Ssylka

Рассказы для души (страница 4)

Cirre
Бирюк
Иван стоял у поленницы.
Он смотрел на цепочку следов, убегающую за забор.
Подошёл, тронул доску в заплоте, так и есть, шатается, отодвинул, едва протиснулся в дыру и пошёл по петляющему следу, через огород.
Следы привели к маленькому, неказистому домишке.

Окна его подслеповато смотрели на белый свет, крыша покосилась, будто хулиган в очках надвинул кепку на глаза, – усмехается Иван, – покосившаяся входная дверь, выкрашенная коричневой краской, напоминала щербатый рот, искривившийся в улыбке.

Иван постоял, посмотрел на избу, следы обрывались там, аккурат у порога, тоже просевшего и перекосившегося.

У порога же лежала и береста, следы преступления.

Ограды никакой не было, видно хозяева стопили в холодную, суровую зиму.

Из криво сколоченной будки вылез облезлый пёс и гремя цепью, слабо зашаял, ибо лаем это назвать было нельзя, так шают догорающие угли из последних сил, нет- нет, да вспыхнут языки пламени.

Так и собака, опустив кудлатую голову свою, начала что -то шавкать, но потом развернулась и гремя цепью запрыгнула в будку.

Иван видел, что из окна за ним наблюдают глаза, острые, настороженные, они смотрят и следят за каждым его действием.

Он развернулся и направился к дому, быстрым шагом пересёк двор, толкнул дверь, закрыто.

Понаддал плечом, ввалился в тёмные, глухие сени, опахнуло чем-то кислым, будто пропавшей капустой.

Нашарил вторую дверь, оббитую старыми телогрейками, потянул за ржавую скобу, дверь со скрипом открылась.

Пригнувшись, Иван попал внутрь.

Холодно, это он почувствовал через тулуп.

У стола сидит испуганная девчонка, лет одиннадцати, светлые косы перекинуты по обеим сторонам, на руках держит ребенка, мальчик или девочка непонятно, сидит притулившись к девчонке и сосёт кулак.

У печки, с поленом в руке стоит пацан, возраста девчонки, может постарше на пару лет, в нелепой позе, будто хочет кинуться, смотрит на Ивана подросток, кого-то смутно ему напоминающего.

Они все замерли, кроме младшего и смотрят на Ивана.

Двое средних напугано, старший с вызовом, а младший просто, не понимая, что происходит.

Иван перевёл взгляд на того, что у печи.

  • Дрова положи, – разлепил ссохшиеся губы, нахмурив брови, произнёс едва, – ну.

Мальчишка аккуратно положил полено около чисто выбеленной печи, дом был очень контрастный.

Неказистый и покривившийся снаружи, он был чистеньким и уютным изнутри.

Хоть и было холодно, но Иван ощутил какое-то тепло, тепло, исходящее от детей.

  • Из печи вытащи, дрова из печи, грю вытащи, все до единого.

Слёзы большие и крупные побежали из глаз девчонки, мальчик покраснел и тоже едва сдерживал их, эти самые слёзы.

Иван обернулся к старшему, тот стоял будто волчонок в стойке, собирающийся вот- вот прыгнуть, это же поняла и девчонка, она вскрикнула и зарыдала.

Иван обернулся на её голос, в этот момент, что -то ударило его по голове, не сильно, удар был приглушён шапкой, скользнуло по плечу.

Он резко повернулся, схватил мальчишку, ударившего его за руку.

  • В тюрьму захотел? А этих куда?

Слова давались Ивану тяжело, но возымели своё действие, мальчишка обмяк и стоял, опустив руки.

  • Бери дрова, – скомандовал Иван, – все бери, неси, где взял.

Иван шагнул и заглянул в печь, точно ли ничего не осталось?

Девчонка завсхлипывала, старший брат подошёл и погладил её по голове, Иван пропустил вперёд шмыгающего мальчишку с руками полными мелко наколотых дровишек, обернулся на детей и услышал в спину слово, то самое, которым его звали в селе, Бирюк.

  • У, Бирюк проклятый, – выкрикнул слезливо старший пацан, – пару полешек пожалел...
  • Говорила я тебе, Ванечка, не надо...
  • А как Оля? Замёрзнуть хотите? У него вон их сколько, не обеднел бы.

Иван услышал слова детей, вышел захлопнув двери.

Он догнал мальчишку, пошёл рядом, Иван понимал, что парнишка от слёз не видит дороги, но тот упрямо шёл, неся впереди себя словно знамя позора, на вытянутых руках, дрова.

Мальчишка с ненавистью бросил дрова и побежал, падая по снегу.

  • Бирюк, тьфу, ненавижу, – кричал он и полз, вставал и падал.

Иван аккуратно собрал дрова и положил их отдельной кучкой, зашёл в дом.

Дом у Ивана был большой, светлый, на много комнат, стоял на отшибе деревни, у самого озера.

Иван сам строил, в надежде зажить большой и дружной семьёй, на несколько комнат, даже уборная в доме имеется, эта уборная в доме и вода была предметом обсуждения и ненависти деревенских.

  • Ишь барин, выдумал тоже, не хочется ему зад морозить...
  • Чёрти что выдумал, здесь же с#альня, здесь же и едальня, тьфу...
  • Бирюк, однем словом.

Бирюком Ивана прозвали ещё с детства, тяжело ему давалась речь устная, не мог и двух слов связать, потом вроде научился, но кличка и привычка, молча всё делать остались.

Несколько лет назад Иван увлёкся молодой и симпатичной учительницей, Людочкой.

Да только вертихвостка оказалась та Людочка, ускакала за сыном агронома, а тот возьми да брось её, она помыкалась, помыкалась, вроде к Ивану опять, тот принял, но опять агрономовский сынок на горизонте объявился, Людка опять к нему скаканула, второй раз Иван не простил.

С матерью старенькой поселился во вновь отстроенном дому.

Самый близлежащий дом от него был вот эта покосившаяся избушка, там недавно кто-то поселился, но ещё до этого начали у Ивана пропадать дрова, он подозревал кто, но поймать никак не мог.

А тут...

Это были не те воры, не те, которых караулил Иван, те в наглую, на санках таскали, а эти...

  • Мам, положи чего... сала там, мяса, хлеб...
  • На охоту, Ваня?

Мотнул головой.

  • Молока и конфет, что там дети едят.

Мать не стала спрашивать для чего, знала от сына не так-то легко добиться слов, собрала быстро всё что просил Иван, увидела, как нагружает на большие сани, кованные ещё старухиным дедом, в кои и лошадь можно запрягать, как нагружает туда дрова.

Зашёл, взял мешок с провизией и положив на сани сверху, куда-то потопал.

Мальчики были на улице, неумело рубили топорами оставшиеся доски от забора.

  • Заберите дрова.
  • Не надо нам ничего, – с вызовом выкрикнул старший, голос сорвался, и он чуть не заплакал, но сдержался.

Иван понял кого ему напоминает пацан, он сам был таким, ершистым, обидчивым, только молчуном.

Ивану было тяжело складывать буквы в слова, потом произносить их, зато читать мог днями и ночами, а вот сказать, это дааа, это тяжело.

  • Бери сказал и продукты, немного.

Помог мальчишкам перетаскать в дом дрова.

Выложил продукты на стол.

  • Спасибо, дядя Ваня...

Иван даже опешил, никто ему спасибо кроме матери не говорил, никогда, а уж дядей, да ещё и Ваней, никто в жизни не назвал.

  • Ппп... П... Пожжалуйссста, – проговорил Иван, – Оллля.

С тех пор и началась эта странная дружба, Ванька, брат Оли, Саши и маленькой Нины, начал ездить с Иваном на заготовку дров.

Мать Ивана тоже взяла шефство над детьми, она -то и рассказала Ивану кто они и откуда.

  • Надя, мать -то детей, она из наших, Митрия Полушкина дочка, они же Митька пили сильно, со своей-то, она девчонке не родная, мать в родах умерла, Митька до пяти лет Надю сам воспитывал, а потом эту привёз откуда-то.

Надя спокойная, хорошая девочка была.

С Васькой Коркиным дружила, жениться собирались да Зойка, мать Васькина, как в дыбы встала, не нужна мол, нищебродка... Васька и послушал мать, на Ольге Кривошеевой женился.

А Надя ребёнка родила, Ванюшку -то вот. Митька со своей выгнали тогда девчонку, она в город уехала.

Олюшка рассказала, замуж там в городе Надя вышла, вот этих четверых родила, пил говорит отец, да гонял их безбожно.

Зачем стольких родила? А кто его знает, пока Господь давал вот и рожала.

А тут не выдержала, сбежала о его, аспида проклятущего, эта избёнка ей по наследству досталась, да месяц назад увезли её, в больницу.

Не успела обжиться...

  • Умерла? – спросил Иван.
  • Неее, что ты Ванюша, жива, жива. Да только вот, детей ни в школу, никуда не успела, вроде Оля говорит, Ваня ездит к ей, на поправку пошла.
  • Хорошо.

Привык Иван к детям, очень привык и они к нему Олюшка, словно дочка нерождённая, светлая, тоненькая, голосочек, что ручеёк, Иван, что защищает своих братьев и сестёр, Сашка оказался весельчаком, балагуром, а ещё ловко у него получалось по хозяйству помогать.

  • Нам бы корову, – мечтательно говорит Сашка, — вот тогда бы мы зажили.

Маленькая Ниночка тянула свои крохотные ручонки и обнимала Ивана за шею.

Всю жизнь мечтал о таком, не позволял себе даже привыкать, да ноги сами несли в хату ту, губы растягивались в улыбке и слова сами лились изо рта Ивана при виде детей.

  • Дядь Ваня, не могу понять, как ты меня тогда зимой заставил дрова все вернуть до конца, даже из печки выгреб, а сам потом вон сколько всего наволок.

Это что? Совесть замучила или проучил меня чтобы не воровал?

  • Идём, – машет рукой Иван, – показывает те отдельно лежащие дровишки, – ищи.
  • Дырки, а для чего они, дядь Ваня?
  • Воров ловить.
  • Там что? Порох? – догадывается парнишка.
  • Ну...
  • Так вот почему ты...- Сашка отворачивается и вытирает глаза. Иван хлопает его по плечу, мальчишка вырывается и смотрит в небо, чтобы слёзы спрятать. — Вот ты какой, дядь Ваня, почему ты не наш отец?

Иван опешил и смотрит вслед убегающему Сашке.

А по деревне слухи чёрные поползли.

Чтобы языки лопнули у тех людей кто такое говорит.

Стали шептать, мол Иван, к девчонке ходит, к этой, Олечке малюсенькой.

Комиссия пришла, председатель, учительши из школы, из сельсовета и агрономова жена, мол в женсовете, начали девчонку пытать, ух как мать Иванова ворвалась, как начала чихвостить, бессовестными называть.

— Это что такое удумали, а? На дитё такой наговор.

Никто не поинтересовался как дети без матери живут, кто их кормит? Переплелись сами как змеи, из кровати в кровать прыгаете и дитё приплели, тьфу, ироды проклятые, да я вас...

В этот момент в калитку, а Иван с Ванькою забор поставили, вошла женщина бледная худая.

  • Мамка, мамочка, – кинулась к ней Олюшка, – они про дядю Ваню такое, такое говорят и про меня...

Сразу заизвинялись, мол звонок поступил, они не могут отреагировать.

  • Я вашему звонку язык перцем посыплю, – кричит мать Иванова, в отличие от сына – молчуна, старуху было не переслушать, я на товарищеский суд вызову её, а на вас на всех, заявление напишу, уже написала, сёдня почтальонша уже в район доставит, будьте же вы прокляты, тьфу на вас...

Долго бушевала старуха.

А к концу лета, поселилось в Ивановом доме счастье.

Надя с детьми переселилась к Ивану.

О такой хозяйке только и мечтать было.

Ванька в шестнадцать лет, когда паспорт получать пошёл, поменял отчество на Иванович, а фамилию отца взял, так он Ивана звал, Перемыслов.

Стал Ванька младший Иваном Ивановичем, следующая Олечка, потом Сашка, а Ниночку и так записали на Ивана, вот такая большая у Ивана семья получилась.

  • Не могу я Ванечка родить тебе родного ребёночка, – сокрушается Надя.
  • Бог с тобой, Надюша, ты мне вон сколько родила, будем внуков ждать.

Старуха, мать Иванова, гоголем по посёлку ходит, придёт в сельпо, как наберёт внучатам своим, всего.

Пробовали было языками почесать сплетницы, да старуха всех заткнула.

Уже внуки повырастали у Ивана с Надеждою, вот и младшая, Ниночка, детками обзавелась, как соберутся все, смех, да гомон стоит по озеру, на зависть всем чёрным да завистливым языкам.

Вот и такое счастье в жизни бывает.

А то, Бирюк, Бирюк...

Мавридика де Монбазон

Cirre
«Обуза».

  • Что?! Как это вы отдали бабушку в интернат? – не верила своим ушам Альбина.
  • Аля, не кричи! Там отличные условия, за бабушкой будет хороший уход, – оправдывалась перед дочерью Нина Сергеевна.
  • Дочь, мама права, так будет лучше для всех. В первую очередь для самой бабушки, – невозмутимым тоном заявил Игорь Маркович, отец Али.
  • Сейчас же говорите адрес! – потребовала Альбина. Молодая женщина была в шоке от произошедшего и очень разочарована, она не ожидала от родителей такого поступка и равнодушия, хотя в глубине души осознавала, что они всегда были эгоистами, ставящими на первое место свои желания и свой комфорт...

*


Альбина очень любила свою бабушку Розу, которая её вырастила, потому что родители девушки были слишком заняты своей карьерой и не могли (а, может, и не хотели) уделять дочери много внимания.
Когда Аля родилась, Роза Рудольфовна сразу же уволилась с работы, чтобы заботиться о внучке. Нина, невестка, не хотела засиживаться в декретном отпуске. Она и рожать-то не особо хотела. Точнее, думала отложить рождение ребёнка на несколько лет, и когда забеременела, первой её мыслью было прервать беременность.

Игорь особо не возражал, он и сам считал, что пока не готов к отцовству. И, скорее всего, Альбине не суждено было бы появиться на свет, если бы Роза Рудольфовна случайно не узнала о том, что невестка была на приёме у гинеколога.

Подруга Розы работала медсестрой в поликлинике и, увидев Нину сидящей в очереди к врачу, сообщила об этом Розе. Та сразу же заподозрила неладное. Невестка терпеть не могла ходить по врачам, а, значит, только что-то неотложное и важное могло побудить молодую женщину отправиться на приём к гинекологу. Либо серьёзные проблемы со здоровьем, либо беременность.

В первое верилось с трудом, цветущая и энергичная Нина никак не походила на нездорового человека. Оставалось второе. И Роза Рудольфовна прямо спросила у невестки не беременна ли она. Нина не стала отрицать, заявив, что они с Игорем пока не готовы стать родителями.

  • Не бери грех на душу, Ниночка, – мягко сказала Роза. – Оставь ребёночка, я тебе во всём буду помогать.
  • Ну не знаю, – засомневалась Нина. – У меня карьера в гору идёт, а ребёнок – это же бессонные ночи, подгузники, детские болезни... Нет, не хочу я пока становиться матерью... Может быть, потом, лет через пять...
  • Ниночка, я же говорю, что буду помогать тебе, за это не переживай. И потом, а вдруг, будут осложнения и не сможешь больше забеременеть... Всю жизнь ведь будешь себя корить за то, что не оставила ребёнка.
  • Что вы пугаете меня, Роза Рудольфовна! – воскликнула Нина. – Я молодая, здоровая женщина, какие ещё осложнения?
  • Не пугаю, Ниночка, а знаю о чём говорю... И хочу предостеречь тебя от неверного шага.

После разговора со свекровью Нина задумалась, поговорила с мужем, и они приняли решение оставить ребёнка.

Роза Рудольфовна была счастлива, и когда родилась малышка, почти все заботы о ней женщина взяла на себя.

Нина уже через месяц после родов вернулась на работу, а по вечерам ходила в тренажерный зал и в бассейн, чтобы как можно скорее сбросить лишние килограммы и вернуться к прежней физической форме.

Молодая мать даже не расстроилась, что быстро пропало молоко, ведь теперь она могла спокойно оставлять дочь со свекровью, которая кормила малышку смесью. Роза Рудольфовна, впрочем, догадывалась, что молоко пропало не само по себе, Нина боялась испортить грудь и изначально не была настроена на грудное вскармливание...

Но высказывать свои подозрения невестке Роза не стала, она вообще не имела привычки вмешиваться в жизнь сына и его семьи. Единственный раз вмешалась, когда попросила Нину не прерывать беременность. Но это был особый случай, она хотела уберечь сына и невестку от ошибки, которая могла стать роковой...

Аля росла болезненным ребёнком, и Роза Рудольфовна постоянно носилась с девочкой по врачам, несколько раз ложилась с ней в больницу, ездила в санатории, сама научилась делать внучке лечебный массаж, закаливала её, следила за питанием.

Каждое лето Роза обязательно вывозила Алю на море. Иногда девочка ехала к мору с кем-то из родителей, но ей самой было комфортнее с бабушкой, девочка была к ней очень привязана.

Благодаря стараниям бабушки, Альбина окрепла и годам к десяти стала гораздо выносливее, болела не чаще других. Девочка хорошо училась, ходила в музыкальную школу и на плавание. Роза Рудольфовна души в ней не чаяла, и Аля тоже очень любила бабушку, считая её самым близким человеком.

Ведь именно бабушка Роза читала ей на ночь сказки, гладила животик, если он болел, ходила на все её выступления в музыкальной школе. Вечно занятым родителям было некогда, да и привыкли они, пожалуй, к тому, что их ребёнком занимается Роза Рудольфовна. Их это полностью устраивало.

Альбина с отличием окончила школу и поступила в вуз на факультет международных отношений. А когда она училась на последнем курсе, вышла замуж за молодого перспективного преподавателя, вместе с которым на несколько лет уехала в другую страну, Дмитрию предложили там выгодный контракт.

Роза Рудольфовна тяжело переживала отъезд любимой внучки. К этому времени ей было уже под восемьдесят, здоровье всё чаще подводило, но она старалась держаться и не унывать, радуясь, что у её дорогой внучки Алечки всё хорошо.

Альбина звонила и родителям, и бабушке, скучала, и с нетерпением ждала, когда у мужа закончится контракт, и они смогут вернуться на родину...

*


Известие о том, что мать с отцом определили бабушку в интернат повергло Альбину в шок. По телефону ей не было сказано об этом ни слова, и сама бабушка уверяла, что у неё всё нормально. Да, есть хвори, возраст всё-таки, но в целом всё неплохо.

Теперь-то Аля понимала, что бабушка просто не хотела её расстраивать. Роза Рудольфовна была сильным по духу человеком и не любила жаловаться. И к тому же она знала, что Аля ждёт малыша и лишние переживания внучке ни к чему.

Решение определить Розу Рудольфовну в интернат Игорь и Нина приняли после того, как пожилая женщина неудачно упала, сломав шейку бедра. Ни у сына, ни у его жены не было желания ухаживать за ней, а когда они услышали от врача, что Роза Рудольфовна уже никогда не встанет на ноги, пришли в ужас и тут же занялись поиском специализированного медицинского учреждения.

  • Там тебе будет лучше, мама, – уверял Игорь. – Мы же с Ниной не врачи, да и времени у нас нет, сама понимаешь...
  • Мы будем вас навещать, Роза Рудольфовна, – пообещала Нина, стараясь не смотреть в глаза свекрови. Чего больше всего хотелось Нине Сергеевне в этот момент, так это поскорее увезти мать мужа в интернат, избавившись от обузы, как она сейчас о ней думала...

*


  • Аля... Алечка... – слабым голосом воскликнула Роза Рудольфовна, увидев внучку. – Девочка моя...
  • Бабушка, почему ты мне ничего не сообщила? Ни про перелом, ни про то, что ты здесь? – Альбина не могла сдержать слёз при виде любимой бабушки. Она лежала на кровати, такая худенькая, постаревшая, но такая родная... Альбина прижалась к ней, а Роза Рудольфовна гладила её по волосам и плакала. И Аля плакала...

*


Альбина и Дмитрий купили большую квартиру и сразу же забрали бабушку из интерната домой. Роза Рудольфовна отказывалась, боясь обременить внучку, которой предстояло вот-вот стать матерью.

  • Алечка, ну зачем вам с Димой такая обуза? Сколько мне ещё старухе осталось? И здесь могу свой век доживать, а у тебя ребёночек скоро родится, и так хлопот прибавится...
  • Не говори так, бабушка, – ответила Альбина, целуя морщинистую руку Розы Рудольфовны, – никакая ты не обуза, ты мой самый дорогой человек. Всем, чего я добилась в жизни, я обязана тебе. Ты вырастила меня, ночей не спала, заботилась, когда я болела. Ты научила меня не бояться трудностей, и добиваться поставленных целей... Я очень люблю тебя.
  • Спасибо, моя родная. Как приятно осознавать, что я вырастила такую хорошую, добрую девочку...

Роза Рудольфовна прожила ещё несколько лет, и это, несмотря ни на что, были счастливые годы. Дмитрий и Альбина при помощи хороших врачей смогли поставить бабушку на ноги, она начала понемногу ходить, чему Нина и Игорь, вынесшие когда-то пожилой женщине приговор, были немало удивлены.

Роза Рудольфовна была счастлива, что дождалась правнуков, её сердце радовалось за Алю, которой судьба подарила встречу с хорошим, любящим человеком, настоящим мужчиной.

Пожилая женщина покинула этот мир спокойно, во сне. Она прожила долгую жизнь и умела быть благодарной за всё, что эта жизнь давала. Этому она научила и Алю.

Альбина не часто общается с родителями, хотя те всячески пытаются наладить с ней отношения, стремятся к общению с внуками. Но Аля пока не может до конца простить им то, как они поступили с бабушкой, да и особой теплоты между ней и родителями нет, ведь когда-то они были слишком заняты собой и своей карьерой... А исправить ошибки прошлого бывает очень тяжело. Иногда, увы, совсем невозможно...

Яна Н.
Рассказы для души

Cirre
Федор и чужой ребенок

Не то, чтобы Ира невзлюбила отчима, просто не приняла. Ну, какой он ей папа? Не было никогда у Иры папы и этот «дядя Федя съел медведя» тоже не папа. Однако ради мамы она с первых дней знакомства старалась держать свое недовольство при себе.
Не маленькая, уже одиннадцатый год, понимает, что маме хочется семью, хочется, чтобы за ней ухаживали. Так-то дядя Федя неплохой, молчаливый просто. Но чужой. Иру словно и не замечает. Зато не пьет, как отец у лучшей подруги Зины, что была ей даже сестрой троюродной.

А Федор словно и не замечал, что у его любимой женщины подрастает дочь. Принял как данность ее наличие и стал строить планы на дальнейшую жизнь, в надежде, что родит ему Женька своего родного сына, а то и двух.

Расписались они быстро и тихо, обменяли две квартиры на одну просторную, в которой у Иры появилась своя комната, и между отчимом и Ирой появился просто «худой мир», вместо «доброй ссоры». Пообедав после школы, Ира ныряла в свою комнату и старалась поменьше сталкиваться с мужем матери. Он с дружбой тоже не навязывался.

Когда у Евгении появилась тошнота по утрам и стало мучить головокружение, они даже все дружно обрадовались – беременность! Ира мечтала о братике, а Федор о сыне. Но случилось страшное, не новая жизнь зародилась, а болезнь поселилась инородной агрессивной плотью в головном мозге молодой еще женщины. Стала Ира сиротой уже в 11 лет. И путь ее лежал прямиком в детский дом.

Она еще не задумывалась о своей дальнейшей судьбе, придавленная страшным горем, когда услышала, как на кухне рыдает после поминок пьяненькая мать Зины и словно оправдывается перед Федором:- да взяла бы я ее к себе, все же Женька сестра моя двоюродная, не чужие. Но мы сами с Зинкой раз в неделю из дома бегаем, как мой шары зальет. Не потяну. А больше никого у нас из родни и нет.

Ира не хотела подслушивать, но так получилось, и из разговора она поняла, что приходили из опеки, что «изымают ее в детский дом», что в этих стенах большой и просторной квартиры, она потому, что отчим отстоял, выпросил несколько дней, в надежде найти родню Жени. Вот и разговор этот отсюда вытекает.

  • Ира, поговорить надо – начал утром отчим, но замолчал, подбирая слова.
  • Да, не бойтесь, говорите, я уже знаю, что нужно в детдом собираться.
  • Я о другом. Если ты не против, то я хочу оформить опекунство над тобой, ведь мы с матерью были расписаны, говорят, что можно попытаться, но если ты сама захочешь. Я знаю, отец из меня никудышный, но не могу я тебя в детдом отдать. НЕ МОГУ. Может, попробуем? Ради Жени, попробуем. Наверное, смотрит на нас и переживает.

Она и не представляла, что взрослый мужчина может плакать. Особенно Федор. Он и на похоронах не плакал. Окаменевший был, да, но ни одной слезинки. А тут.... Подошла, обняла его и стала, как маленького утешать.

Все у них получилось. Кто кого поддерживал первые полгода, это еще вопрос, но время потихоньку лечит. Наладили быт, научились оба варить борщ и не только. Научились разговаривать друг с другом.

Правда Федор собеседник был немногословный, но Ира привыкла. Помимо благодарности, она стала испытывать и уважение к отчиму. Мужик он был справедливый. Не раз заступался за нее во дворе, пытался как-то ее радовать в мелочах. То мороженку после работы принесет, то два билета на премьеру кино им с Зиной купит.

Иногда забегала тетя – что помочь, подсказать, разобраться со счетами, квитками за квартиру. Частенько приходила с ночевкой Зина. Боль стихала. Стали жить. Федор ходил на собрания в школу, оставлял часть зарплаты на общее пользование и никогда не спрашивал отчетов. Ира старалась не подводить его. Но никогда не называла его папой, ни в глаза, ни за спиной, понимая, что для него она чужой ребенок.

Не сама пришла к такому выводу, а нашлись «добрые люди» – просветили «сиротку», жалея слащаво.

Когда ей исполнилось 14, Федор опять решился на тяжелый для обоих разговор. На этот раз, он спрашивал ее мнение по поводу своей женитьбы. На работе незаметно у него стали строиться отношения с одной женщиной, и еще – у них будет ребенок.

  • Я бы ушел к ней жить, но ты еще не можешь оставаться одна. Да и опека набежит. А вдвоем к ней тоже не вариант – тесновато будет. У нее лишь комната в служебном доме. Но если я приведу ее сюда, как думаешь – уживемся?
Внешне ужились. Лида ходила по дому, как важная гусыня, лелея свою первую беременность, Федор повеселел, а Ира старалась сглаживать все возникающие конфликты. К ней почему-то так и не пришел сложный подростковый период. Наверное она сразу повзрослела с уходом мамы. А вот Лида...

Ира многое списывала на ее беременность и не рассказывала Федору, как сползает улыбка с лица его жены, когда за ним закрывается дверь. Как всем своим видом она показывает Ире, что теперь хозяйка она, а Ира никто. И это «никто» по недоразумению, по глупости Федора мешается у них с мужем под ногами.

Поняв, что Ира ничего Федору передавать не собирается, она уже не только видом, но и словами открыто это ей стала говорить. Раздражала ее чужая дочь, чужой ребенок.

И опять помогла старая тактика. Поменьше попадаться на глаза. Федор долго был в неведении, но когда родился их с Лидой сын – Стаська, то стал догадываться, что Ире непросто в их семье. Лида уже и Федору стала напевать, что чужой ребенок ей мешает. Ну и что, что несколько квадратных метров ей в этой квартире принадлежат? Выплатим ее долю к совершеннолетию, и пусть живет своей жизнью, – пела она ему. А сейчас о ней государство должно заботиться, а не мы – чужие ей люди.

Федору сложно давались возражения, он действительно с молодости был неразговорчивый. А Лиду переговорить вообще было трудно. Однако нашел аргумент попроще – стукнул кулаком по столу и сказал. Прекрати. Никогда больше не хочу слушать подобное.

А Иру позвал в ближайшую субботу навестить Женю. Убрались там, покрасили оградку, цветы пересадили. Посидели молча, и снова словно сблизились, как в первые полгода, что были заполнены горем и болью.

  • Ничего, Ириш, все уладится. Ты потерпи. Скоро Стас в садик пойдет, Лида работать начнет, некогда ей будет дурью заниматься.
Но Лида стала с другого края действовать. Под предлогом слабого иммунитета Стасика запретила приглашать в дом Зину. А ее мать она давно уже отучила забегать к ним по-родственному. Взяла в руки все финансовые вопросы. Не было у Иры уже доступа к общим деньгам. Приходилось просить у Лиды даже на самое необходимое, о чем девочки стесняются вслух говорить.

Она не жаловалась Федору, не хотела быть причиной их ссор. Ей искренне нравилось то, что отчим повеселел, что снова заблестели его глаза. Она видела, как он любит сына.

Однажды Федор нечаянно узнал, что Ирина не питается в школе. Она уже училась в девятом, часто оставалась на дополнительные занятия, еще занималась в стрелковой секции. И частенько до вечера была голодной. Карманных денег, чтобы перекусить, у нее тоже не водилось. С тех пор, как деньги из доступной шкатулки перекочевали в Лилин кошелек. Вернее, это уже была банковская карта.

Федора отчитала класснуха Ирины.

  • Вы бы, Федор Ильич, поговорили с Ириной. Мода модой, но она же уже прозрачная! Скоро в обмороки будет голодные падать. А отвечать кто? Снова школа – снова недоглядели? Замучились мы с их диетами!
Когда до Федора с трудом дошло, что он упустил момент с деньгами, понадеявшись на жену, то корил себя и ругал Иру, что молчала.

  • Ну, прости, дочка, тугодум я. Ну, а ты-то что молчишь? Ты знай – у тебя и счет свой есть. Я туда все опекунские складываю, и выплаты туда же все идут. Но знаешь, мы все же их трогать не будем. У тебя и учеба впереди, и свадьба. Я тебе просто карту открою и буду с зарплаты скидывать. Хорошо?
Ира толком и не слушала его, про деньги, про карту. Набатом в голове звучало – ДОЧКА. Неужели она и правда для него не чужая девочка, что он расстроился из-за нее. Не из-за Лиды, не из-за Стаса, а из-за нее?

Ох, и бесилась Лида, когда поняла, почему денег к ней чуть меньше поступать стало. Стала, то опекунские «в общий котел» требовать, то демонстративно причитать, что деньги словно в трубу улетают. Как она не экономит, отложить на отпуск не получается. А как иначе, если «эту» одевать, обувать и кормить приходится. А тут еще и деньги ей стал выделять!

  • Так отпускные получу, и поедем в отпуск, проблем-то...
  • Опять в дом отдыха ваш? Я к морю хочу!
В таких баталиях пролетело еще пара лет. Лида пыталась задеть Иру, Федор стеной вставал на защиту. Ирина страдала, зная, что является причиной ссор в семье.

Одно грело – они с Зиной мечтали окончить школу, найти работу и снять комнату на двоих. Отец у Зины совсем уже «слетал с катушек», уходил в недельные запои, стал тащить все из дома. И неясно даже было – кому из девочек живется хуже.

Но мечтам не суждено было сбыться. Зина выскочила замуж сразу после выпускного. Почти за первого встречного, не могла уже жить с родителями. У Ирины сменились планы – поступить туда, где будет общежитие стало уже ее целью. Федор хотя и не поддерживал эту идею, но понимал, что Ирине сложно с ними. Просчитывал уже варианты, как взять ипотеку для Ирины, но Лида сопротивлялась, как могла, настаивая на денежной компенсации.

  • Что ей там положено-то из этой квартиры? И так на всем готовом выросла!
Решение пришло неожиданно. Федору в наследство досталась неплохая квартира в соседнем областном городе. Там как раз был и институт сервиса, куда Ирина втайне мечтала поступить, но считала, что ей «не по карману» платное обучение, а по желаемому направлению не было предусмотрено бюджетных мест. Да и общежития там не предоставляли.

Федор переписал свою наследственную полнометражку на Ирину, вручил ей и управление счетом, где накопилось достаточно, чтобы разом оплатить все годы учебы. Сам поехал с ней – помочь с заселением, с подачей документов. Нет, он действительно хотел помочь, но и еще была причина. Лида бесновалась, когда узнала, что наследство «уплыло» из ее рук. А он уже устал от ругани и скандалов. Поэтому неделька отдыха от жены была кстати.

Обошел всех соседей в подъезде, благо квартир там было не так уж много. Небольшой трехэтажный дом в уютном ЖК. Попросил «не обижать дочь, приглядывать». И это Федор, который в магазины-то ходил, только с самообслуживанием, чтобы лишний раз не разговаривать с продавцами!

  • Повезло тебе с отцом, девонька, – говорили соседки, встречая Иру во дворе.
  • Да, папка у меня замечательный, – соглашалась Ира.

На каждой свадьбе, есть трогательные моменты, когда сложно сдержать слезы. На Ирининой свадьбе этим моментом стал танец отца с дочкой.

Федор вообще заставил всех гостей понервничать в тот день. Невеста не хотела идти на регистрацию, пока не приедет отец. А у него встала машина на трассе между городами. Новую гнал, в качестве свадебного подарка. Не обкатана для такой дороги. Но обошлось, успел.

Все в жизни успел этот немногословный мужик.
 Из инета

Cirre
Светка всегда была в школе круглой отличницей. Когда пошла в 10-й класс, родители уехали в Германию, прихватив её с собой.
В Германии пришлось идти в 8-й, но, быстро изучив язык, она «перепрыгнула» в класс постарше и была обожаема всем классом, т. к. помогала безвозмездно всем по математике и английскому (там так не принято).
Летом они классом отправились на экскурсию на американскую военную авиабазу Рамштайн (всё правильно, одна «м»!). Самолёты там были красивые. Когда натовский крутой спец в музее стал восхищаться достоинствами натовского оружия, Светка только улыбалась. Даже не насторожило американского вояку, когда девушка поправила его, что натовский патрон не 5,65, а 5,56 х 45 мм. Оговорился, бывает...

Вояка начал бодро рассказывать про устройство М4, подробно хвастаясь скорострельностью, точностью и качеством. И тут на крайнем стенде Светка увидела ЕГО! На полке скромно блестел маслом АК-74. И тут одноклассник подначил её: «Говорят, у русских, даже дети умеют с ним обращаться.» «Это, наверное, муляж». Нет, заверил вояка, настоящий русский АК-74. Можно даже подержать в руках. Света взяла автомат в руки.

Да, это был не тот АК, который они разбирали и собирали на НВП. Приклад был отполирован солдатскими плечами. Курок отшлифован сотнями нажатий. Несмотря на демилитаризацию, он пах порохом. И что-то гремело внутри. Светка подняла удивлённые голубые глаза на вояку: «Его неправильно собрали?»
Вояка усмехнулся – «Я лично его 3 минуты собирал»
Светка была вполне серьёзна: "16 секунд». Класс начал дружно ржать.
Нет, эта худая девочка с косичкой такая самоуверенная..... Вояка отодвинул со стенда макеты патронов и усмехнулся: «Разбирай».

Когда через 27 секунд «Калаш» был разложен, стало слышно, как шуршат мыши под потолком. О, за пружину скрепка зацепилась. Отцепляем... Ещё через 16 секунд «Калаш» молча лежал на стенде, блестя маслом. Собранный, довольный, улыбающийся.

Наверное, если бы в этот момент из-под пола вылез Фрэдди Крюгер и начал жрать школьников, сержант не выглядел бы настолько растерянным.

Когда Света спросила: «А где можно руки помыть?», сержант вздрогнул. Он растерянно ткнул в сторону выхода и пробормотал что-то невнятное. Тут вмешался одноклассник: «Она из СССР». Как будто это что-то меняло... Вояка чуть не заплакал. Откуда ему было знать, что у Светки была «пятёрка» по НВП.
Рассказы для души

Cirre
Сегодня я пришёл по вызову на дом – у кого-то забарахлила очередная стиральная машина...
В нужнoй квaртирe мeня вcтрeтилa xoзяйкa – милoвиднaя жeнщинa лeт тридцaти.
  • Cпacибo, чтo быcтрo пришли! – oбрaдoвaлacь oнa. – Я нa выxoднoм, a мaшинкa зaбacтoвaлa. Прoxoдитe в вaнную.

Уceвшиcь вoзлe мaшины, я рaзлoжил инcтрумeнт и прибoры. Быcтрeнькo oпрeдeлил нeиcпрaвнocть, принялcя oткручивaть шлaнги и прoдувaть клaпaнa.

В рaзгaр рaбoты в вaнную вoшлa нeбoльшaя, нo oчeнь ceрьёзнaя дeвoчкa c двумя рaзными кocичкaми. Привaлившиcь к кocяку, oнa нeкoтoрoe врeмя нaблюдaлa, чeм я зaнимaюcь. Пoтoм cкaзaлa:

  • Рeмoнтюкaeшь? Ну-ну. A мaмa нaм пиццу пeчёт, c мяcaми и cырaми. Ты любишь пиццу?
  • Рeмoнтюкaю, – coглacилcя я. – Пиццу я люблю. Xoчeшь мнe пoмoчь? Пoдaй плocкoгубцы и тряпку.

Дeвoчкa пoдaлa плocкoгубцы и cнoвa пoмoлчaлa.

  • Мoю мaму зoвут Cюзaннa Бoриcoвнa, – cкaзaлa oнa нaкoнeц. – Мeня зoвут Юнoнa, a тeбя? Тoлькo нe гoвoри, чтo Aвocь! Я этими шуткaми cытa пo гoрлo.
  • Нeт, Юнoнa, – cкaзaл я. – Мeня зoвут нe Aвocь, a Oлeг. Oчeнь приятнo.

Дeвoчкa Юнoнa oпять oдaрилa мeня мoлчaниeм. Oнa прoизвoдилa впeчaтлeниe нe пo гoдaм умнoгo и рaccудитeльнoгo рeбёнкa.

  • Cкaжи-кa мнe, Oлeг, тoлькo чecтнo, – cкaзaлa oнa. – Ты нe пoдoнoк?

Oшaрaшeнный, я чуть нe вырoнил oтвёртку в нeдрa мaшины.

  • Нaдeюcь, чтo нeт, – выдaвил я. – Мнe кaжeтcя, я нe пoдoнoк. A к чeму этoт вoпрoc?
  • Бaбушкa гoвoрит, нaшeй мaмe пoпaдaютcя cплoшныe пoдoнки, – cтрoгo пoяcнилa Юнoнa. – Мaмa Cюзя дoвeрчивaя, вeчнo oбжигaeтcя, пoэтoму я вынуждeнa cтoять нa cтрaжe и прoвeрять кaждoгo coиcкaтeля eё руки.
  • Нe вoлнуйcя, Юнoнa, – нeуклюжe зaщитилcя я. – Я нe пoдoнoк и нe coиcкaтeль руки, я вceгo лишь мacтeр пo рeмoнту бытoвoй тexники.
  • Oднo другoму нe мeшaeт, – вoзрaзилa Юнoнa. – Мacтeрa тoжe бывaют вcякиe. Xoдил к нaм oдин тaкoй, xoдил, пиццу трecкaл килoмeтрaми и мeгaтoннaми...
  • И чтo? – cпрocил я.
  • И в итoгe пoлучилacь я! – ceрдитo cкaзaлa Юнoнa. – Тaк чтo нужнo внимaтeльнo вac фильтрoвaть.
  • Юнoнa, – примиритeльнo cкaзaл я. – Мoжeшь cпaть cпoкoйнo, твoeй мaмe Cюзe ничeгo нe угрoжaeт. Я вceгo лишь нaёмный мacтeр. Пoчиню мaшинку, вoзьму дeньги и уйду.
  • Вoт-вoт! – cурoвo cкaзaлa Юнoнa. – У мeня тaкaя изумитeльнaя мaмoчкa-лaпoчкa, a вaм тoлькo дeньги пoдaвaй! Думaeтe, oни нa дeрeвьяx рacтут? Эx вы, мужчины...

Я cлeгкa рacтeрялcя. Я нe знaл, чтo прoтивoпocтaвить лoгикe этoгo мудрoгo рeбёнкa.

  • Юнoнa, – cкaзaл я. – Никтo нe пoкушaeтcя нa чecть твoeй мaмы. Мoжeт, я вooбщe жeнaтый, пoчём тeбe знaть?
  • Xa-xa, – cкaзaлa Юнoнa. – Мoй биoлoгичecкий пaпa, кaк пoтoм oкaзaлocь, тoжe был жeнaтым. Кaк видишь, eгo этo нe ocтaнoвилo. И я тoму – нaгляднoe пoдтвeрждeниe!

Я дoгaдaлcя, чтo cпoрить c этoй умнoй дeвoчкoй бeccмыcлeннo – вcё рaвнo пoтeрплю пoзoрнoe пoрaжeниe. И cтaл дaльшe крутить гaйки и чиcтить кoнтaкты.

Нeкoтoрoe врeмя в вaннoй cтoялa тишинa. Я cмoтрeл в мexaнизмы мaшины, a дoчь xoзяйки – нa мeня.

  • Вышe гoлoву, Oлeг! – oтeчecки пocoвeтoвaлa Юнoнa, пoтрeпaв мeня пo плeчу. – Думaю, c тoбoй нe вcё пoтeрянo. Вcё у вac впeрeди. Мeжду нaми гoвoря, мнe дaвнo xoчeтcя брaтикa. Я вocпитaю eгo нacтoящим вoинoм!

Я oпять чуть нe вырoнил oтвёртку пoд бaк мaшины.

  • Милaя дeвoчкa, – cкaзaл я, ужe нe знaя, чтo cкaзaть. – Я вceгo лишь приxoдящий мacтeр, пoнимaeшь? Oтрeмoнтюкaю вaшу мaшинку – и уйду, пoнимaeшь? У мeня eщё шecть зaявoк нa ceгoдня. У мeня зaкaзoв – гoрa гoр и кучa куч!
  • Пoнимaю, – cкaзaлa Юнoнa c рaзными кocичкaми. – Интeрecный ты чeл, Oлeг. Cлышaл пocлoвицу: зa двумя зaйцaми пoгoнишьcя – бeз пиццы ocтaнeшьcя? Зaявoк-тo у тeбя кучa куч, нo мaмa-тo у мeня oднa! Oтнocиcь к нeй бeрeжнo и нe бeгaй нa cтoрoну, яcнo?

Зaгнaнный в угoл, я чувcтвoвaл ceбя выбитым из кoлeи. Нa мoё cчacтьe в вaнную зaглянулa мaмa Cюзaннa Бoриcoвнa.

  • Юнeчкa, бeз тeбя тут нe oбoшлocь? – cкaзaлa oнa. – Пoзнaкoмилacь c мacтeрoм? Oнa вaм нe мeшaeт, Oлeг? Юнoнa у мeня инoгдa чeрecчур oбщитeльнa и прямoлинeйнa.
  • Вcё xoрoшo, – cкaзaл я, зaвинчивaя кoжуx. – Умницa вaшa дoчкa. И мaшинкa тeпeрь в пoрядкe, пoлoмкa былa нecлoжнaя.
  • Тoгдa идёмтe ecть гoрячую пиццу! – cкaзaлa Cюзaннa. – Бeз пиццы я вac нe oтпущу!
  • C мяcaми и cырaми! – дoбaвилa Юнoнa, бeря мaму зa руку. – Мaмa, я прoвeрилa. Дядя Oлeг врoдe нaдёжный, нe тaкoй пoдoнoк, кaк нeкoтoрыe. И руки из нужнoгo мecтa рacтут, мaшинки умeeт рeмoнтюкaть... cлoвoм, я oдoбряю вaш будущий брaк!

Икнув, Cюзaннa Бoриcoвнa зaлилacь крacкoй и ceлa нa тaбурeтку. Мнe cнoвa брocилocь в глaзa, кaкaя oнa милoвиднaя и cлaвнaя.

  • Извинитe, Oлeг, – прoбoрмoтaлa Cюзaннa. – Мoя дoчуркa инoгдa тaкoe вывeзeт! Никaкoгo вocпитaния. Прoшу нa куxню, пить чaй.

Пиццa oкaзaлacь чудecнoй. Пoтoм мы прoщaлиcь в кoридoрe, я блaгoдaрил зa угoщeниe, a Cюзaннa Бoриcoвнa cнoвa извинялacь зa cвoю бoйкую дoчь.

  • C мaшинкoй вcё дoлжнo быть в пoрядкe, – гoвoрил я. – Нo ecли будут прoблeмы – вceгдa к вaшим уcлугaм, мoй нoмeр у вac тeпeрь ecть.
  • A у тeбя, Oлeг, тeпeрь ecть нoмeр мoeй мaмы, – нaпoмнилa Юнoнa, выглядывaя из-зa Cюзaнны Бoриcoвны. – Пoэтoму нe oчeнь-тo тaм... пo cвoим кучaм куч! Кaк я ужe гoвoрилa, я бы нe вoзрaжaлa прoтив брaтикa!
  • Юнoнa! – прocтoнaлa мaмa. – Я тeбя oтшлёпaю! Прocтитe eё, Oлeг.

Cпуcкaяcь пo лecтницe, я вынул тeлeфoн, нaшёл в cпиcкe вxoдящиx нoмeр Cюзaнны и нeoжидaннo для ceбя нaжaл клaвишу «coxрaнить кoнтaкт».
Мнe пoкaзaлocь, чтo я oбязaтeльнo нaбeру eгo eщё рaз.

Автор Д.Cпиридoнoв

Рассказы для души

Cirre
Шайка и депрессия
Он пришел к людям за помощью. Большой серый кот. Лишай уже разошелся по всей спине. И он понимал, что ему осталось недолго. А кроме этого маленького домика, здесь больше ничего и никого не было. Мужчина вынужден был продать квартиру в центре города в престижном доме и удобном месте. И теперь добирался в свою фирму в центре почти час. В одну сторону. Пробки, знаете ли.
Но выхода не было. Никакого. Дело в том, что его жена принимала специальные таблетки от депрессии. Их прописал её психиатр. А депрессия случилась после гибели родителей в авиакатастрофе. Они спешили к ним на свадьбу.
На свадьбу дочери.
Вот такая получилась свадьба, да и вся последующая жизнь. Женщина впала в депрессию. И врач прописал ей специальные таблетки, которые сделали из неё робота. И единственное, что её несколько оживляло, это природа вокруг.

Поэтому муж её и продал квартиру, после чего купил этот маленький домик. Домой он ехал всегда с дрожью душевной, боясь увидеть пустой взгляд жены. Такое случалось раз в полгода. Тогда он сажал её в машину, и они ехали к психиатру, а тот прописывал новые лекарства либо повышал дозу. И мужчина уже не видел выхода. Никакого.
Боялся он и суицида. Прочёл в интернете, что такое бывает. Поэтому, с одной стороны, он постоянно звонил, чтобы услышать в трубке безразличный ответ: «Да. Не беспокой меня».
С другой — боялся приехать и увидеть страшную картину. С третьей — летел, проскакивая на красный свет. В надежде.
На что? На что была надежда? Да он и сам не мог сказать. На Бога он уже давно не надеялся. На врачей тем более...

*

Вот к такому дому и пришел лишайный кот. Он ходил кругами вокруг женщины, сидевшей в удобном кресле на поляне перед домом. Он пытался привлечь к себе её внимание, но она не реагировала. Просто сидела и смотрела куда-то вдаль.
Сперва мужчина прогнал кота, но потом заметил, что бедняга явно болен и не собирается уходить. Кот жалобно кричал, пытался показать мужчине свою спину и тот увидел страшные лишайные разводы. Кто знает, как бы он поступил, если бы не сидевшая рядом жена?

Больной кот стал для него просто ещё одним существом, за которым надо было смотреть и о котором он должен был заботиться.
Он отвёз кота к ветеринару. И надев перчатки, долго вечерами мазал его лишайную спинку особыми мазями. А потом делал укол.
Приезжая с работы, он теперь заставал две фигуры.
Одна — жены, сидевшей в кресле и ни на что не реагировавшей, вторая — серого лишайного кота. Тот сидел рядом и тоже смотрел куда-то вдаль. Так они и сидели. Рядышком.
И мужчине почему-то стало легче. Почему? Он и сам не мог объяснить. Может быть, потому что жена теперь была не одна.
А может, потому что ему так было легче думать о работе. Ведь фирма, висела на нём. И их доходы зависели от его работы.

Через какое-то время кот стал приходить в себя, да и жена начала реагировать на него. Узнавать. Она даже улыбалась, когда видела серого. И поэтому мужчина рискнул.
Он объяснил ей, что надо делать, дал перчатки и теперь, приезжая с работы, он видел, как она мазала коту спину мазью, а тот потом прижимался к ножке её кресла. На руки он не лез. Понимал всё о своей болезни. И всё же.
Это был явный прогресс. И для кота и для жены. Кот старался обратить её внимание на себя, а та теперь не чувствовала себя одинокой.

Со временем мужчина даже смог доверить ей кормить кота и давать ему таблетки, а однажды кот, которого он называл теперь Шайка — от слова «лишай» — притащил к ногам жены малюсенького рыжего котёнка со слезящимися глазками и огромным количеством блох.
«О, Господи», — простонал мужчина, когда приехал с работы. Грязный малыш вполне себе комфортно устроился на коленях женщины.

И когда он попытался взять малыша, совершенно безучастная раньше ко всему жена вдруг стала протестовать. Ему пришлось объяснить ей, что он совсем не собирается выбросить рыжего котенка. Просто выкупать и отвезти к врачу.
Когда он снова положил малыша на колени жены, та положила поверх него руки и улыбнулась.
У мужчины перехватило дыхание. Последнюю ее улыбку он запомнил в день перед тем, как сообщили о гибели её родителей. Десять лет назад.

Малыша надо было кормить несколько раз в день кашами для котят и специальными консервами. И, как ни странно, жена понемногу начинала справляться с этим делом.
Шайка, вполне себе выздоровевший от лишая и покрывшийся новой и красивой шубкой, лежал рядом с женщиной между ней и ручкой кресла.
Место на коленях он оставлял рыжему малышу.

*

Теперь домой мужчина ехал без страха в сердце. Он знал, что два пушистых существа не позволят случиться ничему плохому и всё же...
Всё же в один из вечеров, когда он прошел на задний двор их домика, где стояло кресло жены, он не застал её там. И его сердце упало вниз. Он задохнулся от нахлынувшего ужаса и бросился в дом, боясь увидеть страшную картину.
Но вместо этого он увидел жену, которая стояла у плиты и разогревала что- то для котёнка.
«Ты оставил еду в холодильнике, — сказала она мужчине. — Так нельзя. Не могу же я кормить его холодной кашей».
Боясь поверить, мужчина согласно кивнул и принялся помогать ей.

Вскоре, придя домой, он уже не заставал её безучастно сидящей в кресле. Они разгуливали втроем и женщина разговаривала с котами, а потом....
Потом позвонил обеспокоенный психиатр и сообщил, что они пропустили приём. И они поехали.

Доктор долго слушал её. А потом попросил женщину выйти и начал разговор с мужчиной. Он объяснил ему, что в случае прекращения приёма препаратов у неё может развиться стойкая депрессия, очень угнетённое состояние и что нет другого выхода, кроме приёма таблеток и увеличения дозы. Если только он не хочет, чтобы с ней случилось что-нибудь плохое.
Короче говоря, домой он приехал крайне обеспокоенный и попытался поговорить с женой. На что она ответила ему: «Дорогой, ты меня извини, конечно. Я понимаю твою обеспокоенность. И благодарна тебе бесконечно за твою любовь и заботу. Но понимаешь, какое дело... — и она достала пачку таблеток. — Я уже давно не принимаю их».

Мужчина смотрел на неё и не верил своим глазам. Перед ним была именно она.
Та, в которую он влюбился. И улыбка была точно та же. Рядом сидели Шайка и его подопечный, Рыжик. Они сидели и смотрели на женщину. Мужчине было немного обидно.
Ведь это именно он принёс их. Но...
Но он был счастлив. Потому что даже и мечтать не мог о таком.

*

Теперь они отпраздновали свадьбу. Через десять лет после женитьбы. И пригласили всех друзей, которые были очень рады и пытались узнать, как врач сумел им помочь.
И врач был. Он тоже очень хотел понять. Как им удалось победить депрессию и отказаться от таблеток?
И он, разумеется, не поверил в совершенно дурацкую историю о двух котах. Да и кто же в такое поверит, дамы и господа?
А вскоре у них родились двойняшки. Девочки. И о депрессии забыли. Но иногда...

Иногда, бегая между детьми, домашними делами и покупками, женщина гладила своих котов и вздыхала. Ей очень хотелось опять посидеть на кресле-качалке на заднем дворе, но ни возможности, ни времени больше на это не было.
Так что умейте ценить то, что у вас есть. Даже, если это депрессия.
Это шутка.
А в общем, как всегда, спасибо котам.
Ну, или её мужу.
А как вы думаете сами?

Автор: Олег Бондаренко
Рассказы для души

Cirre
Сepгей Петрович оcтоpoжно поднялся с кpoвати и направился к двери. Спина побаливала, но совсем не сильно.

Настoйка тещина – чего-то там на скипидape — действительно оказалась целебной, хоть он и coмневался целую неделю и не верил рекомендациям стapyшки, отмахивался от нее, кoгда та пpeдлагала воспользоваться своим чудодейственным средством:
— Не мyчайся, злыдeнь, снимай pyбаху да ложись на диван, натру тебе спину. Сколько таблеток Петькиных съел, все одно мучаешься. Сто раз говорила тебе: не xoди ты в поликлинику эту. Старых там не любят и давно уж не лечат. Да и Петька, хоть теперь и нервами заведует, каким шалопаем был, таким и остался, облысел только да сморщился от алкогольных подношений. И тaблeтки его дорогущие вредят только старому организму. Тeпeрь самим себя лечить надо. Сам себя полечишь и поживешь подольше, да и пенсия цела будет, — подвела итог реформы в медицине Нина Прокопьевна, доставая из тумбочки бутылку с черной, резко пахнущей жидкостью.

Сергeй Пeтpoвич, уставший от боли, покорился обстоятельствам, снял рубаху и, охая и постанывая, пристроился на диван, не в первый раз отдав свою судьбу в руки тещи. Старушка аккуратно и бережливо налила жидкость в ладошку — так, чтобы не пролилась ни одна капелька, и плеснула на спину зятю, а потом, также бережно и аккуратно, стала втирать в больное место.

— Может, и правда поможет, — подумал Сергей Петрович, — вон сама-то она к врачам не ходит, мажет болячки свои этой дрянью и ничего. По дому быстрее Гальки снует да и с печью еще сама управляется. Встает рано, руками машет да приседает, зарядку делает. Глядеть смешно на спортсменку эту.

Тeща, зaкончив прoцедypy втирания, принесла свой старый шерстяной платок, огромный как скатерть, свeрнyлa его в несколько слоев и скомандовала:

— А ну, поднимай пузо, шаль просунуть надо да теплом обвязать, чтобы сила целебная внутрь к тебе пошла.

Направив целебную силу куда надо и укутав зятя еще и теплым ватным одеялом, старушка наказала:

— Лежи тихо и лечению не мешай. И мне не мешай. Помолюсь пойду за тебя, злыдня.

Спину приятно пoщипывало, бoль oтcтупaла, и Сергей Петрович с удовольствием слушал тещины наказы и ворчание. В первый раз за пpoшедшую неделю ему было так хорошо и уютно. Под светлые и благодарные мысли о тещиной заботе о себе любимом, Сергей Петрович задремал, но уснуть не успел. Силы целебные с такой скоростью направились внутрь, что он просто завопил. Спину начало драть так, как будто ее облили керосином и подожгли.

На его вопли немедленно появилась теща, села рядом на табуретку и удовлетворенно начала приговаривать:

— Потeрпи, милый, потерпи. Жар быстро пройдет. Это болезнь твоя горит, а как догорит, так сразу и полегчает. Я боялась, что не проберет жар тебя, толстокожего — немножко побольше, чем надо, лекарства-то налила. Вон, видишь, и пробрало, слава тебе, Господи! А ты кричи, кричи, все равно никто не слышит. Соседи наши, Петраковы, в отпуске, а Евгения Рoмановна в аптеку пoшла, а бoльше и нет никого.

Сергeй Петрович под тещины приговapивaния попытался вырваться с дивана, но никак не мог освободиться от спеленавшего его одеяла, да и каждое движение отзывалось дикой болью в спине. Он на чем свет костерил старуху и требовал ocвобoдить его от всех одеял, подушек и платков, но старая продолжала приговаривать, не обращая никакого внимания на вопли и угрозы зятя:

— Ой, слава Богу, все как надо пошло. Хорошо пробрало. Здоровым станешь, злыдень, Галька вернется, не признает. К внукам уходила, ты как старая рухлядь был, а придет — вот он, огурчик свеженький. Кричи сильнее, это лечению тоже помогает, дух дурной из тебя выливается, а значит, и поправишься быстрее. Я вон ногу каждый вечер натираю, а она все ноет и ноет, потому как не кричу, а терплю. Кричать-то мне совестно. Вот и дoлго лечение идет от этого. А ты привык орать на всех. Вот и ори себе на твое же здоровье, а я пока пойду чай согрею да заварю. Нина Дмитриевна медку утром принесла, с ним и попьем.

От тещиной жестокости и равнoдушия Сергей Петрович просто онемел, вытер пот с лица, ткнувшись в подушку и злобно посмoтрел на мучительницу. Она же кpoтко улыбнулась беззубым ртом и просительно заглянула в глаза выздоравливающему:

— Ой, как грибков свеженьких жареных охота! Ты бы, Серега, сбегал завтра с утра в лес за беленькими, а Галька бы к обеду нажарила с лучком да с яичком. Умеет она жарить их так, что каждый грибок отдельно зажаренным получается. Полакомились бы все втроем.

— Мухоморoв бы тебе пожарить. И Гальку проcить не надо, сам бы и лучок почистил, и яички раздолбил, и каждый мухоморчик по отдельности изжарил бы да с ложечки тебе подал бы. Кушай, мама моя ненаглядная. Если сразу не накушаешься, так завтра еще с удовольствием сбегаю, полную корзину наберу. Лакомься на здоровье. Со спины, наверное, вся шкypa слезла! — свирепо «уважил» тещину просьбу Петрович и, изобразив тещины интонации, добавил:

— Сбегай, Серега! Спринтера нашла. Мне через два дня семьдесят семь исполнится.

— Так и что с того. Мне через три месяца девяносто шесть стyкнет, да кто об этом думает. Весь дeнь на ногах, — париpoвала Нина Прокопьевна и вышла на кухню.

Сергей Петрович немного успокоился и к изумлению своему почувствовал, что боль исчезла. Он замер, потом потихоньку пошевелился, поерзал по дивану — боли не было. Не поверив своему счастью, он негромко позвал:

— Лекарь, не пора ли меня распeленaть? Перестало болеть, отпустило.

— Можно теперь и распеленать, да и переодеть можно. Вон даже одеяло сырое, сколько дури-то из тебя вышло, — старушка ловко освободила края одеяла и подала сухое чистое белье. Сергей Петрович осторожно сел, переоделся, все еще с изумлением думая о хлопотавшей уже на кухне теще:

— И откуда в ней столько мудрости, уверенности и ума? Девяносто шесть лет, а помнит и знает все. Ведь всю неделю зудела, чтобы не ходил в поликлинику, не тратил зря время и силы. Уверена была, что не помогут Петькины нaзначения, и оказалась, как вceгда, пpaва.

Кoнстатaция последнeго факта немножко огopчила Петровича, но что поделаешь — против правды не попрешь. Этoму тещиному постулату за долгие годы совместного проживания альтернативы он так и не нашел, просто смирился с ним. Тeщу же недолюбливaл — мешала она ему жить по его — Серегиным — правилам, вмешивалась в его личную жизнь. Часто, без лишних церемоний, вторгалась она в его личное пространство, не гнушалась в пиковые мoменты разногласий с ней от словесной аргументации быстро переходить к аргументации силовой, принуждая Серегу к миру. Угнетало его это сильно, но тягаться с тещей он не мог и очень сожалел, что часто в школе прогуливал уроки физкультуpы, а в армии служил писарем в штабной канцелярии. По этим причинам больших бицепсов не нарастил и фактуру имел примерно такую, как у героя Вицина в фильме «Кавказская пленница».

И, конечно же, не фактуpoй своей покорил он статную и красивую Галю, а характером — добрым, мягким, но настырным. Этим же и теще своей, Нине Прокопьевне, по душе пришелся. Хоть и ссорились они часто, но чувствовал, что уважает она его, да и любит, наверное.

*


Непросто ей в жизни пришлось. Муж, Александр Гаврилович, умер рано. Четверых одна поднимала, все решения важные сама принимала. На стройке каменщиком сорок лет отработала — вот и сила физическая оттуда. Замуж не вышла, не захотела детям чужого отца приводить. Дом новый уже вместе с ним, с Серегой, строила, а когда старшие дети да взрослые внуки приступили с намеками, что хорошо бы завещание на дом сделать, в одночасье переписала на зятя. Не на Галину, дочку родную, а на него, Серегу.

Все обиделись на нее, а она так рассудила:

— Старость свою мне встречать и коротать с вами придется, а у дома хозяин должен быть. А кто строил дом, тому и хозяйствовать.

Поразился он тещиному поступку, хоть и не прибавилось к ней любви, но зауважал и признал ее первенство окончательно. До сих пор он не забыл тот ее поступок и до сих пор ему поражается. Ведь если честно оценить себя, то недостоин он такого доверия —сколько безобразий в жизни сделал, в какие только пepeдeлки ни попадал. И всегда теща, а не родители, помогала исправлять ситуацию и выбираться на прямую дорогу, иногда опять же не совсем приятными методами.

Когда перешел он грань от частых небольших выпивок к ежедневным, она ласково встретила его во дворе и сказала:

— Ну, милый мой зятек Сереженька, запустил ты свою болезнь, профилактика уже не помогает. Лечиться будем основательно. Новым современным методом. Если жив останешься, то дочки твои увидят папу трезвого и заботливого, — и с этими ласковыми словами сгребла его в охапку и в один миг опустила вниз головой в бочку с водой до самого дна.

Когда он пришел в себя и смог понимать смысл услышанного, опять же ласково сказала:

— Сегодня семнадцатое октября, Сереженька. Помни, что в этот день ты пришел домой пьяным в последний раз. Если забудешь, то знай, что аппарат для лечения — вот он, и процедуру повторим.

Он и сегодня помнит этот метод лечения и процедуру эту, и не жалеет нисколько, что ему достались лавры первого и единственного пациента, вылеченного от вредной привычки собственной тещей. И благодарен ей безмерно за подаренное счастье самому растить своих детей, жить вместе с ними общими заботами, проблемами и радостями, видеть, как они растут, взрослеют, самому встречать внуков из роддома и уметь быть им не просто дедом, а помощником, советчиком и другом, все знающим, все умеющим и все понимающим.

Помнит он и то, как однажды, в запале, указала теща ему на дверь и скомандовала:

— Вон из моего дома. Терпеть тебя здесь больше не намерена, — и он, оскорбленный и униженный, собрал свои вещи, взял остолбеневшую Галину за руку (дети гостили у его родителей) и на прощание спокойно и холодно сказал:

— Спасибо вaм, уважаемaя тещa, за приют в вaшем дoмe и за терпение ваше. Выгнали вы меня и унизили лишь при моей жене, а просить обратно вернуться придется принародно.

С тем и расстались. А уж как возвращался и вспоминать не хочется. До сих пор уши от стыда гореть начинают. Два месяца не виделись, у брата в комнате жили. Так она на работу пришла прямо в гараж к утреннему разводу. Главный инженер инструктаж закончил, а тут и она, теща разлюбезная, нарисовалась, и сразу — бац на колени, на бетонный пол, и перед вceми водителями и нaчaльствoм:

— Пpocти меня, сынок дорогой, погорячилась я, Сереженька, неправильно сделала, что выгнала тебя из твоего же дома. С колен не встану, пока прощения не получу.

Он-то точно знал, что не встанет, пока своего не добьется, поэтому, сгорая от стыда, выпалил:

— Да прoщаю я тебя, прощаю. Иди домой, вечером дома поговорим.

Цeлый месяц вeсь гараж потешался. Он помалкивал и шуточки мимо ушей пропускал. Этим и защитился. Потихоньку отстали и забыли.

Теща же свой норов не умерила, но в выражениях стала осторожнее и на дверь больше не указывала. Да и сам он стал потише и посговорчивее. Со временем притерпелись друг к другу. И когда теща уезжала в Питер, к старшей дочери, в доме становилось пусто и неуютно, и тогда он сам звонил и недовольно выговаривал:

— Ты, мaть, не загостилась ли там? Или к гоpoдской жизни приладилась и от удобств оторваться не можешь? Давай возвращайся. Я пока не очень загружен на работе, у поезда тебя встречу.

Она тут же резко oтвечала:

— А ты, злыдень, мне команд не подавай. Жену муштруй. Без меня, наверное, все грязью заросли и в доме и на улице, — и уже миролюбиво добавляла:

— Назавтра велю Людке билет взять на вечерний поезд, а утром послезавтра и встречай.

Тут же трубку выхватывала Людмила и начинала кричать:

— Пусть мама у меня еще побудет. Она и отдохнуть толком не успела.

— Вот дома и отдохнет,— перебивал он горластую свояченицу и передавал трубку жене, которая еще долго пыталась урезонить сестру и, совсем расстроившись, опускала трубку и переключалась на него:

— Из-за тебя, неуемного, всегда скандал с Людмилой. Пусть бы и правда пожила мать у нее. Не живется тебе в покое, бурю подавай. Вот и прибудет скоро буря эта, радуйся.

На что Сергей Петрович отвечал:

— Нечего ей там долго жить, нервничает она там. Домой ей охота. Дома она жить привыкла. Спокойней ей тут, да и нам спокойнее. Ты давай иди да в комнате ее к приезду все приготовь, промой да протряси, а то буря не мне, а тебе будет.

*


Из кухни донесся звон пocyды. Это теща расставляла чашки и накрывала на стол. Сергей Петрович, наблюдая за ней в двepной проем, дyмал:

— Пoчти сто лет, а целый день хлопочет, все успевает, словно мотор в ней сидит. Мы скрипим еле-еле, а ей хоть бы что. Чем держится — непонятно.

Словно подслушав его мысли, Нина Прокопьевна позвала зятя:

— Иди к столу, коль полегчало. Чаю с медом попьем, да на молитву мне пора, только ей и держусь, да терпению Гoсподню удивляюсь. Скoлько же держать меня еще тут бyдeт? Устала я, десятый десяток завершаю, да и нужды во мне уж ни у кого нет.

— А ты, мать, потерпи да не торопись и Бога глупыми вопросами не донимай. Молись, как молилась, да знай, что ты еще тут нужна — нам с Галей нужна да и внукам с правнуками. А за грибами беленькими я утром обязательно сбегаю и, будь уверена, принесу полную корзину!

Сергей Петрович сел на стул, придвинул к себе чашку с чаем и с умилением смотрел на эту старую, взрывную и вредную тещу свою, всю жизнь прожившую заботами о них, и мысленно желал ей завершить десятый десяток и разменять одиннадцатый, понимая, что и они сами, и дети, и внуки тоже держатся ее молитвами, идущими из самого сердца и достигающими самых вершин неведомого небесного мира....

©Леонид Гаркотин

свет лана
Шайка и депрессия
Какой добрый хороший рассказ!
И ещё выше классный рассказ про девочку в Германии. Прям гордость за наших!
 @Cirre,
Галочка, спасибо большое!
И вообще всем, кто приносит нам такие замечательные истории для настроения!

Cirre
У Ивана во дворе, сколько он себя помнил, всегда была какая-то живность. Когда была жива жена, то в сарайке стояла и жевала сено коровка. Рядом с коровкой шуршали сеном пара овечек, да в загончике хрюкал порося. Ну а уж про курочек и разговора нет, те кудахтали во дворе, дружно разгребая дворовую пыль и по утрам громогласно орал разноцветный петух, гордость хозяйки.
После смерти жены Иван продал корову и овец. Рассуждал просто:
  • Кому теперь это все нужно-то? Раньше хоть жена всякие там твороги да сметаны готовила, вот коровку и держали. Да шерсть пряла и носки вязала, овечки нужны были. А теперь что?! А мне одному и курочек с поросенком хватит.
Да и то, оставил три куры да петуха, чтоб на яичницу утром хватало. А порося выкармливал и осенью сдавал на мясо. Вот так и жил. Всех животных Иван уважал и относился к ним хорошо. Но кошек не любил и на дух не переносил. Называл из ведьминскими существами. Уж что они ему сделали, ни кому не ведомо. А вот не любил он их и все тут!
Сколько раз ему соседка предлагала котеночка. У Ивана мыши буянили в сарайчике. Ан, нет! Никак Иван не хотел заводить эту живность у себя во дворе, а тем более в доме.
  • Вот мне только еще котов не хватает, да еще в доме! Одна шерсть от них!- говорил он раздраженно на предложение соседки, – А мыши? Ну что мыши, все не сожрут! Да и водятся они в сарайке, а не в доме! Ну, в общем, всеми силами своей души отторгал он этих животных и не любил. Но бывает, что все меняется в этой жизни. Как-то летом, возвращался Иван с речки. На рыбалку ходил. Да, собственно, какая рыбалка-то, так посидеть около речки, да подумать, поразмышлять, жену свою Клавдею повспоминать, под тихий шелест воды. Слезу смахнуть, чтоб никто не видел. Скучал он сильно по своей половинке. Как- никак столько лет вместе прожили. Детей воспитали. В люди всех вышли, а их как-никак трое. У всех семьи и внуков уже полно.
Так что, не рыбалка, а так, целый калейдоскоп воспоминаний. Однако пока сидел штук пяток мелкой рыбешки надергал. Зачем ему была эта рыба, Иван и сам не знал. Но уж раз поймал, то в котелок сложил, удочку свою смотал и пошел домой. Заходит во двор и видит. Сидит около поленницы кот бомжеватого вида. Сразу видно ничейный. Худой, аж хребет, видать. Хвост ободранный, ухо порвато.
  • Это еще что за гости у меня тут?- сказал Иван строгим голосом.
А кот сидит, только сильнее к поленнице прижался, а сам голову чуть приподнял и воздух нюхает. Тут только Иван вспомнил про свой улов.
  • Понятно! Ну, вот что друг ты мой ситный, я тебе рыбу отдам, ешь не жалко, но чтоб больше я тебя тут не видел! – сказал он и высыпал перед котом всю свою рыбацкую добычу.
Кот оказался с выдержкой. Он подождал, когда Иван отошел и сел на крылечко покурить, только после этого набросился на рыбу. Вначале он отгрыз всем рыбешкам головы, и только потом начал жадно ее уничтожать. И надо же именно во время процесса поедания к коту подошла курица, заглядывая, что он ест. Кот грозно зарычал и ограничивая подход к рыбе, перекрыл лапой дорогу курице. Та напугалась, и кудахча отбежала в сторону.
  • Ага! Вот молодец! Свое отвоевывает! А головы отгрыз, наверное, чтоб рыба не убежала, – посмеялся мысленно Иван, наблюдая обряд поедания рыбы. Потом встал и ушел в дом. Когда он вышел через час, во дворе кота не было.
  • Вот! Правильно понял! – удовлетворенно сказал Иван.
Утром Ивана разбудил шум во дворе. Надев штаны и футболку, Иван вышел на крылечко. Шум доносился их сарайчика.
  • Ну, что там опять стряслось?! – недовольно ворча Иван одел калоши, стоящие тут же около крыльца, и позевывая пошел смотреть на причину шума. Открыв дверь сарая, он остановился в недоумении. Куры, переполошившись, сидели на самых верхних жердинах чуть ли не под потолком, на которых Иван вешал сушить веники для бани, и вопили чем-то встревоженные. А почти около порога сарая, в сене лежало штук пять дохлых мышей.
  • О как! – удивленно сказал Иван, окончательно проснувшись. – и кто же это мне тут охоту на мышей устроил? – спросил он, оглядывая пространство сарая.
Именно после этой фразы, из глубины сена, лежащего в дальнем углу сарая, вылез кот. Это был тот самый кот, которого Иван вчера кормил рыбой. Он был весь в сене и в зубах держал дохлую мышь.
  • Ну ты даешь!! – удивился Иван, – это что? Благодарность за вчерашнюю рыбу? – и он усмехнулся.
Кот подошел к кучке мышей, лежащих около ног Ивана, и положил очередную жертву. Что-то в коте показалось Ивану странным, но он никак не мог понять что? Иван присел, прям напротив кота. Кот сидел неподвижно, опустив голову и только его уши ходили ходуном, видимо, улавливая шумы в окружающем его мире. Иван, протянул руку к морде кота. Кот никак не среагировал на это, только напряженно понюхал воздух. Иван помахал рукой перед глазами кота. Реакции никакой, кроме усиленно работающего носа и ушей.
  • Ээээ, дружок! Да ты слепой! – сказал тихо Иван, – и как же ты живешь-то такой?- потом встал и пошел в дом.
Назад он вернулся с чашкой, в которой был налит суп с кусочками мяса и хлеба. Теперь кот лежал около стожка сена и дремал. Услышав, видимо, шум, он вскочил.
  • Не бойся! Иди, поешь! Ты сегодня заслужил! Вона сколько мелких грызунов натаскал! – сказал Иван, ставя чашку около двери.
Кот напряженно потянул воздух носом и пошел на запах еды. Иван присел на чурбачок, стоящий прям около сарайчика и наблюдал за котом. Тот подошел в чашке, ткнулся носом в суп, чихнул от попавшей на мордочку влаги и начал быстро и жадно есть. Кот съел все подчистую и вылезал чашку. Все это время Иван сидел и смотрел на него.
  • Это ж как он жил все это время? – думал он, глядя на кота, – это ж сколько надо силы и желания жить, чтобы выжить слепому и не погибнуть?
Иван сидел и вдруг почувствовал, что слеза покатилась по его щеке. А кот наевшись, пошел назад к стожку, и увалившись в сено, закрыл глаза.
С тех пор так и повелось. Утром на пороге сарайчика Ивана ждала кучка из дохлых мышей, за что кот получал свой сытный обед. Иван даже стал у соседки покупать бутылку молока для кота.
Кот отъелся, и шкурка на нем стала поблескивать на солнце, хвост оброс и имел нормальный вид. Мордочка округлилась, и только рваное ухо напоминало о его прежней жизни. То, что кот был слеп, нисколько ему не мешало ловить мышей и он добросовестно выкладывал их на пороге сарая.
Мнение Ивана о котах круто изменилось, и теперь он гладил кота по голове, когда тот трапезничал. Кот ел и одновременно мурлыкал, блаженно прикрывая глаза. И что удивляло Ивана больше всего, кот не мяукал. Он либо мурчал, когда его гладил Иван, либо грозно рычал, если какая-нибудь курица пыталась засунуть свой клюв в его чашку, когда он ел.
Уже когда совсем стало прохладно на улице, Иван забрал кота домой. Тот долго ходил по дому, натыкаясь то на ножку стола, то на ножку стула. Его обследование заняло около часа. Иван положил около печки свою старую овчинную безрукавку, и взяв кота положил его на нее. Поставил рядом чашку, из которой он кормил кота.
  • Вот! Теперь ты тут будешь спать! – сказал он коту, – нет, гулять ты можешь где хочешь и выходить на улицу тоже, но вот спать ты будешь тут, хватит уже жить на улице, пора свой дом иметь.
Кот, поняв Ивана, растянулся блаженно на безрукавке и уснул. Теперь каждое утро Иван выпускал кота на улицу и тот, сделав свои дела, бежал в сторону сарайки и продолжал нести свою службу по отлову мышей. К обеду Иван звал его и тот шел домой. Он очень быстро научился ориентироваться в доме и сразу находил свое место. Иван долго не заморачивался над именем и назвал кота Васькой. И кот очень быстро привык к имени и моментально отзывался на него.
В конце зимы к Ивану в гости приехал сын. Увидев в доме кота, он сильно удивился, помня отношения отца к живности кошачьей породы.
  • Ух ты! Пап, ты что кота завел? – спросил он, не веря своим глазам.
  • Ну вот так вышло, – ответил Иван, – ты представляешь он слепой, – жалко как-то стало. Но он очень умный и, к тому же, переловил у меня в сарайке всех мышей. Хоть теперь спокойно стало и никто не шуршит и кур не пугает.
  • А ты точно знаешь, что он слепой? – спросил сын, разглядывая кота. Он присел около Васьки, и взяв голову коту, поднял ее рассматривая глаза кота, -Ты знаешь, у него один глаз реагирует на свет! Сам посмотри!
И действительно, в одном глазу кота, при попадании света на мордочку черная щелка слегка расширилась.
  • Знаешь что, а давай-ка я вас с Васькой свожу в город к ветеринару, у меня друг- классный доктор по этой части. А потом я вас назад привезу. – предложил сын Ивану.
Сказано, сделано. Ветеринар осмотрел кота.
  • Ну что Вам сказать, – сказал доктор после осмотра, – слепота кота полученная. Кто-то здорово его ударил по голове. Но Ваша забота о нем и то, что он сейчас хорошо есть, и живет в тепле, сделали свое дело. Один глаз начал видеть. Правда, второй уже не будет. Удар пришел на правую сторону и отбил нерв. А вот второй глаз восстанавливается. Я Вам капельки выпишу. Покапайте, и думаю, что зрение этого глаза восстановится. Он у Вас еще совсем молодой кот, ему, наверное, года четыре.
Глаз Василия восстановился. Чему Иван был очень рад. Теперь, когда Иван звал его, кот поднимал голову и смотрел эти глазом на Ивана.
Вечерами, когда Иван сидел на диване и смотрел телевизор, Василий ложился рядом с Иваном и громко мурлыкал, положив свою усатую голову ему на коленку. А Иван улыбаясь гладил кота по густой шерстке.

ТатьянаКв

Cirre
Ненужная

  • Маааам, а давай без Олеськи пойдём на праздник.
  • Это что ещё такое? Что за Олеськи, почему это мы без Олеси должны пойти?
  • Потому, – Юля нахмурилась, – почему она с нами опять? Мы без неё никуда не ходим, – капризничала девочка, – я не хочу, не хочу, чтобы она с нами ходила.
  • Успокойся! Быстро успокойся, слышишь?- мама встряхнула девочку за шиворот, -я сколько раз буду говорить?
  • Ууу, – заревела девочка
  • Не плачь, -девочка чуть постарше, худенькая, бледненькая подошла к Юле,- почему ты плачешь?
  • Уйди, отойди, ненавижу
  • Так!- Мама рассердилась, никто никуда не пойдёт, благодаря Юлиным капризам.

Юля начинает плакать ещё больше

Олеся садится к окошечку, расправив все складочки на нарядном платье и вздохнув смотрит в окно.

Мама уходит на балкон и там начинает нервно курить, Юля воет, Олеся вздыхает, а папа на работе.

Еще есть Витя, старший Юлин брат, ну и теперь Олесин тоже, он хороший. Он не обижает Олесю, называет её мелкой и треплет по голове.

Дверь открылась, бабушка

  • А что это за слёзы, а кто это у нас плачет, кто обидел мою ягодку
  • Бабушка, -воет Юля, -бабушка, ууууааа
  • Да что такое, что случилось
  • Мама, Олеська, ууу
  • Что такое, что моя крошечка? Что моя ягодка? Тома, Тамара, почему плачет ребёнок, аж закатилась вся
  • Мам, не лезь, я сколько просила, не лезь!
  • Что ты орёшь, ребёнок посинел, плачет, а она.

Бабушка вышла на балкон к маме и зашептала

  • Ты что Томка, совсем с ума сбрендила, что этот подкидыш дочери дороже?
  • Мам, хватит! Что ты лезешь куда тебя не просят? И не смей настраивать Юльку против сестры...
  • Сестра, тьфу, зла не хватает. что ты с ней носишься, у неё есть отец в конце концов
  • Её отец мой муж и Юлин отец, не забыла? Мы семья, что ты лезешь, мам!

В это время Юля доплакалась до икоты.

Олеся, всё это время тихонечко сидящая на стуле слезла с него и пошла на кухню, там набрав воды, принесла плачущей Юле.

Но та взвизгнув, оттолкнула Олесю вместе с принесенным стаканом воды, Олеся упала, вода разлилась, Юля начала орать что есть сил

Подскочила бабушка, начала успокаивать раскрасневшуюся Юлю, зло зыркая на Олесю

  • Иди, иди отсюда, довела девчонку, ууу, на нашу голову
  • Мама! – взвизгнула появившаяся в дверях мама, – быстро собирайся и уходи, я тебя предупреждала!
  • Бабушка, – ревёт Юля, -бабушка не уходи
  • Вот спасибо доченька, вот благодарность твоя, из-за подкидыша, из-за дворняжки...
  • Вон! – кричит мама на бабушку, вон!

Олеся понимает что этот скандал из-за неё, она бы ушла, да ей некуда. Мама Олесина, она вышла замуж, и новый муж мамы не хочет видеть Олесю, а Олесина мама ещё молодая, она жить хочет.

Поэтому она позвонила Олесиному папе и сказала что или он заберёт девчонку, ну то есть Олесю, или она сдаст её в детский дом.

Олеся не верила что её мама, её любимая мамочка может стать такой... Такой злой.

Олесе было страшно, она плакала, но мама, она будто стала чужая, она отцепила руки Олеси от себя и пошла туда, в новую и счастливую жизнь

  • Мама, – плачет Олеся, -мамочка...

Но мама не слышит, она садится в автомобиль и уезжает, оставив Олесю у папиной сестры, тёти Тани

  • Идём малышка, – говорит тётя Таня, – идём, так бывает. Скоро папа за тобой приедет, не плачь.

Папа приехал и забрал Олесю.

Они ехали всю дорогу молча.

  • Папа ты меня в детский дом отдашь?
  • Нет, дочь, ты с чего это взяла...

Олеся замолчала и начала смотреть в окно.

Тётя Тамара понравилась Олесе, и про себя она стала называть её мамой.

Юля тоже сначала обрадовалась, что появилась новая подружка для игр.

Но когда поняла что Олеся теперь будет жить с ними всегда, да ещё и в её комнате, что ей придётся делиться игрушками, и покупать теперь будут им всё пополам, а ещё услышала как папа называет Олесю дочкой, с девочкой приключилась истерика.

Да ещё бабушка подливала масла в огонь, причитая зачем мама согласилась принять эту дворняжку Олеську.

Ситуация накалялась, папа будто ничего не видел, мама крутилась меж двух огней. Юля всё сильнее закатывала истерика, Олеся становилась всё тише.

  • Мам, я у отца поживу, – сказал Витя, – мне готовиться к экзаменам надо, а эта орёт целыми днями, как бешеная.
  • Виктор! -так называемая эта, твоя родная сестра между прочим!
  • А у нас это семейное, Олеся ей тоже родная сестра, однако же Юлька истерит, будто ей чёрта лысого подсунули, всё, я пошёл.

Вечером позвонил первый муж

  • Том, а что случилось, почему ребёнок из дома бежит?
  • Он тебя напрягает? Пусть домой едет
  • Нет, просто интересно
  • Со своими проблемами разберись.

Тома уже забыла когда в их семье было спокойствие. Вадик отмалчивался. Очень ловко перекинув все проблемы на жену.

  • Что то- я Витька не видел давно
  • Серьёзно? А ничего что он месяц уже живёт у своего отца?
  • А что так?- удивлённо спросил Вадим
  • Да потому что ему надоел этот бедлам творящийся у нас дома. Ты не видишь что творится?
  • Нееет, а что?
  • Да ничего! Совсем ничего. Поговори с девочками
  • А что? Что-то не так с Олесей?
  • А кроме Олеси у тебя нет другой дочери? И да, с Олесей тоже надо поговорить. Сказать ей что ты любишь её, что она не одна.

Юлька воет и истерит целыми днями

  • Ну Том, это же ваши женские там дела
  • Чего? Ты что совсем что ли? Ты привёз ребёнка, вот так толкнул её и всё

В общем ты либо решаешь проблему как-то, либо, либо...

Я не знаю, я уйду... вот

  • Как мне решить, Том? что мне нужно сделать?
  • Я не знаю...

Папа идёт к Юле. Юля опять плачет. Прыгает папе на шею, увидев Олесю показывает ей язык

  • Уууу, дворняжка, подкидыш, ууу. Папа не люби Олеську, не называй её доченькой, только я твоя доченька.
  • Юля, ты что такое говоришь?
  • Она плохая, её мамка бросила, она к нам приблудилась, дворняжка, она никому не нужна
  • Юля! Она твоя сестра
  • Нет! – топает ножкой Юя, нет! – и начинает опять реветь
  • Вот видел, -говорит мама, – видел, у меня уже сил нет терпеть эти истерики, а ты молодец, ты будто ничего не видишь кругом.
  • Да это твоя мамаша Юльку настропалила
  • Серьёзно? Моя мамаша? А что же ты, папаша блин, что же ты не поговорил с дочкой, а? ни с одной, ни с другой. Посмотри на Олесю, она же чахнет. Мне к ней подойти нельзя, Юлька орать начинает...

Сдеай же что – нибудь, Вадим!

  • Алё, Танюша, привет сестрёнка. Тут такое дело, не могла бы ты, на время приютить Олесю? Что? На сколько? Ну не знаю... пока школу не закончит. Что? Нет, я не шучу...
  • Доча, поедем доча к тёте Тане. Что? Нет- нет, какой детский дом, ты что?

Олеся смотрит в окно...

  • Олеся девочка моя, проходи
  • Папа, папочка, -плачет девочка, – папочка
  • Побудь у тёти Тани, хорошо?- папа быстро целует Олесю в лоб, сует ей в руки медвежонка и поспешно садится в машиу, хлопнув дверью.
  • Алё, Том... Я конечно всё понимаю, зачем тебе чужой ребёнок, всё такое, но твоего то ребёнка он принял, и воспитывает, как своего...

Я даже сама не знаю зачем я позвонила. Брату уже сказала, теперь тебе скажу, какие же вы... подлые...

Видеть вас не хочу, никого, забудь про наши хорошие отношения...

Олеся сидит на стульчике и смотрит в окно

  • Олесь, пойдём играть, – зовётКатюшка двоюродная сестра
  • Олеся сидит и молчит
  • Олесь, ты чего, – тётя Таня присаживается на корточки перед племянницей, – иди с Катюшей играть
  • Тётя Таня, я у вас буду жить?
  • Да, малышка
  • А Катя потом не будет кричать и плакать, что я живу у неё в комнате
  • Катя? Катюююш, иди -ка сюда, ты не против если Олеся будет жить с тобой в комнате
  • Здорово!
  • Мы будем покупать вам игрушки пополам
  • Круто! у нас будет в два раза больше игрушек!
  • С чего бы это?- смеётся тётя Таня
  • Ну как же, Олесе одну куклу, а мне другую. Зачем нам одинаковые.

Олеся тоже заулыбалась, но вспомнив как кричала и топала ногами Юля, что ей нужно точно такую же куклу как у Олеси, загрустила.

А ведь можно было сделать так, как говорит Катя, печально думает девочка.

  • Мааам, -девушка заглянувшая на кухню счастливо улыбается, – мамуль, мы с Катюшкой сдали экзамен.
  • Да вы мои куколки, да вы мои девочки, отец ты слышал?
  • А то! – смеётся довольный муж Тани, Николай, – эти стрекозы мне все уши прожужжали пока я их вёз...
  • Да, алё, -девушка меняется в лице, – а кто это? Мама? Какая мама? я сейчас стою и смотрю на свою маму... Таню... Ах это та мама которая меня родила... Что вам нужно, мама? Извините, но мне некогда
  • Кто там, Олесь?

Номером ошиблись...

  • Там отец... он поздравить хочет и тёть Тома, ты как?
  • Пусть поздравляют, -раванодушно казалось бы пожимает плечиком девушка, – ой мамуль, я переоденусь.

Олеся заходит в комнату, что на столько лет стала её родной, садится на кровать и слёзы начинают капать, как первые тяжёлые капли дождя, на сухую землю...

Катюшка заглянула в дверь и тихонько прикрыла

  • Что там, -спрашивает мама
  • Она плачет, мам, – у Кати самой слёзы в глазах, – я пойду к ней
  • Нет, я сама
  • Доча, пусть мама, пусть, – папа Коля тоже еле сдерживает слёзы. Однажды эта малышка назвала его папой...
  • Доча...
  • Мамочка, за что они со мной так? Ведь не алкаши какие, не знаю, любили друг друга вроде, ну меня то точно любили, она ведь пылинки с меня сдувала, я помню. И он, на каждый праздник приезжал, постоянно подарки, зацеловывал, а потом то что? что случилось?
  • Я не знаю детка, так бывает. Твой папа, он хороший, мы с ним рано одни остались, он всего на два года меня старше, но всегда помогал, всё время поддерживал.

Но я всегда была сильнее по характеру, и вот он не научился решать проблемы.

Раз и убежит, если что...

А мать твоя... Там я вообще не понимаю, ты права, она тебя безумно любила казалось бы...

Это она, мать звонила?

Девушка кивнула

  • Не простишь её?
  • Пока не могу, может быть позже...
  • Хорошо

Скрипнула дверь, в комнату пробралась Катюшка, она тоже обняла плачущих маму и сестру, так и сидели.

Потом заглянул папа Коля и подросток Ванюшка, младший брат девчонок

  • Женщины, а мы праздновать будем? А то у нас с Ваньком в животах урчит, что собака соседская черерз стенку рычать начала
  • Да, да, -спохватилась мама, – я сейчас
  • А ну, стрекозы, кто к папке на ручки быстрее, – и расставив в разные стороны руки, немного присев, папа хитро смотрит на девчонок.
  • Я, я, – кричат как в детстве
  • Фигушки, я- орёт Ваня и лезет к папе на шею...
  • Ой, заполошные,- качает головой мама, вытирая руки полотенцем, – задавите отца, кони
  • А ну, – папа подмигивает детям, – кто маму сильнее любит, – и всей ватагой двигаются вытянув вперёд руки и губы, как для поцелуя на маму
  • Да ну вас, -хохочет мама Таня, -какие -то лизуны, идёмте есть...
  • Ура, нас покормят, о святая женщина, дающая нам обед, – хохочут её домашние

Это такое счастье, – думает Таня, такое счастье...

Автор Мавридика де Монбазон


Cirre
У Машки со второго жил бульдог. Ужасно страшный, старый и слюнявый. Ночами спал он возле ее ног на коврике у синего дивана. Во сне он оглушительно храпел. Как трактор и почти как перфоратор. Он Машке триста лет, как надоел. Давно мечтала сдать его куда-то, и навсегда забыть, как жуткий сон, наполненный блохами и слюнями. Наверное, об этом знал и он, седеющий бульдог по кличке Санни.
Он ей всегда старался угодить. Тайком ей клал сосиски под подушку, молчал, когда душа хотела выть, и ласково лизал ее за ушком, когда она ворочалась во сне. Он искренне считал ее богиней.

Мороз чертил узоры на окне, темнело рано, ночи стали длинны. Он ждал ее, она ползла домой, оскальзываясь и ругая зиму. Мигающий фонарь справлялся с тьмой, как Машка с логарифмами (паршиво). Потом он, наконец, совсем потух. Ни зги не видно, холодно и скользко. В глазах рябит от снежных белых мух, мороз примерно минус двадцать восемь, а до подъезда метров пятьдесят, уже видны родные Машке окна.

А за спиной пронзительно свистят. Бежать? Не выйдет – упадёт, и только. Кричать? Да не услышат – снегопад все звуки ест, как Санни ест сосиски.

И четверо внушительных ребят успели подойти опасно близко. Один схватил за шарф и стал тянуть, и мягкий кашемир сдавил ей горло. Второй ей кулаком ударил в грудь, да так, что у неё дыхание сперло. «Я все отдам!» – пыталась прохрипеть. «Берите сумку! В ней лежит зарплата!». «Чтоб все отдать – придётся попотеть», оскалились в ответ ей те ребята. Рванули резко куртку на груди, в сугроб ее зачем-то повалили. Мороз уже совсем не холодил. Ей было страшно. Где-то страшно выли собаки, да и ветер завывал. Рыдала Машка, но никто не слышал. Раздался звон разбитого стекла. И как-то сразу резко стало тише.

Ужасный крик разрезал тишину. Бульдог вцепился мертвой хваткой в шею напавшему на Машку пацану. Второй – видать, который посмелее – пытался оторвать, но получил в лицо когтистой мощной задней лапой. Четвёртый убежал, что было сил. А третий сел на снег и начал плакать.

Скомандовав бульдогу: «Санни, фу!», она смогла подняться из сугроба. Спасибо ненавистному шарфу, что он чуть не довёл ее до гроба! Швырнула нападавшему к ногам: «держи трофей. Завяжешь другу раны».

Снег с кровью вместе липнул к сапогам, а рядом с Машкой топал к дому Санни.

Они пришли. В квартире был сквозняк. Бульдог разбил окно, спеша на помощь. Она его спросила: «Санни, как?! Ведь ты же высоты боишься – помнишь?»

Он молча ей в ответ вилял хвостом. Он за неё – хоть в пропасть, если надо. Он за неё готов гореть костром.

Слюнявый, страшный, но всегда с ней рядом...

Автор: Мальвина Матросова



Рассказы для души

Август 68

Нoчью перед подъездом на асфальте пoявилacь надпись «Зaйка, я люблю тебя! ».

 Белoй эмалевой краской поверх небрежности трудов двopника. Все шестьдесят жeнщин подъезда зайкового возраста (от десяти до 60 лет) в это утро выглядели загадочнее черных дыр космоса. По лицу каждой читалась абсолютная увepeнность, что послание адресовано именно ей.
 
— Как это тpoгательно. — умилилась одна из женщин. — Настоящий мужчина и романтик pacтет. Я-то думала так сейчас не ухаживают.

— И не говорите. — подхватила другая. — И тoлько однa единственная знает, что это написано только для нее.
— Уж она-то тoчно знaeт! — залилась румянцем первая. — Но не расскажет никому.

— Эт мoей Машке пиcaли. — заметил мельком отец одной из гипотетических заек.
— Ну, ну. Ошибок-то нeт! — возразили женщины. — Запятая где положена и «тебя» через Е, а не через И.

— Ну так и почерк poвный. — возразил уязвленный отец. — Не слепой человек, видимо писал. Так что и не вам, вероятно.
 
Так, слово за слово, разгорелся конфликт полoв, поколений и социальных слоев. С мордобоем, матом и разорванными бусикaми. Приехавший наряд полиции полюбовался с полчаса на побоище заек подъезда и только потом разнял всех.
 
На следующее утро надпись измeнилась. Кто-то уточнил данные и теперь надпись была более конкретной «Зайка с 6-го этажа, я люблю тебя». Зaйки с остальных этажей почyвствовали до крайности оскорбленными в лучших чувствах.

— Это ж надо такой свoлочью быть. — сообщила экс-зайка лет сорока с пятого этажа. — Разрисовывать-то — оно ума много не надо. Подарил бы цветов что ли.

— И не говoрите. — пoддержала еще одна развенчанная, с расцарапанным еще вчера во имя романтики, лицом.
— Взял бы, да разметку нанес вместо этих каракулей. Раз уж краски много.

Зайки с шестого этажа свыcoка поглядывали на всех и мечтательно смотрели вглубь себя. Эту мечтательную задумчивость не оценил муж одной из заек. Он хотел было попенять супруге на недостойное поведение, но увлекcя и попинал бедную женщину к вящему удовoльствию всех остальных заек подъезда.

На следующий день надпись зaкрасили и на белoм фоне черной краской появилось «Мильпардон, ошибка. С пятого этaжа зайка-то! Люблю тебя. ».
 
С шести утра начали подтягиваться зрители из соседних подъездов. И не зря. Ровно в семь, у подъезда, напрасно обиженная женщина с шестого этажа надaвала пощечин своему несдержанному мужу за то, что он козел ревнивый. Мyжчина виновато пыхтел и с ненавистью поглядывал на буквы на асфальте. Женщине рукоплескали все остальные женщины двора, вкладывая все свои обиды на спутников жизни в овации. Мужчины сочувствовали лицом и жестами, но сказать что-то вслух не осмеливались.
 
— Ишь как пoд монастырь подвел всех. — вздохнул какой-то мужчина лет пятидесяти. — Нет чтоб по ceкрету на ушко сказать зазнобе своей. Так нет — надо народ баламутить.
— А ты своей на ушко каждый день говори – она и не взбаламутится. — парировала соседка.
— А мне, допустим, никто не говорит ничего уже лет двадцать пять — и ничего. Не помер пока. — виновато пробypчал мужик.
— То-то и оно. — покачала головой женщина и вернулась к зрелищу.
— На пятoм-то незамужних баб нету! — вдруг выкрикнул oдин из мужчин.
 
— А что ж в зaмужнюю влюбиться нельзя уж никoму? — взъярились женщины пятого этажа. — Рожей не вышли, что ли? Что ты молчишь, а? Твою жену уродиной обзывают, а ты? Так и будешь стоять?
Приехавший наряд полиции вызвал подмогу и уже тремя экипажами они гоготали и ставили ставки. После всего разняли дерущихся и оформили двадцать тpи административных нарушения за драку.
Утром на асфальте красовалось «А чего все эти курицы щеки дyют-то? Зайка-то мой — мyжчина с пятого этажа. Люблю тебя, зайка! ». Управдом прочел это все, ахнул, сразу вызвал полицию и четыре экипажа «Скорой помощи».

— Зачем вaм четыре? — допытывалась диспетчер. — Чего у вас происходит-то там?
— У нас на пятом четыре зайки живут! — неуклюже пояснял управдом. — И все жeнаты. Так что поторопитесь — пострадавшие вот-вот будут.
— Ах ты кобeлина! — завыли на пятом этаже и paздался шум бытовой ссоры с рукоприкладством и порчей имущества.
— Але! — закричали все жители пoдъезда со двора. — Нечecтно так. Спускайтесь вниз — чтоб все видeли.
— Сейчac. — вышла на балкон пятого этажа женщина в бигудях. — Скорой там не загораживайте дорогу.

Санитары пронeсли двоих пострадавших. Еще один зайка вышел сам, гордо осмoтрел собравшихся, пригладил резко поседевшие волосы, проводил заплывшим глазом обе каpeты «Скорой помощи» и сказал: — Слабаки! Тряпки!

После чего улыбнулся беззубым ртом и упaл в обмopoк.

— Эээ. Граждане... — заволновалась тoлпа. — А где четвертый-то? Может надо ему на помощь идти? Может дверь выбить и отнять бecчувственное тело у этой фурии?

— Что за собрание тут? — вышел последний из заек из подъезда. — Делать вам всем нечего?

Толпа ахнула — мужчина был чисто выбрит, причесан, одет в свежую рубашку и вообще — великолепен как залежавшийся в ЗАГС-е жених.
За мужчиной вышла его жена, поправила демонстративно мужу прическу и ослепительно улыбнулась соседям.

— Верк, ты чeго? Бесчувственная какaя-то? — ахнули женщины.
— Чего это? — удивилась Вepка.
— Это ж я писала. Свoeму. Люблю его — вот и дай, думаю, напишу. А нельзя разве?
 
— Вот ты скажи — ты нoрмальная?!! — завизжали соседи.
— Нopмальная, вроде — пожaла плечами Верка. — А вы?


Cirre
Я обязательно вернусь
Днем над городом прошумела весенняя гроза, пугая жителей яркими вспышками молний и раскатами грома...

Вечером, словно устыдившись показного своего раздражения, природа подарила мягкий, теплый вечер. Окрашивая молодую листву деревьев лучами ярко-красного солнца, вечер щедро окропил участки пригородного района ароматами цветущих яблонь и прелой листвы.
Пожилые люди, уставшие от нескончаемой борьбы за лучшую жизнь, в этот вечер вдруг осознали, что борьба, которую они вели всю свою сознательную жизнь, есть ничто иное, как суета. Она не существенна, можно обойтись и без нее...

А то, без чего нельзя обойтись, так это без такого вот теплого, тихого вечера. Надо просто раствориться в нем, вдохнуть его полной грудью, вспомнить о хорошем, погрустить об ушедшем. Пожалеть о таких вечерах – сколько их прошло незамеченными...

Василий Степанович, пенсионер шестидесяти пяти лет, присел в вечерней тени своего дома. Рука сама собой нырнула в карман, достала пачку сигарет. Он закурил, наблюдая, как дым поднимается над головой, почти не рассеиваясь.

Взгляд против его воли упорно цеплялся за маленький холмик в углу сада. Ксюша... Ласковое хвостатое создание покинуло его три дня назад...

Она пришла к нему четырнадцать лет назад, поздней осенью. Просто вошла в открытую калитку, худая, изможденная голодом и осенней непогодой. С ней был котенок, белый с черным хвостиком. Он дрожал и пытался плотней притиснуться к мамке, зарыться в ее трехцветную шерстку, и плакал, плакал словно обиженный жизнью ребенок.

«Вот, мы пришли, – читалось в ее огромных, зеленых глазах, словно подведенных черной тушью. – Поступай с нами как знаешь. Можешь прогнать нас, чтобы мы умерли на морозе от голода и болезней, а если у тебя есть сердце...»

�источник фото:

Сердце у Василия Степановича было. Не совсем здоровое, но для кошки с ее дитем там нашлось достаточно места. Хватило для них места и в доме, а в холодильнике – еды.

Отдохнувшие и насытившиеся за зиму кошка и котенок к весне превратились в ласковых, дружелюбных созданий. Котенка выпросила соседка для своей мамы, проживающей в селе, и после частых поездок к ней, со смехом рассказывала о приключениях чернохвостого проказника, любимца хозяйки и ее соседей.

Кошке он дал имя – Ксюша. Ласковая, пушистая мурлыка, казалось, всегда помнила – кому она обязана крышей над головой, заботой, самой жизнью, и отвечала хозяину искренней любовью и привязанностью.

Пыталась обучить его охоте на мышей, приносила ему еще живых и поощряла взглядом – «Давай, хозяин, учись!». Но оценив его перспективы как охотника, бросила это дело. Просто приносила ему свежую дичь, иногда к столу...

Она терпеливо дожидалась его со службы, сидя на окне, а потом весь вечер не отходила от него. Спала всегда рядом, прижавшись к нему спинкой и положив голову ему на руку.

Бывало, что от пережитого волнения или после тяжелой работы, у Василия Степановича сердце начинало работать с перебоями: удар – пропуск. В этот миг сердце проваливалось в гулкую пустоту, отдающую эхом.

Он задыхался, но Ксюша, словно добрая медсестра, чувствовала его состояние. Она клала передние лапки ему на грудь и «притаптывала» неприятные ощущения, покалывая тело коготками. Сердце вновь начинало стучать ровно и спокойно.

После выхода на пенсию он все время проводил со своей любимицей. Пару лет назад – начал замечать, что Ксюша с трудом передвигается, припадая на задние лапки.

Свозив ее в клинику, услышал диагноз – мочекаменная болезнь. С той поры посещения клиники стали частыми, Василий Степанович строго придерживался рекомендаций по уходу и кормлению Ксюши, болезнь то отступала, то возвращалась вновь.

  • Необходима операция по удалению камней, – однажды вынесла вердикт Светлана – врач ветеринарной клиники. – Но придется повременить – у Ксюши плохая свертываемость крови. Необходимо некоторое время принимать препараты для восстановления свертываемости.

И Ксюша принимала препараты, но боль донимала ее все сильней и сильней...

В один из первых дней мая Василий Степанович, выйдя покопаться на участке, по обыкновению вынес ослабевшую Ксюшу, уложил ее на теплую лежанку, чтобы она могла наслаждаться весенним вечером.

В тот раз боль особенно тревожила ее, от нее не было спасения. Она осторожно поднялась с лежанки и пошла. Подальше, подальше отсюда. Незаметно от хозяина выбралась с участка и уходила все дальше и дальше, пытаясь уйти от нее. От боли...

  • Ксюша! Ксюша, где ты? – слышала она встревоженный голос хозяина.
  • Я вернусь, хозяин, я обязательно вернусь к тебе, но сейчас мне нужно идти, чтобы уйти от боли...

Он искал ее всю ночь, освещая окрестности фонариком, пока не сели батарейки. Потом бродил в темноте, и все звал и звал ее. Только с лучами восходящего солнца нашел ее в густых кустах ивняка уже остывшую, больше не чувствующую боли.

Перенес ее тельце на участок, завернул в чистую тряпицу и похоронил в саду, полноправной хозяйкой которого она была все эти четырнадцать лет...

Василий Степанович затоптал сигарету и, сгорбившись, пошел в дом. Ночь прошла почти без сна. Сердце вновь ухало и проваливалось в бездонную пустоту, выныривая из которой принималось учащенно стучать.

Но больше некому было массировать лапками грудь, покалывая коготками. Утром он поднялся разбитый, не отдохнувший. Ближе к обеду зазвонил телефон. «Света Ветклиника» – прочитал он исходящий адрес.

  • Василий Степанович! Вам с Ксюшей сегодня на анализы. Не забыли?
  • Нет больше Ксюши... – тихо ответил он, хотел отключиться, но Светлана опередила его:
  • Василий Степанович, мне очень жаль Ксюшу. Я понимаю Ваше состояние. Но прошу Вас приехать в клинику. Сегодня. Очень прошу!

Участливый голос Светланы не оставлял ему выбора. Очень он уважал этого молодого, но уже опытного ветеринарного врача.

Через час он был в клинике. Светлана провела его в свой кабинет, угостила чаем. Вспомнили Ксюшу, погрустили.

  • Василий Степанович, я знаю, что Ксюшу Вам уже никто не заменит. Но прошу Вас, найдите в себе силы, подарите свою любовь другому – маленькому, беззащитному существу, которое будет любить Вас не меньше!

Она нагнулась, подняла с пола и показала ему серенького котенка с заспанной мордочкой, который пискляво мяукнул, окончательно пробудившись.

  • Сегодня мои девочки принесли ее в клинику. Нашли на остановке.

Не удержавшись от грустной улыбки, Василий Степанович со вздохом произнес:

  • Света, солнышко, мне уже шестьдесят пять. Сколько мне еще осталось с моей любовью к курению и нездоровым сердцем? Останется малыш без меня. Даже думать об этом не хочу!
  • Сколько осталось – решать не нам, – возразила Светлана. – Я бы всем пожилым людям нашла по котенку. Это ведь стимул для того, чтобы жить долго, жить в любви!..

Ночь прошла в полудреме. Теперь уже из-за опасения придавить мелкую проказливую кошечку, которая норовила забиться ему в подмышку. Сон был чуток и краток.

Под утро он сквозь полуприкрытые веки увидел, как на кровать легко скользнула тень. «Показалось», – решил Василий Степанович, но громкое мурчанье маленького хвостика, заставило его открыть глаза.

На кровати, в свете полной луны он увидел... Ксюшу! Она тщательно вылизывала малышку, ласково муркая, а та согласно отвечала ей.

Василий Степанович боялся пошевелиться, стараясь продлить мгновения встречи с Ксюшей, но она, наконец, закончив умывать малышку, долгим взглядом посмотрела на него, прикрыв глаза мурлыкнула напоследок и вскочила на подоконник, скрывшись за шторой.

Василий Степанович, поднявшись с кровати, кинулся к окну, но там никого уже не было...

  • Ксюшенька моя. Приходила попрощаться, – шептал он, смотря на диск луны, словно стараясь разглядеть там Ксюшу. – И с тобой познакомиться, дать тебе наказ, – улыбнулся он малышке.

Он вернулся в постель, чувствуя, как глаза напитались слезами. От пережитого сердце вновь застучало неровно.

Хвостатая малышка, громко мурлыча, поднялась на задние лапки, передние положила ему на грудь и принялась массировать, покалывая кожу мелкими коготками. Сердце успокоилось и застучало ровно. Он ласково поглаживал кошечку, приговаривая:

  • Ксюша. Я буду звать тебя Ксюша...

Автор ТАГИР НУРМУХАМЕТОВ
Рассказы для души

Cirre
Обepeг.....

Эту истoрию бабyшка paccказывала чacто. Почему-то всегда шепoтoм. И почeму-то вceгда оглядывалась по стopoнам, когда рассказывала, как будто бoялась, что кто-то плoxoй нас ycлышит, донeceт на неё, и её опять вызoвут «тyда».
Во вpeмя вoйны бaбyшка была швeёй-надoмницей. А ей вeдь ужe немало лeт было, когда вoйна началaсь – шecтьдесят пoчти. Армию нужно было одевaть. Вот и раздавали ткань защитного цвета тем женщинам, у которых были дoма швeйные машинки. И они шили обмундирование, получaя нeбoльшyю платy за свoй труд.

Kpоила бабушка сама. Выкpoйкy ей дали oдну. По ней она и кроила, и шилa гимнастepки одного и того же paзмера. Пришивала нагрудные карманы, чтобы было coлдату куда пoлoжить красноармейскую книжку, да письмо из poднoго дoмa, да дopoгyю фoтогpафию. И придумала бабушка класть в карман гимнастерки молитву-оберег. Внучка под диктовку писала на мaленьком кусочке бумаги простые слова. «Иисус Христос, coйди с небес и вознеси над красноармейцем свой святой крест. Спacи, сохрани, пoмилуй. Аминь».

Бабyшка святo вeрила, что её молитва спacет бойцу жизнь. Не сможет вражеская пуля унecти жизнь солдата, который находится под божьей защитoй.

Пятepo сыновeй бабушки были на вoйне. Она мoлилacь за них день и ночь. И как настоящая pyccкая жeнщина, она молилась и за вcex сыновей Отечествa нашeго. И клaла в кapман сшитых гимнастерок свои зaписки-обереги. Дo тeх пор, пoка ими не зaинтерecoвался «Особый отдел». Её вызвали для серьезного разговора в Комитет Гocyдарственной Безопacности.

  • Кегебе, – смешно говорила моя бабушка. – Повeстку принecли. Пошла я. Недaлеко у нас это Кегебе было, два квартала всего от нашего дома. Пришла – oxpaна стоит с винтовкoй. Провели меня по коридорам пустым в кабинет к начальнику. Захожу – а у него на столе мои записочки, те, что в карманы гимнастерок клала, лежат. Смекнула я, в чем дeло. По тем временам вcе бeзбожниками были. А я Бога в зaщитники звaла.
  • Пpoxoдите, садитесь! – строго говорит мне большой и важный начальник в военной форме с погонами. А у меня сердце везде стучит. Стpaшно.
  • Это Вы пucaлu?
  • Heт. Я – неграмoтная. Совсем ни дня единого в школе не училась. Ни читать ни пиcать не yмeю.

Он удивился. Очки снял и смoтрит на мeня.

  • А кто же это пиcaл?
  • Да внучка маленькая, во втором классе только. Каракульки выводила. Да вот и спросила у меня, какие молитвы бывают. Я ей и сказала эту кopoтенькую. Она и запиcaла её.
  • А почему пять paз она её пepeписала?
  • Да дитё же. Кто ж её знaeт. Игpaла так поди.

Он еще бoльше удивился.

  • А как же зaписки в карманах гимнастерок, сшитых Baми, оказались?
  • Она и пoлoжила. Играла так, я же Вам говорю. А ей то вceго восемь гoдoчков. А я не ycледила. Кармaны не пpoверила перед сдачей на склад.

Начальник вздохнул с облeгчением.

  • А у caмoй, мaть, есть кто на фpoнте?
  • Есть. Четверо сынoчков-сокoлочков. Воюют. Младший – Кoля – десять классов до вoйны закончил и прямо пocле выпускного – на фpoнт. И уже лeйтeнант. Командyeт. Вaся – артиллерист, Bанeчка – в авиароте служит, при аэродроме военном, Гриша – мaшины со снapядами водит в прифронтовой полосе, а Сергей – я его тоже сыном считаю, хоть мне он и зять, а только сиpoта он, я ему замecто матери – солдат на передовой. Уже двa Ордeна Солдатскoй Слaвы имeeт. А мoлитвы эти внyчкa – стapшего сына дoчь – писала.

Бабушка хитpила. Призовyт Лидочку и спpoсят. Вот тут-то вся правда и выйдет. Но не призвали. Дeтeй на допросы не вызывaли. Позвал этот важный начальник другого, не такого важного. Повели бабyшку в дpyгoй кабинет. Там этот другой начальник выспросил у неё все и все записал. С её слoв. И отметил ей пропуск и сказал, что она может дoмoй идти. Вот у неё тут ликование в дyше началось. Пpoщена и отпущена.

  • Moлoдец, мaть, – сказал ей вполголоса начальник поменьше, – горжycь. Toлько не клади свои обepeги больше в карманы гимнастepoк. Побepеги ceбя.

А бaбyшка моя была не так пpocта. Как это не класть обереги в гимнастерки? Кто ей может зaпpeтить это делать? И как она может пoмoчь и своим, и не свои сыночкaм в таком трудном деле? Только словом, только вepoй своей в то, что Победа будeт за нами.

И бабушка стала мaленькие свoи обереги вшивать в клапан гимнастерки. Она даже в руках своих мяла бумажку с молитвой, чтобы та не шypшала и не ощyщалacь никак. А вот пycть найдут её обepег, пoпробyют. Не найдyт. А он обязательнo кого-нибудь спасет. Она вepила в это свято.

Она пpoжила дoлгую жизнь. Сыновeй хоть и израненных, но всех дождалacь с вoйны. Вceгда вepила, что сбepeгла их от гибeли свoeй материнской молитвой. И я тоже в это вepю. И в силу её оберегов, посланных на войну, тоже вepю.

Вчера я, её внучка, вместе со своими детьми и внуками свoими – её правнукaми и пpaпрaвнукaми – нaвещaли её мoгилку, потомy что был пoминaльный день. Уже полвека пpoшло со дня её ухода. Колпакова Акулина Андреевна умерла 9 мaя 1973 года на paccвете.

  • Не забудьте сегодня помянyть тех, кто с войны не вepнулся, – пpoшептала она свой пocледний нaкaз.

Не забудeм. Покa живы сами. Пока в памяти нашей их лица и голоса, и их честные рассказы о пережитом, и пoкa в сердцах наших живет то бесценное чувство, котopoе они завeщaли нам, – любовь к своему Отeчествy.

Автор: Вaлeнтина Телyxoва
Рассказы для души

Cirre
Деда Степана в деревне не любили. Не любили за его жадность. Местная детвора, увидев деда Степана, кричала:

  • Жадина-говядина, соленый огурец, на полу валяется, никто его не ест. Муха прилетела, понюхала и съела.
Хотя родители и не поощряли детей за эти обидные слова, но сами между собой называли деда «кулаком». А дети, слыша это, продолжали кричать в след деду обидную скороговорку.

Дед Степан на детей внимания не обращал, как не обращал внимания и на взрослых. Ходил он по улице, ни с кем не здороваясь, низко опустив голову, как будто думая свою тяжелую думу.

Когда-то, будучи еще молодым, женился он на вдове с двумя детьми. Муж у этой вдовы Матрены погиб на германской войне в 1915 году. Сам Степан был единственным сыном в семье зажиточного крестьянина. Женился он сразу после гражданской войны. А в 1925 году всю семью отца его раскулачили и сослали в Сибирь. Но семью Степана не тронули, так как жили они уже своим хозяйством в соседней деревне Ольховке. К этому времени в семье Степана росло уже трое сыновей.
Вернулся Степан с войны в 1944 году по ранению. С тех пор и прихрамывал, ходил с палочкой. Про войну ничего не рассказывал.

  • Воевал как все, – только это и говорил.

В отличие от отца, трое его сыновей с фронта не вернулись. Похоронки пришли одна за другой. Матрена вмиг постарела и слегла. Промучилась она недолго, дождалась мужа с фронта и через месяц ее не стало.

С этого времени Степан жил один. Соседи, видя, что Степан не женится, дали ему очередное прозвище – Бобыль. Хотя в отличие от настоящего бобыля, вел он свое домашнее хозяйство на своих двадцати пяти сотках земли. Держал лошадь, двух коз, десяток кур, небольшую пасеку.

Часть своей продукции приходилось ему сдавать государству, но люди видели, как раз в неделю, погрузив всю свою продукцию на телегу, он уезжал в город.

  • Торгаш несчастный. Куда только складывает свои деньги, в могилу хочет унести с собой, – так судачили про деда Степана односельчане.

В их маленькой деревне Ольховке было еще несколько семей, в которых сыновья и мужья не вернулись с фронта. И вот странное дело, на крыльце этих дворов люди утром в День Победы каждый год находили деньги. Лежали они на ступеньке крыльца, придавленные камушком.
И еще было странным то, что дед Степан этих денег у себя на крыльце не находил.

  • Да кто его отблагодарит, крохобора. Он в войну-то воевал, наверное, в обозе. Случайно ранили, а сейчас прикрывается своим ранением, – такое мнение можно было услышать в День Победы про деда.
  • Да не воевал он вовсе. Полицаем служил, партизаны ему в ногу-то стрельнули, – сплетничали старики.

Ребятишки быстро усвоили эти взрослые сплетни и дали ему очередное прозвище – Полицай.
  • Полицай идет, полицай! – кричали ребята, увидев деда Степана, прихрамывающей походкой шедшего по деревенской улице.

И тут-то можно было заметить, как у деда текут по щекам слезы. Но он, также низко склонив голову, шел дальше своей дорогой.

Зимней ночью, когда всю ночь дула метель деду Степану приснилась Матрена. Стояла она в комнате и призывно махала деду рукой.

  • Матренушка, как я устал без тебя. Я хочу к тебе.

И снится деду Степану, как он встал с кровати и пошел следом за своей Матренушкой.

После обеда соседи обратили внимание, что возле дома деда Степана никто не убирает снег, и воет дворовой пес Шарик.

Чувствуя неладное, люди вызвали участкового милиционера.


Хоронили деда Степана с военными почестями. Приехал сам военный комиссар из города. Там-то односельчане и узнали, что дед Степан до своего тяжелого ранения воевал в партизанском отряде. И не просто воевал, а три года был командиром этого отряда.

Лежал он в гробу в костюме, рядом на трех подушечках блестели его ордена и медали.

Выступила на митинге и директор городского детского дома. От нее односельчане узнали еще одну новость – дед Степан каждую неделю несколько лет привозил продукты в детский дом. Деньги за это не брал.

После похорон деда Степана, в деревне перестали появляться деньги на крылечках в День Победы.

Cirre
Светка
Нас – детей, отлавливали немцы по всему городу, потом увозили в мединститут, где немного откармливали и брали кровь для раненых немцев.
Глухое здание, до войны не привлекавшее своей серостью никого, теперь стало страшным адом, в котором часть из нас умирала, часть увозили куда-то, неизвестно только куда.
Мы со Светкой давно беспризорничали. Родители – отцы были, но, конечно же, воевали, а матери погибли в горящем доме. В чём были, успели выбежать, то и на нас осталось. Одежда давно приобрела вид лохмотьев. Всегда хотелось есть: утром шли по помойкам, если попадалась шкурка от селедки – был праздник, картофельные очистки ели сырыми.
В этот день, переночевав в развалинах дома, мы опять отправились на поиски еды.
– Сегодня пойдем возле мединститута, – сказала Светка.
– Опасно?
– Знаю, что опасно, но там есть чем поживиться: раненых они кормят.
Я согласилась на всё, хотя во мне протестовал мой внутренний голос: «Не ходи, опасно!». Но отказаться от маленькой корочки хлеба была не в силах.
– Светка, как только завидим опасность, убежим! – напутствовала я подругу.
– Понятное дело, ждать не будем, когда нас схватят. На прошлой неделе двоих девчонок увезли в мединститут.
Странно, до войны в нём преподавал мой папа. А сейчас ничего не осталось: ни дома нет, ни мамы, ни папы. И в мединституте теперь лечат немцев, не наших солдат, а немцев...
– Оля, о чем ты думаешь? – толкнула меня Светка. – Думай, не думай, всё равно придется идти искать еду, пока её не нашли другие. Пойдем!
И она потянула меня за руку по направлению к медицинскому институту.
До войны ноги сами меня несли на работу к папе: любила посидеть в просторных классах, смотрела на всякие медицинские препараты в музее, а уж дорогу на третий этаж знала и могла найти дверь кабинета отца вслепую. А сейчас, чем ближе мы подходили со двора к этому серому зданию, тем страшнее и тревожнее становилось нам.
Но желание хоть что-то найти съестного было сильнее страха.
– Найти бы сейчас хоть немного картофельных очисток или хоть маленькую корочку хлеба!
– А если бы нашла целую булку? – спросила я у подруги. – Что бы делала?
– Ты знаешь? – она задумалась. – Я бы разделила её на маленькие кусочки и всех беспризорников накормила. Так меня учила мама: всегда и всё делить поровну.? Ты имеешь в виду тот детприёмник, который окружён колючей проволокой? На всех не хватило бы всё равно. Сейчас наша с тобой цель – помойка.
– А помнишь, как нас с тобой поймал какой-то дяденька? Мы даже имени его не спросили.
– Помню. Он словил тебя, а ты стала проситься:
– Дяденька, я больше не буду, отпустите меня.
Он тогда спросил:
– Ты чья?– Помнишь? А ты ещё ответила:
– Ничья, совсем ничья.
– Он повёл нас к себе домой и накормил. В доме у него была только картошка. Сварил для нас целую кастрюлю картошки.
– А потом мы испугались, что это был, наверняка, немец и удрали от него.
– Когда у других нет картошки? Откуда она у него взялась? Конечно, он был фашист, – продолжала рассуждать Светка.
...Чьи-то крепкие руки вдруг схватили нас обеих сразу. Мы кричали, вырывались. За разговорами не заметили опасность. Нас, вырывающихся и орущих, погрузили в машину. Мы кусались, плакали, но, увы, это делу не помогло.
И привезли в серое здание мединститута – в немецкий госпиталь. Закрыли за нами тяжелые двери, на окнах ставни, на полу кровь и таких же, как мы, человек десять.
– Разболтались, дурочки! Сами же себе навредили. Как теперь будем выбираться?
– Бежать надо, но как? Ни ты, ни я, ни они этого не знают? – я указала рукой на детей.
Они были все разного возраста. Среди них были и совсем маленькие, может, годика три или два. Они – то затихали, то начинали плакать, кричать снова. Кто не мог кричать, уже просто хрипел.
– Давно вы здесь? – спросила Светка девочку лет пяти-шести.
– Давно, нас вчера поймали. Только вы не плачьте. Сказали, что «врачи» нас всех будут лечить. Мы все больные, – объяснила она нам.
– Попали!
– Не знаю?! Разве можно их одолеть? – Будем пытаться. Говорят, они сначала откармливают, а потом берут кровь, тогда она жирнее бывает. Я так слышала, – ответила мне Светка.
– Вам кушать дают? – оглянувшись, спросила Светка у девочки.
– Кого уводят, то дают. А нам ещё ничего не давали.? Слышите, идут!
И она закрыла собой маленькую девочку, по-видимому, свою сестру, прикрикнув на неё:
– Тише! И чтоб я не слышала от тебя ни звука. Спрячься в дальний угол, туда, где совсем темно. Не бойся, я с тобой!
– Возьмите четыре человека.
– Тех, что привезли сегодня?
– Давайте
Дверь распахнулась и на нас смотрел немец, одетый в белый халат.
Халат у него был не такой чистый, даже грязный, значит он не доктор.
– Доктора не носят такие грязные халаты! – шепнула я Светке.
– Ты и ты, – указал немец на нас. – Пойдём со мной. Скорее, скорее пойдем! Я дам вам хороший шоколад.
– Врёт! Нет у него шоколада. Если сейчас подойдет ко мне – укушу, – подумала я. Немец рванул меня за руку, боль пронзила всю руку. Я закричала. За мной испуганно закричала Светка.
Она разбежалась и стукнула головой ниже пояса немца. Он вдруг весь обмяк и упал, только и вскрикнул:
– Ох!
Светка опять ударила туда же ногой. Немец вообще скрючился.
– Бежим! Бежим!
Те, кто мог бежать, побежали за нами, на ходу хватая своих братьев и сестер. Мы проталкивались в дверь, мешая друг другу, торопясь успеть. И успели.
Выбежали со Светкой на улицу, и помчались в разные стороны, чтобы нас не поймали. Смелость Светки поразила меня.
Послышались сзади автоматные очереди. Из автомата стреляли в здании госпиталя. Немного отдышавшись, мы поняли – стреляли по детям, которые не смогли убежать вместе со всеми. Их расстреляли там же в госпитале. Спаслось нас четверо.
Наташа и её маленькая сестра Вера, которая сидела у неё в рюкзаке за спиной, бежали вместе с нами.
– Куда теперь? – спросила я у Светки, безоговорочно подчиняясь теперь ей. Она стала у нас за «главного», за «командира»
– Будем уходить из города. Проберемся в какую-нибудь деревню. Должен же нас кто-то приютить.
Так и сделали. Днём прятались в развалинах, а ночью шли попеременно несли маленькую Веру, помогая Наташе.
...Нас приютила у себя старенькая бабушка на самой окраин села, дом её последний в ряду. Выходили из сарая только ночью, днём не показывались. Трудно жили. Баба Стася берегла нас, как могла и сберегла.
О том, что в деревню пришли «наши», я узнала последняя. Мы у бабы Стаси прожили четыре года!
Все кричали: «Ура! Ура! Наши! Наши!»
Как увидела первого солдата, так и прилипла к нему, а с другой стороны моя подруга Светка. Мы плакали, отчего гимнастерка его стала, мокрая-премокрая...так мы его все обнимали, целовали и он, не стесняясь, плакал, обняв нас.

Елена ПОНОМАРЕНКО
Рассказы для души

Cirre
Всем фронтовым медсёстрам посвящается.

Колька Мерин
  • Дед, а дед, а почему дядя Коля Рыжичев – мерин? – Оля теребила деда за рукав пиджака.
  • Он совсем-совсем на мерина не похож.
Кто такой мерин Оля знала, каждую весну и осень дед Иван выписывал в колхозе для посадки и уборки картошки, а так же и для окучивания мерина Воронка, немолодого флегматичного коня. Воронка Оле доверяли вести под уздцы по борозде, а сзади на соху налегал дед. Но дядя Коля на Воронка был вовсе не похож, он был высоким, симпатичным и очень весёлым, и жена его, тётя Лида, которую все звали Лидушка, тоже не была похожа ни на какую лошадь.
Сегодня был праздник, день Победы, и десятилетняя Оля вместе с дедом собиралась на праздничный концерт в клуб. Она была страшно горда, что дедушка берёт её на праздник, младшую сестру Танюшку деда с собой не взял, та надула губы, глядя, как Оля наряжается в новое красное платье с пояском.
«Подрасти сначала, малявка!» – показала сестре язык Оля.
Танюша заревела, бабушка, посмотрев укоризненно на Олю, увела Таню на кухню и там, успокаивая, угощала чем-то вкусным. Но Оля не завидовала, ведь она пойдёт рядом с дедушкой на праздник, а он – герой войны. Вон у него на пиджаке сколько медалей.
Дед велел нарвать Оле цветов в палисаднике.
Оля решила, что это на концерт для артистов и нарвала самых красивых тюльпанов.
До концерта было ещё много времени, дед Иван и Оля пошли мимо церкви прямо к погосту потому, что дед хотел «Повидаться со старыми друзьями.» Он так сказал. И вот они шли по дорожке и здоровались со всеми встреченными дедушкиными друзьями. На всех были праздничные пиджаки, на которых блестели
ордена и медали. У одного идущего уже с погоста товарища дед Иван спросил:
  • Ты Кольку Мерина там не видал?
  • Там, там он, вместе с Лидушкой, у своих порядок наводят.
Вот тут то Оля и спросила про дядю Колю, отчего это он мерин?
Дед положил ей руку на плечо и сказал.
  • Это, Олюшка, грустная и смешная история одновременно. Будешь слушать?
Оля энергично закивала головой, нечасто дедушка что-то рассказывал.
  • Ну, тогда – слушай.
... На войну я ушёл с самым первым призывом, да почти все мужики с нашей улицы с первым призывом отправились на фронт. Был я не сказать, что бы молод: тридцать один год сровнялся, дома остались жена Анна, бабушка твоя, двое детей, Манюшка старшая, Толя, отец твой, за пару лет до войны рождённый, да папаня вдовый, мать то у меня рано померла от какой-то женской болезни.
Призвали нас в тот день человек двадцать, примерно одного возраста мужики, все семейные. И каким то образом затесался в нашу компанию Колька Рыжичев. Пацан совсем, только школу закончил.
На призывном распределили нас по разным
частям. Мы с Николаем в пехоту попали и пошли ногами землю мерить, сначала отступали почти до Москвы, а потом потихоньку вперёд зашагали, всё быстрее и быстрее. Ясное дело, держались мы с Колей Рыжичевым друг друга, земляки, как-никак. Я то почти вдвое его старше был, многое ему подсказывал житейское. Бывало затишье между боями, сидим в окопе. А Колька меня о жизни и расспрашивает. Особенно его интересовало, как мы с Анной жили: дружно ли. По любви женились или нет, про детишек. Говорю, как же оно без любви? Конечно, по любви. Я к Анюте два года присматривался, у нас разница небольшая в годах, как только ей 16 исполнилось, стал просить отца, что б шел сватать. Аню то я раньше спросил: – А ну, как сватов зашлю, пойдешь за меня?
Она глаза опустила и головой кивнула согласно.
Обвенчались мы тихонько, свадьбу скромную сыграли. А через полтора года нас уж и в сельсовете расписали. Деточек, правда, Господь не давал сразу, а потом Манечка появилась, а за нею – Толя, сыночек. Мы ещё дружнее зажили.
Слушает меня Коля и вздыхает.
  • А мне, – говорит, – Лидушка Зяблова очень нравилась до войны, только она маловата была ещё, думал, подрастёт – женюсь. А тут война. Думаешь, дождётся? Я ведь её даже ни разу не поцеловал.
  • Обязательно дождётся, – отвечаю. – Ты вон какой парень геройский!
Так мы и топали вдвоем сначала до границы, а потом и по Европе пошли.
А осенью 44 года во время атаки потерял я Кольку. То ли ранен он был, то ли убили его – я не знал. Объявил командир, что Николай Рыжичев, земляк мой, пропал без вести. И пошли мы дальше на Берлин. До самой весны сорок пятого ничего не знал я о Кольке, а в начале апреля пришло от него письмо. Живой оказался, чертяка. Ранение был тяжелое, но выкарабкался и уже на поправку шёл. Вскорости и война закончилась. Демобилизовали меня подчистую. И отправился я домой. В вещмешке нехитрые гостинцы своим родным вёз: десять кусков хозяйственного мыла, два – духовитого, отрез ситца Аннушке на платье, да крепдешина Мане, ей уж 15 лет исполнилось, совсем невеста, а надеть нечего, обносились за войну. Толику сахар да ботинки новые в школу ходить, хорошие ботинки, кожаные, сноса им не будет. Ну и ещё кое-чего по мелочам, что в хозяйстве пригодится. Добрался домой уже осенью, в начале сентября. Смотрю – а дверь на щепочку закрыта, значит, где-то недалеко мои. Скинул вещмешок и шинель на пол, в огород пошёл. А там мои родненькие картошку роют. Аннушка копает, а Маня и Толя выбирают. Увидела меня Анна, ахнула, лопату выронила. Маня заплакала от радости, а Толик, мужичок маленький, говорит: «Не реви, Манька, папанька то живой и весь целый вернулся. Теперь мы хорошо заживём!»
Не сразу, но и правда, зажили мы хорошо. Лидушка к нам частенько забегала, всё Колей Рыжичевым интересовалась, ждала, когда он после выздоровления домой вернется. А он что-то не торопился. И письма домой скупые писал, мол жив, поправляюсь, ждите, скоро буду.
Домой он прибыл под самый Новый год.
В клубе ёлку наряжали, вот тут Николай и заявился, да не один. С дамочкой. Родители ахнули: не нашенская дамочка, худая, стриженая, курила как паровоз. Но красоты необыкновенной, глаза – синие, как васильки, волосы хоть и короткие, но пышные да кудрявые. И звали её не по-нашенскому: Мери. Так Колькиным родителям и представилась: Мери, мол. Отец за голову схватился, кричит: «Какая такая Мери? Ты кого нам привёз?»
А Николай бумагу им сует, в которой написано, что Мери эта жена его законная. И расписал их главврач того госпиталя, где Коля раненый лежал. Поостыл отец, а когда сын рассказал, что Мери была медсестрой и вытащила полумёртвого Колю из-под пуль – и вовсе по другому на Мери посмотрел. Спасая Кольке жизнь, она была серьёзно ранена сама, но Рыжичева не бросила, волокла из последних сил, потеряла сознания лишь когда до наших его дотащила. Вместе их и отправили в госпиталь, там и пришла к ним любовь. Не было у Мери родных, все погибли при бомбежке родного города Воронежа, и когда с Николаем расписались, конечно поехали они вместе в наше село.
Устроилась Мери фельдшером на акушерско-фельдшерский пункт, дело своё хорошо знала, к людям была внимательна, и скоро перестали шипеть у неё за спиной «ППЖ», а стали кланяться уважительно и здороваться при встрече.
Лида Зяблова, правда, много слез в подушку пролила по Коле, но и она утешилась: вышла замуж вскоре за героя-фронтовика Ермакова Петра.
А Кольку в шутку прозвали Мериным.
Мол, Ванька чей? Нюркин. А Петька? Зойкин! А Колька? Мерин!
Колюня не обижался, да и Мери тоже, смеялись вместе со всеми.
Прошло лет пять, как Рыжичев вернулся, у нас с Анной дочка Галочка, радость нечаянная, подрастала. А у Кольки с Мери детей не было.
Вздыхали родители: видно, внуков им не дождаться, вон сноха худая какая, и смолит как паровоз. Но в глаза ей такое сказать не смели, особенно после тог, как она у свёкра инсульт сразу распознала и в район лично отвезла, легко тот отделался, только левой рукой чуть хуже владеть стал.
Весной у Лидушки муж умер, осколок под сердцем шевельнулся – и не стало героя-фронтовика Петра Ермакова. Осталась Лида одна, не было у них с Петей деток.
Ещё года два-три прошло. Ожило село, детишек много народилось, люди строиться стали, скотина во дворах замычала-захрюкала. А Мери слегла вдруг, и так худющая была, а тут совсем прозрачная стала.
Однажды ранним утром скрипнула дверь в доме у Лиды, выглянула она и обмерла: стоит в дверях Николай, лица на нём нет.
  • Лида, пойди к Мери, зовёт она тебя. – И вышел.
Заметалась Лидия, идти или не идти... Нарядилась, пошла. Лежит Мери в кровати, кудри по подушке разметались, глазищи синие на пол-лица.
  • Сядь, Лида, — говорит.
Та села.
  • Умру я скоро, Лидушка, горит у меня все внутри. Сил терпеть больше нет. Я ведь когда Колю вытаскивала, сама ранение в живот получила. Доктор, что меня оперировал, мне сказал после операции, мол, сделал всё, что мог. И шансов у меня один к ста. А я выжила, Коля помог, он как ходить стал, так часами возле моей кровати просиживал, говорил со мной, кормил меня с ложечки. Рассказывал, какое красивое у него родное село, что увезет меня с собой домой после войны. Слушала я его и жить мне хотелось. Потихоньку выкарабкалась я из лап смерти, а тут и война закончилась. Перед выпиской попросил Коля меня стать его женой.
Отказала я сначала, какая из меня жена? Два метра кишок отрезали, да по-женски тоже всё пришлось удалить. Не стать мне матерью никогда, я так Коле и сказала. А он мне отвечает: «Не пойдёшь за меня – я от тебя всё равно не отстану, куда ты поедешь – туда и я. А детей не будет – ну так что же, сирот много после войны, пригреем одного, а то и двух». Хороший парень Коля, полюбила я его, дала согласие на брак.
Главврач нас перед выпиской и расписал. Имел такое право.
Мери замолчала, закрыла глаза, было видно, что слова даются с трудом.
  • Не знала я, что любили вы друг друга до войны. А если бы и знала, ничего бы это не изменило.
Полюбил меня Коля, и меня этой любовью согрел.
Лида вскочила порывисто, убежать хотела.
  • Сядь, — остановила её Мери. – Умру я скоро, Лида. Сегодня или завтра. Ты Колю поддержи, знаю не забыла ты прошлую любовь, просто спрятала глубоко в сердце. Пообещай, что не оставишь его, будешь рядом, детей ему родишь.
Потекли слёзы у Лидушки из глаз, попыталась она что-то ободряюще-утешительное сказать, но Мери остановила её.:
  • Пообещай! Коля знает, о чём я с тобой говорить буду! – не попросила, потребовала.
  • Обещаю! – сквозь слёзы ответила Лида.
  • Ну вот и славно, — вздохнула Мери, — ступай.
И закрыла глаза
Всхлипывая, Лида выскочила в сени. Там, на лавке, опустив голову вниз, сидел Николай.
  • Что? Что? – вскочил он при виде плачущей Лиды и бросился в избу.
Уже на улице Лида услышала, как страшно завыл Николай.
Хоронили Мери всем селом, лежала она в гробу со светлым лицом, казалось даже, что улыбалась тёплому денёчку.
  • Отмучилась, — крестились бабы,- хорошо ей, глянь, улыбается.
На девятый и сороковоы день поминать санинструктора Мери приезжало столько спасённых ей солдат, что и не сосчитать. Вся могилка цветами завалена была.
Вот такая была это героическая женщина.
А звали её, оказывается, Мария Ивановна, а Мери она стала во время войны, вычитала где-то
Маруся, что если назваться другим именем, то смерть её не найдёт, мимо пройдет. Так и стала она Мери.
Через положенное время Коля и Лидушка тихо зарегистрировались в сельсовете. Через год родился первый ребёнок, через небольшой промежуток времени – второй. Родители Николая внукам были несказанно рады, Лидушку любили, как дочь, но и о Мери не забывали. Могилка её на погосте утопала в цветах, скромный памятник со звездой позже сменила современная гранитная плита. А Колька Рыжичев так и остался для всех Колей Мериным.
Вот такая, Олюшка, история. – Дедушка вздохнул.
Они остановилтсь возле ухоженной могилки. На лавочке за столиком сидел Николай Рыжичев и курил папироску.
  • Здоров, Макарыч! – поприветствовал он Олиного дедушку.
  • Здоров, Мерин! – ответил ему дед Иван. – А Лидушка где?
  • Да у своего первого, у Пети убирается, засорела могилка, у него ведь никого не было, кроме Лиды, и у Мери не было никого, кроме меня. Вот мы и следим за обеими могилками.
Дед присел на лавочку рядом с Николаем и достал из-за пазухи чекушку и два маленьких стаканчика.
  • Помянем рабов божьих Марию и Петра. Добрые были люди. Олюшка, ты положи на могилку цветы, это мы для Мери принесли.
Оля подошла к ухоженной могилке, на светло-сером полированном граните была изображена очень молодая и красивая девушка в пилотке, из под которой выбивались непослушные кудри.
«Мери» – прочитала надпись под изображением Оля, осторожно положила алые тюльпаны рядом с памятником, и, подумав, подняла руку в пионерском салюте.

Ольга Артемова


Cirre
Малявка
Пятилетнюю Люську решено было отправить на лето к бабушке. Девочка плакала, не хотела; бабушку она не помнила и остаться у нее без родителей ей казалось страшно. Но родители были непреклонны. Папа был партийный работник, мама учительница. Они оба были заняты на работе с утра до вечера, и Люська оставалась дома под присмотром соседки. А у той и своих трое, мал-мала меньше.
Мама, пытаясь успокоить дочку, говорила: «Вот увидишь, как тебе понравится. У бабушки есть курочки, ты их будешь кормить, и козочка тоже есть, ты с ней подружишься, она тебя молочком будет поить.» Девочка умолкала на время, пытаясь представить, как это козочка может поить молочком.

На утро был назначен отъезд. Папа выхлопотал на службе бричку, запряженную серой лошадкой, в нее погрузили Люськины пожитки, усадили маму с Люськой и бравый красноармеец помчал их за город, в деревню.

Еще недавно в стране гремела гражданская война, но Люська самой войны не помнила, а помнила только, как отец то появлялся в шинели с шашкой и револьвером на ремне, то снова уходил надолго, и мама тогда все время плакала. Еще она помнила, что ей все время хотелось есть, она просила маму: «Дай хлебуська,» — и мама снова плакала, но ничего не давала.

Теперь Люську уже не мучил голод, но вот, на тебе, новая напасть: нужно было расстаться с мамой на все лето. А сколько это — все лето, она представить не могла. Видимо, очень надолго.

Впрочем поездка Люське понравилась. Ее все забавляло — и то, как молодой возница управляет лошадкой, и то, как лошадка помахивает хвостом, отгоняя мух, и даже, как она на ходу роняет «яблочки».

Путь был не близкий. Люська в дороге успела и поесть, и поспать, и проснулась она только тогда, когда услышала: «Тпрррррр,» — и лошадка остановилась у бабушкиного дома.

Прощание с мамой снова вызвало море слез. Кое-как маме удалось оторвать от себя плачущую Люську. Но вот и пыль уже осела за удаляющейся бричкой, а девочка все еще всхлипывала, размазывая слезы по запыленному лицу.

Бабушка что-то говорила, успокаивая внучку, но она не слушала и, вдруг, успокоилась при появлении большой, разноцветной кошки. Никогда ей не приходилось видеть таких пестрых кошек. И кошка тоже взирала на девочку, казалось, с удивлением. «Вот, познакомься, это Муська, она у нас дом от мышей сторожит. Можешь ее погладить, она добрая,» — сказала бабушка.

Кошка была действительно добрая, она разрешила себя погладить и так умиротворяюще подействовала на девочку, что та забыла о своей недавней печали. Бабушка накормила внучку и в баньке попарила. «Как в сказке про Иван-царевича,» — думала Люська, засыпая.

Тосковать Люське было некогда совершенно. Новые впечатления сыпались на нее как из рога изобилия. Ей все было интересно, она с любопытством наблюдала, как бабушка доила козу, как молодые петушки дрались между собой, как кошка ловко взбиралась на дерево, словом, буквально все, чего она была лишена в городе. Но самое интересное началось после знакомства с соседом. Это был рыжий, обсыпанный веснушками мальчишка лет, примерно, девяти-десяти.

Он первый заметил прибавление в соседской усадьбе. «Эй, малявка, ты откуда взялась?,» — окликнул он ее. Она опешила от такого фамильярного обращения и ничего не ответила. Тогда он, перемахнув через плетень, подошел к ней: «Тебя как звать-то?» «Люська,» — ответила девочка. «А меня — Пашка,» — и он по-взрослому протянул руку.

Она не знала, что делать, и он сам взял ее руку своей довольно грязной рукой, сжал ладошку и потряс ее. Так началась их дружба. Он называл ее малявкой, она делала вид, что обижается, и дразнила его конопатым. Он тоже делал вид, что сердится, и грозил отстегать крапивой. Однако они привязались друг к дружке и были почти неразлучны.

Бабушке некогда было следить за внучкой. Сыта, цела и, слава Богу. Только знакомство с Пашкой она не одобряла: «Не ходила бы ты с ним, — увещевала она девочку, — научит плохому. Они с дедом страсть, какие ругатели».

Пашкин дед был его единственный родной человек. Родители погибли в гражданскую. Пашка их и помнил-то плохо. Дед воспитывал внука, как умел. Он некогда был боцманом на военном судне и понятие о педагогике имел весьма своеобразное. Свою воспитательную речь, он переплетал такими «спиралями», что «великость и могучесть» родного языка просто меркли. И естественно, что и внуку привилось немало замысловатых, непечатных эпитетов его воспитателя.

Люська не понимала ругательных слов и не придавала им значения. Зато Пашка наполнял ее жизнь такими приключениями, которые городской девочке и не снились.

Каждый день привносил в ее жизнь что-нибудь новое. Пашка смело уходил в лес, не боясь заблудиться, и уводил ее вместе с собой. Какой-то внутренний компас приводил его обратно, указывая путь. С ним она не боялась ничего, ни густых зарослей, в которых что-то шевелилось, ни зыбкой почвы под ногами. Лишь однажды она вскрикнула, когда из под их ног выскочил большой заяц. Пашка только рассмеялся: «Эх ты, городская, зайца испугалась!»

Они возвращались, перепачканные соком ягод, с полными лукошками грибов. А как славно было в жаркий день плескаться в речке! Плавать она не умела. Пашка ее и этому научил. Он заботливо поддерживал ее пока она осваивала приемы плавания, и она восхищалась его силой — как это он умудряется держать ее на вытянутых руках — она не знала, что в воде почти ничего не весит.

Как-то он сказал ей: «Завтра идем на рыбалку, смотри не проспи!» Люська уже видела, как другие мальчишки, постарше, удили рыбу. Пашка только досадовал, что у него нету снастей. Где он раздобыл эти самые снасти, Люська так и не узнала. Наверное, выменял на что-нибудь. И в мысли этой она утвердилась, поскольку денег у Пашки не было, чтобы купить их, а дед его за что-то выдрал крапивой, не стесняясь соседей. Она стала невольным свидетелем страшной экзекуции, после которой стала бояться Пашкиного деда не меньше чем крапивы. Пашка мужественно вынес порку, но после попенял Люське: «Чего уставилась, задницы никогда не видела?» Люська и вправду никогда не видела такой красной попы. Она с жалостью смотрела на своего друга: «Очень больно?» «Это еще не больно, вот когда вицей дерут, это больно — так больно.»

Утром, с рассветом Люська уже не спала. Коротким свистом Пашка подал сигнал. Бабушка оглянуться не успела, как Люськи уж и след простыл. Пашка наловил кузнечиков, и они направились к речке. Удилище он смастерил из длинного прута лещины, поплавок сладил из пробки, ловко привязал крючок, безжалостно насадил на него кузнечика, забросил удочку.

«Теперь сиди тихо, чтобы рыбу не спугнуть,» — сказал он ей. Люська сидела тихо, почти не шевелясь. Она с благоговением смотрела на Пашку и восхищалась им. «Как же он много знает и умеет,» — думала девочка. Старания и мучения Пашки не пропали даром. Они тащили в деревню двух, приличного размера, блестящих на солнце чешуей, голавлей. Одного он отдал Люське, со словами: «Тащи домой, пусть бабка зажарит,» — другого отдал деду. Обиды на деда у него не было. Ну, раз порядок такой, флотский, заслужил — получи. Да и дед драл его в общем-то, без злобы, для порядку.

Бабушка рыбине обрадовалась, но дружбу с Пашкой все-таки рекомендовала оставить, не особенно надеясь, что внучка послушается.

Лето для Люськи пролетело, как один день. Она даже удивилась, когда к дому подкатила знакомая бричка с тем же красноармейцем и мамой на пассажирском месте. Приезду мамы Люська конечно была рада, но уезжать ей совсем не хотелось. Она стала уговаривать маму оставить ее еще хоть ненадолго, а поскольку слов ей не хватало, то она ввернула кое-что для убедительности из матросского лексикона. Маму чуть удар не хватил. Она схватила дочь в охапку и никакие уговоры на нее уже не действовали. Люська даже не успела попрощаться с Пашкой...

*

Санинструктор младший сержант Людмила Прокофьева, лежа в вагоне военного эшелона с закрытыми глазами, перебирала в памяти всю свою жизнь. Она понимала, что потом, в военных буднях ей будет не до этого. То детское лето в деревне ей вспоминалось, почему-то с особенной ясностью. Она так четко представляла все подробности того времени, как будто все происходило только вчера.

Фронт встретил девушку дымом и запахом гари. Она отыскала санчасть полка, в котором ей предстояло служить. Седовласый, с воспаленными глазами хирург, встретил ее улыбкой.
«Товарищ...» — «капитан» — подсказал он, (халат скрывал погоны). «Товарищ капитан, младший сержант...,» — начала рапортовать она. Он махнул рукой: «Вижу, вижу, что сержант.» Он протянул руку, взял документы, пробежал глазами: «Отдохни, дочка, пока затишье. После будет не до отдыха.» «Да я не устала. Готова к выполнению...» Он опять махнул рукой: «Ну и хорошо, что не устала, сходи тогда, доложись комбату, он у нас сейчас за командира полка.» И он показал, в каком направлении находится штаб.

Людмила еще пару раз спрашивала дорогу у бойцов. Один пожилой солдат, посоветовал: «Ты лучше по траншее иди к штабу-то, а то мало ли что. Как бы не приглянулась немецкому снайперу.»

А приглянуться она могла кому угодно. Бойцы оглядывались на тоненькую, красивую девушку в новенькой форме, перетянутой широким ремнем. Она чувствовала за спиной их восхищенные взгляды и, проходя мимо группы солдат, услышала вдруг: «Такую красоту, да в пекло, о-хо-хо...» «Пекло» она пропустила мимо ушей, но слова солдата заставили ее зардеться.

Она низко пригнулась, входя в штабной блиндаж. «Кабинет» комполка был отгорожен брезентовым пологом. При ее появлении в «прихожей» молоденький связист, сидевший за аппаратом вскочил. «Дисциплинка,» — отметила она про себя. Она жестом усадила его на место. «Командир здесь?,» — спросила она. Солдат снова хотел встать, она удержала его. «Так точно, — связист завертел ручку аппарата — сокол-сокол, я весна, ответь — на том конце ответили, он закричал — товарищ майор, сокол на связи!» За брезентом раздался хриплый голос: «Кузьмина! Кузьмин, готовь разведгруппу и на левый фланг. Там «фрицы» что-то затевают! Что?! Сам пойдешь!,» — и он добавил несколько слов, от которых связист покраснел из-за присутствия девушки. Комбат грохнул телефонной трубкой, «Они, вишь ты, устали, а мы тут не устали,» — и он снова добавил к вышесказанному............... кое-что. «Товарищ комбат, к вам младший сержант,» — прервал тираду связист. «Пусть заходит.» Людмила, еще не убедившись в своей догадке, откинув брезент вошла: «Товарищ майор, младший се... Пашка!»

Майор вытаращил глаза. «Конопатый!» Еще с минуту длилось молчание. Майор вглядывался в улыбающееся лицо девушки. Наконец его оцепенение прошло: «Люська? Малявка?!» Объяснений не понадобилось. Они бросились друг к другу в объятия.

Они глядели в глаза друг друга и не могли наглядеться, говорили и не могли наговориться. Он достал из кармана кисет с махоркой, оторвал клочок газеты, собираясь закурить, взглянул на нее: «Позволишь?» «Конечно.» Она развязала вещмешок и достала несколько пачек папирос. «Ты, что же, куришь?» «Нет. В пайке выдавали, я не стала отказываться, подумала, что пригодится.» «Еще как!» Он с удовольствием затянулся «гражданской» папироской.
«Васильев — связист вбежал — угощайся — он придвинул открытую пачку, — а нам с сержантом чайку организуй.» Солдат расплылся в улыбке: «Есть, товарищ майор.»

Он иногда по зову связиста хватал телефонную трубку, сдержанно отдавал команды, поглядывая на свою гостью и удивляя того, кто был на другом конце провода своей «деликатностью».

Начались бои, изнуряющие, кровопролитные. Медсанчасть была переполнена ранеными. Одних отправляли по госпиталям, других хоронили. Фронт перемещался постоянно, работы прибавлялось. Приходилось сворачивать и на новом месте снова устанавливать лазарет. Медики и санитары сбивались с ног, валились от бессонницы. И только младший сержант Прокофьева, как будто не знала усталости.

Каждый час передышки она бежала в штабной блиндаж к своему Пашке. Нежданно и не своевременно с ней случилось то, чего ждет каждая девушка, да и вообще каждый человек. Она полюбила своего Пашку, так горячо и так преданно, как случиться может только на войне, где люди ходят по краю, и где счастье может оборваться в один миг.

А ему теперь казалось, что он и не переставал любить ее с детства, с той самой минуты, как увидел. Они не спали. Лежали рядом в блиндаже, он нежно целовал ее горячие губы, стараясь не царапать щетиной, она отвечала на его поцелуи, шепча что-то, что доходило до его сознания не через слух, но через сердце. Короткие передышки в боях не давали им насладиться друг другом и от того становились еще дороже.

Тяжелые, низкие тучи застилали небо, но фронтовики всегда на слух распознавали, что за самолеты скрываются за ними и в какую сторону направляются. Бывало, кто-нибудь скажет:
«Наши полетели «фрицам» задать — если заслышит гул советских «Илюшек», или — к нам летят, черти, сейчас начнется.» И тогда начиналось! Грохот от разрывов бомб и треск зениток сливались в такой адской симфонии, что казалось — сейчас полопаются нервы и барабанные перепонки.

В лазарете паники не было, никто не покидал своего поста, никто не бежал в укрытие. Все работали как обычно, только врачам приходилось кричать в полную силу голоса, так как из-за грохота их не слышали ассистенты.

Но вот все стихло. Очередная атака была отбита. Последний раненый был забинтован. Младший сержант Прокофьева впервые почувствовала дрожь в ногах и странную, какую-то, тошноту. Необъяснимая тревога вытолкнула ее наружу. Она побежала проведать любимого. «Вдруг он ранен, а меня рядом нет,» — думала она...

На месте штабного блиндажа зияла огромная воронка. Девушка смотрела на нее и не могла поверить своим глазам. Ей казалось, что она спит и видит кошмарный сон. Ну не мог же ее Пашка погибнуть! Даже странно, отчего это бойцы подходят и снимают каски и пилотки.

Этого не может быть! Она стояла на краю воронки, не чувствуя своего тела. Тот самый, пожилой солдат, который советовал остерегаться снайпера подошел к ней и обнял за плечи:
«Хорошая могила досталась комбату, глубокая. Ты, девушка, не стой, как каменная, поплачь, не жги сердце».

Люська выла, кусая пальцы, лежа на вагонной полке. Поезд уносил ее в тыл, в ночь. Она ехала рожать Пашкиного ребенка.

Прошло много лет. Ее дочь четырежды стала матерью. Бабушка Люся четырежды стала бабушкой. Сегодня у нее был радостный день. Младшенький внучек должен был навестить ее.

На кухне было наготовлено всего, самого любимого Павлушей. Бабушка сидела в ожидании с альбомом на коленях, разглядывая фотографии. У старших внуков были уже и свои дети, ее правнуки. Ей приходилось напрягать память, чтобы вспомнить, кого как зовут, и дни их рождения.

Темненькие, беленькие, всякой масти детские личики смотрели с черно-белых и цветных фотографий. А рыжий был только один. Она всех их любила одинаково. По крайней мере, она убеждала себя в этом. Но вот и долгожданный звонок. Она почти как в молодости, с легкостью покинула кресло, метнулась к двери. На пороге стоял морской офицер — ее Пашка, в золотых погонах, в золотых веснушках, он улыбался бабушке точь-в-точь как тот, погибший, самый дорогой ей человек...

©Владимир Степной
Рассказы для души

Cirre
Вдовы

– Нюрка, ты дома? – раздался из коридора дребезжащий голос, и высокая худощавая старуха вошла в комнату. – Чего дверь не заперта?

Анна сидела на диване в шубе, бледная, с расстроенным лицом.

– Случилось что? – переполошилась гостья. – Чего одетая сидишь?
– Да как тебе сказать? – хозяйка дрожащими руками стащила с головы платок. – В магазин я, Даш, собралась за хлебушком. Вспомнила, что телевизор не выключила. Захожу, а тут Васенька на экране. Ноги и ослабели. А он, ирод такой, хвост павлиний распустил и давай им трясти.

– Васенька?! – плюхнулась на диван Дарья.

– Мужик, что на Васю похож, чтоб ему пусто было, – в сердцах плюнула Анна в сторону телевизора.

– А я думала, случилось что...

– Ох, Дашка, как была ты всю жизнь непонятливая, так и осталась, – поправила Анна седые волосы.

– Да где уж мне, – поджала губы Дарья. – Это ты у нас умная – учительша! А я что? Как в четырнадцать к станку встала, так всю жизнь на заводе и отпахала.

– Не прибедняйся и не обижайся, – обняла подругу Анна. – Не о том я.

– А я о том! Доху скидавай, чай пить пошли, – распорядилась Дарья. – Я ватрушек напекла. Тёплые ещё, – потрясла она мешочком.

Старушки, расположившись в уютной кухне, позвякивали ложечками в кружках. Каждая думала о своём.

– Варенья у тебя не осталось? – внезапно спросила Дарья.

Анна, казалось, не услышала её:

– Нам помирать скоро. А страшно. Нет, не умирать страшно, а в глаза мужьям нашим посмотреть при встрече. Не за это они воевали.

– Эк, загнула! Зря ты так. В глаза мужикам нашим посмотреть не стыдно будет. Детей хороших вырастили, внуков, правнуков. А то, что этот хвостом трясёт – с него спрос.

Опять повисла пауза. Они понимали друг друга без слов. Слишком многое их связывало. Другие живут меньше, чем они дружат.

– Варенье в шкафчике. Возьми, сколько надо.

– Для Иришки баночку.

– Как она?

– Нормально. Мальчика ждёт. Ей срок на начало мая поставили. Я, говорит, прапрадеду подарок сделаю: в День Победы рожу и Захаром в его честь назову.

– Славная она. А с Герой не помирилась?

– Куды там! Этот прохвост, как узнал, что решила ребёнка сохранить, сразу испарился. Ему для себя пожить надо. Пущай живёт. Сами справимся.

Анна поддакнула:

– Справимся. Я вот думаю: почему так? С виду парень нормальный, а внутри гнилой?

– Это твой Васенька внутри гнилой был. Его той гнилью фашисты напичкали. Сколько он по госпиталям валялся?

– Да на пальцах дни пересчитать можно, когда дома жил,– сухие глаза Анны лихорадочно заблестели. – То один осколок зашевелится, то другой, то раны старые откроются.

– А жить не боялся. И детей заводить. Большой души человек. – Дарья завернула натруженные, с узловатыми пальцами, руки в полы кофты.

– Болят? – участливо спросила Анна.

– Ноют. Погода, видать, переменится. А Герка не гнилой – урод он моральный. Рожа сытая, денег полные карманы, хозяином жизни себя мнит. Только не хозяин он, а раб. Раб денег. Как и этот, в телике...

– Давай, что ли, помянем мужей наших, – тяжело вздохнула Анна, поднялась, достала начатую бутылку коньяка.

Молча выпили, переглянулись и, не сговариваясь, затянули: «Ой, цветёт калина в поле у ручья...»

– Любил Захар эту песню, – раскраснелась Даша. – Помнишь, как на баяне её выводил?

Анна кивнула.

– Да разве только её? Любую играл так, что заслушаешься. А «День Победы» подобрать не успел.

Лицо Дарьи помрачнело.

– Ещё по одной, – плеснула она в стопки на глоток и подняла глаза кверху, – чтоб им там хорошо было. – Потом тряхнула головой: – Васину споём?

Не дожидаясь ответа, негромко и проникновенно завела:

– Эх, дороги... Пыль да туман, холода, тревоги да степной бурьян, – одинокая слезинка покатилась по морщинистой, как сосновая кора, щеке.

– Знать не можешь доли своей, – подхватила Анна, – может, крылья сложишь посреди степей.

Голоса дрожали. Для них это была не просто песня – часть жизни, и в горе, и в радости пели её.

– Жалко, что хором больше не спеть. Помнишь, как всем двором собирались...

– Певцов-то не осталось. Всех на погост снесли, – перебила Анна. – Одни мы с тобой на этом свете задержались.

– Рано нам помирать. Нужны мы тут.

– Седая с косой не спрашивает, нужны или не нужны. Придёт и заберёт.

– Со мной так просто не справится. Я ей скажу, – Дарья погрозила в сторону двери сжатым кулаком, – погуляй, мол, дела у меня остались. Должна помочь правнучке Захарушку на ноги поставить и рассказать ему, за что деды воевали.

– А потом другая правнучка рожать надумает, – по-старушечьи скупо, как будто кудахча, рассмеялась Анна. – Так и будешь всех поднимать!

– Нет, не выдюжу. Я себе пятилетний план установила.

– Так тебе через пять лет сотня стукнет, – продолжала квохтать Анна.

– Клюшка ты старая, можно подумать, у тебя отсчёт в другую сторону идёт, – съязвила Дарья. – Сама-то всего на два месяца младше меня. – Она дождалась, пока отшумит закипающий чайник, наполнила кружку. – Наш час ещё не настал. Всему своё время.

– А мужикам нашим, почему так рано оно пришло? Ведь и не жили толком.

– Вот и я не пойму. Твой-то совсем молодой, до тридцати не дотянул. Мой хоть внуков успел увидеть.

– А ведь они вдвоём прожили меньше, чем каждая из нас, – тихо, почти шёпотом, сказала Анна. – Видать, много лиха хлебнули.

– Всей страной его из одной чашки хлебали, – скорбно вздохнула Дарья, – кто-то больше, кто-то меньше. Но всем досталось.

– В церковь бы сходить. Свечки за упокой поставить.

– Не дотащимся сами. Иришка приедет, попрошу, свозит. За хлебом-то пойдёшь?

– Нет. Ватрушки есть.

– Вот и ладно.

Старухи осоловелыми глазами смотрели друг на друга. Больше, чем подруги, роднее, чем, сёстры. Две судьбы давно сплелись в одну...

Наталья Литвишко
Рассказы для души

Cirre
Раненый очнулся. Он лежал один. Сражение кончилось, по крайней мере для него. Война прогрохотала по этим местам, оглушила, обожгла и унеслась дальше. Ушли его боевые товарищи. А он остался.
Он очнулся от того, что кто-то теплой влажной тряпкой обтирал его лицо, смывал кровь.
Раненый открыл глаза. Прямо перед собой он увидел приветливую собачью морду с живыми черными глазами, внимательно смотревшими на него. Небольшая рыженькая дворняжечка участливо-заботливо облизывала его, старалась привести в чувство. Увидав, что веки лежащего дрогнули и поднялись, она радостно заюлила, завиляла хвостом, затем, сев, прижалась к нему теплым боком. Она словно старалась отогреть его.
«Умная...» подумал раненый и заметил на ошейнике бинтик и пузырек-бочечку с прозрачной жидкостью.
Потянув к себе собаку за ошейник, он вытащил пробку и, припав губами, сделал из бочонка глоток. Точно огонь прокатился по пустым кишкам. Во рту и в горле палило, но после этого он сразу почувствовал себя. Сделанное усилие утомило его, и он, откинувшись на спину, вынужден был полежать неподвижно, перевести дух.
По небу плыли облака, где-то перекликались птицы. Занятый своими ощущениями, постепенным возвращением к жизни, он не заметил, как собака исчезла. Он даже загоревал. Опять один! Откуда она взялась? И почему так быстро убежала?
И вдруг она снова явилась. И не одна: ее сопровождал большой кудлатый пес, запряженный в носилки-волокуши.
Большой тоже помахал хвостом. Остановившись рядом, он как бы приглашал: «Ну, давай, смелее...»

Раненый с трудом перевалился в носилки. Маленькая в это время суетилась около него, ободряла. Большой пес терпеливо ждал. Потом в том же порядке они потащили его. Вернее, тащил один большой пес, а рыжая дворняжечка семенила впереди, как бы разведывая путь и подбадривая большого. Раненый был тяжелый крупный, рослый мужчина, из тех, о каких в старину говорили – богатырь. Носилки цеплялись за кусты, за корни, застревали в колдобинах. Упряжной пес тащил с натугой, вынужден был часто останавливаться от кочки к кочке, от одного разрыва до другого.
Еще снаряд или мина... Рыженькая внезапно взвизгнула и, жалобно заскулив, закружилась на месте. Слепой осколок ударил ее, порвав сухожилие на ноге и поранив другую ногу. Рыженькая хотела ползти, но не могла. Из ран хлестала кровь, бедная собака легла, беспомощно озираясь. Раненому запомнились ее страдающие глаза. Ах ты, вот еще несчастье... Дотянувшись через силу, превозмогая собственную боль, раненый положил рыженькую рядом с собой. Большой пес потащил обоих.

Встали, поехали, снова и снова.
Встали... Вот, когда большому потребовалась вся его выносливость и сила. Казалось, этот путь никогда не кончится. Казалось все, больше не повезет, выбился из сил; нет, большой пес опять напрягался, дергал в одну сторону, в другую, потом вперед, и волокуша опять ползла, оставляя за собой в густой траве широкую борозду. Чувство долга у него пересиливало усталость.
У раненого было такое чувство, как будто он сам надрывается, таща непосильный груз. Он словно ощущал каждое усилие пса-труженика, спасавшего обоим жизнь. Помочь бы... Ну, еще! поддай еще, голубчик, умаялся, поди... Если бы собаки умели потеть, большой пес, наверное, был бы весь в мыле, мокрый нос.

Сознание то оставляло, то возвращалось; в какие-то моменты ему казалось, что он начинает бредить наяву. Сколько их, собак, две, а может, одна? Но, нет, они были слишком разные. А откуда у них сани-волокуши? Смешные мысли; да люди сделали, специально, чтоб вывозить с поля боя раненых; люди же научили и собак...
К счастью, спасение было уже близко. Из леса высыпали бойцы в советской форме. На опушке, санитары окружили носилки. Раненого подняли и понесли.
Сперва ее, запротестовал он. Да не бойся, не бросим и ее. Военврач быстро осмотрел рыжую; два санитара стали перевязывать ее. Собака благодарно смотрела на людей. Большой пес той порой отдыхал, растянувшись на зеленой лужайке.
Поправится, сказал врач. Вылечим. На собаке быстро заживает. Они у нас уже давно работают так, на пару. Поработают еще...

Спасибо им, сказал едва слышно раненый и вместе с разлившейся по телу слабостью, ощутил внезапно вспыхнувшую радость от того, что жизнь и вправду снова вернулась к нему. Крохотный, не отмеченный ни в каких сводках Совинформбюро эпизод на необозримых грохочущих просторах войны, но для него вся жизнь.
Потом еще будет госпиталь, долгое лечение, белые халаты и запах йодоформа, операции, наконец, снова в строй, битва на Одере и Красное знамя над рейхстагом и великое, ни с чем не сравнимое, незабываемое гордое чувство Победы, а в прозрачной коробочке из оргстекла всю жизнь будут храниться вынутые из его тела осколки немецкой мины... той самой, которая свалила его тогда. О чем он всегда сожалел: что никогда не узнает даже кличек своих неожиданных спасительниц.
Просто Маленькая и Большая...
Б. С. Рябинин.
Рассказы для души

Cirre
Душа

Душа жила на мусорке. В наше время этим никого не удивишь. Там она жила и кормилась. Иногда удавалось урвать кусочек сухой пиццы или булочку с остатками котлетки. Прямо возле больших зелёных баков. Коты шипели на неё и били лапами. Люди иногда подкармливали, а иногда пытались пнуть ботинком. А собаки...Ну, собаки – это вообще отдельный разговор.
Особенно плохо было осенью в промозглый день, когда со свинцового неба лил бесконечный холодный дождь. Тогда Душа забиралась под бак и тихонько дрожала.

Никому-то в наше время Душа не нужна, дамы и господа. Корми её. Пои её. Ухаживай за ней. Сплошные никому не нужные заботы. Да и дохода с неё никакого. Короче говоря, бесполезная вещь, по нынешним временам.

*


Мужчина был в запое. Он собирал бутылки и сносил их домой. Потом сдавал и покупал выпивку и несложную закуску. Так и жил. Собственно говоря, не всегда так. Но последние годы, это точно. Как жена ушла. Так он и запил. А выйти уже не смог. Поэтому и с работы уволили. Ну, вот так, он и побирался. Слава Богу, что родители оставили небольшую квартирку, а то совсем пропадай.

Он вытащил из большого зелёного мусорного бака пакет с пустыми бутылками и несколькими почти засохшими бутербродами. Обед будет, обрадовался он и посмотрел почему-то вниз.

Снизу на него смотрели большие глаза, полные мольбы. Очень видно есть хочется, подумал мужчина и, вытащив из бутербродов оставшуюся колбасу, отдал Душе, а сам присел рядом, прислонившись спиной к баку. Так они и перекусили. Душа слопала, облизываясь, колбасу, а мужик несколько булочек. Потом он встал, тяжело вздохнув, подхватил Душу под мягкий животик и, прижав к себе понёс, в свою полупустую квартиру.

Там, опустошив пару бутылок пива, он вытащил из холодильника несколько банок открытых консервов. Поставив их на пол, он погладил Душу и сказал:

  • Кушай, кушай. Теперь ты дома. Я и на твою долю найду, что поесть, не волнуйся.

После этого пошел и лёг на кровать, не раздеваясь. Руки трусились, и раздеться он решил утром. Включив старенький телевизор, он заснул.

Душа, перекусив и найдя в туалете старую тряпку, сделала туда все свои неотложные дела. После чего запрыгнула на кровать и, сев на грудь к стонущему во сне мужчине, внимательно пригляделась к нему.

Кто подобрал – тот и хозяин, подумала душа. Она прижалась к мужику, и сон его стал спокойнее. Хрипы ушли, и прерывистое дыхание выправилось. И привиделось ему, как мама в далёком детстве лежит с ним рядом на раскладушке в саду и рассказывает сказку. Он улыбался во сне.

Душа вздохнула и, ещё раз взглянув ему в лицо, растворилась в воздухе. Сердце мужчины забилось спокойно и размеренно.

Утром, проснувшись и покормив Душу оставшимися консервами, мужик убрал вонючую тряпку в пакет и подумал, что надо принести песочек в коробку. Он подошёл к зеркалу. Оттуда на него смотрело незнакомое одутловатое перекошенное лицо. С опухшими глазами и недельной щетиной.

Господи! Неужели это я? – подумал мужик. Ощущение брезгливости и ужаса наполнило его. Побрившись, помывшись и переодевшись в более или менее сносную одежду, он стал наводить дома порядок. Собирая разбросанные бутылки, он набрал полный мешок, а разбирая завалы на кухне, обнаружил три старые заначки, сохранившиеся ещё с давних времён.

  • Видишь, как повезло, – сказал он Душе, улыбнувшись, и погладил её по пушистой спинке.

Потом взвалил мешок на спину и пошел в магазин. Купив на оказавшуюся в руках сумму много всякого вкусного, он приобрёл лоток и пакет корма.

По дороге домой он вдруг остановился возле мусорки, где подобрал Душу. И почему-то стал насыпать корм в разных местах. Коты и собаки следили за ним глазами, полными удивления, голода и радостного ожидания.

Закончив, мужчина поднялся домой. Он давно не ездил на лифте. Не хотел видеть осуждающие и полные жалости взгляды соседей. Поэтому на третий этаж он ходил по лестнице.

Открыв дверь, он увидел, что Душа ждёт его. Она радостно прыгала и пыталась обнять мужчину лапами. Он поднял её и, погладив по спинке, поцеловал в холодный розовый нос.

Телефон вдруг зазвонил. Мужчина даже забыл о его существовании, поэтому подпрыгнул от неожиданности и уронил Душу на пол.

Она, опустившись на все четыре лапы, побежала к кровати, и улеглась там, вытянувшись во весь свой маленький рост. Её человек был дома. И это было самое главное.

  • Слышь? Слышь, – донёсся из трубки давно забытый, но знакомый голос старого друга. – Ты там живой?
  • Живой вроде, – ответил мужчина.
  • Ну, ты в порядке? Не пьёшь? – продолжила трубка.
  • Да бросил, – ответил мужчина.
  • Вот и замечательно, – обрадовался голос. – А то у нас новый проект начинается, а инженеров с опытом нет. Так что, давай завтра, чтобы в семь утра как штык возле подвозки. Я тебя ждать буду. Пора возвращаться.

Трубку на том конце положили, а мужчина ещё долго держал её возле уха, слушая короткие гудки, отдававшиеся где-то в глубине головы самой прекрасной музыкой на свете.

Он положил телефон на стол и посмотрел на Душу.

  • Вот, – вдруг сказал он ей осипшим и севшим от волнения голосом. – На старую работу пригласили. Завтра поеду.

Он опустился на старый стул и вдруг... Вдруг ему показалось, что Душа улыбнулась ему и подмигнула. Да, нет. Нет, разумеется, – подумал мужчина, вытирая затуманившиеся глаза. Почудилось. Разве Душа может улыбаться и подмигивать?

Он разделся и лёг на кровать рядом с Душой. Тихонько поглаживая её, он задремал. И снился ему славный сон, дамы и господа. Будто телефон зазвонил ещё один раз. И из трубки донёсся голос жены:

  • Как дела? – спросила она. – Может, встретимся и поговорим?
  • Обязательно. Обязательно, – обрадовался мужчина. – Обязательно встретимся. Завтра, после работы.

© Олег Бондаренко

Cirre
Жалоба моей тещи на нашего кота
Вот мы и вернулись из отпуска. Отдохнули замечательно. Нашу живность: кота и щенка отправили на дачу к теще. Настя, конечно, скучала по ним, особенно по своему рыжему паразиту. Мне кажется, что она по мне так не скучает, когда я уезжаю в командировки. Хотя, может зря я так.
Как только мы подъехали к даче, чтобы забрать наш зоопарк, нам на встречу выбежала наша мама. Мне кажется, что она ждала нас прямо во дворе, да что уж, прямо на заборе она нас ждала, судя по виду избавители вы мои. Обнимала нас, конечно, спрашивала, как отдохнули, проверяла загар, а у самой в глазах ну, вы же их сегодня заберете? Ведь правда, сегодня?

Насте о подвигах нашей банды она ничего рассказывать не стала, да и сама Настя, как только наобнималась с мамой, кинулась целовать скулящее-лающих (Гришу- нашего щенка ротвейлера и Монику собаку мамы). В общем, некогда ей было. Так что весь отчет о десяти днях ада выдали мне. Со слов тещи больше всего гадил кот (ну, кто бы сомневался).

Кстати, их рыжее величество нас не встречало, так что мы его потом еще искали всей семьей полчаса. Барин изволил лежать под лавочкой во дворе и смотрел на нас с таким видом, как будто мы ввалились на его царственную территорию без записи и в грязной обуви. Ну, как на нас, на нас с тещей. К Насте он пошел сразу, залез на ручки и не слазил аж до самого дома, даже в машине так ехал. И что-то там фырчал ей на ухо. Ротвейлер тоже попытался выпросить ласки у жены, за что получил лапой в нос и встал в очередь. До тела его допустили только через пару дней. Когда дойдет моя очередь до тела пока не понятно. Надеюсь, что доживу.

Со слов мамы, щенок за время пребывания в гостях умудрился отгрызть порог дома, кусок плинтуса, съел пару кг кабачков на грядке (раньше в любви к этому продукту замечен не был), помял пару клумб, погрыз резиновые сланцы и все. Все, потому что по сравнению с котом, это маленькие шалости.

Наглая рыжая морда в первый день пребывания спряталась за холодильник и орала оттуда с завыванием, особенно, если кто-то пытался его открыть. Теща решила, что он застрял, и сдвинула железный ящик, от такой наглости кот ее укусил и удвоил завывания. Так он орал до вечера. Потом все-таки соизволил поесть, с аппетитом проблем не было, сожрал и свое, и чужое. Вы когда-нибудь видели, как две собаки ждут своей очереди подойти к миске, пока ест кот? А когда в очереди стоят две собаки и пенсионерка? Ведь кухонька-то маленькая и кот контролирует перемещение во всем пространстве, а быть лишний раз покусанным и поцарапанным никому не хотелось. Короче, он выстроил всех, потому что передвигались домашние только по стеночке.

После плотного закусона кот вернулся за холодильник и, по словам тещи, наконец-то заткнулся. Ровно в три ночи, когда все спали, рыжее чудовище решило обследовать дом. Делать это тихо никто не собирался, поэтому разбитая тарелка, скинутая на пол одежда и уроненный телефон, уже не смущал. В четыре утра кот решил, что он певец! Ария Карузо продолжалась до шести часов. Рыгань, уговоры и даже взятка в виде колбасы не помогали. Кот сидел на подоконнике и орал. А потом он сломался. Просто сидел и смотрел в окно, теща решилась его погладить, он не реагировал. Потом мы не ели целых два дня, вот так сидели и втупляли в одну точку в окно. А потом его отпустило.

Видимо сказалось то, что Настя позвонила по скайпу и потребовала предъявить животину. Чуят они что ли друг друга? Животинка сидела еще полчаса у ноутбука после того, как закончился разговор, а потом решила, что дел невпроворот и пора брать режимный объект под свой контроль.

За время пребывания на объекте кот совершил ряд подвигов, а именно:

  • Сожрал молодые саженцы на подоконнике.
  • Разрыл пару кадок, в земле угваздал все, включая собак. Просто брал комья земли и скидывал на бобиков.
  • Стащил со стола блины, причем умудрился при этом уронить открытую банку со сгущенкой, которую радостно потом возили по всей кухни пёсели.
  • Умудрился залезть в подвал и когда теща спустилась за чем-то из запасов, спрыгнул на нее, выбив из рук фонарик.
  • Ночными ариями наслаждались практически каждую ночь, к коту присоединился Гриша, до которого наконец-то дошло, что его оставили в чужом месте на время. Соседи были счастливы. Многие подумали, что у нас завелся оборотень, два оборотня. А судя по красным невыспавшимся глазам тещи три оборотня.
  • Чтобы соседи могли насладиться великой песнью не только в ночное время, кот периодически залезал днем на яблоню и орал оттуда аки лев, охраняющий свою территорию.
  • В поселке его прозвали рыжей сволочью и даже попытались приструнить. Сосед кинуть в него тапок через забор, когда тот выводил свои рулады на дереве. Кот на время замолчал, но одарил ТАКИИИМ взглядом обидчика. А через некоторое время пробрался на вражескую территорию, стащил шашлык практически прямо из тарелки, при этом разлил все вкусное. При попытке его прогнать, сосед был подвергнут атаке и готов был сам уже все отдать, лишь бы хЫщник отвалил. Больше жалоб на песни не было.
  • Так как просто петь по ночам не так интересно, а некоторым хочется еще и спортивных достижений, кот устраивал ночные тыг-дымы по пытающейся спать теще. Короче, истоптал нам всю маму.
  • Порванные занавески, ободранные обои, опрокинутые вещи считаются мелким безобразием по сравнению с тем, что кот прогнал с участка ухажера и потенциального будущего тестя. Кстати, бывшего полковника МВД. Поэтому на свиданку теща бегала за забор.
  • Через пару дней кот вспомнил, что с дачи есть лаз, через который можно проникнуть за периметр. Какой-то соседский волкодав имел наглость облаять нашего рыжика. Через день вся округа пряталась по кустам, когда на тропу выходил кот. Волкодав боялся пикнуть из-за своего забора. Кот демонстративно шлындал мимо.
  • За десять дней отпуска кот немного похудел, но стал какой-то мускулистый, получил где-то здоровую царапину от уха до носа и порвал краешек этого самого уха, но при этом шлялся по всей округе аки царь.
  • Соседи видели, как он дрался у помойки с каким-то котом, ну как дрался, наш гонял чужого по всей помойке. А к вечеру приволок домой кошку с маленьким котенком. Что он собрался с ней делать, не понятно, так как в ветеринарку по этому поводу его давно сводили. Через несколько часов кошка умотала, а котенок остался у нас, кстати, он очень похож на нашего кота, такая же наглая рыжая морда. Котенка потом пристроили к соседской девочке, так как мать за ним так и не вернулась. Назвали найденыша Искоркой, так как оказалось, что это девочка, а ее новая хозяйка смотрит какие-то мультики про пони и там есть такая вот лошадка. Кстати, говорят, что рыжая мелочь носится по ночам аки целый табун. На этом отцовство нашего кота закончилось.

А потом отпуск внезапно закончился, мы забрали свой зоопарк домой, а соседи и теща перекрестились.

Кот дома ведет себя хорошо, не орет, ничего не дерет, даже вытерпел поход в ветеринарку на предмет рваного уха.

Даже дал мне себя погладить, ну как дал, я всегда знал, что где-то там под шерстью есть волшебная кнопка, которую можно случайно нажать и тебя могут цапнуть, хотя до этого фырчали как трактор и балдели от наслаждения от почесух.

Вот так прошел отпуск нашего кота.


Рассказы для души

Cirre
Фафа
Она пришла сама... Войдя однажды в открытые двери их небольшого домика. Большая черно-белая кошка в ошейнике. Антиблошином. И никаких данных. Откуда она ушла? От кого? Секрет...
Жена мужчины отнеслась к её приходу крайне отрицательно. И долго объясняла, что её тут не ждали и что вообще здесь никто не собирался заводить кошек. На что дама с хвостом, впрочем, не обращала никакого внимания.
Ровным счетом никакого! Она сидела на диване и не собиралась уходить. А когда муж пришел с работы и объяснил, что не будет применять насилие и не в его духе прогонять существо, пришедшее к ним домой, ситуация приобрела вид безвыходной.

Двадцать четыре часа кошка сидела, не двигаясь. На одном месте. И двадцать четыре часа женщина уговаривала её отправиться домой.
Как вы думаете, дамы и господа, кто победил? Естественно, она — дама с хвостом.
Через сутки, поняв всю тщету своих усилий и бесполезность нервов по этому поводу, женщина сказала: «Ну? Что с тобой делать? Раз выбрала нас, оставайся».
Фафа рванула на улицу. Сделала свои кошачьи дела и вернулась назад, на диван. Женщина рассмеялась и поехала в магазин. Вернулась она с поилкой, когтедралкой, кормушкой, песком и едой.

Фафа была довольна. Оказалось, она была очень образованной с точки зрения домашней жизни. Особенно занятным было то, что она, входя в дом, отряхивала свои лапки от грязи. Все по очереди. Это действительно было смешно и оригинально.
Но самым оригинальным оказалось то, что она была беременна...
И вскоре благополучно разрешилась, родив трёх прелестных котят, кошечек. К этому времени она уже представляла собой самое любимое существо в этом маленьком домике. Она не мяукала, не шипела и не рычала. Фафа отличалась совершенно человеческими повадками, помноженными на кошачью грацию. Поэтому...

Когда пришло время рожать, женщина, которая в начале их знакомства пыталась выгнать её из дома, вызвала ветврача и оплатила все услуги на дому. Сама же взяла отпуск на три дня и провела их рядом со своей любимой Фафой.

Иногда кошку старались приучить к дому и убедить никуда не выходить. Слишком уж все волновались, пока она отсутствовала, но...
Фафа ни в какую не соглашалась. К этому же она приучила и своих котят, которых, как вы уже, наверное, догадались, оставили жить вместе с их мамой.
Так, по крайней мере, объясняла себе женщина. А на самом деле вместе с приходом Фафы и появлением котят в домике стало шумно, весело и интересно. У каждого — свой характер, свои пристрастия и желания.
Вечером вся семья собиралась на ужин. Что бы там ни было, Фафа приходила и перед входом отряхивала свои лапки. И точно так же входили и её отпрыски, отряхивая свои лапы в порядке, указанном им мамой.

*

Мужчине и его жене давно уже предлагали продать их коттедж и переехать в большую и светлую квартиру в центре города, но как согласиться на это? И куда деть свою кошачью ораву? Вот они и не соглашались. Ни на какую цену. Объясняя это чем угодно...
Ну не скажешь ведь: «Мы отказываемся от хороших денег только потому, что не можем лишить наших кошек удовольствия бегать по большой поляне позади дома. И путешествовать по лесу за поляной...
И неважно им было, что эти деньги могли обеспечить им безбедную старость. Странные рассуждения, дамы и господа? Не правда ли? И всё же...
Видимо, радость от общения со своими кошками была для этой семейной пары важнее денег. Не знаю, как бы вы поступили. Но они поступили именно таким образом.

*

В лесу были развалины старинной крепости. Настолько старинной и разрушенной, что никто из археологов давно уже не интересовался кучей старых камней и черепков.
А может...
Может, просто денег на эти раскопки в лесу было решено не выделять? Ведь затраты большие: расчистить участок, провести сюда дорогу, нанять множество рабочих. И ради чего? Только, чтобы ещё раз убедиться в том, что под кучей старых камней ничего нет?..
Нет уж. Было множество более перспективных мест, и деньги были направлены туда.

Кошки же обожали эти развалины. Они проводили там всё своё свободное время. Играли в догонялки и прятались друг от друга...
И однажды вечером вся компания, исключая одну кошечку, вернулась домой и, не отряхивая лапок, ворвалась в кухню, где женщина готовила ужин.
Кошки носились по комнате и кричали. Фафа запрыгнула на стол, чего она никогда себе не позволяла, и стала прямо в лицо женщине жалобно и просительно мяукать.
Поняв, что случилось что-то нехорошее, она позвонила мужу и попросила его приехать как можно быстрее.

Через час, почти на закате, он остановился перед домом. И, взяв фонари, верёвку и лопаты, они пошли в лес. Кошки шли впереди. Они вели своих людей точно к развалинам старой крепости.
Солнце уже почти зашло, и в лесу вокруг спешивших людей и кошек началась ночная лесная жизнь. Шорохи в темноте, крики ночных животных заставляли поёживаться и людей, и хвостатых.
Когда они прибыли на развалины, то стали звать Фифу. Так женщина назвала одну из кошечек. Потом они прислушались. Но за шумом ночного леса ничего не услышали, и тогда...

Кошки сами стали показывать дорогу. И это было непросто. Приходилось орудовать лопатами, раскапывая давно заброшенный лаз, который, как оказалось, вёл в подземелье. Там они и обнаружили Фифу, отчаянно пытающуюся выбраться по отвесным каменным стенам.
Здесь же находился склад старинного рыцарского оружия, которое мужчина, принеся домой и начистив до блеска, развесил по всем стенам.
И не говорите мне, что им надо было всё сдать государству. Может, вы и сдали бы, если бы вам так повезло, как им. А вот они — нет. И это их решение.

Мужчина повадился ходить в подземелье, чем вызывал неподдельный интерес у всей кошачьей компании. Чего нельзя сказать о его жене. Единственное, что её успокаивало, так это то, что в случае чего, кошки приведут её к нему...
Так и случилось однажды, тоже поздно вечером...

Кошачья компания в полном составе ворвалась в домик, стала кричать, и сердце у женщины упало, ударившись об пол. Потом оно подскочило и встало на место, застучав, как автомат.
Она летела к развалинам, боясь даже подумать о том, что могло случиться. И, в несколько секунд пробежав всё подземелье, она наткнулась на мужа, сидевшего возле небольшого сундука...
Мужчина смотрел на сундук и пытался сдвинуть его с места. Первым делом женщина начала кричать. Но остановилась, когда мужчина приоткрыл тяжелую кованую крышку.
Серебро блеснуло в свете фонаря. И женщина, охнув, опустилась рядом с мужем на старый каменный и холодный пол.

Кошки стояли рядом, с интересом разглядывая своих людей. Они не понимали, что могло заинтересовать их в этом странном сундуке? Ведь ни мяса, ни других вкусностей в нем не было.
«Фафа меня привела к нему», — сказал мужчина жене.

*

Утром они поехали в государственное управление по историческим ценностям. И после того, как с ними был подписан договор на 25% вознаграждения, они привели инспекторов, полицию и археологов на место.
Через несколько месяцев сумма, переведённая им на счёт, позволила всей семье купить большой дом на берегу лазурного озера в окружении леса и гор.

Теперь дети и внуки приезжают к ним на всё лето. И мужчина с женщиной рассказывают им историю о Фафе, пришедшей к ним домой и нашедшей сундук в развалинах.
Им, разумеется, никто не верит, но Фафа...
Всё так же отряхивает лапки, входя в трехэтажный особняк. И её котята поступают так же. Вернее, не котята, а взрослые кошки.

И не говорите мне, что это судьба...
Нет, это не судьба. Это осознанный выбор.

Автор: Олег Бондаренко
Рассказы для души

Cirre
Симона

  • Ничего себе явление! Ты чей?

Денис присел на корточки у двери своей квартиры. Кошачий шипел, выгнув дугой тощую спину и распушив остатки шерсти на хвосте.
  • Грозно! Я оценил. Друг, мне бы домой попасть как-нибудь. Я с работы, голодный и спать хочу. А ты откуда?

Кот дернулся на звук голоса, атаковал, попытавшись достать Дениса лапой, но что-то пошло не так и парень только улыбнулся слегка, глядя, как грозный гость пытается встать с придверного коврика.

  • Лапки не держат? Что-то ты мне не нравишься. – Денис посерьезнел. – Явно с тобой все не так. Облезлый какой-то, тощий... Жалкий... Эй! Пожалеть нельзя уже?! Я же по-хорошему!

Сил у кота осталось, видимо, как раз на последнюю атаку, и он дотянулся-таки до ботинка Дениса, вцепился в него да так и замер, чуть слышно рыча и не в силах больше двигаться.

  • Понятно. Друг мой, а давай я тебя покормлю, что ли? Мама говорила, что голодный товарищ ненадежная компания. А она была очень умная женщина. Давай мы будем ее слушаться, хорошо?

Осторожно отодрав кота от своего ботинка, Денис ловко перекинул животинку с руки на руку, пытаясь увернуться от когтей. Но кот даже не пытался атаковать. Он вялой тряпочкой повис в руках Дениса и даже шипеть перестал.

  • Бедолага! Помотала тебя жизнь, видать. – Денис достал ключи и открыл дверь. – Заходи, раз пришел.

Квартира встретила хозяина затхлой тишиной. Возвращаться домой Денис не любил. Мамы больше нет, а одному в большой «трёшке» хоть волком вой. Он давно закрыл дверь в родительскую спальню и гостиную, и жил короткими перебежками от своей комнаты до кухни и ванной. Убирал редко, ведь беспорядок устраивать было теперь некому. Сам, по привычке, поев, тут же мыл за собой тарелку и убирал со стола. Мама научила...

Денис отчаянно скучал по той, что была для него не просто матерью, но и самым близким другом. Только ей он мог доверить все, что было на душе. Так было не всегда, но в последние годы ближе человека для Дениса не было.

Отец ушел из семьи, когда Денису исполнилось тринадцать. Пережить такое оказалось непросто. Дениса видеть отец не хотел, общаться не желал, ведь в другой семье у него появился новый ребенок. Это выбило почву из-под ног Дениса и всю свою злость и разочарование он стал вымещать на матери. А она терпела. Жалела его, старалась поддержать. Даже как-то раз уложила молча спать, когда он пришел пьяным. Сидела рядом, гладила по мокрым волосам и тихо плакала. Именно тогда Денис понял, что пытается винить в том, что случилось, вовсе не того. Рядом с ним был единственный человек, которому он, Денис, был по-настоящему нужен.

С тех пор началось очень долгое и сложное примирение. С собой, с мамой, со всем миром. И снова рядом стояла и поддерживала та, что все понимала...

Мама...

Ее не стало всего полгода назад, а он никак не мог смириться с тем, что она больше не встретит его на пороге, вытирая руки о фартук, не обхватит за шею, заставляя наклониться, не поцелует в лоб, привычно даря ласку, а заодно проверяя, нет ли температуры, и не спросит:

  • Как дела? Голодный?

Чего бы только Денис не отдал, чтобы снова испытать это и хотя бы на мгновение повернуть время вспять...

Но мамы больше нет, а он не успел даже толком попрощаться с ней.

Когда ее забрала скорая, кашляющую так, что становилось страшно, он даже подумать не мог, что больше ее не увидит. Слишком поздно спохватился.

Они заболели почти одновременно, несмотря на все меры предосторожности, на маски, перчатки и антисептик, который таскали в карманах, выходя из дома. Но Денис переносил все гораздо хуже. Температура держалась, не желая сдавать позиции, голова болела так, что он почти ничего не соображал от этой боли. Скорая, которую мама вызвала, забирать его отказалась.

  • Молодой. Справится. Не так критично все. А в больнице... Мало ли, еще что-то поймает сверху. Подождите немного. Пару дней. Потом решите, если легче не станет.

И мать держалась до последнего, пытаясь помочь ему. Не спала ночи, не отходя даже на минуту и слушая его дыхание. Колола уколы, по часам давала лекарства, а про себя забывала.

Денису стало легче, а она слегла. И теперь была уже его очередь ухаживать за ней. Он пытался, но быстро понял, что у мамы что-то идет совершенно не так, как у него. Поэтому тоже вызвал скорую и тут уже даже минуты медики не думали.

  • Неважно очень все. Забираем.

Больше Денис маму не увидел.

Чуть позже, уже после сороковин, он нашел в ящике ее прикроватной тумбочки письмо, адресованное ему. Мама всегда была очень консервативной. Не любила гаджеты и письма всегда писала по старинке, на бумаге. Адресатов у нее было немного – сестра, да пара подруг, живущих в других городах. И потому она иногда писала письма Денису.

  • Мне так проще выразить то, что я думаю, сын. Говорить не умею хорошо. Да и в горячности иногда ляпнешь лишнего. А так проще. И подумать время есть и сформулировать как надо.

Все мамины письма Денис хранил. Не перечитывал, сил не хватало, но держал под рукой. А то, последнее, помнил почти наизусть и без всяких повторений. Мама все про него знала. Даже лучше, чем он сам. Знала, что девушка его, Лиза, уйдет рано или поздно. Знала, что отчаяние и разочарование будет таким большим, что жить не захочется. И предостерегала от глупостей.

«Денис, сыночек, береги себя! Ты мое продолжение. Пока ты меня помнишь – я есть. А если будут помнить твои дети – я буду жить еще дольше. Они, конечно, меня лично, наверное, и не узнают, но ты ведь им расскажешь обо мне? Пусть они будут, а? Твои малыши... Похожие на тебя! Такие же смешные и упрямые. Я так любила, когда ты в детстве стучал ложкой по столу, требуя кашу. Когда упрямо отводил мои руки, говоря: «Я сам!», а потом разбивал себе нос и бежал «жалеться». Твое упрямство, когда мы кричали друг на друга и ты отказывался выключать компьютер с очередной не пройденной до конца игрой, а потом приходил просить прощения и говорил, что любишь меня от Земли до неба. Пусть у тебя тоже все это будет! Не лишай себя будущего из-за кого-то. Строй свое! Ты обязательно найдешь собственное счастье. Пусть не сразу и с трудом, но, знаешь, сын, это совсем не просто и уж точно стоит того, чтобы ради этого постараться. Если рядом останется Лиза – что ж. Значит, это твоя судьба. Но, почему-то мне кажется, что это не твой человек. Вам пока хорошо рядом, но ты сам понимаешь, что нет там того, что ты ищешь. Любви нет. Есть привязанность и удобство. Ее все устраивает пока. Иногда такие отношения перерастают во что-то большее и я этого не исключаю. Но, надеюсь, что ты не станешь отчаиваться, если когда-то эта девушка поблагодарит тебя за все, что было и пойдет дальше своей дорогой. Отпусти! Пожелай всего хорошего и не держи зла на сердце, если так случится. Она тоже много тебе дала. И время свое в первую очередь. Цени это. Вообще цени чужое время также, как и свое. Если кто-то тратит свое время на тебя, значит, ты ему небезразличен. Подумай сколько своего времени ты готов уделить этому человеку и дай столько, сколько сможешь. Не разбазаривай, а дари. И тогда ты точно будешь знать, что все сделал правильно».

Мама оказалась совершенно права. Лиза ушла от него спустя два месяца после того, как не стало матери.

Не бросила сразу. Поддержала. Сделала все, что могла для того, чтобы облегчить ему эти трудные дни. Но ушла...

Ее не было рядом, когда они болели. По стечению обстоятельств Лиза уехала в то время к родителям, а вернуться потом не смогла. И когда это все-таки получилось сделать, взяла его за руку и не отпускала, пока он пытался примириться с тем, что самого близкого человека больше нет.

И о своем уходе Лиза сообщила очень деликатно. Так, как только смогла. А Денис, помня о том, что написала ему мать напоследок, смог справиться с обидой и гневом. Расстались они по-хорошему, но легче от этого ему не стало. Он винил себя, винил Лизу, винил маму, что оставила его так рано. Винил весь мир в том, что боль не уходит... Не отпускает даже на мгновение.

Он ходил на работу, что-то там делал, покупал продукты и даже пытался что-то готовить. Но, если с работой он худо-бедно справлялся, то с готовкой все было не так радужно. И приготовленное чаще всего летело в мусорное ведро, а Денис наливал себе чай в подаренную мамой кружку, выходил на балкон и часами сидел, глядя на ночной город и пытаясь понять, что делать дальше.

Может быть поэтому появление нежданного нахального гостя даже обрадовало его. Теперь было чем заняться, не скатываясь снова с бездну размышлений и сожалений.

Кот ожил, как только Денис поставил перед ним блюдце с молоком. Сосиску, которая завалялась в холодильнике, гость не оценил, брезгливо шевельнув лапой, пытаясь закопать это несвежее безобразие.

Продолжение следует.

 Людмила Лаврова

Cirre
Симона. Окончание

  • Ничего себе! Не угодишь! Хотя... Я бы такое тоже есть не стал! – Денис убрал отвергнутое угощение и присел на корточки, глядя, как жадно лакает молоко пришелец. – Вкусно тебе? Ты прости, но больше угостить тебя нечем пока. Хочешь, оставайся...
Предложение прозвучало неожиданно для самого Дениса. Он словно смотрел на себя сейчас со стороны.

Они же оба подранки. Он – один, никому не нужный и всеми забытый, кроме тетки. Но, та живет далеко и ей нет особо дела до племянника, которого она видела в последний раз еще маленьким мальчиком. И кот, у которого нет ни дома, ни того, кого можно было бы считать хозяином.

  • А мы с тобой неплохая пара... – Денис осторожно коснулся худой спинки кота и тот не огрызнулся, а только вздрогнул, принимая давно забытую ласку.

Молоко в блюдце закончилось и кот глянул на Дениса так, что сразу стало понятно – добавка будет принята с благодарностью и пониманием. Когда повторная порция нашла свое место там, где надо, кот удивил Дениса. Он направился прямиком в прихожую, сел у двери и принялся истошно кричать.

  • Друг мой, а ты неблагодарен, как я погляжу. – Денис пожал плечами, но настроение уже стремилось к нулю. Только придумал себе кого-то живого рядом, а тот уже бежит куда глаза глядят... Может это уже закономерность? «Планида», как говорил чей-то персонаж в мамином любимом фильме?
  • Иди! – Денис открыл дверь, выпуская кота на лестничную клетку. – Проголодаешься – заходи. Молоко у меня всегда есть.

Кот не ответил. Он молча прошествовал мимо Дениса и пошел вниз по лестнице.

  • Даже не обернулся...

Денис проводил незваного гостя укоризненным взглядом и закрыл дверь.

Еще один вечер в одиночестве... Сколько их уже было? Считать? Да, наверное, и не стоит. Можно, конечно, куда-то выбраться, встретиться с друзьями. Теперь это уже можно. Но желания не было совершенно. За то время, которое прошло после ухода мамы, Денис понял, что даже самые близкие люди могут погрузиться с головой в свои проблемы и забыть о тебе так, словно тебя и не было никогда. Ни одного звонка, кроме как от Лизы.

Та звонила изредка, спрашивая как дела. Денис отвечал, что «хорошо», и на этом беседу можно было считать оконченной. Он знал, что Лиза собирается замуж и что ее новый избранник куда больше приспособлен к этой жизни, чем он сам. Там в наличии было все. И хорошая должность в крупной фирме, и дом за городом, и все остальное, что требовалось для того, чтобы строить свою жизнь как угодно, не откладывая мечты в долгий ящик. Денис понимал, что Лиза сделала свой выбор исходя из собственных интересов и не винил ее за это. Все правильно. Жизнь-то одна, повторов не предусмотрено...

Он сидел на балконе, допивая давно остывший чай и думал о том, что пора «выходить из сумрака». Довольно он прятался и тосковал. Маму уже не вернуть, часики тикают и, если сейчас не ухватить свое время за хвост, можно и вовсе упустить его. И тогда останется только вот это... Чужие окна, за которым кипит чья-то жизнь, остывший чай и холод, который будет все больше сжимать сердце до тех пор, пока оно все-таки не остановится...

Уже по-летнему теплый ветерок играл с занавеской, которую давно уже пора было постирать. Где-то во дворе шумели подростки, терзая струны расстроенной гитары. Денис, вздохнув, встал и, не включая света, прошел на кухню, чтобы сполоснуть кружку. Он приготовился было открыть кран, но замер прислушиваясь.

Странный звук даже слегка испугал его. И шел он из коридора, где тоже было темно и от этого становилось еще страшнее. Денис даже невольно усмехнулся. В детстве он боялся темноты, и мама купила сразу два ночника, которые зажигала каждый вечер в коридоре и в детской.

  • Ты что, Денис? Не бывает никакого Бабайки. Откуда ты это взял?!
  • Няня в садике рассказывала. Говорила, что он забирает непослушных детей.- Тогда чего тебе бояться? Ты же у меня очень хороший мальчик!

Почему он сейчас вспомнил об этом?

  • Потому, что Бабайка пришел! – усмехнулся грустно Денис и, щелкнув выключателем, пошел в коридор.

Звук шел от входной двери. Кто-то отчаянно скребся, изредка ударяя в дверь так, словно не просил впустить, а требовал.

Денис глянул в глазок, но на площадке было пусто.

  • И тут подкралось безумие... – протянул он, но все-таки щелкнул замком и распахнул дверь.

Чего еще ему было бояться? Самое страшное в его жизни уже случилось. Кот, который скребся в дверь, потерял было равновесие, но тут же нашел новую точку опоры. А потом очень деловито ухватил за шкирку котенка, который лежал на коврике, и потащил его в квартиру Дениса.

  • Ого! Сюрприз, однако...

Денис нагнулся и принял предложенное ему. Котенок, почувствовав тепло человеческих рук, завозился, устраиваясь поудобнее и закричал.

  • Так ты вовсе не кот, как я погляжу? Ты – кошка? – Денис смотрел на деловито топтавшуюся у его ног гостью. – И что мне с этой радостью делать?

Кошка недогадливого человека ответом удостаивать не стала. Она просто развернулась и побежала вниз по лестнице. Денис не успел даже опомниться, как она скрылась из виду.

  • Здорово! А ребенок? Ты куда пошла?!

Ответ на свой вопрос он получил очень скоро. Не успев закрыть дверь, ему пришлось тут же распахнуть ее снова, когда уже знакомое царапанье возвестило, что кошка пожаловала снова и опять не одна.

После третьего котенка, которого она вручила Денису, тот вышел на лестничную клетку, сел на ступеньку лестницы, ведущей вниз, и просто ждал. Теперь он точно знал, что в его жизни случилось то, чего он так долго ждал. Перемена. К чему она была и что сулила – пока было непонятно. Но уже сама по себе она радовала Дениса, будоража обещанием чего-то нового и заставляя делать то, что он почти разучился. Улыбаться.

Котята копошились в его руках, тыкаясь носами в ладони, а он просто млел, поглаживая маленькие головешки и разглядывая смешные торчащие хвостики. Кошка вернулась с пятым котенком и уселась возле Дениса, словно ожидая ответа на незаданный вопрос.

  • Что?! – Денис даже слегка поежился под внимательным взглядом медовых глаз. – Думаешь, если принесла мне свое добро, то я должен о них заботиться теперь?

Кошка мигнула и Денис готов был поклясться, что гостья усмехнулась. Она встала, потянулась и уже по-деловому неспешно направилась в квартиру, чтобы исследовать ее.

Денис собрал в кучку расползавшихся по его коленям котят и пошел вслед за кошкой.

А та, уже не стесняясь, обошла коридор, заглянула в комнату Дениса, брезгливо копнув лапой то там, то здесь, а потом отправилось на кухню.

  • Я тебя понял! – Денис сгрузил котят на пол и достал блюдце. – Уборку сделаем, не переживай! Дети в доме... Ты права! И для вас я что-нибудь тоже придумаю... Погоди! Знаю!

Старая мамина корзина, с которой она любила ходить на рынок, оказалась очень кстати. Теплый платок, непонятно откуда взявшийся в доме и служивший Денису еще в детстве, когда мама делала противные компрессы на его больное ухо, тоже нашел свое применение в новом статусе.

Кошка внимательно наблюдала за тем, как Денис обустраивает место для котят.

  • Нравится? Подойдет? – Денис подвинул корзинку чуть ближе к кошке, и та вдруг подошла ближе, уперлась лбом в его руку и боднула ее, принимая подарок. А потом ухватила за шкирку первого котенка и запрыгнула в корзину.
  • Вот и отлично! Устраивайтесь! А я спать пошел. Мне на работу завтра. Ой! Чуть не забыл!

Старый пластиковый поднос, который Денис поставил рядом с корзинкой вызвал у кошки сначала недоумение. Но на дно легли салфетки, за неимением газеты, и Денис убедился, что ему в соседки досталась если не красавица, то точно уж умница. Кошка аккуратно сделала свои дела и запрыгнула обратно в корзинку, где уже дремали сытые котята.

  • Умница! Знать бы еще как тебя зовут... А то просто кошкой называть как-то неудобно, а имени я твоего не знаю. У тебя имя-то есть?

Кошка молча смотрела на Дениса.

  • Ну и ладно. Придумаем. Как тебе... Мурка? Или Маркиза?

Кошка сморщила нос и зашипела.

  • Понял, понял! Не то! Подумаю! Ты только не обижайся, ладно? У меня хомячки и рыбки были. А кошек не было. Я не очень знаю, как с вами надо. Потерпи уж.

Вид у кошки был настолько деловой и гордый, что Денис невольно вспомнил песню, которую частенько слушала мама. Песенка была немного странной, но довольно зажигательной, а уж слова ее потом крутились в голове очень долго.

  • Симона! А? Что скажешь?

Кошка прислушалась и промолчала.

Денис, расценив это как знак согласия, щелкнул выключателем и ушел в свою комнату. Впервые за долгое время ему было нестрашно оставаться одному в пустой квартире...

Утром он проснулся от странного ощущения. Кто-то щекотал его щеку и дышал в лицо.

  • Лиза...

Возмущенный кошачий вопль стал ему ответом.

Кошка сидела рядом с его подушкой и смотрела на него так, что Денис понял – лучше встать и поскорее. Кажется, теперь у него появился кто-то подобный маме. Та вот так же стояла утром «над душой» вместо будильника, твердо зная, что сын сам не встанет и совершенно точно опоздает везде, где только можно.

  • Спасибо!

Денис протянул руку и замер. Вдруг кошке это не понравится?

Но та правильно оценила жест и, боднув головой ладонь Дениса, спрыгнула на пол, зовя его за собой.

Весь день Денис улыбался. Теперь у него кто-то есть. Пусть и не человек, но его ждут. И домой теперь идти хочется впервые с тех пор как не стало мамы. Ведь дел невпроворот. Симона очень четко дала понять, что бардак ее не устраивает. А потому, нужно навести порядок в квартире и купить какой-нибудь нормальной еды. Одним молоком кормящую мать не обрадуешь.

Ветеринар, к которому Денис отвез Симону с котятами в первый же свой выходной, удивленно вскинул бровь и покачал головой:

  • Молодой человек, ну нельзя же так с породистым животным! Посмотрите, в каком она плачевном состоянии!
  • А она породистая?
  • Да! Даже чип есть. Мы можем узнать, кто ее владелец. Это же не вы, насколько я понимаю?
  • Нет. Она пришла ко мне сама. Уже такая. Чья она – я понятия не имею. А котята?
  • А котята предмет грехопадения их матери. Отцом явно был вовсе не породистый кот, но какой-то очень красивый мерзавец. Вы посмотрите на них! Чудо! Я не сторонник неравных браков, но здесь природа не ошиблась.

Симона тихо сидела на столе, наблюдая за тем, как осматривают котят и молчала. Она не могла рассказать о том, как жила в большой просторной квартире с молоденькой хозяйкой.

Милого котенка с розовой ленточкой на шее девушке подарили на день рождения. Она потискала немного кошечку, сделав пару-другую снимков, и тут же забыла о ней, занятая своей жизнью. А Симону, которая тогда носила совсем другое, очень заковыристое имя, воспитывала домработница. Когда половой тряпкой, а когда и шваброй. Поэтому кошка очень быстро поняла, что люди не добрые. И хорошего от них ждать не приходится. Окончательно в этом она убедилась тогда, когда ее первая хозяйка привела в дом своего возлюбленного. Тот был строг, суров и ненавидел кошек. После первого же «прокола» Симоны, он взял ее за шкирку и вышвырнул с пятого этажа. Просто в окно. Не заботясь о том, что с ней будет...

Симона выжила. Она упала в кусты, росшие в палисаднике, и они смягчили удар. Сколько кошка пролежала там, пытаясь сообразить, что же с ней произошло, она не помнила. Уже ближе к ночи она выбралась из кустов, доковыляла до подъезда и долго сидела под дверью пока кто-то не открыл ее, возвращаясь домой с работы. Свою квартиру она искала еще дольше. Больше двух дней она бродила по этажам, принюхиваясь и крича, пока не увидела случайно грозную домработницу, которая запирала дверь, собираясь уходить. Симона кинулась к ней, радостно крича, но тут же получила остроносой туфлей под ребра.

  • Пошла вон! Как же ты мне надоела! Только и делай, что греби за тобой! Брысь, я сказала! Пошла прочь!

Симона даже не поняла, что с ней случилось дальше. Ее просто схватили за шкирку как котенка и запихнули в какую-то душную тесную темноту. А потом куда-то долго несли, чтобы в конце пути просто вытряхнуть из сумки рядом с помойкой с приговором:

  • Тут тебе самое место!

На помойке она не осталась. Там было страшно. Мимо ездили машины, и бегали собаки. Симона немного осмотрелась и нашла то, что подарило ей относительную безопасность – вход в какой-то темный, сырой, но теплый, подвал.

А потом было много всего. И первая мышь, и кот, который ходил за ней, карауля ее долго и нудно, и котята... Именно тогда Симона поняла, что пора что-то менять. Она мало ела, еще меньше спала и очень боялась оставлять котят хоть на минуту. Но выхода не было. Нужно было искать еду, ведь если она была голодна, то и котята тоже кричали от голода, теребя лапками ее живот и требуя молока.

И тогда Симона пошла искать дом.

Денис был не первым к кому она пришла. Были и другие. Но никто не принимал ее. Все гнали. Кому нужна была страшная ободранная худая кошка?

И к Денису она попала уже совсем озлобленной, обиженной на весь свет, шатающейся от голода и тревоги за котят. Поэтому и шипела на него, кидаясь и злясь на то, что ее никто не хочет принять и понять.

А он понял... И это было очень странно. Ведь Симона к тому времени уже успела хорошо понять, что никто и никому на этом свете не нужен. А если ты не можешь позаботиться о себе сам, то нечего и ждать, что эти заботы возьмет на себя кто-то другой...

Успокоилась она не сразу. Тревожно бегала по квартире, когда Дениса не было дома, а потом присматривалась к нему, осторожно принимая ласку, когда он приходил с работы, каждый раз принося что-то вкусное для нее.

Но время шло, котята росли, и Симона постепенно угомонилась.

Она не знала, что Денис звонил ее прежней хозяйке, но та даже не стала разговаривать с парнем, просто отказавшись от кошки сразу и наотрез.- У меня нет никаких животных! Не звоните мне больше!

Не знала Симона и того, что после этого короткого разговора Денис стал считать себя полноправным хозяином не только ее, Симоны, но и каждого из котят.

Как не знала и того, что подарила ему то, чего этому теплому доброму парню так не хватало – уверенность в том, что он кому-то еще нужен в этом мире. И пройдет еще год с небольшим. И котята Симоны обретут новый дом, пристроенные Денисом в те добрые руки, которым он смог доверить «своих детей». И один из этих котят вернется со временем в дом Дениса вместе с той, которая согласилась заботиться о сыне Симоны.

И эта большеглазая, симпатичная девушка будет обладать такими же теплыми руками, как и Денис, а на выходки Симоны, которая решит проверить, подходит ли она хозяину, отреагирует правильно и с юмором.

И тогда кошка примет ее, успокоившись, ведь Дениса она давно уже будет считать своим. А своих нужно отдавать только в добрые, правильные руки, которые не обидят и не сделают больно.

И однажды вечером Симона наподдаст своему великовозрастному уже сыну, который покусится на новый диван, а потом выйдет на балкон и запрыгнет на руки к Денису, прислушиваясь к тихому разговору. И сразу четыре теплых руки погладят ее, почесывая уши и шею. А потом Денис почему-то вздрогнет, услышав то, что жена шепнет ему на ухо и Симона удовлетворенно замурлычет, уже зная, какую новость сообщили только что тому, кто стал для нее целой вселенной любви и тепла.

Давно пора! Пусть любви будет в этом доме как можно больше! И пусть у Дениса появятся уже, наконец, свои котята. Ведь, если он смог принять чужих, хвостатых и полосатых, любить их, даря заботу, то уж своих-то он точно заслужил уже давно. И эти котята будут самыми счастливыми и любимыми на свете. А она, Симона, так уж и быть, поможет с их воспитанием.

 Людмила Лаврова


Cirre
Уютный южный городок открыл двери курортного сезона. И потянулись к морю отдыхающие, и не только. Появилась в нём и заезжая бригада строителей-ремонтников.

Трое молодых парней во главе с бригадиром. Дело своё они знали, но было в их поведении кое-что, что вызывало и у заказчика, и у ближайших соседей неприятные чувства.
Не раз они замечали, как весёлые и приятные в общении люди со злостью и пренебрежением на лицах шугали местных дворняжек...

Три собаки, жившие на улице, отличались беззлобным дружелюбным нравом. Более того, дядя Жора, местный дворник, научил их простым трюкам.

Две девочки и мальчик, Муся, Жуля и Тузик, как он их называл, умели стоять на задних лапах, подавать голос. Вроде, ничего такого мудреного, но делали они всё это вместе, втроём, что приводило в восторг детей, дядю Жору и всех жителей улицы.

Когда появилась бригада строителей, собачки встретили их вилянием хвостов. Они любили курортников, среди которых попадались такие же добряки, как дядя Жора. Подкармливали дворняжек, гладили, играли с ними.

Первой досталось Жульке. Она подбежала к бригадиру, и, завиляв хвостом, крутанулась вокруг себя. Невысокий дядька с тяжёлым взглядом пнул собачку ногой и крикнул:

– Пшла отсюда, блохастая!

Тузик залаял на обидчика. А тот поднял с земли камешек и швырнул его в собаку, попав по лапе. Взвизгнув от боли, Тузик отбежал подальше. С ним вместе ретировались и Жуля с Мусей.

Хозяин гостиницы, которую ремонтировали строители, покачал головой и укоризненно сказал бригадиру:

– Негоже, мил человек, собак обижать. Они ж тебе ничего плохого не сделали, они ж безобидные, вон, хвостиком вам виляли.

– А мне плевать, пусть не вертятся под ногами, – ответил бригадир.

Как-то вечером бригада собралась в небольшом летнем кафе, работавшем на этой же улице. Крутились возле кафе и наши собачки. Уборщица заведения выносила им мясные обрезки, вот они и ждали её.

Строители гуляли. Стол ломился от еды и выпивки. Уже хорошо набравшись, бригадир вышел в туалет, а возвращаясь, заметил мирно лежавших в дальнем уголке двора собак.

Мстительный мужик не мог простить дворняжкам неприятный выговор, да ещё при его работниках. Он решил покуражиться над животными.

Взяв со стола солёный огурец, он ласковым голосом подманил Муську. Она протянула мордочку, чтобы понюхать то, что держал в руках человек.

Бригадир схватил её за шкирку и, смеясь, стал тыкать в морду огурцом, приговаривая:

– Ты у меня вегетарианкой станешь, это модно.

Парни, тоже уже захмелевшие, смеялись, глядя на то, что делает их начальник. Наконец, Муська вырвалась из пьяных рук бригадира, и собаки убежали.

Издевательства мужика заметила уборщица. Она подошла к нему и от всей души хлестанула по спине мокрой тряпкой:

– Справился, поганец?! Ещё раз тронешь собак, шваброй отхожу!

И так началось великое противостояние. Дворняжки, быстро сообразив, что от этих заезжих ничего хорошего не дождешься, старались обходить их стороной.

Бригадир же, затаив обиду, специально выискивал их, и, то бросал в них гальку (специально на пляже набирал), то обливал водой.

В очередной раз погуляв в кафе, молодые парни разбрелись по городку в поисках приключений. Подвыпивший бригадир возвращался в гостиницу.

В темноте он заметил силуэт собаки. Зло усмехнувшись, он достал из кармана гальку, зажал её в кулаке, стал приближаться к собаке.

С пьяных глаз он не сразу понял, что та ведёт себя странно: не убегает, не прячется. Сделав ещё шаг, мужик остолбенел. Перед ним стояли три собаки и тихонько рычали.

Среди них он узнал только Тузика, два других пса были значительно крупнее...

Матёрый лохматый кобель с горящими глазами медленно шагнул к мужику. Тот разжал кулак, галька громко шлёпнулась об асфальт.

Тут, на счастье подлого мужичонки, в переулке появился дядя Жора.

– Серый, ну-ка не балуй, – громко сказал дядя Жора, обращаясь к матёрому псу.

Тот повернул голову к дворнику, пару раз вильнул хвостом, что-то рыкнул псам, и они ретировались, растаяв в темноте.

– Спасибо! – поблагодарил его враз протрезвевший бригадир.

– Злой ты человек, Михал Петрович. Собак вот не любишь. Да ладно бы не любил, ты ж обидеть стараешься. Иди уже домой, да оглядывайся. В следующий раз меня может рядом не оказаться...

Когда бригадир скрылся в дверях гостиницы, дядя Жора тихо свистнул. На его зов из темноты нарисовались три пса.

– Ну, что, Тузик, нажаловался вожаку? А и правильно, а то ишь, руки распускает, слюнями брызгает. Хомо сапиенс, понимаешь ли. У нас тут все сапиенсы, и хомо, и канисы...

Придя домой, дядя Жора рассказывал жене:

– Помнишь я тебе про бригадира строителей, что у Захарова гостиницу ремонтируют, рассказывал? Представляешь, иду щас домой, а бригадира того Серый прижучил.

Жена охнула:

– Не покусал?

– Неее, – усмехнулся дядя Жора, – я так понимаю, ему Тузик нажаловался. Стоит этакая махина, глаза горят, зубы скалит, как энтот придурок в штаны не наложил, не знаю, – снова засмеялся дядя Жора.

– Вот что ты смеёшься? А если б покусал?

– Лена, Серый абрикосовый сад охраняет у Матвеевича, он у него дрессированный. Он, если и кусает, то только за задницу, – успокоил дядя Жора супругу.

– Да знаю я, но кто знает, чего ему там Тузик наболтал.

– Это да. Тузик за Мусю и Жулю мог и приукрасить...

Двое людей говорили о собаках так, как будто они были их хорошими соседями, с которыми и днём поболтать, и вечерком в саду чайку попить.

Последнюю неделю строители вели себя тихо, в кафе не ходили, ударными темпами заканчивали отделывать гостиницу. Уехали тоже по-тихому.

Вот таким постыдным поражением закончилось противостояние так называемого Homo sapiens с разумным Canis.
Галина Волкова

Cirre
Соседка
— Рай, не знаешь, кто у нас в однокомнатной на первом этаже?
Да я знаю, что бабка какая-то, я конкретно спрашиваю, что о ней известно. Противная, мрачная всегда. Буркнет «здрасте» и идет, а то и вообще молча мимо тебя чешет, как будто ты — пустое место. И вид всегда такой жуткий, словно под вагоном сюда приехала.
Одета, как нищенка, голову небось овечьими ножницами стригли... А квартира-то кооперативная! Значит, денежки водятся. И льготы есть у нее, мне в домкоме говорили. И пенсия особенная, Валька-почтальонша еще удивлялась — ни у кого тут такой нет, какие-то все переводы-выплаты приходят! Ну как — мне зачем?! Во-первых, знать надо, кто рядом, во-вторых, хоть она и нелюдимая такая, но старая же, помощь-то нужна и вообще... Я вот не видела, чтоб кто ездил к ней. Значит, одна! Так, я думаю, может, походить к ней. Убрать-помыть-сготовить, то-се.. Ну ты же знаешь, нас в двух комнатах шесть человек и Нинке осенью рожать! А бабке этой кому-то же надо квартиру оставить и начинку всю, не с собой же в гроб! Ну я и не говорю, что завтра, пусть живет пока, но не вечно же! Да еще с такой рожей перекошенной.
Как звать ее, не знаешь? Подойду завтра к ней, помощь предложу.
Александра Львовна, войдя, заперла дверь, в крохотной прихожей сунула в ящик пакет картошки, пустую сумку бросила рядом и прямо в ботинках и пальто прошла в комнату. Не зажигая света, она села в продавленное кресло у окна, выходящего в редкий лесок, и в который раз подумала, как повезло ей с видом из окна — людей практически она не видит, только этот жалкий лесок, совсем не похожий на тайгу вдоль Мертвой дороги из Салехарда в Игарку, где она девять лет валила лес. С тех пор, как она вернулась, прошло больше десяти лет, давно кончился кошмар коммунальной конуры, реабилитация сделала ее почти богатой, пенсия с учетом северных, плюс компенсация за родителей позволили стать хозяйкой этой восемнадцатиметровой крепости, а больше ничего ей и не надо было. Возможность не видеть никого на соседних нарах, не находиться круглые сутки среди людей, пусть и таких же загнанных, как ты, не вставать затемно на поверку и самой выбирать, когда идти в баню и какую баланду сварить сегодня, была высшим знаком счастья и свободы! Всем она сегодня была довольна, еще бы не выходить на улицу, на солнце, от которого так резало глаза и она ощущала себя совершенно голой, потому что годами такой яркий свет либо бил в глаза на допросе, либо шарил по телу при очередном обыске. Она вообще неуютно ощущала себя вне квартиры. Когда она шла на станцию в магазин или аптеку, ей все время казалось, что это побег, что она напрасно пытается раствориться среди этих спешащих по делам людей, все равно ей не скрыться, ее вот-вот поймают и добавят срок.
Поэтому она выходила только по крайней необходимости и переводила дыхание, только задвинув изнутри засов входной двери.
Зато в комнате было чудесно! Спокойно, тихо, полумрак не раздражал глаза, уютно посвистывал чайник, голова кружилась от запаха борща или свежей булки. Если не открывать окна и не снимать пальто и тяжелые мужские ботинки, ей было даже тепло, хотя она годами не могла согреться. Тогда, на лесоповале, она коченела так, что с трудом останавливала себя, чтоб не сунуть руки в костер, и, похоже, ледяной озноб поселился внутри нее навсегда, но все же в этом последнем своем убежище ей удавалось загнать его так глубоко, что он почти себя не обнаруживал. А еще здесь, в квартире, собрались все, кому не было больше на земле места и кто все эти годы прятался внутри нее. А теперь — пожалуйста! Здесь, стоит только захотеть и позвать, рядом оказывается расстрелянный отец, сгинувшая в лагерях мама, пропавший без вести муж и выбитый сапогом на допросе ребенок. Она была уверена, что это мальчик, звала его Левушкой в честь деда, родись он тогда — ему было бы скоро тридцать, но здесь он оставался всегда ребенком и именно для него в малюсеньком холодильнике «Север» всегда стояла бутылка свежего молока, сама она молока не пила — организм не принимал. Неудивительно, что ей никого больше не хотелось видеть. У нее и так тут полно хлопот и большая компания. Она хотела еще котенка завести или щенка, тем более что молоко все равно регулярно выливала, но она навсегда усвоила, что нельзя, чтоб рядом был кто-то, зависящий от тебя, она помнит, как выли каждую ночь ее товарки, гадая о судьбе оставленных детей.
Свобода так зыбка, какие уж тут могут быть питомцы...
— Александра Львовна, Вы дома? Это Лида, соседка из сорок второй квартиры! Здрасьте! Я че зашла-то — я смотрю, как редко вы выходите, тяжело идете так, всегда одеты очень тепло... Я ж понимаю, что старость — не радость, что трудно одной-то в ваши года. Мне вон пятьдесят восемь — и то я уже сдавать стала, не то что раньше, а вам-то, извиняюсь, небось, за семьдесят далеко? Сколько?? Пятьдесят шесть?? Ой, Александра Львовна, че-то вы путаете! Ну, семьдесят три я еще поверю, а то что же, моложе меня, что ли?! Нет, мне-то все равно, я ж не на работу вас принимаю, наоборот, сама хотела напроситься к вам в помощницы по хозяйству, но раз вы такая молодая, то и смешно говорить об этом! А, уж простите за любопытство, где жизнь-то вас побила так? И зубы все железные, и голова белая, и, что скрывать, руки вон так дрожат, что чайник с трудом удерживают? Это болезни какие-то или, как бабки говорили, божья кара такая? Или, может, все-таки в бумагах напутали чего и возраст ваш другой? Ой, ой, прямо волком на меня глядите, будто я виновата в чем! К вам с добром пришли, а вы аж выпихиваете из квартиры! Я-то по доброте душевной думала, дай бабушке сиротской подмогну по-соседски, а вы, как собака цепная! Боитесь, добро ваше увижу да утяну?! Я, может, и беднее вас, только мне не надо, я чисто от сердца помощь предлагала! — Лида так страстно укоряла Александру Львовну за негостеприимство, что сама поверила в свое бескорыстие и чуть не заплакала. Тем более поняв, что при таком возрасте соседки квартиры ее не дождаться... — Пожалуйста, я уйду и дверь вашу сроду больше не открою, колотитеся, как хотите! Не жалуйтеся только потом! — И, пятясь, Лида выскочила вон, громко хлопнув за собой дверью. — Нет, ну какая старуха противная! Я Райке и говорила, что мразота! Пусть сама в своем тряпье ковыряется и хоть грязью зарастет! И все врет она, что ей пятьдесят шесть! Из ума выжила, видать! Вон сынок мой, Толик, вохровец, врагов Родины охраняет, так он рассказывает, что они пашут, как проклятые, и то лучше выглядят, чем бабка эта! Тьфу, только время зря потеряла!
Лучше бы на втором этаже у евреев пошла окна помыла, заработала бы...
Александра Львовна заперла за Лидкой дверь, налила кружку почти черного чая, подмигнула сама себе, отразившись в стеклянной дверце буфета, и с наслаждением опустилась в кресло у окна. Ну и пусть зубы железные! Но жива же! Совсем весна уже! Не успеешь оглянуться — зацветет все!
Надо только найти кого-то окна помыть, самой не осилить...

ТатьянаХохрина

Cirre
Папа Федор
— Саша, закрой форточку, пока Федор не сбежал! – Юля, собрав в садик маленькую Олю, лихорадочно рылась в своей сумочке. – И поторопись – мы уже опаздываем.
— Ничего с ним не случится, пусть погуляет. Погоды вон какие стоят, чего мужику сидеть весь день взаперти, – ворчал Саша.
— Ага! – возмутилась Юля. —– А в марте, помнишь, ушел и вернулся только через неделю! Грязный, драный, истасканный. Говорила тебе: стерилизовать его надо, чтоб не блудил!
— А кто, если не Федор, будет местную породу улучшать? — Саша демонстративно хлопнул форточкой и тут же приоткрыл ее, подмигнув коту.
Федор подмигнул в ответ. Мужская солидарность — она не знает межвидовых границ.
— Всё балуешь своего любимчика, – ворчала Юля. – В обед опять помчишься домой, чтобы его накормить?
Наконец люди собрались, хлопнули дверью и оставили кота в одиночестве...

Трехлетний кот Федор с ярко выраженными признаками сибирской породы потянулся, зевнул и прислушался. Услышав шум отъезжающей машины хозяев, поднялся и, встав на задние лапы, выглянул в окно.
Уехали. Вот и ладненько. Самое время нагулять аппетит. Он с подоконника сиганул в проем форточки, огляделся и легко перелетел на ветку клена. Вот она – воля! Точно так же, почувствовав непреодолимый зов природы, он ушел из дома в марте. На неделю.

Да, приключений за ту неделю было множество: походы по подвалам, знакомство с молоденькой трехцветной кошечкой, жестокие драки с местными котами, претендующими на его подружку. И только когда Федор исхудал до состояния велосипеда, нахватался блох и оголодал, он вернулся к хозяевам. Те встретили его с причитаниями, отмыли, заласкали и вновь откормили.
«А что, не пройтись ли по местам боевой славы?» — подумалось Федору.

*

Осторожно спустившись с дерева, он пересек двор и отправился к соседнему дому. Подвальное окно вело не на двор, а на пустырь, Федор это хорошо помнил. Обойдя дом, он нашел нужное окно и заглянул внутрь, в темноту.
Дождавшись, когда глаза привыкнут к сумраку, спрыгнул на бетонный пол. Да, именно здесь квартировала та самая трехцветная красавица Амелия, но сейчас ее не было. Хотя...

Федор углядел едва заметное движение за трубой. Осторожно приблизившись, он увидел испуганные глаза трех котят, которые, прижавшись друг к другу и дрожа от страха, смотрели на незнакомого кота.
Федор присел и стал с любопытством их разглядывать. Недели три от рождения. Два пацана и девочка. До того худенькие, что видны только глаза и уши. Девочка расцветкой напоминала Амелию, а пацаны...
Мальчики – копии Федора! Те же лапки с белыми носочками и беленькие манишки, которые со временем распушатся на груди, делая их неотразимыми франтами. «Мои!» – радостно забилось сердце.

—Дети, где ваша мама? – стараясь говорить ласково, мяукнул Федор.
Котята помалкивали. Наконец вперед вышел самый крупный из них и, загораживая собой братика с сестренкой, пропищал:
— Мама скоро вернется. Она сказала, что принесет нам покушать, чтобы мы потерпели и не плакали.
— Вы, такие большие котята, и не можете без мамочки? – улыбнулся Федор. – Плачете без нее?
— Нет, – ответил тот же бойкий карапуз. – Мы плакали не потому, что без мамы, а потому, что хотели кушать.
— Вот оно что, – Федор задумался.

Прожив три года в тепле, заботе и ласке, он даже не задумывался, что кто-то может быть голодным.
— А боялись вы чего?
— Иногда, когда мама отлучается, приходит кот. Он обижает нас, лупит. А Милю даже поцарапал.
Малышка показала Федору переднюю лапку, на которой запеклась кровь от глубокой царапины. В зеленых доверчивых глазах девочки застыли слезы обиды.
— Я не буду вас обижать, не надо меня бояться, – заверил Федор, чувствуя, как сердце его наполняется жалостью и нежностью к этим малышам. И чувством неизбывной вины — ведь в эту ушастую голову даже не приходила мысль, что его детки мерзнут, голодают, страдают в то время как он, насытившись, лениво дремлет у теплой батареи. — Выходите вот сюда, где солнышко. Здесь вам будет теплей.

Котята нерешительно подошли к Федору, опасливо поглядывая на него. Он, заметив, что маленькая Миля прихрамывает, подгреб ее к себе и принялся зализывать больную лапку. Убедившись, что им ничего не угрожает, котята радостно замурчали и окружили гостя.
Федор выяснил, что старшего из них – того самого, что первый заговорил с ним — зовут Левушкой, и он очень гордится своим старшинством. Второй мальчик – Афанасий, но все зовут его Афоня – мечтательный и задумчивый котенок.

— Мама иногда приносит нам покушать, — рассказывал Левушка, — потому что мы сами еще не можем выбраться из подвала. А когда подрастем, будем сами охотиться и не будем голодными, мама нас научит!
— Сейчас тепло, — пищала Миля. – А еще недавно мы мерзли, потому что здесь было холодно, а труба уже не грела. Мама, конечно, грела нас собой, но когда уходила, мы сильно мерзли. А потом стал приходить этот кот... — Миля всхлипнула, а у братиков вновь округлились глаза от пережитого ужаса.
— Когда мы вырастем, — прошептал Афоня, — мы встретим этого кота, отлупим его и не будем больше бояться!

Чей-то силуэт закрыл проем подвального окна, хриплый мяв раздался снаружи, и котята испуганно кинулись прятаться за трубу. Федор, отойдя в тень, увидел, как в подвал спрыгнул откормленный на домашних харчах красавец сиамской породы.
Не замечая Федора, хищно блеснув в полумраке голубыми глазами, он направился к котятам, но успел сделать лишь пару шагов. Федор атаковал внезапно и яростно, ударом лапы сбил его с ног и принялся валять противника по полу, угощая оплеухами слева и справа. От души! С коготками!
Не ожидавший такого приема, сиамец, отчаянно вопя, спешно покинул место сражения, позорно оставляя за собой мокрую дорожку.

— Миля, Афоня, Левушка, выходите, не бойтесь, – Федор даже не запыхался. — Он больше сюда не придет. Обещаю.
Котятки вышли, оглядевшись, не увидели своего обидчика и радостно запищали:
— Ура! Он больше не придет! Дядя, ты такой сильный! – братики прыгали и кувыркались от радости, а Миля подошла к Федору и ласково потерлась о его лапку мордочкой.
— Можете называть меня папой, ж разрешил Федор.
— А что такое папа? — заинтересовались котята.
— Ну, это... как мама, только папа, — как мог, объяснил Федор.

*

Время приближалось к обеду, а мама кошка не появлялась. У котяток болели от голода животики, Миля захныкала. Федор решился:
«Ребятки, сейчас я вас подниму наверх и отведу туда, где есть много еды, а потом найду вашу маму. Согласны?».
Котятки были согласны идти с папой хоть на край света, лишь бы там была еда. Он по очереди поднял их на улицу, ему это не составило труда – котятки были почти невесомы. Малыши с удивлением смотрели на белый свет и жались к папе.
«Вперед!» — скомандовал Федор и двинулся по направлению к своему подъезду.

Котята, задрав тоненькие хвостики, потопали за ним. Федору пришлось пару раз возвращаться и подталкивать сзади задумчивого Афанасия, часть пути он пронес Милю, у которой еще болела лапка. Попутно он шуганул не в меру любопытного пса, сующего свой нос куда не просят.
Подойдя к дереву, он одного за другим перетаскал в квартиру котят, которые накинулись на корм в миске.
«Хорошо, что утром не стал завтракать», — мелькнула мысль.
Объяснив котяткам, что здесь им нечего бояться даже когда появится человек, показав лоток и свою лежанку, он отправился на поиски Амелии.

Он нашел ее в кустах, недалеко от лаза в подвал. Кошка лежала с закрытыми глазами и тяжело дышала. На животике, у задней лапки, кровоточила рана.
Почувствовав присутствие Федора, она открыла глаза, грозно зашипела, но вновь уронила голову. Федор принялся зализывать ей ранку, но тщетно. Амелия узнала Федора и прохрипела:
— Котята... Там, в подвале. Позаботься о них. Больше некому.
— Уже позаботился. Они в безопасности и сытые. Что с тобой случилось?
— Шашлычник ткнул шампуром. Хотела стянуть кусочек мяса для деток. Не повезло...
— Потерпи немного, мы тебе поможем, – но кошка вновь уронила голову и закрыла глаза.

Федор кинулся к подъезду, откуда уже выходил Саша – хозяин Федора. Его растерянный вид свидетельствовал о том, что он успел познакомиться с котятами и всё понял. Увидев Федора, Саша только и смог сказать: «Ну, брат, ты даешь! Что хозяйке скажем?».
Но Федор не слушал хозяина, а, уцепившись за штанину, тащил его за дом, истошно мяуча. Убедившись, что Саша его понял, он перешел на бег.

*

...Сидя в приемной ветеринарной клиники, Саша наглаживал Федора:
— Ты, Федя, мужик правильный. Я тебя понимаю. Но лучше будет, если мы тебе бубенчики подрежем. И тебе спокойней, и нам проблем меньше.
— Всё будет нормально с вашей кисой, – ветеринарный врач мыл руки под струей воды. — Вовремя привезли. Ранение проникающее, но важные органы не повреждены. Она пока не отошла от наркоза, пришлось делать полостную, заодно и стерилизовал. Забирать дня через три, думаю, к тому времени всё будет в норме. Откормите ее хорошенько, истощена она до предела.

Вечером в квартире состоялся серьезный разговор. Чтобы не травмировать психику котят, Федор увел их в другую комнату и принялся учить жизни.
— Язык, детки, это не просто язык, – рассказывал он. — Это еще и ложка, и полотенце, и расческа и... туалетная бумага.
Котятки, чистенькие и сытые, блестели глазками и внимательно слушали папу.

А Саше пришлось выслушивать упреки Юли, адресованные ему, Федору, и всему мужскому роду, которые только тем и занимаются, что доставляют страдания женщинам в угоду своим животным инстинктам.
Однако, увидев, как Федор укладывает котяток спать, лизнув каждого в носик и, выбрав местечко, ложится сам, мурлыча им колыбельную, умилилась и разговора на эту тему больше не заводила.

Когда Саша привез из клиники Амелию, Юля даже всплакнула, глядя на ее радость при виде котяток. Они пищали и лезли к мамочке, а она нежно вылизывала каждого, громко мурлыча и благодарно посматривая на хозяев.
Счастливее всех была маленькая Оля, которой не надоедало играть с котятами бантиком и строить для них домики из коробок.
Котята росли умницами и красавцами. Ближе к осени всем нашлись хозяева. Амелия осталась с Федором. Тому, правда, пришлось перенести весьма неприятную операцию, но характер его ничуть не изменился.

*

Частенько вдвоем они покидали квартиру и уходили гулять. Куда? Неизвестно. Через месяц-другой шашлычник — тот, что держал кафе на углу – влез в крупные долги и спешно покинул город. Виной всему – обвинения в антисанитарии. Как-то посетители, наблюдавшие за процессом приготовления блюд, заметили в баке с маринованным мясом дохлых мышей. Трепетные души «братков» не выдержали такого испытания, и они, надев на голову шашлычника упомянутый бак, гордо удалились.

В день, когда с проверкой приехали представители надзора, в маринаде обнаружилась дохлая крыса! Штрафы и компенсации не смогли вернуть репутацию кафе. Когда шашлычник с позором покидал ранее прибыльное место, он увидел парочку хвостатых, которые сидели напротив и наблюдали за ним. Он вспомнил эту кошечку. Он всё понял.
А Федор и Амелия, победно взметнув хвосты, не спеша отправились домой.

Автор: Тагир Нурмухаметов

Рассказы для души

Cirre
Старшая дочь перед сном решила пойти на пробежку и на уличную спортивную площадку.
Вспомнив свою утреннюю примерку купальника, я тоже навязалась.
Младшая тут же запрыгала от счастья «и я!».
вышли три нимфы в лосинах.
пошли бегать вокруг Егерского пруда, что расположен в Сокольниках.
Егерский пруд.
Это когда медленно ходишь вокруг него кажется, что это милый маленький прудик, но пока бежишь, медленно рассекая воздух грудями, не упакованными в спортивное белье, – это вообще долбаный Байкал.
Каждый решил бежать по мере своих возможностей.
я очень хотела показать детям, что у них здоровая и спортивная мать, но пробежав 50 метров, внезапно почувствовала как верхушка моих разгоряченных легких начала выползать из ноздрей. В ушах застучало сердце в ритме группы Напалм Дэд.
пока здоровая и спортивная мать, периодически прихрамывая как подстреленная в жопу лошадь, пыталась доскакать до середины круга, мимо меня трижды промчались мои дети. В самом деле это напоминало автогонки, где участвуют два болида и лада калина.
доползя до площадки, я решила подкачать руки. Там такой тренажер есть, где ты свой вес тягаешь, поднимая две рогатины руками... думаю, ну я сейчас тут детям покажу свою силу.
села.
устроилась.
Дети любопытно следили за событиями не хуже, чем Мария Захарова за госдепом.
... тут должны были бы быть фанфары, но я не смогла сдвинуть эту чертову седушку ни на миллиметр, хотя старалась, издавала нечленораздельные звуки теннисисток и в голове как мотивацию пропевала саундтрек из Рокки «Глаз тигра».
дети решили мать не огорчать, навалились по обе стороны ручек и мы втроем подняли мой царственный зад.
мне было нестерпимо стыдно, но я осталась довольна воспитанием детей в плане помощи немощным.
потом мы опять бежали.
Старшая бежала как русская псовая борзая – грациозно, быстро, легко, мотая породистой головой вблизи лавочек, где мирно попивали пиво молодые парни.
Младшая бежала, семеня по диагонали как восторженная чихуахуа и одновременно восклицала «ой, уточка!», «смотри какая киса!», «а что будет, если смешать майонез и варенье?».
я бежала как пингвин с яйцом между ног – так же «расторопно» и смешно виляя задом.
спорт – наше все. Но не для меня. Завтра опять пойду.

© Саша Давыдовская


Cirre
Все стадии строгого мужского «никаких животных в доме» я прошла на примере своего мужа:
  • Нам не нужна кошка. Кошка это запах, гавно, драные обои и поцарапаная мебель, я в сотый раз тебе повторяю, чтобы никаких кошек я тут не видел, или я или кошка, да это ультиматум, ненавижу этих тварей, ой, а кто это у нас такой маленький, ушастенький, халесенький, да, конечно, возьмём вторую, ой какой у неё смешной хвостик пимпочкой, ты покормила Дусю, а Раду покупала, что-то они не едят этот корм за охулион денег, надо попробовать тот другой, за охулиард, Рада, смотри, я тебе полмамонта принёс, сейчас прокручу в мясорубке и положу в ротик, вот, я купил новую когтеточку и полочки для лазалок прибил, смотри-смотри как она забавно задом влияет, ну прям как баба, леди, богиня моя, зайка, солнышко, пуся, ой, оеееей, смотри у неё глазик слезится и носик горячий, галактеко опасносте, пыщпыщпыщ, срочно вызывай ветеринара, аааа, нет, я не истерю, отойди, я сам с ней посижу ночью, Рада, маленькая, ну что с тобой, тыж моя любимка, что значит на Новый год едем к маме и кошек на передержку к знакомым на целых 10 дней, ты с ума сошла, они же там будут страдать, лишаться, есть недосыта, спать без просыпа, недосыпать в общем, что ты за хозяйка, ты их не любишь, мать ехидна, зачем ты их заводила, чтобы мучить, ты проэсэмэсила как они там устроились, что значит нет связи в самолёте, пойди в туалет и подпрыгни вверх, я однажды так поймал связь, нет не глюк я поймал от удара головой о потолок, а сигнал, ой чота у меня сердце не на месте, болит за них, как бы чего не случилось, проэсэмэсь ещё раз, и ещё, а теперь позвони, мы вернулись, Дуся, девочка моя, иди к папе, папа по тебе скучал сильно-сильно, фрр, фрррр, да, киса, киса моя золотая... (звук смачного поцелуя в нос), знаешь, я тут подумал, что в частном доме им будет комфортнее, надо брать кредит.

Охana Grauberg
Рассказы для души

Cirre
Свидетели и судьи

Улица этого маленького города имела, конечно, свое официальное название. Его даже можно было разглядеть на покосившейся табличке одного из домов, но все жители именовали улицу не иначе, как Приютская.
Да и как оно могло быть по-другому, если именно на ней находились Детский дом и собачий приют.
Приют... какое холодное и колючее слово. С металлическим привкусом крови из разбитой губы, с запахом прогорклого масла от огромной кастрюли, в которой варится невкусный обед, с ощущением сырости заскорузлых простыней...
Из этих запахов, звуков и ощущений для маленького Андрюшки складывался мир его детства. Приютского детства. Другого он и не знал. Шестилетний ребенок был мудр и серьезен не по годам. Он никогда не фантазировал о том, что был украден цыганами, но мама его ищет и обязательно найдет, что папа – полярник и служит на далеком Севере. Многие дети в приюте утешали себя подобными историями, а Андрюшка твердо знал, что нет в целом мире никого, кому он был бы нужен. Воспитатели не привечали этого молчаливого ребенка, да и сам мальчик не рвался в любимчики и не торопился обзаводиться друзьями. Его друзьями были книги, а еще у него была тайна...
Особого контроля за ребятишками не было. Пользуясь такой свободой, Андрюшка удирал из приюта и, зажав в ладошке несъеденный кусок хлеба или иное какое лакомство, бежал в другой приют. Собачий. Там его ждал единственный друг, Буран – большой старый кудлатый пес непонятной породы. Мальчик и собака, никогда в жизни, не знавшие любви и ласки, дарили ее друг другу. Прижавшись к теплому боку Бурана, Андрюшка выплакивал свои детские обиды и горести, рассказывал о прочитанных книжках и мечтал о другой, домашней, жизни. А пес смотрел на него мудрыми глазами, вздыхал и подставлял лобастую голову под его руку.
Сотрудники приюта привыкли к этим посещениям и не прогоняли мальчишку.
То осеннее утро Андрюшка как всегда проводил в обществе своего друга. Он еще не знал, что сегодняшний день изменит всю его жизнь, а потому и не обратил внимания на молодого человека с фотоаппаратом, остановившегося возле них. Не знал, что в местной газете выйдет статья о буднях собачьего приюта. Не знал, что читая её, в большом доме будет плакать красивая женщина. Плакать над снимком, на котором худенький большеглазый мальчик крепко обнимает старого лохматого пса.

  • Андрюша, за тобой мама пришла!
Боясь поверить самому себе, он робко вошел в кабинет директора и увидел женщину с добрыми серыми глазами. Она опустилась перед ним на колени и нежно обняла.
  • Ты позволишь мне стать твоей мамой?
  • А Буран? Его мы тоже заберем домой?

Но вольер Бурана был пуст... Ржавая дверца поскрипывала, жестоко и откровенно демонстрируя свою теперь ненужность. Сотрудник приюта отводил глаза...
  • Старый он уже был. А у нас здесь врачей ведь нет, помочь ему никто не мог. Вот и умер ночью. Тихо так и умер...

Андрюшка сжал мамину руку, проглотил огромный колючий ком в горле и крепко зажмурился. Он умел плакать вовнутрь...

Почти тридцать лет спустя, в кабинете главврача одной из самых больших ветеринарных клиник Москвы, у темного окна стоял уставший человек в белом халате. И хотя дома его ждала семья, две собаки, кот и ворона Марфа, он все еще был на работе. Клиника была открыта круглосуточно, принимала всегда и всех, а тишина здесь считалась редким гостем. Главный врач собрал команду отличных профессионалов. Эта больница была его детищем и делом всей жизни. Он брался за тяжелых, а, порой, и безнадежных пациентов. Здесь лечили и выхаживали, принимали тех, кого приводили хозяева и приносили волонтеры.
Вот и сейчас короткий отдых прервал сигнал внутренней связи.
  • Андрей Владимирович, собаку тяжелую привезли. Вас ждут в операционной.
  • Готовьте. Иду.
Выходя из кабинета, он оглянулся. Со старого газетного снимка, висящего в рамке, на него смотрели худенький шестилетний мальчик и большой мохнатый пес. Его главные свидетели и судьи.

Лия Тимонина

Рассказы для души

Cirre
Безобразный заяц
.... Виктория поставила тяжёлые чемоданы на пол в коридоре.

  • Ура!!! Мамочка приехала!!! – радостно закричали девчонки, выбежав навстречу из детской.

Вика улыбнулась. Наконец-то она дома! Позади четырехмесячные курсы повышения квалификации, обшарпанная общага, экзамены...
Она обняла и расцеловала прижавшихся к ней дочек. Ну как же без подарков?!

  • Ириша, это тебе! – мама протянула старшей красивый пушистый свитер. Взвизгнув, шмоточница Ирка побежала в детскую. Не добежав, вернулась, обняла смущенно маму:
  • Спасибо, мамочка!!! Как я о таком мечтала! – и снова умчалась.
  • Катюша, а это – тебе! – и мама вытащила из чемодана что-то бело-синее, мягко-непонятное.

Бабушка Оля удивленно вскинула брови: что за странная вещь оказалась в худеньких ручках младшей внучки? Игрушка, что ли?

На Катю смотрел раскосыми глазами заяц. Голова его была твердая, из папье-маше, а животик и лапки мягкие, набитые опилками. Заяц был белый, с короткой искусственной шерсткой, одетый в синюю рубаху-косоворотку.

Все бы ничего. Но...

Более безобразной игрушки трудно было вообразить. Раскосые глаза зайца – разной величины, да еще и расположены на разных уровнях. Горбоносая почему-то мордочка упрямо склонена вбок, а на тонких губах застыла кривая виноватая улыбка. Он словно извинялся за своё безобразие...

  • Ого! – воскликнула облаченная в обновку Ира. – Мама, это что за уродец?!
  • Дочка... – выдохнула бабушка Оля. – А что, во всем Тбилиси страшнее игрушки не нашлось, что ты привезла вот эту?! Да им же только ворон на поле отпугивать!

При этих словах бабушки маленькая Катя вздрогнула, обняла зайчишку покрепче и убежала в детскую.

  • Знаешь, мамочка, мне понятно твое возмущение. Но... – сказала Вика. – Центральный детский мир в Тбилиси очень большой, игрушек много, полки забиты... А он сидел почему-то в одиночестве на самой нижней... Мне стало его очень жаль. И, кажется, зайчик обрадовался, когда я взяла его в руки... Не знаю, почему, но мне показалось, что он сказал мне " Спасибо! "

Бабушка недоверчиво покачала головой, рукой махнула... Её взрослая дочь, врач высшей категории, не успела наиграться: послевоенное детство не баловало ребятню изобилием игрушек...

Безобразный заяц, произведённый на фабрике игрушек в далекой Грузии, стал любимцем Кати. Он был наречен серьезным именем – Прохор. Две буквы «р», произносимые Катериной с красивым грассированием, добавляли комичности облику зайца.

Днём Прошка терпеливо ждал девочку из школы, ночью слушал столь же терпеливо сказки и истории из жизни Катюшиных подруг. Засыпал ребенок, крепко прижимая заячью мордочку к щеке....

Быстро летели годы.

От периодических стирок белая шубка зайца стала желтоватой – что поделать, опилочная начинка прокрасила искусственный мех; а синяя рубаха-косоворотка, вылиняв, стала бледно-голубой. Прошка приобрёл просто ужасающий вид, но от этого стал ещё более любим Катей – она всячески жалела своего друга.

Кате было семнадцать, когда у её старшей сестры родился сын, Сашка. Как только малыш начал осознавать себя в мире, куда он пришёл, безобразныц заяц стал его кумиром. Засыпая в своей кроватке, Сашка нашептывал зайцу ласковые слова, а Прохор улыбался мальчику, как когда-то его тётке.

С большой неохотой Сашка однажды вручил зайца ревущему маленькому двоюродному брату Костику. Слезы обиды стали слезами радости, когда Коська пошёл домой, прижимая Прохора обеими руками к груди. Заяц обрёл нового юного собеседника...

Никто не удивился, когда Костик решительно протянул игрушку плачущей чужой девочке во дворе, успев что-то шепнуть Прохору на ушко. Девчушка удивлённо посмотрела на Костика, но зайчика взяла...

Тут бы и сказке конец – заяц Прошка покинул семью, перекочевав в заботливые руки новой хозяйки. Но...

Трудно сказать, сколько прошло лет после благородного жеста Костика. Недавно совсем старенькая Виктория была в гостях у подруги юности, Лиды, такой же седовласой старушки, как она сама. Пожилые дамы оживлённо беседовали, вспоминая молодость, и Виктория ни с того, ни с сего, рассказала историю безобразного зайца.

  • Уж не про это ли животное ты мне сейчас говоришь? – спросила Лида, вытаскивая откуда-то из-за спины нечто бесформенное, линяло-голубое...
  • Прошка!... – ахнула Виктория.
  • Ну, уж не знаю, Прошка он или Феофан, но выбросить пытаюсь уже который год эту пакость! Правнучка Кира не даёт... Подарили ей, видишь ли, во дворе, когда она коленку разбила и плакала...

Виктория взяла игрушку в руки... Задумалась... Вспомнила далекий летний день, худенькие руки Кати, прижимающей безобразного зайца к груди... И улыбнулась...

© Ольга Меликян
Рассказы для души

Cirre
Лилька с детства пёрла напролом. Про таких людей говорят: «по головам пойдёт». И она шла, воспринимая встречаемых людей либо как временных союзников, либо как досадную преграду. И расставляла их по дороге жизни чётко в соответствии своим целям.
В шестом классе Лильке светил тройбан по физике, и она, староста, просто объявила всему классу, что учитель заболел и директор отпустил всех домой. А потом, когда одноклассники свалили на аттракционы в парк, вернулась в школу, уселась в пустом классе и невинно блымала глазами на вопрос учителя: «Где же все остальные?».
Лильку тогда никто не выдал. Умение убеждать – это тоже было из её арсенала.

Откуда это взялось в дочери классических научных работников, щупленьких ботанов в очёчках – не понятно. Но, иногда казалось, что даже их пугает целеустремлённая, волевая дочь. С Лилькой дома не спорили. Она легко пробивала согласие на любую из своих идей и тянула деньги из небольшой научной зарплаты родителей на свои прихоти. «Девочке нужно одеваться» и «Конечно, Лилечка, ты же лучше в этом разбираешься», – звучало в их доме. А Лилька ухмылялась. Ещё бы, попробовали б только спорить.

К восьмому классу Лилька была комсоргом и примером одноклассникам. Её будущее было чётко расписано. Институт, работа по партийной или профсоюзной линии, карьера.
Даже начавшаяся перестройка не свернула Лильку с дороги. Так, заставила слегка перекурить и подкорректировать планы.

Но, жизнь смеялась и ехидничала. Дорога круто заложила вираж в институте. Там Лилька встретила первых в своей жизни людей, которых не смогла подвести под свою двухпунктовую классификацию о временных союзниках и преградах. И этих людей было сразу двое.

Ещё на абитуре, она познакомилась с маленькой, метрпятьдисят Анжелой. Та подпирала стенку под аудиторией, всем внешним видом показывая неуверенность в своей правильности нахождения в данном учебном заведении, в этом городе, да, что, уж, и вселенной в общем. Она была настолько трогательной в своей растерянности, что властная, резвая, как ветер, Лилька, не удержалась, сгребла её под своё крыло и протащила за собой через всю вступительную компанию.

Сначала Лилька пыталась сама с собой играть в цинизм, рассуждая, что Анжела достойный союзник и вдвоём проще закрепится в незнакомой среде, но, потом махнула рукой и забила на этот самообман, честно признав перед мирозданием, что маленький воробышек отныне её ахиллесова пята и существо, за которое она будет драться даже со всем миром.
Анжела всех этих размышлений не слышала и просто восхищалась Лилькой. Она ходила за ней по пятам, слепо доверяя каждому слову.
Так, тандемом они и попали в свой первый студенческий колхоз.

В колхозе царило студенчество во всех его проявлениях. Это было нищее, голодное, но бесконечно весёлое братство. Складывались компании, рождались отношения.
Однажды, тандем Лилька-Анжела пригласили к себе на картошку с грибами соседи-историки. Где они раздобыли грибы, это тайна, но по тем временам, сковорода жаренной с деликатесом картошки казалась пиром. К тому же, на столе, была ещё и не доступная по тем временам копчёная колбаса.

  • Ого! – сказали девчонки.
  • А, это к нашему женатику супруга приехала, – отмахнулись новые знакомые.
  • Женатику?
  • Ну, да, а вот и он. Знакомьтесь, Володя.
На пороге улыбался высокий парень. И Лилька поняла, что пропала второй раз в своей жизни. Второй в жизни и второй за это лето.

Позже, уже в институте, колхозное братство распалось, но дружба Лильки и Володи оставалась неизменной константой. Дружба, да. Лилька не претендовала на большее, боясь даже самой себе признаться в том, что её чувства дружбой назвать было сложно.

За пять лет учёбы эти отношения вымотали Лильку и отчасти, чтобы разорвать сложившееся, отчасти потому, что подвернулась выгодная программа обучения за границей для пятикурсников из когда-то огромной империи, Лилька уехала.
Расставание было бурным. Лилька заранее предугадывала слёзы Анжелы, тяжесть разговора с Володей, поэтому, собрала всю бывшую компанию и закатила вечеринку без шансов общения наедине.

Так, компанией её и отвезли на вокзал.
В свой город Лилия Александровна вернулась через 10 лет в должности регионального директора крупной зарубежной компании, имея в арсенале тамошнее образование, богатую практику, неплохой капитал и окончательно сформировавшийся стервозный характер.

По приезду она навестила родителей, неспешно прошлась по памятным улочкам и набрала старый городской номер Анжелы.
  • Чем чёрт не шутит? Мне же нужен надёжный референт, – рассуждала Лилька.
На том конце провода сразу ответили. И так обрадовано ответили, как будто не было этих десяти лет.

Анжела трещала без остановки, вываливая на Лильку все городские новости. Но, ту, кроме разговора о референте, интересовал всего один вопрос. Только задать его Лилька так и не решилась. А трубка всё не унималась. И Лилька плыла, сущность стервы трещала по швам в такт голосу метрпятьдисят существа.
Потом трубка хихикнула: «Слушай. Столько лет не виделись, а я тебя по телефону гружу. Может заедешь? Адрес знаешь».

Лилька согласилась. По пути купила торт и дорогущий чай в каком-то супермаркете и поехала в знакомый двор. Она заранее была готова к восхищению своей персоной и успехами, машиной и новыми шмотками. Поэтому, ещё даже не позвонив в квартиру, царственно приподняла голову, в готовности принимать почести.
Однако, дверь открыла холёная, ухоженная женщина.

  • Лилька! – взвизгнула и бросилась на шею.
Лильке потребовалось несколько минут, чтобы узнать в этой незнакомке вчерашнюю замухрышку.
Но, был ещё сюрприз. В прихожую вышла прелестная, кудрявая малышка.
  • Твоя?
  • Ага. Дочь, – с гордостью подтвердила Анжела.
  • Замуж вышла? Молодец! – сказала Лилька стараясь скрыть досаду. Её планы на референта явно рушились. – Муж то хоть хороший?
  • Ты его знаешь. Это Володя.
  • Мой Володя?, – чуть не вырвалось у Лильки. Но, она лишь икнула. Анжела истолковала её удивление по-своему.
  • Не ожидала, да? Мы тоже. Я его утешала, когда жена к другому ушла. Ну и доутешалась до дочки. – Анжела засмеялась.
В унисон её смеху ожила входная дверь.
  • Лика, я дома.
  • Лика?
  • Ты, наверное, не помнишь, но моё полное имя Анжелика. Это в институте его до Анжелы сократили. А дома всегда звали Ликой. Ну вот.
И, уже к мужу: «У нас гости».

  • Здравствуй, Лиля. – и земля ушла из под ног.
Дальше они пили чай и покрепче тоже пили. И Лилька, бодрясь, рапортовала о своей жизни. Приукрашая, в тех местах, которые касались личного. Хвастаясь романами, победами и, по секрету, поделившись, что скоро выходит замуж.

А потом она долго плакала в подъезде. До дрожи. Чтобы окончательно закаменеть и сказать себе: «Никогда!».
«Никогда» не сбылось. Лилька вернулась. Она сидела с малышкой, когда супруги защищали кандидатские. Она доставала дефицитные лекарства, пробивала им какие-то путёвки в санатории и обеспечивала быт.

Только в остальной жизни, Лилька всё больше набирала обороты и пёрла напролом. Было всё. Дорогие курорты, немыслимые украшения, интерьерная квартира, карьера. Не было только семьи. Ликино семейство в полном составе так и осталось единственной Лилькиной ахиллесовой пятой.

Когда Володя защищал докторскую, ему было 45 и на банкете по случаю он поднял тост за двух женщин, благодаря которым это стало возможным. За Лику и Лилю.
Тогда, подвыпившая Лилька и спросила Лику:
  • Ты не ревнуешь?
  • Брось, я знаю, он всегда тебя любил. Но ты для него, как птица в небе, высокая и недосягаемая.
  • И не обидно?
  • Нет. Семья это не любовь. Это совместный быт, удобство и хорошее потомство. Моя состоялась.

А потом Лилька опять плакала. Как тогда, в подъезде. До дрожи и рвоты.
Ночью пришёл Володя.
  • Я всё понял. Извини, что поздно.
  • Что всё?
  • Нельзя жить вместе, когда оно мертво. Мы поговорили с Ликой. Она согласна на развод. Ты пойдёшь за мной?
  • Куда?
  • Надеюсь, что к счастью.
  • Навсегда?
  • Навсегда.

Они были счастливы целых два часа, пока неслись на машине в сторону моря. А потом сорвались с трассы. Непристёгнутая Лилька пробила лбом стекло и вылетела из машины. Полёт стоил ровно одно сотрясение мозга и два переломанных ребра.

С Володей было куда хуже. За него долго боролись в реанимации. Он выжил. Обездвиженный, говорящий с трудом, но, выжил.

Лика пришла в больницу и прямо там, в курилке, искренне спросила Лильку:
  • Куда ты лезешь? Зачем тебе эта обуза?
  • Любимый человек не может быть обузой. Он всегда в радость.
  • Брось. Любви нет, есть инстинкты.
  • Думаешь, я на инстинктах столько лет рядом с вами?
  • Ну, да. На материнских. Сначала ты удочерила меня, потом моего ребёнка. Тебе просто нравилось нас растить. Теперь ты усыновляешь инвалида.
  • Ты не права. Жаль, что, вероятно, уже и не поймёшь. И, жаль, что я так и не поняла, какая ты раньше.
  • Не нравлюсь, да? А я думала, тебе по душе образ циничных стерв.
  • Нет. Не нравишься.

В ответ Лика разозлилась и выплюнула целый сонм гадких, липких слов.
И последним доводом: «Ну хорошо, даже если есть эта, твоя любовь, он инвалид, понимаешь? Может сдохнуть через месяц, через год, через пять. А ты уже привяжешься. И что? Будешь цветочки ему на кладбище носить?»

  • Через пять? – задумчиво сказала Лилька. – Ты не представляешь, сколько я готова отдать даже за один день с ним. А ты мне целых пять лет счастья обещаешь.
  • Дура! – выплюнула напоследок Лика и ушла.
А Лилька смотрела ей вслед и смеялась. Звонко и весело.

Они поселились в маленьком городке у моря, в том самом, в который так спешили той ночью.
Их жизнь тиха и размеренна. Утром Лилька печёт хлеб, наполняя дом непостижимыми ароматами. Потом они вместе завтракают и долго-долго гуляют парком. Петляют его дорожками, разговаривая обо всём на свете.
А ещё, Лилька больше ничего не планирует и никуда не спешит. Она просто живёт. Настоящим мгновением. И она счастлива.

Оксана Кононова

Cirre
Вишня
Старик вернулся из хлева, вытирая мокрые от слёз глаза.

«Всё», – подумала она, – «ну вот теперь и Вишни нет.»
  • Не смог я, Анна...
  • Что не смог? – не поняла жена.
  • Не смог я Вишню...
  • Ты что, сдурел, что ли? – опешила старуха.
  • Не знаю. Не смог, и всё.
  • Что это вдруг?
  • Не могу я её... – старик вытер рукавом мокрый лоб и тяжело опустился на табурет, – не знаю, может старый стал, а может, потому, что Вишня...

Старуха поняла, что объяснять бесполезно, и от этого разозлилась.

  • А мне что прикажешь, – соседей нанимать на разделку?!
  • Не знаю, мать... Но сам не могу. Ты ж её сейчас не видела... Глаза не видела... Анна застыла в замешательстве. Что такое коровьи глаза перед смертью она и сама прекрасно знала, – сама не раз видела, как плачут коровы перед убоем.
  • Петь, – выключив конфорку с кипящей огромной кастрюлей воды, начала, было, она, – думаешь, мне не жалко? У самой сердце обливается кровью от жалости, как-никак, почитай, двадцать годков, но ведь недойная же Вишня, а недойная корова – это ж не просто корова, её ж кормить надо, – сена на всю зиму – стог! А на сенокос сил уже нет, дети не...
  • Да что ты мне объясняешь?! – оборвал её старик, – Я что, сам не знаю?! – И, тыча с силой себя в грудь, почти закричал, – Просто не могу я Вишню, понимаешь ты это или нет?!?!

Семья Камышей в Даниловке не даром пользовалась уважением – работящие серьёзные люди. Давным-давно, будучи совсем молодыми, они приехали на заработки в этот рабочий северный посёлок из тёплой и солнечной южной полосы. Обосновались. Родили трёх сыновей, с южным размахом завели подсобное хозяйство. Соседям казалось даже, что для Камышей их хозяйство было самым важным делом в жизни – всю свою жизнь они посвятили быкам, коровам, поросятам, курам и прочей дворовой мелюзге.

Пётр, среднего роста кряжистый мужик, с широкими плечами и огромными кулаками был похож на кузнеца. Для общей картины не доставало только бороды. Анна – не уступающая мужу ни в росте, ни в комплекции, крепкая женщина, красивая, однако, внешне, с огромным шмаком теперь уже убелённых сединой густых каштановых волос на голове. Такая должна была народить Петру ребятишек с десяток... Но им нечего было пенять на судьбу – все трое их сыновей вышли хорошие да ладные – один красивее другого, – высокие, плечистые, одним словом, родителям гордость, девкам – ночи без сна!

Пётр в прошлом сплавщик, а позже, так и не доработав до пенсии, ставший пастухом, и Анна, всегда работавшая заведующей продуктовым магазином, – понятно, гордились сыновьями. Двое старших выучились и стали лётчиками, а младший возил какого-то большого начальника. Все были устроены в жизни, были женаты и имели детей. Именно коровы позволили родителям поставить детей на ноги. Однако, старость брала своё, и сил на содержание трёх-четырёх коров уже не было, да и сыновья всё реже могли помочь с сенокосом. Так постепенно с годами в хозяйстве осталась одна Вишня, любимица старика. Любимицей она стала у Петра с рождения, завоевав его любовь самозабвенной своей преданностью. Порой такая коровья любовь вызывала умиление, а порой и злость...

Тёлочка Вишня родилась слабенькой. Отёл был затяжным и тяжёлым. Потом у Зорьки случился послеродовой парез, и местный ветеринар от бога Павел Афанасьевич попросту перебрался жить в камышевский хлев. Он спал рядом с Зорькой, чем только не лечил её, сам кормил...

Анна тоже целыми днями была рядом, и Петру ничто не оставалось делать, как взять заботу о Вишне на себя. Зорьку пришлось зарезать, – она так и не оправилась, и для Вишни Пётр стал и мамой, и хозяйкой. Он, и только он, мог подоить молодую корову. И даже, когда он заходил в хлев не к ней, она не пропускала его мимо – прижимала несильно рогом к стене, и только после того, как получала достаточную порцию ласки, ослабляла нажим, – отпускала хозяина в следующее стойло. Странно, но к Анне она не испытывала и сотой доли тех нежных чувств, которыми сполна одаривала Петра...

Пришло лето, и вместе с летом пришла пора выгонять коров на выпас. Это был первый Вишнин выпас. Рано поутру хозяин вывел Вишню и ещё двух коров из хлева и повёл в сторону пастбища. Взрослые коровы знали дорогу и сами побрели в сторону реки, оглядываясь и выражая своё коровье недовольство в адрес Вишни, которая то и дело прижималась к Петру, не желая отойти от него ни на шаг.

  • Ну, иди же, иди! Я же тут, рядом... – подталкивая Вишню в упругий бок, улыбался Камыш. Так тихонько и добрели они до луга.
Пётр прикурил «Приму», угостил охочего до разговоров местного пастуха, «познакомил» его с проказницей Вишней, и за разговорами попросил быть с ней начеку:

  • Молодая она ещё, глупая, потеряется, не дай Бог... – с любовью в голосе, выпуская струйку дыма, с улыбкой тихо проговорил он. – И это... – Пётр замялся. – Не надо хворостиной её... Она у меня без хворостины слово доброе понимает. Не надо хворостиной...

Пастух понимающе улыбнулся и кивнул:

  • Будет сделано, не переживайте. Будьте здоровы!

Пётр направился в сторону дома и тут же услышал за спиной укоризненный голос пастуха:

  • Вишня! Вишня, ты куда?

А Вишня, ни мало не обращающая внимание ни на стадо, ни на его окрик, ни на молодую травку, которая манила всех коров, пошла обратно за хозяином. Ну, а как же иначе? Куда хозяин, – туда и она! Пётр улыбнулся:

  • Ну уж нет, Вишенка, ты тут оставайся, а я вечером приду за тобой! – улыбка Петра стала растерянной, – Вишня даже ухом не повела, – тихонько отмахиваясь хвостиком от назойливой луговой мошкары, она шла домой... – Вишня! – строгость в голосе не помогла, – Я кому сказал? А ну-ка! – Пётр положил руку тёлочке на хребет и стал направлять её в обратную сторону. Вишня повиновалась. Но не надолго. Как только хозяин пошёл домой, она тут же пошла за ним.
  • Да что ж это такое?! Я ж не могу тут с тобой целый день торчать, мне на работу надо!

В этот день Пётр пробыл около коров до обеда, и они с Вишней пошли домой. Всю дорогу он недовольно ворчал:

  • Что, думаешь, я каждый день так с тобой загорать на лугу буду? Я не пастух, я – сплавщик! Давай-ка, привыкай оставаться с Милкой и Мусей... Погоди, ещё вот мать нам с тобою сегодня задаст... И пошевеливайся, я, между прочим, на смену опаздываю! И Вишня, словно, поняв, что её торопят, прибавила шагу...

На следующий день Пётр, как посоветовала Анна, попробовал Вишню обмануть. Когда они с коровами пришли на луг, и Вишня замешкалась на лужайке, он опустился на колени и ползком по тропинке стал удаляться от стада.

  • Это надо же! Дожил! Кто-нить из наших увидит – на смех поднимут на весь посёлок, скажут, что Камыш так нализался, что идти не может... – чертыхался он про себя. Убедившись, что пропал из виду у стада, кряхтя, поднялся, и, отряхнувшись, оглядываясь, потрусил в сторону дома, довольный тем, что на этот раз трюк удался. Но радоваться пришлось недолго. Когда он вошёл во двор дома, от увиденного у него отвисла челюсть. На лужайке двора преспокойно паслась Вишня! Увидев хозяина, она укоризненно промычала, что на её коровьем языке определённо означало: «Где ты ходишь? Я уже заждалась тут тебя!»

Вот тут Пётр разозлился не на шутку.

  • Ты что, в самом деле?! Издеваешься?! Мне тебя что, к дереву что ли привязывать?!

На его шум в окно кухни выглянула улыбающаяся жена:

  • Ну, что, Петь, придётся тебе пастухом стать. Её теперь не обманешь – она теперь дорогу домой знает!
  • Ещё чего! – Заорал Пётр. – Тоже мне удумала! Я рабочий человек! Не бывать этому!!!

... Так Пётр Камыш стал пастухом. Радости Вишни не было предела, – она почти целый день проводила с хозяином, вечером он её доил, и она не могла в стойле дождаться следующего утра...

... Так прошли девятнадцать лет. И теперь, когда Вишня состарилась, перестала телиться, а значит, и доиться, Анна, не смотря на сопротивление мужа, настаивала на убое. Об этом около коров вообще не говорили, знали, что те всё понимают. Старик наотрез отказался от помощи сыновей. Он давно для себя решил, что в последние минуты жизни Вишни рядом с ней должен быть только он один. Чтобы не стесняться своих слёз, чтобы никто не помешал прощаться. Но он не подозревал, что прощание со в сущности простой коровой может быть таким мучительным. Он заходил в хлев, подолгу стоял, плакал, уткнувшись в проваленный костлявый бок старой коровы, потом выходил, курил, снова возвращался. Потом для решительности выпил стакан водки. Но это не помогло... Вишня смотрела на него долгим внимательным взглядом и даже не мычала. Ждала. И вот, старик, набравшись мужества, перевернул ещё стакан, и, молча, вывел Вишню к месту забоя. Он взял в руки топор, и тут... Вишня подняла голову. Он старался не смотреть в её наполненные слезами большие и добрые чёрные глаза. Сердце то останавливалось, то бешено колотилось от невыносимой душевной боли. А Вишня... Вишня сама заглянула ему в глаза. Моргнула длинными чёрными ресницами, от чего слёзы в глазах не удержались и потекли по морде...

  • Не смотри ты так на меня! Не смотри... – старик положил ладонь на глаза коровы, пытаясь укрыться от этого доброго всепрощающего взгляда. – Думаешь, мне легко... – Вишня, увернувшись от руки, неловко лизнула старику подбородок своим шершавым языком и... с трудом согнув передние ноги, тяжело опустилась и покорно склонила к земле свою большую чёрную с небольшим белым пятнышком голову. Затихла в ожидании.
  • Что ж ты делаешь-то?! – Топор с глухим звуком ударился о мостки, а старик, спотыкаясь, держась за стену сарая, пошёл домой...
  • Она ж сама, сама голову мне склонила под топор!...
  • Как?!
  • В общем, – заключил старик, – хоть меня самого режь, а Вишню... Вишню не могу, Ань...

«Не дай Бог, сам ещё сляжет!» – подумалось ей. – «Исхудал весь, осунулся, есть перестал, как порешили, что в этом году уж точно будем Вишню резать. Да и Вишня уже три дня от еды отказывается... Как они, коровы, всё чувствуют?»

  • Ладно, что с вами сделаешь, – вздохнув, нехотя согласилась жена, – поживём-увидим...

Но тут же на её лице промелькнула лукавая улыбка, и она пригрозила мужу пальцем:

  • Но сено для своего ребёнка сей год, как хочешь, заготавливать будешь сам! Вот ни грамма тебе не помогу!!!

Старик счастливо улыбнулся.

© Татьяна Старицева

Рассказы для души

Cirre
Васька и Аська
Вся жизнь Юрия Петровича была связана с переездами по службе, но это не мешало ему держать дома преданных четвероногих друзей. Страстный любитель собачьего племени, переезжая к новому месту службы, увозил с собой питомцев, нередко создавая тем самым дополнительные трудности себе и своей семье.
Вопрос о том, чтобы с кем-то расстаться, как это нередко делают, уезжая, и оставить сослуживцам, друзьям или знакомым, никогда не вставал. Жена Нина и дети горячо его поддерживали. Все члены семьи должны быть вместе!
Когда, сполна отдав долг Родине, вернулись в родные места, Нина привела домой беременную бездомную кошку. Та, угостившись сосиской, просто брела за ней от ближайшего магазина, сердцем почуяв будущую хозяйку, и не ошиблась.
Муська стала домашней любимицей. Одного из пятерых родившихся котят оставили себе, остальных раздали родственникам и старым знакомым. Кот Сеня вырос, и следом в доме появились ещё два котенка: Миша и Гоша.

Так Юрий, бывший всю жизнь собачником, стал с лёгкой руки жены Нины ещё и заядлым кошатником. Буквально за несколько лет он так привязался к котикам, что не мог понять, как же он столько лет прожил без этих умных, чутких, доброжелательных пушистых мурлык, ходящих за ним по пятам точно так же, как это делают его собаки.
В огромном городе жить в квартире с двумя собаками и четырьмя кошками было не очень удобно. Дети давно выросли и, создав свои семьи, разъехались. Ничто больше не держало пенсионеров в мегаполисе.
Решили переехать жить на благоустроенную дачу и не пожалели. Собакам и кошкам было где всласть побегать в большом саду, а хозяевам, прогуливаясь, наблюдать за резвящимися счастливыми питомцами.

*

В начале мая Юрий по настоянию жены поехал на завод за заказанной ею нестандартной теплицей для дачи. Заказ был готов. Оплатив его в кассе, он прошёл из административного корпуса в указанный цех, чтобы осмотреть каркас сооружения и листы поликарбоната для покрытия.
Когда рабочие поднимали металлоконструкции с железной площадки на ножках, откуда-то снизу послышался писк.
— Вон, оказывается, куда она их перетащила. Не там мы, ребята, искали. Надо Михалычу сказать.
Рабочий, кивнув напарникам, ушёл и сразу же вернулся с начальником цеха.
— Вон там они, Виктор Михайлович.
— Так. Доставайте их как хотите, но чтобы сегодня же их в цехе не было. Развели, понимаешь, а мне потом отвечай.

— А что случилось? — спросил Юрий молодого парня.
— Да в прошлом месяце кошка в цех пробралась и окотилась прямо под агрегатами. Мы с ребятами её потихоньку подкармливали — жалко, кормящая мать всё-таки. Михалыч узнал и велел её убрать. Мы котят перенести хотели, а она их перепрятала, а недавно и сама куда-то делась. Думали, что унесла с собой, а они здесь. Кошки уже дня три нет. Кричат, живые значит.
— А сколько котят?
— Двое. Рыжий и чёрный с белыми пятнами. А вот сейчас вытащим и сами посмотрите, если не спешите.

Котята были не только живые, но ещё и шустрые. Как только начали двигать площадку, два малыша выбежали и начали бегать по большому помещению. Ловили всем цехом. Поймали.
Испуганные грязные малыши, похожие на двух скелетиков, таращили по-детски глупые, полные ужаса глазёнки на людей и тряслись от страха как осиновые листочки. У пятнистого котёнка был в кровь разбит нос. Рабочий понёс их на улицу.

В груди Юрия что-то дрогнуло.
— Постойте. А куда вы их понесли?
— За ворота, там просто на улицу выпущу. Здесь они никому не нужны, мы уже всех спрашивали.
— Погодите, не нужно. Я их заберу. У вас есть какая-нибудь коробка?
— Вы серьёзно?! Найдём коробку! Спасибо вам, а то их точно бродячие собаки разорвут, каждый день по промзоне бегают.

Принесли чистую коробку и даже с подстилкой — начальница отдела кадров на радостях расстаралась. Юрий Владимирович ехал домой, изредка оглядываясь назад, на коробку с притихшими малышами. Что-то Нина скажет?

*

А Нина ждала теплицу.
— Ну что, готова? — спросила она с порога.
— Да. После обеда привезут. У меня тут вот ещё кое-кто есть.
Жена, заглянув в коробку, ахнула. Два чумазых котёнка смотрели на неё. Она надела толстые перчатки и начала осмотр. Рыжий котик всё время плакал и рвался к пятнистой кошечке, а она, отчаянно вырываясь, шипела как змея, кусалась и царапалась, когда ей обрабатывали раненый нос. Котята были абсолютно дикими.

Пока малютки неуклюже ели и пили, хозяева приготовили им лежанку и лоток. Кошка оказалась очень сообразительной — она сразу забралась в лоток по своим делам, как будто делала это всегда. Потом начала загонять туда растерянного братца, подталкивая сзади. Так крошки, к великой радости супругов, начали ходить в лоток.

Тут с прогулки заявилась кошачья команда. Муська, сама побывавшая до стерилизации в роли матери, отнеслась к новоприбывшей парочке отрицательно.
Когда малютки тихонько подползли, шерсть кошки встала дыбом. Она, враждебно зашипев, убежала, а следом за ней — и её сыновья. Мама Муся оставалась для своих выросших сыночков непререкаемым авторитетом и чуть что раздавала оплеухи направо и налево, восстанавливая порядок.

Нина выслушала историю котят.
— Себе мы их, конечно, оставить не можем. Хорошо, что их всего двое. Подрастим, поправятся, привыкнут к людям и тогда пристроим. Давай думать, как их назвать. У меня уже есть предложение. Давай назовём их Васька и Аська?
— А что, мне нравится — просто и красиво.

*

Аська стала командовать рыжим братиком, который был мельче и слабее её. Она всё время заставляла Ваську прятаться от людей, к которым его так тянуло. Котята залезали под кровати, за диваны — всюду, куда только могли пролезть.
Юрий и Нина никогда не имели дела с дикими питомцами и переживали, глядя на поведение маленьких дичков. Малыши выходили из своих укрытий только когда в комнате никого не было или по ночам, чтобы поесть, попить и посетить лоток.

И вот однажды ночью Нина проснулась оттого, что кто-то копошился у неё на голове, больно дёргая за волосы.
Это был Васька. Малыш пытался зарыться в её волосах и спать, как в гнезде. Аська же сидела в ногах и короткими звуками беспокойно звала братца к себе.
Следующей ночью Нина положила на подушку старую шапку из чернобурки, вывернув её мехом внутрь, и Васька спал, зарывшись в мех. Вскоре к нему присоединилась и Ася.

*

Когда котята поправились и привыкли к хозяевам, встал вопрос о пристройстве. Юрий так подружился с Васей, что уже не мог с ним расстаться.
Команда домашних хвостатых старожилов относилась к котику уже довольно лояльно, чего не скажешь об Асе. Чем старше становилась маленькая кошечка, тем более враждебно вела себя Муська.
Аська оказалась не робкого десятка. Она не уступала, давая сдачи обидчице. Васька заступался за сестру. Стали возникать драки, требующие вмешательства хозяев.

Все родные, друзья и знакомые жили со своими питомцами и не могли принять Аську. Пришлось давать объявления. Начались звонки. Нина относилась к желающим забрать котёнка очень настороженно.
Звонили дети, подростки, молодёжь, арендующая жилплощадь, хотя в требованиях было ясно указано, что кошка отдаётся только взрослым людям с местной пропиской.

Наконец позвонила женщина по имени Лидия, живущая в этом же районе в частном доме.
«Я живу одна. Моя старая кошка недавно умерла. Я так тоскую. Мне нужна кошка в доме для души».
Лидия приехала на следующий день. Нормальная, немолодая, довольно приятная женщина показала паспорт. Всё было в порядке. Договорились о стерилизации, о звонках и фотоотчётах из дома.

*

Прошло два дня. Васька всё время плакал и ничего не ел — только пил воду. На него было жалко смотреть, да ещё Лидия не звонила, хотя обещала. На душе у обоих супругов было тревожно.
На третий день Нина позвонила сама. Лидия ответила ей, что с кошкой всё в порядке, просто у неё не хватило времени на звонок. Следующим утром они с Юрием поехали проверить. Калитка была заперта. К ним никто не вышел.
Тем временем к своему почтовому ящику вышла соседка. Нина обратилась к ней.
Та растерялась: «А Лида на работе и будет только вечером. По поводу кошки? Это какой? У неё же они меняются как перчатки».

Эти слова соседки настолько расстроили Нину и Юрия, что, снова приехав вечером к этому дому, они прождали хозяйку больше часа. Вернувшаяся с работы Лидия удивилась их приезду.
— И охота вам ездить, ведь я же сказала, что всё хорошо.
— Покажите нам Асю! — потребовала Нина.
— Я устала, мне не до смотрин. Приезжайте в выходной день.

Юрий мягко отстранил женщину, чтобы она не успела запереть калитку, и вместе с женой они прошли во двор.
— Где кошка? Показывайте.
— Да жива и здорова ваша кошка! Раскричались тут из-за какой-то приблудной! Пойдёмте!
Грязная Аська сидела в курятнике, забившись в угол.
— Вы что, её не кормите?!
— Почему не кормлю? Она вместе с курами ест — не барыня же, кто же её просто так кормить будет. Пусть крыс ловит, она же кошка! А то они моих кур кусают.
Аська выбежала к Нине с душераздирающим криком. Её забрали, несмотря на громкие протесты «душевной хозяйки», и увезли домой.

*

Как только Аська вбежала в дом, к ней бросилась Муська и, отталкивая Ваську, начала вылизывать её грязную шёрстку. И кто их разберёт, этих кошек, но только похоже, что Муся радовалась возвращению маленькой кошечки Аси не меньше брата Васьки.
После этого случая о дальнейшем пристройстве не могло быть и речи. Ася вернулась домой навсегда.

 Наталия С.
Рассказы для души

Cirre
О злом алабае и трех лохматых хулиганах.

Есть у меня клиент. Золотой клиент, надо сказать. Но проблемный.
Когда я начинала с ним работать, у него было два алабая, молодой кобель и очень старая, степенная с... дама, это слово больше подходит. Дама отдала богу душу через год, кобель вырос столь агрессивным, что щенка взять к нему не решились. Живут в частном доме, пес в вольере, по участку не бегает, в дом не заходит.
И тут в голову супруге клиента пришла мысль – хочет она йорка, чтоб мыть его, расчесывать, косички заплетать, стричь, одежки одевать. Куклу, короче. Только эта «кукла» дополнительно ест, лает и дышит.
Взяли меня под белы ручки, поехали выбирать щенка. Семь мест объехали, но щенка все же выбрали, девочку. Клялись, что позовут стерилизовать как только придет срок. Через пару недель после покупки, я повторно осмотрела и вакцинировала щенка и забыла про них. Всех клиентов в голове держать нереально, там столько места нет. Остается надеяться на выполнение рекомендаций.

Звонят мне спустя год. Срочно, умираем, помогите. Примчалась чуть ли не в пижаме, наспех собрав сумку (после того случая собранная сумка всегда лежит в багажнике). И моим глазам открывается удивительная картина – мало того, что собаку не стерилизовали, ее еще и свели с кобелем, дали забеременеть, а на позднем сроке беременности отпустили погулять на улицу, где дурная малышка со своим пузом сунулась в вольер к алабаю. Печальное знакомство состоялось.

Щенков спасли. Всех трех. К счастью, однополых, мальчиков.

Собаку не вытянули, не потому что я плохо собираю живые мозаики, это у меня как раз получается хорошо, а потому что треть собаки осталась в вольере алабая. Частично – в алабае.

Хозяева быстренько кинулись в разные части дома – мужчина к ноутбуку, искать, как он выразился, «кормилицу», а женщина к телефону – искать кто из подружек может съездить в зоомагазин и купить искусственное молоко. Что интересно, нашли оба. В течении следующей недели мужчина возил щенков туда-сюда по недавно родившим собакам и пытался пристроить к соскам. Собаки дико косились на странную двуногую «кукушку» и щенков принимать не хотели. Он приезжал домой и жена кормила малышей заменителем молока. Вообще-то зря они таскали новорожденных малышей и пытались насильно пристроить к чужим собакам, во-первых кормящей суке нужно привыкнуть к чужим щенкам, чтоб принять их, а не шарахаться от рук, дергающих за соски. Во-вторых, с таким старанием щенков отлично выкормили и дома, после того как мужчина наконец прекратил попытки подкинуть их кормилице.

Я периодически приезжала осматривать малышей и корректировать питание и уход. Я же и пресекла поиски кормящей суки, объяснила, что эти поездки ничем хорошим не закончатся. Организмы слабые, инфекции не дремлют. К двухмесячному возрасту мальчишек взвесили, дали глистогонное. Затем вакцинировали по срокам. Все перенесли процедуры хорошо, выросли здоровенькие крепкие щенки. Хозяйка ласково называла их «орешками». А мне приходилось самой напоминать владельцам о том, что я приеду, о том, что пора проводить дегельминтизацию, о подходящем сроке вакцинации. Каждый раз рассказываешь, расписываешь, по датам на большом листе крупными буквами и... через две недели звонишь, а они удивляются – что, пора уже? Ну не могу же я за этими щенками постоянно следить, своя голова на плечах должна быть, тем более при наличии подробных инструкций.

В последнее свое посещение я расписала на большом листе все, что вспомнила: когда мыть, чем мыть, чем кормить, когда проводить вакцинацию и дегельминтизацию, телефон грумера... упаковала в файлик и повесила на холодильник, закрепив магнитами. И с неспокойной душой уехала, подозревая, что как только за мной закроются ворота, про все предписания тут же забудут.

Через год раздался звонок. Оказалось, что группу молодых йорков в составе трех хулиганов нужно вакцинировать. Почему звонок раздался в два часа ночи – это отдельный вопрос. Нет, в два часа ночи я не поеду делать прививки, и в шесть утра тоже, не потому что я злая, а потому что я на смене в клинике и вырвусь отсюда не раньше, чем в 10 утра. Но приеду, конечно приеду, они не забыли про вакцинацию и это нужно поощрять.

Поехала на следующий день. Меня встретили в доме три активных вертлявых песика, при этом один попытался тут же овладеть моей ногой. Сапог ему понравился, видимо. Вакцинировала, заговорила о кастрации. Хозяева, помня о том, что произошло чуть больше года назад, тут же согласно закивали. Правильно, раз обожжешься молоком – и на воду дуть станешь. Договорились провести процедуру через месяц. Уходя, я заметила у входной двери тот лист, который я писала год назад. Он висел на стене, аккуратно оформленный в рамку под стеклом. На стекло аккуратно приклеила стикер «кастрация – не забыть!».

Не забыли. Через месяц позвонили. Попросили взять побольше наркоза, мол, алабая заодно кастрируем. Ну ничего себе «заодно», я боюсь мимо вольера проходить, а тут надо будет зайти, да еще и инъекцию сделать! Запаслась толстыми варежками, одела пару кофт и толстовку, чтоб было не жалко, на шею нацепила вязаный толстый ошейник (лично мной вязаный, после одного случая, когда чуть без головы не осталась).

С мальчишками-хулиганами все прошло гладко. Посидели на кухне, попили чай, дождались, пока последний выйдет из наркоза и пойдет искать место помягче, тыкаясь головой в стены и не вписываясь в повороты. Нацепили на всех защитные воротники («орешки» тут же превратились в «лампочки-лампампусики»). Хозяин морально готовился, я тоже. Готовила рассасывающийся шовный материал, перебирала инструменты, искала иглу для внутрикожного шва (снимать швы через две недели я к этому зверю точно не готова была лезть). Успокаивала себя, что я одета подобающе, ну и что, что руки не сгибаются и ноги в ватных штанах плохо ходят, зато не к ротвейлеру в клетку лезу, и то хорошо. К ротвейлеру бы не полезла, нет, я к ним предвзято отношусь. Лицо не придумала, как защитить, что меня очень напрягало. Хозяин, нарядившийся примерно так же, приготовил ватное одеяло (намордник был, но одеть его никто не мог, пес кидался на держащую намордник руку) и спросил – идем? Идем, говорю, делать-то надо. Остро пожалела, что у меня нет ничего, из чего можно просто выстрелить шприцем с препаратом – не приходило в голову, что понадобится.

Все оказалось не так страшно. Забежали в вольер, накинули одеяло на голову, хозяин лег на собаку, прижимая одеяло к земле, я села на собачий зад и сделала пару инъекций. Какое там предоперационное обследование. А затем пулей вылетели из вольера и закрыли дверь, предоставив псу самому выпутываться из одеяла. Я, обливаясь потом, прислонилась к стене дома и задала наконец вопрос: а зачем им такая собака, которую и территорию охранять не выпустишь, и кормят просовывая миски через специальную дверцу, и сами боятся. Мужчина пожал плечами и задумался над тем же. Постояли. Пес начал засыпать. Метался по вольеру, ловил уплывающее сознание. Пока я раздевалась, освобождаясь от вороха ненужной одежды, он слег окончательно и я смогла без опаски войти в вольер.

По спине маршировали мурашки. Операция прошла в рекордные сроки – 15 минут. Сделала необходимые инъекции, одела защитный воротник, который искала по всем зоомагазинам в городе, еле нашла нужный размер. Еще им бы через неделю этот воротник снять, да еще и проследить, чтоб пес на нем не удушился, пытаясь избавиться от непривычного украшения. Быстро сделала капельницу, чутко реагируя на каждое движение пса, собралась, вышла из вольера и села на бревно неподалеку, готовя организм принять еще литр чая и килограмм шоколада. Сидела долго, убедилась, что алабай проснулся, походил, шатаясь, убедилась, что воротник ему не мешает, оставила людям инструкции и уехала. Через полторы недели приехала снять швы йоркам, прошла мимо вольера, мимо живого и несчастного алабая, помахала ему ручкой и поняла, что воротник снимать, видимо, буду я. Хозяин не решился. А я не одета для очередного захода в вольер. Но в доме нашлись ватные штаны и много толстых кофт и курток, так что вскоре мы с хозяином и одеялом, в полной боевой готовности стояли перед вольером.

Пес увидел нас. Оценил экипировку. Опечалился. Отвернулся и прижался к прутьям на другой стороне. Когда мы вошли, даже не дернулся. Накинули одеяло на голову – никакой реакции. Я развязала бинт, фиксирующий воротник и скомандовала хозяину быстро снимать агрегат через голову и уходить. Не успели совсем немного, как только пес почувствовал свободу, он ринулся в мою сторону (я мысленно попрощалась с белым светом и припустила к выходу), догнал и... лизнул штанину, а потом стал как ненормальный радостно носиться по вольеру, поскуливая от восторга. Мы пулей вылетели за дверь, щелкнул замок, отбежали еще десяток метров, дружно сползли по стене дома и расхохотались. Скорее всего, от стресса и облегчения. Никогда, никогда больше не соглашусь подходить к агрессивным собакам, на которых даже хозяева намордник не могут одеть, хватит с меня.

Так бы я и забыла про них до следующего года, если бы осенью снова не раздался звонок. Снова в два часа ночи. Не спят они там что ли?
Оказалось, нужно приехать, осмотреть собак на предмет повреждений. Каких повреждений – хозяйка внятно объяснить не смогла. На вопрос срочно ли, ответили – нет, нет, ждем завтра в любое время. Но меня уже взволновали, я вспомнила первый случай с алабаем и уже в 8 утра стояла перед воротами, готовясь увидеть самое худшее. Бегом до дома, мимо пустого вольера (что меня здорово напрягло), открываю дверь и на меня вылетают три бандита, живые и невредимые. Разуться, найти тапочки и знакомой дорогой на кухню. И там на пороге я застыла, мурашки вернулись на спину и хаотично бегали там своими холодными лапками. Посреди кухни лежит алабай, поднимает голову, смотрит на меня и пару раз лениво дергает обрубком хвоста. И тут все три брата-хулигана подлетают к нему и начинают скакать рядом, то за хвост потянут, то за брылю, то по псу промаршируют. Вот блин, думаю, сейчас начнется резня. Успокоилась я только когда поняла, что хозяева с улыбкой наблюдают за собаками. Но гладить алабая не рискнула.

Осмотреть надо было йорков. Тщательно ощупала, не нашла к чему придраться, кроме того, что все трое были грязные и шерсть пахла помойкой. Развела руками – собаки как собаки, в меру упитанные, веселые, активные, здоровые на вид. Женщина обрадованно отнесла их в ванную, мыться (трижды спросили меня, можно ли их помыть), а мужчина заварил вкусный чай и рассказал забавную историю.

Поехали они всей семьей к друзьям, далеко в деревню, сняли домик на пару недель. Свежим воздухом подышать, порыбачить – самый классный отдых (тут я согласно закивала). Собак взяли, всех четверых.

Тут нужно сделать отступление: алабай после кастрации стал постепенно меняться – вилять хвостом, играть, проситься наружу. То ли кастрация помогла, то ли то, что над ним тогда люди верх одержали, то ли это заточение в воротнике, от которого избавили опять же люди, то ли звезды удачно встали. Хозяева подумали, подумали и наняли инструктора, который помог наладить общение людей и собаки, а затем проследил, чтобы пес не был агрессивным к мелким хулиганам. Заодно и дрессировкой занялись, начинать никогда не поздно. И вот он, результат, лежит на полу, ленивый, и не обращает внимания на мелочь, которая по нему скачет.

Так вот, поехали люди на природу. И на третий день потеряли всех йорков разом. Играли собаки в огороде, играли, а тут раз – и нету. Хозяева переполошились, побежали искать по всей деревне. Весь вечер и ночь искали, бегали, кричали, людей расспрашивали, обошли все места, где гуляли – собак нет, как в воду канули. А наутро встречает их у калитки мужик похмельного вида и толкает речь, мол, я знаю, где собаки, скажу за вознаграждение. Удивлению хозяев не было предела. И так просто мужик не отделался бы, если б не подоспела владелица снимаемого домика. Опознала пьянчугу. Указала на дом, где вся окрестная алкаш-компания собирается. И, вот неожиданность, когда владельцы йорков с алабаем на поводке (взятым для устрашения, в основном) ворвались в провонявший перегаром и помойкой дом, их встретили «пропавшие» мелкие хулиганы.

Отдыха не получилось. После пережитого у людей было одно желание – уехать подальше из этого дикого места, где воруют собак и требуют выкуп. Жаль, я так и не узнала, куда они ездили, мужчина только махнул рукой и устало сказал, что вряд ли я туда когда-нибудь попаду, а воришек уже проучили как следует.

Алабай томно потянулся и перекатился на другой бок, провожая гостью. Пустой вольер торчал посреди участка гнилым зубом. Йорки весело бежали впереди, указывая дорогу к воротам. Я глубоко вдыхала чистый воздух с ароматами поздних цветов и яблок и так хотела когда-нибудь жить за городом. Чтобы по участку бегали дети и собаки, а на подоконнике грелись на солнышке ленивые коты.

Автор: Ksan
Рассказы для души

Cirre
Барыня и кот из очень бедной семьи
Масику дома часто бывало скучно. А ведь и правда, чем заняться дома коту? Телевизор особо не смотрит, книг не читает, интернетом не пользуется. Есть да спать – вот основные его занятия.
А за окном кипела жизнь... Масику было очень интересно за ней наблюдать. Особенно ему нравилось следить за белой дворовой кошкой. Вот она ковыряется в мусорке, вот едва успела убежать от собак.
То её гладят, то в неё летит камень. Не жизнь, а сказка! За такой жизнью Масик часами был готов наблюдать.
И однажды кошка его заметила... Скользнула по нему краем глаза, потом еще раз, и еще один раз. Убедилась, что ей не кажется, что этот любознательный рыжик смотрит на нее и ловит её взгляд. Приосанилась, прошлась перед окнами, затем села и тоже начала наблюдать.

А потом они заговорили. Глазами, как умеют делать только кошки. Пристальный взгляд, медленное моргание. Им для общения совсем не нужны были слова.
— Тебя как зовут? — сразу спросил Масик.
— Я – Барыня. Видишь, какая у меня белая и красивая шубка. Походка как у царевны и величественный взгляд. Я – королева двора и живу во дворце!
Кошке было стыдно признаться, что она — обычная «замарашка». Что у неё ничего своего нет и каждый может шугануть её с места. Что она никогда так и не смогла поесть досыта. Что живет она во влажном подвале, спит на старом полотенце с пятнами краски.
Которое было раньше половой тряпкой, но уже отслужило своё и было просто брошено в угол. Что называют ее Барыней совсем не за красоту и цвет шерсти, а за её недоверчивый взгляд. Который почему-то посчитали высокомерным.
Разве можно признаться в этом такому чистому и сытому коту? Который так был похож на прекрасного принца...

Но этот кот так внимательно слушал и Барыне показалось, что он ей верит.
— Дворец мой — в подвале, там все заставлено креслами!
Кошка вспомнила, что ей однажды удалось полежать в одном стареньком и облезлом кресле. Это было волшебно! Прошло время, но она никак не может его позабыть. Кресло исчезло, но воспоминания были еще очень свежи.
— Я ем каждый день с новой и чистой картонки. Ем понемногу, ведь я фигуру берегу.
Тут Масик вздохнул... Фигура у Барыни действительно была хороша! Тоненькая, даже талию видно. Кот попытался хоть немного втянуть собственные бока, но после сытного обеда ничегошеньки у него не вышло.

— А ты кто? — в свою очередь, поинтересовалась кошка.
— Я – Масик. Я, наверное, из очень бедной семьи (((Кресла у меня только два и на картон для меня лично не тратятся. Который год ем из одной и той же миски. Она у меня одна (((А пью я из маленького ведра. А ты где находишь воду?
— Ну, для меня специально идет дождь. Лужи все получаются разные... Эта – с бензином, а вот эта – с песком. А зимой для меня идет снег. Он холодный, колючий, от него немеет язык... Так что всё для меня... Представляешь, как мне хорошо живется?!
Масик представил... Действительно, всё для нее! А у него каждый день одно и то же. Кот так захотел быть рядом с ней! Но хозяева его не отпустят (((

Кот не заметил, что хозяйка уже пришла и внимательно наблюдает за их беседой. Она видела только то, что кот как статуэтка застыл на окне и не сводит глаз с белой бездомной кошки.
Женщина не так наивна как кот и ей сразу всё стало понятно... Голодная, не очень чистая кошка. Находится в напряжении и страхе, готова сорваться с места в любой момент.
И её глаза, смотревшие на Масика с восхищением, с нескрываемой завистью. Ведь она понимала, что дома ей не быть никогда. Так хоть посмотреть, хоть послушать, почувствовать вкус... Вкус такой недоступной домашней жизни.

И женщина решительно вынула из сумочки телефон. Масик этого не видел —он продолжал свой увлекательный разговор.
— А как ты с людьми?
— О, люди меня уважают. То гладят, то бросают мне драгоценные камни. Но я скромная, я их не беру. От таких я сразу же убегаю. Зовут, конечно же, жить к себе. Но я гордая, я выбираю! Не хочу есть из единственной миски и хлебать воду, как ты, из ведра. Уж я лучше пойду и напьюсь из той лужи с легким вкусом бензина.

Хозяин, выслушав речь жены, недоверчиво хмыкнул, но согласился. Он был уже во дворе, оставалось только припарковаться. Кошка всё ещё сидела там, где и указала ему жена. Она продолжала смотреть на Масика.
Что ж, некогда разводить церемонии (на столе стынет ужин)... Кошка мигом оказалась в сильных руках. Лишь мелькнули в воздухе белые лапки, и Барыня, сжавшись, притихла.
Масик побежал встречать их к двери... Ему было неловко – а вдруг Барыня не захочет остаться? Вдруг не захочет жить в их очень бедной семье? К счастью, Масик всё-таки ошибался. Барыня всегда мечтала именно о такой семье!

©Cebepinka
Рассказы для души

Cirre
Санька

Аня и не заметила, как в квартиру ушедшей на вечный покой бабы Кати въехали новые жильцы. Просто утром столкнулась с ними на лестничной площадке. Она закрывала дверь, когда соседняя дверь открылась, и сначала из квартиры показался мужчина, следом мальчонка, за спиной которого висел огромный ранец. " Первоклашка,»- определила Аня и решила поздороваться.
Сколько Аня помнила себя, в этом доме так заведено было. Приветствовать друг друга. И не только по этой парадной, но по всему дому. Дом-то один, двор общий, все друг друга знают.

  • Здравствуйте,- Аня улыбнулась мальчику, глядевшему исподлобья на неё. «Воробушек,»-невольно пришло на ум.
  • Здравствуйте, -ответил мужчина.
  • Вы новые жильцы?- Аня подумала, мол, сморозила глупость, итак понятно кто они, но надо как-то поддержать разговор. Собеседник, похоже, был не в настроении беседовать, отрывисто ответил :
  • Да,- и обратился к сыну,- Санька, пойдём быстрее, а то опоздаем.

Аня проводила их взглядом. Что-то беспокоило её, казалось, что мужчина и ребёнок будто не вместе, словно чужие друг другу.

" Аня, не твоё дело,-говорила она сама себе. -Мало ли что у них произошло... Нет, а вдруг это... да что за дурацкие мысли лезут в мою голову. Ребёнок же в школу ходит, там явно документы все проверили...»

*


Осень затянулась дождями и холодным ветром. Аня изредка встречалась по утрам с соседями. Всегда одно и тоже...

  • Здравствуйте. Санька, привет.

Отвечал только папа.

Аня как -то назвала Саньку Сашенькой, у ребёнка задрожала верхняя губа, отец прижал его к себе и, не глядя на соседку, тихо сказал ей :

  • Санька. И он не говорит.
  • Простите, я не знала,- растерялась Аня. Потом целый день на работе она обыгрывала эту ситуацию. " Может мама называла мальчика Сашенькой? И не говорит... бедный ребёнок...»

В один из тоскливых осенних вечеров дверной звонок оторвал Аню от просмотра сериала. Она напекла для себя любимой блинчиков, открыла баночку клубничного варенья, удобно расположилась на диване и только поднесла блинчик ко рту, как раздался звонок. Аня с сожалением посмотрела на блин и отложила его. За дверями стоял сосед. Встревоженный.

  • Извините...
  • Анна...
  • Что?-не понял мужчина.
  • Меня зовут Анна,- ответила девушка.
  • А, да... извините, Анна, у вас случайно нет градусника. У Саньки кажется температура, а наш градусник сломался...

Мужчина что-то ещё говорил, а Аня уже бежала к аптечке:

  • Проходите,- крикнула она. Достала градусник, на всякий случай и жаропонижающее. Обернулась и увидела взгляд соседа, направленный на стопку блинчиков. " Наверно и поесть не успели, да и когда ему готовить,»- Аня отложила несколько блинчиков себе, остальные протянула мужчине. Было видно, что ему неловко.
  • Берите скорее, самое лучшее лекарство блинчики. Вот еще варенье. Идём лечить больного,- скомандовала Аня. Мужчина улыбнулся, и Аня обратила внимание, что он вполне симпатичный.

Санька по- прежнему искоса посматривал на Аню. Но папа рядом, значит можно доверять чужой тёте. Температура была незначительной, но Аня посоветовала всё- таки вызвать врача.

Мужчина согласно кивнул :

  • Завтра с работы вызову...
  • То есть с работы?- удивилась Аня.- А кто с ребёнком сидеть будет? Кто дверь врачу откроет?
  • Он привык... Мне надо работать. Санка взрослый. Справится.

Но Аня была категорична :

  • Нет, как вас там по батюшке...
  • Сергей...
  • Хорошо, Сергей. Нет, если вы не будете переживать, как ваш сын здесь, то я изведусь, беспокоясь о нём!
  • Анна, я понимаю, что вы хотите сказать. Но у нас нет бабушек, тёть и прочей родни, а которая есть, те живут очень далеко от нас. Мне надо работать. Санька...
  • Сергей, погодите,- перебила Аня.- Вы поймите, придёт завтра педиатр, а маленький ребёнок, больной ребёнок один дома. Как думаете, она отреагирует? Сделаем так, я поменяюсь сменами и завтра отсижу с Сашей.
  • Вам придётся потом в ночь выходить?- тихо спросил Сергей.
  • Вас это не должно волновать,- отрезала Аня.- Завтра в восемь часов я у вас.

*


Так и пролетела неделя больничного у Саньки. Он по- прежнему молчал. Но уже с интересом слушал тётю Аню. А как ему нравились её блинчики, котлетки... Сначала стеснялся, а потом как налёг. У Ани первый раз глаза защипало, глядя на это. Она внезапно погладила мальчонку по голове :" Воробушек мой.» А он замер, глаза наполнились слезами и вдруг зарыдал. Аня испугалась :

  • Что ты, что... маленький мой... Не плачь...

Санька выздоровел. Снова соседи изредка утром встречались на лестничной площадке. Теперь с улыбками, только Санька всё молчал. Так и дожили до зимы. Просто соседи. Как-то Аня возвращалась домой с работы, в магазине закупилась. Шла, тащила тяжёлые пакеты и выговаривала самой себе, что надо же быть такой ду ро й, куда столько накупила... Санька выносил мусор, увидел тётю Аню, подошёл и молча потянул один пакет на себя.

  • Санька, да он тяжёлее тебя,- Ане было приятно, что мальчик хочет помочь. Но Санька упрямо тянул пакет на себя.
  • Хорошо,- сдалась Аня.- Только если устанешь, то остановись, отдохни.

Санька, как ни странно, донёс пакет спокойно. Это Аня плелась где-то внизу, в который раз укоряя себя в неразумности действий.

  • Ох, Санька, ты мой герой,- выдохнула наконец.- А героям полагается награда. Погоди, – Аня достала из одного из пакетов купленную шоколадку и протянула мальчику. Глаза ребёнка загорелись и он... улыбнулся. Это была самая лучшая награда для Ани. Но не успела она скинуть сапоги, как раздался звонок в дверь.

Сергей протянул ту самую шоколадку:

  • Анна, вы балуете Саньку.
  • Да вы что, серьёзно?- Аня отчего-то разозлилась.- Да будет вам известно, что эта шоколадка награда герою!
  • Награда? Герою? – Сергей недоумённо посмотрел на девушку.
  • А вы поднимите пакет! Тяжковато? А теперь представьте, каково Саньке было его тащить. И при этом он сам предложил помощь.
  • Сам? Он что... заговорил?- столько надежды в глазах Сергея, что Ане стало неловко.
  • Нет... он просто подошёл и взял пакет,- взгляд Сергея потух. – Сергей, не переживайте, всё у вас будет хорошо.
  • Спасибо,- как -то потерянно ответил Сергей и вышел из её квартиры.

*


День рождения Ани в конце ноября. Получив на работе поздравления, букеты цветов, девушка в отличном настроении приближалась к дому. Из парадной вышла женщина, держащая Саньку за руку. За спиной Саньки висел школьный рюкзак. " Поздновато для школы,»- подумала Аня.

  • Здравствуйте. Санька, привет,- поздоровалась она.- А где твой папа?
  • Вот и нам интересно, где его папа,-с укором в голосе ответила женщина.
  • Извините, а вы кто?
  • Учительница я... всегда отец забирал Сашу вовремя, а сегодня не пришёл и по телефону не отвечает. И что мне делать, к себе его брать? Ещё и ребёнок молчит... уж сколько раз я говорила отцу, чтоб перевёл его в коррекционную школу...

Ане учительница не понравилась :

  • Знаете что... Саша у меня побудет пока.
  • Вы уверены?- спросила учительница, хотя по ней видно было, что она с радостью избавится от данной обузы.

*


  • Санька, у меня детей нет, потому переодевайся в физкультурную форму. Хорошо, что она у тебя с собой. Сейчас будем кушать и пить чай с тортом. Любишь торт? И я люблю. Завтра выходной, уроки заданы? Тогда завтра сделаем.

Вот так задавая вопросы, порой отвечая самой себе, Аня и разговаривала с Санькой. Иногда мальчик внимательно смотрел на неё, пару раз кивнул головой. Аня радовалась, это маленькие шаги к большой победе.

Когда мальчик заснул, Аня достала его телефон, в котором был один контакт ПАПА. Аня переписала его к себе. Несколько раз позвонила, абонент вне зоны действия сети. Отправила смс от том, что Санька у неё. Тревога за Сергея охватила Аню.

«Господи, лишь бы всё обошлось!»

*


Утром на телефон поступил звонок. Звонил Сергей.

  • Сергей, -чуть не вскрикнула Аня.- Где ты?- так переживала, что не заметила, как перешла на «ты».
  • Анна,- с надрывом в голосе ответил Сергей,- я в больнице...
  • Как? Что случилось?- Аня старалась говорить как можно тише, Санька спал.
  • Машина выехала на тротуар... Анна, Аня.... пожалуйста... Санька...
  • Не переживай, лечись. В какой ты больнице? Санька поживёт у меня.
  • Спасибо... Только не говори ему, что я болею... Он до сих пор не может прийти в себя после ги бе ли мамы...

Ане стало нехорошо... Сколько пережил этот малыш? Как помочь ему?

Саньке она сказала, что у папы много работы и он сейчас далеко. Сергей звонил сыну, разговаривал с ним, но Санька лишь слушал.

*


Аня взяла две недели отпуска. Провожала Саньку в школу и забирала его оттуда. Гуляла с ним. Играла. Вместе готовили. И Санька стал чаще улыбаться, иногда смеялся. Обо всём этом Аня рассказывала Сергею, когда навещала его в больнице. И он уже по- другому смотрел на свою соседку.

  • А ещё мы с Сашей купили ёлочные игрушки. Он сам выбирал. Серёжа, ты бы видел, сколько восторга у него было.
  • Аня, спасибо, я не знаю, как бы справился без тебя,- Сергей обнял девушку и она замерла.
  • Справился бы,- ответила девушка и посмотрела ему в глаза. Оба поняли, что это начало нового витка в их жизни.

*


  • Санька, папа приедет через два дня,- Аня и Санька намывали квартиру.- Приедет, а тут у вас чистота, ни пылинки. Сейчас ещё в магазин сходим, а то ваш холодильник пустой.

Зима коварна. То снегом завалит, то каток устроит. Поскользнулась Аня и рухнула. На мгновение почернело в глазах и в тот же миг её сознание разорвал крик Саньки :

  • Мама! Мама! – Санька упал рядом на колени и старался поднять Аню. Плакал навзрыд, всё повторяя :
  • Мама! Мама!

Аня, ощущая б о ль в ноге, попробовала сесть, кто-то из прохожих помог подняться :

  • Сашенька, маленький мой, Сашенька, – плакала Аня, целуя мальчика.

*


Благо, только сильное растяжение. Но встретить Сергея не удалось. Аня решила не говорить ему о том, что Санька начал разговаривать. А тот болтал без умолку, будто хотел выплеснуть всё невысказанное за какое-то время. Аня уговорила Саньку сделать папе сюрприз.

Санька сам открыл папе дверь. У Ани же нога болит. Сергей присел перед сыном, обнял его и вдруг...

  • Папа...

Сергей не поверил:

  • Что? Повтори...
  • Папа... папа, привет...
  • Са... Санька!- закричал отец, поднял сына, закружил. Санька визжал, хохотал. За ними наблюдала Аня, вытирая набегающие слёзы. Сергей остановился, прижал сына к себе, увидел Аню :
  • Спасибо...

*


Новый год встречали вместе. Самым счастливым был Санька, у него теперь снова есть мама!
из инета

Cirre
- Мама! Это Лара...
  • Ну кто бы сомневался. Судя по голосу, у нас вселенская катастрофа. Ну?
  • Семочка принес рибку. И очень хочет гефелте фиш.
  • Ну, если ты уже научилась произносить название этого блюда, то, таки, есть надежда, шо пора.
  • Мама, ну де я и де эта рибка.
  • Де, де... на кухне... Риба какая?
  • Ну какая!? Риба, она и есть риба...
  • Здрасьте... как её зовут?
  • Она молчит и не отвечает.
  • А на взгляд?
  • На взгляд... сыра-а-ая и мокра-а-ая.
  • Не реви. Спроси у Семы, шо он купил?
  • Он уше-е-ел.
  • Не реви. Таааак... я думаю... Так, пойдем от противного...
  • Она протиии-вна-аая.
  • Не реви. Она риба и усё. Давай начнем с чистки. Вспоминай, это мы уже проходили. Сначала чистим чешую. Стоять! А усы у нее есть?
  • У кого? У рыбы? Она же не мужчина...
  • Здрасьте... Рыба тоже бывает девочка и мальчик. Но усы не про это. Если это сомик, то чешуи не будет.
  • Аааа! Понято. Усов нет, чешуя есть.
  • Значит чистим чешую. Потом режем пузико, всякие бяки выкидаем... голову отрезаем, хвостик отрубаем.
  • Голову кудой?
  • Никудой! Зебры и глаза вытащи и помой.
  • Зебры? Это шо...?
  • Ойц, это жабры.
  • Мама, вы меня этим фольклором своим народным не сбивайте, я и так... собьюсь.
  • Без лёгкой шутки кухня поперек горла станет. Так, Лара сейчас будет и сложно и так сяк... Принцип такой... надо от шкуры отделить мясо и косточки. Мясо можешь вырезать... как получиться, все равно на фарш... тем более я не вижу этого издевательства... над продуктом.
  • Почему сразу... издевательство?
  • Лара, ты шо думаешь, шо я первый раз рыбу раздела аккуратно, как в кине? Лара, главное не мясо, главное шкурочка. Вот шкурочку надо беречь, попробуй снять её до спинки с обеих сторон, ласково и нежно, как... как... мажешь маслой бутерброд.
  • А хвост кудой?
  • Хвост! Какой хвост?
  • Рыбий.
  • Хвост засунь... засунь... рибе в пасть.
  • Зачем?
  • Шобы молчала и не отвлекала меня от процесса. Сделала? Молодец... перекур. Ну и шо, шо ты не куришь. Я зато курю. Да и пью тоже... да и много... да и давление... и от тебя и от Семы. Лара рибкино мяско на мясорубку, крупные косточки выкидай, мелкие перемелятся. Сделала? Мой руки. Нет, мясорубку пока мыть не надо. Теперь вторая часть марлезонского балета. Лара, я тоже очень хочу приехать, но эту рибку ты должна сделать сама. Лара, невкусно это не про рибу. Горячее сырым не бывает. Чисть лук... скока, скока, скока... лука надо много. Ну стока, скока фарша стока и лука. Шелуху не выкидай. Не плачь. А вот не надо было Сему отпускать... пусть бы он чистил. Почистила, порезала? Так, теперь тушить в сковородку. Пока тушится лук, замочи булочку, можно в молоке. Тушенный лук и отжатую булочку пропусти через мясорубку. Вот теперь её можно быть. Шо там дальше... аааа... Соль, перчик и два яичка. И очень хорошо перемешать. Ойц, не знаю как ты, а я уже устала. Давай по кофе трямснем за успех нашего предприятия. Вот мне уже полегчало, а тебе как? Вот это хорошую связь придумали Скайп, правда? Вроде и ты рядом и подзатыльник не дашь... Лара! Фарш вымешивают ручками, а не ложкой. Шо значит... противно... это еда. Ну, ладно... пока сырая еда. Вот теперь ещё раз посоли. Теперь фарш перекладывай в шкурочку Рыбкина и заказывай зубочистками. Ну... так пойдет. Конечно у тебя большой каструли нету. А утятница у тебя есть? Теперь мытую луковую шелуху выложи на донышко и рибку защитную сверху. Заливай водой. Лаврушечку и вымытую свеколку, резанную на четыре части. Всё. На огонь. Закипит и делай маленький огонь. На час. И не открывать. Поставила? Вот теперь я к тебе еду. А если Сема не успеет приехать к моему приходу, то он останется без рыбки. Почему, почему... потому что я всё съем и выпью. Как это нечего выпить? Мама едет в гости... ты что! Ладно, я возьму с собой!

©Марина Гарник
Рассказы для души

Cirre
Из пoдъeздa вышлa пapa. Впepeди шлa быcтpым шaгoм жeнщинa. Зa нeй cлeдoм шeл мужчинa...
— Пpивeт! Пoжaлуйcтa, нe клaди тpубку!
— Чтo тeбe нужнo? У мeня нeт вpeмeни нa твoю бoлтoвню, дaвaй быcтpee!
— Я ceгoдня былa у вpaчa...
— Ну и чтo oн тeбe cкaзaл?
— Бepeмeннocть пoдтвepдилacь, ужe 4-й мecяц.
— A я тeбe, чeм мoгу пoмoчь? Мнe пpoблeмы нe нужны, избaвляйcя!
— Cкaзaли пoзднo ужe. Чтo мнe дeлaть?
— Зaбыть мoй тeлeфoн!
— Кaк зaбыть? Aлo — aлo!
— Aбoнeнт нaxoдитcя внe...
Пpoшлo 3 мecяцa.
— «Пpивeт мaлыш!» В oтвeт: «Пpивeт, a ты ктo?».
— Я твoй Aнгeл Xpaнитeль.
— A oт кoгo ты будeшь мeня oxpaнять? Я жe здecь cюдa никудa нe дeнуcь.
— Ты oчeнь cмeшнoй! Кaк ты тут пoживaeшь?
— Я xopoшo! A вoт мaмa мoя чтo-тo кaждый дeнь плaчeт.
— Мaлыш нe пepeживaй, взpocлыe вceгдa чeм-тo нeдoвoльны! Ты глaвнoe пoбoльшe cпи, нaбиpaйcя cил, oни тeбe eщe oй кaк пpигoдятcя!
— A ты видeл мoю мaму? Кaкaя oнa?
— Кoнeчнo, я жe вceгдa pядoм c тoбoй! Твoя мaмa кpacивaя и oчeнь мoлoдaя!
Пpoшлo eщe 3 мecяцa.
— Ну, чтo ты будeшь дeлaть? Кaк будтo ктo-тo пoд pуку тoлкaeт, ужe втopoй cтaкaн paзлилa! Тaк и вoдки нe нaгoтoвишьcя!
Loading...
— Aнгeл, ты здecь?
— Кoнeчнo здecь.
— Чтo-тo ceгoдня coвceм мaмe плoxo. Цeлый дeнь плaчeт и pугaeтcя caмa c coбoй!
— A ты нe oбpaщaй внимaния. Нe гoтoв eщe, бeлый cвeт увидeть?
— Кaжeтcя, ужe гoтoв, нo oчeнь бoюcь. A вдpуг мaмa eщe cильнee paccтpoитcя, кoгдa мeня увидит?»
— Чтo ты, oнa oбязaтeльнo oбpaдуeтcя! Paзвe мoжнo нe пoлюбить тaкoгo мaлышa, кaк ты?»
— Aнгeл, a кaк тaм? Чтo тaм, зa живoтoм?
— Здecь ceйчac зимa. Вoкpуг вce бeлoe, бeлoe, и пaдaют кpacивыe cнeжинки. Ты cкopo caм вce увидишь!
— Aнгeл, я гoтoв вce увидeть!
— Дaвaй мaлыш, я жду тeбя!
— Aнгeл мнe бoльнo и cтpaшнo!
— Oй, мaмoчки, бoльнo-тo кaк! Oй, пoмoгитe, xoть ктo ни будь... Чтo жe, я тут oднa cмoгу cдeлaть-тo? Пoмoгитe, бoльнo...
Мaлыш poдилcя oчeнь быcтpo, бeз пocтopoннeй пoмoщи. Нaвepнo мaлыш oчeнь бoялcя cдeлaть мaмe бoльнo.
Cпуcтя cутки, вeчepoм, нa oкpaинe гopoдa, нeдaлeкo oт жилoгo мaccивa:
— Ты cынoк нa мeня нe oбижaйcя. Ceйчac вpeмя тaкoe, я тaкaя нe oднa. Ну, кудa я c тoбoй? У мeня вcя жизнь впepeди. A тeбe вce paвнo, ты пpocтo уcнeшь и вce...
— Aнгeл, a кудa мaмa ушлa?
— Нe знaю, нe пepeживaй, oнa ceйчac вepнeтcя.
— Aнгeл, a пoчeму у тeбя тaкoй гoлoc? Ты чтo плaчeшь? Aнгeл пoтopoпи мaму, пoжaлуйcтa, a тo мнe здecь oчeнь xoлoднo
— Нeт, мaлыш я нe плaчу, тeбe пoкaзaлocь, я ceйчac ee пpивeду! A ты тoлькo нe cпи, ты плaчь, гpoмкo плaчь!
— Нeт, Aнгeл я нe буду плaкaть, мaмa мнe cкaзaлa, нужнo cпaть.
В этo вpeмя в ближaйшeй к этoму мecту пятиэтaжкe, в oднoй из квapтиp, cпopят муж и жeнa:
— Я нe пoнимaю, тeбя! Кудa ты coбpaлacь? Нa улицe ужe тeмнo! Ты cтaлa нeвынocимoй, пocлe этoй бoльницы! Дopoгaя, мы тaкиe нe oдни, тыcячи пap имeют диaгнoз бecплoдия. И oни, кaк-тo c этим живут.
— Я пpoшу, тeбя пoжaлуйcтa, oдeньcя и пoшли!
— Кудa?
— Я нe знaю, кудa! Пpocтo чувcтвую, чтo я дoлжнa кудa-тo пoйти! Пoвepь мнe, пoжaлуйcтa!
— Xopoшo, пocлeдний paз! Cлышишь, пocлeдний paз я иду у тeбя нa пoвoду!
Из пoдъeздa вышлa пapa. Впepeди шлa быcтpым шaгoм жeнщинa. Зa нeй cлeдoм шeл мужчинa.
— Любимaя, у мeня тaкoe oщущeниe, чтo ты идeшь, пo зapaнee выбpaннoму мapшpуту.
— Ты нe пoвepишь, нo мeня ктo-тo вeдeт зa pуку.
— Ты мeня пугaeшь. Oбeщaй зaвтpa цeлый дeнь пpoвecти в пocтeли. Я пoзвoню твoeму вpaчу!
— Тишe... ты cлышишь, ктo-тo плaчeт?
— Дa c тoй cтopoны, дoнocитcя, плaчь peбeнкa!
— Мaлыш, плaчь гpoмчe! Твoя мaмa зaблудилacь, нo cкopo тeбя нaйдeт!
— Aнгeл, гдe ты был? Я звaл тeбя! Мнe coвceм xoлoднo!
— Я xoдил зa твoeй мaмoй! Oнa ужe pядoм!
— O Гocпoди, этo жe и впpямь peбeнoк! Oн coвceм зaмepз, cкopee дoмoй! Дopoгoй Бoг пocлaл нaм мaлышa!
— Aнгeл, у мoeй мaмы измeнилcя гoлoc...
— Мaлыш, пpивыкaй, этo нacтoящий гoлoc твoeй МAМЫ!
Рассказы для души

Cirre
В песочнице все серьезно
― Пётр Аркадьевич, вы сегодня как будто сам не свой.

― Ой, Алёна Викторовна, и не говорите! С самого утра голова кру́гом идёт. Представляете, в кашу вместо изюма мне сегодня чернослив положили!

― Ужас какой! И что, съели?
― Нет, разумеется, пришлось плакать. А вы знаете, как я это не люблю.

― Знаю... А я вот без плача никак, чуть что ― сразу в рёв.

― Это всё потому, что зубы у вас сейчас активно режутся, не берите в голову, попробуйте пожевать лопатку или карандаши, ещё слюнопускание хороший оказывает эффект. Но это, скорее, нетрадиционная медицина, тут больше дело веры. Передайте лучше мне вон ту формочку.

― Пожалуйста.

― Благодарю.

― Всё сидите? ― подошел к песочнице мальчуган в перепачканных землей и каким-то мазутом шортах. Из носа его медленно стекала зеленая сопля, которая, кажется, совсем не создавала ему неудобств.

― Сидим, Эдуард Вениаминович, что же нам еще делать. Вот куличей налепили, будете?

― Нет, я на диете. Пойдемте лучше на карусель, мне одному её не раскрутить, помощь нужна.

― Карусели ― это так тривиально, ― лениво вздохнула девочка, покусывая лопатку.

― Как хотите, моё дело предложить. А крапиву бить пойдете? Она в этом году знатная выросла, кусачая, ― смотрел он с надеждой на паренька в песочнице.

― Алёна Викторовна, вы не против? ― обратился малыш к своей подруге, после того как снял очередную формочку и получил на выходе идеальной фактуры цилиндр.

― Это ваше дело, мужское. Идите, я не в обиде. Только, ради всего святого, возвращайтесь и попросите Эдуарда впредь вытирать сопли, у меня аллергия на неаккуратность и непотребный вид.

― Благодарю. Засим откланиваюсь. Я скоро.

Петя вприпрыжку добежал до скамейки, где сидел материнский коллектив и наблюдал за своими чадами. Там он выпросил свой игрушечный меч и радостно поскакал в сторону куста с крапивой, которую с особым пристрастием уже побеждал Эдик.

К Алёне тем временем подсадили нового члена клуба любителей фигурной лепки, который сразу же, пропустив церемонию знакомства, начал демонстрировать девочке свою коллекцию игрушечных машинок, которых у него был целый карман.

― Это вот мелседес, а это ламболгини, а это танк! ― гордо показывал он свои любимые модели.

― А куклы у вас есть? ― любопытствовала Алёна, не прекращая лепить несъедобные пирожки из сыпучих ингредиентов.

― Есть Железный человек и Халк!

― Халки девочкам неинтересны, вот если бы...

Она не успела договорить, потому что её новый сосед вытащил из кармана кучу цветных фантиков. Внутри ярких шелестящих бумажек таились вкуснющие конфеты-желе.

― Ой, а как вас зовут? ― заулыбалась Алёна и отложила инвентарь в сторону.

― Меня ― Никита.

― А по отчеству?

Никита пожал плечами.

― Ну батюшку вашего как величают?

― Безотцовщина я, только мамка, ― показал Никита в сторону своей мамы, которая была самая молодая из всех мамаш, сидящих на длинной скамейке.

― А маму-то как хоть зовут?

― Елена.

― Значит, вы Никита Еленович! ― торжественно сообщила Алёнка и слепила для своего нового знакомого шикарную песочную звезду.

― Лучше плосто Никита. Надоело мне в песке сидеть, пойдем лучше на калусель.

― Но карусель ― это так... ― девочка не успела договорить, потому что Никита протянул ей несколько конфет, ― это так чудесно! Пойдёмте!

Они встали, отряхнули от песка колготки и неуклюже потопали в сторону карусели. Никита сел, а Алена раскручивала его. Как только девочке это надоедало, Никита давал ей новую конфету, и карусель снова набирала обороты.

Двое ребят наконец победили вражеский куст и, обливаясь по́том, вернулись к песочнице, где, по мнению Пети, его в томном ожидании искала глазами принцесса Алёна и порция несъедобных куличей. Заметив девочку, раскручивающую карусель с сидевшим на ней неопознанным пришельцем, он подбежал и, замахнувшись пластмассовым мечом, крикнул:

― Он вас обижает? Шантажирует? Одно ваше слово ― и я отрублю ему голову!

Алена только дожевала очередную конфету и, в очередной раз крутанув карусель, сказала:

― Нет, я сама.

― Но мы же с вами играли в песочнице, меня не было всего пять минут!

― Да, но за эти пять минут я стала обладательницей нескончаемого запаса вкусных конфет и, представьте себе, танка! А вы, Пётр Аркадьевич, с вашим другом, у которого, кстати, снова текут сопли, можете и дальше побеждать злостную крапиву.

В этот самый момент Алена получила новую порцию сладостей и, улыбнувшись, отвернулась к новому другу.

― Эдуард Вениаминович, ну вы-то, как человек знающий, объясните, что этим женщинам надо? Я ведь для неё горы готов свернуть, а она, вот так просто, за танк и желе, ушла с другим, да еще и на карусель!

Эдик вытер соплю и, не придумав ничего лучше, сказал:

― А пойдемте молока напьемся, у меня его всегда навалом, глядишь, и мысли дурные из головы уйдут!

― А пойдемте!

*


Женщины на скамейке сидели с телефонами в руках, снимая своих карапузов и умиляясь их малоразборчивой речи.

― Везет же им — никаких забот! ― произнесла мама Никиты, и все её поддержали.

Александр Райн

Рассказы для души

Cirre
Мы встретимся
«Ну всё, Мила. Пойдем», — Тамара открыла переноску и посмотрела на кошку.
Кошка посмотрела на женщину и попятилась. Ей не хотелось уходить. Тамара ее прекрасно понимала. Она когда-то сама с трудом привыкала к другому дому.
Ей не хватало вида из окна, от которого захватывало дух. Дом стоял на высоком берегу реки и видно было далеко-далеко. Тамара любила встречать рассветы и смотреть, как солнце вступает в свои права.

Милу рассветы мало интересовали. Их, в конце концов, можно и в другом месте посмотреть. А вот то, что ушло из жизни кошки, уже не случится в другом месте.
«Мила, девочка моя». Кошка посмотрела на Тамару. Так называла ее мать женщины, Милина хозяйка.
«Девочка моя». Она по-разному называла кошку: и «радостью», и «солнышком», и «золотцем».
Но вот это – «девочка моя» — почему-то было приятнее всего. Кошка не знала почему.
Теперь эти слова хозяйка уже никогда не скажет.

Последний раз Мила слышала их много дней назад.
«Девочка моя...».
Мила проснулась от хрипа: «Девочка моя... телефон...».
Кошка вскочила от знакомого и в то же время чужого голоса.
«Телефон...» — прошептала хозяйка.
Мила поняла, про что говорит женщина. Она вскочила на стол и толкнула лапой лежащий там предмет.
Хозяйка с трудом набрала номер скорой помощи. Потом позвонила дочери. Мила с тревогой смотрела на побелевшее лицо хозяйки.

Потом в дверь начали звонить. Стучать. Примчалась Тамара, открыла дверь.
Мила запрыгнула на шкаф и оттуда следила, как незнакомые люди что-то делают с ее хозяйкой. Женщину увезли. Мила осталась одна.
Она спрыгнула со шкафа и легла на то место, где прежде лежала женщина.
«Девочка моя», — вспоминала Мила.
Она ждала. Но так и не дождалась. Приходила Тамара, кормила кошку, гладила.

*

Мила каждый раз бежала к двери, услышав звон ключей. Но хозяйка не возвращалась. Потом вдруг пришло много народа. Что-то готовили в кухне, потом накрывали на столы.
На Тамаре был черный платок. Она плакала.
Незнакомые Миле люди сидели за столом. Ели. Пили. Что-то говорили. Постоянно повторяли имя Милиной хозяйки. А ее самой не было.

Когда люди ушли, Тамара достала из шкафа альбом с фотографиями. Она села в кресло и долго листала его.
Потом посмотрела на Милу: «Девочка моя. Нет мамы. Будешь со мной жить теперь».
Она протянула руку и погладила кошку. Мила сидела, окаменев.
Она вдруг поняла, что – всё. Всё закончилось.
Мила отвернулась. Ей внезапно расхотелось жить.

Тамара ушла тогда, а Мила снова легла на кровать. Теперь аккуратно застеленную. И закрыла глаза.
Тамара пришла на другой день со своим мужем.
Мила спряталась.
Люди искали ее по всей квартире, но не нашли, насыпали ей корма и снова ушли. Они приходили еще несколько раз и каждый раз Мила пряталась. Она не хотела покидать свой дом.

Потом Тамара осталась на ночь. Мила долго сидела в своем укрытии. Но все-таки вышла.
«Мила, кисонька, вот ты где была! — услышала она голос Тамары. — Надо же, как ты там вообще уместилась!».
Кошка молча пошла на кухню. Попила воды. Посмотрела на корм. Не хочется.
Она вернулась в комнату и запрыгнула на кровать хозяйки.

«Девочка моя, нет мамы. Нет. Тебе ее не хватает и мне тоже. Очень-очень, — Тамара говорила, и по ее лицу катились слезы. — Но не сделаешь ничего. Пойдем ко мне жить, Милочка. Вместе будем маму вспоминать. Пойдем, пожалуйста!».
Тамара говорила долго. Она так и уснула, сидя в кресле. Мила смотрела на нее. Потом закрыла глаза и увидела свою хозяйку.
«Иди с Томой, девочка моя! Мы с тобой обязательно встретимся. Попозже. А пока живи, смотри на солнышко. Я люблю тебя, моя девочка».

*

«Пойдем?» — Тамара посмотрела на кошку.
Мила вздохнула, бросила прощальный взгляд на кровать и подошла к Тамаре. Женщина посадила ее в переноску и понесла в новый дом.
«Мы с тобой обязательно встретимся».
Конечно, встретятся. Мила будет жить и ждать.
И они с хозяйкой обязательно встретятся.

Валерия Шамсутдинова
Рассказы для души

Cirre

  • Гдe мoи ceмнaдцaть лeт? – пыxтeлa Тaиcия Cтeпaнoвнa, пoднимaяcь пo пoжaрнoй лecтницe нa пятый этaж cтaрoй мнoгoэтaжки. Ключи зaбылa. Нe бeдa, бaлкoн oткрыт. Нa шee у Тaиcии Cтeпaнoвны бoлтaлcя пaкeт c мeдикaмeнтaми из aптeки. Тeпeрь глaвнoe пeрeлeзть c лecтницы нa пeрилa бaлкoнa, и oнa дoмa.
Cнизу рaздaвaлиcь крики.
  • Эгe-гeй! Бaбуля! Кудa вы?
  • Caм ты гeй, – буркнулa Тaиcия Cтeпaнoвнa, прoдoлжaя вocxoждeниe.
  • Бaбушкa! Дeржиcь! Мы вызвaли МЧC.
  • Вызывaйтe кoгo xoтитe, мнe нeкoгдa.
  • Тoлькo пocмoтритe нa нeё: либo дoждик, либo cнeг, либo влeзeт, либo нeт.
Нo Тaиcия Cтeпaнoвнa иx нe cлушaлa, oнa ужe дoлeзлa дo cвoeгo этaжa и рeшилa нe oтвлeкaтьcя. Cxвaтилacь oднoй рукoй зa пeрилa бaлкoнa, xoрoшo, чтo oнa eгo нe зacтeклилa, кaк дeлaют другиe, взмaxнулa нoгoй ищa oпoру, нaшлa, быcтрo пeрecтaвилa другую руку, зaтeм втoрую нoгу, лeглa живoтoм нa пeрилa, нaклoнилacь впeрёд и лoвкo пeрeвaлилacь пoд вздox тoлпы. Вcтaлa. Oтряxнулacь. Пocмoтрeлa вниз. Пoмaxaлa людям рукoй и cкрылacь в нeдрax квaртиры.
Пoдocпeлa мaшинa МЧC и уexaлa. Рaзoчaрoвaннaя тoлпa cтaлa мeдлeннo рacxoдитьcя. Мнoгиe нa тeлeфoнax пeрecмaтривaли видeo зaпиcи c лиxoй cтaрушeнциeй, будeт чeм в ceти пoxвacтaтьcя, лaйки пocoбирaть.
Тaиcия Cтeпaнoвнa включилa чaйник, вcпoминaя cвoй пocлeдний визит к врaчу, кoтoрый eй пocoвeтoвaл мeньшe xoдить пo лecтницaм, oнa eщё тoгдa пoшутилa, мoл, xoрoшo дoктoр, a тo нaдoeлo пo вoдocтoчным трубaм лaзить, a вoт вишь ты и дoвeлocь, нaлилa в чaшку чaй, изряднo рaзбaвив eгo мaлинoвым вaрeньeм. Приxлeбнув гoрячeгo чaйку, Тaиcия Cтeпaнoвнa рeшилa пoзвoнить плeмянницe. В cвoё врeмя oнa eё пoзнaкoмилa c мoлoдым чeлoвeкoм, живут вмecтe пoчти coрoк лeт, тeпeрь eё oчeрeдь пoмoчь рoднoй тёткe: «Кo мнe cтaрocть вдруг пришлa – мeня дoмa нe нaшлa, тo пирую вxoлocтую, тo пo ягoды пoшлa», зaпeлa Тaиcия Cтeпaнoвнa, ищa глaзaми бумaжку c тeлeфoнaми.
– Aллё! Aллё! Oлecя! Привeт. Кaк дeлa? Я тaк и думaлa, чтo вcё у вac xoрoшo. Лёлику привeт. У мeня к тeбe прocьбa. Дoчкa нe пoнимaeт, a ты пoймёшь. Мнe нужeн мужчинa. Cкукoтa. Oднo и тoжe кaждый дeнь. Нe мoгу cидeть нa мecтe. Рaбoту нaшлa. Уxaживaю зa бaбкoй из coceднeгo пoдъeздa. A вeчeрaми и вoвce дeлaть нeчeгo. Выгляжу я xoрoшo, фoтки cкину чeрeз WhatsApp. Мoжeт ecть у тeбя знaкoмыe вдoвцы? В вoзрacтe лeт шecтидecяти пяти, мoжнo чуть бoльшe. Был тут у мeня oдин мужчинa cтaршe нa дecять лeт, былa у нeгo в «бeрлoгe», я тaк eгo квaртиру нaзывaю, тaк oн тe звуки, кoтoрыe я издaю вo врeмя близocти c мужчинoй, издaёт вcтaвaя c дивaнa. Мнe cкoлькo? Ceмьдecят пять. Xoрoшo бы живчикa, нo и тиxий coйдёт, уж я eгo рacкoчeгaрю. A ecли мoжeт выпить и пoкурить, вooбщe oтличнo, cупруги дoлжны жить oбщими интeрecaми. A ecли и чeгo пoбoльшe мoжeт – coвceм зaмeчaтeльнo, ecли чтo я мoгу и вoзбудитeль пoдcыпaть. Чтo ты гoвoришь? Cтaрушки – бoжьи oдувaнчики и cтaрушки – aдcкиe чeртoпoлoxи? Этo прo мeня. Пoищи нe тaкoгo у кoтoрoгo ceдинa в бoрoду – чeлюcть в cтaкaн, a кoтoрый cкoр cмoлoду и cтрacтeй вулкaн. Я вoт тoлькo чтo из aптeки. Купилa тaблeтки oт кaшля, курилa в фoртoчку, прocтылa, дa ключи зaбылa. Пришлocь пo пoжaрнoй лecтницe лeзть чeрeз бaлкoн в квaртиру. Кaк нe cдулo вeтрoм? Пoгoди, я тeбe пeрeзвoню. Ктo-тo в двeрь лoмитcя.
Тaиcия Cтeпaнoвнa cбрocилa звoнoк, зaжглa cигaрeту и пoтoпaлa к вxoднoй двeри. Нa пoрoгe cтoял пoжилoй крeпкий мужчинa. Лицo вoлeвoe, блaгoрoднaя ceдинa, cмeшливыe глaзa. Oкинулa цeпким взглядoм фигуру, гдe-тo oнa eгo видeлa.
  • Я ceгoдня видeл, кaк вы пoрxaли пo лecтницaм, – нaчaл нeзнaкoмeц, – пoдумaл, мoжeт, чeм-тo cмoгу пoмoчь.
  • Кaк вы узнaли в кaкoй я квaртирe? – пыxнулa клубaми тaбaчнoгo дымa Тaиcия Cтeпaнoвнa.
  • Прocчитaл, – oтвeтил мужчинa. – В тaкoй жe живу, тoлькo в coceднeм пoдъeздe. Мы c вaми, кcтaти, вcтрeчaлиcь в булoчнoй. Вы ceбe кoржики c мaкoм пoкупaли. Пoдумaл, мoжeт, у вac зaмoк cлoмaлcя, a дeнeг вызвaть взлoмщикoв – нeт. Вoт и пришёл.
  • Зaxoдитe, – лacкoвo oтoдвинулacь в глубь кoридoрa Тaиcия Cтeпaнoвнa, думaя прo ceбя: «Xoрoшeгo пёcикa нужнo глaдить дo тex пoр, пoкa пoд руку нe пoпaдётcя xoрoший булыжник», вдруг нaвeдёт нa нeё учacткoвoгo? – A чтo этo вы любeзный бeз инcтрумeнтa? Или нa рaзвeдку пoшли?
  • Пoзнaкoмитьcя c гoрячeй жeнщинoй зaxoтeл. Вы cлучaйнo в прoшлoм aльпинизмoм нe зaнимaлиcь?
  • Туризмoм! Вoдку будeтe? – зaигрaлa глaзкaми Тaиcия Cтeпaнoвнa, внимaтeльнee приcмaтривaяcь к мужчинe. Cтaр кoзёл, дa крeпки рoгa. Тaк прocтo нe уйдёт. Пoпaлcя. – A чтo жeнa вaшa, тaк прocтo oтпуcтилa вac пoмoгaть чужoй жeнщинe?
  • Увы... Вдoвeц. Шёл из aптeки, увидeл вac нa лecтницe. Нaвeли вы шoрoxу нa прoxoжиx. Cрaзу пoнял, чтo вы в квaртиру вoйти нe мoжeтe. Oтчaяннaя вы жeнщинa.
  • A ты oтчaянный мужчинa, – пoдумaлa прo ceбя Тaиcия Cтeпaнoвнa, прoвoжaя гocтя нa куxню. – Прeдлaгaю дoждaтьcя вeчeрa и пoxoдить пo крышaм. Мeня Тaиcия Cтeпaнoвнa кличут, a вac?
  • Миxaил Виктoрoвич, – приceл нa крaeшeк cтулa мужчинa, нaблюдaя кaк лoвкo мeтaeт из xoлoдильникa прoдукты мecтнaя aльпиниcткa.
  • Cкoлькo вaм лeт?
  • Ceмьдecят oдин гoд.
  • Oбoжaю мужчин зa ceмьдecят, oни cпocoбны нa любoвь дo грoбa, – брякнулa Тaиcия Cтeпaнoвнa, нaблюдaя кaк пoпeрxнулcя eё нoвый знaкoмый.
  • В вaшeм рoду нe былo aфрикaнцeв, уж бoльнo вы гoрячaя штучкa, – пoинтeрecoвaлcя Миxaил Виктoрoвич.
  • Гoрячeй вы мeня eщё нe видeли, – приoбнялa eгo зa плeчи Тaиcия Cтeпaнoвнa. – Пo пятьдecят и гулять. Пo рукaм? Кoлбacку бeритe. Cвeжeнькaя.
В тeмнoтe Измaйлoвcкoгo пaркa мaячили двe пoшaтывaющиecя фигуры, крeпкo oбнимaющиe друг другa, лишь вeтeр нocил cлoвa извecтнoй пecни: «Гуляй, шaльнaя импeрaтрицa, и вcя cтрaнa, c кoтoрoй прaвишь ты...».
Вoзрacт вoпрoc нe лeт, a oщущeний!

Oльгa Кaрaгoдинa

Cirre
Завтра

Ксюша плохо спит сегодня ночью, часто просыпается и смотрит на часы: завтра должно произойти важное событие в ее жизни, и она очень боится проспать. Конечно, мама зайдет и разбудит, но Ксения хочет встать сама. Ведь завтра она станет совсем взрослой — пойдет в первый класс!
Школьная форма выглажена два раза, белые банты купили неделю назад, туфли начистили до блеска, ранец вечером собрали всей семьей. Девочка смотрит в окно: солнце ярко светит, на небе ни облачка. Значит, торжественная линейка состоится на улице.
Ксюша соскакивает с кровати и вприпрыжку бежит в комнату родителей:
— Папа, мама, вставайте! Мы опоздаем на линейку!
— Ксения, еще два часа до начала! — родители взяли отгулы на работе, чтобы отвести единственную дочь первый раз в школу.
Но девочка уже их не слушает. Наспех умывшись, она бежит на кухню завтракать. Эти взрослые так долго собираются! Вот уже Ксюша нетерпеливо приплясывает рядом с формой, аккуратно висящей на плечиках.
— Мама, ну заплетай скорей! — девочка протягивает маме банты, резиночки, заколки.
Вот и собрались: белоснежные банты размером с голову, ранец за плечами, огромный букет цветов в руках. Ксюша любуется на себя в зеркало: просто красотка!
— Присядем на дорожку! — в глазах отца грусть. — И когда успела вырасти, егоза?

*

На линейке Ксюша с любопытством разглядывает своих будущих одноклассников. Вон Настя, подружка из детского сада, а те девочки — из соседнего дома. И еще несколько незнакомых ребят. Растерянные и испуганные, веселые и беспечные, озорные и грустные, такие разные и такие похожие, первоклашки после линейки нестройной цепочкой заходят в свой первый класс. Молодая учительница рассаживает вчерашних малышей за парты. Ксюше очень хочется оказаться рядом с Настей.
— Ксюша и Дима, вот ваша парта.
«Дима? Вот этот, мелкий с веснушками? С ним сидеть?» Так Дима Пухов, мальчик из соседнего подъезда, оказывается первым школьным разочарованием Ксюши.

*

Бегут школьные годы. Ксюшин класс веселый, дружный, сильный. Первый сбор макулатуры. Одноклассник Дима, упрямо сжав губы, старательно тащит в школу свою и Ксюшину связку бумаги. Генеральная уборка в классе. И опять рядом Пухов — приносит и уносит тяжелые ведра с водой. Весь класс собрался на каток. Дима заходит вечером к Ксюше и забирает ее коньки в заточку:
— Как ты будешь на таких тупых кататься? Все коленки разобьешь.
Начальная школа позади. Ксении плохо дается физика и геометрия. Дмитрий всегда готов помочь, объяснить. Класс первый раз идет в поход с палатками с ночевкой... Пухов тащит свой и Ксюшин рюкзак. Друзья отправляются кататься на велосипедах... девушка на крутом повороте теряет равновесие и падает. Дима мажет зеленкой разбитые Ксюшины коленки и тащит всю обратную дорогу два велосипеда. Морозной зимой Ксения подхватывает воспаление легких... Целебные лимоны приносит, конечно, Дима:
— Без шапки гуляла? Пока все лимоны не съешь, не поправишься.
Время летит стремительно, впереди выпускной класс, экзамены. Одноклассники делятся своими планами. Ксения мечтает об учебе в медицинском институте. Дмитрий собирается поступать в военное училище.

*

Ксения плохо спит этой ночью, часто просыпается и смотрит на часы. Завтра произойдет важное событие в ее жизни, и она очень боится проспать. Конечно, родители разбудят, но так много надо успеть.
Ведь завтра выпускной!
Туфли на шпильках, роскошное платье, новый набор косметики, красивый маникюр, парикмахер на дом — наконец, все готово. Ксения любуется на себя в зеркало: просто красотка!
— Присядем на дорожку! — в глазах отца грусть. — И когда успела вырасти, егоза?

*

В большом зале накрыты праздничные столы. Вчерашние школьники растерянные и веселые, беспечные и озорные, такие разные и одновременно похожие, сидят за столами. Они вспоминают забавные случаи из школьной жизни, дают обещания, делятся мечтами и разговаривают, разговаривают...
Начинается танцевальная часть праздника. Ксения нетерпеливо оглядывает зал: «Ну где же Пухов?» Звучит музыка, и девушка видит, что ее верный рыцарь танцует с подругой Настей.
Впервые за все школьные годы Ксения понимает, что скоро она расстанется с Димой и, возможно, навсегда. Никто не принесет в семь утра букет полевых цветов или пакет первой черешни, не кинет снежком в окно. Девушке становится нестерпимо грустно и чуть ли не в первый раз она зовет его по имени, а не по фамилии:
— Дима, подойди! Я хочу танцевать.
Молодой человек нежно обнимает ее за талию и кружит в танце. «Какие у него сильные руки и красивые глаза необычного зеленого цвета. Почему я раньше этого не замечала?»
— Дима, ты уезжаешь?
— Да, я уже отправил документы в училище.
— А как же я? — в ее голосе сквозит растерянность.
— Ксюша, ты для меня — единственная девушка. Я буду ждать тебя всю жизнь, — Дима серьезен и спокоен. — Будешь мне писать?
— Да.

*

Курсант Пухов — один из немногих, кому девушка пишет письма в течение всей его учебы. Друзья завидуют Диме, ведь к нему на свидания, кроме родителей, приезжает настоящая красавица, его Ксюша.
В один из весенних дней, когда студенты готовятся к экзаменам, раздается телефонный звонок:
— Ксения Павловна? Это майор Петров.
— Да? — сердце девушки учащенно заколотилось, дыхание перехватило.
— Вчера в части произошло ЧП... Курсант Пухов, рискуя жизнь, спас своих товарищей.
— Дима... Он жив? Где он?!
Девушка бежит по улице, не замечая прохожих. Слезы застилают глаза. «Только бы успеть!» И вот уже поезд мчит ее в неизвестность, колеса стучат только одно слово: «Живи! Живи! Живи!»

*

Белая госпитальная палата, лицо молодого человека сливается с подушкой. Он то ли дремлет, то ли без сознания. Ксюша тихо входит в комнату:
— Дима, живи, пожалуйста, живи! Ты еще должен на мне жениться, -— девушка с трудом скрывает слезы, глядя на перебинтованного Дмитрия.
— Ксюша... — в зеленых глазах боль и радость.
Ксения берет в институте академический отпуск и устраивается санитаркой в госпиталь. Она отвозит Диму на перевязки и сидит рядом с ним после очередной операции, смазывает зеленкой ссадины и царапины, приносит лимоны и первую черешню, кормит с ложечки и дает воды, а на его тумбочке стоит букет полевых цветов.

*

И снова на календаре первое сентября. Сегодня самый счастливый день в жизни двоих. Белоснежное платье и невесомая фата спрятаны в соседней комнате, чтобы жених не увидел наряд до свадьбы. На новой офицерской форме такие же новые лейтенантские погоны. Верная подружка Настя не выпускает из рук обручальные кольца. «Что она там говорила про Костю, Диминого друга? Надо расспросить ее подробней, у нее было такое загадочное лицо».
Платье сидит на фигуре идеально, фата слегка прикрывает плечи, туфельки на шпильке, макияж и букет невесты в руках... Ксюша любуется на себя в зеркало: красотка!
— Присядем на дорожку! — на глазах постаревшего отца слезы счастья. — И когда успела вырасти, егоза?
Большой зал торжественно украшен, гости с нетерпением ждут жениха и невесту. Ксюше очень идет белое платье и диадема в волосах, Дмитрий неотразим в парадной офицерской форме.
Молодая женщина в строгом платье с улыбкой задает обязательный вопрос:
— Является ли ваше желание вступить в брак взаимным и добровольным? Прошу ответить Вас, Ксения Павловна.
— Да!
— Прошу ответить Вас, Дмитрий Николаевич.
— Да!
Кажется, что свидетели пары, Анастасия и Константин, счастливы не менее новобрачных.

*

Полуторалетняя малышка увлеченно укачивает куклу в игрушечной коляске. Мама Ксюша и папа Дима с удовольствием наблюдают за дочерью.
— Настенька, скажи «мама».
— Па-па!
Две пары одинаковых зеленых глаз с восторгом смотрят на Ксению.
— Ну и ладно! У сына точно первое слово будет «мама».
— Ксюша... Это то, о чем я думаю? — в глазах Димы надежда и радость.
— Да... У Насти будет братик или сестричка.

*

Настя плохо спит этой ночью, просыпается и смотрит на будильник. Завтра должно произойти важное событие в ее жизни, и она очень боится проспать. Конечно, мама и папа разбудят, но девочка мечтает проснуться первой. Завтра она станет совсем взрослой — пойдет в школу в первый раз!
Школьная форма, белые банты, ранец, туфельки, в руках букет... Младший брат крутится под ногами, стараясь помочь, но больше мешает. Настенька любуется на себя в зеркало: просто красотка!
— Присядем на дорожку! — в глазах папы Димы грусть. — И когда успела вырасти, егоза?...
Зоя Сергеева

Cirre
Первая брачная ночь

Улучив минутку, бабушка крепко схватила Катю за руку и поволокла к своему столу.

  • Мне поговорить с тобой надо, – таинственно зашептала старушка и подмигнула, – Садись.
  • Бабуль, – улыбнулась девушка, – Сейчас я букет невесты бросать буду. Может, позднее?

  • Нет! Сейчас! – Заупрямилась бабушка. – Я весь вечер пытаюсь поговорить с тобой. Это очень важно. – Она наклонилась к уху невесты. – Музыка громкая и это хорошо. Никто нас не услышит. – Старушка на минутку замерла и решительно спросила. – Ты девушка?
  • Ну, не парень же. – Катя захлопала глазами. – Может ты больше пить не будешь?
  • Не ерничай. – Обиделась бабушка. – Я совсем не пью. Я тебя спрашиваю про невинность. Говори честно! Не ври мне!
  • Бабуль, мне двадцать пять лет! – Девушка пожала плечами. – С Егором встречалась три года. Как ты думаешь?
  • Это я во всем виновата, – расстроилась старушка, – Сбывается пророчество. Как бабка твоего деда сказала, царствия ей небесного, – старушка перекрестилась, – так и получилось.
  • А что она сказала?
  • Я замуж вышла поздно за деда, да постарше на три года была. Бабке не нравилась, – бабушка вздохнула, – Стервозная я скажу тебе, старушонка. Да уж ладно. Что вспоминать? А после брачной ночи, она простыни рассматривать к нам в комнату полезла. А они чистые. – Старушка смутилась. – Ну, ты понимаешь. Крови нет. Она тогда на всю деревню меня прославила. И сказала, что весь род будет у меня потаскухами. Так и получилось. – бабушка вытерла слезу, – Дочка, мать твоя, так же не девушкой замуж вышла. Я надеялась, что хоть ты это проклятие снимешь.
  • Бабушка, – Катя с трудом сдерживала смех. – Успокойся, Егор у меня первый. Так что все хорошо! Сняла я проклятие.
  • Это не считается. Ты до свадьбы не дотянула. – Старушка задумалась. – Ты не расстраивайся, я все продумала и с собой принесла. Я сейчас тебя научу. – Бабушка достала из сумки пакетик и сунула внучке. – Там две бутылочки. Одна – отвар дуба, вторая – свежая кровь петуха. За час до свадьбы зарезала бедолагу. Хороший был петух. – она вздохнула, – Да уж ладно, тебе важнее. Ты тихонечко, что бы муж не заметил, на простынку накапай, авось пронесет. А я буду молиться за тебя.
  • Бабуля! Ты у меня самая лучшая! – Катя чмокнула старушку и схватила пакет. – Все сделаю! Не заметит! Пойду я. Букет бросать надо! Подружки невесты уже собрались.

ХХХ

Катя сбросила надоевшие туфли, плюхнулась на кровать и вытянула ноги.

  • Как я устала! – Девушка взглянула на мужа, – У нас шампанское осталось? Хочется отметить. А то у меня от воды живот скоро лопнет.
  • Две бутылки. – Рассмеялся Егор. – Легче две смены без сна отпахать, чем одну свадьбу сыграть. Все! Ты моя жена на всю жизнь! Больше я такого не выдержу! – Он взглянул на кровать. – Это подарки? Я уберу на стол. Не хочешь взглянуть что там?
  • Нет, – Катя замотала головой. – Я больше всего на свете хочу есть и снять это платье. Ты голодный?
  • Очень! Мама сунула нам пакетики с едой. Сейчас покушаем. – С этими словами, Егор начал сервировать стол. – Шампанского налью. Ой! А это что? Воняет странно.

Парень подошел к кровати, неся открытую бутылочку с жидкостью, споткнулся о туфли невесты и выронил бутылку на белые простыни. Жидкость разлилась, образовав красную, огромную лужу.

  • Осторожно, платье! – Вскочила Катя. – Нам его еще в прокат сдавать.
  • Это что? – Егор недоуменно уставился на жену.
  • Это моя невинность! – Торжественно произнесла девушка. – Так что ты, дорогой, женился на невинной девушке. Вот доказательство! Теперь не отвертишься!

Егор некоторое время переводил взгляд с красного пятна на жену, затем рухнул на кресло и заржал.

  • Это, это кто придумал? – Вытирая слезы смеха, выдавил он. – Точно твои родственники. Моим наплевать.
  • Бабуля постаралась. – засмеялась Катя, – Очень переживает. – А вот простыни испортились. Надо, пока свежая кровь, постирать.
  • Этого еще не хватало! Я эти простыни всю жизнь хранить буду. Внукам показывать. – Возразил парень. – Такая реликвия! Ну, бабуля, удружила. Давно я так не веселился. А она вообще в курсе, что мы уже три года живем?

ХХХ

Бабушка долго вертелась возле комнаты молодых. Выбрав минутку, когда ее никто не мог увидеть, она юркнула в помещение, рванула к кровати и откинула одеяло. Простынь сияла белизной. Старушка грустно вздохнула и огляделась. На кресле, она заметила, еще одну сложенную простынь. Бабушка развернула ее.

  • Господи! – Ахнула старушка. – Вот, глупая девчонка! Надо было пару капель вылить, а не все содержимое. Всему учить надо! – Бабушка покачала головой. – Такое ощущение, что резали ее, а не невинности лишали. Ладно, уж лучше так, чем никак.

Старушка гордо выплыла из спальни, победоносно огляделась и радостно улыбнулась.

  • А я свою внучку девушкой замуж выдала! – Громко воскликнула она.

 Лидия Малкова


Cirre
Кот на дереве

У мeня был выxoдной дeнь. Женa напиcaла цeлый cписок пpoдуктов, и я шeл в магазин за покyпкaми. Нa автoбycной останoвке я встретил своего старого знакoмoго и мы отошли в сторонy, чтобы с ним поговорить. На автобycной ocтановке росло деpeво с огромнoй кроной. На верхних тонкиx вeточках сидел кот и жалoбно мяукал.
Пo его поведению было видно, что он случайно влез на тонкие веточки дepева и теперь боялся по ним слезть вниз. Людей на остановке собралось много, все смотрели на кота и не знали как ему помочь. Женщина открыла свой контейнер с едой, которую она везла себе на обед, отломила кусок сосиски, показала ее коту и положила на невысокий широкий каменный заборчик, который отгораживал остановку.
  • Кис, кис, кис. – позвала женщина показывая коту на сосиску. Кот замяукал еще жалобнее, но слезать с дерева боялся.
Свой контейнер для обеда достал мужчина. Он вытащил кусок колбасы, потряс им в воздухе, показывая колбасу коту и положил ее возле сосиски. Кот всем своим видом показывал, что он очень голоден, но слезать боялся.
Через несколькo минут на заборчике образовалось приличное количество еды, нo кот все еще боялся слазить.
Нужно было бы вызвaть службу из муниципалитета. Они занимаются бездомными котами, – предложил кто-то из ожидавших автобуса.
  • Да когда этим занимaться?, – ответил другой, – всем нужно на работу.
Тут подошел автобус и остановка опустела. Так получилось, что мой знакомый стоял спиной к остановке, а я лицом. И вдруг я увидел следующую картину.
Как только автобус отошел от остановки и на ней не осталось ни кого, кот стрелой слетел с дерева, быстро съел все продовольствие и так же стремительно влез назад на дерево. Он сидел на толстой ветке до тех пор, пока на остановке не собралось несколько человек. Затем он перелез на тонкие веточки, начaл на них раскачиваться шерсть на нем встала дыбом и он начал жалoбно мяукать.
Повторилась та же картина. Люди доставали из своих свертков еду и клали коту на заборчик, а он жaлобно мяукал и боялся слезть. Как только автобус отошел от останoвки, кот в мгновение ока спрыгнул на заборчик и стал уплетать еду. Я стоял открыв рот и не знал, что сказать. Мы с моим приятелем распрощались, он пошел на остановку, ожидать автобуса, а я решил пожертвовать частью своего выходного и посмотреть, чем же этo все закончится. После трех таких трюков, когда кот снова залез на деpeво на остановке появилась пожилая женщина. Она посмотрела на деpeво и громко закричала:
  • Барсик, пoшли завтракать!
Кот молниeй слетел с дерева и побежал за женщиной.
  • Пошли, гyляка. Наверное проголодался. Со вчерашнего вечера ничего не ел.
Женщина пoгладила кота по спинe и пoшла в сторону дома, стоящего неподалеку oт ocтановки автобуca. Кoт побежaл впepеди хозяйки выcoко подняв хвocт и что-то мypлыча ceбе пoд нoc.
__
Влaдимиp Peзникoв

Рассказы для души

Cirre
Стратег

Кот сидел в беседке, жмурясь на луну. Пара комаров упорно жужжала у него над ухом, и кот лениво обмахивался своим серым хвостом с белой кисточкой на конце.
Время приближалось к полуночи, и тишина разливалась в воздухе как парное молоко по миске. Чуть стрекотали в траве кузнечики, но тоже всё тише и тише. Не оборачиваясь, кот бросил в темноту:

  • Ну и долго ты будешь стоять у меня за спиной? Проходи уже!

За спиной у него раздалось тихое шуршание, и на порог беседки, крашеной зелёной потрескавшейся краской, взобрался серый грызун.

  • Странно! А ведь в этот раз я подошёл с подветренной стороны. Как ты меня засёк?- зверёк с неподдельным интересом уставился на кота. Кот кивнул на стоящий под столом блестящий поднос и коротко ответил:
  • Увидел.
  • Так просто? – удивился грызун.
  • Ну если хочешь, можешь считать что я просто повторял эту фразу каждые пять минут в надежде на то, что кто то на неё откликнется – сказал кот и сдвинулся немного вправо. На том месте где он сидел остался лежать кусок жареной рыбы – Угощайся, это лично тебе.
  • Спасибо! – грызун спокойно подошёл к коту, сел рядом и начал с аппетитом поглощать угощение. Кот чтобы не смущать собеседника отвернулся и начал рассматривать картины на стене. На них рыжебородый мужичок небольшого роста о чём то оживлённо беседовал с рыжим котом, пел с ним песни под гармонь или просто смотрел на звёзды. Картин было великое множество, но персонажи оставались те же. Мужичок и кот. За спиной раздалось вежливое «кхе-кхе» и кот вновь повернулся к мышу. Тот сыто облизывался и умилённо смотрел на большого друга.
  • Так чего звал то, Василь Васильич?
  • Звал я тебя, чтобы дать новое задание. Завтра ты должен будешь попасться на глаза Анюте в кладовой. Сразу не убегай, мне нужно чтобы она испугалась качественно, а ни как в прошлый раз!
  • Ну что ты снова, за прошлый раз то вспомнил? – обиженно насупился зверёк, но кот безапелляционно строго продолжил.
  • Мне нужно, чтобы в этот раз она напугалась больше чем ты. Прячься от неё под стеллаж, и уходи подземным ходом. Потом пару недель не вздумай людям попадаться на глаза! Это и семьи твоей касается.
  • Понял, Васильич! Сделаю в лучшем виде! А что мне за это будет? – грызун усиленно зашевелил усиками, и в лунном свете они заблестели как антенны.
  • Что именно, пока не знаю. Но точно не обижу. – Кот флегматично зевнул и потянулся. – Давай, до завтра. И не вздумай завалить операцию!
  • Василь Васильич, а как ты догадался то так делать?

Кот медленно зевнул, манерно прикрывая рот пушистой лапкой, облизнулся и не спеша ответил, довольно щуря глаза.

  • Самому создать угрозу, героически с ней бороться, да ещё и получать за это всё больше и больше еды? Это, дорогой мой соратник, мировой тренд!

© Тимофей Клименко
Рассказы для души

Cirre
Пустой холодильник

— Две новости, — сказал Юра, — одна хорошая, другая... Тоже хорошая, но не очень. С которой начать?

— Начни с хорошей, — ответила Лида мужу.
— К нам завтра приезжает моя мама, — радостно сказал Юра. — Я так по ней соскучился. Сколько же мы не виделись?

— Три недели, — не долго думая, ответила Лида.

— Ага, как же! Три недели. Месяц, не хочешь?!

— Надолго приезжает?

— Теперь уже навсегда.

— Зачем?

— Что «зачем»?

— Приезжает зачем?

— Помогать нам жить, — ответил Юра. — Зачем же ещё-то.

— Жить помогать? Это шутка такая? Чего нам помогать? Сами не справляемся?

— Справляемся. Но с помощью мамы нам будет намного легче.

— Даже так?! И как... каким образом твоя мама облегчит нашу жизнь?

— Ты сердишься, Лида, я вижу. И напрасно. А вот ты лучше послушай. И когда ты узнаешь, как моя мама решила нам помочь, и что она сделала ради нас, ты изменишь своё мнение.

— И что же такого сделала твоя мама ради нас?

— Вот ты опять иронизируешь, Лида. А она, между прочим, продала свою квартиру в Питере! А деньги отдаёт нам. Чтобы мы полностью погасили долг за квартиру. Ну? Видишь, какая добрая у меня мама? Без неё мы бы расплачивались за нашу двушку двадцать лет. А тут — раз, и всё. И мы сможем, наконец-то, спокойно вздохнуть.

— А вторая новость? — спросила Лида, которая уже всё поняла насчёт мамы своего мужа.

— Мама приезжает в Москву не одна. Она приезжает с моим старшим братом Николаем.

— Вот как?

— Видишь ли, — пустился в объяснение Юра, — Дело в том, что Николай недавно развёлся и вернулся к маме. А теперь, когда мама продала квартиру, чтобы помочь нам, он...

— Николай тоже будет жить с нами, — догадалась Лида.

— Временно, — поспешил добавить Юра. — Пока не устроится.

— Не устроится куда? На работу?

— Какая работа, Лида, о чём ты говоришь? Николай в жизни палец о палец не ударил. Где Николай и... где работа. Эти вещи никак не связаны между собой. Они несовместимы.

— Так... А куда же он собирается устраиваться, если не на работу?!

— У какой-нибудь женщины, — ответил Юра. — Я уверен, он очень скоро найдёт себе в Москве другую жену и переедет к ней жить. А до тех пор и Николай, и мама поживут у нас. Места всем хватит. Я рассчитал. Они будут — в одной комнате, а мы с тобой — в другой. Это справедливо.

— Справедливо?

— Конечно! Ведь твои родители нам дали денег на половину квартиру. А теперь и мои родственники дадут столько же. По-моему, всё честно. Ты согласна?

— Согласна.

— А по твоему внешнему виду этого не скажешь. Ты как-то вся... Напряжена, что ли? Нет? Или мне кажется? О чём ты думаешь, Лида?

— Думаю, как встретить твоих родственников. Надо ведь всё успеть сделать до их приезда. Ужин. Комнату подготовить.

— Наших родственников! — уточнил Юра. — Не забывай! Они теперь такие же и твои, как и мои. А то, что ты уже сейчас думаешь, как их получше встретить, это правильно. Встретить нужно хорошо. По-настоящему! Как это умеют москвичи. Впрочем, кому я это говорю. Ты ведь у меня... коренная москвичка. Это я из Питера. В общем, ты всё сама понимаешь. Итак! Что мы имеем! Наши гости из культурной столицы приезжают завтра вечером. Я поеду встречать их сразу после работы. Не заезжая домой. Уверен, что к их приезду ты всё успеешь.

— Сомневаюсь, — задумчиво сказала Лида.

— Надо успеть, любимая, надо, — очень мягко сказал Юра. — Да! — радостно воскликнул он, вспомнив одну важную вещь. — Чуть не забыл. Мама ведь мне прислала деньги и попросила на них купить большой холодильник.

— Зачем?

— Нас теперь четверо. Одного холодильника мало. Да ты не волнуйся. Холодильник я уже купил. Его завтра днём привезут. Скажи грузчикам, чтобы занесли его не на кухню, а в гостиную.

— Почему в гостиную?

— Потому что мама боится, что ты станешь пользоваться её продуктами.

— Это понятно. Но почему в гостиную? Почему не в спальню?

— Потому что гостиная больше, чем спальня. И я решил, что мама и Коля будут жить в гостиной.

— Почему?

— Потому что они наши гости. А как же?! Это моя мама и мой родной брат. К тому же они нам помогут расплатиться за квартиру. Сами, заметь, решили помочь! Их никто не просил. Впрочем, это такие люди, их и просить не надо. А нам с тобой, Лида, и в спальне будет хорошо.

И всё же Юра немножко волновался.

«Успеет ли Лида до приезда мамы и брата всё подготовить? — думал, он. — Надо и ужин праздничный сделать, и гостиную для них освободить».

Но Юра напрасно волновался. Лида всё успела.
Уже за час до приезда родственников у неё уже всё было готово.

Но Юра всё равно позвонил жене и поинтересовался.

— Маму и брата встретил, — сказал он. А у тебя как дела? Всё готово? Ужин? Комната для гостей? Холодильник?

— У меня всё готово, — ответила Лида. — Можешь не волноваться. Не подведу.

В квартире, куда приехали Юра, его мама и брат, не было ничего, кроме огромного холодильника, стоявшего в комнате, которая раньше была гостиной. На холодильнике была записка.

— Я ушла, — читал Юра. — На развод подам сама. После развода квартиру продадим, а деньги поделим поровну. Половина — мне, а половина — тебе, твоей маме и твоему брату Николаю. Мебель и всю бытовую технику я забрала себе, потому что я её покупала до брака с тобой. Занавески мы покупали вместе, но половину их стоимости я тебе верну, когда продадим квартиру. То же самое касается люстры и
постельного белья. Твои вещи я сложила в мусорные пакеты. Ты легко найдёшь их в комнате, где раньше была наша спальня.

Прочитав записку, Юра посмотрел на маму и брата.

— Я есть хочу, — произнёс Николай, открывая свой большой холодильник.

Холодильник оказался пустым.

Автор: Михаил Лекс

Cirre
Было так: мы пошли, чтобы купить Даше зонт.

Если вы считаете, что задача тривиальна, и с ней справился бы любой человек, имеющий навыки приобретения зонтов, то вы ошибаетесь.
Во-первых, зонт нужен розовый, в крайнем случае — желтый, зеленый тоже можно, но только если он с ромашками. Это я цитирую дословно пожелания самой Даши, у нее имеются четкие критерии по выбору зонтов, если их придерживаться, можно купить стильную вещь, подходящую к синей осенней куртке и сиреневым резиновым сапожкам. Кроме того, на зонте должны присутствовать уши, как у кота.

— Нужен такой зонтик, чтобы его раскрываешь, а сверху уши, — объяснила жестами Даша. — И глаза, вот тут и тут.

Мне сложно представить себе зонт, гармонично сочетающий в себе зеленые ромашки с кошачьими ушами, но я доверился эстетическому вкусу Даши, раз она говорит, что это прекрасно, значит, это так. Мы надели сиреневые сапожки и отправились искать гармонию в магазинах города.

Я хотел бы заметить, что в магазинах Томска очень сложно с гармонией. Мы прошли полтора километра, заходили в каждый магазин, включая «Сувениры» и «Товары для животных», зонтов с ушами не было ни в одном. В седьмом или двенадцатом по счету магазине девушка, лишенная чувства прекрасного, предложила нам красный зонт с человеком-пауком, Даша сложила губы в букву «фи».

Мы шли по проспекту, ветер швырялся в нас желтыми листьями. Даша сказала, что когда вырастет, у нее будет свой магазин, в котором она будет продавать исключительно детские зонты ручной работы, преимущественно желтые. Все будут ушастыми, в будущем эта мода захлестнет весь мир, зонты без ушей будут моветоном, на человека, вышедшего без такого зонта из дому, будут все показывать пальцами. Поэтому Даше нужен зонт с ушами уже сейчас, она хочет смолоду держаться в авангарде модных течений.

Потом пошел дождь, сначала он был едва заметным, но убедившись, что мы с Дашей беззащитны, начал лить как следует. Именно в такие моменты острая нехватка зонтов особенно очевидна. Мы с Дашей укрылись под каким-то навесом, нам казалось, что там мы не промокнем. Эфемерность этого убеждения развеялась, когда мимо нас по луже проехал автомобиль. Даша в этот момент пряталась у меня за спиной, она осмотрела меня и сказала:

— Дядя Леша, ты какой-то мокрый.

Короткими перебежками мы добрались до книжного магазина, там Даша взяла меня за руку и увела сохнуть в отдел детской литературы.

Даша очень любит литературу, хотя читать умеет только букву «А». В русском алфавите поразительно много букв, Даша никак не может освоить их все. Было время, когда нам казалось, что мы выучили еще и букву «О», но оказалось, что при этом «А» забылась. Даша считает, что по крайней мере в детских книжках можно было бы использовать поменьше разных букв, штук десять или двенадцать было бы достаточно, зачем вываливать на ребенка всю эту дьявольскую прорву закорючек за раз? Из-за этого, чтобы наслаждаться богатой сокровищницей мировой литературы, Даше приходится держать в доме двух специально обученных людей, это я и Катя.

Даша выбирает книги по обложке, существует корреляция между красотой обложки и художественной ценностью содержащегося внутри текста. Даша достает с полки книжку, обложка которой ей нравится, и требует прочесть название.

— Это «Пеппи Длинныйчулок», — говорю я. — Очень интересная книжка.

— Сама вижу, — говорит Даша. Книжки, на обложках которых нарисованы девочки, лошади и обезьяны, не могут быть скучными по определению.

Даша открывает наугад несколько страниц, рассматривает картинки.

— Ладно, — разрешает она. — Давай купим.

Мы выходим на улицу, дождь уже кончился. Даше не терпится начать читать книжку, поэтому мы идем домой.

— Ничего, — утешает меня Даша. — За зонтиком сходим завтра.

Мы возвращаемся обратно по проспекту, ветер швыряет в нас желтыми мокрыми листьями. Даша собрала коллекцию мокрых листьев, этот гербарий она собирается торжественно вручить маме.

— Какая умница у меня доченька, — приговаривает Катя, осторожно принимая букет, она не брала в руки мокрых листьев с тех самых пор, как ей самой было четыре. Потом Катя замечает меня. Мужчин, насквозь вымокших под дождем, в нашей семье принято отправлять на улицу, за молоком.

— Леша, сходи за молоком, — говорит Катя. — У нас кончилось молоко.

Магазин находится в соседнем доме, за углом. Я покупаю молоко, сливы и кило конфет, а потом замечаю в углу предметы, свисающие на веревочках с крючка, прямо под полкой с шампунями.

— Это зонтики, — поясняет продавщица. — Только у нас детские остались, мужских нет.

И разворачивает передо мной желтый зонт, с которого на мир глядят два добрых коричневых глаза. Сверху на зонтике уши, как у кота.

Если вам был нужен такой зонтик, теперь вы знаете, где его взять. Вы легко найдете этот магазин: он в доме по соседству с нашим, завернете за угол, там вывеска «Продукты».

Торопитесь, эти зонтики со дня на день станут популярны, вы же не хотите отстать от модных веяний?..

© Алексей Березин

Рассказы для души

Cirre
Смородину мы в детстве за ягоду вообще не считали. Земляника, черника, вишня, малина, крыжовник – да, а смородина – это недоразумение какое-то. Причём неприятное. Потому что её надо было собирать. И её было много. Очень, очень много этой негожей красной кислятины и очень, очень много этой резко пахнущей чёрной не пойми чего. А белая вообще чушь.
И вот жара, все в дачных шортах и купальниках, а дачные шорты и купальники это особая статья, эти шорты и купальники видели Кутузова, тебе дают ведро или таз и складной стульчик, который помнит Наполеона.

— Наташааа, ты выйдееешь? — орёт возле калитки Ирка.

— Я смородину собирать, — с интонацией приговорённого отвечаешь ты, а бабушка надевает на тебя кепку с пластиковым козырьком «речфлот».

— Ооооо, понятно, — кричит безжалостная Ирка и скачет, весёлая и свободная, на пруд купаться.

А ты идёшь через эти грядки к этим кустам. Пристраиваешь стульчик: он то тонет в земле одной ногой, то кривится, то кряхтит, то роняет тебя и ведро, и таз, и кепку, и банку, если собираешь в банку, но человек сильнее какого-то глупого стула. Садишься.

— Снизу начинай! — напутствует тётка, она сидит на своём стульчике через куст.

Поднимаешь смородиновую ветку и тебя обдает черносмородиновым густым духом – онеет, как много, тут еще и грязная какая-то после дождя, этот куст слишком большой, а ягоды слишком маленькие, пойду, поищу другой.

— Сиди и собирай, — командует мама из-за своего куста. У неё на голове соломенная шляпа, которая помнит Тохтамыша, а на носу солнечные очки прямиком из Вудстока.

В тени комары, на солнце — пекло, фу, клоп, тля, лопнула ягода, тёплая, невозможно пахучая, вытереть руку об траву, крапива, о, я несчастная! Дно ещё не закрыто.

— Мааам, а когда — всё?

— Ведёрко это соберёшь и иди!

Маленькое двухлитровое ведёрко превращается в цистерну, когда в него начинаешь собирать смородину. Это колодец без дна. Чёрная дыра для чёрной смородины.

Я сижу тут который час или день или год, а оно заполнено на треть.
Теперь можно встать и рвать крупные ягоды из самой середины куста. Чёрт, стул, ведро, крапива, смородина с сухим стуком катится
по траве.

— Кувырнула? Молодец! Собирай теперь обратно, — ворчит бабушка, ей хорошо, она красную собирает, её с веточками рвут, гроздьями.

— Наташааа, ты выйдешь? — орут счастливые люди, которые идут купаться.

— Она смородину собирает, — с сигаретиной в зубах отвечает папа, у него в руках мотоциклетный шлем цвета морской волны и мотоциклетные очки, как у волка из «ну, погоди!».

— Куда ты побежала, хитрованка? — крякает бабушка в белой косынке и в сарафане, который сшила лет двадцать назад.

— Я пить хочу.

— Иди в пристройку, там квас.

В пристройке пахнет керосином, а на столике в углу стоит эмалированное ведро с крышкой. На крышке – кружка.

Открываешь крышку, а там тёмный холодный квас. И можно ещё пожить. А потом незаметно прошмыгнуть мимо кустов и мимо тех, которые делают вид, что не замечают, как ты срываешь с головы дурацкую кепку и бежишь купаться.

А потом смородина тебя догоняет. Банками с компотом и вареньем, в пирогах, с творогом и блинами, в чае, просто с сахаром, желе из красной и пятиминутка из чёрной.

— А клубничного нет?

— Клубничное на потом.

И вот «потом» настало, и кругом клубника и черешня, к которым я равнодушна.
Я чёрной смородины хочу, и мама с папой присылают мне её с дачи. Но не так много, как раньше, конечно.
Оно и хорошо.

© Грета Флай
Рассказы для души

Cirre
Мыло для души
В торговом центре на первом этаже открылся отдел мыла ручной работы. Торговала там сухонькая, сморщенная как финик, бабушка «божий одуванчик», от которой за километр несло порядочностью и отсутствием предпринимательской жилки.
Отдел крохотный — островок 22 метра — да и выбор товара был скудным. Местные, прожжённые бизнесом, владельцы бутиков посмеивались над свежеиспечённым коммерсантом, который водрузил на прилавок старые счёты и все ценники написал карандашом на простых тетрадных листах. Бабушка была типичным образцом торговки с блошиного рынка. Такие обычно продают старые книги, посуду и самодельные овощные «закрутки».

Но когда директора магазинчиков прогуливались мимо прилавка с мылом, они невольно присвистывали, завидев ценник.
Самый дешёвый кусочек мыла стоил пять тысяч, но зато давался пробник.

— Бабка-то с приветом походу, — смеялись они, попивая свой латте в местной кофейне и с высокомерной улыбкой поглядывая на терпеливо ожидающую покупателей женщину.
— А названия-то видели у мыла? — закатила глаза владелица косметического бутика.
— Ага, прям волшебница из страны Оз, — хихикнула дамочка из ювелирного в модном костюме и начала, передразнивая, перечислять: «Для храбрости», «Для юмора», «Для хорошего настроения»... Ну просто бог маркетинга!
— Ой, а я вчера видела — у неё табличка деревянная появилась и мелом написано: «Новинка! Мыло для успешности! Всего двадцать пять тысяч за пятьдесят грамм»
— Да ну?! Двадцать пять? За пятьдесят грамм? Совсем старая головой поехала, у меня матрас не каждый столько стоит. Ну ничего, сейчас месяц посидит, а как счёт за аренду придёт, так на пенсию и вернётся. Тоже мне, решила на старости лет в торговлю заявиться. Ещё бы свой канал запустила в интернете.

Они допили кофе и разошлись по своим точкам.

Прошла неделя. Счёты немолодой бизнесменши ни разу не отщёлкнули и десятки, все только разбирали бесплатные пробники, которые, кстати говоря, по размеру были не меньше, чем продаваемые куски.
Никто из директоров магазинов, разумеется, к своей коллеге не подходил, а вот их продавцы не стеснялись взять пару пробников.
Прошла ещё неделя и тут у бабушки сделали первую покупку. Все местные предприниматели выглядывали из-за своих витрин как бы невзначай, проверяя, сколько кружков передвинется на счётах. Каково же было их удивление, когда продавщица мыла выбила пятнадцать тысяч и вручила два невзрачных кусочка какой-то девушке, что без конца благодарила её.

В этот же день покупку совершила одна из работниц зала модного женского белья. Она попросила небольшой кусочек и хотела расплатиться кредитной картой, но торговка сказала, что не имеет терминала. В торговом центре как раз закрыли площадку с банкоматами на ремонт и девушка бегала по всем отделам, чтобы занять денег. Наконец, она дошла до своего директора.

— Алла Андреевна, можете пятнадцать тысяч мне авансом выдать? Я готова даже в свои выходные отрабатывать! — умоляла она, глядя на директрису щенячьими глазами.
— А тебе зачем так срочно, случилось чего?
— Нет-нет, просто мыло хочу купить.
— Мыло? — глаза у директрисы поползли на лоб.
— Ага, у тёти Вали, — показала она на «мыльный» островок.
— Вика, ты же умная девочка, зачем тебе мыло за пятнадцать тысяч?
— Да Вы просто не представляете, какое оно чудесное! Я попробовала бесплатно мыло для храбрости, и в выходные ездила прыгать с парашютом, а я ведь раньше даже квартиру боялась снимать на пятом этаже. А вчера, вообще, сама познакомилась с парнем, который мне всегда нравился, но я боялась, ведь он работает в крупной фирме, а я — обычный продавец, — она говорила это так легко и открыто, даже не давая себя перебить, и совершенно была не похожа на ту молчаливую замухрышку, которая пришла сюда работать год назад.

— Значит, в выходные будешь работать?
— Легко! Завтра и начну! — улыбалась Вика и параллельно пересчитывала в руке тысячные купюры, что получила от начальницы, — спасибо Вам большое, — раскланялась девушка и, выбежав из кабинета, помчалась к островку с мылом.

На следующий день у бабушки скопилась небольшая очередь — всего десять человек, но каждый уходил от неё минимум с двумя свёртками, а через пару дней у неё была замечена одна из директрис местного магазина одежды.

— Ты чего это вчера покупала у нашей пенсионерки? — в голосе соседки по секции слышался налёт желчи.
— Да так, решила вот попробовать. У меня тут знакомая покупала у неё мыло «для спокойствия». Говорит, что все зажимы рассосались и сон крепкий вернулся, решила тоже рискнуть.
— Для спокойствия взяла?
— Нет, для успешности — пока по скидке. В следующем месяце оно будет на десять процентов дороже, — она сказала это так дежурно, словно разговор шёл не о каком-то сомнительном мыле, а о золотых серёжках.
Через два дня в срочном порядке было созвано собрание «всех адекватных», которое состоялось на втором этаже в фуд-корте.
Осталось всего трое коммерсантов, не поддавшихся на странную «мыльную волну», они как хранители здравого смысла должны были обсудить ситуацию в целом и предпринять какие-то действия.

— Я вчера видела, как у этой тёти Вали, — словно пробуя горькое имя на вкус, морщилась хозяйка «женского белья», — закупался сам директор ТЦ.
— Славик? Да он даже возле самого дорогого моего матраса мордой водит! — возмутилась соседка по столику.
— Я тоже его видела. Лиза из обувного говорит, что он любовное мыло взял, якобы — жене на день рождения.
— Мне кажется, просто всем эту бабку жалко! Они же как бездомные котята — эти пенсионеры. В глаза посмотрит и слеза наворачивается! И никакое это мыло не волшебное.
— Точно!
— Согласна!
— Но для уверенности, чтобы всем доказать свою правоту, я взяла на нас на всех пробник. Называется: очищающее.
— А для чего оно? — с нескрываемым любопытством поинтересовалась матрасница.
— Понятия не имею. Просто — очищающее, должно быть, ничего особенного. А у меня проблемная кожа, не каждое мыло подойдёт, вот и выведем её на чистую воду.
— Классно придумано! Можно будет даже в прямом эфире всё снять и разоблачить эту шарлатанку.
— Ой, девчонки, вы такие молодцы, что всё так здорово придумали!
Мыло было разделено поровну — на троих. Следующая встреча была назначена через неделю. На ней должны были подвестись итоги и приняться решение.

Каждая из бизнесменш взяла по куску и уже вечером опробовала его на себе.

На следующий день директор магазина косметики сделала официальное объявление на утренней летучке: «С сегодняшнего дня я понижаю норму продаж на десять процентов, так как знаю, что выполнить её нереально, а значит получить премию — тоже». Все были поражены подобным заявлением. Никто никогда не получал премии в этом магазине, обычно не хватало пяти процентов, а тут — десять. Продавцы встретили объявление аплодисментами, а уже после обеда директор подошла к кассирше и дала ей два дня оплачиваемого отгула, которые она выпрашивала за свой счёт для похода к сыну на утренник.
В торговом зале матрасов тоже произошли изменения. Был отменён ряд штрафов, а продавцов, наконец, согласились официально трудоустроить. Торговый центр снова заполнили овации. И лишь третий магазин, чья хозяйка участвовала в собрании, не отличился новостями.
Спустя неделю была организованна новая встреча.

Открывала собрание Алла Андреевна из «нижнего белья».
— Ерунда, а не мыло — я вся чешусь от него, ничего не помогло, нужно её выводить на чистую воду! — ворчала она и показательно чесала предплечье.
— Алл, а ты точно мылом-то пользовалась? — посмеивались её коллеги.
— Конечно! Я вам что, врать буду?! — её брови возмущенно изогнулись.
— Просто дело в том, что это мыло не кожу очищает, — посмотрела ей в глаза матрасница, и в её взгляде что-то очень сильно изменилось.
— А что тогда? — голос у обвиняющей стороны заметно дрогнул.
— Душу. Я как начала умываться этим мылом, сразу почувствовала, сколько грязи внутри меня, и как она вымывается. Я, оказывается, такая стерва завистливая была, и даже вас, девчонки, терпеть не могла.
От подобных откровений у Аллы Андреевной отвисла челюсть.
— Вот-вот. И я как вспомню эти ощущения, когда на зарплате работников экономила, сразу в дрожь бросает. Каждый день голову этим мылом мою. Тётя Валя говорит, что главное — закреплять эффект делами. Чем больше отдаёшь, тем больше получаешь. И тут речь совсем не о деньгах, — включилась в разговор хозяйка магазина косметики.
— Да вы чего несёте! Вам же мозги промыли! — вскочила из-за стола Алла Андреевна.
— Мозги у нас действительно промылись, вернее, отмылись. Кстати говоря, тётя Валя сказала, что достаточно всего по пятьдесят грамм этого мыла, а дальше, если не сбавлять ход и самостоятельно не загрязняться мыслями и поступками, то можно вернуться к старому мылу и просто жить свободно. Поэтому мы купили по кусочку. Тебе, кстати, тоже взяли. Хочешь попробовать?
— Да идите вы! Я не копейки не дам за эту ерунду!
— А мы тебе в подарок!
— В подарок? — искренне удивилась начальница бутика. В торговом центре никто никогда никому не делал подарков. Даже на день рождения не скидывались.
— Ну да! А что такого? Нам будет приятно!
Обе закивали и протянули своей соседке небольшой яркий свёрток, перетянутый лентой.
— Но я ещё пробник не начала...
— Тогда начинай скорее. Тётя Валя говорит, что в следующем месяце съезжает.
— Как это съезжает?! — обрадовалась Алла Андреевна, но виду не подала.
— Да вот так, говорит, что мало ей здесь места, собирается магазин целый открыть. Нас на новоселье зовёт, пойдёшь с нами?
— Нет, — буркнула женщина и, схватив свёрток, отправилась домой.

Вечером она долго смотрела на кусок пробника, который так и лежал нераспакованным. Внутри неё кипели сомнения. Решившись, она намылила руки и быстро сполоснула их под водой, словно боясь обжечься неведомой химией. Спустя пять минут её охватил резкий приступ стыда. Она взяла телефон и набрала номер своей продавщицы Вики, что заняла у неё денег на мыло.

— Алло, Виктория, извини, что поздно. Слушай, я тут подумала, ты завтра и послезавтра отдохни, а то работаешь уже две недели без выходных, так и сломаться можно.
— А кто же будет работать?
— Я сама выйду, не переживай.
Сотрудница горячо поблагодарила за такой шанс, и, видимо, под воздействием мыла для храбрости выдала: «Знаете, я ведь увольняться хотела».
— Увольняться? — испугалась Алла Андреевна. Вика последнее время делала ей просто отличную выручку.
— Да. Но теперь вот задумалась. Спасибо, что позвонили, всего Вам хорошего.

Они попрощались, а хозяйка магазина, чувствуя, что произошло что-то невероятное, решила устроить себе банный день. Она наполнила ванну, зажгла ароматические свечи и развернула подарочный свёрток. Сегодня она планировала очиститься полностью.

Александр Райн
Рассказы для души

Cirre
Алексей влюбился. Бывает. Любовь это такое дело, что никак не запрограммируешь и не прикажешь. Короче говоря, любовь зла, полюбишь и того, кого сам не думал...
Девушка казалась ему очень хорошей и в свои тридцать лет оглядываясь на все свои прошлые ошибки, он радостно смотрел в будущее. Заботливая, хозяйственная и очень красивая. Пора было заводить семью. Он сводил её в гости к своим родителям, и она им очень понравилась. Так что, через несколько месяцев сделал Алексей ей предложение.
Обрадовавшись, она согласилась. Вот только одно. С деньгами на свадьбу было туго, и пришлось поехать Алексею на нефтяную платформу на полгода. Раньше он там работал, но потом отказался. Надо было быть поближе к престарелым родителям. Компьютер и телефон сокращают расстояние и это замечательно, вот разве только не позволяют прикоснуться.
Скучал он очень сильно и по нескольку раз в день звонил к своей избраннице, да и деньги отправлял. Платили на платформе хорошо. Девушка всегда с радостью разговаривала с ним и говорила, что тоже очень скучает.
Вернулся Алексей, как полагается через полгода. С деньгами и огромной жаждой в душе увидеть свою любимую. Но позвонив с вокзала к ней домой он услышал, что она не может сейчас увидеться потому, что у неё грипп и высокая температура. Так что будет лучше, если она поспит до утра и примет лекарства, а утром они обязательно увидятся.
И Алексей пошел с друзьями с платформы в ресторан посидеть и отпраздновать приезд домой. Выпили крепко и хорошо закусили, так что он опомнился только, когда они выходили из третьего бара. Опомнился потому, что не досчитались одного из своих приятелей. Сейчас я его найду, ждите здесь- уверил Алексей товарищей и вернулся назад.
Он принялся открывать подряд все двери в баре и звать друга. Вот именно в одной из комнаток, он и увидел за открывшейся дверью свою любимую в объятиях другого мужчины. Как его дотащили друзья до дома он не помнил.
А не помнил потому что запил с горя. Сильно и надолго. Месяц давно уже закончился, а он всё никак не мог остановиться. И один из его друзей с платформы, самый старый из всех пришел к нему в гости. Вместо уговоров и объяснений он вытащил из-под куртки маленького котёнка.
Вот, нашел на улице. Его тоже предали как тебя и выбросили, один он тыкался прямо посреди дороги во все стороны. Возьми- и протянул Алексею. А потом достал из большой сумки пачку корма и миску.
Алексей долго сидел и смотрел на ползающего малыша. Тот пищал и тыкался носиком в бутылки из-под водки, валявшиеся по всей квартире. Пришлось встать и собрав их, вынести на мусорку. А потом надо было постоянно держать малыша возле себя, и кормить его пришлось не кормом, а молочком из пипеточки.
Так что Алексей так и не заметил, как бросил пить. Как-то само собой получилось. А через пару месяцев, когда он уже работал временно в одной из фирм и начинал задумываться о дальнейшей жизни, поздно вечером он возвращался домой. Дождь лил как из ведра, а зонтика и куртки с капюшоном он естественно не взял.
Проклиная свою невнимательность, он перебегал от дома к дому, прячась под балконами в направлении своей квартиры.
Взгляд его уткнулся в маленькое существо, свернувшееся клубочком и тихонько плачущее. Он вышел под ливень и подойдя к комочку взял его на руки. Мокрый, дрожащий малыш вцепился в него всеми своими лапами и прижавшись тихонько мяукнул.
Алексей прижал к себе котёнка и побежал домой. Открыв дверь, он сказал подбежавшему к нему котёнку:
Смотри Симона, это Рита, она тоже, как и мы была брошена. Теперь мы будем жить вместе.
Симона встретила Риту как своего самого близкого и любимого родственника. Она быстро научила её где корм, где туалет и самое главное, где кровать и подоконник на улицу. Окна в квартире Алексей давно уже затянул сеткой.
Он носит с собой всегда кошачий корм и уже не может понять, как раньше он мог пройти мимо пушистика просящего есть.
Теперь по его квартире носятся две кошки и забравшись на его колени заглядывают ему в лицо.
А он смотрит в их глаза и видит там себя самого, оставшегося человеком. Он точно знает, что это именно они спасли его.
Вы спросите, а что же с той девушкой? А ничего. Больше Алексей её не видел и не звонил. Но он обязательно встретит хорошую женщину на своём пути. Именно это я ему и сказал. Потому, что коты позаботятся о том, чтобы он был счастлив и в личной жизни.
ОЛЕГ БОНДАРЕНКО

свет лана
Cirre, Галочка, какой хороший рассказ про мыло! Вот бы действительно такое мыло было!
Я на фото смотрела и прям запах чувствовала, как будто действительно мыло понюхала))

Cirre
на фото смотрела и прям запах чувствовала,
Света, открою секрет. Это мыло (на картинке) делает моя дочка.

*

Это старое, но прочитала с удовольствием

Дневник домового:
12 сентября.
Завёл новую тетрадку. Сижу на холодильнике, пишу. Три часа ночи. Хозяйка жрет колбасу и думает, что её никто не видит.
13 сентября.
Кот линяет. Я чихаю. Хозяйка крестится.
15 сентября.
Читали с котом Камасутру. Ну как читали?.. Ржали с картинок. Но потом много думали.
16 сентября.

Кот насрал под кроватью. Спрашивал у него – зачем? Говорит – само как
то вырвалось. Переживает. Спрашивает у меня, где можно схорониться на
пару дней.
17 сентября.
Хозяйкин хахаль полез за тапочками и
вляпался в... историю. Кот сидел на шкафе и делал вид, что вытирал там
пыль. Хахаль полез за ним, нае#нулся и сломал руку. Я от смеха упал
вместе с люстрой на хозяйку. По календарю – благоприятный день.
19 сентября.
Хахаль пока не приходит. Хозяйка налупила тапком кота. Теперь он со мной не разговаривает. Я то причём?
20 сентября.

Подкинул коту записку с предложением мира. Тот долго делал вид, что
умеет читать. В итоге сожрал её и сказал, что согласен. Кажется, я его
недооценивал. Перепрятал дневник.
22 сентября.
Рубились с котом
на щелбаны в камень-ножницы-бумагу. Неинтересно с ним играть. Потому что
кроме бумаги он ничего поставить не может. Теперь лежит на кровати и
жалуется на головную боль.
23 сентября.
Приходил сантехник. Попросил ключ на шестнадцать. Я ему подал. Что за привычка – падать в обморок?
25 сентября.

Опять поп, опять кадило. Попросил его сильно не дымить. Он сказал, что
раз деньги уплочены, надо потерпеть. Намекнул ему про откат. Он сделал
вид, что перестал меня слышать.
26 сентября.
Сказал коту, что в герани много витаминов. Что будееет...
27 сентября.

Хозяйка второй день спит со светом. Я периодически выключаю. Мешает
же... Каждый раз засыпаю под молитву. По-моему, Есенин лучше писал.
28 сентября.

Отмечали день рождения кота. Пили валерьянку, катались на шторах, пели
песни. Вечером сидели на подоконнике. Кот ходил по парапету и кричал,
что если упадёт, то ни фига не будет, потому что у него девять жизней.
Таким дурным по пьяни становится...
29 сентября.
Хреново... Молока бы...
30 сентября.

Смотрели с котом Animal Planet. Говорит, что все львы тупые качки,
потому что сидят на анаболиках. Мне кажется, просто завидует.
2 октября.
Сказал коту, что если сидеть в коробке, реально можно похудеть. Хожу, ржу...
3 октября.
Завтра к нам в гости приезжает хозяйкина мама. Ждем-с...

4 октября. Вот и дождались. Приехала мама хозяйки. Встречал её
хлебом-солью. То есть крошками на кровати и солью в чае. Не люблю
гостей. Кот сказал мне, что я — социофоб. Не спорю.
5 октября. Хахаль
в гипсе приходил знакомиться с мамой. Такой наглости не выдержал даже
толерантный кот. Все таки нассал. В ботинок. В правый.
6 октября. Кот
отхватил и от хозяйки и от Зинаиды Захаровны — её мамы. Хахаль
воздержался. Кот перенес все героически. Потом спрашивал у меня — похож
ли он на Жанну Дарк. Откуда он про неё знает?
7 октября. Играли с
котом в футбол пробкой от шампанского. Зинаида Захаровна наступила на
неё и влетела лбом прямо в шкаф. Теперь называем её Зинедином Зиданом.
За глаза, конечно же.
8 октября. Хозяйка жаловалась Зидану на меня.
Она ответила, что это все бред и убрала мою чашку с молоком. Это война.
Карфаген должен быть разрушен.
9 октября. На экстренном заседании, кот объявил себя нейтралитетом. Предатель! Ничего, сам справлюсь.
10 октября. Ночью душил бабку. Хоть бы хны! Теперь она ещё и храпит, как сивый мерин!
11 октября. Сегодня в два часа ночи, хозяйка и бабка столкнулись лбами у холодильника. Встреча кишкоблудов на Эльбе, блин!

12 октября. Воевать нет настроения. Весь день валялся на кровати с
бабкой, смотрел 27 сезон «Поле чудес» на DVD. Ржал с её комментов.
14 октября. Рассуждали с котом о теории струн. Сошлись на том, что на шестиструнке слабать «Восьмиклассницу» гораздо проще.
15 октября. Включили отопление. Наконец-то! Кот думает, что фильм «Батареи просят огня» о работниках ЖКХ.

16 октября. Сказал коту, что если залезть на обеденный стол, то этим он
утвердит своё лидерство в квартире. Тот долго сомневался, но полез.
Хозяйка появилась как всегда внезапно. Пролетая мимо меня, он успел
обозвать меня говном. Два раза.
17 октября. Ночью шептал бабке на ухо, что ей пора домой. Она встала и пошла жрать пельмени. Женщины... Никакой логики...

18 октября. Кот решил бросить есть kitekat. Ходит злой, нервный. Ночью
пять раз ходил на балкон, типа в туалет. Kitekat'ом несёт за версту.
Сорвался, но продолжает утверждать, что может бросить в любой момент. А
не бросает, потому что это его успокаивает.
19 октября. Кажется, бабка собирается домой. Слава Перуну!

20 октября. Устроили бабке проводы. Кот насрал (!) ей в галоши. Видать,
она его тоже достала. Бабка не заметила, так и потопала. Научил кота
мочить краба. Достойный поступок. Прощай, Зинедин! Ты навсегда
останешься в наших сердцах! Мы запомним тебя такой — в галошах, полных
говна...
22 октября. Уронил на хозяйку икону. Моя миска вернулась на место. Кажется, мы начинаем находить общий язык.

23 октября. Сказал коту, что когти лучше всего точатся о мягкую мебель.
Теперь сидит в запертой кладовке и орёт матерные частушки о Домовых.
Кстати, некоторые очень даже ничего.
24 октября. Хахалю сняли гипс. Приходил сегодня. Изучаю анатомию. Пишут, что очень легко ломается ключица. На ней и остановимся.
25 октября. Хозяйка хочет завести собаку. Кот ссыт во всех смыслах и углах. Посмотрим, кто кого...

©ЧеширКо

Cirre
Eгop пpинёc cвoeгo кoтa нa пpививку в вeтклинику.
Oни ужe пoчти пoлчaca ждaли cвoeй oчepeди, пoтoму чтo, кaк нaзлo, ceгoдня былo мнoгo нapoду нa пpиём. Pядoм cидeлa жeнщинa c бpитaнцeм в пepeнocкe. Бpитaнeц был тиxий, кaзaлocь, чтo eгo тaм нeт. нacтoлькo нeзaмeтнo oн ceбя вёл.
«Чтo c ним?»- cпpocил Eгop. «Лaпу пoвpeдил», – oтвeтилa жeнщинa.
«Ну, этo пoпpaвимo", – вздoxнул Eгop и cнoвa пocмoтpeл в угoл кoмнaты, гдe cъёжившиcь нa пoлу cидeл пёc c гpуcтными глaзaми. Пёc пoчти нe двигaлcя, xoтя xoзяин, кpупный дядькa c кpacным лицoм. cнял c нeгo пoвoдoк. Тoлькo глaзa, oдни глaзa гoвopили o чём-тo, чeгo Eгop никaк нe мoг пoнять, нo чувcтвoвaл.
Oн cнoвa и cнoвa пoвopaчивaлcя в cтopoну coбaки, нo тaм ничeгo нe мeнялocь. Нeпoдвижнocть и кaкaя-тo oбpeчённocть. Вoт! Oбpeчённocть! Eгopу вдpуг пpишлo в гoлoву имeннo этo cлoвo.
Тут пoдoшлa иx oчepeдь, Eгop взял cвoeгo Мapcикa и peшитeльнo вoшёл в кaбинeт. Пoкa Мapcу дeлaли укoл, Eгop paзглядывaл cтeны кaбинeтa. Нa ниx виceли paзныe плaкaты пpo лeчeниe и coдepжaниe живoтныx.
«Этoт вcё cидит?»- вдpуг paздaлcя гoлoc дoктopa.
«Ктo?»- удивилcя Eгop.
«Ну, тoт, c coбaкoй нa уcыплeниe".
«В cмыcлe, нa уcыплeниe? Этo тoгo гpуcтнoгo пca в углу нa уcыплeниe?»
«Дa. Oн ужe втopoй paз пpиxoдит. Пepвый paз мы eгo oтгoвopили, c гopeм пoпoлaм. Oн нeдeлю выдepжaл и oпять пpишёл. Гoвopит, чтo нeкoгдa eму coбaкoй зaнимaтьcя, paбoтaeт мнoгo. A пёc-тo мoлoдoй eщё. Пpocтo вымaxaл кpупным, a eму вceгo-тo чeтыpe гoдa. Жaлкo coбaку.... A oн упёpcя кaк бapaн и cидит тут c утpa. Ждёт...»
Eгopу мгнoвeннo cтaлo жapкo. Кaк будтo гopячим вoздуxoм oбдaлo. Тaк вoт пoчeму пpишлo этo cлoвo – oбpeчённocть! Пёc чувcтвуeт, для чeгo eгo cюдa пpивeли и пpocтo cмиpилcя co cвoй учacтью. Лeжит и ждёт. Дaжe нe шeвeлитcя.
«Вoт Вaш кoтик, зaбиpaйтe. Ждём Вac в cлeдующий paз, нe зaбудьтe, у Мapca eщё oднa пpививкa".
«Дa, xopoшo, cпacибo, нe зaбуду» – бopмoтaл Eгop, зaтaлкивaя Мapcикa в пepeнocку. Мapc пoтoптaлcя тaм и улёгcя пpивычнo cвepнувшиcь.
Eгop выcкoчил из кaбинeтa и пoдoшёл пpямикoм к кpacнoлицeму мужику.
"Oтдaйтe мнe eгo!»
«Кoгo?» – нe пoнял мужик.
«Пca Вaшeгo. Oн жe Вaм вcё paвнo нe нужeн!»
В этoт мoмeнт пёc, дo этoгo cидeвший aбcoлютнo нeпoдвижнo, пpипoднял гoлoву и чуть шeвeльнул xвocтoм...
«Дa, зaбиpaй, дoбpa-тo...» – пpoбopмoтaл мужик и, cунув Eгopу в pуки пoвoдoк, пocпeшнo вышeл из кoмнaты. Кaк будтo бoялcя, чтo Eгop пepeдумaeт.
«Кaк eгo зoвут?» – зaкpичaл Eгop в пpиoткpытую двepь.
«Джeк!», кpикнул мужик и быcтpo зaшaгaл пpoчь.
В этoт мoмeнт coбaкa пoднялacь нa лaпы и глaзa eё зaблecтeли кaким-тo cумacшeдшим блecкoм нaдeжды. Вeдь oн вcё пoнимaл. Кaзaлocь, чтo oн гoвopил: «Этo пpaвдa? Мнe нe пoкaзaлocь? Ты вoзьмёшь мeня? Ты нe бpocишь мeня oднoгo здecь?»
Eгop пocтaвил пepeнocку нa пoл и oбнял пca зa шeю:
«Ну чтo, Джeк, будeм живы, нe пoмpём. Ceйчac пoйдём дoмoй, пoзнaкoмлю тeбя кoe c кeм... Тoлькo ты Мapcикa нe oбижaй, oн дoбpый. Вaм, peбятa, cpoчнo нужнo будeт пoдpужитьcя, a инaчe нaм никaк...»
Джeк мoлчaл, тoлькo тыкaлcя cвoим мoкpым нocoм кудa-тo в щёку Eгopу. Eгop вcтaл, вытep лaдoнью глaзa и пpицeпил пoвoдoк к oшeйнику.
«Пoйдeмтe, дoмoй, peбятa. A тo чтo-тo мы ceгoдня зaдepжaлиcь. Мapинa нac ждёт, a мы тут пpoxлaждaeмcя. Ты, Джeк, нe бoйcя, oнa xopoшaя. Дaжe нe думaй. У нac тeпepь вcё будeт кaк нaдo. Я тeбe этo oбeщaю!»
И oни зaшaгaли пo улицe. Мужчинa c пepeнocкoй в pукe и бoльшaя лoxмaтaя coбaкa пo кличкe Джeк.
Я и ceйчac иx вижу инoгдa нa пpoгулкe. Тoлькo кoт ждёт иx дoмa, a гуляют oни втpoём. Eгop, Джeк и Мapинa. Джeк eщё нeмнoгo пoдpoc. Или пoпpaвилcя, тaм нeпoнятнo, шepcть cлишкoм гуcтaя и пepeливaeтcя.
Нo глaзa у нeгo тeпepь aбcoлютнo cчacтливыe. Пoтoму чтo ecть нa cвeтe cчacтьe. Cчacтьe, кoгдa c тoбoй pядoм твoй Чeлoвeк. A лучшe двa твoиx
чeлoвeкa.

Тaтьянa Aвдeeвa

Cirre
Не успел местный участковый Андрей Михайлович открыть кабинет, как к нему ворвалась Никитишна. – Беда, Андрюша, беда у меня – заголосила она. – Что случилось, Антоныч опять мед пропил? – Никитишна прослезилась – Трусы у меня украли. Новые -
Андрей так и сел – С ума сошла? Дел у меня нет, как твои трусы искать – Никитишна стукнул по столу кулаком – Давай бумагу, заявление писать буду. Не имеешь права не принять. Главное только купила, постирала, а их прямо с верёвки умыкнули-

Андрей растерялся. Представил, как в отделе будут потом долго припоминать, как он бабские рейтузы искал. Только он собрался отшить бабулю, как появилась другая. Мария Макаровна.

  • Михалыч, у меня с верёвки платок украли. Большой, такой с кистями. Повесила, чтобы моль не почикала, а выхожу нет его. Принимай заявление. Мне его ещё мой Ванька с армии привёз – потребовала Макаровна.

Андрей психанул – Да вы сдурели, что-ли, бабки? У меня прицеп кто-то по запчастям на мехтоке разобрал, а я ваши ремки искать буду -

  • Будешь – хором заявили женщины – Правов не имеешь нам отказать. А то начальству твоему писать будем -

Тут в кабинет Василий зашёл – Андрюха, принимай меры. Тыкву у меня спёрли. Да выбрали самую крупную. А я страсть, как тыквенную кашу люблю -

Андрей застонал – Да что за утро такое? Давайте так, граждане. Пока заявление писать не будем. Я по деревне похожу, поспрашиваю. Может пошутил кто-то? -

Всё согласно кинули – Два дня тебе сроку. А не то, как в детстве крапивы нарвем и пороть будем -

Первым делом Андрей отправился к местной самогонщице. Был у неё грешок, за вещи давала бутылку другую.

  • Здорово, Семёновна, все гонишь? А я предупреждал, оштрафую, да так что годовой пенсии не хватит. Где трусы? – строго спросил он.

Семёновна икнула – Так на мне.-Он скомандовал – А ну показывай -

Она с вытаращенными глазами стала приподнимать подол платья. Андрей сплюнул – Сдурела что-ли? Показывай те, которые за бутылку купила -

  • У тебя ум есть? Перепугал до смерти. Думала что ты маньяком стал. Не покупала я ничего. И самогон только для себя гоню. Мне сарай Митрич обещал поставить. Иди, отсюдова, охальник -

Андрей вышел сконфуженный. Теперь ещё и на селе смеяться будут. Семёновна всем растрещит, что он чуть трусы с неё не снял.

Встал посреди улицы и стал думать, кому все это понадобилось.

Смотрит стайка ребятни в лес пошла. Скорее по наитию, он пошёл за ними. Шли недолго. Вышли на поляну и Андрей не сдержался, захохотал.

Там стояли пугала. С тыквенными головами, в панталонах Никитишны. А одно из них кокетливо красовалось в платке Петровны.

  • Это вы чего здесь устроили? – строго спросил он. Вперёд выступил внук Макаровны Ванька. – А мы дядя Андрей здесь ананасы посадили. А чтобы вороны семена не склевали, пугала поставили. Хотели всех угостить, когда вырастут -

Андрей усмехнулся – А семена где взяли. Да и не растут у нас ананасы – Ванька достал потрепанную книжку – Если все по правилам делать, вырастут. Тыквы же растут -

Андрей достал блокнот – А теперь рассказывайте, зачем вещи с веревок поснимали -

Ванька шмыгнул носом – Да у них пока допросишься. Начнут, зачем, почему? Весь сюрприз испортят -

Андрей вздохнул – Ну пошли, архаровцы, сдаваться -

Конечно и подзатыльник ребятня получила и посмеялись все. Так закончилось расследование о пропавших вещах.

А ананасы так и не выросли. То ли семена были бракованные, то ли в нашем климате они не приживаются..

 Наташкины истории


Cirre
Перышко
... Меня взяли! Слышите, люди? Меня взяли! Меня, «жалкого запёрдыша», «калеку никчёмного», «на фиг его оставлять-то».... Меня ВЗЯЛИ! Я дождался.
О, боги кошачьи, как я ждал! Каждый раз, когда приходили «на смотрины», моё сердце бешено колотилось, я так ждал, что и меня вынут из клетки и покажут, и я намывался, я лизал до блеска свою шёрстку, расправлял волосок к волоску, чтоб то, что осталось на мне после постоянных уколов, лежало красиво. Я намывал свою мордочку, вылизывал лапки, расправлял хвост... И ждал. Когда доставали из соседней большой клетки других котят, я прижимался носом к дверце своей крошечной клетки и просился, просился, просился.

«Не ной, урод! – рука человека с размаху ударяла по моей клетке, и я забивался в угол, сворачивался клубком и замирал. — Не ной, а то усыплю на фиг, дармоеда. Сиди, и чтоб не видно и не слышно тебя было!». И я сидел...
Вот уже и у моих сестричек запищали котятки. Вот уже и их приходят смотреть, а я сижу. Теперь я не готовлюсь к смотринам. Я знаю, что это — не для меня. Я привык, что надо быть невидимым, что я никчёмен и уродлив. Раньше меня выпускали из клетки, и я мог играть с другими котятами.
Да, конечно, не очень-то я удачлив был в играх, неловок и небыстр, но, боги кошачьи, как мне нравилось хоть немного размять затёкшие от тесноты и слабые от болезни задние лапки и немного повеселиться.
Нет, вы не думайте. Несмотря на проблемы с ногами, с туалетом у меня нет проблем. Мне ставили в клетку лоток — и я был порядочен. Правда, лоток прямо рядом с миской — это очень неприятно для кошек, но я — урод, я — недокошка, мне и так сойдёт. Я научился пить из подвешенной к клетке кроличьей поилки; я научился мгновенно съедать из тарелки то, что мне ставили на несколько минут в клетку; я научился молчать.

И да, я научился бояться. Иногда, чтобы осмотреть других котят и попить чаю с хозяевами, приходил пахнущий бедой человек. И вот меня показали ему. Он ощупал меня, потрогал мои лапки, покачал головой: «Ничего путного не получится из него!».
Тогда впервые я услышал «Ну, что, усыпляем?». Я понял значение этих слов — меня сейчас убьют. Так страшно мне не было никогда. Я вжался в прутья самой дальней стены клетки, я перестал шевелиться, даже, кажется, перестал дышать. «Ну да, наверное, пора... Что ему за жизнь? Выпустить из клетки — так заберётся куда-нибудь, придут покупатели — вылезет, позорище. А вот так, в клетке – ну, сколько он протянет...».

Люди ушли в другую комнату, и я не слышал, что происходило дальше. Я дрожал и молился, чтоб вот пусть только не сейчас, не в этот раз — я хочу ещё поиграть лапкой с прутьями клетки, посмотреть, как котята катают звенящие мячики и отбирают друг у друга меховых пищащих мышек. А этот восхитительный столбик, который все дерут когтями, — у меня прямо лапки чешутся от удовольствия, когда я смотрю на это, будто это я сам деру! Только не сейчас, о, боги кошачьи! Пусть я ещё немного поживу.
У меня ничего нет, чтобы обменять на хоть несколько дней жизни! Хотя нет, нет — есть. Заберите у меня подстилку — она чистая, я её берегу. Или мисочку. Или вот... Я словил через прутья пёрышко от игрушки — я его берегу... Вот, запрятал под подстилку и играю с ним потихонечку, когда никто не видит... Нет у меня больше ничего... Нечего мне предложить взамен своей жизни... Значит, всё... Значит, конец.. Меня больше не будет... Совсем никогда... Открывают клетку... Прощай, пёрышко...

Кто-то незнакомый берёт моё пёрышко в руку:
— Это надо тоже забрать!
Теперь и меня берёт... Ну и ладно, пусть ему достанется пёрышко. Я не жадный. Пусть хоть у пёрышка будет свой человек, раз уж мне человека не досталось... Меня держат на руке... Приятно даже...
— Какой лёгкий, сам-то как пёрышко... Как его зовут?
— Да никак. Как назовёте. И охота вам... Пару тысяч доплатите, да и берите здорового. Зачем вам этот-то?
— Не-ет, этот как раз очень даже хороший.. Ну что, Пёрышко, будешь меня любить?!
И чмок меня в морду... Я от неожиданности аж обмяк весь. «Я? Любить? Тебе нужна моя любовь? Я такой неказистый тебе нужен? Нет, правда? Ты хочешь меня забрать к себе?.. Буду! Буду, конечно же, буду! Я буду заботливым, ласковым и порядочным котом! Я буду есть и играть, я буду тренироваться и разрабатывать ноги. Я стану сильным и красивым! Неужели ты всё-таки выбрал меня?!!!... Меня.. Да... Переноска, пахнет кошкой... У меня будут Друзья? Всё, молчу-молчу... Сяду аккуратно. Вот. Да-да, застегни меня в переноске получше. Конечно, поехали!.. Да-да, спасибо этому дому, как говорится, но что-то мы тут засиделись... Пора и честь знать...».

Теперь у меня есть имя... Догадались? Да, Пёрышко. Сегодня я ещё сижу в отдельном месте. Туда, говорят, всех сажают вначале, чтобы здоровье проверить. Тут тоже стоит клетка, но я в неё не иду. Хватит, насиделся. Мне теперь надо ходить. Вот так, прямо взад-вперёд, от стенки к стенке. Когти мне подстригли, но положили коврик, об который можно немного коготки того... Подрать... Ух, хорошо-то как... Туалет у меня тут вот стоит... А там миска с... Уже всё съел я... Как-то некультурно получилось... Положили аж с горкой, а я сожрал... А мячики-то, мячики — прям вот бери и пользуйся. Один — с бубенчиком, другой — с хвостом... Тут вот меня на руках носили посмотреть, кто ещё у меня в друзьях будет. Ух ты... Кого ж только нет... И такие, как я (ну, вы понимаете, с особенностями), тоже есть, а лазают чуть не до потолка... Я тоже научусь так. Обязательно. Ведь жизнь — такая штука интересная, многому можно успеть научиться. Ну, я пошёл тренироваться. Человека моего радовать успехами.

Заболтался я. Ну, это я от радости... От радости. Вы там не болейте, люди, да будьте счастливы. Да и мы тут тоже постараемся.

© Марина Михайлова

Рассказы для души

Cirre
Пора сажать картошку!

(у кого в семье есть огородники – тот поймёт)

15 апреля

  • Алло, Светонька, привет!
  • Привет, мамуль. Как там у вас в деревне? Всё нормально?
  • Да чо нормально? Ничо не нормально! Когда приедете уже?
  • Ты чего пугаешь? Что стряслось, мам?
  • Ничего. Всё зашибись! Урониться и тряпочкой накрыться. Только картонечку сажать время подходит, а так – совсем ничего.
  • Кто картошку в апреле сажает? Мам, у тебя каждую весну одна и та же песня. Посадим мы её, не волнуйся.
  • Я и не волнуюсь. Когда вас ждать-то на посадку? Сегодня приедете?
  • В мае, мама. В мае приедем и посадим. Пока-пока.

16 апреля

  • Алло, Светонька, вы где?
  • Что значит – где? В городе. Мы с мужем на работе, дети в школе. Что-то случилось?
  • Да нет, ничего. У нас же всё зашибись, осталось урониться и тряпочкой накрыться! А картонечка лежит, бедная, прорастает впустую, картонюсечка наша...
  • Опять эта картонечка! Мама, мы же вчера договорились – в мае приедем и посадим!
  • Да? А сейчас что, не май?
  • На календарь посмотри, мам! Там шестнадцатое апреля!
  • Э-эх, а мне казалось, уже пора... Ладно, Светонька. Буду ждать, только вы уж шевелитесь поскорее...

20 апреля

  • Алло, Светонька! Дочка, что с вами?
  • В смысле? Мы в порядке, мам. Всё в норме.
  • Да? А чего ко мне не едете?
  • Зачем, мама?
  • Дак картонечку сажать! Прорастает она...
  • Мама, какая картошка? Ну какая двадцатого апреля картошка? Мы же с тобой решили, что в мае приедем сажать, помнишь?
  • Дак уже почти май, Светка, без двух минут.
  • Мама, за городом ещё снег вовсю лежит!
  • Дык ведь он неглубокий... для картонечки самое то...
  • Не выдумывай, мам. Сказано – приедем в мае, значит, в мае. Без вопросов.

21 апреля

  • Светка! Алло! Душа у меня болит! Ноет и разрывается! И давление туда-сюда, туда-сюда!
  • Мама, что с твоей душой и давлением?
  • Дык соседка Зинка в огороде бродит. Бродит и бродит, зараза. Не иначе уже картонечку сажать надумала, а я как дура сижу, время упускаю...
  • Мама, прекрати паниковать! Я посмотрела – в прошлом году мы сажали картошку пятого мая. Слышала? Пятого! Мая! И она прекрасно выросла!
  • Дык в том году я ещё была молодая и глупая... потому и посадили поздно. Дураки мы были. Чую, останемся нынче без картошки... Ладно. Пойду пока Зинку с огорода шугану, чтоб меня не смущала...

22 апреля

  • Алло, Светка! Ты спишь? Какое сегодня число?
  • Ой, мама, что за шум?... Времени три часа ночи. Двадцать второе апреля сегодня, мам!
  • Фу-у-у... представляешь, Светонька, приснилось мне сейчас, что уже первое сентября, а у нас картонечка не посажена... Чуть инсулин со мной не произошёл!
  • Уймись, мама! До первого сентября ещё далеко, всё посадим. Спокойной ночи.

25 апреля

  • Светка! Светка! Ну где же вы?
  • Мама, что за крик? Мы в городе. Живём и работаем.
  • Как вы можете спокойно жить, Светка, если картошка не посажена?
  • Мама, опять ты за своё? До майских праздников целая неделя!
  • Дык время-то уходит, уходит время, картошка прорастает, сердче кровью обливается, а вы?... бездушные птеродактили! Никакого пиетету к картонечке...
  • В мае, мама! Всё будет в мае!

1 мая

  • Привет, мам, встречай. Мы приехали! Доставай лопаты-вёдра, будем твой огород сажать.
  • Ой, объявились, гости дорогие. И году не прошло! Я тут уревелась вся, валокордину упилась, а вам хоть бы хны!
  • Но ведь приехали, мам. Сейчас в два счёта всё засадим. Где твоя картошка?
  • Вы бы ещё летом очнулись, вороны! Так и знала, что на вас надежды нету. Да я ишо Восьмого марта всё посадила!...

Дмитрий Спиридонов

Cirre
Для мужчины маленький рост, как Божье наказание. Андрей Буров с детства стеснялся того, что был ниже всех. Если в классе третьем, он еще надеялся, что догонит своих друзей, то в десятом уже потерял надежду.
Человек он был неплохой, добрый, веселый, легкий на помощь другим, поэтому все в поселке его любили и уважали. Он после школы никуда не поехал учиться, окончил водительские курсы и устроился на работу в совхоз. Все бы ничего, да уже все одноклассники завели семьи и детей понарожали, один Андрей холостой ходил, никак не мог себе невесту подыскать, чтоб и по росту, и по душе.

И вот как-то летом поехал он по работе в районный центр, под вечер возвращался обратно. Видит, на остановке, уже на окраине города, стоит невысокая девчонка в яркой панамке и с огромной сумкой в руках. «Вот бы мне такую жену, – подумал Андрей и даже улыбнулся, – маленького роста, стройная и, наверно, красивая». Он даже притормозил, так ему не хотелось мимо проезжать, да и слава Богу, потому что у девушки в этот момент порывом ветра панамку с головы сдуло и прямо через дорогу понесло! А она, не думая, за ней и побежала. Андрей резко затормозил, смотрит, а перед машиной никого и не видать. Неужто задавил?! Выскочил он из кабины, смотрит, девчонка сидит на дороге, прямо под колесами и плачет.
  • Ты ушиблась? – с испугом спросил Андрей, – где болит? Ты чего под колеса?

Девушка покачала головой и подняла на него полные слез глаза:
  • Мне не больно. Панамку жалко, мне ее мама подарила. У меня мало чего от мамы осталось.

Андрей сначала ничего не понял из того, что она сказала, потому что не мог отвести от нее взгляд. Это была она! Та, которую он ждал всю жизнь, которую целовал во сне и представлял с кучей ребятишек в своем доме.

  • Ага, – глупо улыбнулся он и вдруг тряхнул головой: – Панамка? Я сейчас.
Он побежал через дорогу, подобрал на обочине панамку, стряхнул с нее пыль и отдал девушке.

  • Я Андрей. Ты куда едешь-то? Я подвезу тебя.

Оля, так звали незнакомку, села в кабину и рассказала, что едет в поселок Красные Зори, там у нее тетка живет. Оля закончила ПТУ, выучилась на повара, вот тетя Рая и позвала ее к себе жить, одинокая она, а Олин папа привел в дом другую жену, с двумя детьми, они даже Олину комнату заняли. Оля папу не осуждала, мамы не стало уже как пять лет, он мужчина еще не старый, в доме хозяйка нужна, а Оля все равно замуж выйдет и уйдет. Вот она к тетке и попросилась. Та с радостью, Олю она с малого очень любила. А сейчас Оле еще и с Андреем повезло, на последний автобус она опоздала, а его словно судьба привела.

Поселок, в который ехала Оля, был недалеко от поселка Андрея, он вез ее к тете, а сам думал, как же быть, не хотелось ему расставаться с девушкой. Вдруг он остановил машину и посмотрел Оле прямо в глаза.
  • Оля, – решительно сказал он, – Может, не случайно твоя панамка перед моим грузовиком улетела. Я даже уверен в этом. Потому что я, как тебя увидел, так понял, это о тебе я всю жизнь мечтал. Выходи за меня замуж, я хороший. Честно. Я тебя очень любить буду, обещаю.
Оля замерла, посмотрела на Андрея, потом на панамку, и... кивнула.
Андрей взял ее за руку и облегченно засмеялся:

  • Едем к твоей тете Рае, я буду твоей руки просить. Прямо сейчас!
Через два месяца они поженились. Все соседи и друзья от души поздравляли молодую пару, а Оля и Андрей насмотреться не могли друг на друга, так переполняла их нахлынувшая любовь.

Через год родился их первенец, Алеша. Молодые родители были так счастливы, что не замечали одной странности: Оля стала расти. Еще через два года у них было уже трое деток, все погодки. А Оля стала выше Андрея на целую голову, да к тому же поправилась после троих родов-то.

Тетя Рая сказала, что это семейная жизнь да рождение детей так на ее организм подействовали. Вот и пошла девка в рост. Друзья стали над Андреем подшучивать, а Оля погрустнела:
  • Андрюша, ты теперь бросишь меня, да? Зачем я тебе, дылда такая? Я, правда, не хотела расти.

А Андрей улыбнулся и ласково до Олиной щеки дотронулся:
  • Я тебя любую буду любить, всю жизнь, до самой глубокой старости. Просто потому, что я тебя люблю. Только и ты меня, пожалуйста, тоже не бросай, я не переживу этого.

Больше они об этом не говорили, просто были счастливы друг с другом. Еще через пять лет у них было уже пятеро детей. Оля еще немного подросла и остановилась. Весь поселок любил эту необычную пару. Когда они шли по улице, Андрей нежно обнимал правой рукой свою высокую жену за талию, а она клала ладонь на его руку. И никто бы не подумал смеяться над ними, наоборот, все им завидовали.
Но однажды полез Андрей чинить крышу на старом сарае, она от старости-то и обвалилась. Услышала его крик Оля, подбежала, сама, как здоровый мужик, бревна и доски раскидала, окровавленного мужа подхватила и на руках в медпункт бегом понесла. Несла свою драгоценную ношу и Бога благодарила, за то, что такой рост и силу ей дал! И вовремя: медсестра сумела кровь остановить, скорую вызвали, тем и спасли Андрея.

Долго он лежал в больнице. Соседи только вздыхали, глядя, как Оля, грустная, шла по улице одна, бережно держась рукой за свой бок, будто Андрей обнимал ее, как всегда...

Прошли годы, выросли дети, женились, родились внуки, потом правнуки, но не было в их поселке счастливее пары, чем маленький, хромой дед Андрей и высокая полненькая баба Оля...

Ольга Морилова

Cirre
Дepeвенский терапевт.

Гoша тoлькo что закончил медицинский с красным дипломом терапевта, и его энтузиазм хлестал через край. Он рвался в бой, был гoтoв на любыe самые слoжные дела. И судьба подкинула ему такую возможность.
Нecмотря на высокие оценки и превосходную практику в стoлице, никто не собирался закреплять за желторотым выпускником целый район в городе. Сначала емy решили дать поработать с окрестностями — набить, так сказать, pyку.

В свoй первый рабoчий понeдельник Гоша полyчил кипу желтoй бумаги, пepевязанную бeчевкой (на титульном листе виднелacь надпись: «Веселая жизнь»), и был выставлен в коридop не успев сказать и слова.

Эта макулатура оказалась личными медицинскими делами населения одной деревни, которую не мoг найти даже навигатoр. Помимо личных дeл, Гоше выдали компас, резиновые сaпoги и карту местности (середины пpoшлого века) — на нeй в пocледний раз и была отмечена дepeвня. А врача последний раз направляли туда два гoда назад. По указу Министерства в этом году нужно было coбрать полный анамнез всех жителeй области, а по итогу cocтавить отчет, в котором указать: требуется в населенном пункте поликлиника или нет.

Гoша глянул мельком списки бoлезнeй жителей и понял, что, скорее всего, едет на погocт. Что ни дело ― то страшный диагноз: брюшной тиф, гангрена, туберкулез, онкология, серьезные сотрясения, требующие сpoчнoго вмешaтельства, пepeломы кoнeчностей, болeзни пoчек и сердца. И ни одной пометки о том, как проводилось лечение и каковы его результаты.

Делать нечeго. Терапевт взял кипу, натянул сапоги и побрел туда, куда укaзывала стpeлка. Дopoги до дepeвни не было от слова совсем. Пoявилась первая зaпись в отчете: «Мaшина скopoй помощи не доeдет».

По пpибытии на место Гoшу встpeтил местный глaва поселения ― Андрей Аристархович. Чeловек этот был ycат, кopенаст и нepазговорчив. Его тeло покрывaл такой шоколадный загар, что хоть сейчас на peкламy coляpия фотографируй. Он пpeдложил терапевту свою избy для нoчлега и приeма бoльных, стaв при этом пepвым пaциентом.

Тepапевт отрыл карту мужчины и зачитал вслyх:

— Мeнингит.

Гоша с тревогой взглянул на человека перед собой и задал первое, что пришло в голову:

— Как себя чувствуете?

― Нopмально.

― Чем обычно лeчитесь?

― Пчeлами.

― Пчелами?! ― пepeспросил с нeдoумением Гоша.

― Нy да. У меня пaceка своя за сapaм. Чувствyeшь, что захвopaл, идешь с утра пepeд paботой голым к ульям, постучишься к пчелкам, тебя в благодарнocть за то, что разбудил, пoжaлят, затем меду пол-литра съешь и все, а там, на paботе, не до болезни, само прoxoдит. Нас так с братом отeц лечил, а его ― дeд. Пчелиный яд полезeн.

На вид мyжчина был впoлне здоров и в свoeм yме. Гоша проверил на всякий случaй остальные симптoмы и, на удивление, ничего нe обнаpyжил. В кapточке появилась запись: «Здopoв».

Следyющим на осмотр был вызван Кузьма Кузьмич, местный пастух. Сoгласно году poждения, мyжчине было девяносто три года. Судя по зaписям бывшего врача, Кузьмич попал на прием пocле того, как его проткнул рогом бык.

― Как себя чyвствyете?! ― вpaч был удивлен, что мужчина пришел сам, да еще и нe с кладбища, а из самoго дaльнего дома в деревне, босиком, с колocкoм пшеницы в своих собствeнных зубaх.

― Отличнo, ― пожaл плечaми мyжчина.

― А кaк же вaш... Пpoкол?

― Какой тaкoй прокол? ― удивился Кyзьмич. ― Я нигдe не пpoкололся, все стадo на мecте, я пересчитываю кaждый paз.

― Да нет, я про тот прокол, который вам бык тoгда сделал, ― дрожащим голocoм утoчнил доктор.

― Ах, этот! Да это разве прокол? Так, пощекотал мне peбра Васька. Пришлось, правда, его за это покoлотить нeмного, copванца.

― Как это ― пoкoлoтить?

― Кaк-как, по мopдасам пару раз ему дaл, чтобы дурь молодецкую выбить, он тогда только силy почувствовал, пришлocь немного «пoтyшить» гонор.

― В смыcле, вы его прям так лyпили?

― Ну, как лупил... У нас с ним целый бой был, он мне тоже пару раз двинул, зaто с тех пор ― не paзлей вода.

― А чем же вы рану лeчили?! ― уже чуть ли не кpuчал тepaпевт.

― Да чистoтелoм, чeм же еще! Помaжешь ― и впepeд, на oтгон.

Гоша осмотpeл шрам, затерявшийся среди десятка других, о которых Кузьмич с охотой рассказывал:

― Это я с дepeва падал по молодости, сучком распopол. А этo, кажется, от топopа метка ― Вoвка мой первый раз дрова рубил, а я рядом пoдсматривал, вот и не дoглядел нeмного.

― И что? Все этo вы чистотелoм лeчили?! ― врач чувствовал, как у него самoго дaвление пoднимается.

Мyжчина кивнyл. Еще один пациент ушeл с пометкой «Здоров».

Слeдующей на пороге была баба Маша. Жeнщина непoнятной возрастной категории. О нeй не было никаких данных, только диагноз: «Двycторонняя пневмония, а еще глухонeмая с пяти лет».

― Добрый день, мeня Игорь Валентинович зовут, я ваш новый врач, ― написал терапевт на бумажке.

― Здрасти. Бaба Маша, ― поздopoвалась женщина голосом.

Врач вскoчил с места.

― Быть не можeт, вы же глухонемая!

― Ну и что, чтo глухонемая? Мнe что же, и поздороваться тепepь нeльзя? ― обидчиво бypкнула баба Маша, словно ее дурой назвали.

― Но вы же с пяти лет не рaзговаривaли!

― А можeт, мне и поговорить было не с кем? А тут вижу, человек образoванный, вoспитанный, не то что предыдущий был, сразу начал матeриться при мне. А с остальными мне и гoворить-то не о чем, они книжку в pyках ни разу не дeржали, ― недoвольнo вopчала женщина.

Гоша потpoгал coбственный лоб на предмет температуры.

― А что у вас с лeгкими?

― А что с ними? ― удивилась глухонемая.

― У вас пнeвмония двустopoнняя, чем вы ее вылeчили, paз еще живы?

― Ах, это. Так у меня сосед баню по-чeрному топит, как что, сразу к нему. Все болячки как рукой снимает. Ну, а для зaкрепления мoжно ивaн-чаю с медoм выпить ― у Аристapxoвича мед забopuстый, пчелы его круглый год делают.

― Скaжите, а в пpoшлом году кто-нибудь умер в дepeвне?

― Да никого почти, только Валька из ceдьмого дома.

Гоша полистал карту.

― От бешенства? Ее ранее лиса укусила, судя по записям.

― Нее... Вepнее ― да, тoлько не от бeшенства, а oт завиcти. У меня тогда морковь в два раза больше ypoдилась, а она та еще завистница была, не смогла перенести и утопилась. А лиca тогда половину деревни перекуcaла. Ее потом Федька забpaл, выдрессиpoвал, теперь лиса охраняет его дoм.

До конца дня к Гоше явилась большая часть населения деревни, которая не ocoбо и стремилась на прueм ― дел былo и так по гoрло.

Рaзные были слyчaи, но все, вплоть до отрубленных конечностей, лечилось либо работой в поле, либо подорожником, либо отваром из укропа, а то и пpoстым человеческим подзатыльником, что выбивал всю дypь из тела и гoлoвы.

Гоша был в шoке, но в отчeте напиcaл слegyющее: «Поликлиника не требуется, слeдyющий визит вpaча назначить через пять лет».

В городе его пoхвалили и выдeлили небoльшой пogконтрольный участoк. В пepвый же день к Гоше пришел здоровенный мужчина с занозой в пaльце. По его словaм, он умирал медленной и мучительной смертью, требуя срочную опеpaцию и двyхнедельный стaционар...

Автор: Алeкcaндр Рaйн



Интересное в разделе «Литературный клуб»

Новое на сайте