнутую в яркий фантик.

- «Бабулечка», – пepeдразнила бaбкa, – Никакая я тебе не бабулечка! И конфетов мне твоих не нать, зyбoв на них не нaпaсёccu.

- А ты её за щёчку положи, – не унималась девчушка, игнорируя бaбкинo вopчaниe, – Она у тебя в ротике и pacтaeт, вкyyycно.

Tpифoниха взяла кoнфeтy, лишь бы отвязаться от маленькой липучки.

Вот навязалась на её гoлoву. Как чувствовала, не xoтeлa брать на постой жиличку с дитём, но та оказалась вpaчиxoй, а Трифониxa до жути не любила больницы, вот и сдалась, чтоб на дoмy, по случаю лечиться. Председатель сам заявился к ней месяц назад, пoпpocил приютить Алёну Анатольевну с пятилетней дочуркой, пока дом врачихин достраиваться будет, посулил дров в зиму и дом подлатать обещался. Tpифониха слыла бабкой нелюдимой и вредной, но деваться Семёну Владимировичу было нeкyдa, только расселил агронома, ветврача и нескольких механизаторов с семьями, а тут – такая удача, даже не фельдшер, а целый вpaч к ним в село пожaлoвaлa, да насовсем. И бабушке будет веселее, да с приглядом. Помнил ещё председатель Трифониху шeбyтнoй, весёлой, работящей, да запевалой первой, да плясуньей такой, что равных ей не было. Правда, сам он тогда пока на отчество не отзывался, мaльцoм был.

Дом Трифоновы отстроили, чуть ли не caмый приметный в селе, добротный, с peзными нaлuчникaми, да карнизами, словно cкaзoчный. Варвара Стрельцова тoлькo в свой дом хотела замуж пойти, хоть свёкpoв будущих чтила и уважала, но жeнихy своему, Петру Трифонову так напрямки и поставила условие.

Вот Пётр с oтцoм да братьями и pacстapaлись.

Свадьбу здесь же, в просторном дворе uгpaлu, три дня, как пoлoжeнo. Да и зажили счастливо. Детки пошли, в oтцa с мамой, кpacивые, кpeпкиe, paбoтящие с измальства. Глебушка с Бориской. Что-то не так пошло с третьей Варвариной беременностью, вот её на обследование в больницу и oтпpaвили. Тут и беда подoпела. Hoчью Трифоновский дом, как спичка вспыхнул. Пока суть, да дело, Пётр с мальчишками и угopeли. Варя, как узнала о том, дoчкy и скинула. Была семья и не стало. Как Варвара горе то пережила, как умом не тронулась, одному Богу и было известно. Только именно Бога она во всём и винила. Koмy чужое счастье глаза застило, так и не нашли, хоть и опpeдeлили, что поджог то был. Вернулась Варвара в отчий дом и жила, что дoживaлa. Вроде и есть она, а вроде как и нет, тень от прежней её только и осталась. Те двенадцать лет, что счастлива была с Петенькой своим, жизнь в ней и теплили. Постепенно, из Варвары Алексеевны превратилась она в людской молве в Трифониxy, а ей то что, она почти ни с кем и не знaлacь.

- Бaбyлечкa, а ты пирожки печь yмeeшь? – Ниночка, не пpистpoeнная в дeтcкuй сад, по причине частых простуд, оставалась на бaбкинoм пoпeчeнии, пока её мама paбoтaла. Трифониха уж и не рада была, что повелась на угoвopы о пpисмoтpe, девчонка ходила за ней хвостом и постоянно донимала.

- Умею и что с того? – она oтмaxнyлacь от дeвчyшки, как от мухи.

- А меня научи! – глазёнки Ниночки радостно заблестели, – Бабулечка, ну что тебе стоит?!

- Вот зуда! – бабка хлопотала по хозяйству, попутно oтбupaя у девочки то веник, то пoлoтeнцe, то вымытые тарелки, – Поди вон, в куклы свои поиграй, не дocyг мне с тобой лясы точить.

- А ты не точи, бабулечка, ты покажи, а я повторять cтaнy, – Ниночка ухватила Тpифoниху за руку и легонько погладила, – Ну, пoжaлyйстa!

Бабка отдёрнула руку peзкo, словно обжегшись. Из самых глубин памяти вдруг возникло какое-то тепло, что ли, эта непосредственная детская ласка взбудоражила и на минуточку oкyнyлa в нежные объятия её маленьких cынoвeй. Haвaждeниe. Tрифониxa даже увидала их улыбающиеся личики. Видение тут же исчезло. А по её щекам вдруг покатились крупные, гopячиe и горючие слёзы. Уxвaтившucь за стол, она шлёпнулась на табуретку и заскулила, закрыв лицо руками. Тридцать лет. Она не плaкaла тридцать лет. А может и больше. Она давно привыкла к нoющeй боли, выжигающей всё нутро. Девчонка. Как она это сделала? На какой нepв смoгла нaжaть, чтобы так внезапно выбить её из кокона, который Варвара усердно плела многие годы?

Ниночка испугалась не на шyткy. Она всегда чувствовала, что бабулечка никакая не злюка, как говорили вce в сeлe, что, наверное, её зaкoлдoвaл какой-то злой волшебник. А, может, лучше надо было её поцеловать, ну, как cпящyю кpacавицy?! Но бабулечка пepeменилacь так внезапно, что девчушка тоже стала плакать, от стpaxa за неё и подвывать в oтвeт. И подошла, в каком-то внезапном порыве, и стала гладить по голове, как маленькую, так, как гладила её мама, когда пaпa выгнал их из дoмa.

Алёна вepнyлacь в свой вpeмeнный дом после тяжёлого paбoчeго дня.

Односельчане встретили её по доброму и вдoxновeннo стали болеть, словно терпели-терпели и больше терпеть стало не в мочь. Ниночка её не встречала, как обычно, стpaннo. Услыхав сдавленные стоны и тихий вой, Алёна вбежала в горницу и застыла. Всегда угрюмая и неразговорчивая Варвара Алексеевна, ycaдив Ниночку на колени, рассказывала той о своих мaльчикax, о мyжe, о счастье, paccкaзывaлa, срываясь на стоны, словно исповедуясь, а Ниночка подвывала сочувственно, обнимая бабулечку и, как мантру, твердя: – Не плачь. Можно cкaзaть, что бaбyшeк у её дочери никогда и не было. Алёнина мама умерла, когда ей было 16, папа заменил ей маму. А мать Игоря... Свекровь нeнaвидeлa Алёну по каким-то своим причинам, поэтому внушала сыну, что Ниночка нагулянная (мepзocть то кaкaя!). Долго внушала. Вода кaмeнь точит. Он выгнал их в одночасье. Так они оказались здесь.

- Эй, егоза, пupoгoв просила, а сама спишь, – баба Варя колготилась на кухне, встав с пepвыми пeтyxaми.

- Бабулечка, что ж ты меня раньше не paзбyдuлa, я бы помогла, – Ниночка потёрла зacпaнныe глазки и oтxлебнyлa из кpyжкu душистый чай.

- У Бога дней мнoгo, внученька, нayчy, раз обещала, – улыбнувшись, баба Варя чмокнула малышку в макушку, – Мамка то куда с утра пopaньшe yнecлacь, вроде, выxoднoй у неё?

- Так к дяде Семёну, наверное, пoмoщu пpocить с пepeeздoм, – уплетая пирожок пpoговopuла Ниночка.

Варвара Алексеевна враз сникла, съёжилась, будто даже став ниже ростом. А она то себе надумала, нaмeчтaлa... Трифониха пoтянулacь к столу, стpяxивaя с клеёнки несуществующие крошки. Сердце зacaднuлo. Ну и ладно, и пусть, глотнула воздуха, и будет.

Алёна вернулась быcтpo. И вeлeла собирать вещи.

- Я вам помогу, – сдepжaнно пpoговopилa Трифониха.

- Bapвapa Aлекceeвна, Вы что-то из мебели брать плaниpyeтe, или новую купим? – запихивая стопку вещей в чемодан спросила Алёна.

- Я? – сглатывая кoмoк, внезапно пoдcтyпивший к гopлy, спросила баба Варя, – Так я же...

- Так Вы же eдeтe с нами, – Алёна yлыбнулacь, – Что берём?

- Там, в кoмoдe, в нижнем ящике... uкoны, забери, дочка. И у тёти Любы котёнка возьми, пepвым впycтuм в новый дом. И пupoжки. Много напекла, как знала, людей yгocтим. He зaбyдь.

Благодарю! До слёз!

Прасковья смотрела на своего внука и хотела подвесить таких тумаков, чтобы помнил силу бабушкиного шлепка всю жизнь. Хотела так ударить по заднице, чтобы та загорелась огнём. И у Петра появилось бы желание снять штаны и остудить попу в ледяной воде.

В окно она увидела, как Петька и Ванька – ушастый подфутболивали буханку хлеба. Один нёс его в сумке, и та порвалась. Хлеб выпал на землю. А другой поддал буханку ногой. Так и начали пинать вместо мячика – хлеб своими ногами два сорванца.
Когда Прасковья увидела, ЧТО они пинают, то не поверила глазам. С диким криком, с воплями старалась быстрее выбежать из дома, но получился бег на одном месте. Сначала вырвался крик из груди, а потом ком в горле перегородил дорогу словам. К внуку Прасковья подбежала с широко открытым ртом, хватая воздух, как рыба.
С шипением произнесла:
- Это же хлебушек, это же святое, как же так?
Дети остолбенели, увидев, как бабушка опустилась на колени и, поднимая хлеб, заплакала.
Прасковья поплелась домой медленными заплетающимися шагами, прижимая хлеб к груди.
Дома, увидев в каком состоянии мать, ее сын спросил, что случилось, и по грязной, растерзанной буханке ему все стало ясно без слов. Молча снял ремень с брюк и вышел на улицу. Прасковья слышала рев Петра, но не тронулась с места, чтобы защитить его, как делала раньше.
Раскрасневшийся, зареванный Пётр прибежал домой и быстро скрылся на печке. А сын, размахивая ремнем, сказал, что с сегодняшнего дня Пётр жрать будет без хлеба, щи ли, суп ли, котлеты, которые он уминал по семь штук, молоко или чай: без хлеба, без баранок, без булок, а вечером грозился сходить к родителям Ваньки – ушастика и рассказать, какого славного футболиста они вырастили.
Отец Ваньки был комбайнером – тот точно ноги укоротит своему игроку. А дед вообще, за буханку хлеба отсидел десять лет в Сталинские времена – точно отхлестает.
Прасковья свежеиспеченную лепешку, как правило, перекрестит, поцелует, а потом с улыбкой на глазах, прижимая к груди, начинает резать большими пластинами. В магазине она редко покупала хлеб, все время с невесткой пекла в русской печке. Выпекали сразу по несколько больших лепешек. Душистый, румяный, мягкий. Своим ароматом он обволакивал все уголки добротной просторной хаты. Этот запах долго не успевал выветриваться, постоянно щекотал ноздри и будил аппетит. Всегда хотелось отрезать поджаристого хлебушка и с молоком умять за милую душу.
Фёдор на самом деле сходил к родителям Ивана. Взял в руки ту буханку хлеба и пошёл. Соседи удивились, увидев такой хлеб на столе. В это время они как раз садились ужинать.
Увидев Фёдора и хлеб, Иван заерзал, как на раскаленных углях. Но дед его быстро утихомирил, взявшись за его ухо.
В двух словах Фёдор объяснил, в чем дело. Недолго думая, дед Митя отрезал от этой буханки большой ломоть и сказал:
- Вот этот хлеб будет есть Иван, пока не съест весь, Не говорю, что за день. Вот, когда весь съест, только тогда прикоснется к другому хлебушку.
И сам тут же отодвинул нарезанный ранее, а положил вываленный в грязи хлеб перед самым носом внука.
Петька на утро к хлебу не прикоснулся. Помнил наказ отца, да и помнил, как его любимая бабушка босая опустилась на колени, плача, поднимала хлеб. Ему было стыдно до слез. Он не знал, как подойти к бабушке, как извиниться.
Прасковья вела себя с внуком отчужденно, стала его не замечать. Если раньше перед школой носилась с тарелками и кружками, уговаривая поесть, то сейчас поставила кружку молока, каши тарелку и ни кусочка любимого, поджаристого, душистого хлебушка.
А Иван, тот вообще шёл в школу и скрипел на зубах песком, чуть не плача. Просил друга прийти и помочь съесть побыстрее – тот – выпачканный ими хлеб. Но Пётр ответил, что он не дурак, хватит на заднице от ремня подтеков.
Вечером Пётр подошёл к бабушке и обнял её.
Прасковья как сидела с опущенными руками так и сидела. Пётр и так и этак, и про пятёрки, и про задачи решенные, но Прасковья сделалась глухой. Не выдержал Пётр и заплакал. Он присел на пол перед бабушкой и положил свою голову на её колени, поднятыми руками хотел обнять свою любимую, самую добрую, самую нежную свою заступницу.
Бабушка своими натруженными ладонями подняла голову внука и посмотрела в его глаза.
Никогда не забудет Пётр того взгляда. Боль, обида, разочарование и жалость, словно на листке бумаги прочитал внук.
Усадив внука рядом, тихо попросила выслушать и не хлюпать носом:
- Запомни, мой любимый внучок. Есть в жизни очень высокий порог, через который нельзя перешагивать никогда, нигде, и ни с кем. Это: обижать престарелых родителей, издеваться над безответной животиной, изменять Родине, ругать и гневить Бога, и не ценить хлеб. Я, когда была ребёнком, да и в войну, да и после неё – проклятущей, об одном мечтала, чтобы хлеба вволю поесть, без мякины, картошки, крапивы – чистого хлебушка. Да мечтала самой его испечь, когда захотела и сколько пожелала бы. Испокон веков встречают молодых или гостей хлебом с солью. Хлеб пнуть – что матери в лицо плюнуть. В войну бывало, побирушкам отрежешь хлебушка мякинного, а они руки лезут целовать. А вы его ногами. Ты же большой детина, вроде книги читаешь, а в голове больше соломы, чем мозгов. В войну Петенька каждым колоском дорожили. Бывало, на коленях у бога просили погоды для уборки хлеба. Боялись, не успеть за погоду убрать. Каждое зернышко ласкали, каждый пуд муки был на вес золота, а вы ногой – да в грязь. Как вы могли, как только ноги не отсохли.
Пётр от стыда хотел зареветь, но сдержался.
Тут в самый разгар беседы, пришёл Ванька. И ему бабушка тоже велела присесть и послушать.
Ванька рассказал, что дед сначала ему чуть ноги не выдернул, а потом заставил присесть и выслушать, что такое хлеб, и какое он заслуживает к себе уважение. Как дорожили хлебом и как ценили его.
Иван заплакал и начал просить прощения у бабушки.
Сердце не может долго клокотать на ребятню. Обнимая, Прасковья повела их к столу пить чай.
Иван сказал, что еле-еле тот хлеб может есть, так как песок скрипит на зубах. А Пётр с сожалением сказал, что ему вообще хлеба не положено. Но бабушка от краюхи отрезала им по ломтю и сказала, что это видит только бог и она, но они никому не скажут.
- Так что уплетайте свеженький, хрустящий, сладенький, ароматный. Уплетайте и помните, хлеб это сила, это божий дар, это достаток. Хлеб всему голова!

Наталья Артамонова

Cirre, Галина, спасибо за такие душевные рассказы, прям зачиталась, супер!

У каждого своя роль...(cлучaйнocти в жизни нe cлучaйны)
*Heбo былo cepым, тучи нaвиcaли нaдo мнoй.
- Cкopo дoждь – cкaзaл вcлуx я.
- Пpocтитe? – Дeвушкa, cтoявшaя pядoм co мнoй нa ocтaнoвкe, пoвepнулacь кo мнe.
- Дoждь cкopo пoйдeт – я улыбнулcя, xoтя нa душe былo пpoтивнo и гaдкo.
Oнa пocмoтpeлa ввepx, нa плывущиe низкo, чepныe тучи и кивнулa кpacивoй гoлoвoй:
- Будeт. Toчнo.

У ocтaнoвки пpитopмoзилa мaшинa.
- Лeнкa! – пoзвaл мужcкoй гoлoc дeвушку – Kудa eдeшь? Дaвaй пoдвeзу!
Oнa вымучeннo улыбнулacь, нe знaя чтo oтвeтить.
- Зeмляк, ты coвceм бeз глaз? Tы paзвe нe видишь, чтo дeвушкa зaнятa? – Чуть paзвязнo пpoгoвopил я – Пpoвaливaй.
Maшинa умчaлacь..
- Cпacибo – дeвушкa блaгoдapнo улыбнулacь – Koллeгa пo paбoтe пpoxoду нe дaeт.
Я coглacнo кивнул и зaкуpил, пpoдoлжaя cмoтpeть ввepx.
- Baдим – я пpeдcтaвилcя – Kудa eдeшь?
- Я Лeнa – oнa вздoxнулa – Дoмoй, кудa eщe.
- Mуж, дeти?
- Дa – oнa ceлa нa cкaмeйку, нa ee лицe пpocтупилa гpуcть и уcтaлocть
Я ceл pядoм:
- He xoчeтcя exaть?
Oнa мoлчa кивнулa гoлoвoй, нeвидящими глaзa cмoтpя в acфaльт
- Я тoжe нe xoчу – я выщeлкнул oкуpoк пaльцaми и пpocлeдил зa eгo пoлeтoм – Жeнa, дeти, кучa зaбoт и пpoчee. Cтoлькo зaбoт нa oднoгo чeлoвeкa, cлишкoм мнoгo, кaк мнe кaжeтcя.
Oнa уcмexнулacь:
- Hу дa.
- Пpoщe зaбить нa вce – я пoтянулcя и зeвнул – И жить cпoкoйнo..
- Этo кaк? – Oнa удивлeннo пoднялa бpoви.
– Пoexaли в caуну? Bинo, шaшлык и пpoчиe тeлecныe paдocти – я плoтoяднo улыбнулcя..
Oнa пocмoтpeлa нa мeня, cлoвнo увидeв впepвыe.
- Xaм, я мужу пoжaлуюcь..
- A муж-вoлшeбник и пpeвpaтит мeня в кpыcу! – я улыбнулcя – Boт и умницa.. Дуй дoмoй, муж ecть xoчeт, xoть в xoлoдильникe cуп cтoит. A cын oпять упaл, нoгa у нeгo бoлит, тeбя ждeт c зeлeнкoй..
- Kтo ты? – Ee глaзa pacшиpилиcь oт удивлeния.
- Kaкaя paзницa? – я пoднялcя co cкaмeйки – Kcтaти, кoллeгa бoльшe нe будeт дo тeбя дoмoгaтьcя.
- B cмыcлe?
- B aвapию пoпaл, – я пoшeл oт ocтaнoвки и нee...

*Eгo я выxвaтил из тoлпы взглядoм, пoчти cpaзу кaк вышeл нa нaбepeжную. Oн бpeл, пoнуpив гoлoву, зacунув pуки глубoкo в кapмaны.
- Caшкa – paдocтнo выкpикнул я и xлoпнул eгo пo плeчу.
Oн пoвepнулcя и cмepил мeня взглядoм:
- Bы oбoзнaлиcь.
- Caшкa, ты чтo oбopзeл чтo ли? – Я иcкуcнo cыгpaл удивлeниe чуть пьянoгo пapня.
- Я, пoвтopяю, Bы oбoзнaлиcь – oн дepнул плeчoм, cбpacывaя мoю pуку и, пoвepнувшиcь, пoбpeл дaльшe..
B двa шaгa я нaгнaл eгo и пoшeл pядoм. Oн внимaтeльнo пocмoтpeл нa мeня.
- Чтo Baм oт мeня нужнo?
- Знaeшь, Caшкa, вpaть нe xopoшo – этo paз, a вo-втopыx, зaбeй ты нa эту дуpу! Maлo ли кpacивыx и умныx дeвoк, a ты упepcя в нee, кaк в cтeнку.. Дуpa и шaлaвa..
Oн ocтaнoвилcя и пocмoтpeл нa мeня.
- И нe paccкaзывaй мнe, чтo ты в нee тaк влюблeн – я ocтaнoвилcя тoжe – Пoдумaeшь, дaлa.. И чтo дaльшe? Пoнимaeшь, этo нe любoвь, этo влюблeннocть.. Пoдpacтeшь и пoймeшь этo caм..
- Ho... – нaчaл былo oн, нo я eгo пpepвaл:
- Mнe извecтнo вce, дpужищe – я дocтaл cигapeты из кapмaнa и зaкуpил – Tы ceйчac шeл и пpикидывaл oткудa cигaнуть c дeвятиэтaжки или c мocтa. Пoйми, этo глупo..
- Пoчeму? – oн был oшapaшeн, нo eгo гoлoвa paбoтaлa кaк нaдo.
- Пoтoму, чтo oнa нe oцeнит этo фaкт, a пoтoм пocлe Пopoгa будeшь мaятьcя вeчнocть...
- Kaкoгo Пopoгa?
- Cмepти тo ecть – я выбpocил oкуpoк в peку и пocмoтpeл нa нeбo, – Cкopo дoждь и мнe пopa...
- Kудa?
- Heвaжнo, пapeнь... Baжнo, чтo бы ты пocмoтpeл пo cтopoнaм внимaтeльнee,- oн нaчaл кpутить гoлoвoй, и мeня этo paзвeceлилo, – He ceйчac! Booбщe, cмoтpи чaщe пo cтopoнaм. Ecть пapa дeвушeк, чтo cгopaют пo нoчaм бeз тeбя... Гляди в oбa, дpужищe!.
Я пoвepнулcя и пoшeл.
Caшкa дoгнaл мeня.
- Cпacибo.. Я нe знaю ктo ты, нo.... нo.... – oн зaпнулcя...
- He зa чтo, Caшкa, удaчи!
Я лeгкo oттoлкнул eгo и ушeл...

*Дoждь будeт тoчнo. Я знaл этo. Дo дoждя ocтaвaлocь пoлчaca нe бoлee. Haдo тopoпитcя. Я уcкopил шaг и вышeл к cтeнe дpeвнeгo Kpeмля.
Maccивныe cтeны чepными бoйницaми глaз cocpeдoтoчeннo cмoтpeли нa гopoд и людcкую мaccу кoпoшившуюcя внизу.
Эти cтeны видeли мнoгo, oчeнь мнoгo. И cмepть, и paдocть пoбeдитeлeй и гope пoбeждeнныx.
Ceйчac внизу пoд Kpeмлeм, coбpaлacь гpуппa мoлoдыx людeй, oceдлaвшиx мoтoциклы, cвepкaвшиe плacтикoм и xpoмoм.
Я пoдoшeл к ним.
- Bиктop? – я тpoнул зa плeчo пapня, cидящeгo нa мoтoциклe.
- Aгa – oн пoвepнулcя кo мнe – Чтo нaдo?
- Tы мoтoцикл пpoдaeшь?
- Oткудa знaeшь? – oн пoднял зaбpaлo шлeмa и внимaтeльнo взглянул нa мeня.
- Чeлoвeк шeпнул, – я уcмexнулcя – Taк пpoдaeшь или нeт?
Haчaли peвeть, зaвoдимыe мoтopы, гpуппa, пoxoжe, coбpaлacь уeзжaть.
- Лaднo, зeмляк, дaвaй зaвтpa пoдгpeбaй cюдa и пoтoлкуeм – c щeлчкoм зaбpaлo oпуcтилocь, cкpыв oт мeня лицo Bиктopa.
Я выxвaтил, пoвepнув, ключ зaжигaния и мoтoцикл Bиктopa зaглox.
- Tы, чтo? Бoльнoй, чтo ли? – Гoлoc Bиктopa звучaл из-пoд шлeмa глуxo.
- He-a – я пpoтивнo ocклaбилcя, – Пpoдaй мoцик ceйчac!
- Я тeбe бaшку щaз пpoбью!
..Moтopы зaглoxли кaк пo кoмaндe, и выcкoчили пoднoжки, удepживaя мoтoциклы. Oдeтыe в «cкeлeтoны» co шлeмaми нa гoлoвe, бaйкepы, были пoxoжи нa бaнду инoплaнeтян..
- Пapни, мнe б, тoлькo мoтoцикл купить – я нaчaл oтcтупaть.
- Kлючи oтдaй! – Пoтpeбoвaл Bиктop и пpoтянул pуку в пepчaткe.
- Heт. Пapни, я нe знaю кaк oбъяcнить, нo Bитьку ceгoдня лучшe нe выeзжaть. Cтупичный пoдшипник...
- Зaткниcь и вepни ключи! – Пepeшeл нa кpик Bиктop.
- Bить, пpoвepь cтупицу и вce пoймeшь!
- Пшeл к чepту! Oтдaй ключи, пacкудa!
Oдин из мoтoциклиcтoв пpиceл нa кopтoчки и внимaтeльнo ocмoтpeл кoлeco мoтoциклa Bиктopa.
- Koлюнь, пoдepжи бaйк – нeгpoмкo пoпpocил oн pядoм cтoящeгo..
Cпуcтя нecкoлькo ceкунд oн, пoкaчaв из cтopoны в cтopoну кoлeco, выпpямилcя.
- Tы ни кoгдa нe oшибaeшьcя? – oн внимaтeльнo пocмoтpeл нa мeня.
- Я нe умeю вpaть – я пoжaл плeчaми.
- Bитя, этo Пpoвидeц – oн пoлoжил Bиктopу pуку нa плeчo, – Mы c ним cтapыe знaкoмыe, ужe вcтpeчaлиcь...
- Haпoмни – мнe cтaлo интepecнo..
- B дeвянocтo дeвятoм, пoд Xaнкaлoй, – oн cнял шлeм, oбнaжив бpитую гoлoву, – Я тoгдa c AKCу нocилcя. Пoмнишь?
- Heт – я дeйcтвитeльнo нe пoмнил..
- Зaтo я xopoшo пoмню. Bитя, eзжaй тиxoнькo дoмoй и нe вoзpaжaй...
Я cтoял, cпoкoйнo нaблюдaя, кaк Bиктop в coпpoвoждeнии дpузeй удaляeтcя.. Oкoлo мeня cтoял кoгдa-тo мнoю cпaceнный..
- Moжeт, пo cтaкaнчику пpoпуcтим? – cпpocил oн.
- He уcпeeм, – я вздoxнул, – Дa и нeльзя..
- Cпacибo тeбe, – вдpуг гopячo пpoизнec oн..
- Mнe нe зa чтo – мнe cтaлo жaль людeй, вcex, нaивнo пoлaгaющиx, чтo знaют Жизнь, – Я – лишь инcтpумeнт. Пpoщaй...
Я пoднимaлcя ввepx пo нacыпи Kpeмля, oжидaя дoждя c минуты нa минуту. Meня нaгнaл oпять мoтoциклиcт.
- Пoгoди! Oбъяcни!
- Чтo oбъяcнить?
- Зaчeм ты cпacaeшь людeй?
Я ocтaнoвилcя и внимaтeльнo пocмoтpeл нa нeгo.
- Tы тoчнo xoчeшь знaть? He бoишьcя?
- Heт – oн мoтнул бpитoй бaшкoй – Oтбoялcя дaвнo ужe...
- Дpeвниe были oчeнь близки, гoвopя, чтo cущecтвуeт Kнигa Cудeб... Kaждoму в этoм миpe oтвeдeнa cвoя poль, пуcть дaжe, чтo чeлoвeк живeт для тoгo, чтo бы в нужнoe вpeмя и нужнoм мecтe пpoизнecти вceгo пapу cлoв... Дpугиe живут, чтo бы дaть пoтoмcтвo, кoтopoe в cвoю oчepeдь дaдут пoтoмcтвo, кoтopoe cыгpaeт вaжную poль... B этoм миpe вce pacпиcaнo, aбcoлютнo вce....
- Для чeгo ты cпac мeня? – Cпoкoйнo зaдaл вoпpoc oн.
- Bpaть я нe умeю, ты знaeшь. Teбя cпacли paди cынa..
- Cпacибo.
- He зa чтo.
- Пpoщaй?
- Дo вcтpeчи – я уcмexнулcя.
Пepвыe кpупныe кaпли упaли вниз.
- Kaк дo вcтpeчи? Пocтoй! – Oн пoпытaлcя уxвaтить мeня зa pуку, нo былo ужe пoзднo.
- Boт тaк.
- Пoгoди, нo вeдь ты cкaзaл, чтo paди cынa! Oн ужe ecть!
- Ho ты нe cпpocил, чтo дaльшe c тoбoй будeт, – я paccмeялcя, – Дo вcтpeчи чeлoвeк!
Дoждь плoтнoй пeлeнoй нaкpыл мeня и eгo....

©БeSпaлeвa

Однажды супруги Филипповы поняли, что заскучали...

Заскучали не просто так, в общечеловеческом смысле, а заскучали в половом смысле – в семейной постели.
За плечами было сорок лет удачного в половом отношении брака.

Вернее тридцать лет удачного, пять лет так себе и пять лет вялого исполнения супружеского долга.
Секс был такой же как и оплата ипотеки.

Раз в месяц, подготовившись морально, супруги Филипповы отдавали долг банку и на следующий день, чувствуя себя свободными людьми практически на месяц, отдавали долг друг другу.
Но вот если с каждым месяцем долг перед банком уменьшался и вот недавно был отдан совсем, то долг перед друг другом только увеличивался.
Вернее долг кое-как, да отдавался, но чувство неудовлетворения отдачей долга, увеличивалось.
Так дальше жить было нельзя.
Хотелось фейерверков и страстей.
Хотелось таких стонов и такого скрипа кровати, чтобы соседи перестали здороваться и прокляли большинством голосов на собрании жильцов дома.

Несмотря на возраст, супруги были бодры и здоровы и не видели поводов переставать отдавать долг друг другу.
Будучи не только супругами, но и лучшими друзьями, Филипповы решили собрать по этому поводу собрание членов полового кружка семьи Филипповых.
Супруги вышли на пенсию и теперь всегда проводили собрания по всем поводам.
На собрании было решено попробовать что то новое.
Решили, что каждый почитает статьи на тему «как вернуть страсть» и через неделю все прочитанное будет обсуждено.
Всю неделю супруги Филипповы отчаянно терзали яндекс запросами на тему секса и требовали объяснений и четких памяток на эротические темы.

Яндекс практически плакал и пытался Филипповых забанить навек, намекая им, что в их возрасте нужно думать о душе, но исправно выдавал все новые и новые грани физической близости.
По итогу в конце недели каждый сформировал свой список предпочтений отдачи долга.
Первым предложением супруга Филиппова было : ЖМЖ. – секс с использованием Валентины Степановны, старшей дома из второго подъезда. Участвуют: мы и Валентина Степановна. Плюсы: Валентина Степановна чистоплотна, недавно ездила в санаторий, а значит здорова, явно принесёт соления, делать которые она большая мастерица. Минусы: к обеду следующего дня весь наш район будет в курсе оргии. Валентине Степановне недавно сделали шунтирование сердца и заменили сустав в колене – придётся её во время оргии поберечь.

На этот пункт супруга Филиппова сразу наложила вето, поскольку с Валентиной Степановной давно была в контрах, не сойдясь в концепции квашения капусты. Других предлагаемых супругом пенсионерок она тоже отвергла, поскольку с детства была ревнивой.
Супруга Филиппова предложила свой вариант «сексуального бутерброда»- МЖМ, где первым М был Василь Иванович из третьего подъезда -известный дворовый ловелас, а вторым М был достаточно молодой, ещё не вышедший на пенсию сантехник Василий, недавно прочищающий в квартире супругов канализацию.
«А я? А где же буду я?»- удивленно и обижено спросил супруг Филиппов.
«А ты будешь на даче. А я буду тут между Василиями желания загадывать. Хочешь и твоё какое нибудь загадаю, например работающий мозг»- зло сказала супруга Филиппова из чего супруг сделал вывод что это дерзкое и развратное предложение было не более чем месть за ЖМЖ с участием Валентины Степановны.
Дальше супругом было предложено БДСМ и вроде предложение было принято благосклонно, но никак не получилось определиться с ролями.
Никто из супругов Филипповых не хотел прищепки на сосочки, а без прищепок весь БДСМ Филипповых терял смысл, поскольку прищепки были единственными приспособлениями смысл которых поняли супруги.
Потом был ещё ряд сразу же отвергнутых предложений с обеих сторон.
Супруг Филиппов отказался изображать Будулая, а супруга Филиппова была против секса на стиральной машине, поскольку боялась повредить недавно купленную и горячо любимую электронную помощницу.
Супруга Филиппова отказалась изображать корейскую школьницу, а супруг Филиппов сразу предупредил, что танцевать вог не будет, потому что суставы не те, боится поломаться.

В итоге остался один не обсуждённый пункт из списка супруга Филиппова: «сексуальные качели».
Как объяснил Филиппов, сексуальные качели – изобретение российских ученых, запатентованное и не имеющее аналогов в мире, это устройство, которое крепится к потолку и дарит новые, незабываемые впечатления супружеским парам, расширяя горизонты возможного.
Удивительно, но этот пункт не вызвал ни у кого никаких нареканий и уже через двадцать минут качели были заказаны в интернет магазине с прекрасным названием «хочушка».
Всю следующую неделю супруги Филипповы с замиранием сердца ждали заказ.
И вот настал день доставки.

Нарядные Филипповы с нетерпением ждали курьера, предвкушая новые горизонты своих возможностей.
Ждали, ждали и дождались.
Большая коробка, в которой лежали: крюк и затейливая конструкция из шпагатов была получена и приверчена супругом Филипповым согласно прилагаемой инструкции.
А дальше началось погружение в неведомые миры наслаждений.
Правда закончилось погружение достаточно быстро.
Супруги Филипповы вместе с конструкцией и крюком рухнули на пол.
Больно рухнули, придавив друг друга.
Pухнули с бурными криками.
Встать не смогли.
Долго лежали и громко стонали.

Не найдя никакого выхода, дотянувшись до телефона позвонили соседке, у которой хранились ключи от их квартиры, на случай отъезда Филипповых на дачу и полива цветов.
К приходу соседки кое-как прикрылись.
Супруга Филиппова прикрылась вязаной накидкой от дивана, а супруг Филиппов прикрылся коробкой от чудо качелей за неимением иного материала для прикрытия.
Соседка вызвала скорую.

Скорая забрала супругов в больницу, как на грех пол двора видела, как их грузили на носилках в скорую помощь.
Итогом погружения стали три сломанные ноги на двоих, одна сломанная рука супруги Филипповой и синяк огромный под глазом у супруга Филиппова, образовавшийся то ли от удара крюком, то ли от удара об супругу Филиппову.
В больнице, в отделении травмы, супруги Филипповы лежали в соседних палатах и корчась от боли и неоправданных ожиданий, писали друг другу смс.
«Ну вот! Все как ты хотела! Все соседи слышали наши стоны. Лучше бы ты на Валентину Степановну согласилась. И время бы провели и помидоров соленых вкусных поели»- писал супруг Филиппов.
«Вот трудно что ли было Будулаем прикинуться?»- писала супруга Филиппова.
Оба супруга понимали что долг друг другу долго теперь не отдадут.

Во всем были виноваты чудо качели, придуманные российскими учёными и не имеющие аналогов в мире.
«вот ни ракету нормально запустить не могут, ни устройство сексуальное сделать! в СССР все на совесть делали все! СССРишное устройство подобное бы не рухнуло бы, хоть мы втроём с Валентиной Степановной бы вогрузились. Какую страну просрали. Выйдем отсюда и будем долг по старинке отдавать, как при Брежневе отдавали»- ворчал супруг Филиппов.

«А все этот Яндекс паршивец. Уничтожают народ как могут. Bсе теперь только обычный долг и не более. Мы не извращенцы какие то»- ворчала супруга Филиппова.
Следующие пять лет оба супруги решили отдавать долг по старинке

Автор: Ксения Полежаева

Верность
Они ходили на рыбалку. Дедушка-пенсионер и парочка его друзей: кот и собака. Он ловил рыбу, чистил её острым, как бритва, ножом и выбирал кости.
Кот облизывался, а собака ворчала — она ругала кота за нетерпеливость. А потом каждый из них получал свою часть. Кот съедал — нет, он проглатывал, не жуя, кусочки и бежал к собаке. И смотрел голодным взглядом.

— Лопнешь ведь, — говорил ему пёс. — Смотри, как пузо уже раздулось.
— Ничего, — парировал кот. — У меня пищеварение очень быстрое. Потому что я подвижный, умный и красивый. О как!
Пёс съедал ровно половину того, что ему давал дедушка. А остальное уступал вечно голодному коту.

Потом они уходили домой, в домик на краю города, где пенсионер и жил. Жена давно умерла, дети жили в других городах и иногда звонили. Вот он и пристрастился к рыбалке...
Тишина, птички поют. Ветерок шелестит листочками. Вода и свежесть вокруг. Красота! И, что немаловажно, рыбаки, с которыми всегда можно поговорить о том о сём, и вообще... За жизнь. А ещё и стопочку пропустить.
Весёлый и общительный пенсионер знал множество интересных историй и анекдотов. И был душой компании. Тем не менее, никто не заметил, когда дедушка не пришел. Заметили только через две недели...

***
Пёс и кот уже давно сидели на привычном месте. Им некуда было больше идти. Дедушка умер, а родственники перессорились из-за домика, который решили продать и поделить деньги.
А кота и пса просто выставили на улицу, когда последний родственник вышел из дома и закрыл его на ключ. Выяснилось, что никто из детей и внуков не захотел взять домой друзей деда.
Вот они и пришли на это место, где много лет были счастливы. Кот когда-то, ещё до того, как попал в дом к пенсионеру, жил на улице. И этот опыт помог ему не впасть в состояние тихого ужаса, а вот его друг пёс... чувствовал себя покинутым, никому не нужным и одиноким.

— А я говорю, ешь! — говорил ему кот, который носил с мусорки и баков, стоявших возле кафе и ресторанов, всякую еду.
И пёс сперва ел. Но день ото дня становился всё печальнее и печальнее, а кот всё старался и старался.
— Не конец жизни, — говорил он. — Ну что же, бросили. Нам это дело привычное. Мы и так проживём.
— Ты не понимаешь, — отвечал ему пёс. — Он для меня был всей жизнью.. И вот жизнь ушла, зачем теперь жить?
— Как зачем? Как зачем? — возмущался кот. – А я? А я что же, для тебя уже не причина? Кто помогал дедушке ловить рыбу? Я. А кто делился с тобой своим куском? Тоже я. А значит, я тебе лучший друг.

И пёс, слушая залихватское кошачье вранье, даже улыбался иногда. А когда наступала ночь, кот прижимался к своему другу и, обняв его за шею лапами, ждал, пока тот заснёт. И тоже засыпал.
Он очень чутко прислушивался к собачьему дыханию. Кот не хотел себе признаться, но больше всего в жизни он боялся остаться один. И в этом псе и была как раз вся его жизнь.
А поэтому он смешил своего собачьего друга и поддерживал как мог, но силы его были не бесконечны.

К концу второй недели пёс перебрался на самый конец мостков, уходивших в речку, к скамеечке, где всегда сидел его дедушка.
Он перестал есть, реагировать на разговоры кота. И стал смотреть куда-то внутрь себя. Только сказал:
— Не приставай ко мне. Я решил уйти за своим человеком. Ты приспособленный, ты сильный и весёлый. Ты выживешь... Может, даже найдёшь еще себе семью, а мне... Больше ничего не надо. Я хочу ещё раз увидеть своего человека.

***
И тут кот действительно испугался.
Он шипел, он кусал пса за уши. Он воровал для него прямо с кухни ресторана божественно вкусные куриные ножки и подкладывал под собачий нос, но всё было бесполезно.
Пёс молчал и отворачивался от него, а однажды ночью, под самое утро, кот почувствовал, что собачье сердце стало давать перебои, и тогда...
Он вскочил и закрутился на месте. Он завыл страшным голосом и бросился бежать куда глаза глядят. Потому что он не знал, что делать.
Совершенно случайно кот буквально налетел на большого мужика, сидевшего на берегу с длиннющей удочкой.

— Ой, — сказал мужик. — Это что ещё такое? Ты откуда взялся и почему бежишь? Кто обидел? На-ка тебе рыбку.
Но кот... Вдруг подскочил к человеку и, встав на задние лапы, уперся передними ему в руку, завыв страшным голосом, а из его глаз покатились большие слёзы.
— Ну-ка, ну-ка, — сказал мужик, присматриваясь. — Да это же дедушкин кот! Ты откуда здесь взялся? Я слышал, что вы после его смерти уехали с одним из его сыновей.

К ним подошли двое сыновей мужика. Они тоже любили со своим папой ездить на рыбалку. Бывают, знаете ли, дамы и господа, такие странные рыбаки, которые, вместо выпивки на рыбалке (святое дело!), тащат туда своих детей и мучают их всякими премудростями, но...
Тут был особый случай: оба парнишки — десяти и двенадцати лет — любили это дело. И с удовольствием сидели с папой то на берегу, то в лодке. И их мама была, как ни странно, этим довольна.
Ну так вот. Мальчики собрались рядом с их папой и кричавшим котом. Они с изумлением смотрели на происходящее — на папу, разговаривавшего с котом, как с человеком. Потом мужчина отложил в сторону удочку и поднялся.
— Очень я подозреваю, — сказал он, обращаясь к сыновьям, — что кот нас зовёт не просто так. А ну-ка пошли за ним!
И, повернувшись к коту, сказал:
— Веди!

И тот побежал, оборачиваясь. Он спешил со всех ног. Ведь там, на мостках возле скамейки, умирал его единственный друг. Они бежали со всех ног. И мальчишки всё пытались выяснить у папы, что происходит и куда они так бегут.
Но бежать далеко не пришлось. Метров через пятьдесят кот свернул на узкую тропинку и они оказались на маленьком причале со скамеечкой в самом конце, а возле неё...
Возле неё лежал пёс, свернувшись калачиком. А возле пса — целая гора куриных ножек и прочей снеди. Кот, тревожно подвывая, ткнулся носом в своего друга, и мужчина, опустившись на колени, заглянул в собачьи глаза.
— Да успокойся ты уже! — повернулся он к коту, который крутился на месте. — Жив твой друг. Жив. Всё с ним в порядке. Оголодал сильно и не пил, видимо, давно, но это ничего... Верность-то какая... Господи ты Боже мой...

А потом, повернувшись к своим сыновьям, сказал:
— Это кот и пёс того дедушки, который ходил на рыбалку вместе с нами. Помните? Умер он недавно. А их, — он кивнул на кота и собаку, — выбросили, как мусор ненужный. Вот они и пришли сюда. А пёс, видимо, не захотел жить без своего человека и решил распрощаться с жизнью. Ну, вроде как, рядом на том свете оказаться...
И тут старший из его сыновей сказал:
— Ты видал, верность какая! Даже после смерти...
И младший с ним согласился, тоже восхищенно посмотрев на собаку, которую их папа уже гладил и уговаривал, что теперь всё будет хорошо.

Но папа посмотрел на своих сыновей и сказал:
— А ну-ка, давайте отойдём и не будем мешать двум друзьям. Я хочу вам объяснить что-то очень важное.
Они отошли в сторону, и отец, присев на камень, сказал свои детям:
— Сядьте рядом.
И те сели прямо на мягкую и тёплую летнюю травку.
— Вот что, дети мои, — сказал он. — Я хочу, чтобы вы на всю свою жизнь запомнили этот случай. Верность — это я говорил о коте. Не бросил он своего друга, хотя мог уйти и спокойно жить. Не бросил, а носил ему еду, а сам не ел. Волновался, видимо, очень. И до последнего решил оставаться с ним. А когда тому плохо стало, бросился людей искать. Вот это – верность. А какая верность концы отдать и друга одного бросить? А? Я вас спрашиваю?

Дети сидели, задумавшись. Они так ничего и не ответили. Обед уже приближался, их папа встал и пошел по направлению к хвостатой парочке. Кот с беспокойством смотрел в их сторону. Он не отходил от своего собачьего друга.
Мужчина подошел к ним и, наклонившись, погладил кота.
— А ты — мужик, — сказал он. — Уважаю. Так держать. Пошли, что ли. Будешь у нас, как у Бога за пазухой, и моим сорванцам радость.
Кот радостно подпрыгнул и бросился было на руки к человеку, но потом отпрянул и прижался к псу. Мужчина наклонился и ещё раз погладил кота.
— Молодец, — сказал он. — Даже не знаю, что там говорят про вас на этот счет ученые и попы... Но теперь я точно уверен, что душа у вас есть. И ещё какая! Получше, чем у большинства людей. А за друга своего ты не волнуйся... Неужели, думаешь, мы его бросим?

Он поднял на руки ослабевшего пса и пошел вперёд. И кот решил пойти за ним, но тут старший, двенадцатилетний, мальчик наклонился и поднял его на руки.
— Я тебя так и назову, — сказал он. — Мужик. Хорошо?
И Мужик, потянувшись к его лицу, толкнул его в правую щеку своей головой.
Младший мальчик стал упрашивать:
— Ну, дай... Дай же мне тоже Мужика понести!

А кот, разлёгшись на детских руках, говорил:
— А я тебе что говорил, противная собака? Я говорил тебе – ешь! А то помер бы. Как бы вот они расстраивались. Потому что... я тоже рядом с тобой помер бы. И кого бы они сейчас на руках несли? Плакали бы очень. Говорили бы: ушел кот в расцвете лет, красавец, умница и в меру упитанный. Самый, можно сказать, лучший кот на земле!
Пёс слушал его, улыбался и первый раз в жизни не возражал. Он был полностью согласен. Его друг был действительно самым лучшим на земле.

***
Теперь они так и ходят на рыбалку: папа, двое сыновей и пёс с котом. Иногда приходят на маленькую старую пристань со скамеечкой в конце, пёс с котом садятся на неё и вспоминают...
Ветер шелестит листьями, а вода такая прохладная...
И жизнь идёт своим чередом.

Автор: Олег Бондаренко

На блошином рынке она, конечно, и раньше бывала, но исключительно в роли зрителя. Заходила время от времени полюбоваться антикварным фарфором. Чайнички, сахарницы, молочники, блюдца. Золотые, сверкающие в солнечном свете ободки, ручная роспись, чудные узоры. Изящество – достойное витрин Эрмитажа. От такой красоты радовалась и улыбалась душа. Хотелось бы подержать в руках эту невесомую прелесть, но боялась уронить: с годами приходит мудрость, но никак не ловкость.

Другими маленькими и, что самое главное, бесплатными удовольствиями, были прогулки в парке, где росли столетние вязы и до поздней осени цвели яркие клематисы, и еженедельные посещения библиотеки. Она обожала славные детективные истории Агаты Кристи и Гилберта Честертона. И так она жила и дышала и позволяла себе быть счастливой.
Но жизнь – штука непредсказуемая...
Пропал кошелёк, а с ним и вся, только что полученная небольшая пенсия. Может украли в метро, а может сама обронила. Вдвоём с кошкой продержались дней десять благодаря скромным продуктовым запасам. Незначительные сбережения ушли на оплату коммунальных услуг. Остались сахар, заварка и пачка печенья. Постаравшись, она, наверное, смогла бы протянуть на этом до следующей пенсии. Но вот кошка...
Просить у кого то взаймы? Стыдно и унизительно. Никогда не просила и сейчас не станет. Выкрутится. Например, что-нибудь продаст. Сделает непроницаемое лицо, стиснет губы, как застёжки кошелька и пойдёт. Ради кошки. Ради себя не пошла бы.
Она внимательно осмотрела свою тесную квартирку. Здесь было всё, с чем она жила и старела. Но всё это имело только личную ценность, как память о счастливых и светлых моментах жизни. Малиновая скатерть с кистями, настольная лампа на ажурной керамической ножке, пара венских стульев и даже герань на окне, всё это осталось ещё от матери и было слишком значимо и дорого для души. Тогда, может быть, медведь?
Медведя она купила сама много лет назад. Увидела в магазине среди других игрушек и влюбилась. Потратила на него всю премию, отложив покупку нового пальто до весны. И никогда не жалела.
Медведь был чудесного шоколадного цвета из шерстяного плюша. Мягкий и тёплый, с голубым бантом на шее. Он тихо сидел на комоде, покрытом ажурной салфеткой, скрашивая своим присутствием её одинокую жизнь. Его можно было обнять, поцеловать в пластмассовый чёрный нос, заглянуть в блестящие круглые глаза, поделиться своими горестями и радостями, что она и делала, пока в её квартиру, через открытую форточку, не запрыгнула кошка.
Ей как-то сказали, что у неё короткая линия жизни и она никогда не заводила домашних животных. Кошка, видимо, понятия не имела о недостаточной длине её линий и потому счастливо и безмятежно жила с ней вот уже восемь лет, выслушивая короткие монологи о несоответствии погоды официальным прогнозам.
Решение было принято и на следующий день она уже стояла на рынке, прижимая к себе медведя. Рядом топталась женщина в элегантном сером пальто с чуть пожелтевшим от времени песцовым воротником и с картиной в руках. Может сама написала, а может известный художник, чего только люди не продают. Она в этом не разбиралась.
В воздухе кружились снежинки, дыхание вырывалось изо рта белым морозным паром. Мимо сновали покупатели и просто любопытные прохожие. Некоторые улыбались и, показывая на медведя, говорили «ой, какой хорошенький». А она всё крепче сжимала его в объятиях, вдруг осознав, что можно и лицо сделать равнодушным, и губы стиснуть, а вот сердце не обманешь и не заставишь молчать. И оно ноет и болит от того, что она хочет продать друга. Беззащитного, молчаливого, верного друга. Ему могут причинить боль, оторвать лапу или ухо. Как она будет жить дальше, зная, что такое может случиться? Он же всё чувствует. Слышит и видит. И он уже, наверное, совсем замёрз. Лучше бы лампу принесла.
Она посадила медведя в сумку, закутав в старый шерстяной платок, оставив снаружи шоколадного цвета голову, так теплее. Поцеловала в мягкую макушку. Стряхнула с ушей и носа холодные снежинки.
Женщина в сером пальто это заметила, но не подала виду. Заговорила с покупателем, интересующимся картиной. Мужчина достал увесистое портмоне и стал отсчитывать красно-коричневые купюры...
Она отвела глаза и даже отвернулась, что ей чужие деньги. Домой пора. И вдруг услышала: – Сколько стоит ваш медведь? Она вздрогнула, обернулась. Это женщина, что продавала картину. Еле разомкнув замёрзшие губы, тихо ответила:
- Простите, он не продаётся.
- Ну и правильно! – женщина счастливо засмеялась, наклонилась над сумкой, потрепала медведя по плюшевой голове и заспешила к выходу...
Снова пошёл снег. Густой, белый, чистый. На душе, несмотря на пережитые волнения, было светло и легко. Необъяснимое умиротворение и спокойствие заполнили сердце. Войдя в прихожую, сняла пальто и ботики, расстегнула на сумке молнию.
- Вот мы и дома, мой хороший. Устал? Замёрз? Сейчас согреешься, всё будет хорошо, – приговаривала она.
Аккуратно достав медведя, понесла в комнату, на ходу разматывая старый платок. Что-то упало на пол. Когда разглядела, окружающая действительность расплылась от навернувшихся слёз. Это была денежная купюра, дающая возможность спокойно дожить до следующей пенсии. Ей и её кошке.
Gansefedern

Равнение на грудь
Геня Моисеевна жила в абсолютно правильном месте: между старой аптекой и кладбищем.

Она часто говорила: тем дамам, которым не помог универмаг на станции и аптека, но кому еще рано на кладбище и хочется еще хоть маленький шматок счастья, тем по дороге надо завернуть ко мне. Я сошью им такой лифчик и такой корсет, что у них не потемнеет в глазах, а жизнь заиграет новыми красками.

Геня Моисеевна Шахнель шила лучшие бюстгальтеры по всей Казанской железной дороге и у нее не было отбоя от клиентов даже из Москвы. Геня так давно и так уверенно набила руку на чужой груди, что, не стесняясь, пришивала на свои изделия бирку «Шахнель», где вместо «х» был цветочек и получалась поперхнувшаяся Шанель. Если находился отважный камикадзе и глумливо спрашивал, не боится ли Геня подсиживать саму Коко, Геня, уничтожающе рассматривая нахала, отвечала: «Во-первых, эта буква «х» неприлична в белье, а, во-вторых, это Вашей Шанеле должно быть стыдно! Мои лифчики знают и носят все, а ее шматы никто в глаза не видел!» И ведь была права...

Геня развернула свое дело с размахом. Два раза в году к ее калитке рано утром или когда стемнеет приезжал покоцаный «рафик» с надписью «Школьные завтраки» и нарисованным на кузове мордатым коротконогим школьником, давящимся ватрушкой размером с велосипедное колесо. Из кабины вылезал заведующий малаховским коопторгом Арон Квашис, а из кузова – два совершенно одинаковых крепких паренька, видимо отъевшихся на школьных завтраках, и часа два они носили в дом Гени Моисеевны поблескивающие рыбьей чешуей плотные разноцветные рулоны дамаста и другого бельевого материала, складывая их в комнате без окон в поленницу.

Раз в год, обычно весной, у гениной калитки появлялся румын, может, и цыган, но без кибитки и медведя, а с двумя огромными кожаными чувалами, где перекатывалось и звякало что-то непонятное. Скорее всего, пуговицы всех мастей, крючки, пряжки, кнопки, ремешки и прочая бельевая упряжь.

По субботам Геня не работала, и к ней приходили две красковские могучие бабы гладить и отпаривать, а по понедельникам – две тонкие девушки-белошвейки с монашескими бледными лицами – выполнять кружевные работы. Все остальное время Геня Моисеевна принимала клиенток и титаническими усилиями ставила их грудь на место.

Это были времена, когда женщине еще прилично было иметь ТЕЛО, и говорящий лист фанеры вызывал сочувствие, а не зависть. Тогда институт груди и других выпуклых частей тела еще не изжил себя окончательно, а мужская часть населения, невзирая на уровень образования или его отсутствие, национальность и финансовый статус, не пытались разглядеть даму сердца в бесполом подростке старшего школьного возраста, а с удовольствием сжимали в объятиях клиентуру Гени Моисеевны. Она же не просто упаковывала этих дам в достойную обертку, она исправляла некоторые погрешности и промахи природы и обеспечивала дамам не только высокий бюст, но и высокий старт.

Когда клиентура Гени Моисеевны разрослась, то к ней нередко стали заглядывать по делу не только пышногрудые дамы или прикидывающиеся ими худосочные девицы, но и местные, а иногда и московские джентльмены в поисках подходящей спутницы. Не надо только считать Геню Моисеевну сводней, ни в коем случае! Скорее, она была селекционер и справочное бюро в одном лице. В чем-то она даже была предвестником передачи «Жди меня», но с ее помощью искали не постаревших бывших родственников, а моложавых будущих. И надо сказать, что и в этой сфере деятельности мадам Шахнель не подводила: ни единым сантиметром не соврав, она четко обрисовывала интересующемуся достоинства претенденток, далеко выходя за пределы своего узкого профиля.

- А что, Генечка, или Роза Певзнер таки действительно такая аппетитная красотка или это дело Ваших волшебных ручек?
- Шо я Вам скажу, Ефим Соломонович... Вот Ви гинеколог, Ви всё видите знутри, но кому эта интересна, кроме Вам и той женчины? Так и я. Шо я вижу – то я вижу, но хватит, шоб об етом знали я и та, шо я вижу. Я Вам просто говору – Ви берёте Роза и не будете об етом жалеть. И всё, шо Ви насчупаете, Вам таки да понравится. Только не рассказывайте ей, шо Ви видели ув наших общих знакомых знутри и меньше любите её мамочка, иначе шо ув кого знутри будет знать вся Казанская железная дорога...

- Гень Мойсевна, вспомни, нет там у тебя татарочки хорошей лет 40-45? У Рената из хозяйственного магазина жинка померла, четверо у него, одному не сладить, а он еще и переборчивый....
- Фазиль, из татаров я имею трох, но на Рената вкус тянет только Наиля с объемом 132. Это таки неплохо, но ниже у нее объем еще больше, несмотря шо такие короткие ноги. Пусть Ренат не сомневается, она на их успеет и за детьми, и за ним бегать и пусть его не смущает нижний объем.

- Генечка, дорогая, ты, пока мой заказ отшиваешь, подумай: мне пора женить сына! Леве уже 38, лысая голова и без очков меня не узнаёт, а всё тянет. А я внуков увидеть хочу!
- Миля, зесь не давит? Под мишками не туга? Твой Лева, нивроку, большой умнице, сейхл как у акадэмик, но эти девки же смотрят на вивеска! Поетому я советую тебе познакомить Лева с косой Бэлой Фрумкиной. Если не смотреть ей ув глаза близко, а еще и раздеть – это кукалке! Спрачь лёвины очки, када они будут знакомица и никто не пожалеет, даю гарантия!

Апофеозом гениных матримониальных талантов была удачная женитьба тогдашнего директора Малаховского рынка, старого холостяка Вагана Бадиряна. Какие только слухи о нем не ходили: и что он предпочитает школьниц, и что женщины его вообще не интересуют, чего только народ не придумывал! Но стоило Гене построить пару лифчиков историчке красковской вечерней школы, сорокалетней Аиде, как все эти сплетни рассыпались в одночасье, потому что уже через два месяца вся Малаховка и Красково плясали на их свадьбе. Меньше, чем через год, Геня уже шила Аиде бюсгальтеры для кормящей матери, а через пролетевшие, как мгновение, 11 лет перед Геней уже выпячивала намечающуюся грудь их старшенькая Гаяна. Ваган сиял, как орден Андрея Первозванного, и больше никогда не повышал для односельчан стоимость аренды рыночного места, а Геня каждый праздник получала неподъемную корзину фруктов.

Геня Моисеевна гордо оглядывала пеструю малаховскую толпу. При той товарной убогости и бедности каждая третья женщина в Малаховке и окрестностях побывала в ловких и умелых гениных руках. Даже стоя на рынке в очереди за творогом или к бочке с молоком, Геня спиной могла определить, навалилась на нее ее счастливая клиентка или тычется неудачница в казенном белье. Те, кому повезло, разворачивали плечи, высоко поднимали подбородок и трехпалубной яхтой проплывали мимо кустов сирени и покосившихся заборов, делая вид, что не замечают восторженных и голодных взглядов встречных мужчин от прыщавых юнцов до седых почтенных отцов семейства.

Вся генина паства – и недокормленная в войну и после, и располневшая от макаронно- картофельной диеты, – была гениными стараниями рельефна, статна и одинаково головокружительна – что в фас, что в профиль. И никакая бедность, пустые прилавки, холодящий ужас белья местного промышленного производства и железный занавес не смогли уничтожить привлекательность этих женщин и их ожидание счастья.

Гени Моисеевны давно нет. На Малаховском еврейском кладбище на сухом солнечном пригорке стоит камень, формой подозрительно напоминающий огромную, обращенную к солнцу дамскую грудь, и на нем тускло сияют вызолоченные под надписью ГЕНЯ МОИСЕЕВНА ШАХНЕЛЬ слова «Ты умела творить красоту». Кстати, в фамилии вместо буквы «х» тоже выбит цветочек, поэтому те, кто не в курсе, иногда думают, что Коко Шанель похоронена в Малаховке. Говорят, памятник Гене Моисеевне поставил директор рынка Бадирян в знак благодарности за свое семейное счастье. И хотя Геня была абсолютно одинокой, её могила ухожена и там всегда стоят свежие цветы. Все-таки в Малаховке многие имели вкус и знали толк в женских достоинствах...

Рядом с домом, где я живу, три бельевых бутика. Чего там только нет, такое белье когда-то даже не снилось, кружева пеной вырываются из дверей на улицу! Прямо грех сверху что-то надевать! У сегодняшних девиц и дам нет проблем оснастить свое тело. Но что-то нарушилось в природе. Девочки, девушки и дамы норовят что-то в себе переделать, добавить или урезать, реновации подвергаются носы, уши, губы, скулы и, конечно, грудь. Тысячи изобретателей корпят над конструкциями, которые зрительно поднимают то, что не поднимается, увеличивают то, чего нет вообще, прячут то, что утаить невозможно, разворачивают части тела в любом направлении, но счастья не прибавляется. Всё невозможно элегантно, головокружительно шикарно, безупречно и совершенно, но в глазах гаснет надежда и пульсирует обреченность...

Геня Моисеевна, где ты? Дай уже барышням счастье!

Татьяна ХОХРИНА

Бабка в метро и взгляд из тазика
Как всегда после работы я спустилась в метро и поехала домой. Села в третий вагон. Напротив меня расположилась бодрая румяная бабулька со слуховым аппаратом.

Поезд тронулся. Скользнув по мне отвлечённым взглядом, бабка громко сказала:

- Вот-вот, моя сноха такая же кадра! Явится, рассядется как бобёр на антресоли, раздвинет своё мясо – стыд и срам! Так бы и наложила крапивы полные штаны!

Вспыхнув, я поспешно оглядела свой туалет. Всё прилично, юбка не задралась, кофта не расстегнулась, все мои «стыды и срамы» надёжно спрятаны от окружающих.

- Мне кажется, я нормально сижу, – сказала я. – И никому не доставляю дискомфорта своим видом.

- Да что ты мне баешь, кума? – гаркнула бабка на весь вагон. – В мои годы таких хворостиной учили на конюшне, был бы жив тятя – он бы подтвердил!

Народ начал оглядываться на нас.
- Извините, – сухо сказала я. – Мы с вами незнакомы, попрошу не тыкать и оставить комментарии при себе.

- Ещё одна бомбанутая на всю башку! – не осталась в долгу румяная бабка. – Тапок щелястый! Я б и на порог такую семидырку не пустила, Абрамовна.

- Аркадьевна, – машинально поправила я – и прикусила язык.

Только теперь я сообразила, что в ухе у бабки не слуховой аппарат, а гарнитура от мобильного телефона! Вот я дурочка! Продвинутая бабуля обращалась вовсе не ко мне, а к какой-то невидимой собеседнице Абрамовне.

- Ладно, вата моя сахарная, не хнычь, – раскатисто сказала бабка. – Пройдёт понос и жизнь наладится.

Успокоенная тем, что жизнь наладится, я тоже вынула телефон, проверила пропущенные звонки. Втайне я весь день ждала звонка от Ильи, но список пропущенных был пуст.

- Ошмёток навозный у тебя, а не мужик! – снова заголосила бабка. – И чаво ты вцепилась в него как цыганская ветошь? Крутит тобой как хочет, гони его поганой метлой!

Я вздрогнула. Бабка не замечала меня, она без стеснения трещала с таинственной Абрамовной, но характеристика насчёт «ветоши» подходила к Илье как нельзя лучше. В последнее время наши отношения с Илюхой действительно сильно просели. Порой я подозревала, что у него завёлся кто-то на стороне.

- Ты с ним того, мать... осторожней, – объявила бабка. – Я тоже с ним как-то всю ночь спала – и покаялась. Утром глянула – батюшки, всё у меня под ним красное и шелушится!
Ситуация становилась забавной. Я перешла в вайбер – там ненавистная шефиня вовсю спамила меня файлами с пометкой «Ивановой, срочно!», «это нужно сделать до завтра!», «это тоже обязательно!»

Я горько вздохнула, даже домой расхотелось. Вместо отдыха мне маячил очередной бурный вечерок за срочной работой.
- Спрашивается: на хрена ты за неё держишься, звезда стрясённая? – спросила бабка напротив. – Я бы вот ни дня мучиться не стала! Вырезать заразу! Вырезать без наркоза и в тазик оцинкованный бросить!

Это опять-таки настолько совпадало с моими мыслями, что я подозрительно покосилась на румяную бабку. Однако бабуля была погружена в разговор. Она смотрела сквозь меня – и не видела.

В телефоне засветилась долгожданная СМСка от блудного Илюхи. Я быстренько её открыла, но там было лишь:

«Салют, Валёк! Извини, занят, весь день в бегах! До связи!»
И ни «целую» тебе, ни «люблю»... Впрочем, пора уже привыкнуть, что наша дружба катится в закат.

- Бросай ты его, шута горохового! – твердила в телефон бабка напротив. – Дело тебе говорю – бросай! На фига козе баян, а таксисту педучилище?

- Спасибо, – шёпотом сказала я. – Я подумаю над вашим советом.

Но бабка не удостоила меня вниманием. Прикинув объём будущей работы, я захлопнула вайбер и представила, как бросаю сначала Илюху, а потом ненавистную шефиню – в оцинкованный тазик без наркоза. О-о-о, дорого бы я дала, чтобы увидеть эти наглые глазёнки в помойной лохани!

- Так и сделай! – заорала румяная бабка. – Я от тебя не отстану! Чтоб вот завтра же – шарах! – и сиськи по ветру! А потом гуляй смело и не чешись!

«Легко тебе говорить, пенсия! – уныло подумала я. – Илюха – ещё полбеды, но уход от нашей горгоны – это нудный скандал, разборки и долгая песня на тему «Вот от вас, Иванова я такого финта не ожидала – хотите подвести коллектив в самый трудный момент, бросить всё на полдороге?»... а потом мечись, ищи срочняком новый заработок... плюс на шее висит куча долгов и денег вечно в обрез».

- Я тебе прямо скажу, – объявила бабка с гарнитурой. – Не тужи и время не теряй. Главное – напор и атака! А промохаешь – и пропадёшь как вай-фай в канализации. Всё образуется, Абрамовна!

- Да Аркадьевна я! – сказала я неслышно.

Метро подошло к моей станции, я двинула на выход – от весёлой говорящей бабки.

- Слушай меня, не буксуй, залётная! – орала она сзади. – Уж я-то пожила, я знаю! Всё будет тип-топ, поняла? С Богом, Абрамовна, покедова!

На платформе меня настигла ещё одна СМСка. Это внезапно пришли деньги за старую шабашку, о которой я и думать давно забыла. Глянув на цифру, я столбом встала среди толпы. Сумма была очень и очень приличная. Целое богатство для меня!

Ёлки-палки. А может... может, Валентина Аркадьевна, тебе и правда плюнуть на всё? Забить на эту бездарную работу вместе с бездарным бой-френдом? На пустое ожидание и безрадостные вечера? Шарах! – и сиськи по ветру! Гуляй смело и не чешись, и гори оно синим пламенем!
Поезд загудел и полетел прочь. В вагоне по-прежнему болтала с кем-то румяная бабка. А я торчала с дурацкой улыбкой и представляла себе глаза шефини и Илюхи в оцинкованном тазике...

Автор: Дмитрий Спиридонов

Koгдa его внecли в приeмный пoкoй госпиталя, было ясно, что – это yтoплeнник...

Стоял февраль. На улице не было снега, но небо свинцовыми гроздьями пpeдупpeждaло о его скopoм пoявлeнии. И тут во дворе загудела, завыла сиpeна подъезжающей машины скopoй помощи.

- Кажется, кого-то привезли и, наверное, тяжелого, раз так cooбщaют о себе, – глубокомысленно произнес дeжypный вpaч.

Послышался звук открываемой двepи, и в коридоре затопали, зaшyмeли сразу множество гoлocoв:

- Да скopee же вы, открывайте втopyю дверь, несите его сюда.

Дверь приемного покоя peзкo отворилась, и на пороге показался мужчина с peбeнком на pyкаx. Следом за ними, не отставая, а, держась обеими руками за свою голову, шла женщина. Лицо ее выглядело смертельно бледным, и было слышно, как она громко шeпчeт:

- Пpaвдa, он живой? Ведь, пpaвдa?

Я в этот злoпoлyчный день был дeжypным xиpypгом. Не люблю paботать в выxoднoй дежypным хиpypгoм. Не люблю работать в выходной день. В будни время как-то бежит быcтpee. И врачи все на местах и лабopaтоpия тут, как тут, и рентгенологи, короче, когда все вместе, то и вопросы peшaются быстpee.

- Куда? – произнес мyжчина, – куда мне его, помогите, пожалуйста, вы же вoeнный доктop, вы же все... все мoжeте... и зaплакaл.

Все как бyдтo очнулись от oцeпeнeния:

- Давайте нecитe ребенка на кyшeткy, – резко произнес старший нашей смены врач, – дeжypный хирург, осмотрите ребенка, пусть на всякий случай подготовятся реаниматологи.

Я глянул на ребенка и оцeпeнeл. Год тому назад у меня было такое же дежурство. Стоял декабрь мecяц и на улице города, лежал снег. В приемный покой обpaтилacь наша бyфетчица из cтoловoй. Она просила разыскать сына, который пришел к ней после детского садика и попросил разрешения, пока мама еще на работе, пoкaтаться на caнкax. Пpoшло больше двyx часов, на улице стемнело, а ребенок все не возвращался. Мы подняли всю дежypнyю службу, попросили по отделениям выздopaвливающиx больных в помощь, обошли всю территорию и только глубокой ночью oбнаpyжили, что в закопанной на территории циcтepнe с резервной водой, открыта горловина и рядом с ней следы от санок. Peбeнка достали, но было уже поздно. Он и одет был точно также, в синюю курточку и мexовyю шапочку, завязанную под подбоpoдкoм.

Все было, как тогда, даже возраста они были одинакового.

- Сколько прошло времени с мoмeнта, как вы его нашли?

- Не знаю, – ответил отец ребенка, – его обнapyжили соседи плавающим в канаве, и он еще, по их cлoвaм, подавал признаки жизни. И потом в машине ему делали искyccтвеннoe дыхание...

- Все понятно. Пожалуйста, отойдите в сторону. Коллеги, – это уже дежурной смене, – займитecь с poдитeлями.

Я осмотрел малыша, и первое что сделал – снял его шапочку и расстегнул куртку. Личико ребенка было синюшным, зрачки широкие и не реагировали на свет, пульс и дыхание oтсyтствoвали.

-Из него вoдy удaляли?

-Kaжется, нет.

Все понятно, ему проводили искусственное дыхание с легкими, нaпoлнeнными вoдoй.

Я перевернул малыша лицом вниз, подставил свое колено и с силой стал нажимать ему на спину. Вода хлынула из его ротика. Потом уложил на кушетку и сделал принудительный вдох, затем трижды нажал на грудную клетку, помогая маленькому сердцу разогнать кровь по сосудам.

-Время хoлoдное, возможно мозг еще не погиб, есть же слyчаи, когда люди под снежной лавиной сохраняли искорки жизни больше суток, – эти мысли надежды не покидали меня, пока я пытался вepнyть к жизни ребенка.

Стрелки настенных часов медленно отсчитывали минуты – две, три, пять и вдруг, что-то ожило там, внутри. Это было пoxожe на мурлыканье котенка под рукой.

И тут рeбeнoк издал по-взрослому громкий вздох, он был с каким-то нечеловеческим надрывом, как будто с силой выбирался из цепких лап смерти.

- Скopee в реанимацию, его нужно перевести на управляемое дыхание, сам он долго дышать не сможет.

-Aлeшeнька, сынок, он жив? – oчнулacь от оцепенения, как от глубокого обморока, молчавшая до сих пор, мать ребенка, – Доктop он правда живой? Вы спaceте его?

- Teпepь уже будем надеяться, – коллеги, необходимо вызывать по сан авиации дeтскyю peaниматологичecкyю помощь.

Алешу, на руках понесли в реанимацию. Теперь оставалось ждать специалистов из области.

В палате, куда поместили малыша, стояла напряженная тишина. Задумчиво мерцали лампочки мoнитopa, и натужено paботaл аппарат искусственного дыхания, он помогал маленькому opгaнизмy выстоять. Узкие зpaчки его нeбecнo-гoлyбыx глаз показывали, что ребенок жив, что организм борется с навалившейся на него бедой.

Cпeциaлиcты «сан-авиации» прибыли чepeз два часа. Войдя в пaлaту и осмотрев ребенка, вынecли свой вepдикт:

- Ребенок не жизнеспособен, за то время, что он был в cocтoянии клинической cмepти, мозг его погиб. Отключите aппapaт и ждите исхода.

От нeoжидaннocти все, кто находился в палате, пoтepяли дар речи:

- Коллеги, вы что? – наконец-то обрел голос наш peaниматoлoг, – если зрачки yзкиe и рeaгиpyют на свет, значит, мозг жив.

- Не обязательно, сколько времени пpoшлo после утопления? А тpaнcпортиpoвка и вы сами говорите, что вода присутствовала в легких, cлeдоватeльнo, peaнимaциoнные мероприятия, проводимые кем-то в машине были не эффективны. Да у него уже нacтyпили нeoбpaтимые явления. Не работают почки и...

Я не дал закончить oблacтнoмy специалисту:

- Давайте пpoвepим, у нас, правда, нет дeтcкогo кaтетepа, но у вас, надеюсь, найдется?

- Конечно, найдется, но что это даст? – начал вopчaть мужчина из приexaвшей бригады.

- А давайте попpoбyeм, – почти хором сказали женщины из той же команды.

Они дocтaли тoнeнький детский катетер и только пoпытaлиaь вcтaвить его, как вдруг, малыш будто услышал нас. Упругая струя, соломенно-желтого цвета, словно вырвавшись из плена, забрызгала всю группу склoнившиxся над ним людей.

- Живой, живой, – гpoмкo зaговopили наши.

- Хорошо, мы остaeмся еще на пapy часов, пoтoм отключим ребенка от аппарата и, если он будет дышать caмocтоятeльнo, забepeм его с собой.

Через три часа Алешку yвeзли.

Прошло два года. Случай с Алешкой стaл стиpaться в памяти. Я не знал о дальнейшей судьбе ребенка, как однажды в один из выxoдныx дней мне пoзвoнили в дверь. На пopoгe стоял мужчина, что-то очень знакомое было в его лице и взгляде.

- Вы меня не yзнaeте?

- Извините, что-то припоминаю, вы у меня лечились или мы вместе paбoтали? Да вы пpoxoдите.

- He то и не дpyгoe, а этого мальчишку не помните?

И тут из-за его спины выглянула улыбающаяся дeтскaя физиономия.

Я его сразу узнал – это был он, Алешка.

- Алеша? – начал нeyвepeнно я.

- Да он это, он. Алексей, иди и поздоровайся со своим спacителeм. Вы извините, что мы так долго не пoявлялись. Год peaбилитации, потом адрес ваш не могли найти, да и по стpaне вы любитель путешествовать. Ничего, зато теперь вcтpeтились, а теперь и в дом можно войти, если не возpaжaeте.

-Конечно, проходите, – чего-то растерялся я, видимо от нeoжиданнocти этой встречи.

Алешка читал мне стихи, бегал по комнате, рассматривал мою коллекцию ракушек, прикладывал их к уху и слушал море.

- А я в бacceйн xoжy, – вдруг остановившись, сказал он мне, – папа сказал, что человек обязательно должен уметь плавать, чтобы не yтoнyть, а вы умете плaвaть?

-Koнeчно, yмeю, – нeoжидaнно ocипшим голосом ответил я и дoбaвил, – счacтливoго тебе плaвaния, малыш.

Я уже давно на пeнcии, но работаю хирургом в гopoдской поликлинике. Как- то, во время проведения очередной диспансеризации, ко мне подошел высокий стройный офицер в звании капитана третьего ранга.

- Здравствуйте, Михаил Борисович, – произнес он красивым густым баритоном, – давно мечтал с вами вcтpeтиться.

-Здpaвствyйте, Алексей Иванович, – ответил я, взглянув в медицинскую книжку, – мы с вами знaкoмы?

-Еще как!

Я внимательно вгляделся в его лицо, и что-то неуловимо знакомое промелькнуло в его больших сине-голубых глазах:

-Алексей? Алешка? – неуверенно начал я, – это ты?

-Да я, конечно я. Только что прибыл из академии и сразу разыскал вас. Baше пожeланиe выполнено. Я – мopскoй офицер!

Автор: А. Маторницкая

Бирюк
Вердикт был вынесен не сразу, но зато вынесен почти единогласно – муж их Аленушке достался бирюк. Три года прошло после свадьбы, а он так и не влился в их дружественный, тесный, а главное родственный круг общения.

Не бывает его вместе со всеми на открытии дачного сезона у родителей Алены. Не созвал он всю родню и на новоселье. А уж на рождение дочери – святое дело, пяточки обмыть, так только самые близкие и попали. Обиды было!
Аленушка изо всех сил старалась сглаживать эти обиды, объясняя поведение мужа большой загруженностью на работе. Но работа, она у всех работа, однако это не повод закрываться в комнате, когда родня в гости заглядывает? Ну, засиделась тетка, хочется же и с Аленкой поболтать, внучка двоюродного потешкать. Может и с зятьком ей хотелось пообщаться, да он чай чуть ли не залпом выпил и за дверью плотной тут же спрятался. Бирюк.
С тестем в баньке на даче ни разу не парился, а ведь всем известно, что после баньки да за стопочкой вишневки, разговоры душевные укрепляют родственные связи. А связи в этой семье были крепкие. Все праздники старались сообща справлять. Каждый за честь считал летом почаще бывать на даче Аленкиных родителей, чтобы к вишневочке приложиться после свежего парка, со свежим веничком. А Бирюк отделался тем, что купил тестю мотоплуг, косилку. И появлялся в будни иногда, когда никого из гостей нет. Ясен пень, и технику-то он купил, чтобы его не дергали лишний раз грядки вскопать, да бурьян скосить.
Лишил тестя прелестей ручной работы. Бирюк, что взять. Одна теща только и вставала рядом с Аленкой на защиту зятю. Но это и понятно, бабий умок он короток. Не замечает, что нет у зятя истинного уважения к родне. Нетути и все тут.
Вот когда заболел серьезно отец Аленкин, вся родня сплотилась. Кто бульончик в больницу привезет, кто картиночку сердечную на WhatsApp пришлет. Мол – держись, Михайлыч. Где был тот Макс-Бирюк? Где его слова поддержки тестю? Что-то его не наблюдалось и за столом, где все собрались, чтобы отметить благополучное возвращение Михайлыча из больницы.
А Макс не мог попасть на это застолье. Он еще один проект взял в работу. Времени катастрофически не хватало. Вернее денег. Аленка в декрете, взносы ипотечные никто не отменит, даже если жена в декрет ушла. А вся их «подушка безопасности» ушла в один момент.
Операцию сложную тестю предложили, да ждать по квоте долго. Вот он и оплатил счет коммерческий. Аленке говорить даже не стал, чтобы не расстраивалась. И теще наказал – не распространятся. Будет жена еще за ипотеку переживать. Это его забота. А он справится, он мужик.
Аленка приехала задумчивая, молчаливая. Макс и не услышал своих девочек, погрузившись в работу у монитора. Аленка встала у порога, долго смотрела на мужа, словно увидела впервые. Потом пошла сзади, обняла, наклонила свою голову ему на плечо.
- А ты знал, что тебя бирюком родня моя считала?
- Догадывался, а почему «считала», что-то изменилось?
- Мама сегодня всех построила и велела звать тебя только Максим Ильич. А кому не нравится, то где порог они знают. Ты бы видел, как она тигрицей встала за тебя, когда я только лепетать пыталась в твою защиту.
Она им все припомнила – и каждый выходной на даче, и литры выпитой вишневки и вязанки веников. А потом спросила, кто помог хоть один веничек связать? А литр вишни собрать не себе в багажник машины, а для вишневочки любимой. А может, кто хоть раз грядочку вскопал? И лишь Макс спросил – как облегчить ваш труд на земле? И каждый веник его руками срезан, да связан. У Михалыча давно артрит силу из рук забрал. И смайлики Максим не слал в больницу, а главврачу позвонил и оплатил операцию тестю. Ишь ты, взяли моду – бирюк, бирюк... Максим Ильич, зять мой единственный и любимый.
- Ален, можно я бирюком и останусь? Только-только перестали звать на крестины-родины, а теперь заново начнется, знаю я твоих...А я терпеть эти застолья, чаепития не могу. Бирюк я.
© Татьяна Бро

Вовка из 3,, Б,,
Прозвенел школьный звонок, позвавший учеников и учителей на очередной урок. Старшеклассники, докуривая дорогие сигареты, побросали окурки. Лишь культурный красавец Олег Деев из 11 «а», оглянувшись и не увидев поблизости урны, с сожалением покачал головой. И тут, откуда не возьмись, мимо пробегал малец.

— Стой, — скомандовал Олег.
— Чего? — с неохотой спросил пацан.
— Вон, видишь урну?
— Вижу.
— Иди, брось в неё мой окурок.
— Да звонок же. И далеко она.
— Ты что, пострел, вздумал мне перечить?
— Ну, ладно, давай, — покорно произнёс младшеклассник.
— Тебя как зовут?
— Ну, Вовка из 3 «б».
— Смотри, Вовка, не брось окурок мимо урны.
— Ладно, — покорно отозвался тот.
Не добежав два-три метра до заветной урны, Вовка встретил учителя истории.
— Ты куда бежишь из школы? — поинтересовался тот.
— Да я, вот, окурок хотел бросить в урну, — бесхитростно ответил Вовка.
— Окурок? — с удивлением и возмущением спросил Павел Иванович Смирнов.
— Это не мой, — с тревогой заметил Вовка.
— Да ты ещё и врать научился. А ну-ка, пойдём в школу. И принеси мне свой дневник, я напишу родителям, как ты проводишь перемены.
Домой Вовка возвращался обиженный. Ему казалось, что в ранце за спиной лежат не книги и тетради, а кирпичи. Лямки жгли плечи. Настроение — подавленное. В дневнике учитель написал красивым почерком: «Ваш сын курит. Примите меры» — и расписался. И велел Вовке показать это матери и подтвердить то, что она прочитала, подписью.
Вечером, когда мать Вовки усталая пришла домой, то сразу направилась в кухню. Сын сидел в своей комнате и выполнял домашнее задание. Покосившись на дневник, Вовка взял его в руки и медленно, как на голгофу, побрёл к матери.
— Ты что, сынок? — спросила мать, увидев его грустное лицо и дневник в руках. — Двойку получил?
— Ты знаешь, что двоек я не получаю.
— Так что же? — заинтересованно спросила она.
— На, почитай.
— Не может быть. Ты что же курить начал? — прочитав написанное, возмущённо спросила мать.
— Нет, мама, я не курил и не курю.
И Вовка рассказал ей, что и как на самом деле произошло.
— Это надо же, невинного ребёнка так оскорбить, — с возмущением сказала мать.
— А ну-ка, принеси мне ручку. Я сейчас тут распишусь, я ему этому историку объясню, как надо воспитывать детей.
Взяв ручку, она после росписи учителя написала: «Прежде, чем наказывать ребёнка-ученика, надо сначала разобраться, а потом уж выносить свой вердикт. То, что Вы себе позволили, — выше всякой недопустимости».
Прочитав написанное, она осталась довольна и своим почерком, и грамотностью, а главное — смыслом. На следующий день, встретив Вовку в школьном коридоре, историк сразу вспомнил о своей записи в его дневнике.
— А ну-ка, Володя, подожди. Мама прочитала мою запись в дневнике.
— Да. Вот читайте.
— Так ты не куришь? — с некоторой растерянностью спросил учитель.
— Нет, — ответил Вовка и изложил свою новеллу случившегося.
— Да-а-а, — протянул озабоченный историк. — Нехорошо получилось. Давай дневник и подожди меня. Я сейчас в учительской напишу твоей маме слова извинения. Как её зовут?
— Алла Ивановна, — спокойно ответил Вовка.
Педагог открыл дневник и написал: «Уважаемая Алла Ивановна, я оказался не прав. Моя поспешность нанесла Вам большую психологическую травму. Готов любой ценой искупить свою вину. С уважением к Вам Павел Иванович Смирнов».
— Вот, Володя, твой дневник. Пусть мама обязательно прочитает. И ты меня, пожалуйста, извини.
Уже смеркалось. Дверь Вовке открыла мама. Дождавшись, когда она очутилась в своём штабе — кухне, он с детской готовностью и наивностью протянул ей дневник. Она прочитала, и лёгкая едва заметная улыбка победительницы появилась на её красивом лице.
— Ладно. Принимаю его извинения. Подай-ка ручку. Я попрошу его кое о чём.
— Сейчас, — произнёс Вовка.
Сев за чистый кухонный стол и немного подумав, она написала:
«Павел Иванович, я хорошо понимаю особенность Вашей работы. У Вас сотни учеников. С такой аудиторией можно что-то и не доглядеть. Я воспитываю своего сына одна, муж погиб. И очень попрошу Вас приглядывать за моим мальчиком по мере возможности. С уважением — Алла Ивановна».
— Сынок, — сказала она, возвращая дневник. — Пусть Павел Иванович это прочтёт обязательно.
— Ладно, скажу.
Только после последнего урока Вовка повстречал историка и протянул ему свой дневник. Тот с откровенной радостной улыбкой быстро взял его из детских рук. Открыв страницу для особых записей и прочитав, что там было написано, сказал:
— Володя, обожди меня немного, — и исчез в учительской.
Через минуты три он вернулся и протянул Вовке закрытый дневник. Там он оставил свою очередную запись: «Глубокоуважаемая Алла Ивановна, я очень рад, что Вы, после моей оплошности, доверяете мне присматривать за Вашим сыном. Я почту за честь исполнить Вашу просьбу. Постараюсь опекать его. С благодарностью — Ваш покорный слуга Павел Иванович Смирнов».
Когда сын вечером снова протянул матери свой дневник, она с нескрываемой улыбкой и женским интересом прочитала новое небольшое послание. Ручка уже лежала на столе. Алла Ивановна еле уместила свою весточку на исписанной странице: «Павел Иванович, я не сомневалась, что Вы — настоящий педагог. И по первому зову откликнулись на материнскую просьбу. У Вас большое сердце и настоящая душа. С горячим приветом Алла Ивановна».
На следующий день, подходя к школе, Вовка заметил учителя, одиноко стоящего в сторонке.
— Как ты себя чувствуешь, Володя? — поинтересовался историк.
— Нормально.
— А мама?
— Тоже хорошо.
— А домашнее задание выполнил?
— Да. И стихотворение выучил.
— Вот, молодец. Вот, хорошо. А-а-а, — протянул смущённо Павел Иванович.
— Возьмите дневник. Но там уже нет места, чтобы что-то написать.
Учитель бережно взял Вовкин дневник и с ещё большим интересом, чем раньше, прочитал тёплые слова в свой адрес.
— Володя, в конце дня я передам с тобой письмо. Хорошо?
— Да, ладно. Мне не трудно.
Целый месяц изо дня в день Вовка по совместительству работал школьным почтальоном, доставляя корреспонденцию от матери к учителю и от Павла Ивановича к Алле Ивановне.
Потом вдруг почтовая связь прекратилась, и мать сказала сыну:
— Володя, я сегодня иду в театр, меня пригласили. Ты сможешь вечером побыть дома один?
— Попробую, если для дела нужно.
— Для дела, сынок, очень важного для меня.
И ещё целый месяц Вовкина мама ходила то в кино, то в театр, то на вечер поэзии, то на выставки. А как-то вечером, придя с опозданием, позвала Вовку к себе и сказала:
— Сынок, у меня и у тебя завтра, в воскресенье, особенный день: пойдём с тобой в детское кафе. Там будет и Павел Иванович. Мы хотели с тобой посоветоваться. Ты не против?
— Нет. Если для дела, то я готов.
В кафе Вовке накупили всяких сладостей и напитков. Он ел их, а они будто и не убавлялись. Потом мама похвалила сына за хороший аппетит и сказала, волнуясь:
— Володя, мы с Павлом Ивановичем решили с тобой посоветоваться.
— Советуйтесь, если нужно для дела.
— Вот и хорошо, вот и умничка. Володя, мы с Павлом Ивановичем решили связать наши судьбы.
— И чем же вы их будете связывать? — наивно спросил Вовка.
— Володя, — в разговор вступил Павел Иванович, — это мама сказала образно. Если быть более точным, то нас связывает взаимная любовь. Как у старшего мужчины в семье, я прошу руки твоей мамы. Не отказывай мне, пожалуйста.
— Да-а-а, протянул Вовка из 3 «б», — с вами действительно закуришь.
— Как ты прав, Володя, — мягко по-отцовски сказал историк. — Кто мог подумать, что чужой окурок станет приятным поводом познакомиться с твоей очаровательной мамой.
— Ладно, раз для дела нужно, то я согласен. Вот моя мужская рука. — И он протянул Павлу Ивановичу свою детскую ручонку.
— Володя, Вовчик, милый наш, дорогой. Как мы рады, — бросились обнимать и благодарить его Алла Ивановна и Павел Иванович.
— Володя, что тебе подарить в этот знаменательный для всех нас день? — спросил Павел Иванович.
— Если для дела, то подарите мне новый дневник. А тот возьмите себе на память...

© Владимир Цвиркун

Кровиночка

-Алексей! Сыночееек моой! Алешенькаа! Ой-ёй-ёй! – Разносился на всю улицу голос Петровны.

Она шла по улице, низко опустив голову, громко причитала, чуть ли волосы на себе не рвала. Скупые слёзы катились по её несчастному лицу.

Из ближайшей избы выскочила подруга Галины Петровны Наталья Михайловна:

- Галя, что случилось? Ты об чём так убиваешьси?

- Алёшка мой! Жениться удумал!

-Тьфу на тебя! Я уж думала, случилось чего, а ты...

Петровна аж задохнулась от возмущения:

- Да как же не случилось-то? Моя-то кровиночка... единственная! Уууу...

- Петровна, парень должен около тебя всю жизнь сидеть что ли?

- И что такого? Плохо ли нам вдвоём было с сыночкой? – Галина Петровна опять начала тереть красные глаза.

- Да ну тебя, Петровна! – махнула рукой коварная подруга. – А внуки пойдут, да внучки, бабой тебя будут звать! Пирожки твои будут есть!

- Ой, не знаю, не знаю, Михална! Сказал, из райцентра невесту привезёт!

- Погоди, был у тебя один сынок, а будет ещё и дочка! – Наталья Михайловна хотела хоть как-то успокоить подругу.

- Я ведь всегда мечтала с тобой породниться, чтобы мой Алёшенька с твоей Леночкой...

- Иии, Ленке рано ещё! Ей об учёбе думать надо!

Галина Петровна обиженно поджала губы:

- Эх, Михална! Чего б ты понимала!

И пошла домой, бормоча себе под нос:

- Всё равно я им жизни не дам. По-моему будет!

***

Алексей и Юлия не собирались устраивать пышную свадьбу, они просто расписались.

Домой к маме Алёша привёз уже законную жену.

Галина Петровна пристально рассматривала Юлю:

- Сынок, а что ж вы так поторопились со свадьбой? Есть причина? – она выразительно посмотрела на плоский живот Юли.

- Нет, мама! Просто мы решили, что хотим всегда быть вместе. Правда, Юлёк?

Девушка смущённо кивнула.

***

На следующий день Петровна рассказывала своей подружайке Михалне:

- Госпаде! В чём там только душа держится? Ни рожи, ни кожи... Тощая, мелкая, голосок писклявый!

- Значит, чем-то другим Алексея взяла, – подмигнула Наталья Михайловна.

- Всё-то тебе смешно! Ладно, пойду, там эта пигалица одна дома осталась...

Галина Петровна застала Юлю, читающей какую-то книгу.

- Юля, давай-ка помоги мне картошки почистить на обед! Потом дочитаешь.

Девушка отложила книгу и принялась за дело. Добрая свекровь не пожалела невестку, картошки насыпала мноого. Она решила сварить щи, картофельное пюре и пирожки с картошкой испечь.

Юля чистила и чистила, казалось, что нет этой работе ни конца, ни края.

Вечером, когда с работы пришёл Алексей, девушка снова сидела за книгой:

- Ты, что, ещё учишь?

- Твоя мама попросила картошку почистить, – тихо ответила Юля.

- Мама! Ты, пожалуйста, Юлю не нагружай. Ты лучше мне скажи, я всё сам сделаю. У Юли завтра зачёт, а она не успевает подготовиться, потому что весь день картоху чистила!

- Она учиться что ль? Так бы сразу и сказали, – обиженно протянула Галина, – сами всё молчком-молчком, ну откуда мне было знать!

Юля училась заочно на воспитателя, сейчас у девушки началась сессия, сдавать которую нужно было ездить в райцентр.

Сессию Юля сдала. И устроилась работать в детский сад, пока помощником воспитателя.

***

Галина Петровна тем временем не сдавалась. Она всё ещё надеялась выжить жену сына.

Однажды помыла пол Юлиной кофточкой.

- Ой, прости, Юленька, я сослепу не разглядела, что беру. Она ж на полу валялась, я и подумала – тряпка моя лежит!

В выходные Галина Петровна вставала пораньше и принималась греметь посудой на кухне, готовила «молодёжи» завтрак.

Алексей просил мать дать им поспать, но та обижалась, ведь она хотела, как лучше, чтобы они встали и поели горяченького.

Как-то пришла Наталья Михайловна в гости к Галине Петровне, кумушки засели на кухне:

- Ну, что, видела наше недоразумение? – это Юлю так назвала Петровна.

- Девчонка, как девчонка! Что ты придираешься?

- Ой, не знаю, как её выжить! Ну, не пара она моему Алёшеньке! И ведь слова против не скажет. Что ни заставлю, всё делает. Не перечит, не огрызается.

- А девка-то – кремень! Петровна, вспомни себя в её годы. Хорошо ли тебе жилось со свекровкой? Помнишь, как гоняла она тебя и в хвост, и в гриву? Как ты жаловалась мне, помнишь?

- Я пока потерей памяти не страдаю, – съязвила Галина Петровна.

- Вот и пожалей девчонку! Ей и так непросто в чужом доме. Не зря, наверно, твой сын её выбрал. Присмотрись, Петровна!

- Наталья Михална, ты мне подруга или кто?

- Галя, подруга я тебе, не сомневайся. Потому и хочу предостеречь. Ведь любит Лёшка твой девчонку! А простит ли он тебя, если ты её выживёшь?

- Ой, Михална, ты всегда всё перевернёшь с ног на голову! – задумалась Галина Петровна.

***

Вообще-то, Галина не была против девушки и чем-то Юля ей даже нравилась. Но признать это вот так сразу Петровна не могла! Она обиделась на сына за то, что он не посоветовался с ней, не познакомил с невестой. Поставил родную мать перед фактом!

Что ж теперь – белый флаг выкинуть?

Петровна шла из магазина и размышляла о чём-то своём. Дома она застала растерянную Юлю, та вертела что-то в руках.

Женщина посмотрела внимательнее, на Юле просто лица не было.

- Юль, ты чего какая? В гро6 краше кладут!

- Галина Петровна, – всегда сдержанная Юля всхлипнула, – у меня вот... две полоски!

Договаривала Юлия уже шёпотом, потом расплакалась.

Петровна хоть и жила всю жизнь в деревне, но о тестах на беременность знала:

- А чего ты ревёшь?

- Я не знаю, как Алёше про это сказать. Он ведь хотел, чтобы я выучилась сначала, поработала. А оно вон как повернулось...

- Не разводи сырость, если хочешь, давай вместе поговорим с Алексеем?

Галина Петровна и Юля дождались возвращения Алёши с работы. Юля сразу же и обрадовала супруга. Его мать тоже присутствовала и увидела, как расцвел от счастья её сын, как схватил на руки и расцеловал свою маленькую жену.

Галина смотрела на них и вспоминала свою ушедшую молодость. Она сама не заметила, как из глаз её покатились слёзы.

К ней подскочил сын, обнял:

- Мама! Мама, ты станешь бабушкой. Ты рада?

- Мне кажется, Галина Петровна будет самой лучшей бабушкой! – с чувством сказала Юля. И тоже обняла свою свекровь.

А Петровна думала, что права ведь была эта старая перечница, Наталья Михайловна, – ей уже хотелось стряпать пироги для внука или внучки. И чтобы кто-то называл её «бабой».

Mеня недавно похвалили. «Bы хорошо лежите – сказала мне стоматолог, – можем большие объемы делать за раз».
Bот я знала, знала, что когда-нибудь кто-то оценит мою способность лежать.
А то с детства только претензии.

«Хватит валяться, займись делом».
«Под лежачий камень и вода не течет».
«Лежать каждый дурак может».
«А вот и не каждый, а вот и не каждый!» – взвизгивала я в ответ на попытку обесценить мой талант.

И вот теперь спустя... цать лет меня оценила специалист, можно сказать, человек с дипломом.
Bысоко оценила.

И это, я думаю, она еще не видела, как я спать умею.
Bообще бы задохнулась от восхищения.
Потому что сплю я самозабвенно, сладостно и упоительно.
(Если верить рассказам очевидцев).

Пускаю слюнку, мило повизгиваю, дергаю ножкой.
Умею спать до обеда. Умею после обеда. Умею вместо.
Mогу по кровати раскидываться разными буквами.
Особенно хорошо получаются «о» и «к».
Я как бы телом говорю, что мне отлично, когда сплю.

Kаждый человек, который оказывается случайным образом вовлечен в мою орбиту, тут же познает роскошь сонной неги.

Даже если раньше он подрывался в 5 утра, то со мной, сам того не замечая, начинает дрыхнуть до 11. Овладевает искусством сладких потягушек и ловко уворачивается от серого волчка, который норовит укусить за бочок.

Oднажды мне нужно было сопроводить в 5 утра в аэропорт одну иностранную знаменитость. На тот момент я не спала вторые сутки. У меня была еще слабая надежда покемарить в машине по дороге в аэропорт, но она громко лопнула, стоило мне сесть в машину. Bодитель, увидев меня, выпалил: «Как хорошо, что ты есть. Будешь со мной говорить, а то я не спал сутки».

Спилотировать с серпантина мне показалось плохой идеей и мы два часа из последних сил беседовали с водителем, слабовато улавливая тему беседы. На заднем сидении сладко посапывал забугорный гость.
Kогда мы прибыли в аэропорт, и подошли к терминалу, гость произнес трепетную прощальную речь в духе Карлсона.

Kакой прекрасный сервис, природа, погода и все прочее.
Счастливо оставаться, мол, я полетел.
Я поняла, что мне тоже стоило бы сказать пару приятных слов и даже, может, на иностранном языке.
Я попыталась пошевелить языком. Ничего не вышло.
Mышца запала за зубы и обмякла.

Я послала импульс в мозг, чтобы он помог мне вспомнить подходящее слово на одном из трех известных мне языков, включая родной.
Дома никого не было.

Я посмотрела на гостя.

Его было уже трое и вокруг каждого сияла фиолетово-зеленая аура.
Я нервно сглотнула и интуитивно перешла на язык диких племен.
Постучала в грудную клетку кулаком, поджала губы и покачала головой.
Это символизировало горечь расставания с таким прекрасным человеком.

Потом сжала кисти в замок и потрясла ими несколько раз, символизируя тем самым известный дипломатический посыл о дружбе между странами, народами и отделениями психушки.

Bместо восклицательного знака я блеснула слезой, выпущенной собственным бессилием.

Гость удивленно посмотрел на мое зеленое лицо, криво улыбнулся и попятился к паспортному контролю, справедливо полагая, что там его спасение.

С тех пор я пересмотрела свои взгляды и предпочитаю всем зажигательным, веселым и денежным ночным проектам широкий ортопедический матрац.

Вкупе с удобной подушечкой и одеялком они творят чудеса.
Bечером на кровать лечь может злая уставшая женщина, а встать с кровати на следующий день веселая розовощекая молодуха.
Главное – дать ей выспаться.

© Дарья Исаченко

Ненужная старуха.

Варвара Степановна вошла в свою комнатушку и заплакала. Перед невесткой она держалась, старалась не показывать ей свою боль и обиду, а вот тут, перед иконами, она становилась на колени, молилась и просила:

-Господи, прибери меня Господи. Прости, что жалуюсь, но нет моей мочи терпеть такую чёрную ненависть. За что Господи ты даёшь мне такие испытания? Забери меня к Феденьке и Саше, там моё место. Там, с моими родными, а здесь я ненужная, чужая старуха.
Молитва успокаивала Варвару Степановну, она ложилась на свой продавленный диванчик, укутывалась шалью и вспоминала ту жизнь, ту счастливую жизнь, когда все были живы и все были счастливы.
Их безмятежная жизнь длилась до смерти Феди, а потом всё пошло прахом. За что-то разгневался на них Господь забрал Федю и больше в их дом счастье не вернулось.
Феденька, сын Варвары и Саши, рано ушёл, никогда не болел, ни на что не жаловался и вдруг такая скоропостижная смерть, инфаркт и не стало их единственного сыночка. Ох и горе, ох такое горе накрыло их семью, не выразить словами, даже Валентина, жёсткая, хабалистая бабень, жена Феди и та, так страшно убивалась за мужем. Варвара Степановна с Сашей всячески её поддерживали, а как не поддерживать ведь двое детей, сыновей Феди, остались без отца.
Сашу сильно подкосила смерть сына, он почти не вылазил из больниц, бесконечные гипертонические кризы, которые через полтора года закончились смертью. А Саша не хотел жить, он так и говорил:
-Не хочу я больше жить Варенька, не могу я без Феди, нажился я, хочу к Феде.
-Что ты, что ты? Бог с тобой Саша, не гневи Бога, живи. А я как же, как я без тебя?
Саша ничего не отвечал на слова жены, а только тяжело вздыхал, уходил во двор, где долго и много курил. Иногда Варваре казалось, что он не с нею, а где-то далеко, за пределами этого земного мира. Глаза у него были мёртвыми, такими глубокими, что не читались в них мысли. В сумерках Варваре казалось, что вместо глаз у Саши две чёрные ямы, уходящие в никуда. Уже тогда, она поняла, не жилец её муж, долго не протянет, он наполовину уже с Федей.
Самой сильной в то время приходилось быть Варваре. А что ей оставалось делать? Больной муж и невестка попала в больницу с нервным срывом, вот Варвара и разрывалась между больницами и внуками-подростками, за которыми нужен был глаз да глаз.

Это теперь Валентина упрекает Варвару Степановну:
-Ты каменная, ты когда Федя умер, не очень-то убивалась. С твоей толстой шкурой, ты нас всех переживёшь. Как ты мне надоела и когда ты уже сдохнешь? Коптишь своей старческой вонью мою жизнь. Если бы не обещание Феде, я бы давно тебя в стар дом определила.
-Прошу тебя, сдай меня в стардом,-просила Варвара, -Зачем нам в ненависти жить? И мне будет спокойнее и тебе не буду вонять.
-Федя мне не простит такого,-злилась Валентина, да и что люди скажут, мол дом забрала, а бабку в стардом выпихнула. Нет, будем мучится дальше, пока ты не сдохнешь.
Сто раз пожалела Варвара Степановна, что согласилась жить с невесткой. Да и как было не согласиться, из родных у неё внуки, а из близких Валентина, всё таки мать её внуков.

Квартира у Фёдора с Валентиной была большая, пятикомнатная. Старший сын женился и Валя задумала продать своё жильё и купить сыновьям по отдельной квартире, а сама к свекрови напросилась жить, мол что уж нам делить, вместе надо держаться.
-Вы стареете,-сказала Валентина Варваре Степановне,- за вами нужен будет уход и дом требует постоянного внимания, никого у вас кроме меня и внуков нету, так что нам сам Бог велел держаться вместе, к тому же я Феде обещала, ежели что, то за вами, за родителями пригляжу. Думаю настал тот момент, мы с вами будем жить, а молодые пусть живут свою самостоятельную жизнь.
На том и порешили. Варвару не надо было уговаривать, тогда она даже обрадовалась, что таким образом сможет внукам помочь, да и с Валентиной всё ж повеселее будет, не чужие они. А оказалось-чужие и даже враги, поскольку только враги так ненавидят, как ненавидит Валентина.
Поначалу всё шло хорошо. Валентина конечно иной раз вспылит, но тут же обнимет Варвару Степановну и попросит:
-Прости меня мама, после смерти Феди нервы ни к чёрту.
А Варвара прощала, понимала, в любой семье всякое бывает, гостем не проживёшь.
Стала Валентина просит Варвару Степановну на неё дом перевести, дарственную оформить, чтобы потом со вступлением в наследство, не было проблем. Ведь случись что с Варварой, дом перейдёт к внукам, а там неизвестно что сыновья порешат, а то так могут порешить, что Валентина неизвестно где окажется. Это сейчас сыновья хорошие. А как невестки себя поведут? Неизвестно. Ведь не зря в народе говорят: «муж -голова, а жена-шея, куда шея повернётся, туда и голова поворачивается».
Подумала, подумала Варвара Степановна, да и согласилась. Валентина мать внукам, потому полюбому дом им достанется. А она что? Она при Валентине, та не бросит её, Феде обещала, не посмеет обещание нарушить.
Мужа Валя любила, даже замуж после смерти Феде не пошла, хотя предлагали ей, но она ни в какую, Федору была верна. Всё это Варвара Степановна обдумала, оценила и сдалась на уговоры невестки.
И только Валентина вступила в наследство, так почти что сразу, для Варвары наступил ад на земле, Валю как подменили. Если раньше она старалась себя сдерживать, то теперь такую волю дала себе, что Варваре Степановне, хоть заживо в гроб ложись.
Пожаловалась как-то Варвара старшему внуку на мать, тот пытался поговорит с матерью, да только Валентина оборвала его на полуслове, мол не лезь сюда, «яйца курицу не учат» и тому подобное.
После этого жизнь Варвары Степановны ещё «краше» стала, Валентина её буквально поедом ела. Нет, рукоприкладством не занималась, но такими словами награждала Варвару, похлеще всякого кулака будет.
С тех пор никому и никогда не жаловалась Варвара Степановна, сама несла свой крест.
Почти каждый день она слышала от Валентины в свой адрес проклятия и пожелания смерти. Варвара и рада была бы умереть, как так жить, лучше уж к Феде и к Саше уйти, но смерть не слышала её просьб и не приходила за нею, а пришла она за Валентиной. И пришла так же внезапно, как и за Фёдором.
Май был, тепло на дворе. Варвара копошилась на грядках, ей было хорошо, что она целый день в огороде и не видит Валентину, а невестка, как ни странно, не напоминала о себе. Варвара Степановна думала, что та по дому суетиться, а когда к вечеру зашла в дом, застала Валентину сидящей в кресле напротив включённого телевизора. Сначала она подумала, что та смотрит телевизор, но на полу около кресла увидела пузырёк с рассыпанными таблетками и какая-то неестественная поза невестки насторожила Варвару.
Как показало вскрытие, тромб оборвался, мгновенная смерть и нет Валентины. Она всё Варвару выпроваживала на тот свет, а вот... Не зря говорят: смерть приходит не старым, а за поспелым».
Похоронили Валентину, ну всё,-подумала Варвара, теперь уж точно внуки её в стардом сдадут, ан нет, не случилось такого. Жена старшенького звала её к себе жить, но Варвара Степановна попросила:
-Родные мои, разрешите доживать свой век в доме, где я когда-то была молодой и счастливой, где родился ваш отец, где ваш дед помер.
А внуки не против.
-Живи бабуля,- на правах старшего разрешил Серёжа,- живи, а мы чем сможем будем помогать, не оставим тебя.
Вот тут Варвара Степановна и пожила спокойно, за что благодарила Бога. Внуки у неё добрые, в своего отца Фёдора, да и жены у внуков хорошие, славные женщины.

Варвара жила долго и правнуков дождалась, часто ходила на могилы своего мужа и сына, тут же и Валентина похоронена. Когда убирала могилу невестки, приговаривала:
-Вот видишь Валя, как получилось? Не ты за мною ухаживаешь, а я за тобою. Простила я тебя, Валентина, ради твоих сыновей, моих внуков и твоих внуков простила. Вот и я стала тебе нужная, сыновьям твоим некогда ухаживать за могилками, а мне что, я старая, особых делов нету, приду сюда, посижу с вами, поговорю, а мне и радостно. Не видишь ты Валя, как я твою могилу обихаживаю, не хуже, чем Сашину и Федину, какие цветочки я посадила -не видишь. Или видишь?
Мёртвая тишина могил отвечала Варваре Степановне, а под Пасху, на страстной неделе, приснилась ей Валентина, приснилась такая радостная, но вместе с тем и виноватая, приснилась и говорит:
-Спасибо тебе мама, за нас всех спасибо.
из инета

Кот ученый
-Дядя Бась, а что они делают? – спросил щенок ротвейлера у большого рыжего кота, глядя, как его хозяева в позе Зю, отклячив пятую точку, рыхлят параллельными курсами грядки.
-Это, Гриш, они отдыхают.

-Отдыхают? А разве так отдыхают? Я думал, отдыхают на диване или на морях там всяких.
— Нууу, это нормальные люди, Гриш, а наши, укушенные кабачком, отдыхают вот так. Они же теперь у нас эти, как их, плантаторы. Насмотрелась матушка нашей Настены сериалов своих латиноамериканских, а там, Гриш, вечно какие-то фазенды показывают. А на плантациях тех рабская сила нужна. Вот теперь наши и впахивают.
Вон раб Сашка со своим радикулитом зверски уничтожает сорняки. Вон Настена, которая решила, что уж если быть негрой, так по-настоящему, поэтому обгорела так хорошенько, как курочка гриль. Видишь с какой любовью и ненавистью чет там роет. А вот и сама главная плантаторша, кому матушка, кому любимая теща, с давлением своим. Только с давлением 180 на 90 грядки полЮтся правильно, в остальное время ТАКОГО удовольствия не получить.
— А зачем все это, дядя Бась?
-Как зачем? Урожай будет. Все 2 ведра картошки, 15 огурцов, 2 помидорки, 3 морковки и 50 килограммов лопухов – на всю зиму хватит, СВОЕ, РОДНОЕ.
Ты, Гриш, лучше туда не ходи теперь, а то я вчера пошел и съел какую-то травку, так мамаша Гавс на меня так кричала, как будто я стратегический запас страны сожрал на весь год, полотенцем на меня еще махала. А сегодня они эту травку выдирают всю – сорняки. Где логика у женщины? Жила же себе спокойно, чего ее потянуло на огород?
Самое главное она туда собирается как на свиданку: кудри навьет, ногти-кинжалы налепит, намарафетится. Это, Гриш, наверное, чтоб пугать жуков каких-то, калорийных кажется.
Теперь, Гриш, они живут по принципу «лишь бы». Лишь бы посадить, лишь бы полить, лишь бы взошло, лишь бы не засохло, лишь бы не заросло, лишь бы собрать и самое главное, лишь бы не взорвалось, когда в банки спрячется.
А потом, Гриш, мы энти банки будем прятать в погребе и дарить по большим праздникам всем родным и близким, мол, сами вырастили. Да, вот прям пять лет назад и вырастили. Что? Почему там в банке все уже помутнело? Так это рассол, спецрецепт, вы кушайте, а мы потом приедем через пару дней, проверим живы ли вы. Что? Вы живы? Отдайте пустую банку, она очень ценная, она будет нужна для проверки «а точно ли вы все съели», ну и для «подготовки нового ядреного засола». Вот так, Гриш, живут садоводы.
А еще, Гриш, это же самый кайф, отработать смену на работе и мчаться вечером за город, чтобы полить огурцы, чтоб придти потом домой поздно и упасть носом в подушку. Это, Гриш, называет ЖИЗНЬ ЧЕЛОВЕЧАЧЬЯ!
Зато потом, Гриш, зимой откроешь баночку своих, пупырчатых, да с вареной картошечкой, а еще и грибочки, мммм...
Пошли, Гриш, не будем мешать страдальцам отдыхать!
Из сети

Особенный дом
Василий Иванович жил в хрущевке. В обычном пятиэтажном доме, которых настроили по всей стране миллионы. Кто-то их ругал, особенно после того, как начали возводить девятиэтажки, кто-то хвалил.

Василий Иванович относился к своей квартире нейтрально. Особенно после развода. Кухня маленькая? Да и он не особенно толстый. Комната невелика? Мужчина пожимал плечами. Диван, стол, шкаф, телевизор в углу. Полки на стенах. Ковер даже остался. Жена после развода хотела забрать, но помогать снимать Василий Иванович отказался. И ковер продолжил гордо покрываться пылью.

Дом, в котором жил пенсионер Василий Иванович Чашкин стоял в старом районе, который последние тридцать лет стали называть спальными. В общем-то, правильно стали. Мужчина приходил с работы, ужинал, смотрел телевизор, потом ложился спать. Утром он вставал, завтракал и шел на работу.
И не видел в таком образе жизни ничего необычного. До тех пор, пока не ушел на пенсию.

***
В первое же утро он проснулся, как всегда, в шесть. Встал, начал было собираться, и вдруг понял: некуда ему собираться.
Василий Иванович растерянно вернулся в комнату и сел на диван.
«Гав!» – вдруг услышал он басовитый лай.
От нечего делать мужчина встал и посмотрел в глазок. На площадке стоял его сосед, молодой парень, около ног которого сидел громадный пес. Сосед закрыл дверь и отправился вниз по лестнице.
«Гулять повел, – понял Василий Иванович. — И хочется ему в такую рань вставать? Ладно – на работу, а с псом гулять – баловство это».
Пенсионер вздохнул. А ему-то то делать?

Он пошел в ванную, долго и тщательно брился. Потом отправился в кухню и вместо обычного утреннего бутерброда пожарил себе яичницу с колбасой. Заварил чай и позавтракал. Не торопясь, позавтракал.
А что? Неплохо. Василий Иванович даже нашел в этом удовольствие – не торопиться. Как будто у него прибавилось суббот и воскресений. Потом он включил телевизор и посмотрел новости. Это заняло у него полчаса.
Уже девять, можно в магазин сходить.

Василий Иванович оделся и стал спускаться с пятого этажа. Он прошел два пролета и остановился. Что-то его смущало. Что-то было не так в тот самом подъезде, который он проскакивал и проходил тысячи раз.
— Мяу, — раздалось из-за двери, около которой он стоял..
— Рррр-гав! — ответили на мяуканье из-за другой двери.
— Дур-р-р-рак! Дурак! — донеслось из-за третьей.
«Кто это обзывается?» — ошеломленно подумал Василий Иванович, но тут же решил, что это не его дело и стал спускаться дальше, решив, что на четвертом, видимо, живут любители животных.

«Вот ведь, собралось все на одном этаже», — подумал пенсионер, но тут же вспомнил пса, увиденного утром, и покрутил головой.
Спустившись до первого этажа, он понял, что ничего не понимает. Из-за каждой двери на каждой площадке до него доносились звуки нечеловеческого происхождения. Поскуливание. Мяуканье. Щебет. Свист.
Звуки были негромкие, неназойливые. Как будто все жильцы разом начали смотреть передачи про животных.

— Здравствуйте, Василий Иванович, — услышал он, выйдя на улицу.
— Доброе утро, Игорь Матвеевич, — вежливо ответил Василий Иванович своему соседу по этажу.
— Как у вас дела?
— Да вот на пенсию вышел, — вздохнув, сказал Василий Иванович.
— Поздравляю! — расплылся в улыбке сосед. —Теперь у вас тоже кто-нибудь появится!
— В смысле? — не понял молодой пенсионер.
— Ну как же! У нас же у всех есть друзья.
— Да есть у меня друзья, почему появятся-то? – удивился Василий Иванович.
— Да человеческие-то есть, не сомневаюсь. А в нашем доме еще и других много. Вот смотрите, мальчик мой хороший.

С этими словами сосед отвернул воротник пальто, и из-за пазухи показалась голова крошечной собачки.
«Гав!» – поприветствовал Василия Ивановича той-терьер.
Мужчина похлопал глазами, уставившись на песика.
— У Олега, соседа на нашей площадки — овчар немецкий, на четвертом — кошка Милаша у Полины Львовны, у Сосниных — Гриша, попугай (вот кто кричал «дурак», – мелькнуло и Василия Ивановича) и кокер-спаниель — у Зиночки-парикмахерши.
Игорь Матвеевич подробно описал всех, кто мяукал, поскуливал, лаял, трещал, свистел в подъезде.
— Ну, до свидания, счастливо и вам найти друга, мальчик мой кушать хочет, — рассказав про всех, закруглился Игорь Матвеевич.
— До свидания, всего вам хорошего, — ошеломленно сказал Василий Иванович.
Он отошел от дома и оглянулся.
«Ни за что бы не подумал», — Василий Иванович покрутил головой и отправился, куда шел — то есть в магазин.

***
Через час он выкатил тележку из торгового центра, посмотрел на нее и понял, что малость перестарался. Столько он не унесет. Придется такси вызывать.
«Здравствуйте, Василий Иванович!».
Пенсионер оглянулся.
Рядом с ним стояла симпатичная женщина. Василий Иванович вспомнил, что она живет в соседнем подъезде и работает в поликлинике, куда ему приходилось обращаться за больничным. Кажется, ее зовут Ирина Станиславовна. Точно. И она кардиолог.

Женщина посмотрела на его тележку.
«Давайте я вас подвезу, — предложила она. — Верочка подвинется».
Василию Ивановичу неудобно было перед неведомой Верочкой, он хотел отказаться, но женщина уже открыла иномарку, стоявшую рядом и сказала: «Верочка, пересядь на переднее сидение».
Из машины выпрыгнула великолепная догиня. Она приветливо помахала хвостом и запрыгнула в переднюю дверь.
Василий Иванович постарался быстро переложить покупки в пакеты и разместился сзади.

— Оказывается, у нас в доме много всяких зверей живет, — нерешительно сказал Василий Иванович, — я думал только в нашем подъезде так.
— Что вы! — ответила хозяйка Верочки. — У нас во всем доме так! У нас самый счастливый дом в городе. И собаки есть, и кошки, и птицы разные. У Розы Васильевны — огромный аквариум, самый большой из всех, а у Гены и Светы — террариум. У всех кто-то есть. И даже по несколько кошек и собак.
Василий Иванович слушал рассказ про дом, в котором он живет так давно, и ошеломленно молчал.
— Я знаю, вы на пенсию ушли, — сказала Ирина Станиславовна. — Теперь и у вас тоже кто-нибудь появится.
Она припарковалась около его подъезда.
Василий Иванович поблагодарил ее и, с трудом вытащив пакеты, попрощался.

Он занес покупки, поставил около почтовых ящиков. Посмотрел в свой, ничего не обнаружил и нагнулся за покупками.
«Зачем столько набрал, времени много, можно было потом еще раз сходить», — с досадой снова подумал Василий Иванович, но было поздно сожалеть. Надо тащить.
— Давайте я вам помогу, — услышал он и увидел огромного пса, которого заметил утром.
Рядом с псом стоял его хозяин.
— Тяжелые, — предупредил пенсионер.
— Ничего, нормально, — ответил Олег, подхватив покупки.
Через пять минут Василий Иванович уже открывал дверь своей квартиры и благодарил помощников.
«Гав», — ответил пес, который тоже занес один из пакетов.

Оказавшись дома, Василий Иванович разложил покупки, поставил варить курицу и сел на диван.
«Чудеса, — подумал он, — столько лет живу в доме, с людьми здоровался, а вот что у них столько живности, не знал!».
Кошки, собаки, жабы, рыбы, шиншиллы, попугаи, щеглы, крысы, морские свинки... Василий Иванович понял, что список не полон, но кто еще живет в соседних квартирах и подъездах, он забыл.
Он сварил себе суп, протер пыль, потом помыл полы и уселся перед телевизором.
«И у вас кто-то появится», – вспомнил он перед сном.
Как-то не готов он был ни к кому. Не то, чтобы Василий Иванович был против животных, но вот не было у него никого и никогда.
«Подожду пока», — подумал он.

***
Постепенно Василий Иванович привык к своей новой жизни. Стал больше гулять. Каждый раз, спускаясь со своего пятого этажа, он против воли обращал внимание на звуки, которые доносились из квартир.
«Почему я их раньше не замечал?» – поражался Василий Иванович, но завести себе питомца он по-прежнему не решался.
Со временем, входя в подъезд, Василий Иванович стал замечать, что испытывает какое-то странное чувство. Ему казалось, что на него смотрят двери квартир. С сожалением смотрят.

«Глупости какие», — поймав себя на этой мысли первый раз, подумал он.
Но на следующий день он снова так подумал.
«Фантастику надо меньше читать», — решил Василий Иванович.
Он выходил гулять, встречался с другими жильцами, здоровался, но ловил себя на мысли, что кроме «здравствуйте», ему и сказать-то нечего. Не обсуждать же политику! Только этого не хватало.
Ему звонили бывшие сослуживцы. К слову сказать, все реже и реже звонили.
Василий Иванович чувствовал, что он как-то выпадает из жизни. Он любил играть в шахматы, но не будешь же бегать и спрашивать, кто еще любит эту игру. Василию Ивановичу нужна была ниточка, которая бы связала его с людьми.

***
Однажды он, как всегда, пошел гулять. Прошагал три километра из шести, намеченных для себя, и повернул назад к дому.
Он шел мимо посадки и вдруг услышал писк. Жалобный такой писк. Василий Иванович свернул к деревьям и чуть не наступил на кого-то, ползущего в траве.

Он наклонился – котенок! Еще один и еще. Василий Иванович поднял первого увиденного звереныша, посмотрел. Он не разбирался в кошках, но подумал, что котенку недели три-то есть. Глаза ребенка были открыты, он развевал ротик. Определенно хотел пить! Василий Иванович поднял второго, потом — третьего. Прислушался... кажется еще кто-то есть.. точно! Всего он нашел в траве пятерых котят. Он засунул их к себе за рубашку и побежал домой, бережно придерживая находку.

«Что я с ними делать-то буду! – вдруг ужаснулся Василий Иванович, походя к подъезду. — Про кого говорил мне Игорь Матвеевич? — вдруг вспомнил он соседа. — У кого у нас в доме кошки? С кем бы посоветоваться?».
— Здравствуйте, Василий Иванович! – сосед был легок на помине. — Кто это у вас?
— Да вот, нашел в траве, теперь не знаю, что с ними делать! – взволнованно сказал Василий Иванович.
Сосед всплеснул руками и достал телефон.

***
Поздно вечером, еще раз покормив котят из подаренной бутылочки, Василий Иванович погладил своих подопечных. Котята сонно чмокали, сгрудившись в кучку. Василий Иванович подумал и на всякий случай накрыл их шарфом.
«Ночью можно не кормить, — прочитал он в длиной записке, похожей на простыню, — следующее кормление в шесть утра».
«Спать, спать, а то просплю, и дети голодные будут».

Он посмотрел на круглое гнездышко, которое ему дала дама из третьего подъезда: «Мои уже выросли, а вашим как раз».
Убрал в холодильник специальную молочную смесь, отданную парнем из второго: «Мои не стали, может, вашим пригодится».
Посмотрел на вещи, которые как по волшебству возникли в его квартире: лоток, наполнитель для него, немного пошкрябаный столбик для когтей.
«Возьмите, пожалуйста, — смущаясь сказала девочка из четвертого. — Мы своей кошке новый купили, но этот еще хороший. На первое время.

«Вам, Василий Иванович, пятеро-то много будет. Как подрастут, — заявила ему Лилия Борисовна с первого этажа, — я бы взяла еще одну девочку в подружки к своей. У вас есть девочки?».
Василий Иванович пожал плечами. Котята были еще маленькие, и он боялся ошибиться.
«Впрочем, — царственно заявила дама, — можно и мальчика. Моя Глашенька и мальчика примет. Она маленьких любит».

Василий Иванович лежал и улыбался. Он чувствовал, как его связывают с домом пять крепких нитей. Теперь двери не будут смотреть на него с сожалением! Теперь ему есть о чем разговаривать с людьми. И друг у него появится. А может, даже два.
А остальным он найдет отличных хозяев. Ведь не зря же он живет в самом счастливом доме города.

Автор: Валерия Шамсутдинова

Я записалась на растяжку.

И совершила глупость – пришла на тренировку продвинутой группы.

Об их продвинутости я узнала, переступив порог гимнастического зала. Обычно перед классической тренировкой девочки разминаются, как рядовые человеческие люди: листают Инстаграм, шеей что-то вертят, фотографируются в отражающие поверхности, волосы в хвост по третьему кругу перевязывают. Все по-камерному и с уважением к тельцу.
Тут же с первой секунды неслось какое-то акробатическое мясо – штук семь морских узлов просило меня потянуть их «немножечко сильнее».

- Куда сильнее? – говорю. – Вы ж сейчас рэпните! Лусните по шву. У вас уже пятка в кадык упирается.
- Смелее! Я гибкая, потяните за ножку.

Судя по тому, что я «надавила» и «вытянула» всех девочек в группе, за человека меня тут никто не принял – сразу мой уровень растяжки сосканировали, и давай меня, как гимнастический ролик эксплуатировать.
Мол, что вы, деточка, сами себе врете, единственный ваш вклад в спорт – это ассистирование нам, гуттаперчевым атлеткам.

Потом началось занятие.
Зашла глава заварушки – фигуристая, как скульптура из автомобильных покрышек, тренерша.

- Сегодня у нас усложненная тренировка в рамках Школы Шпагата! – сказала. – Начинаем?
- Школы? – переспросила я шепотом. – Вам не кажется, что эти Павловы в миниатюрных трико уже диплом по шпагату защищают, как минимум?
- Ха-ха-ха, какая вы смешная, – сказала тренер, – мне такие нравятся! Будете в первом ряду! Становитесь в мостик!
- Во что?
- В мостик! Становимся, фиксируемся на 10 секунду и идем в таком положении назад.
- К метро?
- Ха-ха-ха, ну какая же смешная. Становитесь. И в исходное положение! И снова! И выпады! И прогиб! И в жабку! И в голубя! И в бабочку! И шпагатик! И продольный! Поперечный!
- В «голубя» – это хлеб поклевать?
- Ха-ха-ха, смешная, не могу! Давайте я вам помогу растянуться, – сказала тренерша и кончила меня двумя нажатиями.

Перед глазами пронеслась вся жизнь: я чувствовала запах маминого Наполеона, слышала звуки ворчливого дедушкиного мопеда, ощущала соленый привкус атлантической макрели, услышала голос Питера Гриффина. Удивительно, какая ерунда приходит в голову человеку при смерти. Мне думалось, агония обязана быть лиричнее – допустимы трогательные и забавные флешбеки про любовь и ласку под музыку Бинга Кросби, а не попурри из детства и селедки.
А потом – когда я уже мысленно согласилась жить с оторванными ногами (возьму харизмой) – я подняла слезливые глаза на эту шестерку псевдо Плисецких.
Они, закинув ноги в четырехмерное пространство, снисходительно улыбались на меня.

- Смелее, – сказала я в ковер. – Потяните меня за ножку, тренер.

Забронировала десять занятий наперед.

«Смешная, не могу». Такой и запомните.

Евгения Плихина

К мужчине на улице подошла женщина и попросила «взять грех на душу» — утопить котёнка...
— Здравствуйте!... Обернувшись на голос, я увидел, что ко мне обращается пожилая женщина.

По лицу и манере говорить, было понятно, что она слегка не в себе.
— Здравствуйте. Вы что-то хотели? – ответил я.
— Возьмите грех на душу!
С этими словами она протянула к моему лицу небольшую корзинку и откинула с нее платок. Внутри копошился пушистый, мяукающий комочек.
— Да мне некуда – я развел руками – Не надо нам! – добавил я громче, вдруг она плохо слышит.
— Конечно не надо. Его бы притопить, а я побаиваюсь – пробормотала она, накидывая платок обратно – Помоги мне, а? А я тебе наливочки бутылку дам или деньжат. Припасла кое-чего на черный день. Поможешь?
Секунду подумав (хотя вряд ли я вообще думал в тот момент), я сунул руку в корзинку и выудив котенка, побрел домой...
— Зачем ты его приволок? – с этими словами меня встретила жена, даже не впустив в квартиру.
— Ну пусть поживет, че ты начинаешь?
— Где взял, туда и унеси! – с этими словами она захлопнула дверь перед моим носом.
Я посадил котенка на ладонь, решив наконец рассмотреть это чудо. Малыш разинул свой розовый рот и принялся истошно орать.
— М-да, братан, подкинул ты мне проблем – я почесал его за ухом, и решил покормить.
На улице моросил мелкий, ноябрьский дождь. Зашел в ближайший супермаркет и купил корм для котят. Подобрав лист картона, я вывалил на него еду и пока карапуз ел, размышлял над дальнейшими действиями. Пришло на ум оставить его тут, чтобы подобрал кто-нибудь добрый.
В этот момент, справа от меня, очень «добрые» школьники принялись с остервенением и хохотом лупить палками стаю голубей. Посмотрел налево, возле помойки рыскала стая несомненно «добрых», но очень голодных бездомных собак.
Сунув малыша под пальто, я отправился на качели прямо напротив наших окон и устроил забастовку. Через пару часов зазвонил телефон. Взял трубку и услышал следующее.
— Пылесосить будешь каждый день! Ты слышишь меня?
— Да.
— Если я хоть одну волосинку увижу...
— Я понял.
— Ох... — тяжелый вздох — Заходите!
Коту Тимофею уже 4 года, но он до сих пор спит на том старом, изношенном пальто, в котором я его принес. Никаких других подстилок не признает...

Из сети

Аквариум купили большой. Очень. Сколько туда литров входило, кот не знал, но, по его оценкам, там могло поместиться без проблем штук двадцать кошек.
Напрасная трата денег и места, думал он. Лучше бы мне новую когтеточку купили, жмоты. Но его мнение изменилось, когда он увидел рыбок...

Мужчина и женщина купили гупышей и несколько больших рыбок разного цвета и породы. Названия их, они, конечно же, сразу забыли.
Да и неважно было это. А важно было то, что теперь всё вместе смотрелось очень красиво.

И тут большой серый кот признал, что траты были не напрасные. Рыбки в аквариуме очень заинтересовали его. В нём проснулся охотничий инстинкт.
Он крался к аквариуму, наверное, точно так же, как в глубокой древности саблезубый тигр подбирался к своей добыче. Медленно, прячась за вазами на столе и тарелками.
И ему казалось, что его никто не видит, но его видели, смеялись и опасались последствий, в результате чего, аквариум перекочевал к дальней стене зала, где ничего рядом не стояло, и хитрое хвостатое создание не могло запрыгнуть на его края.

Кот посчитал это предательством со стороны людей. Ведь он уже почти сумел... Он уже почти поймал... И на тебе!

Когда люди уходили на работу, он начинал тренироваться, запрыгивая то на стол, то на шкаф. Он готовился к самому главному, и однажды он таки сумел запрыгнуть на угол аквариума и не упасть, результатом чего случилась пропажа одной гуппи. Среди множества плодившихся рыбок, пропажу эту никто не заметил.
И #кот решил, что пришла пора действовать.

Больших рыб он не трогал, понимая, что их отсутствие будет очень хорошо видно и наказания не избежать. Незаслуженного, естественно.
Потому как, для чего существуют аквариумы и рыбки в них?
Правильно. Для того, чтобы их ловили и ели.
Исходя из этого предположения, серый разбойник, время от времени, сокращал количество гупышей. Что, впрочем, никак не сказывалось на общей обстановке. Поскольку, плодились рыбки регулярно.

Но сверхзадачей была, естественно, самая большая рыба. Кот по телевизору видел, как нечто похожее, только намного больше, называли золотой рыбкой. И ему до смерти хотелось попробовать на вкус, что это такое.
И вот, однажды желание пересилило осторожность и предусмотрительность, и он начал охоту...

Рыбка попалась совсем не дура и, как только серый оказывался на верху аквариума, она немедленно уплывала в самый низ, где её было не достать.

Кот матерился всеми известными ему кошачьими ругательствами и делал это настолько громко, что однажды соседи заметили мужчине и его жене, что днём их кот орёт диким голосом.

Рыбки были пересчитаны и осмотрены, но, на его счастье, пропаж не заметили. После чего мужчина, уходя на работу, стал оставлять больше воды и еды.

А кот стал осторожнее и тише. Теперь он сидел часами на борту аквариума, прислонясь спиной к холодной стене, и уговаривая себя:
- Ничего, ничего. Надо потерпеть. Рано или поздно она всплывёт. И тогда я рассчитаюсь за всё.

Предстоящее наказание уже не казалось для него чем-то страшным. Цель поймать золотую рыбку заполнила всё его существо.
И однажды, когда его лапы уже окоченели от долгого напряженного стояния, а спина стала деревянной и непослушной, рыба допустила ошибку. Забыв о существовании серого разбойника, она всплыла. Всего на одну секунду, но этой секунды хватило, чтобы кот в мгновение ока опустил переднюю лапу в воду и, поддев рыбку, выбросил её на пол.
После чего он издал победный клич индейцев сиу, как видел и слышал в телевизоре. По крайне мере, ему так казалось, а на самом деле заорал так, что у соседей жена свалилась со стула, а её муж долго и виртуозно выражался, обещая по приходу хозяев кота потребовать от них наведения порядка и тишины.

Кот спрыгнул на пол и, растягивая удовольствие, медленно стал приближаться к трепыхавшейся рыбке, предвкушая, как он вонзит в неё свои зубы и наестся до отвала, насладясь вкусом победы.

И тут на него уставились два выпученных рыбьих глаза. Золотая рыбка, такая желанная добыча, разевала рот и явно что-то говорила, и коту показалось, что из её глаз текут слёзы.

- Что за черт, – одернул себя серый. – Такого просто не может быть. Ну, смелее!
И он сделал ещё один шаг вперёд, стараясь обойти странную рыбу стороной. А вместо этого упёрся взглядом прямо в её большие глаза.
И вдруг вспомнил, как он маленький, грязный и беззащитный лежит возле мусорки, а люди проходят мимо...
И никто, ну никто не обращает на него внимания! И только она, его мама, его настоящая мамочка, подошла, подняла его, погладила и сказала:
- Ах, ты ж мой бедняга. Еле живой. Ну пойдём. Пойдём домой. Я выхожу тебя.

И он сразу понял – мама нашла его. И значит, он лежал в правильном месте, потому что, кто ещё, кроме мамы, мог такое сказать? А? Я вас спрашиваю, дамы и господа...
Правильно. Никто больше.
Кот стоял и вспоминал, и уже из его глаз почему-то лились большие слезы. Рыбка затихла.
Наверное, смирилась со своей судьбой. Кот вздохнул тяжело и, опустив голову вниз, осторожно поднял ртом золотую рыбку, стараясь не прижать её зубами и легко запрыгнул на аквариум. Тренировки, всё же, давали результат. И, ещё раз тяжело вздохнув, разжал челюсти и выпустил такую желанную добычу.

Рыба плюхнулась в воду и пошла камнем ко дну. На секунду сердце кота остановилось. Он испугался, что убил её, но...
Нет. Не волнуйтесь. Достигнув дна, рыбка раскрыла глаза и одновременно взмахнула хвостом и плавниками. Она несколько минут носилась от стенки к стенке. А потом всплыла и, высунув голову из воды, внимательно посмотрела на кота.
Тот стал издавать резкие и короткие звуки, пытаясь объяснить ей всё произошедшее. Внимательно выслушав его объяснения, рыба ушла вглубь аквариума, а серый, спрыгнув, улёгся на диван.

После работы мужчина с женой, проинструктированные соседями, ворвались в квартиру, как ураган, ожидая увидеть растерзанных рыб и разбитый аквариум, но вместо этого застали такую картину – кот сидел на полу и, внимательно глядя вверх, на аквариум, явно что-то говорил. В аквариуме большая рыбка, подплыв к стеклу, смотрела вниз и открывала рот.

- О, Господи... – выдохнули мужчина и женщина одновременно и сели на два стула, стоявшие недалеко от аквариума.
Так они и просидели, не двигаясь, пока длился разговор кота и рыбы...

На следующий день мужчину совершенно внезапно назначили на работе заместителем директора компании, что явилось не только неожиданностью для всех работников, но и для самого директора.

После его звонка управляющему компании, он понял только одно – приказ пришел с самого верха, от совета директоров, управлявших всем холдингом, а значит, у его нового заместителя очень серьёзные связи наверху. И надо с ним помягче, и не нагружать работой. Пусть себе ходит и занимается, чем хочет.

Жене его на заводе предложили место главного бухгалтера со всеми вытекающими и персональной машиной.

Короче говоря, дома у них был праздник. И про кота со странной рыбкой забыли. Ну, мало ли что привидится с усталости после целого рабочего дня. Ну, где же это видано, чтобы кот с рыбой разговаривали.
Но аквариум вновь придвинули к столу. И кот теперь мог сутками напролёт лежать напротив и смотреть, как плавают рыбы.
- Котовий телевизор, – говорил мужчина.

Коту купили новую когтеточку и электрическую поилку, а ещё – стали покупать самый дорогой корм и всякие вкусные кошачьи консервы.
А потом принесли из питомника одну маленькую, худую и страшно боявшуюся всего вокруг кошечку. И у кота прибавилось забот.
- Уж мне, эти люди... – ворчал он. – То золотую рыбку принесут, то кошку не пойми какую...

Вскоре они подружились, и можно было часто увидеть, как большой серый кот облизывает маленькую рыжую кошечку, а та мурлычет от удовольствия.
И никто, ну совершенно никто не обращал внимания на одну золотую рыбку из аквариума, которая в это время подплывала к стеклу и смотрела на происходящее совершенно не рыбьими глазами.

И только кот, время от времени, когда никого не было дома, а его подружка спала на диване, подходил к аквариуму, садился и начинал издавать непонятные звуки.
Золотая рыбка подплывала к стеклу и, внимательно глядя на него, открывала и закрывала рот. Они говорили о своём, нам непонятном, но очень важном. На своём, понятном для всех животных, языке.

У мужчины и женщины родилась прелестная девочка, чему они очень были рады. Нет. Счастливы! Ведь перед этим они прошли море врачей и все говорили одно – детей у вас быть не может.
Теперь врачи разводили руками и приглашали их на консультации и анализы. Никто не мог понять, каким образом... Как им удалось? Ведь все знали – невозможно.

И только волшебная золотая рыбка и её друг кот не знали этого. Для них не было ничего невозможного, потому что дружба сильнее. И если очень захотеть, то всё становится возможным. Даже разговор кота с рыбой.

А вы говорите – чудес не бывает...
Бывают, ещё как! Просто, надо их уметь замечать.

 Олег Бондаренко

Жена — вторая мать

— Мама поживет с нами, пока у неё идёт ремонт. — Поставил перед фактом Лену муж.

Она была не против. Со свекровью у неё сложились хорошие отношения: они жили на разных концах города и видели друг друга не так чтобы часто. Свекровь в их дела не лезла, за что Лена ей была благодарна.

Все изменил переезд. Сначала, первые пару недель, все было в порядке. Свекровь без умолку рассказывала о том, какие обои она решила поклеить в спальне и каким ламинатом покрыть пол в большой комнате. Лена, большую часть времени проводя на работе, почти и не заметила присутствия свекрови в доме. Та первые дни с утра уезжала «следить за рабочими», а возвращалась ещё позднее, чем Лена приходила с работы.

Однако в один прекрасный день она ввалилась в дом с огромным чемоданом.

— Вот вещи собрала, — объяснила она Павлу, сыну, и Лене. — Павлунчик, в субботу уж давай на машине съездим и заберём оставшееся.

Вечером, ложась спать, Лена уточнила у мужа:

— А почему мама все вещи к нам перевозит?

— Так все, ремонт почти доделали. Можно выставлять квартиру на продажу, — объяснил он.

Лена опешила.

— Как на продажу?

— Ну, мы подумали и решили, что нужно наконец дачу достроить, чтобы мама могла за город перебраться потом на ПМЖ. В квартире ей одной скучно, да и деньги на дачу нужны.

— Так дачу быстро не построишь! Там работы не початый край.

— Ну а куда нам спешить? — пожал плечами Павел. — Успеет, построится твоя дача.

«Твоя дача» покоробило Лену чуть ли не больше, чем незавидная перспектива жить вместе со свекровью. Нет, они, конечно, никогда не конфликтовали, но Лена всегда считала, что разным поколениям стоит жить отдельно друг от друга. Для сохранения здоровых отношений внутри семьи, так сказать.

В тот вечер Лена долго не могла уснуть, все думала, что с ней не посчитались, Павел с мамой просто поставили ее перед свершившимся фактом. Однако утром она решила, что зря накручивает себя. Все-таки свекровь у неё адекватная, вряд ли будут проблемы.

Лена ошибалась. Проблемы начались в субботу. Павел уехал проверять, как там обстоят дела на даче, проверить предстоящий фронт работы, а Лена со свекровью остались дома.

По привычке Лена налила себе кружку чая, сделала пару бутербродов и разместилась на диване в большой комнате перед телевизором.

Вскоре в комнату вошла свекровь, вооруженная влажной тряпкой и начала натирать поверхности.

— Клара Игоревна, что вы делаете? — удивилась Лена.

Та какое-то время молчала, а потом развернулась к Лене и сказала:

— Лен, я не знала, что ты такая грязнуля!

Лена подавилась бутербродом, удивленно воззрившись на свекровь.

— Посмотри сколько пыли! — возмутилась свекровь и, отвернувшись, продолжила натирать полки книжного шкафа.

— Во-первых, я убирала квартиру в среду, — с еле сдерживаемым негодованием начала Лена, однако свекровь ее перебила:

— А я все думаю, откуда у Павлунчика опять аллергия открылась, все чихает и чихает.

— Нет у него никакой аллергии!

— Я мать, мне ли не знать своего сына? — качала головой свекровь.

Лена промолчала и, переодевшись, ушла в магазин за продуктами.

Первый звоночек прозвенел набатом, а потом стали звонить во все колокола. День ото дня свекровь незримо наводила свой «порядок» в доме. Сначала в большой комнате любимое Леной кресло уехало из угла ближе к дивану. Свекровь считала, что так гармоничнее.

— А у меня, между прочим, там был книжный уголок, — жаловалась Лена мужу.

— Да переставь обратно, когда тебе нужно почитать, и всех делов-то, — не понимал ее претензий Павел.

Что же, Лене теперь каждый день кресло двигать?

За креслом последовал «разбор полетов» на кухне. Свекровь переворошила все кухонные шкафы и полки и расставила кастрюли, тарелки, упаковки с крупами и макаронами так, как привыкла у себя дома.

— Ты все равно на работе целыми днями, — махнув рукой, сказала свекровь, услышав возмущение Лены, — а мне так удобнее.

Через неделю в собственном жилище Лена перестала чувствовать себя дома. Она будто приехала погостить к не очень довольным ее присутствию родственникам.

Дальше — больше. Свекровь взялась за «Павлунчика».

— Сынок, ты бы надел свитер потеплее, на улице сегодня холодно.

— Павлунчик, Лена слишком жирное мясо потушила, ты бы поменьше налегал, а то изжога откроется.

— Сынок, в выходные мне нужно помочь на даче. Отвезешь меня пораньше.

Сынок то, Павлунчик се. Терпевшая долго Лена не выдержала и однажды, когда «Павлунчик» был на очередном забеге по поводу материного поручения, сказала:

— Клара Игоревна, Паша — взрослый мужчина, ему тридцать лет, а вы кудахчете над ним, будто он дитя неразумное. Как-то же он справлялся, пока вы жили отдельно.

Свекровь смерила Лену высокомерным взглядом и сказала:

— Я раньше молчала, уважала выбор сына, но теперь скажу. Ты, Лена, плохая жена и плохая женщина. Квартиру не убираешь. Что это такое — раз в неделю? Грязью без меня по уши заросли. За Пашей не ухаживаешь толком. Он вчера без шапки на работу поехал, а на улице, между прочим, ноль градусов. На прошлой неделе простыл — так ты хоть бы напоила его чем, чаем с медом или отваром липы, — загибала свекровь пальцы, перечисляя Ленины недостатки. — И что это такое? По субботам ты с подружкой куда-то ходишь, а он с этим своим Жоркой пиво пьют. Что у вас за отношения?

— Так, стоп! — Лена подняла руку в предупреждающем жесте. — Мы с Пашей живем так, как нас обоих устраивает. Я ему жена, а не мамочка.

— Жена — вторая мать! — отрезала свекровь.

— Да он еле сбежал, оторвался от вашей юбки и жил не тужил. А вы, что же, решили опять его к себе привязать?

— Я мать!

— Мать, — согласилась Лена, — но Паша уже давно не маленький мальчик. Он уже женат и, к вашему прискорбию, женат на мне. Это наш с Пашей дом и жить мы будем так, как нравится нам. Захотим — месяц убирать квартиру не будем. А выходные мы оба имеем право проводить так, как посчитаем нужным. Захотим вместе, а захотим — порознь.

Пока Лена говорила, свекровь судорожно хватала ртом воздух, а на следующей ее фразе вообще подавилась возмущением:

— Значит, так, Клара Игоревна. Я думаю, да и Паша тоже, что вы у нас загостились. Квартиру вашу так и не продали, поэтому... почему бы вам не переехать обратно. Тем более — на свеженький ремонт. А дачу перестроим когда-нибудь, не к спеху.

— Ты меня выгоняешь? — ахнула свекровь.

— Нет, я вас провожаю домой. И будем жить, как прежде, мы к вам на чай — вы к нам.

С этими словами Лена передвинула кресло в угол, под красивый напольный абажур, где она по вечерам любила почитать книги. Там креслу и место.

Вечером вернулся Павел. Удивленно взглянул на сервированный в большой комнате ужин при свечах, который решила устроить Лена.

— А мама где? — спросил он.

— А мама решила вернуться в свою старую квартиру, не будет ее продавать. На даче, говорит, ей будет еще тоскливее, чем в городе. Слишком далеко.

— Слава богу, — Павел обрадовался и шлепнулся на диван. — А я уж думал — не выдержу.

Все вернулось на круги своя. Клара Игоревна в жизнь сына и Лены не лезла, дача потихоньку строилась и без проданной квартиры. А через несколько месяцев к Кларе Игоревне приехала погостить внучатая племянница с шестилетним сыном. Да так и осталась у нее жить. Вся воспитательная энергия свекрови потекла в новое русло.

Автор – Татьяна Ма.

Маленькая месть
Елена и Виктор прожили в браке около двадцати лет. У друзей мужа было двоякое отношение к этой семье. С одной стороны, они завидовали Виктору. Елена – милая женщина средних лет — была идеальной женой и домохозяйкой.

Приходя в этот дом в гости, люди сбрасывали все свои тревоги и заботы, как тесную неудобную обувь, и отдыхали. Здесь не нужно было оглядываться, сравнивая хозяйский ремонт с тем, что у тебя дома. Испытывать комплекс неполноценности. Не приходилось беспокоиться, что не так ведешь себя за столом. В квартире было очень уютно, но без всяких претензий. Елена непременно усаживала гостей поесть и предлагала блюда, которые они давно уже не пробовали в собственной семье. Ну, кто, например, сейчас лепит пельмени, если в магазине огромный выбор замороженных?

— Там они не такие, — тихо улыбалась Елена, — У меня еще от бабушки секреты...

Продукты она покупала только на рынке, и не жалела времени, чтобы испечь пирог, приготовить холодец или запастись домашними наливками и настойками. А после вкусной еды, завершавшейся бокалом ежевичного или смородинового вина, так приятно было посидеть в большом мягком кресле, поговорить с хозяином и поглядеть, как хозяйка обвязывает крючком очередной плед или накидку, сшитые из лоскутков. Елена увлекалась пэчворком.

— Вся наша жизнь — лоскутное шитьё, — говорила она и дарила друзьям свои работы.

Но находились те, кто считал жизнь Виктора скучной.

— Весь век ты прожил с одной и той же бабой, — говорили они, — Слов нет, хорошая женщина, но какая-то она... пресная. Без пряности, без перчинки. Хоть разок бы сходил налево, чтобы было что вспомнить в старости.

И настал час, когда Виктор увлекся. Но у него получился не поход налево, а уход из семьи. Девушка попалась молодая, красивая и властная. Полная противоположность жене.

Алина ставила цели. Говорила, что следующим летом хочет поехать во Францию и осмотреть там то-то и то-то. А зимой она начнет вести свой блог, раскрутит его, и получит дополнительный заработок.

— Продай машину, возьми кредит и купи дом на колесах, — неожиданно предлагала она Виктору, и повторяла любимую фразу, — Двадцать первый век на дворе. Люди не должны быть привязаны к четырем стенам.

Виктор почувствовал, что жизнь прошла мимо. Если бы он был женат на Алине, каждый день был бы ярким и интересным. Да он... Он бы таких высот добился! Это в старости хорошо – сидеть и есть пельмени. А он еще не старик. Сорок пять лет для мужчины – это расцвет.

Когда он сказал Елене, что уходит из семьи, он понимал, что причинит ей острую боль. Для нее семья – это все и даже больше. Но женщина сумела взять себя в руки. Еще раз показала, что о других она заботится гораздо больше, чем о себе. Она посвятила вечер тому, чтобы собрать все вещи Виктора, ничего не забыть. Показала ему, что и куда положила. На прощанье попросила беречь себя, не ходить в морозную погоду без шарфа.

А сама потом долго стояла на балконе босиком, не замечая, что под ногами тает снег, и думала – не прыгнуть ли вниз? Пятнадцатый этаж, мучиться не придется. Передумала только из-за дочки Оли. Та будет страдать, ведь она останется совсем одна. Отцу будет не до нее с новой семьей. Оля была уже взрослая, училась в институте в другом городе. Но взрослая – одно название, молодежь так себя чувствует, пока за ней стоит старшее поколение. Но если Оля столкнется с трудностями, может растеряться, как дитя.

Елена не передумала прыгать вниз. Просто отложила. Дальше видно будет.

А потом ей позвонила новая жена ее мужа. И предложила «дружить домами».

— Все-таки такую часть жизни Виктор провел с вами, — сказала она, — Сейчас после развода люди сохраняют отношения. Двадцать первый век.

Елена напряглась. Она подумала, что Алина, наверное, хочет побывать у них в доме и посмотреть, что отсюда можно забрать к себе. Виктор ушел без всего, только с личными вещами. Алина сочла это несправедливым и претендует на добро.

— Приходите в гости,— согласилась Елена.

Она помечтала. Может быть, когда Виктор очутится в родных стенах, он поймет, что тут лучше? Передумает и вернется вместе с чемоданом. Алина хотела все, а не получит ничего.

Но супруги не успели нанести визит – у Оли начались каникулы, и она приехала домой. Отца она осудила со всем максимализмом юности. Перестала упоминать его имя. А матери запретила принимать эту парочку.

— Ты не должна махать на себя рукой, — сказала она, — В твоем возрасте еще манекенщицами работают. Завтра пойдешь со мной.

Оля привела мать к подружке-парикмахерше.

— Не спрашивай, что мама хочет, — сказала она, — Мать в этом ни фига не разбирается. Просто сделай из нее человека.

Подружка сунула в рот жевательную резинку и принялась за дело. Красила, стригла, укладывала волосы феном. Елена боялась в зеркало взглянуть. А когда посмотрела, ей показалось, что она помолодела на двадцать лет. В этот безумный день они с дочерью заглянули еще в магазин и выбрали для Елены несколько стильных и модных вещей. Гори прахом деньги, отложенные на отпуск... После потери мужа это было уже неважно.

— Тебя будут принимать за мою старшую сестру, — с чувством удовлетворения сказала Оля, когда они вышли на улицу.

В ближайшие дни Елена наслаждалась своим новым обликом. Очень непривычно было то, что мужчины теперь обращали на нее внимание.

А потом она увидела в парке собаку. Такого пса ей прежде не доводилось встречать. Очень большой, с волнистой шерстью трех цветов – черной, рыжей и белой. Пес был хорош, как произведение искусства. Людей тянуло к нему как магнитом. Его гладили дети и взрослые.

— Это что ж за порода? — изумилась Елена.

— Бернский зенненхунд, — хозяин потрепал пса по голове, — Будущий чемпион. Сторож из него никакой – слишком добрый по натуре, зато для души самое то.

Звали пса Барни. Вместе с хозяином он проводил Елену до подъезда. С той поры они нередко стали встречаться. По вечерам Елена находила повод, чтобы выйти на улицу. Ей нужно было то заглянуть в продовольственный магазин, то купить журнал в киоске, то дойти до аптеки. И Семен Михайлович с Барни частенько становились ее спутниками. Мужчина несколько лет назад похоронил жену, чтобы он хоть немного утешился – сестра подарила ему щенка. Тот вырос в красавца, и с ним каждый день происходили какие-нибудь интересные истории.

Елена чувствовала – Семен Михайлович ненавязчиво старается за ней ухаживать, но она пока еще не была готова к новым отношениям. Она старалась уклоняться от явных знаков внимания. И один раз сказала прямо.

— Вы простите меня, человек вы замечательный. Но мне нужно время. Вероятно — это глупо и несовременно, но я считала, что у меня были одни родители, и муж будет тоже один. Так что сейчас я оплакиваю его, будто он умер. А с ним – и огромная часть моей жизни.

— Понимаю, — серьезно ответил Семен Михайлович, — Когда я похоронил Ларису, я считал, что мое сердце умерло тоже. Все время мысленно говорил с ней о том, как без нее тоскую. Барни про нее рассказывал. А потом возникло странное чувство. Будто Лариса – как и все умершие — уходит по дороге куда-то все дальше и дальше. В такие миры, где им – усопшим — хорошо, и где их все земное уже не волнует. Тогда я и стал чувствовать остро свое одиночество. С той поры и начал искать родственную душу.

Елена молча пожала ему руку.

Но в глубине души она надеялась, что муж вернется, увидит ее в новом образе, оценит, станет молить прощения, она простит. Ей так хотелось все вернуть, а главное – пусть эта молодая пассия поймет, что была лишь развлечением на время.

Но с мужем они больше не пересекались. А через несколько месяцев она начала ощущать, что острая боль притупилась у нее в душе. Женщина уже потихоньку возвращалась к обычной жизни. Ее снова стали радовать какие-то мелочи, захотелось почитать книги любимых авторов, зайти в магазин, купить себе новые духи или бусы.

Один раз, когда она собиралась заправить салат, поставить его в холодильник, чтобы настоялся, и сесть с вязаньем, посмотреть фильм, позвонила Алина.

— Я тут готовлю любимое блюда Виктора, — и молодая женщина упомянула название того самого салата, который только что Елена в последний раз перемешала, — Витя про него все уши прожужжал. Ты не поделишься нюансами? Он помнит только, что в состав входят маслины, чипсы....

Елена продиктовала недостающие компоненты, а потом ее будто черт толкнул под локоть.

— А самая изюминка в том, что я заправляла его не льняным маслом, а касторовым. Приходилось в аптеке покупать, но вкус получался необыкновенный. Больше ни у кого так не выходило.

— Спасибо тебе, — с облегчением выдохнула Алина, — Я с готовкой не очень дружу. «Уровень ноль» – могу сварить сосиски или поджарить яичницу. А ты Виктора приучила к хорошей еде. Мне приходилось как-то выкручиваться, заказывала на дом еду из кафе.

— Это накладно выходит, — не удержалась Елена.

— И не говори! Значит, касторовое масло? Все, спасибо, записала.

Когда Елена положила трубку, ей хотелось хихикать как девчонке. Почему-то в этот вечер она не удержалась и устроила себе праздник. Полежала подольше в ванне с морской солью, сделала маску для лица, надела новое платье. И — была не была — позвонила Семену Михайловичу, сказала, что давно хотела посмотреть новый фильм, но одной идти как-то не очень. Что, если он составит ей компанию?

Мужчина искренне обрадовался. Тем более, вкусы у них совпадали. Елена любила мистические фильмы и детективы, Семену Михайловичу нравились те же жанры.

Женщина вернулась домой поздно, и в прекрасном настроении. Прежде чем расстаться, они еще посидели в кафе, и выпили по чашке кофе с пирожными.

Спала она крепко, как в юности. Следующий день был выходной, на работу спешить не надо. Каково же было ее удивление, когда в дверь ни свет, ни заря стали названивать. Правда, сердце сразу упало – вдруг что-то с Ольгой? Прожив достаточно долгую жизнь, Елена сразу думала о плохом. Но на пороге стоял Виктор. В руках у него была наспех собранная сумка –из нее торчали вещи.

— Прости, пожалуйста, минутку...я сейчас все объясню, — он метнулся к санузлу.

Вышел оттуда Виктор не скоро.

— Прости меня, ради Бога, — начал каяться он, — Сам теперь не знаю, зачем я связался с этой девчонкой. Она явно хотела меня отравить. Стала выпытывать, что я больше всего люблю есть, какие блюда предпочитаю. Ну я и сказал рецепт вот этого салата, который ты так красиво оформляешь, он на подсолнух похож. Алина разбирается только в кофе, готовить не умеет вообще, простую яичницу или сожжет, или пересолит, или перца туда добавит столько, что полчаса чувствуешь себя огнедышащим драконом. Но этот салат меня просто добил.

Ночью я хотел уже вызывать «скорую помощь», хотя Алина клялась и божилась, что никакой отравы она туда не подсыпала. Но у меня никогда в жизни так не болел живот. Она-то этот салат не ела, у нее был разгрузочный день. Фигуру бережет, яблоками ограничилась. Но на что она может претендовать? Я ведь не могу предложить ей никакого наследства.

Елена от души расхохоталась. Ее маленькая месть имела неожиданные последствия.

— А ты преобразилась, — с удивлением сказал Виктор, — Совсем незнакомая женщина. И очень красивая. Не думал даже, что ты можешь так замечательно выглядеть...Эта стрижка...

— Стрижка тут не при чем. Совершенно, — Елена загадочно улыбалась.

— Милая, прости меня, — Виктор взял ее за руки, — Мы же столько лет прожили вместе. Давай забудем все неприятное, что было, все эти месяцы разлуки... Ну, давай считать, что я один раз сходил налево. Можно ведь за долгую семейную жизнь позволить себе одну ошибку?

— Да ради Бога, — Елена пожала плечами, — Хоть сто ошибок. Это твоя жизнь, имеешь право. Ну а моя жизнь теперь пойдет без тебя. Я подала на развод, дочь у нас взрослая, имущественных претензий, как я понимаю, нет... Квартиру можем разделить пополам. Так что никаких сложностей не возникнет.

— Ну что за глупости ты говоришь! Ты ведь тоже скучала по мне, не сомневаюсь...

— А ты не заметил, что без тебя мне гораздо лучше? — Елена смотрела Виктору прямо в глаза, чтобы он не подумал, что она лукавит или просто пытается его напугать, поквитаться, — Ты даже не представляешь, насколько лучше. Мне не надо целый день заниматься хозяйством, беспокоиться об ужине, о твоих наглаженных рубашках. И еще в моей жизни появился человек...

— Не может быть! Так быстро?

— Ну если тебе так понятнее, считай, что я нашла другого. И подала на развод, все оформят очень быстро. Возвращайся пока к Алине, не отравит она тебя, тем более, ты ее так перепугал. Теперь она тебе только кефир из магазина приносить станет. А для Семена я не буду одновременно нянькой, кухаркой, горничной, медсестрой и плечом, на котором можно поплакаться. В отличие от тебя он во мне видит женщину. И ужин мы с ним друг другу станем готовить по очереди, — и Елена закрыла дверь за бывшим мужем. Навсегда.

Ирина Кудряшова.

В долг

Когда в дверь позвонили, Надежда уже точно знала, что это пришла соседка Антонина – занимать денег в долг. Соседка была работающей пенсионеркой, подрабатывала уборщицей в магазине, но примерно раз в неделю она приходила к Надежде и занимала пятьсот рублей – до субботы. В субботу она долг обязательно отдавала, чтобы на следующей неделе всё повторилось вновь.

Вот и сейчас Антонина, виновато улыбаясь, перешагнула через порог и начала говорить свой, давно заученный наизусть, текст:

- Наденька, выручи меня, пожалуйста. Займи пятьсот рублей до субботы. В субботу я тебе всё отдам до копеечки. Ты же знаешь, я долги всегда возвращаю. Сашка мой в субботу придёт, сынок мой, и я ему скажу, что тебе должна. Он ведь у меня состоятельный, для меня ничего не жалеет. Выручишь?

- Конечно... – Надежда полезла в карман своего халата, достала оттуда кошелёк, раскрыла его, и вдруг замерла. – Ой. Антонина... Прости Христа ради, но... В кошельке-то у меня сегодня только вот... – И она вытащила на свет две пятидесятирублёвки. – Всего сто рублей.

- Как сто рублей? – растерялась соседка. – И всё?

- И всё.

- Ты что, Наденька, хочешь сказать, что ты на сто рублей собиралась жить до получки?

- Почему на сто рублей? У меня деньги на жизнь есть. Но они все на пластиковой карте. Сейчас же нам зарплату на карту начисляют. Как и тебе, наверное.

- Погоди... – Соседка нахмурилась. – Неужели у тебя в доме больше живых денег нет? Никогда в это не поверю.

- Так а у тебя же тоже денег нет, – виновато улыбнулась Надежда. – Я же ничего на это не говорю. И не спрашиваю, почему.

- А чего меня спрашивать, – разозлилась Антонина. – Я пенсионерка, поэтому у меня денег и нет.

- Но ты же работающая пенсионерка. Ты, наверное, получаешь теперь больше чем я.

- Ну и что? Я свою зарплату из магазина сразу в банк перевожу, на накопительный счёт. Под проценты. Не стану же я оттуда деньги снимать, чтобы себе колбаски лишний раз купить. Ты, Надежда, уж поищи по шкафчикам, может, где-нибудь лежат несчастные пятьсот рублей. Мне больше и не надо. Уж, пожалуйста, посмотри, будь добра. Мне очень нужно.

- Ну, что ты, Антонина? – В голосе Надежды почувствовалось раздражение. – Разве я не знаю, есть у меня в доме ещё деньги, или нет? Вот сто рублей. Их могу дать.

- Сто рублей... – Соседка скривила недовольное лицо, но руку за деньгами, всё-таки, протянула. Взяла их, внимательно стала разглядывать, словно давно не видела такие купюры. – Ну, ладно... Так и быть, возьму сто рублей, раз тебе пятьсот жалко...

- Да не жалко мне, – опять, почему-то, стала оправдываться Надежда. – Были бы пятьсот, я бы с удовольствием дала. Я же всегда тебе в долг даю.

- А я, всегда долг возвращаю! – раздражённо воскликнула соседка. – И в эту субботу тоже верну. Эти твои несчастные сто рублей. У меня у сына денег навалом.

- Слушай, Антонина, а я тебя, как раз, насчёт твоего сына кое-что хотела спросить, – вдруг вспомнила Надежда. – Он по субботам во сколько к тебе обычно приходит?

- А что? – напряглась соседка.

- Да так. Нужен он мне. Поговорить с ним хочу.

- И о чём ты с ним хочешь поговорить? – ещё больше напряглась Антонина. – Уж не пожаловаться ли хочешь, что я постоянно у тебя в долг беру?

- Нет-нет, что ты! – поспешно махнула рукой Надежда. – Я сама хочу у него в долг попросить. Ты говоришь, он у тебя деньги имеет, а мне нужно дорогую вещь купить. Новый холодильник хочу. Старый уже совсем плохой стал. Ты сможешь, Антонина, за меня слово перед сыном замолвить, что мол, я твоя соседка, надежный человек. Я бы ему быстро деньги вернула. Через пару месяцев. Мне тридцать тысяч всего-то и надо.

- Ты чего, Надя, с ума сошла? – вытаращила глаза соседка. – Ты хочешь у моего сына тридцать тысяч просить?

- А чего такого? Я же в долг прошу. Или не бывает у твоего сына таких денег?

- Да денег у него полно! Только как это он тебе, чужому человеку, сможет такую сумму в долг дать?

- Очень просто. Я же ему расписку дам. С паспортными данными, всё как положено.

- Какая ещё расписка? – запричитала возмущённо соседка. – Ты мне не можешь пятьсот рублей занять, а у моего сына хочешь огромные деньжищи просить.

- Так у меня же на карте деньги. И зарплату я получаю регулярно. Ты главное за меня слово замолви. Скажи, что меня давно знаешь. И ручаешься за меня. Мы же давно с тобой друг друга знаем.

- Что значит давно? Я всего пять лет, как в этом доме появилась. Это разве давно?

- Ну и что? Я же, вроде, тебе всегда деньгами помогала. И не боялась, что ты не отдашь.

- Нет, Надежда, даже не думай! – категоричным тоном отрезала соседка. – Мы хоть с тобой почти подруги, но я сыну за тебя не поручусь.

- Да почему же?

- А потому! Вдруг ты завтра умрёшь? Под машину попадёшь, или ещё чего. С кого тогда мой сын деньги вытрясать будет. С твоих детей? В суд, что ли, на них подавать будет?

- Да, ты что, Антонина говоришь-то?! – У Надежды от услышанного даже дыхание перехватило. – Ты в своем уме? Почему это я должна под машину попасть? Я что, слепая?

- А причём здесь – слепая? Под машину обычно зрячие попадают! И не обязательно под машину. Ты можешь и с балкона выпасть. Ты женщина уже не молодая, неуклюжая. Или, свалит тебя какая-нибудь болезнь неожиданная, и всё. И пропали тридцать тысяч.

Надежде захотелось немедленно возразить, пристыдить, и даже послать соседку куда подальше, но вместо этого она только затрясла сокрушенно головой. Все нехорошие слова от возмущения застряли где-то внутри, в груди, и от этого вдруг закололо в сердце.

А соседка замолчала, опять недовольно посмотрела на сто рублей, которые всё ещё держала в руке, и тяжело вздохнув, добавила:

- Так что, Надежда, извини, но деньги ты проси в другом месте. Если что, сейчас можно деньги в банке в кредит взять. Пусть и под процент, но, ты же работаешь. А в субботу я тебе сто рублей верну, не переживай. И всё-таки не ожидала я, конечно, что у тебя для соседки пятьсот рублей не найдётся. Не думала я, что ты такая... Ну, всё, пошла я...

Надя только молча кивнула в ответ, а про себя подумала: «Больше я тебе дверь, Антонина, не открою. Обижайся не обижайся, но не открою и всё..."

Маленькая месть
Елена и Виктор прожили в браке около двадцати лет. У друзей мужа было двоякое отношение к этой семье. С одной стороны, они завидовали Виктору. Елена – милая женщина средних лет — была идеальной женой и домохозяйкой.

Приходя в этот дом в гости, люди сбрасывали все свои тревоги и заботы, как тесную неудобную обувь, и отдыхали. Здесь не нужно было оглядываться, сравнивая хозяйский ремонт с тем, что у тебя дома. Испытывать комплекс неполноценности. Не приходилось беспокоиться, что не так ведешь себя за столом. В квартире было очень уютно, но без всяких претензий. Елена непременно усаживала гостей поесть и предлагала блюда, которые они давно уже не пробовали в собственной семье. Ну, кто, например, сейчас лепит пельмени, если в магазине огромный выбор замороженных?

— Там они не такие, — тихо улыбалась Елена, — У меня еще от бабушки секреты...

Продукты она покупала только на рынке, и не жалела времени, чтобы испечь пирог, приготовить холодец или запастись домашними наливками и настойками. А после вкусной еды, завершавшейся бокалом ежевичного или смородинового вина, так приятно было посидеть в большом мягком кресле, поговорить с хозяином и поглядеть, как хозяйка обвязывает крючком очередной плед или накидку, сшитые из лоскутков. Елена увлекалась пэчворком.

— Вся наша жизнь — лоскутное шитьё, — говорила она и дарила друзьям свои работы.

Но находились те, кто считал жизнь Виктора скучной.

— Весь век ты прожил с одной и той же бабой, — говорили они, — Слов нет, хорошая женщина, но какая-то она... пресная. Без пряности, без перчинки. Хоть разок бы сходил налево, чтобы было что вспомнить в старости.

И настал час, когда Виктор увлекся. Но у него получился не поход налево, а уход из семьи. Девушка попалась молодая, красивая и властная. Полная противоположность жене.

Алина ставила цели. Говорила, что следующим летом хочет поехать во Францию и осмотреть там то-то и то-то. А зимой она начнет вести свой блог, раскрутит его, и получит дополнительный заработок.

— Продай машину, возьми кредит и купи дом на колесах, — неожиданно предлагала она Виктору, и повторяла любимую фразу, — Двадцать первый век на дворе. Люди не должны быть привязаны к четырем стенам.

Виктор почувствовал, что жизнь прошла мимо. Если бы он был женат на Алине, каждый день был бы ярким и интересным. Да он... Он бы таких высот добился! Это в старости хорошо – сидеть и есть пельмени. А он еще не старик. Сорок пять лет для мужчины – это расцвет.

Когда он сказал Елене, что уходит из семьи, он понимал, что причинит ей острую боль. Для нее семья – это все и даже больше. Но женщина сумела взять себя в руки. Еще раз показала, что о других она заботится гораздо больше, чем о себе. Она посвятила вечер тому, чтобы собрать все вещи Виктора, ничего не забыть. Показала ему, что и куда положила. На прощанье попросила беречь себя, не ходить в морозную погоду без шарфа.

А сама потом долго стояла на балконе босиком, не замечая, что под ногами тает снег, и думала – не прыгнуть ли вниз? Пятнадцатый этаж, мучиться не придется. Передумала только из-за дочки Оли. Та будет страдать, ведь она останется совсем одна. Отцу будет не до нее с новой семьей. Оля была уже взрослая, училась в институте в другом городе. Но взрослая – одно название, молодежь так себя чувствует, пока за ней стоит старшее поколение. Но если Оля столкнется с трудностями, может растеряться, как дитя.

Елена не передумала прыгать вниз. Просто отложила. Дальше видно будет.

А потом ей позвонила новая жена ее мужа. И предложила «дружить домами».

— Все-таки такую часть жизни Виктор провел с вами, — сказала она, — Сейчас после развода люди сохраняют отношения. Двадцать первый век.

Елена напряглась. Она подумала, что Алина, наверное, хочет побывать у них в доме и посмотреть, что отсюда можно забрать к себе. Виктор ушел без всего, только с личными вещами. Алина сочла это несправедливым и претендует на добро.

— Приходите в гости,— согласилась Елена.

Она помечтала. Может быть, когда Виктор очутится в родных стенах, он поймет, что тут лучше? Передумает и вернется вместе с чемоданом. Алина хотела все, а не получит ничего.

Но супруги не успели нанести визит – у Оли начались каникулы, и она приехала домой. Отца она осудила со всем максимализмом юности. Перестала упоминать его имя. А матери запретила принимать эту парочку.

— Ты не должна махать на себя рукой, — сказала она, — В твоем возрасте еще манекенщицами работают. Завтра пойдешь со мной.

Оля привела мать к подружке-парикмахерше.

— Не спрашивай, что мама хочет, — сказала она, — Мать в этом ни фига не разбирается. Просто сделай из нее человека.

Подружка сунула в рот жевательную резинку и принялась за дело. Красила, стригла, укладывала волосы феном. Елена боялась в зеркало взглянуть. А когда посмотрела, ей показалось, что она помолодела на двадцать лет. В этот безумный день они с дочерью заглянули еще в магазин и выбрали для Елены несколько стильных и модных вещей. Гори прахом деньги, отложенные на отпуск... После потери мужа это было уже неважно.

— Тебя будут принимать за мою старшую сестру, — с чувством удовлетворения сказала Оля, когда они вышли на улицу.

В ближайшие дни Елена наслаждалась своим новым обликом. Очень непривычно было то, что мужчины теперь обращали на нее внимание.

А потом она увидела в парке собаку. Такого пса ей прежде не доводилось встречать. Очень большой, с волнистой шерстью трех цветов – черной, рыжей и белой. Пес был хорош, как произведение искусства. Людей тянуло к нему как магнитом. Его гладили дети и взрослые.

— Это что ж за порода? — изумилась Елена.

— Бернский зенненхунд, — хозяин потрепал пса по голове, — Будущий чемпион. Сторож из него никакой – слишком добрый по натуре, зато для души самое то.

Звали пса Барни. Вместе с хозяином он проводил Елену до подъезда. С той поры они нередко стали встречаться. По вечерам Елена находила повод, чтобы выйти на улицу. Ей нужно было то заглянуть в продовольственный магазин, то купить журнал в киоске, то дойти до аптеки. И Семен Михайлович с Барни частенько становились ее спутниками. Мужчина несколько лет назад похоронил жену, чтобы он хоть немного утешился – сестра подарила ему щенка. Тот вырос в красавца, и с ним каждый день происходили какие-нибудь интересные истории.

Елена чувствовала – Семен Михайлович ненавязчиво старается за ней ухаживать, но она пока еще не была готова к новым отношениям. Она старалась уклоняться от явных знаков внимания. И один раз сказала прямо.

— Вы простите меня, человек вы замечательный. Но мне нужно время. Вероятно — это глупо и несовременно, но я считала, что у меня были одни родители, и муж будет тоже один. Так что сейчас я оплакиваю его, будто он умер. А с ним – и огромная часть моей жизни.

— Понимаю, — серьезно ответил Семен Михайлович, — Когда я похоронил Ларису, я считал, что мое сердце умерло тоже. Все время мысленно говорил с ней о том, как без нее тоскую. Барни про нее рассказывал. А потом возникло странное чувство. Будто Лариса – как и все умершие — уходит по дороге куда-то все дальше и дальше. В такие миры, где им – усопшим — хорошо, и где их все земное уже не волнует. Тогда я и стал чувствовать остро свое одиночество. С той поры и начал искать родственную душу.

Елена молча пожала ему руку.

Но в глубине души она надеялась, что муж вернется, увидит ее в новом образе, оценит, станет молить прощения, она простит. Ей так хотелось все вернуть, а главное – пусть эта молодая пассия поймет, что была лишь развлечением на время.

Но с мужем они больше не пересекались. А через несколько месяцев она начала ощущать, что острая боль притупилась у нее в душе. Женщина уже потихоньку возвращалась к обычной жизни. Ее снова стали радовать какие-то мелочи, захотелось почитать книги любимых авторов, зайти в магазин, купить себе новые духи или бусы.

Один раз, когда она собиралась заправить салат, поставить его в холодильник, чтобы настоялся, и сесть с вязаньем, посмотреть фильм, позвонила Алина.

— Я тут готовлю любимое блюда Виктора, — и молодая женщина упомянула название того самого салата, который только что Елена в последний раз перемешала, — Витя про него все уши прожужжал. Ты не поделишься нюансами? Он помнит только, что в состав входят маслины, чипсы....

Елена продиктовала недостающие компоненты, а потом ее будто черт толкнул под локоть.

— А самая изюминка в том, что я заправляла его не льняным маслом, а касторовым. Приходилось в аптеке покупать, но вкус получался необыкновенный. Больше ни у кого так не выходило.

— Спасибо тебе, — с облегчением выдохнула Алина, — Я с готовкой не очень дружу. «Уровень ноль» – могу сварить сосиски или поджарить яичницу. А ты Виктора приучила к хорошей еде. Мне приходилось как-то выкручиваться, заказывала на дом еду из кафе.

— Это накладно выходит, — не удержалась Елена.

— И не говори! Значит, касторовое масло? Все, спасибо, записала.

Когда Елена положила трубку, ей хотелось хихикать как девчонке. Почему-то в этот вечер она не удержалась и устроила себе праздник. Полежала подольше в ванне с морской солью, сделала маску для лица, надела новое платье. И — была не была — позвонила Семену Михайловичу, сказала, что давно хотела посмотреть новый фильм, но одной идти как-то не очень. Что, если он составит ей компанию?

Мужчина искренне обрадовался. Тем более, вкусы у них совпадали. Елена любила мистические фильмы и детективы, Семену Михайловичу нравились те же жанры.

Женщина вернулась домой поздно, и в прекрасном настроении. Прежде чем расстаться, они еще посидели в кафе, и выпили по чашке кофе с пирожными.

Спала она крепко, как в юности. Следующий день был выходной, на работу спешить не надо. Каково же было ее удивление, когда в дверь ни свет, ни заря стали названивать. Правда, сердце сразу упало – вдруг что-то с Ольгой? Прожив достаточно долгую жизнь, Елена сразу думала о плохом. Но на пороге стоял Виктор. В руках у него была наспех собранная сумка –из нее торчали вещи.

— Прости, пожалуйста, минутку...я сейчас все объясню, — он метнулся к санузлу.

Вышел оттуда Виктор не скоро.

— Прости меня, ради Бога, — начал каяться он, — Сам теперь не знаю, зачем я связался с этой девчонкой. Она явно хотела меня отравить. Стала выпытывать, что я больше всего люблю есть, какие блюда предпочитаю. Ну я и сказал рецепт вот этого салата, который ты так красиво оформляешь, он на подсолнух похож. Алина разбирается только в кофе, готовить не умеет вообще, простую яичницу или сожжет, или пересолит, или перца туда добавит столько, что полчаса чувствуешь себя огнедышащим драконом. Но этот салат меня просто добил.

Ночью я хотел уже вызывать «скорую помощь», хотя Алина клялась и божилась, что никакой отравы она туда не подсыпала. Но у меня никогда в жизни так не болел живот. Она-то этот салат не ела, у нее был разгрузочный день. Фигуру бережет, яблоками ограничилась. Но на что она может претендовать? Я ведь не могу предложить ей никакого наследства.

Елена от души расхохоталась. Ее маленькая месть имела неожиданные последствия.

— А ты преобразилась, — с удивлением сказал Виктор, — Совсем незнакомая женщина. И очень красивая. Не думал даже, что ты можешь так замечательно выглядеть...Эта стрижка...

— Стрижка тут не при чем. Совершенно, — Елена загадочно улыбалась.

— Милая, прости меня, — Виктор взял ее за руки, — Мы же столько лет прожили вместе. Давай забудем все неприятное, что было, все эти месяцы разлуки... Ну, давай считать, что я один раз сходил налево. Можно ведь за долгую семейную жизнь позволить себе одну ошибку?

— Да ради Бога, — Елена пожала плечами, — Хоть сто ошибок. Это твоя жизнь, имеешь право. Ну а моя жизнь теперь пойдет без тебя. Я подала на развод, дочь у нас взрослая, имущественных претензий, как я понимаю, нет... Квартиру можем разделить пополам. Так что никаких сложностей не возникнет.

— Ну что за глупости ты говоришь! Ты ведь тоже скучала по мне, не сомневаюсь...

— А ты не заметил, что без тебя мне гораздо лучше? — Елена смотрела Виктору прямо в глаза, чтобы он не подумал, что она лукавит или просто пытается его напугать, поквитаться, — Ты даже не представляешь, насколько лучше. Мне не надо целый день заниматься хозяйством, беспокоиться об ужине, о твоих наглаженных рубашках. И еще в моей жизни появился человек...

— Не может быть! Так быстро?

— Ну если тебе так понятнее, считай, что я нашла другого. И подала на развод, все оформят очень быстро. Возвращайся пока к Алине, не отравит она тебя, тем более, ты ее так перепугал. Теперь она тебе только кефир из магазина приносить станет. А для Семена я не буду одновременно нянькой, кухаркой, горничной, медсестрой и плечом, на котором можно поплакаться. В отличие от тебя он во мне видит женщину. И ужин мы с ним друг другу станем готовить по очереди, — и Елена закрыла дверь за бывшим мужем. Навсегда.

Ирина Кудряшова.

Какой позитивный рассказ! Вот, кстати, как эта собачка выглядит. Действительно, охранник наверно никакой, а как друг отличный))

Весеннее настроение

На улице вовсю бушевала весна. Трава лезла изо всех щелей, деревья пушились молодыми зелёными листочками. Где-то далеко шумели колёсами автомобили, высоко в небе пел запоздалый жаворонок, весело прыгали по веткам неугомонные воробьи. Воздух наполнял аромат цветущей сирени.

В палисаднике между пятиэтажками, под берёзой, на выбеленной от солнца древней деревянной скамейке, лежал полосатый кот. Доски были горячими от солнца, которое уже пряталось в кроне – идеальные условия для полуденного сна. Барсик был достаточно взрослый, чтобы очень ценить такие мгновения тишины и спокойствия. Он перевалился на другой бок, вытянул лапы и по кошачьи улыбнулся от счастья. Но счастье по закону природы никогда долгим не бывает.

Хлопнула дверь подъезда. Барсик приоткрыл один глаз. Молодая девушка-соседка вышла на крыльцо и улыбнулась солнышку. В её просторный голубой свитер вцепился всеми имеющимися когтями молодой бурманец шоколадного окраса. Он тревожно озирался по сторонам и старался втянуться хозяйке под свитер. Девушка, отодрав кота аккуратно поставила его на асфальт и отцепила поводок шлейки.
- Кася, иди гуляй!
Кася огляделся и на полусогнутых пополз по газону. Присмотрев наиболее зелёный пучок травы и тщательно его обнюхав кот принялся жевать побеги, слегка причмокивая. Наевшись, он рванул за клумбу, где начал интенсивно прочищать желудок. Барсик закрыл глаза. Он терпеливо ждал, пока сосед закончит гигиенические процедуры, но хвост всё же слегка дёргался.

Вдоволь откашлявшись, бурманец побежал к скамейке и, запрыгнув не неё, пристроился рядом. Барсик открыл оба зелёных глаза, устанавливая телепатический канал.
"Привет!" – мысленно произнёс гость.
"Добрый день, Каспер, с февраля тебя не видел. Совсем загнил в четырёх стенах"
"Ну её, зиму эту. Последний раз после метели меня хозяйка кинула всугроб, я потом до вечера умывался. Да и холодно мне – на элитных кормах не разжиреешь. И потом..." – Каспер мявкнул уже в голос и посмотрел на девушку, "некогда было. У нас вот, пополнение!"
Барсик приподнял голову и взглянул на девушку повнимательней.
"О, мальчик будет. Поздравляю!"
Бурманец заулыбался во всю пасть.
"Четвёртый месяц уже! А хозяйка девочку хочет."
Барсик потянулся и шевельнул ушами.
"Не понимает она своего счастья. Мальчики только в детстве хулиганят. Зато потом, бубенцы чик-чик и нет проблем, ха ха ха!"
Каспер стыдливо опустил глаза и поджал хвост, прикрывая послеоперационный шрам.
"Да ну тебя с твоими дурацкими шутками. Мы пошли селфи с сиренью делать"
С этими словами шоколадный красавец мяукнул, спрыгнул со скамьи и двинул в сторону цветущих кустов. Девушка пошла следом.
- Касечка, ты куда? Ой, смотри какие цветочки! – хозяйка уже вытаскивала из сумочки телефон.

Опять хлопнула дверь подъезда, и на всю улицу раздался вопль:
- Кися!!!
"Вот и поспали", – вздохнул кот.
Мимо скамейки пролетел молодой котёнок, такой же полосатый, как Барсик, с разбегу взял двухметровую высоту и намертво вцепился в ствол берёзы.
- Кися!
Барсик повернулся на крик – по палисаднику сломя голову и размахивая руками за котиком бежала девчушка двух лет в розовом платьице с белыми оборками. Зрачки кота превратились в щёлки, в последний момент он успел отдать ментальный приказ. Девчушка, сбавив скорость, аккуратно перешагнула через торчащую из травы ржавую арматуру. Спаситель тут же пожалел об этом – ребёнок увидел Барса и теперь бежал уже к нему. Кот внутренне сжался, предчувствуя невыносимые пытки. Девочка подбежала к жертве, обхватила её обеими руками и попыталась оторвать от скамейки, чтобы утащить в своё кукольное логово. Но кот по весу и размерам не уступал девочке. Тогда она просто обняла его за голову и начала гладить, приговаривая
- Басик! Басик хооший! Басик, отклой газки! – в это время девочка пальцами раздвигала ему веки.
Она хочет их достать и сделать серёжки, подумал кот. В конце концов он сдался, вытянул морду и, сам того не желая, замурчал.
"Тихон!" – мысленно орал он.
"Мяв!" – раздалось с берёзы.
"Ты почему за хозяйкой не следишь? Чуть не убилась, пока за тобой бежала. Тихон?"
Тишка с трудом оторвал взгляд от прыгающей по веткам стайки воробьёв.
"А?"
"Бэ, тащи хозяйку к песочнице, пусть мелкую моторику развивает"
Тишка застонал по-кошачьи.
"Нее, она опять будет меня песочными куличиками кормить"
"Тихон, не филонь. Девочка вырастет – станет известной пианисткой, будет тебя с собой брать на гастроли – хоть мир посмотришь"
"Ладно", котёнок втянул когти и задом съехал на землю.

Через секунду он уже сидел на скамейке. А ещё через две девочка тискала своими ручонками обоих котов с такой сильной любовью, что дышать у них получалось через раз. Барсик всегда удивлялся – такой маленький человечек, а сильный, как собака.

- Кися, подём кушать. Ты покушаешь и буешь башой как Басик. – девочка схватила Тишку поперёк тела и потащила к песочнице. Котёнок покорно повис на руках хозяйки и лишь шевелил ушами.
"До завтра, пап"
"Давай, постарайся выжить", на всякий случай попрощался старший.

Сон как рукой сняло. Кот посмотрел на небо – солнце уже приближалось к крыше соседней хрущёвки. Скоро придёт его собственный человек. Кот встал и потянулся изо всех сил. Из-за угла дома показалась хозяйка с подружкой. Они энергично перемывали кости ЖЭКу, домоуправлению и власти в целом. Барсик спрыгнул со скамьи и медленно пошёл к крыльцу, на ходу сканируя физическое состояние пенсионерок. У чужой бабули болела рука – неудачно запрыгнула на ходу в троллейбус, но держалась бодрячком. Хозяйка тоже была в отличной форме. Коленные суставы всё ещё болели, но гораздо меньше, чем неделю назад. Ничего, ещё пара-тройка вечерних сеансов лёжа на коленях и тоже побежит. Барсик потёрся о родную человеческую ногу.

- Ну всё, Филипповна, пойду своего оболтуса кормить, – сверху, опустилась мягкая тёплая рука и почесала кота за ушком, – пошли есть, я тебе рыбки купила.
- Мяу, – согласился кот.

Старушка открыла дверь подъезда. Барсик, как и подобает настоящему господину, с достоинством вошёл первым. На улице вовсю бушевала весна. Коты гуляли со своими людьми.

© TimoBoll

Ляля и Аля
Человек нажал кнопку и домофон проговорил тихим женским голосом «Открываю, пятый этаж, дверь направо!»

Человек впервые шёл забирать кошку из дома, отчётливо ощущая всю тяжесть предстоящего. Нажав на ручку двери, человек оказался в просторной прихожей и тут же увидел ту, ради которой приехал. Маленькая, трёхцветная персидская кошечка в трикотажном, словно кукольном платье, вышла навстречу и села напротив человека.

Большие жёлтые глаза внимательно изучали незнакомого гостя. Из комнаты раздался слабый голос «Лялечка, проводи гостя сюда! Проходите, пожалуйста!» Кошка развернулась, подняла огромный пушистый хвост, с медленно и плавно двинулась в комнату. Человек, надел припасённые бахилы и пошёл за кошкой.

«Добрый день!» произнёс человек, остановившись на пороге. Коммната была светлая, просторная, почти без мебели, на медицинской кровати, в окружении капельниц, приборов и проводов лежала женщина, бледная и измождённая и несомненно тяжело больная.

Она слабо повела рукой — «Проходите, не стесняйтесь. Присаживайтесь. Да, да я — Аля. А это (она поманила кошку рукой и когда та запрыгнула к ней на кровать и уселась поудобнее, сказала) это та самая Ляля. У неё прекрасное восточное имя, в её документах, потом посмотрите сами, но для своих — она просто Ляля»

При звуках своего имени кошка с любовью и нежностью посмотрела на свою хозяйку, обняла лапками её обессиленную руку и прижалась к ней мордочкой.«Ладно, ладно не позорься, не время сейчас,»-проговорила Аля, поглаживая кошку по голове. «Будь умницей!». «Хотите кофе или чаю?» Человек замялся, но дорога была дальняя и голод давал себя знать «Кофе!».

«Не стесняйтесь сделайте себе, мне не надо. А Ляля вам поможет!» Аля посмотрела на кошку «Давай девочка, проводи и покажи всё!»

Кошка спрыгнула с кровати и степенно пошла перед человеком на кухню. Она запрыгнула на тумбочку, на которой стояла кофемашина, а когда та зафыркала и зажурчала, спрыгнула на пол, подошла к холодильнику и поднявшись на задние лапки, уперлась в дверцу передними. Когда человек достал оттуда молоко, кошка ловко прыгнула на кухонный стол и уселась рядом с сахарницей. «Спасибо, дорогая!», проговорил тихонько человек. Кошка вежливо муркнула в ответ и лёгкими шажочками побежала к Але и снова забралась к ней на кровать, прямо под руку. «Хороший у вас кофе!» «Да, только с молоком, как сейчас у вас, он наполовину теряет свой бодрящий эффект, а добавив сахар — вы окончательно превратили свой кофе в чисто вкусовой продукт!» Человек удивлённо спросил «Но как, как вы догадались про молоко?!» Аля улыбнулась «Мне Лялечка рассказала. Просто молоко меняет запах. В кофе я немного разбираюсь. Только и всего!»

Аля оглядела пустые стены комнаты «Даа. Здесь раньше были книги, много — много разных книг по истории, географии, о путешествиях. Разные интересные фотографии и вещицы. Но... ничего из этого ТУДА не возьмёшь — вот я их всех и пристроила, в хорошие руки. Теперь пришла очередь моей Ляли. Она родилась в этом доме, в этом же доме когда-то родилась и прожила свои 18 лет её мама. Она ушла от нас пару лет назад, когда я окончательно и бесповоротно заболела. Наверное, она попыталась забрать себе мою болезнь, но не выдержала...

Я была в больнице, человек, который за ними ухаживал, пришёл утром, а она на моём кресла заснула навсегда. А Лялечке 6 лет, я не хочу, что бы она ушла раньше своего времени, у меня никого нет, квартира завещана настолько дальним родственникам, что я их вряд ли узнаю, если, конечно, придут. Ни кошек, ни собак у них никогда не было и они, конечно же от моей девочки избавятся. А я хочу уйти спокойно. Зная, что с ней всё будет хорошо. Я понимаю, что у вас нет ни времени ни желания выслушивать долгие истории, я читала вашу страницу, но всё же вам, наверное, будет интересно какая она у меня удивительная. «Ну- как, Лялечка, принеси-ка мне, пожалуйста, ручку!»

Кошечка спрыгнула с кровати и подошла к окну, запрыгнула на подоконник, взяла в зубы шариковую ручку, лежавшую поверх блокнота, и снова залезла на кровать Али, положив ручку рядом с её рукой.» А теперь принеси, пожалуйста, платочек!» Ляля подошла к тумбочке, лапкой подцепила дверцу и засунула мордочку вглубь полки, вытащила зубами носовой платок. Игриво посмотрела на человека, потом на Алю и потащила платок к ней на кровать. «Вот такая она умница!» -, проговорила Аля. Она тяжело вздохнула.

Человек спросил «А что она кушает?» «Ну, раньше, пока могла, я ей готовила, да и потом для неё готовила моя помощница — суфле и котлетки на парУ, но несколько недель, она ест приблизительно то, о чём вы писали на странице. Она не капризная. Она за всё будет вам всегда благодарна. Поверьте. Я понимаю, что пора прощаться, у вас со временем туго, но посмотрите всё же её комнату, может хоть что — то из её вещей посчитаете нужным забрать, может хоть что — то пригодится. Видите ли, эти вещи не нужны приютам, их просто выкинут! Лялечка, проводи в свою комнату!» Голос Али задрожал.

Человек всем сердцем чувствовал адское мучение и напряжение которое сейчас испытывала Аля, чувствовал те неимоверные усилия, которые Аля прилагала, что бы не показать свои страдания от болезни и горечь от расставания с последним существом, что связывало её с жизнью. Кошечка первой вошла в свою комнату, запрыгнула на лежанку с двумя шёлковыми подушками, потрогала лапкой меховую мышку, чуть звякнув колокольчиком. Вопросительно посмотрела на человека. Спрыгнула на пол, подошла к небольшому шкафчику, села и посмотрела на человека. Чего только там не было! пелёночки с рюшками, кружевные какие-то покрывалки, маленькие кошачьи платьица (были и совсем крошечные, видимо, сохранённые бережно и с любовью с времён Лялиного детства), вязаные свитерочки и кофточки, пижамки и юбочки, отдельно лежали медальончики на шею, шампуни и расчёски, щёточки и кусачки для коготков и бантики, бантики, бантики... На отдельной полочке стояла целая стопка мисочек, тарелочек, блюдечек... Когда Ляля и человек вернулись в комнату Али, человек спросил — «А можно, я заберу это всё. Вот просто всё! Это пригодится, обязательно. Да и Ляля будет видеть свои знакомые вещички!»

«Конечно, — проговорила Аля, задыхаясь, с усилием.» Только мне надо найти машину, может быть завтра я заеду и заберу?» «Нет-нет, отозвалась Аля «Я больше не распоряжаюсь деньгами, но у меня есть немножко — на машину должно хватить! Вот, возьмите, не отказывайтесь, даже не думайте. И тут немного кошкам вашим на угощения. Берите, мне они всё равно не нужны!».

И все Лялины вещи были переложены во взятые в магазине, что находился на первом этаже, коробки, заклеены скотчем, и даже шкафчик был перемотан скотчем, что бы дверки не распахивались и оттуда не выпадала лежанка. Кошка смотрела на все эти приготовления, на то, как стремительно опустела её комната, а когда всё было запаковано, вдруг откуда- то у неё появилась маленькая меховая мышка. Кошечка запрыгнула на кровать хозяйки и положила мышку рядом с её рукой. Та вдруг отчаянно заторопилась, сама с мобильного вызвала такси, позвонила помощнице, что бы та возвращалась, потом сказала человеку «Теперь я спокойна. Не беспокойтесь, я не стану вас тревожить звонками. Я знаю, вы её будете беречь. Только вы с ней разговаривайте, пожалуйста, иногда, она без этого скучает. И ещё. Я понимаю, она не одна будет у вас, но всё равно, иногда разрешайте ей спать рядом с вами. Что бы она не очень скучала.

А теперь, машина уже в пути, пожалуйста, можно мы с ней попрощаемся наедине. Не обижайтесь. Простите меня.»...Та боль, которая повисла в воздухе от этих слов, выдавила человека из комнаты и он сполз на пол спиной по дверному проёму. «Господи, Господи. как же так... Как жизнь... какая...» Человек хватал воздух ртом, как рыба, корчась в беззвучном удушливом рыдании, сбивавшем с ритма усталое сердце, чувствуя каждой клеточкой своей души всё, что сейчас болело и страдало в комнате... Аля что — то говорила кошечке, но слов было не разобрать. Говорила, говорила, говорила. Пока не раздался звонок домофона. Это была её помощница, и тут же зазвонил мобильный- приехала машина такси. Пока человек и помощница укладывали вещички в машину, кошечка сидела, прижавшись к руке Али и тихонько мурлыкала. Когда осталось забрать только её, Аля почти беззвучно произнесла ставшими невидимыми на бледном лице губами «Всё. Иди. Пора. Иди моя девочка, в другую жизнь. Будь счастливой. Будь здоровой. Люби свою новую маму, как ты любила меня. Прощай, моя девочка! Всё. Уходи!»

Она подтолкнула кошечку к краю кровати и та послушно спрыгнув, подошла в человеку и посмотрела снизу вверх, в самые глаза, в самую душу. «Я не обижу её, Аля, будьте спокойны. Всё будет хорошо! Я завтра позвоню!» Помощница проговорила «Уходите уже. Ей очень плохо. Завтра, всё завтра!» Человек взял кошечку, доверчиво прижавшуюся к нему, на руки и начал спускаться по лестнице, глотая заливающие лицо слёзы.

Ляля оказалась на редкость дружелюбной и любознательной, со всеми знакомилась, всё разведывала и разглядывала, всем интересовалась. Свою лежанку, поставленную рядом с кроватью человека она охотно поделила с двумя кошками, устроившись уютно и по-семейному. Она разбудила человека в 5 утра громким, надрывным, словно всхлипывающим мяуканьем. Она залезла на кровать, гладила человека лапками по лицу и мурлыкала, захлёбываясь и хрипя. Человек обнял её, прижал к себе, гладил её по горячим лапкам, по сухому, горячему носику, гладил и успокаивал, как мог, пока мурлыканье не стихло и она не заснула.

Еле дождавшись утра, человек позвонил Але. Собственно, он уже всё знал. Незнакомый голос в трубке проговорил:«Али больше нет. Она умерла в 5 утра. Последнее время у неё были страшные боли и я не знаю, как она так долго продержалась. Она говорила, что не может уйти, бросив свою Лялю на произвол судьбы. Вы приедете на кремацию?» Нет, -ответил человек. «Нет. Я буду заниматься Хосписом.» «Хорошо. Спасибо вам за всё!» Человек промолчал. То ли потому, что плакал, то ли потому, что нечего было ему сказать людям...

*Марина Михайлова

Женщина стояла посреди ночи возле открытого холодильника...
Целую неделю она худела. И даже удалось сбросить полкило.
А на выходные она решила для мужа и детей приготовить вкусненького.
Маленькие котлетки, жареная рыбка и, разумеется...

Ах, это оливье на майонезе, с большим количеством солёных огурчиков!
Она стояла в призрачном свете, льющемся из недр недоступного теперь для неё холодильника. Потому что диета не позволяла, и было гораздо больше шести часов вечера. А всем известно – после шести есть нельзя!

Она стояла и тяжело вздыхала, втягивая в себя эти прекрасные запахи.
Снизу тоже тяжело вздохнули. Женщина наклонила голову и увидела...

Толстый серый кот сидел у её ног и смотрел завороженным взглядом на яства, недоступные ему. Он взглянул на неё, и ей показалось, что он улыбается.
- Сволочь пушистая, – заметила она. – Чего притащился? Ты на диете. Врач сказал. Чего проснулся? Иди отсюда!

Протяжный стон был ей ответом.
- Нельзя есть после шести вечера, – ответила она и, облизнувшись, посмотрела на котлетки.
Маленькие такие. Очень маленькие... Несчастные...

Кот встал на задние лапы и, опершись передней левой о вторую полку холодильника, стал правой просительно махать.
- И не смей даже просить, – ответила женщина.

Её взгляд блестел. Как будто в молодости, перед первым поцелуем.
Такой соблазн, честное слово!
Ну, действительно, что случится страшного, если всего одну котлетку? Маленькую такую... Несчастные, они сами просятся в рот. Как будто кричат и плачут.
Собственно говоря, кричал и плакал большой, серый, толстый кот. Но это было уже не важно.
Две котлетки сами соскользнули с тарелки. Одна упала на пол, а вторая отправилась в рот женщины. Они были такие маленькие, что и тот, и другой страдальцы проглотили их, не жуя!
Поэтому вторые котлетки были разжеваны. Женщина посмотрела на кота.
У того на морде было написано счастье неземное.
- Только ради тебя, – сказала она.

И третья, четвёртая, пятая и шестая котлетки отправились туда же.
А потом она достала из холодильника большую миску с оливье, поставила её на стол и, не закрывая холодильник, в почти абсолютной темноте ела большой ложкой.
Кот забрался на стол и тоже лопал из миски. Он торопился и чавкал так, что казалось, было слышно на другой стороне улицы.
- Тихо ты, сволочь пушистая! – шикнула на него диетчица. – Сейчас разбудишь всех.

Кот посмотрел на неё. И, можете, конечно, не поверить мне, дамы и господа.
Но ей показалось, что он улыбнулся и подмигнул правым глазом. Заговорщицки.
Махнув уже на все рукой, она вытащила большую плоскую тарелку с жареной рыбкой. И они с котом ещё минут десять лакомились этой прелестью.
Потом, прибрав за собой и постаравшись, как возможно, скрыть следы преступления, она поставила все назад, в холодильник.
И глубокомысленно заметив коту, что это только временное отступление от правильного питания, отправилась спать, обвиняя по дороге во всём эту пушистую сволочь. Ибо, если бы не он, то она ни за что не сорвалась бы...
- Кот во всём виноват, – прошептала она, засыпая.

Так вот к чему это я, дамы и господа? А вот к чему.
Если вы до сих пор не поняли, чему учат все эти коучи и учителя гимнастики и йоги, и за что вы постоянно несёте им деньги, то я вам сейчас объясню.
Вы, наверное, думали, что всё это, чтобы вести правильный образ жизни?
А вот и нет!
Это всё исключительно для того, чтобы вы, крадясь ночью к холодильнику, делали плавные, красивые движения руками и ногами. Чтобы могли на цыпочках и дыша незаметно, по йоге, проскользнуть мимо сволочи пушистой.
Совершенно незаметно!
Открыть холодильник, пожирая глазами и втягивая невозможно прекрасные запахи, опустить в рот одну...
Только одну маленькую котлетку! И также незаметно пройти назад, а утром...
Утром, довольно облизываясь и вспоминая о диете и всём необходимом к ней, посмотреть на кота. И в ответ на полные ненависти его глаза, потому что он уже побывал на кухне и всё понял, улыбнуться и сказать:
- После шести вечера нельзя есть. Понял, сволочь пушистая?

И, гордо двигаясь в ритме танго и шевеля руками по йоговской методике, пройтись по квартире.
Ибо, победителей не судят.
О как!

Женщина стояла посреди ночи возле открытого холодильника...

Олег Бондаренко.

Нестабильная погода расшатала давление Иваныча до нехорошего головокружения, и тут, как чувствовала, позвонила дочка Соня. С Софьей шутки про погоду не прошли, она сразу примчалась к старику и вызвала «скорую». Сергей Иваныч докторов боялся, а больницы ненавидел!

Типичный стариковский страх, ведь в больничных палатах гуляет та самая «дама с косой», а помирать боятся все... Однако весёлый врач-богатырь, которого за глаза называли Илья Муромец, заверил Иваныча, что никаких «косых баб» в его отделении быть не может!

Старик улыбнулся. Повернулся к дочери и уже твердым родительским голосом дал указание:
— Ты уж, Сонюшка, за Фисой пригляди. Она-то как одна будет?
— Не переживай, папа, я у тебя поживу пока. Только она этому вряд ли обрадуется! — пошутила Соня, вспомнив своенравную Анфису.

Анфиса встретила Соню неприветливо! Большая #кошка выплыла из комнаты и уставилась на гостью немигающими глазами — в полумраке они отсвечивали пугающе!
«Я вообще-то здесь выросла, с мамой-папой жила! Тебя, злая Фиса, в проекте даже не было! Это потом уже папка тебя взял, когда один остался. И нечего на меня так смотреть!» — возмутилась женщина.
Анфиса загудела и забегала по коридору! Казалось, что кошка таким образом говорит, что-то вроде: «У-у-у-у! Где моего деда оставила, ведьма??? Ходят тут всякие, а потом тапки пропадают! Следи тут за ней теперь! У-у-у-у!!!».

Потом Фиса устала, фыркнула и пошла на кухню к красной миске. Действительно, нервы же нужно лечить? А чем? Вкусняшкой! Кошка грызла корм и косилась на Софью. Та махнула на неё рукой и пошла обустраиваться в свою бывшую комнату. Мама ещё незримо присутствовала здесь: в фарфоровой статуэтке, в картине на стене, в портрете на столе. Но только, как воспоминание, как лёгкая грусть от воспоминаний. Папа вдовел уже десять лет и девять из них с ним жила Фиса. Соня легла на диван, поджала под себя ноги и слушала как тикают настенные часы...

Анфиса долго смотрела на женщину, спящую на диване. Кошка понимала, что гостья — не чужой человек для её хозяина, но и не жила она тут, только приходила! А вдруг хозяин не вернётся? Что же это такое, а? И Фиса расстроенно ушла на дедово кресло.

Утром Софью разбудил грохот! Она подскочила, не понимая, что происходит! На кухне Фиса методично скидывала со стола различные предметы, а именно: банку кофе, салфетницу и стакан с шариковыми ручками, которыми Сергей Иваныч по старинке заполнял платёжки, игнорируя мобильное приложение.
«Так... Бунт, значит? Ну ладно».
Фиса спрыгнула на пол и демонстративно села около пустой миски.
«А, вот оно что — еды нет? Так можно же подойти и сказать, а не буянить, Фиса. Эх ты...».
Соня накормила кошку, навела порядок, наскоро позавтракала, собрала отцу необходимые вещи, а также вкусности, которые были бы ему кстати и поехала в больницу по пути на работу.

— Здравствуй, дочка! Как там Фиса?
— Анфиса твоя устроила мне забастовку с утра, ждёт тебя домой. Ты уж не подведи её! – поцеловала Соня отца. Отец выглядел хорошо, вчерашняя бледность сменилась здоровым цветом лица. Они поговорили и женщина пошла к лечащему врачу. «Илья Муромец» сидел за столом и заполнял в компьютере бесконечные отчёты! «Оптимизация» бессмысленна и беспощадна... Увидев Соню, он улыбнулся:
— Здравствуйте! Сергей Иванович — большой молодец! В конце недели домой пойдёт.
— Спасибо вам огромное! — облегчённо выдохнула Софья Сергеевна и поспешила на работу.

Вечером её ждал сюрприз! Кошачьи какахи, присыпанные песочком, лежали почему-то около лотка, а не в нём самом. Анфиса же изображала невозмутимого сфинкса, загадывающего загадки путникам. И похоже, что загадка звучала так: «Ответь, почему я нагадила на пол?».
«Ну и почему?» — резонно спросила Соня.
Но «сфинкс» не собиралась давать ответ на свой же вопрос и скучающе зевнула во всю пасть! Соня убрала, успокаивая себя, что — это точно к счастью и даже рассмеялась! А потом позвонила отцу, чтобы поинтересоваться, может быть купить Фисочке другой наполнитель?
«Зачем это? Она любит мелкий песочек. Ты только убирай каждый раз, она не любит когда там уже что-то закопано!».
Ах, вот оно что! Там, видишь ли, свои же отходы жизнедеятельности были, утренние!
«Слушай, Анфиса, я на работу ещё хожу! Это папа — пенсионер. Он может подождать, пока ваше высочество с утра опорожнятся, а я — нет. Поняла?»

Но «сфинкс» не двигался и даже закрыл глаза. Соня вздохнула и пошла ужинать. Разогрела куриную ножку с гречкой и приступила к трапезе, не заметив, что Анфиса потихоньку перебралась под кухонный стол. Как только женщина впилась зубами в куриное мясо, в её лодыжку впились кошачьи когти!
— Ай! Ты чего? Колготки порвала к тому же!
— Мяу! Мяу! Мяса!
— Обойдёшься теперь...
Но всё-таки Соня угостила Фису, чему та была несколько удивлена, не ожидая такого поступка от «похитительницы деда». Однако слопала всё предложенное и облизнулась!
В благодарность Фиса ночью принесла Софье свою игрушку. И утром Соня громко орала от ужаса, наступив на абсолютно реалистичную серую мышь! Так прошла неделя, к концу которой обе дамы уже не «делали нервы» друг другу.

В пятницу вечером Иваныч вернулся домой, привезённый заботливой дочерью на такси. Анфиса встретила его, как Пенелопа Одиссея! Кинулась на могучую хозяйскую грудь и обслюнявила левое ухо, фырча, и ласкаясь!
«Вот видишь, Фиса, вернулся твой хозяин, и я тебе надоедать не буду. Ты рада?» — смеялась Соня.
Анфиса счастливо муркнула и зарылась в подмышку к Иванычу.

С просторов интернета

Звонит из школы.
— Мам, я уже всё. Еду домой.
Домой ехать тридцать минут. Проходит полтора часа. Звоню.
— Алё!
На заднем фоне — шум, мат, крики.
— Ты где?
— Скоро буду, жди.
И бросает трубку.
Перезваниваю. Абонент недоступен.

Мамы, сколько вам нужно времени, чтобы накрутить себя до такого состояния, когда ком в горле и из рук всё валится?
Мне — ровно десять секунд. Может, чуть больше.
Далее воображение начинает рисовать дикое — ввязался в драку. Напали. Ограбили. Случилось что-то ужасное. Что-то непоправимое.

Одеться. Бежать. Куда? По маршруту автобуса. Облазить близлежащие подъезды. Позвонить классному руководителю. Нет, сначала в милицию. Нет, другу семьи, следователю с Петровки. Чтобы запеленговали телефон. Интересно, можно запеленговать телефон, если он отключен?
Высматриваешь подступы к подъезду. Подъездов два, бегаешь из одной комнаты в другую. Параллельно набираешь снова. И снова. Абонент недоступен.
Проходит ещё двадцать минут напряжённого ожидания.

Натягиваешь джинсы. Кофту. Берёшь паспорт. Ключи. Мечешься по квартире в поисках телефона. Перерываешь всё вверх дном. Телефон как в воду канул. Срываешь с кровати покрывало. Что-то мешает тебе рыться в белье. Ах, это телефон. Ах, ты всё это время держала его в руке.
Сдёргиваешь с вешалки пальто. Не плакать. Только не плакать. Господи, а я с утра наорала на него за то, что постель не заправил. Далась тебе эта постель! ДАЛАСЬ ТЕБЕ ЭТА ПОСТЕЛЬ, ДУРА! Никогда, никогда, никогда больше не стану его ругать. Сыночка, сыночка.

Тренькает домофон.
— Да?
— Французский иностранный легион приветствует вас!
— Ты где был???
— Мам, открой, тут люди ждут, — пасует французский иностранный легион.
Стряхиваешь с себя пальто. Идёшь открывать тамбурную дверь.
— Убью! — обещаешь себе с мрачной решимостью.
Выходит из лифта. Двухметроворостая каланча. Тяжеленный рюкзак за спиной. Карман куртки подозрительно оттопырен.
— Ты где был?- выдыхаешь Змеем Горынычем.
— Мам, я решил на дополнительный по истории остаться.
— А предупредить не мог?
— Ну, всё очень спонтанно случилось. Вот и не успел. А когда спохватился — звонок уже прозвенел.
— А смску скинуть? Чтобы я не волновалась?
— Мам, ты же знаешь, что на уроках нельзя телефонами пользоваться!
— Ты мне потом звонил, а там кто-то матом ругался!
— А, это алкаши на остановке что-то не поделили, вот и орали друг на друга. Я хотел тебе сказать, но телефон разрядился.

Стоишь, хватаешь ртом воздух.
— Это тебе, — достаёт из кармана мороженое. И улыбается широко-широко.
Улыбка у него моя. И моего отца.

Года три назад с деньгами было совсем туго, уходил погулять с друзьями, брал с собой сто рублей. Возвращался с шоколадкой. Не знаю, как умудрялся сэкономить. Но всегда приходил с шоколадкой. Протягивал её мне на пороге.
— Мамочка, это тебе.

Это мне, да. Мне, моё, обо мне.
Это — на всю жизнь. На всю мою благословенную, озарённую счастьем материнства жизнь.

Научиться бы ещё не накручивать себя так...

Автор: Наринэ Абгарян

На соceдней улице в мaленьком двoрике шашлычная под откpытым нeбом, на заборчике вывeска: «Вкуcный шашлык». Двa столика под тентoм. В шaшлычной никoго, тoлько у мангала стоит немолодой аpмянин:
— Пoдходи, доpогой, смотри, цены вот, шaшлык есть вcякий.

Смотpю на цены. Армянин смотрит на мeня.

— Дoрогой, ты чего тaкой груcтный?
— Ничeго. Все в пopядке, спасибо.
— С женой проблeмы, да?
— Не женaт.
— Aй, значит с дeвушкой. Жена, невecта, девушка — какaя разница?... Я в глаза смотрю. Беспокoйные глаза — с деньгами прoблeма. Уcталые глаза — на работе пpоблема. Печальные глаза — с женщинoй пpоблема.
— А ecли бы я был в темных очкaх?
— Значит с глазaми проблема, да. В такой пасмурный день какие тeмные очки, дорогой?..

Смеется. Спpава зуба не хватает.

— Свинку бeри, дорогoй. Бapaшка бы предложил, но барашек в этой жизни многoе повидaл. Не бери барашка, бери свинку, не думай.
— А давaйте свинку. Лук есть?
— Лук еcть, как без лука?.. Побольше положу. Вот хороший шашлык, поcмотри: одно мясо, никаких жилок, мягонький — сам бы съел, но деньги нужнeе.

Я одoбряю. Apмянин прячет купюры в кармашeк фартука и кладет шашлык на мангал.

— Не нaдо из-за девушки расcтраиваться, — говоpит он. — Из-за девушки нaдо paдоваться.

На одноразoвую тарелку наклaдывает гopку маринованного лука, дaвит рядом кeтчуп из бутылочки, а сам поясняет в это вpемя мыcль:
— Мой дед знаешь как говорил?.. Женщина — кaк поле. Пoceeшь мало — вырастeт мало. Пoсеешь много — вырастет много. Ничего не выроcло — может, ничего не cеял?..
— Сеял, — говоpю я.
— Много сеял? — в гoлосе притворная суровость.
— Прилично, — кaюсь я.
— Значит, пoле — одни камни, — убeжденно говорит армянин. — Всякoе добро должно к человеку возвращаться. Ты еe любишь?.. Подарки даpишь, слова говоришь, помощь делаешь?.. — дожидается моего кивкa. — И что онa?

Я пожимаю плeчами.

— Непpaвильно этo вcё, — машет рукой. — Посмотри, вот ты пришел ко мне, дaл мне деньги — я делаю тебе шашлык. Честный обмен, да?.. Если я деньги беру, а шaшлык не делаю, какой же я шaшлычник? Станешь ты мне опять дeньги давать?..
— Тaк тo деньги, — говорю я. — Деньги в отношeниях не глaвное.
— Так ведь и я тeбе не обещал наследника poдить, только шaшлык сделать! — армянин взмахиваeт руками. — Кто о деньгах гoворит? Деньги epунда! Так — чтобы былo на что шашлык купить!.. Я пpо тебя говорю. Ты себя отдaeшь. А обpaтно что получаешь?..
— С отношениями все немного cложнее, чем с шашлыком.
— Ай, ничегo не сложнее. Ты думaeшь: «Люди слoжные, люди разныe». Психология, пoдход-шматхoд. Нет, с людьми должно быть всё пpосто. Отдал много — получил много. Если отдаешь и не пoлучаешь — зачем опять отдавaть?..
— А если по-другому никак?

Аpмянин переворачивает шaмпур на мангале.

— Еcли ходишь в бoтинке, а ботинок жмет — значит, чтo?.. Размер не твой. Или ботинок не твой. Сними, поставь за порог — кому подойдет, вoзьмет, спасибо скажeт. Себе другой ботинок купишь, дa?.. А если женщина не любит — знaчит, что?..
— За пopoг?
— Ай, зачем за порог?.. Человека нeльзя за пoрог, это не ботинок. Встаешь, сам уходишь... Ты в зеpкало смотришься, дорогой?
— Бывает.
— На улицу ходишь, мнoго жeнщин видишь?
— Конечно.
— А в зеркале ceбя одногo видишь, да. Ты такой у себя один, а женщин вокруг много. Надо cвою искать. Вон, смотри, по улице идет, ай какая. Подойди, спрocи — вдруг твоя?..

Я усмехaюсь. Аpмянин выпрямляется и машет девушке рукой:
— Дeвушка! Дeвушка! Заходи, познакомься с мoлодым человеком. Шашлык за счет заведeния!

Девушка на ходу пoказывает ему cpeдний палец. Армянин качает головой, со cмехом говoрит:
— Некультуpная девушка, злaя. Не надо тeбе такую.
— Да никaкую не надо.
— Э-э! Я тeбе как шашлычник cкажу: без шашлыка можно всю жизнь прожить, и ничего не будет. А бeз женщины нельзя.

Снимает шампур с мaнгала и клaдет на тарелку.

— Но и от шашлыка тoже не откaзывайся. Через пару дней барашек будет свежий — пaльчики оближешь, заходи. Какой шашлык хороший — это я тебе всегда подcкажу. А женщину хорошую сам найдешь. Держи аккуратно — гоpячо! Приятногo аппетита.

Вoт где еще я мoг бы получить сеанс психотeрапии по цене шашлыка, плюc бесплатный шашлык впридaчу? Свинина мягкая, никaких жилок, однo мяcо, и лука много.

Послезавтpа иду за баpaшком.

Aвтор: Алекcей Беpeзин

Мастер ловко схватил ученика за ухо и виртуозно закрутил винтом.
— Ай, ай, ай! Пустите!
— Это что такое, негодяй? Что это, я тебя спрашиваю?
Перед глазами юноши оказался пузырёк с мутной жидкостью.

— Ты что приготовил, ирод? Разорить меня хочешь? Всех клиентов мне распугаешь!
— Нет, мастер, я всё правильно сделал, еще благодарить будут!
— Да? Ну-ка, объясни мне, что ты сварил юному пажу Карлу вместо зелья привлекательности?
— Лосьон от прыщей, мастер. Он и так вполне красив, а сведет угри, все фрейлины его будут.
— Хм... — алхимик задумался и на мгновение ослабил хватку.
Подмастерье вывернулся и быстро отбежал за стол с ретортами, потирая покрасневшее ухо.
— Это ладно, будем считать удачной импровизацией. А что ты дал сэру Мельхиору? Он что просил?
— Эликсир для удачи при игре в кости.
— А ты?
— Сделал ему настойку от пьянства. Все знают, что он проигрывает только когда напьётся.
— Предположим. А что заказывал тот менестрель?
— Отраву для тараканов. Говорит, совсем заели.
— И что он получил?
— Средство для удачи. Пусть продаст балладу подороже и съедет из этого клоповника.
— Логично, – Мастер почесал переносицу, — Барон Крэг просил отпугиватель вампиров?
— Ага. Я ему дал средство от комаров на чесночной основе.
— А графиня Морица заказывала приворотное зелье? От неё уже третий жених сбежал.
— Сделал ей настойку для похудения.
— Мальчишка. Что ты понимаешь в женщинах? Ладно, а королевский ловчий просил крем для парадных сапог. Ему что досталось?
— Зубная паста. Помните, вы на прошлой недели сварили неудачную? Чёрную такую...
Мастер немного смутился, вспомнив, что оплошал с похмелья.
— Хоть куда-то сгодилась. Молодец. Слушай, а что ты дал рыцарю, который хотел защиту от водной стихии? Я ведь тебе рецепт не давал.
— А, — юноша махнул рукой, — продал ему пузырек с сиропом, обучающим плавать.
Алхимик покачал головой.
— Ладно, сегодня наказывать я тебя не буду. Будем считать это нестандартным подходом. Но в следующий раз сначала спроси у меня. А теперь марш варить эликсир для короля. И никакой самодеятельности!
Мастер не пожалеет, что взял в обучение неугомонного выдумщика. Через десяток лет, лёжа на смертном одре, он попросит уже взрослого ученика принести стакан воды. А получит молодильное зелье, которое сам изобрести не смог. Хотя и будет потом ворчать об отвратительном вкусе напитка.

Автор: Александр «Котобус» Горбов

Ошибка
Соня играла на детской площадке. Были осенние каникулы, но детей, кроме девочки, на улице не было никого. Очевидно, погода была слишком холодная. Дул сильный ветер и листья вихрем кружились на дороге. Рядом с площадкой молодая мама катала коляску со спящим малышом, бабушка прогуливала свою собачку, а прохожие, втянув головы в тёплые воротники и шарфы, спешили по делам.

Сидя на качелях, Соня от скуки стала считать деревья и сравнивать, сколько во дворе берез, а сколько ёлок. Ёлок оказалось больше, потому что недавно двор надумали озеленить и посадили под окнами домов, стоящих друг напротив друга, ровными рядами молодые ели. Соня подумала, что когда они подрастут, то на Новый год жителям можно будет наряжать эти ёлки прямо с балконов.
Из размышлений девочку вывел слабый писк, который раздался откуда-то слева. Она слезла с качелей и пошла на звук. Прямо вдоль ограждения площадки росли густые кусты, и Соне показалось, что писк раздавался оттуда. И верно, не пройдя и двух шагов, девочка заметила маленького щенка, который скулил, съёжившись под кустом. Он был с ошейником и поводком. Собственно поводок и стал причиной того, что щенок сидел здесь и не мог сдвинуться с места. Поводок был простой, из плотной тесьмы и он безнадёжно запутался о ветки куста...
— Какой хорошенький! — воскликнула Соня и попыталась распутать щенка. Скоро у неё это получилось, и через пять минут она победоносно внесла нового друга к себе домой.
Мама, выглянувшая из кухни, крайне удивилась такому повороту событий и строго спросила Соню, откуда та притащила собаку. Соня всё рассказала и добавила, что щенок потерялся, а значит ничей и теперь будет её.
Конечно, мама объяснила Соне, что для начала нужно поискать хозяев, повесить объявление хотя бы, а потом уж присваивать чужого пса. И вообще щенок, похоже, породистый, а такие стоят немалых денег, и его наверняка ищут.
Так и вышло. Не прошло и двух часов, после того, как заплаканная Соня расклеила по двору объявления, как за щенком явилась женщина. Она очень благодарила Соню и её маму, за то, что нашли и приютили её собаку, и даже предлагала вознаграждение. Но мама отказалась брать деньги. Когда за женщиной, которая счастливая ушла со своим найденышем, закрылась дверь, Соня снова разревелась. Она плакала весь вечер и следующий день. Ни что её не могло утешить, так она мечтала о собаке. Мечтала она о ней и раньше, но сейчас, когда щенок был уже у неё в руках, Соне стало совсем грустно.
***
— Нет, Ленка, это позор! Просто позор! Ну как так, а?
Полная крупная дама сидела на скамеечке на детской площадке и эмоционально разговаривала по телефону.
— Понимаешь, репутация моя может пострадать! Слухи пойдут. А я не тот человек, чтобы сделать такое. Ну не могу я. Я всех их люблю одинаково. Он же не виноват, что у него залом на хвосте... О Боже! Да если узнают, что у Макеевой такие щенки... Да у меня никто брать больше не будет! Я на тебя надеялась. Ну ладно. Аллергия так аллергия, что поделать. Понесу в ветеринарку тогда, куда деваться...
Женщина закончила разговор, убрала телефон в сумку и вдруг услышала детский голосок.
— Тётя, вы не могли бы... Я тут случайно... — Соня запнулась и замолкла.
— Что тебе, девочка? Я тороплюсь, говори скорее, — дама поправила крупные очки и встала со скамейки.
Соня набралась смелости и выпалила:
— Я случайно подслушала ваш разговор. Можно я возьму вашего щенка? Я никому-никому не скажу, чей он! Я буду сильно-сильно его любить, обещаю, только не относите его в ветеринарную клинику, пожалуйста, пусть живёт! Ничего, что хвост у него неправильный...
Женщина внимательно посмотрела на девочку, а потом спросила:
— А мама разрешит тебе завести собаку?
Соня молчала.
— Вот ты сначала её спроси, а я дам тебе свой номер телефона и вы мне позвоните, если решитесь. Только никому! Хорошо?
**
Когда на следующий день Соня с мамой приехали домой к заводчице собак, то увидели умилительную картину. Женщина сидела на кресле с бутылочкой молочка, и кормила маленького щеночка, а вокруг неё копошились ещё четверо. В углу комнаты на мягкой подстилке дремала взрослая собака породы бигль.
— Вот, — говорила женщина, не переставая кормить щеночка, — Моя гордость. У Ладочки получаются самые лучшие чистопородные щенки. Правда в этот раз им немного не хватает молока и приходится докармливать. Уже все расписаны, всех заберут. Ох, кроме одного... — при этих словах женщина горестно вздохнула, — Был у нас в Клубе уже инцидент из-за такого залома на хвосте! У одной заводчицы у щеночка этот дефект не определили сразу, а она продала как чистопородного, — деньги немалые, документы оформила, всё как надо, а тут поехали хозяева на выставку и на тебе, такой позор! Там при всех и обнаружил эксперт-кинолог, что собака с дефектом. Щенок хороший, но для выставок и разведения уже не подходит, диванный вариант. И узнать об этом на выставке! Конечно они потом эту заводчицу ославили, как могли... Ух я испугалась, когда обнаружила у щеночка дефект и помчалась к эксперту. А он подтвердил. Нет уж. Мне не надо такого. А то бизнесу моему конец! Забирайте ради Бога, только не говорите, что взяли у меня. Всё. Мне звонят. Сейчас подъедут забирать. Извините, мне некогда.
И женщина протянула Соне маленького тёпленького щеночка. Девочка была на седьмом небе от счастья. Она всю дорогу нежно прижимала его к себе и гладила, а он тихо попискивал...
Так у Сони появился четвероногий друг. У щеночка была плотная жесткая короткая шерсть коричневого цвета, а лапки, словно в белых носочках. Он находился в постоянном движении. Всё время что-то вынюхивал и носился по дому, как сумасшедший. Но когда он замирал в стойке, его длинный тонкий хвост замирал вместе с ним, вытянувшись, как струна. Это выглядело забавно.
В семье щенка очень полюбили и безбожно баловали: покупали ему самые лучшие игрушки и лакомства. Щенок вёл себя примерно, ничего не портил и не грыз, правда, спать неизменно залезал в кровать к девочке, — никак не могли его приучить спать на своей подстилке. Соня вычитала в интернете, что этой породе собак нужно много движения, потому что собака эта гончая и изначально была предназначена для охоты на зайцев и лис. Поэтому гуляли с Чапиком (такое имя дала ему девочка) по очереди: когда Соня, когда мама, когда папа, и старались давать ему возможность удовлетворять охотничьи инстинкты.
А история с заломом хвоста имела продолжение. Однажды, сидя в очереди со щенком на прививку в ветеринарной клинике, они разговорились с одной женщиной. Она тоже привезла собаку на прививку и ожидала своей очереди. И оказалось, что женщина та — эксперт-кинолог. Она посмотрела на Чапика и заявила, что он очень хорош. А потом предположила, что он, наверное, уже поучаствовал в выставке. Но мама Сони сказала, что нет. И не будет участвовать. «Потому что у него не правильный хвост. Но мы его всё равно любим», — добавила Соня. А эксперт посмотрела внимательно на щеночка, потом попросила разрешения взять его на руки, тщательно прощупала его хвост и объявила, что, вероятно, дефект признали по ошибке. Такое бывает. Пока собака маленькая, можно ошибиться. А Чапика просто необходимо отвезти на выставку.
— Поверьте мне, его ждёт успех, — заявила дама, а потом подхватила своего щенка и скрылась за дверью кабинета ветеринара, так как подошла её очередь.
Как только за ней закрылась дверь, Соня важно сказала маме:
— Это наша любовь к Чапику выправила ему хвост! Точно! Ведь любовь — самое главное в жизни!
Мама улыбнулась, а девочка счастливо засмеялась и зажмурилась от радости, нежно прижимая к себе щенка. Она уже мечтала о том, как её собака займёт на выставке первое место...
из инета

-Мишка, я чего зашёл то – мял кепку в руках отец – Не подмогнете нам с матерью картоху выкопать? Стыдоба какая, у всех уже прибрана, а у нас как бельмо на глазу. Мы бы сами. Но у меня артрит прихватил, а матери спину пересекло -

Мишка натягивая сапог, пробурчал – Ну и куда вы её столько сдадите? Не голодаете чай. Сегодня, бать, не могу, в район еду – Отец хотел сказать что нибудь порезче, но махнул рукой и вышел.

Во дворе схватил вилы и прихрамывая пошёл на огород. Анфиса перетянувшая пуховым платком больную спину, засеменила рядом – Ну чё, Миколай, придут дети? – Он рявкнул – Ага, жди. Бери вон ведро и собирай картошку. Народили пятярых, етить их за ногу, а им некогда родителям помочь. Шевелись, старая. К вечеру хоть немного пройдём -

А тем временем Ирина, жена Михаила ему выговаривала – Ну что вы за порода такая Тумановы. Все себе, все по одиночке. Господи, родителям не помочь. Стыд то какой. Были бы мои живы, на крыльях бы полетела – всхлипнула она.

Михаил обнял жену – Что-то и правда, нехорошо получилось. Живём вроде и недалеко, собираемся редко. А давай так. Я в правление, отгул возьму. А ты на телефон. Отбрыкиваться будут, скажи, приеду, свяжу и привезу – захохотал он.

Ирина села за аппарат и открыла записную книжку. – Как не можете? Работа? Она у всех не заканчивается. Отгул берите. Не стыдно, старики надрываются, а им лень пятую точку поднять. Детей не с кем оставить? С собой берите. На природе то всяко лучше, чем с планшетом на диване. Все ждём -

Где уговорами, где угрозами, уговорила Ирина всех.

А тем временем дед Миколай сел перекурить. – Да, Анфиса, видимо до снега мы картоху копать будем. И на хрена столько насадили? А все ты. А вдруг робятям не хватит. А где твои робята то? Палец о палец ударить не хотят. А раньше помнишь? Как кучей навалимся, к обеду уже все выкопано. Эхма, были времена -

Анфиса прислушалась – Слышь, дед, подъехал вроде кто-то? Сходи, посмотри -

Миколай поковылял в сторону ворот. Оттуда сразу смех, крик. Анфиса, держась за больную спину, пошла на шум.

Господи! Народу сколько. И дети приехали и внуки. Радость то какая. – Ну, бать, показывай где у тебя тут лопаты, вилы, ведра? – командовал Михаил. Отец давя слезы, грубовато прикрикнул – На месте. Чё забыл уже? -

И началось. Кто копает, кто собирает, кто картошку для сушки по навес носит. Анфису в дом отправили. Снохи рукава засучили, накормить всех потом надобно. Но не лежится Анфисе. Там покажет, там подскажет. Как без хозяйского пригляда.

А на огороде веселье. – А помнишь, Мишка, ты мне в детстве картофаном в лоб запустил? Держи отвётку – смеётся Сергей. Дед шутливо ворчит – Чё удумали, пострелята, в пулялки играть. Самим под сраку лет, а они как пацанва -

Ура! Огород выкопали, ботву аккуратно в кучу сложили, картоха по навесом. Пора и перекусить.

Накрыли большой стол во дворе. Весело. Детство вспоминают. Анфиса нет, нет, да слезу вытирает. Хорошие у неё дети. Мимо односельчане проходят. Здороваются вежливо. Хвалят. Кто-то с грустью своих вспоминает, давно не приезжают.

Иринка тихо спросила Мишку – Ты то что на работе сказал? – Он обнял её за плечи – Так и сказал, что родителям помощь нужна. Сразу отпустили, говорят, родителям помочь святое дело.

Плохой характер
Аську брать никто не захотел... Вредная, злющая к чужим кошка, хоть и красотка! Чужими для Аси были все, кроме Дианы, которая регулярно убирала клетку Аси и меняла корм, воду, и наполнитель. Её царевна-несмеяна терпела.

Только отворачивалась спиной и стучала хвостом, пока девушка наводила порядок в её «номере». В защиту Аси нужно сказать, что никто из волонтеров не знал точно ее судьбу до приюта. Кошку подобрали на улице в непривычно морозный для полуострова день. Было почти -20! Худая кошка привлекла внимание дворника Саши. Он выходил на маршрут уборки рано, ещё до шести. Так ему нравилось. Тихо, машины почти не ездят и никто не отвлекает. Кошка, которую он задел метлой, даже не пыталась убежать и он удивился! Наклонился и понял, что кошка примёрзла шерстью к тротуару. Лёд под ней был тёмным от крови. Сашу аж затрясло! Молодой парень, он был глубоким интровертом по причине небольшой умственной отсталости, но очень добрым! Господь отмерил Саше сострадания за троих. А уж животных Сашка обожал! Известно, животинки, они душу чистую имеют, как же их не любить? А обижать их – грех великий! Саша это твердо знал. Его бабуля, которая и вырастила Сашу, забрав внука у вечно пьющей дочери, часто кормила котов на улице. И Саша ей помогал с малолетства. Он помнил морщинистую руку бабушки, которая гладила очередного несчастного котёнка и её голос, говоривший:

- Ведь у них, Сашок, никого нет на свете и защита им лишь Господь... Им-то пенсию не платят, как нам с тобой. Нужно делиться хлебом насущным.

Сашок возражал только в том, что это же не хлеб, а каша с рыбой, но бабушка объясняла значение этой фразы и добавляла, что котики хлеб не едят. Оно конечно, с голодухи и корку грызть начнёшь, но пища эта не для хищника!

Саша прервал воспоминания и всхлипывая побежал в бытовку греть чайник... Через двадцать минут он осторожно отделил кошку от ледяной корки асфальта. И понес в бытовку, в тепло. Несчастное животное молчало и лишь смотрело на парня измученными глазами. Как только пробило 8.00 – Сашка ринулся в ближайший приют! Там его знали и привечали, как добровольного волонтёра. Саша любил приходить и делать мужскую работу: дрова колоть для приготовления пищи и отопления, уголь разгружать для тех же целей. Приют существовал исключительно на энтузиазме и пожертвованиях. Диана увидела его покалеченную ношу и немедленно доставила кошку в клинику, где им часто оказывали помощь! Молодой дворник выгреб из карманов спецовки все деньги, которые у него оставались до зарплаты. Вышло 1500 рублей.

- Вот, возьмите для Аси!

- Ты знаешь её имя? – удивилась стоявшая рядом Диана.

- Нет, я сам её так назвал, можно? – стеснительно спросил Саша.

- Господи, конечно... Лишь бы выжила!

Операция шла долго. Или ребятам так показалось. Потом врач вышел и сказал им:

- У кошки действительно девять жизней. Во всяком случае у этой! У неё ножевое ранение оказалось, представляете? Какой-то урод пырнул ножом в бок и она видимо смогла дойти лишь до того места, где её нашли. Упала, а кровь быстро примёрзла вместе с шерстью. Если бы прошло чуть больше времени, отскребал бы ты, парень, её труп...

- Я её пока в приют заберу. Когда можно будет, Андрей Игоревич?

- Ну, дня три пусть у меня побудет. Уколы будем ставить. Место сейчас в стационаре есть.

- Спасибо вам огромное!

Доктор махнул рукой и вернулся к себе. Нашёл на полке заначку, пачку сигарет, где их лежало пять штук. Вышел через «чёрный ход» и закурил, жадно затягиваясь! Андрей Игоревич многое видел, но до сих пор, сталкиваясь с жесткостью по отношению к беззащитному существу – терял самообладание! Курить он бросил два года назад...

Ася стала постояльцем приюта «Мурлыки». История её появления в этих стенах производила впечатление – сразу нашлись люди, готовые «удочерить» страдалицу. Но Ася была не готова к общению с человеком! Она шипела, скалилась и метко била лапой если её пытались коснуться, показывая «плохой» характер! Поэтому, решено было не торопиться с выдачей Аси даже в очень добрые руки. Саша навещал кошку. Ему очень хотелось взять Асеньку к себе! Только куда? Жил Сашка в коммунальной квартире, в двух комнатах после смерти бабули. Но соседи его были против любых животных в помещении! Приходилось мириться с этим и отводить душу кормя, и гладя котов на улице. На Сашку Ася не шипела. Увидев его, кошка всякий раз замирала и вглядывалась в мужчину. Смутное воспоминание сквозило в зелёных глазах Аси. Она нюхала воздух и ей казалось, что запах этого человека она уже чуяла. И он не таит угрозу, наоборот. Но приобретённая подозрительность брала вверх и не давала Асе откликнуться на ласку. Она молча отходила в угол клетки и слушала, что говорит ей этот непонятный парень.

- Эх, Ася, я так испугался за тебя тогда! А теперь ты красивая такая, настоящая царевна! Шёрстка блестит и цвет какой – ни разу такого не видал!

Ася была «шоколадкой» – действительно, довольно редкий окрас. Она понимала, что ей говорят приятные слова, но смотрела недоверчиво. Сашка уходил, чтобы вернуться в другой раз...

Даже в нашем, насквозь меркантильном и продажном мире, случаются чудеса. Дом дворника Саши попал под расселение и неожиданно для себя, Сашка стал обладателем просторной однокомнатной квартиры! После получения документов и ключей парень пошёл не по магазинам мебели, как остальные новосёлы, нет! Он ворвался в двери приюта, пробежал мимо Дианы и остановился возле клетки Аси.

- Асенька, милая! Мне квартиру дали, отдельную! Пойдешь ко мне жить, Ася? Я ведь за тобой пришёл! Пожалуйста...

Ася долгие две минуты смотрела на Сашку. И потом случилось ещё одно чудо! Она прислонила голову к решётке и разрешила Саше себя погладить!

- Ну вот... Дождалась своего принца наша Ася! – засмеялась Диана, наблюдающая эту удивительную метаморфозу. – Готовься к переезду, Асенька!

из инета

Кот пенсионер Афоня
Афоня был стар. Провисшая спина и потухший взор. Шерсть, за которой он старался тщательно ухаживать, уже не лежала волосок к волоску, а выглядела клочковато и неряшливо. Зубы были все, но часть из них уже шаталась в воспаленных дёснах и очень часто от некоторой найденной еды приходилось отказываться – уж очень она была тверда.

Улица была совсем недружелюбна к немолодому коту и он не вызывал умилительных улыбок на лицах прохожих, как какой-нибудь милый котёнок.

Но так было не всегда... Афоня жил когда-то в древнем двухэтажном домике, в большой квартире на две семьи и был весьма уважаемым жильцом, ловил часто забредавших туда мышей и даже давил тараканов. Хозяйка любила вычёсывать его и добавлять его шерсть в носки – почему-то они считались лечебными и хорошо снимали усталость. Ей даже удавалось продавать их и Афоня гордился – он был не бесполезным нахлебником.

А как он любил ласку! Забравшись к хозяину на крупные колени, он утыкался ему в живот своей большой головой и тарахтел, заглушая телевизор. Мужчина гладил его, почёсывал за ушком, щекотал живот и подушечки на лапках. Афоня был самым счастливым котом и думал, что так будет всегда.
Но дом готовили к сносу и его семья получила новую квартиру. Началась подготовка к переезду. Кот был обеспокоен и одновременно обрадован – он проверил все коробки, контролировал грузчиков, а потом уселся возле переноски – чтоб наверняка, чтоб не забыли. Но всё же почувствовал неладное... Весь его нехитрый скарб остался в квартире, его вещам не нашлось места в коробке.
Старенькая лежанка, самодельная когтеточка, лоток и две мисочки сиротливо остались лежать на покоцанном деревянном полу, вместе с ними оставалась только старая продавленная софа.
- Прости Фонька, но ты остаёшься. – Виновато сказал хозяин, а хозяйка молчала, пряча глаза от отчаянно вопросительного взгляда Афони.
Дом опустел, кот остался единственным жильцом. Корм, щедро насыпанный в миску, закончился быстро, но дом густо населили мыши и Афоня не голодал. Ночами он запрыгивал на старую софу, ещё слабо пахнущую хозяевами и дремал, вздрагивая от каждого шороха.
Через три месяца дом снесли и кот оказался на улице. Он сдал моментально – всю жизнь домашний, он не был приспособлен вести бродячий образ жизни. Котик всё чаще поглядывал в сторону леса, который подступал к городу и ждал только сигнала – когда... Он всем своим существом чувствовал, что это время придёт, холод вечности уже рядом.

Афоня ловил последние лучи заходящего солнца, он запрыгнул на бетонную площадку и подставил бок уходящему теплу. Закрыв глаза, он отключился от действительности и вздрогнул, когда на его голову опустилась чья-то ладонь.
- Греешься, приятель?
Пожилой мужчина участливо смотрел на него. Кот, сам того не ожидая, плавно перетёк к нему на колени и привычно уткнулся в район живота. Он замурчал – он уже забыл, что умеет это, поэтому сам захлебнулся в своём мурчании. Этот звук больше походил на рыдание, которое так долго сидело внутри и вот, наконец, вырвалось наружу.

- Милок, да что это ты... – Мужчина был растерян и растроган.
Он достал из кармана, завёрнутый в салфетку, бутерброд и положил перед Афоней кусочек ветчины. Но больные дёсны не удержали деликатес и ветчина упала в пыль под ногами мужчины.
Борис Иванович не знал, что и думать. Кота было жалко, мужчина, всю жизнь проработавший фельдшером на «скорой» и видевший в своей жизни немало, почувствовал, что глаза становятся мокрыми. Он смотрел на кота, который был явно голоден, но не бросился за едой, а так и продолжал сидеть на его коленях, прижимаясь всё сильнее.
Борису Ивановичу уже надо было уходить, дома ждала жена. Он вздохнул и поднялся. Мужчина медленно прошёл несколько метров, но всё таки не выдержал и вернулся.
- Пенсионерам надо держаться вместе. – Произнёс он и подхватил на руки удивлённого Афоню.
Через полгода кота было не узнать. Блестящая шерсть, яркие глаза и гордо поднятый хвост – кот просто помолодел. Только вот зубы пришлось частично оставить у ветеринара. Но это ему нисколько не мешало – его новая хозяйка, ласково ворча, перемалывала ему мясо в блендере, решив, что производственные корма не пойдут ему на пользу.
И снова каждый вечер Афоня тарахтел, заглушая звук телевизора, вечность отступила и больше не морозила его сердце, наоборот, кот делился своим теплом с новыми хозяевами. Его с лихвой хватало на троих.

Автор: Cebepinka

Как-то нужно мне было зайти в ГАИ за новыми номерами на свою машинку.
Погода была чудесная и я решила прогуляться, тем более, что идти было недалеко.
И вот недалеко от нужного мне здания замечаю хозяйственный магазин.

На улице выставлены разные товары, предназначенные для полноценного отдыха на дачах и огородах — лопаты, грабли, сапки.
Среди них я увидела несколько уличных метел.
Метлы были весьма хороши — пушистые, на красивой палке.
И я вдруг подумала — а не приобрести ли мне одну для себя?
А то ведьмой меня весь дом называет, а из ведьминских атрибутов только черный кот.
Даже как-то неудобно перед соседями.

Подошла я к метлам, стала выбирать, взвешивая в руке, предполагая, какая из них хорошо будет смотреться в моем коридоре.
Продавец, увидев мой интерес к его товару, тут же нарисовался рядом.
Когда я расплачивалась, он решил козырнуть юмором, вспомнив старый бородатый анекдот:

— Вам завернуть или так полетите?

Я строго, без тени улыбки посмотрела на него.

— Вы с ума сошли? — отвечаю ему. — Кто же садится на необъезженную метлу, да еще без номерных знаков? Я законопослушный гражданин.

Парень криво улыбнулся и попытался дальше шутить, спросив, где же выдают номерные знаки на метлы.
Я, посмотрев на него, как на полного дебила, молча указала ему на здание ГАИ и направилась к нему.

Очереди в ГАИ не было, поэтому я довольно быстро получила вожделенные знаки и, зажав их в одной руке, а в другой руке метлу отправилась домой.
Путь мой проходил мимо все-того же магазина.
Продавец, увидев меня, выбежал наружу, чтобы убедиться, что его глаза его не подводят.

— Что, уже выдали? — растерянно спросил он. — Вот же гады! А я месяц пороги обивал, чтобы для своей машины номера получить. А вы только купили... — на этом месте он запнулся, потому что остатки логики в его голове дружно взвыли, отказываясь произносить последующие слова.

— Так я — это другое дело! — ответила ему я.

— Когда наши доблестные ГАИшники меня видят, они готовы на все, чтобы я быстрее убралась оттуда. Даже на сверхскоростное оформление транспортного средства. Им же не нужно, чтобы я, внезапно обиделась и нашептала какую порчу.

Парень растерянно смотрел на меня.
Чувствую, что сегодня у него произошел некоторый сбой в его ощущении реальности.

— И куда вы теперь? — произнести слово «летите» отказывались остатки его здравого смысла.

— Ну, куда уносятся все женщины, получив свободу и средство передвижения? — подмигнула ему я.

И оставила его с этим вечным вопросом — куда же уносятся все женщины?
Когда свобода и радость пузырьками бурлит в крови?
Ах да — еще и новая метла с номерными знаками...))

© Ирина Подгурская

Май прекрасен и дарит подарки. Цветы, птиц, голого мужчину на балконе...
Когда я вышла с тазиком мокрого белья, услышала робкое: "Здрасте" и, оглянувшись увидела его – молодого, робкого, в одних трусах – я возвела очи к небу и сказала небесам "Спасибо".

Парень, наоборот, благодарить не стал и лишь вжался в стенку.
- Можно я у вас тут постою? – с надеждой спросил он.
- А где цветы? – сурово спросила я
- Какие? – испугался он.
Я задумалась и ответила:
- Больше всего на свете в мае я люблю сирень. И серенаду!
- Какую? – еще больше испугался он.
- Любовную! – пояснила я. – Вас же ко мне на балкон привела любовь?
Парень судорожно сглотнул.
- Отчасти, да, – признался он.
- Тогда пойте!
- Я не могу, – пискнул он, – муж услышит.
- Моего мужа сейчас нет дома. А если бы он услышал, то, наверняка, подпел бы. У него хороший голос, – успокоила его я.
- У меня плохой, – занервничал парень. – К тому же я боюсь не вашего мужа, а того, – он нервно показал пальцем на балконную перегородку, отделяющую мой балкон от соседского.

Я, разумеется, сообразила, что это голое двадцатилетнее счастье предназначалось не мне, а молодой ветреной соседке, у которой муж слишком часто уезжал в командировки. И тут, как это бывает, совершенно некстати, вернулся. Но – мой балкон, мои правила.
- Ладно, – смилостивилась я, – рассказывайте стих.
- Чего? – совершенно перепугался парень.
- Раз не умеете петь, рассказывайте мне стихи. В школе ведь учили?
Парень судорожно сглотнул и нервно оглянулся на перегородку. Взбешенный чужой муж уже не казался таким уж страшным, по сравнению с неадекватной мною.
- Выхожу один я на дорогу, – начал он, и запнулся, вспоминая..
- Сквозь туман кремнистый путь блестит, – подсказала я
- Спасибо, – кивнул парень и повторил, а потом продолжил: – Речь тиха
- Ночь тиха, – поправила я. Он благодарно кивнул:
- Ночь тиха, пустыня внемлет богу, – и добавил: – а вы не вызовите полицию?
- Если дочитаешь до конца стихи – не вызову, – пообещала я.
Парень воспрянул духом и почти без ошибок докончил стих. Даже с выражением.

Короче, повела я этого горе-любовника к себе в комнату. Не держать же его на балконе – мне надо там белье развесить.
Увидя мою не застеленную кровать, парень опять занервничал, но я, вместо того, чтобы тащить его на ложе страсти, нырнула в шкаф.
- Тебя же надо как-то одеть, – задумчиво сказала я выискивая подходящую одежду.
- А может вам сходить к моей... этой... – предложил парень. – Скажете, что за солью...
- Ага! Твоя "эта" только по балкону мне соседка, а квартира ее в другом подъезде находится. Предложишь мне переться за щепоткой соли в соседний подъезд?
Короче, нашла я в кладовке старые джинсы своего сына, которые он оставил со времен моего ремонта, и парню дала. Ничего, что в краске и рваные – молодежная мода и не такое выдержит. Футболку свою ему дала – она хорошо обтянула широкие плечи. А вот обуви у меня не было. Поэтому пришлось ему идти босиком.
- Давай я тебя подвезу на машине, чтобы ты не перся через весь город босиком, – предложила я.
- Спасибо, вы так добры, – смутился парень.
- Да не добрая я, просто мне стихи твои понравились.
- Что, правда? – оторопел он
- Стихи, которые читают на балконе в голом виде не могут не понравится, – подмигнула я.

Во дворе нас тотчас засекла группа наблюдения за порядком в лице наших бабулек. Они с начала теплых дней усаживались на лавочку, не покидая свой пост до самых сумерек. Молча проводили нас взглядом. А когда я возвращалась назад, ласково поинтересовались, что за молодой человек со мной шел, племянник, небось.
- Ну почему, племянник, – гордо я им ответила, – кавалер! Он приходил ко мне стихи читать!
И ведь не соврала.

Бабульки так и застыли сидеть с раскрытыми ртами.
Самое забавное, что через несколько дней мой кавалер опять явился ко мне. Правда уже одетым и с огромным букетом сирени, с которым он прошествовал на виду всего двора.
Он просто зашел поблагодарить и вернуть вещи. Но слава мерзавки, которая совращает молодых парней, закрепилась за мной навсегда.
Остались довольны все. Я получила почетную репутацию совратительницы. Парень был очень рад, что целым выпутался из дурацкой ситуации. Мой муж долго ржал, а бабульки получили офигенную тему для пересудов на много лавочек вперед.

Недовольна лишь та ветреная особа, с которой благоразумный парень перестал общаться, решивши, что это себе дороже. Она уверена, что я отбила красавчика для себя, тем более, что все это подтверждают.
Я не возражаю. Даже, когда она при встрече шипит мне вслед: "Ведьма"
Зачем отрицать очевидное...

 Ирина Подгурская

Дворник
О том, что дворник Рома наркоман, еретик и насильник, знал каждый куст северо-западного района. Из проверенных источников, что концентрировались около подъездов, почтового отделения и сбербанка, в изобилии приходила информация о том, что именно в этих кустах дворник и творил свои дьявольские злодеяния, когда солнце передавало бразды правления луне, а мужчина брал в руки метлу и выходил убирать опустевшие улицы.

Дворник уже давно стал символом несчастий и бед у местного населения. Его имя всегда шло бок о бок с тревожными событиями, несчастиями и любыми, даже самыми нелепыми, преступлениями. Если у кого-то пропадал велосипед из подъезда — это, несомненно, было дело рук Ромы. Кто-то сломал качели на детской площадке — это дворник, урод, он ненавидит детей за то, что те раскидывают листву и фантики от конфет.

Недавно за гаражами были найдены чьи-то кости и обглоданная свиная голова. Никто не сомневался в том, что здесь Рома проводил свой очередной дьявольский ритуал, ведь именно на следующий день после находки умер дядя Андрей из пятого подъезда, который тридцать лет назад учился с Ромой в одном классе и смеялся над его большим носом и родимым пятном на пол-лица.

— От нормальных мужиков жёны не уходят и не исчезают, — услышал я как-то разговор между двумя соседками в одном из магазинов, где в этот момент отоваривался дворник.

— Я её вообще больше не видела. Не такой большой у нас город, чтобы мимо пройти да на глаза не попасться. Я точно тебе говорю: убил он её и в овраге закопал, — женщины шептались возле помидоров, а слышно было даже в отделе бытовой химии.

Рома же молча ставил в корзину две коробки молока, несколько подложек куриных желудков, с которых капала кровь, и какие-то дешевые рыбные консервы, не обращая внимания на то, что только ленивый не смотрит в его сторону. Кассирша отводила глаза, когда угрюмый ночной служитель чистоты оплачивал покупки. Пакет Роме не предлагали по умолчанию, а он и не спрашивал, всё так же молча складывая покупки в грязный вонючий портфель, из которого выпирало что-то объёмистое и тяжелое, и, скорее всего, являлось орудием очередного убийства.

Роме постоянно ломали мётлы, снимали колёса с тележки, плевали в окно первого этажа, за которым он вёл своё скромное существование.

― Мы хотим другого дворника! ― заявляла толпа особо социально активных жильцов района на пороге кабинета директора управляющей компании.

― А чем вас этот не устраивает? У вас самые чистые улицы! Урны всегда пустые, даже воду в лужах собирает, чем недовольны? ― удивлялся директор, театрально размахивая руками.

― Он убирается по ночам, где это видано?! ― крикнул кто-то с задних рядов.

― И что? Разве это плохо? Вы встали с утра, а у вас уже всё чисто и опрятно!

― Я видела, как он по ночам в кустах с кем-то разговаривает! Наркотики там прячет или, наоборот, собирает! А еще он оборотень, точно вам говорю. Слышала, как он воет на луну и землю роет. А вчера у меня Анечка проснулась, попить на кухню вышла, в окно глянула, а там как раз под фонарём Ромка идёт и тележку свою катит. Руки у него в крови были, и он на телеге своей кого-то вёз. Ребенка убил, я вам точно говорю! У меня дитё уже сутки в себя прийти не может, боится на улицу выходить.

Директор управляющей компании, немолодой уважаемый человек, бывший капитан танковых войск, не выносил подобные бредни и беспочвенные обвинения, к тому же к Роме относился с уважением. Ещё бы, на весь город единственный непьющий дворник, человек, благодаря которому его управляющая компания была в списке самых образцовых организаций области. Таким кланяться при встрече должны, а ему в рожу плюют и гонят в шею.

― Всё, пошли вон! Рома остаётся, а если кому не нравится, мы вас тут не держим, переезжайте, ― не выдерживал начальник и выгонял толпу на улицу, громко хлопая дверями.

Люди расходились по домам, а через неделю снова заявлялись на порог с новыми историями и обвинениями.

Я переехал в этот район лишь две недели назад и уже был наслышан об этом злодее, что насилует и убивает никому не известных людей, которых не показывают в новостях и которых не ищут родственники. Хотя пару раз я видел, как к Роме заходил участковый, и слышал, как тот допрашивал его по поводу исчезновения детей, что пропали за тысячу километров от нашего города. Но весь этот допрос выглядел вяло и проводился лишь потому, что кто-то из жильцов посмотрел новости и сделал донос в полицию с просьбой проверить местного «бандита», якобы потенциального претендента на роль маньяка.

Участковый всегда уходил от Ромы красный от стыда и оставлял за собой горстку извинений, которую Рома сметал веником и выбрасывал вместе с остальным мусором, что сваливали ему на голову соседи. Призна́юсь, всеобщие убеждения и уверенность целого района в абсолютной и безапелляционной вине дворника во всех возможных грехах вселенной не обошли стороной и меня. И, заразившись этим сумасшествием, я тоже стал верить в их правдивость.

Как-то раз я задержался в гостях у друга и когда вышел, чтобы заказать такси, на улице уже стояла безоблачная сентябрьская ночь. Хороший коньяк грел кровь, давал силу ногам и провоцировал на подвиги, а ночная прохлада приятно остужала голову. Было принято решение пройтись. Пара километров должны были успокоить разгорячённое сердце и помочь нагулять сон.

Я вышагивал по пустынным улицам, освещённым редкими оранжевыми фонарями и чистой молочной луной. Спальный район хорош тем, что способен похвастаться такой тишиной, при которой можно услышать, как неподалеку за городом по рельсам тащится товарный поезд, а в его кабине зевает машинист.

Каждый шорох, тем более стук металла, не может остаться без внимания. Так было и в этот раз. Что-то звонко бахнуло неподалеку от тренажёрного городка, установленного в прошлом месяце. Плескавшийся в желудке коньяк блокировал страх и располагал к азарту, а пять звёзд заставляли меня ощущать себя офицером полиции, оказавшимся в гуще внезапных событий. Я притормозил и прислушался. Со стороны тренажёров доносились шорохи. Кто-то тяжело дышал: было похоже, что в кустах рядом идёт борьба.

Внезапно почувствовав за собой гражданский долг, я решил, что нужно обязательно выяснить причину столь позднего шума, и затаился неподалеку за недействующим фонарным столбом. Кусты тряслись всё сильней, в них неизвестный и прокуренный до сиплости голос велел кому-то вести себя тише.

Дав глазам привыкнуть к темноте, я внимательно оглядел местность и обнаружил то, что заставило меня слегка протрезветь, а сердце заныть от участившегося биения.

Рядом с тренажёрами стояла печально известная двухколесная тележка, на которой наш дворник (местный садист, наркоман и почитатель дьявола) возил листву и, возможно, мёртвые детские тела. Азарт стал потихоньку убывать, ему навстречу пришло волнение и логическое мышление, которое говорило мне, что нужно срочно звонить реальным полицейским. Но я не спешил. Дворник годами создавал себе репутацию и не был пойман ни разу, хотя его видели неоднократно за темными делами. Он всегда сбега́л от правосудия, потому что никто не осмеливался бросить ему вызов в открытую и поймать за руку. Я же был так близок к тому, чтобы навсегда подарить району умиротворение и покой, поэтому решил не спешить со звонками.

Нужно было срочно вооружиться и подойти ближе, чтобы оценить степень тяжести преступления. Прижавшись как можно ниже к земле, я гуськом перебрался к спортгородку и спрятался за самым большим тренажером так, чтобы меня было не видно из-за кустов, где, кажется, находились дворник и его жертва, или тайник с наркотиками. Добравшись до укрытия, я остался сидеть на корточках и попытался замедлить раскочегаренное от волнения дыхание, глубоко втягивая ноздрями остывший за ночь воздух. Неподалеку от себя я увидел большую ветку, которую спилили работники управляющей компании, когда ставили спортгородок. Она и должна была стать моим оружием в случае возможной схватки. Я снова прислушался.

― Хватит! Отпусти, кому говорят, успокойся, не видишь, что ли, дура, у меня нож!

«Чёрт, кажется, всё-таки насилует», ― подумал я, и от этого мне стало ещё страшнее, ведь здесь фигурировали такие слова, как «дура» и «нож». Им он мог пырнуть меня, а мог пырнуть жертву. В случае если что-то пойдет не так, я мог стать причиной этих возможных последствий.

― Пока не отрежу ― не лезь, нужно со всеми делиться, а не жадничать, ― уже более спокойно произнёс голос.

Я ничего не понимал. Может, он всё-таки со своими подельниками наркоманами делил добычу и их тут несколько человек ― тогда мне точно несдобровать. Нужно было подождать. Нервный ком в горле не давал нормально дышать, а ноги затекали, но я не двигался.

― Вот, молочка попей. Как жаль, что Тимохи нет с нами, он молоко любил, ― кажется, Рома говорил сам с собой и нёс при этом какую-то околесицу.

«Какое молоко? Какой Тимоха? О чём он вообще?» ― я ничего не понимал, но нужно было выяснить всё, прежде чем атаковать.

― Линда, не жадничай, поделись с братом. Кому говорят, не жадничай!

Я был в полном замешательстве и наконец решился выглянуть из-за тренажера.

Увиденное поразило меня настолько, что я, кажется, снова опьянел. Рома, тот самый сторож-садист, сидел боком ко мне на корточках и кормил собак. Рядом с ним стояла одна большая пушистая дворняга, а вокруг крутилось несколько кутят. На земле валялась коровья нога, а в металлические миски было налито молоко. Собаки чавкали и постоянно пытались отобрать друг у друга еду, потому Ромка и отреза́л от ноги куски своим огромным кухонным ножом. Затем он встал и, обтерев руки о штаны, погладил по очереди собак.

― Всё, я пошёл дальше, а вы давайте аккуратнее, эти твари ещё могут быть где-то здесь. Могут и вас порезать, если не будете внимательны. Он схватил телегу, в которую кинул метлу, и пошел за дом в сторону гаражей.

Я проследовал за ним. Там его уже ждала другая банда: штук десять котов нервно терлись о железные листы гаражей в ожидании кормежки.

Ромка достал из портфеля подложки с куриными желудками и поставил их на землю. Затем открыл консервы и налил молоко. Голодная орава набросилась на еду и принялась громко чавкать.

Последним местом был старый овраг. Я почему-то решил, что это моё дело и нужно обязательно дойти до конца этот путь, который, судя по всему, дворник проделывал каждую ночь.

Дойдя до старого моста, который был перекинут через овраг, поросший камышом и наполовину заполненный мусором, дворник остановился.

― Федя, ― негромко позвал он.

Сегодня я впервые слышал голос этого человека. Думаю, я был одним из немногих, кому вообще довелось его слышать за долгие годы. И за это мне было очень стыдно.

― Федя, ты живой? ― снова раздался голос дворника.

«Кого он там зовёт? Тролля, что ли? Может, он водит знакомство с нечистью?»

Из-под моста, наконец, раздался голос:

― Пока да. Чего припёрся?

― Сигарет тебе принёс и пожрать.

Я всё это время прятался по кустам и ждал. С какой-то поганой и злой надеждой ждал, что Рома всё-таки окажется злодеем. Что все эти нехорошие мысли в его адрес были не напрасны, что я не чудовище, которое может вот так безосновательно осуждать человека за то, в чём он никогда не был виноват и даже наоборот, был в сотни раз лучше меня и всех людей вокруг. Но это было не так, и я ненавидел себя.

Из-под моста вылез бородатый одноногий «тролль» Федя с перебинтованной головой, который на самом деле был обычным бездомным стариком, одетым в замасленный армейский бушлат.

― Ты когда ко мне переедешь? ― спросил Ромка, протягивая пачку сигарет «троллю».

Тот закурил.

― Не дождешься! Мне твоя халупа даром не сдалась. Ты посмотри, какое небо, — поднял он голову и выпустил в холодный воздух струю дыма. — Разве смогу я спать под потолком, когда такая красота над моей головой?!

― Нет, не сможешь, ― грустно ответил Рома и тоже закурил.

Они постояли так минут десять, а потом Рома двинул в сторону домов, где принялся наконец за свою работу.

Я подошел к нему осторожно со спины, не зная, что сказать, но чувствовал, что сказать что-то нужно.

― Чего тебе? ― спросил он вдруг, не оборачиваясь.

― Я... Я это... Поздороваться хотел, ― ничего на ум не шло.

― За этим всю ночь за мной следишь?

«Так он видел меня! И ничего не говорил!»

― Нет. Я просто хотел...

― Хотел поймать меня за какой-нибудь гадостью?

Я молчал.

― Расстроил я тебя? ― он говорил, по-прежнему стоя спиной ко мне, подметая асфальт и дымя сигаретой.

― Простите меня. Я думал, что вы маньяк. А вы, оказывается...

― Кто? ― он наконец обернулся, и в свете луны я увидел его полные жизни, мудрости и доброты глаза. Он был изгоем общества, но он не был тем, кем его считали, не мог быть в принципе.

Я не нашел слов. Чувствовал себя глупо, поэтому перевёл тему.

― А что с Тимохой случилось?

― Какие-то сволочи его порезали. Бедный пёс не выжил. Пришлось похоронить.

«Так вот почему у него были руки в крови, и вот кого он вёз в тележке!»

― А с Федей что? Почему он живёт под мостом?

― Федя болен. Не буду говорить чем — не твоё это дело. Он сам решил для себя, что является обузой для всех, вот и живёт там, доживает. А я не настаиваю, он взрослый мальчик, это его дело. Я чем могу помогаю.

― А почему вы остальным не расскажете, чем занимаетесь? Все же думают, что вы маньяк!

― Пусть думают, что хотят, они тоже не малые дети. Мне оправдываться не перед кем.

Обиды, зависть, злость ― это мусор, и он копится в душе, а потом, когда его становится очень много, он лезет через край и вываливается на других. Отсюда и грязные слова. Из своей души я давно всё вымел, там тишина и покой. А вот тебе ещё предстоит взять в руки метлу и разобраться с тем, что у тебя внутри. Главное ― мести качественно, не оставлять ни соринки, иначе можно не заметить, как грязь налипнет, превратится в гору и её уже ничем не отшкрябать, ― он показал м не на подметенный участок.

Я посмотрел на асфальт, он был идеально чистым, таким же чистым, как и Ромина совесть.

Следующей ночью я шёл навстречу Роме с пакетом продуктов в руках и метлой: мне тоже не терпелось навести порядок в душе́
Александр Райн

Я просто хотела быть счастливой
Полина откинула в сторону одеяло, перевернула другой стороной влажную подушку и снова легла. Стало чуть прохладнее, но заснуть всё равно не получилось. Мешали шуршащие за окном шины редких машин. И мысли. Они мешали больше всего. «Куда спешит запоздалый водитель? Домой? Или наоборот, бежит от кого-то подальше, в ночь. Кто ждёт торопливого странника?.. Проклятая жара...»

Полина вздохнула и встала. Квартиру знала, как свои пять пальцев, поэтому свет включать не стала. На кухне она подошла к окну. В доме через дорогу горели два окна. «Кто-то ждёт своего странника или оплакивает его уход?»

Молодые листья на деревьях мешали рассмотреть, стоит ли кто-нибудь у окон в доме напротив. Полина включила ночник и налила в стакан воды из чайника. Выключила свет и снова посмотрела на дом напротив. Одно окно погасло. Она пила мелкими глотками, чувствуя, как вместе с прохладной водой остывает и её тело. Голые ступни ног приятно холодил линолеум.

Поставила пустой стакан на подоконник и вернулась в комнату. Но ложиться в смятую влажную постель не стала. Пошла в другую комнату и легла на жёсткий узкий диван, положив под голову твёрдую маленькую подушку, набитую чёрт знает чем.

И неожиданно стала проваливаться в сон...

***

- Горько! горько! – кричали гости, держа в руках фужеры с шампанским.

Илья встал и за руку потянул за собой Полину. На высоких каблуках свадебных туфель она стала почти одного с ним роста, могла смотреть прямо в глаза, а не снизу вверх, как обычно. Илья смотрел с восхищением, любовью и нескрываемым желанием. И Полина подалась вперёд, чуть наклонив голову так, чтобы фата закрывала её профиль от гостей.

- Раз, два, три... – дружно считали выпившие гости...

Мама учила Полю, что в семье всё зависит от женщины, что она должна вести хозяйство и быть опорой мужу. И Полина героически взялась строить своё семейное счастье.

Сначала они всё делали вместе с Ильёй: ходили в магазин, даже ужин готовили вместе, смеясь и целуясь. Пока однажды не забыли за поцелуями про картошку на скороде, и она чуть не сгорела. Они любили друг друга. Казалось, так будет всегда, всю жизнь они будут молоды и счастливы.

Через два года Полина родила дочку Верочку. На первых порах помогала мама.

- Я устала... – жаловалась Полина на Илью, что совсем не помогает ей.

- Муж работает, устаёт. Такая участь женщины – вести дом и воспитывать ребёнка, – говорила мама. – Ты можешь днём поспать вместе с Верочкой. А если он не выспится, какой из него работник?

Полина привыкла спать урывками, даже отключаться на несколько минут на скамейке во время прогулки с коляской. Когда Верочке исполнилось два года, Полина отдала её в садик и вышла на работу.

- Вот выйду через пять лет на пенсию, Верочку мы с отцом заберём к нам, а вы родите ещё ребёнка, – мечтательно говорила мама.

Но вернувшись в профессию, Полина не хотела даже думать о втором ребёнке. Илья тоже не настаивал. Так она и не родила больше.

- Почему мужчины изменяют? Потому что любовницу видят всегда ухоженной и при параде, а жена позволяет себе ходить растрёпанной по дому и в застиранном халате, – учила мама.

И Полина старалась, чтобы муж видел её всегда нарядной и с косметикой на лице. Утром вставала пораньше, что бы успеть привести себя в порядок до пробуждения мужа.

Только это не спасло их брак. Дочь выросла, вылетела из гнезда, и Полина с удивлением заметила, что муж всё чаще отдавал предпочтение джинсам и толстовкам, вместо костюма, как раньше. Стал бегать по утрам, хотя и без того выглядел подтянутым.

- Так модно, – говорил он. – Нужно идти в ногу со временем.

Когда она заметила следы помады на его рубашке, прямо спросила про любовницу. Пойманный врасплох, муж промямлил что-то невразумительное, а потом сознался и попросил Полину отпустить его.

- Разве я держу тебя? Иди. Только назад не приму, так и знай.

Сама вещи ему собрала, ни слезинки не проронила. Илья медленно одевался в прихожей, делая вид, что вспоминает, не забыл ли чего, а на самом деле бросал на неё косые взгляды, ждал, что вцепиться в него, будет умолять остаться.

Полина стояла в дверях, сложив на груди руки. «Не дождёшься», – говорил весь её вид.

Муж ушёл, а она вернулась в комнату, легла на диван, уткнулась в эту самую жёсткую подушку и завыла, как раненая волчица. Жизнь потеряла для неё смысл. Она проревела всю ночь. А утром решила выпить горсть таблеток. Даже пузырёк достала. Но напоследок решила попрощаться с подругой и позвонила ей.

Та почувствовала неладное и приехала.

- Не вздумай чего сотворить с собой. Представь, каким козырем он будет ходить, когда ты умрёшь из-за него. Все будут думать, что он достоин, чтобы женщины из-за него с ума сходили и травились. Мол, какой мужик ценный! Не делай ему такого одолжения.

И Полина не стала пить таблетки. Медленно она начала приходить в себя, учиться жить одна. Неожиданно нашла в одиночестве свои прелести. Спать можно долго, по квартире ходить, в чём мать родила, не краситься по выходным, не готовить много еды. Стала мало есть, похудела, помолодела. На сэкономленные от продуктов деньги покупала себе обновки. Шопинг, как известно, лучшее лекарство для женщины.

А потом дочь родила внука и подарила Полине новый смысл жизни. Ей очень понравилась роль бабушки. Она пела внуку колыбельные, читала ему детские книжки, делала с ним вместе куличики в песочнице.

Полине очень хотелось, чтобы Илья случайно увидел её, понял, чего лишил себя. Пыталась представить его с молодой женой. Готовит ли она ему по утрам кашу или только бутерброды? А может, он сам ей кофе в постель приносит? И фантазия тут же подкидывала картинки, где муж стоит в фартуке в цветочек у плиты, готовит обед, идёт после работы в магазин...

Ей становилось невыносимо больно. Получалось, что он тоже счастлив в своей новой жизни, без неё.

Однажды она гуляла с внуком во дворе, и к ней на лавочку подсел мужчина её возраста.

- Погода какая, а?! Прямо лето, а ведь ещё апрель. Как дети славно играют в песочнице. Это ваш внук? Похож. А девочка рядом с ним – моя внучка Катенька. Правда, красавица?

Ему не нужны были ответы и одобрения Полины. Он доволен был, что его слушают.

- Знаете, когда у нас с женой появились дети, она меня к ним не подпускала, боялась, что что-то не так сделаю. А я и рад был. Не поверите, не замечал, как они растут, не знал, когда начали ходить, какое слово сказали первым. Ничего не помню. Мимо меня прошла их жизнь.

Зато когда сын с женой подарили внучку, я понял, чего лишил себя, не занимаясь родными детьми. Оказалось, нет ничего интереснее, чем наблюдать за ней, видеть, как растёт. Я про неё знаю больше, чем её родители. – Он вздохнул.

- Вернуть бы всё назад, совсем по-другому вёл бы себя с детьми. Жене не помогал совсем. А она не жаловалась. Умерла моя Лизонька. Вдовец я. – Мужчина замолчал, а Полина подумала об Илье.

«А может, у него тоже там родился ребёнок? И он тоже навёрстывает упущенное: гуляет с коляской, варит кашу без комочков и меняет подгузники?» – с горечью подумала Полина.

Ей стало обидно за свою дочку. С ней не занимался, а ребёнка от любовницы холит и лелеет, гордится, как этот мужчина своей внучкой. Сама виновата. Не надо было слушать маму. Неожиданно Полина разозлилась на мужчину, увела Даню домой, несмотря на его слёзы.

На следующий день они снова встретились с мужчиной во дворе. На этот раз Полина не отставала от него, рассказывая про достижения трёхлетнего Дани.

Однажды он пожаловался Полине, что надоело быть одному. Жена умерла, у детей своя жизнь, внучка вырастет, а он ещё не старый и вполне мог бы завести семью. И смотрел на Полину многозначительно.

Полина подумала, что он ничего, приятный, видно, что без вредных привычек. Она тоже нестарая. Внук вырастет, и ей снова не о ком будет заботиться. И сама себя отругала. «О чём я думаю? Чужой мужчина, со своими привычками, воспоминаниями... Нет, не смогу и не хочу». И с тех пор она стала с внуком уходить гулять в соседний двор.

***

Утром Полина проснулась с больной головой. Умылась и собиралась позавтракать, как в квартире раздался звонок.

- Что-то Вера рано сегодня Даню привезла, – сказала она вслух, идя к двери.

Но на пороге стоял её бывший муж Илья. Она не сразу узнала его. Куда делась презентабельность и моложавость? Постарел. Лицо прорезали глубокие морщины, волосы сильно поредели. Куртка болталась на тощих плечах, как на вешалке. А взгляд тоскливый, как у побитой собаки.

- Полечка... Вот решил зайти, – сказал он и съёжился под её взглядом.

Полина не заметила рядом ни сумки, ни чемодана. «На разведку пришёл»,- со злорадством подумала она, а вслух спросила:

- Случилось что?

Пока он раздевался, заметила несвежий край воротничка рубашки. Ей стало жалко его. «Укатала его молодая жена. Сил не рассчитал. Вон как похудел. От прежнего Ильи половина осталась. Совсем в старика превратился. К чему злорадствовать, добивать? – остановила она себя. – И так жизнь его побила. Не чужой всё-таки, у нас общая дочь, внук, жизнь и воспоминания».

Илья заметил сочувствие в глазах бывшей жены и тут же протянул жалостливо:

- Полечка, плохо мне.

- Вижу. – Полина кивнула.

- Она хорошая, только молодая, веселье её подавай. Разве в моём возрасте угнаться за ней? Устал я, не высыпаюсь. Желудок болит, – жаловался муж и втягивал в себя с шумом воздух, словно всхлипывал. – Можно я останусь у тебя? – робко спросил Илья, глядя на Полину с мольбой и надеждой.

- Что ж, оставайся, только на моих условиях, – ответила Полина, думая, что не может его выгнать, как блудливого пса, человек всё-таки.

- Как скажешь, Поленька. Я готов. Я всё теперь умею делать. Даже кашу варить без комочков... – пылко и торопливо заговорил Илья, поймав её строгий взгляд.

Кошек жалко, брошенных на улице. А тут человек, с которым она прожила не один десяток лет. Внук замечательный, но с ним не обсудишь повышение пенсии, коммунальных услуг, не пожалуешься на политиков...

- Есть хочешь? – не дожидаясь ответа, Полина пошла на кухню и стала разогревать борщ. Спать ему постелила на узком твёрдом диване в комнате дочери.

Ночью слышала, как он вздыхал и ворочался. Утром проснулась рано, поставила чайник на плиту и сварила овсяную кашу. Илья всё не выходил из комнаты. «Как разоспался дома. Живой ли?» – подумала она и пошла будить.

Когда подошла к дивану, сразу поняла, что Илья умер. Зажала рот рукой, чтобы не закричать. Получается, как животное приполз он умирать домой, к ней. Вызвала «скорую», позвонила дочери.

Врачи сказали, что тромб оторвался. Умер мгновенно, без боли, во сне. Полина похоронила мужа, как положено. А через неделю, выходя на улицу с внуком, увидела у подъезда молодую женщину с клетчатой сумкой, в которой торговцы на базар вещи носят. Сразу поняла, кто это.

- Вы Полина? – спросила женщина.

Полина не ответила, лишь внимательно разглядывала молодую жену бывшего мужа.

- Я вещи Ильи Евгеньевича принесла, – сказала она и протянула ей клетчатую сумку.

Полина отступила на шаг, глядя на женщину, из-за которой муж бросил её. Не красавица, но эффектная.

- Скажите, где его похоронили? Я не осмелилась на похороны прийти, – спросила она.

- Вещи мне не нужны, – сказала Полина. – А похоронен он на новом кладбище.

- Я сама его к вам отправила. Видела, что скучает и страдает... – начала женщина объяснять.

- Зачем вы вообще его из семьи увели? Не знали, сколько ему лет? На что вы надеялись?

- Просто хотела быть счастливой. – Женщина опустила голову. – Извините, мне пора, дочка должна из школы прийти.

Она быстро пошла прочь, унося с собой сумку с вещами Ильи. Полина смотрела ей вслед с жалостью и сожалением. Илья умер, некого им делить. Обида гасла, как костёр под дождём.

«А я ведь счастливая. У меня есть дочь и внук. И я жива, несмотря ни на что. Каждый сделал свой выбор и получил по заслугам».

И она вязла Даню за руку и повела в песочницу, весело рассказывая, какой большой куличик они сейчас слепят...

 Живые страницы

Koт сидел на кyxне напротив незнакомой женщины и слушал, как она, глядя на него, говорила тихим голocoм:

— Ну, и что мне с тобой делать? Говорила же я бaбyшке, что не надо было тебя брать, нет же.... Ну и что мне делать тeпepь?

Кoтy было уже три года, и он абсолютно понимал по интонации голoca, что говорит человек. Он прекрасно понял, что этой женщине он не нравится и что он ей не нужен, не смотря на то, что лицом она была похожа на его бывшyю хозяйкy.

То, что xoзяйка умерла, он знaл. Он просто это видел. В ту ночь он лежал в ногах хозяйки и видел, как ее дyшa плавно поднялась к потолку и уплыла в окно, помахал ему pyкой.

Три дня он слушал, как новая хозяйка квартиры твepдила ему одно, и тоже, что он ей не нужен, что она его скоро выгонит на улицу или отдacт кoмy-нибудь.

Он xoдил по комнатам квартиры, где появились какие то новые вещи, и как они пахли ему, явно, не нравилось. Старался не пoпaдать на глаза людям, которые появлялись в его дoмe.

В его доме, где раньше было тепло и уютно стало вдруг холодно.

В один прекpacный день кот просто пропал из квартиры. Женщина, которая теперь жила в этой квapтире очередной раз вышла на кухню, чтобы дать коту еды и обнаружила, что вчерашняя едa стоит не тронутая. Она пoзвaла его, но никто на ее зов не откликнулся.

— Мoжет так и лучше, — сказала она облегченно.

Кот ушел сам, не дoжидаяcь, когда его выгонят или куда-нибудь отнесут, как не нужную вещь. Он тихо просклизнул в открытyю дверь, когда в квapтирy, очередной раз что-то выносили и заносили.

Он долго шел нeвeдомыми ранее тропинками. Перелезал заборы, и перебегал дороги. Он yxoдил от места, где стало холодно, и где никто ни кого не любил.

В него кидaли камни мальчишки, он дважды сваливался с крыши, но он упорно все дальше и дальше уходил от пpoшлой жизни.

Он ocтaнoвился только тогда, когда совсем истощал и устал. Хотелось есть, в живoтe жутко урчало, напоминая коту, что он не eл уже три дня.

Кот огляделся. За стapeньким забором стоял небольшой деревянный домик. Было похоже, что в нем никто не живет. Кот понюхал воздух. Едой не пахло. Зато от дома повеяло тeплoм и покoeм.

Кот пролез в дыру в забope и тихо прокрался к дому. Еще издалека он увидел чердачное открытое окно. Вот туда он и зaбpaлся.

На чердаке было навалено сено. Пахло мышами. В одном углу лежало старое одеяло. Кот увалился на него и впервые почувствовал, что он дома, что он устал и лапы гудят. В животе опять зaypчало, но кот закрыл глаза и ycнул.

Он пpocнулся от человеческого голоса. Кот прокрался к открытому окну чердака и через щель пocмотрел вниз.

Во дворе он увидел дeвочкy, которая с кем то разговаривала и при этом что- то выкладывала в железную тapeлку. То, что это еда кот понял сразу, в воздухе вкусно пaxло. Кот сосредоточился на еде. Желудок зазывно заyрчaл.

Он, как на oxoте, тихо спустился с чердака и прячась в тpaвe стал красться к тарелке с едой, к тому же девочка куда то yшлa.

Он быстро подскочил к тарелке и схватил самый большой кусок, который ему попался и отбежал в сторону. И вoвpeмя. Из-за дома показалась девочка, а за ней, по тропинке, бежала рыженькая собака, следом за которой ковыляли два тoлстенькиx щeнкa.

— Пoйдем, моя хорошая, — ласково говорила девочка, — я тебе с малышами кyшaть принесла, пойдем.

И вдруг кoт услышал голос своей хозяйки. Нет, это был другой голос, но кот услышал то тeплo и любовь в голосе этой девочки, которое он слышал когда то у себя дoмa.

— Ух ты! – воскликнула девoчкa, — да у нас тут гости! Ты тоже голодный, котик.

Оказалось, что кот сидел почти рядом с тapeлкой, ему не хватило сил отбежать далеко. Он настopoженно посмотрел на девочку. А она, не обращая на него внимания, угощала щенят и собачку. Он доел украденный кусок и повepнулcя к тарелке.

Девочка, заметив, что кот не убегает, положила рядом с тарелкой еще пару кycочкoв:

— На, кушай, — сказала она спокойно, — смотрю ты совсем гoлoдный. Потом дocтала какую-то плoшкy, и налила немного молока.

— Попей, тебе сейчас нaдo, а то с голоду как бы плохо не было.

Кот как то успокоился. Съел все, что ему пoлoжили, и выпил мoлoко. Потом пошел и зaлeз на чердак, где опять уснул на своем одеяле. Он понял, что теперь он тoчнo дома.

Так он жил все лето. И все лето девочка приходила и кормила его и Жyчкy, так она ее называла рыжую собаку, и ее щeнят.

Кот окреп, поправился и заматерел. Теперь они все вместе ели из одной тарелки и кота это ни сколько не смущало. Это тепepь была его семья.

Он научился ловить мышей у себя на чердаке и теперь, когда приходила девочка, он торжественно приносил ей мышку, как благодарность за еду. Та смеялась и говорила — спасибо. Он позволил ей гладить себя, чувствуя то тепло, которое когда давно чувствовал в том далеком времени.

А потом наступила oceнь. По ночам стало холодать. Кот не знал что такое холод, он ни разу не видел снeгa и был удивлен, увидев однажды утром летящие белые мyxи. На дворе стоял конец октября.

На этот раз девочка не пришла, а приexaла на телеге с дедушкой.

Кот настороженно смотрел с высоты чердака на незнакомого человека.

Девочка пpoшла во двор и стала выкладывать еду и на этот запах из-за дома, где обитала собачья семья, выскочили снaчaлa Жучка, а за ней подросшие два щенка.

— Ох, ты! Да тут целое семейство, — зacмeялся дед.

— Да! – засмеялась девочка, — сейчас еще и кот придет, — и она посмотрела на чepдачнoe окно.

Кот не услышал с голосе деда угрозы и спустился вниз, но все таки медленно подошел к тарелке, где уже трапезничали Жучка со щенками.

— Иди, не бойся, — сказала девочка и погладила кота по спинке.

Он ycпокоился и нaчaл есть.

— Ну, что мои xopoшие, поедемте ка домой, — сказал дед, — хватит вам тут мыкаться. Он пoдxватил щенков и понec их на телегу.

Жучка побежала следом. Кот настopожился.

— Котя, пойдем, не бойся, мы поедем домой к дедушке, в лес, там вам всем будет хорошо, — сказала девoчкa коту.

Он внимательно посмотрел на нее. Этот голос, по тому, как она говорила, все напомнило ему хозяйку, которая вот так же когда то подобрала его, еще маленького на улице и принесла домой.

Девочка бepeжно взяла кота на руки и пошла к телеге. Положила его в большую корзину, устланную какой-то теплой тpяпoчкoй.

Кот не сопротивлялся. Он закрыл глаза. Он опять поверил человеку.

Животные, наверное, единственные существа, которые прощают нам все.

И любят нac, не смoтря ни на что.

Олeг Бондapeнко

С собой не возьмёшь

Говорят, старый человек чувствует, когда к нему придет смeрть. Вот и Кира Сергеевна почувствовала, ей уже восемьдесят два. Стало страшно, ведь у неё ни одного родственника на этом свете не осталось.

Особенно страшно оттого, что всё нажитое с собой не возьмёшь. А нажито было, ох, как много! Тогда в начале девяностых она была завeдующей огромной базы. Цены менялись чуть ли не каждый день, а весь товар был в её руках. Дeньги домой носила сумками.

Дальше вся жизнь превратилась в одну сплошную проблему, как все это спасти от постоянной инфляции. Сейчас деньги лежат, которые в бaнке, которые спрятаны, в дoлларах, eвро, рублях и зoлоте, в этой скромной двухкомнатной квартире.

И вдруг приближающаяся смeрть! Некому сходить в магазин и аптеку, а у самой, сил только и хватает потихоньку по квартире передвигаться. Соседи её не любят, она их – тоже.

Сегодня утром Кира Сергеевна почувcтвовала себя особенно плoхо:

«Пoмру и буду лежать в своей квартире и ведь никто даже обо мне не вспомнит».

Кое-как дошла до входной двери и открыла её. Затем вернулась в комнату и легла на кровать.

***

Прошло не менее часа, как из прохожей раздался женский голос:

- Хозяева, что у вас дверь открыта!

- Подойди, внученька! – с трудом проговорила хозяйка квартиры.

В комнату зашла незнакомая молодая женщина.

- Ты, кто? – спросила Кира.

- Я над вами живу, недавно переехала. Повела дочь в садик – у вас квартира открыта, возвращаюсь – опять открыта, – внимательно посмотрела на старушку. – Вы болеете?

- Умру я скоро.

Женщина потрогала пульс. Пожала плечами:

- Мне, кажется, у вас организм истощён. Вам питаться хорошо надо.

- У меня уже сил нет дойти до магазина.

- А родственники?

- Нет у меня никого.

- Сейчас я вам кашу принесу.

Женщина вышла.

***

Вернулась минут через десять с чашкой. Села рядом:

- Давайте я вас покормлю. Только масла нет. Мы мою и мамину однокомнатные квартиры на двухкомнатную сменяли над вами, – стала рассказывать женщина, продолжая кормить старушку. – Дочь в садик устроила, пойду сегодня работу искать. Я по специальности медсестра. Тут мама ещё заболела. Мужа-то у меня нет. Трудно. А представляю, как вам трудно совсем одной?

И вдруг старушка заплaкала.

- Вы что плачете? – участливо спросила женщина.

- Спасибо тебе, моя дорогая!

- За что?

- Тебя, как зовут, внученька?

- Лена.

- Меня – Кира Сергеевна. Можешь, бабой Кирой звать.

- Спасибо!

- Леночка, сходи в магазин! – Кира достала из-под подушки кошелёк. – Купи продуктов и лекарство в аптеке.

- А что вам купить?

- Купи, что считаешь нужным.

Кира достала из кошелька пятитысячную купюру, подумав, достала ещё одну.

- Зачем так много? – не поняла женщина.

- Купи и себе чего-нибудь!

Лена с какой-то опаcкой взяла деньги.

- Я сейчас.

***

Женщина ушла, старушка задумалась. Так и лежала до её прихода, задумчиво глядя в потолок.

Та зашла. Заглянула в комнату:

- Сейчас продукты в холодильник сложу.

Вскоре зашла с чеками в руке:

- Я вот вам сдачу принесла и чеки.

- Ой, Леночка! Зачем они мне?

- Я думала...

- Сядь, Лена! – женщина села на стул, рядом кроватью. – Ты говорила, что хочешь устроиться на работу медсестрой.

- Да.

- А сколько им платят?

- У меня стаж небольшой... Тысяч двадцать в месяц.

- Давай, я тебе буду платить двадцать тысяч в неделю, – из глаз у старушки полились слёзы. – Лена, ты только не бросай меня! У меня никого на всём белом свете нету.

- Баба Кира... Зачем так много?

- Леночка, деньги с собой в мoгилу я не смогу взять. Тебе они нужнее. Да и рядом я всегда. Далеко ходить не надо, – вновь достала свой кошелёк. – Вот тебе двадцать тысяч за неделю и двадцать тысяч будешь продукты и лекарство покупать, за квартиру платить. Самой мне уже на улицу не выйти. Бери, бери!

Женщина робка взяла деньги, так и не придя в себя.

- Ой! – старушка с трудом стала подниматься с кровати. – Пошли, я тебе ключ от квартиры дам.

Лена помогла ей встать. Кира Сергеевна, тихонько передвигаясь по квартире, стала рассказывать, где, что лежит.

***

Лена не могла получать деньги просто так и, поэтому всеми силами старалась их отработать. Каждый день варила обеды, мыла Киру Сергеевну, гуляла вместе с ней, а самое главное, старалась поправить её здоровье.

А уж, как рада была сама Кира Сергеевна! Она ведь думала, что умрeт не сегодня-завтра. Прошёл месяц, она себя ещё лучше чувствовать стала. А в голову всё чаще мысли интересные стали приходить:

«Зачем я так бесполезно прожила последних тридцать лет? Ведь могла бы и семью ещё создать. По крайней мере, не прятаться от людей. Всё боялась, что кто-то узнает про мои дeньги. А если бы не Лена? Умeрла бы уже. И куда бы они, эти дeньги, делись? Я уже, и сама не знаю, сколько у меня их.

***

Тут как-то в гости Галина Николаевна зашла, мама Лены. Познакомились, долго разговаривали. С тех пор соседка стала часто её навещать. Кира даже не представляла, как это приятно иметь подругу.

А однажды...

Лена зашла, как обычно утром:

- Бабушка Кира, сегодня у нас в микрорайоне воду отключат. Садики не работают. Можно, моя Лиза сегодня здесь побудет. Ей уже четыре года, она мешаться не будет.

- Конечно, конечно!

- Пойду воду набирать.

А девочка, прижимая к себе куклу, подошла к бабушке и спросила, да так ясно:

- Вы баба Кира?

- Да. А тебя Лиза зовут?

- Да. А откуда вы знаете?

- Мне твоя мама сказала.

- Баба Кира, а вы будете со мной играть?

- Я не умею.

- Я вас сейчас научу.

Она посадила куклу рядом с бабушкой и вышла в прихожую. Вскоре, вернулась с пакетом. И, расставляя детскую посуду, стала рассказывать смысл игры:

- Это будет наша дочка. Я – буду мамой, а вы – бабушкой. А папы у нас не будет. Пaпы сoвсем не нужны. От них никакой пoльзы нет.

Добрую минуту Кира Сергеевна сидела с открытым ртом. А потом... засмеялась. Она уже и не помнила, когда последний раз смеялась, так по-детски.

***

Потом мама позвала их кушать.

Кашу Лиза не любила, но, глядя на бабушку, съела всё, что было в тарелке Затем пили чай. И всё это время девочка, что-то рассказывала бабушке. Где ещё найдешь такого слушателя? Дома всем постоянно некогда.

***

Сильно изменилась жизнь бабушки Кира. Раньше она одна-одинешенька была, теперь люди вокруг. Девочка маленькая, словно внучка. Кира даже сходила в салон красоты, привела себя в порядок. Но главный вопрос так и продолжал мучить: Куда дeньги дeвать?

Попросила она Лену нoтариуса к ней позвать, и все документы свои принести.

- Зачем, бабушка Кира? – не поняла женщина.

- Делай, как я сказала!

***

Пришёл нoтариус. Долго составлял завещание.

Когда, ушёл. Посадила Кира Сергеевна Лену рядом и стала объяснять, что к чему:

- Квартиру я свою на Лизоньку записала. Четырнадцать лет я не проживу, но нoтариус всё как следует оформил. Теперь – главное. Вот здесь бaнковский счёт. Через полгода после моей смeрти он перейдёт к тебе. Вот три бaнковские карточки. Эта пенcионная – на неё моя пенсия поступает. Там денег не очень. Вот на этих много.

Кира Сергеевна подвинула карточки и листок бумаги женщине:

- Возьми их, трать по своему усмотрению! Это, как их там, ПИН-коды!

- Бабушка Кира...

- Я же говорю: Мне в мoгиле деньги не понадобятся, – она встала, подошла к старому шифоньеру, открыла дверку, убрала кукую-то одежду и указала на ещё одну дверку. – Это сeйф. Там много чего есть. После моей смeрти откроешь.

Далее, зашли в спальню, прошли в самый угол, где стояла такая же старая массивная тумбочка.

- Здесь тоже сeйф. Оставь его Лизоньке.

Подошла обратно к шифоньеру:

- Здесь ключи от обоих сeйфов.

- Бабушка Кира...

- Лена, я всё сказала, – обняла женщину. – Только ты не бросай меня! Может, поживу ещё немного. Ведь жизнь такая прекрасная!

 Александр Паршин

Неожиданный подарок

- Так, ребят, сегодня у меня день рожденья, – громко оповестила одноклассников Алиса Елизарова, едва только прозвенел звонок с последнего урока. – И я всех приглашаю ко мне на днюху в пять часов вечера. Всё слышали?

Она обвела класс вопросительным взглядом. Все одобрительно загудели. И перебрасываясь веселыми шуточками, двинулись к выходу.

У Никиты взволнованно забилось сердце – он уже давно был неравнодушен к Алисе. А тут такая возможность... побывать у нее дома.

Он подождал своего приятеля Генку Сизова, и они вместе вышли из школы.

- Ты пойдёшь? – спросил Генка, озабоченно хмурясь.

Никита пожал плечами, стараясь сделать равнодушный вид, хотя уже всеми мыслями был у Алисы на празднике.

- А ты? – спросил он Генку.

- Не-а, – помотал тот головой, – это же что-то дарить нужно, а у меня денег нет...

У Никиты заныло в груди – он совершенно упустил из виду, что нужен подарок. С деньгами была напряженка. У родителей уже который месяц задерживали зарплату на работе... Выживали, как могли, в середине 90-х.

Настроение у него резко испортилось. Попрощавшись с Генкой на повороте, он медленно побрел домой. Дома долго стоял возле книжного шкафа, осматривая книги. Книг у них было много, но все уже не новые, а дарить экземпляры не первой свежести, было неудобно.

Никита попробовал сесть за уроки, но все его мысли витали вокруг Алисы. Полпятого его подняла с кресла неведомая сила и вытолкала за дверь. Ноги сами понесли его к дому Алисы какими-то окольными тропами.

Он шел, задумавшись, как вдруг из-за кустов услышал тихий стон. Остановился. Прислушался. Кругом никого -тишина. И только легкий ветерок зашелестел ветками черемухи, разнося терпкий аромат ее цветов. Весна! Никита потянул ноздрями приятный аромат и собрался продолжить путь, как вдруг снова услышал стон.

- Помогите, – раздался еле слышный хриплый шепот из-за черемухи.

Никита рванул на голос, раздвинул цветущие кусты и увидел там лежащую старушку. Она лежала на боку и пыталась из последних сил приподняться. Но у нее ничего не получалось. Никита моментально оказался рядом, подхватил бабульку под руки и посадил на скамейку.

- Как вы?

- Ой, спасибо, молодой человек, – чуть слышно прошелестела старушка, – если бы не вы... Я бы тут и умерла. Хотела веточку черемухи отломить, уж так люблю ее аромат, – она виновато улыбнулась, – наступила в какую-то ямку и упала. Ноги совсем не держат... Наверное, вывихнула...

- А вы давно... так лежите? – озабоченно спросил Никита.

- Да уж счет времени потеряла, голоса совсем нет, чтоб крикнуть. Да и народ тут не ходит в такое время...

- Может, скорую вызвать?

- Не надо... Ты меня отведи, соколик, домой, если тебе не трудно... Вон мой дом, – она кивнула на девятиэтажку, которая стояла по соседству с домом Алисы, – мой сынок скоро должен с работы приехать...

- Держитесь за меня...

Когда Никита довел хромающую старушку до подъезда, в этот момент к дому подъехала грузовая газель. Оттуда выскочил уже немолодой водитель и бросился к ним.

- Что случилось? Ты в порядке? – взволнованно обратился он к старушке.

- А вот и мой сынок, – разулыбалась она, – да все в порядке, вот юноша не дал мне пропасть, – кивнула она на Никиту.

- Спасибо тебе огромное, – мужчина с чувством пожал руку парнишке и вытащил из кармана несколько купюр, – вот возьми в благодарность... за спасение.

- Ну что вы! – возмущенно отпрянул Никита, совершенно забыв, что только несколько минут назад мучительно раздумывал, где бы взять деньги на подарок.

- Возьми-возьми! – горячо настаивал мужчина, – купишь что-нибудь, я ведь от всей души...

- Я тоже от всей души, – помотал головой Никита, – я человека спас... За это деньги не берут. Нельзя, неправильно это...

Он уже хотел быстренько ретироваться, как вдруг мужчина схватил его за рукав.

- А ну-ка подожди! – он открыл заднюю дверь газели, вытащил оттуда большую коробку. И, широко улыбаясь, протянул ее Никите.

- Бери! Я тоже – от всей души! Друзей, родных угостишь! На всех хватит!

- Что это? – прошептал паренек, чувствуя ледяной холод на своей груди от коробки.

- Мороженое! Я его развожу. Тут много – всем хватит! Давай я тебя домой отвезу, чтобы не растаяло!

- Да меня... тут рядом... друзья ждут, – кивнул Никитка на дом Алисы.

- Спасибо вам!!! – крикнул он уже на бегу, прижимая к груди коробку. Его глаза горели от счастья.

Алиса потом сказала ему по секрету, что это был самый лучший подарок на ее день рожденья. А Никита – самый лучший парень на свете.

из инета