Из чего мы все сделаны, русские?
Меня сделали в СССР, и я состою из всего этого. Это и мой генетический код.
Пусть и не смешно (страница 21)
Irgata
Меня сделали в СССР, и я состою из всего этого. Это и мой генетический код.
«Содержание моего счастья — борьба за счастье других».
Роза Шанина – советский одиночный снайпер отдельного взвода снайперов-девушек. Обладала способностью вести точную стрельбу по движущимся целям дуплетом — двумя идущими друг за другом выстрелами. На счету прекрасной и юной 20-ти летней девушки 59 солдат противника.
Семья была многодетная, у Розы были пятеро родных братьев и сестра и трое сирот, которых Шанины взяли на воспитание. В школу приходилось ходить 13 км пешком. Окончив 7 классов, Роза против воли родителей уехала в Архангельск поступать в педагогическое училище. В 1938 году она вступила в ВЛКСМ, учась на третьем курсе, устроилась воспитателем в детский сад, чтобы самостоятельно оплачивать обучение, ставшее платным.
С началом войны братья Розы стали уходить на фронт, но обратно не вернулись.
Роза в числе других добровольцев занималась тушением пожаров от авиабомбардировок и дежурила на крышах домов, чтобы защитить детский сад.
В июне 1943 года Роза была направлена в Центральную женскую школу снайперской подготовки (ЦЖШСП). Окончила школу с отличием. И отказавшись от предложенной вакансии инструктора в школе, отправилась на фронт.
Роза приняла участие в наступательной операции «Багратион», Участвовала в боях за Вильнюс.
Она постоянно стремилась на передовую и даже участвовала в атаках пехоты, лично взяла трех немецких солдат в плен.
Она была награждена медалью «За отвагу» и Орденом Славы 3-й и 2-й степеней.
На войне погиб молодой человек, который нравился Розе в своём дневнике она писала: «Не могу смириться с мыслью, что нет больше Миши Панарина. Какой хороший парень был. Убили... Он меня любил, я это знаю, и я его. Воспитанный, простой, симпатичный паренек».
27 января 1945 года в одном из боёв был ранен командир артиллерийского подразделения. Прикрывая его, старший сержант Роза Шанина была тяжело ранена осколком снаряда в грудь. Её успели довезти до госпиталя, где она скончалась от полученных ранений. Умирая Роза произнесла: «Сожалею, что сделала так мало». На тот момент на ее личном боевом счету было 59 уничтоженных фашистов, из которых 12 были снайперами.
Дневники Розы, забрал её друг, военный корреспондент Петр Молчанов, который опубликовал их после войны.
Характер Розы был открытый, больше всего она ценила в людях мужество и отсутствие эгоизма и после войны Роза надеялась поступить в университет, а если это не удастся — заняться воспитанием детей-сирот.
Роза Шанина – советский одиночный снайпер отдельного взвода снайперов-девушек. Обладала способностью вести точную стрельбу по движущимся целям дуплетом — двумя идущими друг за другом выстрелами. На счету прекрасной и юной 20-ти летней девушки 59 солдат противника.
Роза родилась 3 апреля 1924 года в семье председателя коммуны Егора Шанина и Анны Алексеевны, работающей в коммуне дояркой. Отец назвал девочку в честь Розы Люксембург.
Семья была многодетная, у Розы были пятеро родных братьев и сестра и трое сирот, которых Шанины взяли на воспитание. В школу приходилось ходить 13 км пешком. Окончив 7 классов, Роза против воли родителей уехала в Архангельск поступать в педагогическое училище. В 1938 году она вступила в ВЛКСМ, учась на третьем курсе, устроилась воспитателем в детский сад, чтобы самостоятельно оплачивать обучение, ставшее платным.
С началом войны братья Розы стали уходить на фронт, но обратно не вернулись.
Роза в числе других добровольцев занималась тушением пожаров от авиабомбардировок и дежурила на крышах домов, чтобы защитить детский сад.
В июне 1943 года Роза была направлена в Центральную женскую школу снайперской подготовки (ЦЖШСП). Окончила школу с отличием. И отказавшись от предложенной вакансии инструктора в школе, отправилась на фронт.
Роза приняла участие в наступательной операции «Багратион», Участвовала в боях за Вильнюс.
Она постоянно стремилась на передовую и даже участвовала в атаках пехоты, лично взяла трех немецких солдат в плен.
Она была награждена медалью «За отвагу» и Орденом Славы 3-й и 2-й степеней.
На войне погиб молодой человек, который нравился Розе в своём дневнике она писала: «Не могу смириться с мыслью, что нет больше Миши Панарина. Какой хороший парень был. Убили... Он меня любил, я это знаю, и я его. Воспитанный, простой, симпатичный паренек».
27 января 1945 года в одном из боёв был ранен командир артиллерийского подразделения. Прикрывая его, старший сержант Роза Шанина была тяжело ранена осколком снаряда в грудь. Её успели довезти до госпиталя, где она скончалась от полученных ранений. Умирая Роза произнесла: «Сожалею, что сделала так мало». На тот момент на ее личном боевом счету было 59 уничтоженных фашистов, из которых 12 были снайперами.
Дневники Розы, забрал её друг, военный корреспондент Петр Молчанов, который опубликовал их после войны.
Характер Розы был открытый, больше всего она ценила в людях мужество и отсутствие эгоизма и после войны Роза надеялась поступить в университет, а если это не удастся — заняться воспитанием детей-сирот.
- Товарищ подполковник! У нас ЧП! – рентгенолог Душанбинского окружного госпиталя погранвойск СССР, представший перед начальником, Юрием Воробьёвым, был бледен. В глазах – невероятный страх.
Начальник госпиталя Юрий Алексеевич Воробьёв плюхнулся обратно на стул. Как поверить услышанному, если до него никто не верил даже рентгеновским снимкам?
Это был август 1986 года, а уникальным пациентом оказался рядовой Виталий Грабовенко, который служил в Афганистане помощником гранатомётчика. Его задачей было следить за готовностью к стрельбе боекомплекта – гранатомёта АГС-17 или, как его называли, «Пламя», и гранаты – миниатюрного цилиндра размером с охотничий патрон, который при разрыве поражал всё в радиусе семи метров.
⠀
Такое грозное оружие было только у советских военных, и начальник госпиталя Юрий Воробьев знал это точно. А потому сначала засомневался в словах коллеги и стал разбираться...
Сам солдат Грабовенко рассказывал о ранении невнятно. По его словам, когда после завершения операции в дальнем ущелье пограничники следовали на базу, в темноте начался обстрел. Откуда стреляли, кто стрелял и из чего стреляли – установить не удалось. У сослуживцев не было ни царапины. А Виталий вдруг почувствовал удар и сильную боль в животе. Когда стянул гимнастерку, увидел рваную рану. «Мужики, – сказал он, – по-моему, в меня граната залетела». Но те лишь подняли его на смех: «Да это осколок, не паникуй! К утру доставим тебя в госпиталь, там разберутся».
А к утру у солдата развился отёк в правом предплечье, причём далеко от раны. От мысли, что в теле может быть граната, Виталий уже отказался – она действительно казалась бредовой.
⠀
На следующий день его эвакуировали в Душанбе. Прибывшему бойцу обработали множественные осколочные ранения, рану зашили. Никаких серьезных нарушений в организме не нашли. Слегка смущал рентгеновский снимок, где на самом краю виднелось тёмное пятно, но рентгенолог успокоил: это, скорее всего, ручка от аппарата попала в кадр. Казалось бы, всё обошлось.
⠀
Дальше последовало обычное лечение: перевязки, капельницы, уколы. Между процедурами Виталий гулял по госпитальному садику и дышал полной грудью. Вот только отёк никак не спадал, и боль в правом предплечье не отпускала. Через неделю лечащий врач снова направил солдата на рентген, попросив коллег тщательнее просветить раненого. Вот тогда на снимке и было обнаружено нечто странное, а именно цилиндр диаметром в три сантиметра и длиной почти двенадцать. По плотности – явно металлический.
Доктор, изучив снимок, задумался: что это за железяка? На осколок не похожа. На пулю – тоже. Словно кусок маленькой трубы. Конечно, было ясно, что отёк и боль в руке от неё, и значит, надо вынимать. Стали готовить солдата к операции. Но хорошо, что вовремя остановились.
⠀
Дело в том, что врач решил показать рентгеновский снимок двум офицерам, тоже лежавшим в госпитале на излечении: «Вот, смотрите, какие бывают чудеса. Кусок трубы в солдатика залетел».
Те, вглядевшись, рявкнули в один голос: «Это, брат, не труба! Это самая что ни на есть неразорвавшаяся граната от АГС-17!!!»
Когда врачу сообщили, что она на боевом взводе, и взрыв может произойти от любого случайного движения, доктор прокручивал в голове: что же делать дальше?
⠀
Состояние врачей было подавленным: во-первых, все осознали масштаб катастрофы – пациент на протяжении 13 дней ходил по госпиталю, даже пробовал играть в настольный теннис. Только чудом всё обошлось. Во-вторых, встал вопрос о том, кто возьмётся оперировать. Командование пограничного округа связалось с Москвой, там подняли на ноги всех – медицинское управление погранвойск, госпиталь Минобороны имени Бурденко. Как быть? Чьим опытом воспользоваться? Ясно, что в любой момент граната может взорваться, а при хирургическом вмешательстве этот риск возрастёт многократно.
Военные медики дали ответ: «У нас в практике ничего подобного не случалось. Был один эпизод в годы Великой Отечественной, но там в солдата попала неразорвавшаяся мина оперением наружу, её довольно легко извлекли и обезвредили. Так что вы там сами решайте, как поступить».
Стали думать.
Призванные для консультаций сапёры вынесли свой вердикт: взрыватель гранаты деформирован, трогать её категорически нельзя, а уж если трогать, то исключительно в поперечном направлении. После этого на местном заводе «Текстильмаш» заказали по чертежам доктора Воробьёва специальный хирургический инструмент – захват, которым гранату можно зажать, словно клещами, с кожухом эллипсовидной формы на рукоятке, как у спортивной рапиры.
Эффект от кожуха, впрочем, был больше моральным, в случае взрыва он никак не спасал.
⠀
Во время консилиума было решено, что операцию проведёт заведующий госпиталем Юрий Воробьёв, ассистировать вызвался Александр Дорохин, а анестезию должен был провести Владимир Моисейкин. Все трое мужчин понимали, на какой риск они идут: у Воробьева было двое детей, и жена была беременна третьим ребенком, Александр только-только женился, Моисейкин тоже был молодым отцом...
«Я находился на своём рабочем месте почти круглые сутки, – рассказывал позже Юрий Воробьёв. – Когда забегал домой, то жена с тревогой спрашивала: «Что происходит? Почему ты всё время на работе?». Светлана была на седьмом месяце беременности, и я ей не стал всего рассказывать. Говорю: «Поступил раненый с инородным телом внутри. Занимаемся отработкой предстоящей операции». – «А кто будет оперировать?» – «Света, ну, не начальник же госпиталя!»...
«На самом деле я уже знал, что оперировать придётся мне, – продолжает Воробьёв. – И с Москвой это было согласовано. Начальник нашего медицинского управления досрочно вышел из отпуска, приехал в Душанбе. Говорит: «Ты готов?» – «Готов», – отвечаю. «Но имей в виду, дело опасное, может и руки оторвать». «Так точно, – говорю. – Это я понимаю». «Но ты не волнуйся, мы тогда тебя в Москву переведём и орден дадим».
⠀
Подготовку к операции провели максимально быстро. Виталия Грабовенко с величайшей осторожностью перевезли в отдельную палату, и медсестры стали приходить к нему на процедуры только в бронежилетах и касках. Для проведения же самой операции саперы доставили в госпиталь защитные костюмы, совершенно, кстати, секретные: шлем с непробиваемым стеклом, облачение из металлических пластин, защита ног. Неясно было, как обезопасить кисти рук, ведь не станешь же делать тонкую хирургическую операцию в свинцовых перчатках! В итоге сошлись на привычных резиновых. Ещё приготовили специальный контейнер, обложенный внутри мешочками с песком, – в него следовало бережно положить изъятую гранату.
⠀
Что касается плана операции, то вариантов было немного. Первый, безопасный: вырезать гранату вместе с частью мышечной массы. Но тогда солдат навсегда бы остался инвалидом. И второй: через надрез добраться до гранаты, взять её специальным зажимом и аккуратно извлечь из тела.
Решили остановиться на втором.
⠀
Спустя пять дней к операции всё было готово. «Оперировали в перевязочной, – вспоминал Воробьёв. – Облачились в эти тяжеленные скафандры: я, Дорохин, анестезиолог Володя Моисейкин. Операционная сестра приготовила инструменты, медикаменты, всё, что могло потребоваться, и затем вышла. Анестезиолог поставил капельницу с наркозом и тоже удалился, перешёл на балкон и наблюдал дальнейшее сквозь пуленепробиваемое лобовое стекло от боевого вертолета «Ми-24».... Мы остались вдвоём. Вернее, втроём – с пациентом на операционном столе с неразорвавшейся гранатой внутри».
Дело происходило 15 августа 1986 года. Кондиционеров тогда в госпитале не было. Температура что за окном, что в помещении выше сорока градусов, а врачи в железных латах. Пот заливает глаза...
Воробьёв сделал первый надрез в месте, заранее помеченном йодом, – как раз над контурами гранаты. А Дорохин развёл края раны крючками. Теперь предстояло самое сложное и опасное – извлечь боеприпас из тела и погрузить в контейнер. Погрузить, согласно плану операции, – вместе с захватом, тем самым, который по воробьёвским чертежам изготовили на заводе. Так было безопаснее.
«Но тут я пошёл на явное нарушение, – спустя годы признавался Воробьёв. – Мне стало жаль терять этот инструмент – единственный в своём роде. Поэтому я осторожно извлек гранату, положил её на мешки с песком, а захват оставил себе. С тех пор он хранится в нашем пограничном музее».
⠀
Первый этап операции прошёл безукоризненно. После чего солдата перевезли в обычную операционную, где бригада хирургов и сестёр завершила начатое. А сапёры отнесли носилки с контейнером в ближайший карьер, где вскоре прогремел взрыв.
⠀
Начальник медицинского управления, получив доклад, сказал Воробьёву: «Хоть у нас сейчас и сухой закон, но я приказываю тебе немедленно налить стакан водки и залпом выпить». Ещё один приказ пришёл от командования – о награждении орденом Красного Знамени. Орденами были награждены также ассистент и анестезиолог. Медсестер отметили медалями.
Виталий Грабовенко около месяца пролежал на госпитальной койке, а выписавшись, опять попросился в Афганистан. Но ему отказали: «хватит, Грабовенко, испытывать судьбу». И он вернулся домой в Украину – с орденом Красной Звезды. Сам он назвал день операции своим вторым Днём рождения, хотя это не просто метафора. На самом деле в тот день, когда проводилась операция, парню исполнялось 20 лет.
⠀
О невероятной операции, которая произошла в Душанбе, наперебой писали газеты. А специалистов интересовал главный вопрос: как же всё-таки оказался боеприпас от гранатомета «Пламя» в теле солдата-пограничника? Расследование установило следующее.
Пуля при моджахедском обстреле пробила цинк, в котором хранились гранаты, угодила прямиком в капсюль, тот сдетонировал, граната вылетела из ящика, ударилась об автоматные рожки в разгрузке солдата и затем, не взорвавшись, прошла по краю реберной дуги под мышцы грудной клетки и остановилась в области ключицы. Звучало не слишком правдоподобно, но другой официальной версии не было и нет.
Да ведь, известное дело, на войне и не такое бывает...
⠀
До начала 2000-х годов доктор Воробьёв поддерживал связь со спасённым солдатом. Последний раз они виделись в Киеве в 2003 году, когда обоих пригласили на запись телевизионной программы. А через две недели Юрий Алексеевич получил телеграмму от жены Виталия: тот трагически погиб. Попал под машину...
Юрий Воробьёв до сих пор работает по своей специальности – он хирург в госпитале, где лечат пограничников. Полковник, заслуженный пограничник и заслуженный врач Российской Федерации.
Воробьёв поднялся из-за стола:
- Что случилось?
- Помните, неделю назад солдатика привезли с ранением брюшной полости и сильнейшим отёком?
- Помню. Отёк не прошел, несмотря на все принятые меры?
- Так точно! И не пройдет, товарищ подполковник.
- Почему?
- Потому что между рёбрами и правой грудной мышцей... там застряла боевая граната, – на этих словах голос врача задрожал от волнения. Но, собравшись, он отрапортовал явно заранее заготовленный текст:
- Неразорвавшийся боеприпас ВОГ-17 от станкового гранатомёта «Пламя». Калибр 30 миллиметров, длина без гильзы примерно 115 миллиметров.
Начальник госпиталя Юрий Алексеевич Воробьёв плюхнулся обратно на стул. Как поверить услышанному, если до него никто не верил даже рентгеновским снимкам?
Это был август 1986 года, а уникальным пациентом оказался рядовой Виталий Грабовенко, который служил в Афганистане помощником гранатомётчика. Его задачей было следить за готовностью к стрельбе боекомплекта – гранатомёта АГС-17 или, как его называли, «Пламя», и гранаты – миниатюрного цилиндра размером с охотничий патрон, который при разрыве поражал всё в радиусе семи метров.
⠀
Такое грозное оружие было только у советских военных, и начальник госпиталя Юрий Воробьев знал это точно. А потому сначала засомневался в словах коллеги и стал разбираться...
Сам солдат Грабовенко рассказывал о ранении невнятно. По его словам, когда после завершения операции в дальнем ущелье пограничники следовали на базу, в темноте начался обстрел. Откуда стреляли, кто стрелял и из чего стреляли – установить не удалось. У сослуживцев не было ни царапины. А Виталий вдруг почувствовал удар и сильную боль в животе. Когда стянул гимнастерку, увидел рваную рану. «Мужики, – сказал он, – по-моему, в меня граната залетела». Но те лишь подняли его на смех: «Да это осколок, не паникуй! К утру доставим тебя в госпиталь, там разберутся».
А к утру у солдата развился отёк в правом предплечье, причём далеко от раны. От мысли, что в теле может быть граната, Виталий уже отказался – она действительно казалась бредовой.
⠀
На следующий день его эвакуировали в Душанбе. Прибывшему бойцу обработали множественные осколочные ранения, рану зашили. Никаких серьезных нарушений в организме не нашли. Слегка смущал рентгеновский снимок, где на самом краю виднелось тёмное пятно, но рентгенолог успокоил: это, скорее всего, ручка от аппарата попала в кадр. Казалось бы, всё обошлось.
⠀
Дальше последовало обычное лечение: перевязки, капельницы, уколы. Между процедурами Виталий гулял по госпитальному садику и дышал полной грудью. Вот только отёк никак не спадал, и боль в правом предплечье не отпускала. Через неделю лечащий врач снова направил солдата на рентген, попросив коллег тщательнее просветить раненого. Вот тогда на снимке и было обнаружено нечто странное, а именно цилиндр диаметром в три сантиметра и длиной почти двенадцать. По плотности – явно металлический.
Доктор, изучив снимок, задумался: что это за железяка? На осколок не похожа. На пулю – тоже. Словно кусок маленькой трубы. Конечно, было ясно, что отёк и боль в руке от неё, и значит, надо вынимать. Стали готовить солдата к операции. Но хорошо, что вовремя остановились.
⠀
Дело в том, что врач решил показать рентгеновский снимок двум офицерам, тоже лежавшим в госпитале на излечении: «Вот, смотрите, какие бывают чудеса. Кусок трубы в солдатика залетел».
Те, вглядевшись, рявкнули в один голос: «Это, брат, не труба! Это самая что ни на есть неразорвавшаяся граната от АГС-17!!!»
Когда врачу сообщили, что она на боевом взводе, и взрыв может произойти от любого случайного движения, доктор прокручивал в голове: что же делать дальше?
⠀
Состояние врачей было подавленным: во-первых, все осознали масштаб катастрофы – пациент на протяжении 13 дней ходил по госпиталю, даже пробовал играть в настольный теннис. Только чудом всё обошлось. Во-вторых, встал вопрос о том, кто возьмётся оперировать. Командование пограничного округа связалось с Москвой, там подняли на ноги всех – медицинское управление погранвойск, госпиталь Минобороны имени Бурденко. Как быть? Чьим опытом воспользоваться? Ясно, что в любой момент граната может взорваться, а при хирургическом вмешательстве этот риск возрастёт многократно.
Военные медики дали ответ: «У нас в практике ничего подобного не случалось. Был один эпизод в годы Великой Отечественной, но там в солдата попала неразорвавшаяся мина оперением наружу, её довольно легко извлекли и обезвредили. Так что вы там сами решайте, как поступить».
Стали думать.
Призванные для консультаций сапёры вынесли свой вердикт: взрыватель гранаты деформирован, трогать её категорически нельзя, а уж если трогать, то исключительно в поперечном направлении. После этого на местном заводе «Текстильмаш» заказали по чертежам доктора Воробьёва специальный хирургический инструмент – захват, которым гранату можно зажать, словно клещами, с кожухом эллипсовидной формы на рукоятке, как у спортивной рапиры.
Эффект от кожуха, впрочем, был больше моральным, в случае взрыва он никак не спасал.
⠀
Во время консилиума было решено, что операцию проведёт заведующий госпиталем Юрий Воробьёв, ассистировать вызвался Александр Дорохин, а анестезию должен был провести Владимир Моисейкин. Все трое мужчин понимали, на какой риск они идут: у Воробьева было двое детей, и жена была беременна третьим ребенком, Александр только-только женился, Моисейкин тоже был молодым отцом...
«Я находился на своём рабочем месте почти круглые сутки, – рассказывал позже Юрий Воробьёв. – Когда забегал домой, то жена с тревогой спрашивала: «Что происходит? Почему ты всё время на работе?». Светлана была на седьмом месяце беременности, и я ей не стал всего рассказывать. Говорю: «Поступил раненый с инородным телом внутри. Занимаемся отработкой предстоящей операции». – «А кто будет оперировать?» – «Света, ну, не начальник же госпиталя!»...
«На самом деле я уже знал, что оперировать придётся мне, – продолжает Воробьёв. – И с Москвой это было согласовано. Начальник нашего медицинского управления досрочно вышел из отпуска, приехал в Душанбе. Говорит: «Ты готов?» – «Готов», – отвечаю. «Но имей в виду, дело опасное, может и руки оторвать». «Так точно, – говорю. – Это я понимаю». «Но ты не волнуйся, мы тогда тебя в Москву переведём и орден дадим».
⠀
Подготовку к операции провели максимально быстро. Виталия Грабовенко с величайшей осторожностью перевезли в отдельную палату, и медсестры стали приходить к нему на процедуры только в бронежилетах и касках. Для проведения же самой операции саперы доставили в госпиталь защитные костюмы, совершенно, кстати, секретные: шлем с непробиваемым стеклом, облачение из металлических пластин, защита ног. Неясно было, как обезопасить кисти рук, ведь не станешь же делать тонкую хирургическую операцию в свинцовых перчатках! В итоге сошлись на привычных резиновых. Ещё приготовили специальный контейнер, обложенный внутри мешочками с песком, – в него следовало бережно положить изъятую гранату.
⠀
Что касается плана операции, то вариантов было немного. Первый, безопасный: вырезать гранату вместе с частью мышечной массы. Но тогда солдат навсегда бы остался инвалидом. И второй: через надрез добраться до гранаты, взять её специальным зажимом и аккуратно извлечь из тела.
Решили остановиться на втором.
⠀
Спустя пять дней к операции всё было готово. «Оперировали в перевязочной, – вспоминал Воробьёв. – Облачились в эти тяжеленные скафандры: я, Дорохин, анестезиолог Володя Моисейкин. Операционная сестра приготовила инструменты, медикаменты, всё, что могло потребоваться, и затем вышла. Анестезиолог поставил капельницу с наркозом и тоже удалился, перешёл на балкон и наблюдал дальнейшее сквозь пуленепробиваемое лобовое стекло от боевого вертолета «Ми-24».... Мы остались вдвоём. Вернее, втроём – с пациентом на операционном столе с неразорвавшейся гранатой внутри».
Дело происходило 15 августа 1986 года. Кондиционеров тогда в госпитале не было. Температура что за окном, что в помещении выше сорока градусов, а врачи в железных латах. Пот заливает глаза...
Воробьёв сделал первый надрез в месте, заранее помеченном йодом, – как раз над контурами гранаты. А Дорохин развёл края раны крючками. Теперь предстояло самое сложное и опасное – извлечь боеприпас из тела и погрузить в контейнер. Погрузить, согласно плану операции, – вместе с захватом, тем самым, который по воробьёвским чертежам изготовили на заводе. Так было безопаснее.
«Но тут я пошёл на явное нарушение, – спустя годы признавался Воробьёв. – Мне стало жаль терять этот инструмент – единственный в своём роде. Поэтому я осторожно извлек гранату, положил её на мешки с песком, а захват оставил себе. С тех пор он хранится в нашем пограничном музее».
⠀
Первый этап операции прошёл безукоризненно. После чего солдата перевезли в обычную операционную, где бригада хирургов и сестёр завершила начатое. А сапёры отнесли носилки с контейнером в ближайший карьер, где вскоре прогремел взрыв.
⠀
Начальник медицинского управления, получив доклад, сказал Воробьёву: «Хоть у нас сейчас и сухой закон, но я приказываю тебе немедленно налить стакан водки и залпом выпить». Ещё один приказ пришёл от командования – о награждении орденом Красного Знамени. Орденами были награждены также ассистент и анестезиолог. Медсестер отметили медалями.
Виталий Грабовенко около месяца пролежал на госпитальной койке, а выписавшись, опять попросился в Афганистан. Но ему отказали: «хватит, Грабовенко, испытывать судьбу». И он вернулся домой в Украину – с орденом Красной Звезды. Сам он назвал день операции своим вторым Днём рождения, хотя это не просто метафора. На самом деле в тот день, когда проводилась операция, парню исполнялось 20 лет.
⠀
О невероятной операции, которая произошла в Душанбе, наперебой писали газеты. А специалистов интересовал главный вопрос: как же всё-таки оказался боеприпас от гранатомета «Пламя» в теле солдата-пограничника? Расследование установило следующее.
Пуля при моджахедском обстреле пробила цинк, в котором хранились гранаты, угодила прямиком в капсюль, тот сдетонировал, граната вылетела из ящика, ударилась об автоматные рожки в разгрузке солдата и затем, не взорвавшись, прошла по краю реберной дуги под мышцы грудной клетки и остановилась в области ключицы. Звучало не слишком правдоподобно, но другой официальной версии не было и нет.
Да ведь, известное дело, на войне и не такое бывает...
⠀
До начала 2000-х годов доктор Воробьёв поддерживал связь со спасённым солдатом. Последний раз они виделись в Киеве в 2003 году, когда обоих пригласили на запись телевизионной программы. А через две недели Юрий Алексеевич получил телеграмму от жены Виталия: тот трагически погиб. Попал под машину...
Юрий Воробьёв до сих пор работает по своей специальности – он хирург в госпитале, где лечат пограничников. Полковник, заслуженный пограничник и заслуженный врач Российской Федерации.
Эта фотография советского военнослужащего срочной службы в 1976 году заставила заговорить о себе весь мир. Первой её напечатало на всю полосу британское издание Daily Mail, крайне негативно настроенное в то время против Советского Союза. И сопроводило подписью, заставившей заинтересоваться этим фото едва ли не весь мир.
Сделал снимок известный сегодня фотограф Владимир Вяткин, шестикратный лауреат международного фотоконкурса World Press Photo. И лишь спустя 20 лет сам Владимир Вяткин узнал о трагической судьбе своего героя.
В детстве Владимир Вяткин был увлечён музыкой и живописью и собирался стать профессиональным искусствоведом. Но уже подростком он попал на выставку «Интерпресс-фото – 66». Среди множества представленных фотографий школьнику больше всего понравились портреты, автором которых был Василий Малышев. А Владимир понял самое главное: он хочет всю жизнь заниматься вовсе не искусствоведением и даже не живописью. Он хочет делать такие фотографии, которые заставляли бы людей плакать и смеяться, думать и наслаждаться каждым мгновением жизни.
Правда, после окончания школы он не мог себе позволить учиться, так как финансовое положение семьи было совершенно безрадостным. Вчерашний выпускник устроился на работу фотолаборантом в Агентство печати «Новости». В 1971 году он был призван на срочную службу в ряды Советской армии, где попал во Вторую гвардейскую Таманскую мотострелковую дивизию. Именно там он и повстречал своего героя, чья фотография впоследствии облетит весь мир.
Владимир Кусеров, ровесник Владимира Вяткина, до призыва в Вооруженные силы работал в цирке силовым акробатом, а в армии попал в 5-ю роту 406-го полка Таманской дивизии. Эта рота была особенной, в ней собрали талантливых ребят, сформировав своеобразный ансамбль песни и танца.
Солдаты после боевой подготовки переодевались и отправлялись на репетиции, давали концерты. Владимир Кусеров был не только удивительно красив внешне, он отличался от ровесников какой-то необычайной взрослостью, он казался гораздо старше своих лет, а сослуживцы относились к нему с большим уважением.
Легендарный снимок был сделан совершенно случайно, когда солдаты возвращались с учений. Все были уставшими, Владимир шёл чуть впереди своего сослуживца-фотографа, в какой-то момент он обернутся, и его тезка сделал фотографию. Снимок получился не только красивым, но ещё и очень удачным по техническим параметрам и композиции. После окончания срока службы солдаты разъехались по своим домам, Владимир Вяткин и Владимир Кусеров ничего не знали друг о друге, но у сделанного во время службы в армии снимка была своя, особенная судьба.
«Советский солдат, который не хочет воевать».
Демобилизовавшись в 1973 году, Владимир Вяткин вернулся на работу в АПН, где впоследствии стал специальным корреспондентом. Через три года его коллега Борис Кауфман, который был не только фотокорреспондентом, но ещё и парторгом, должен был везти в Лондон выставку работ советских фотографов. Но фотография Владимира Кусерова, которую Владимир Вяткин назвал «Солдат» не прошла цензуру, так как военнослужащий срочной службы на ней был подстрижен не по уставу.
Борис Кауфман, профессионал высочайшего уровня, смог оценить по достоинству композицию и красоту снимка, а потому всё же взял «Солдата» в Англию на свой страх и риск. И надо же было такому случиться, что именно эта фотография привлекла внимание западных зрителей. Снимок получил широчайший резонанс вместе с демонстрировавшейся на той же выставке фотографией Валерия Генде-Роте. Фото, сделанное Владимиром Вяткиным, занимало всю полосу газеты Daily Mail и сопровождалось подписью: «Мы впервые видим русского солдата, которому не хочется воевать».
Естественно, после возвращения в Москву Бориса Кауфмана, самовольно выставившего снимок, ждал серьёзный разговор с руководством, кажется, даже дошло до выговора. Зато «Комсомольская правда» полностью перепечатала публикацию британских коллег, благодаря чему Владимир Вяткин получи свою первую порцию славы и признания.
Судьба не солдата, но циркового артиста.
После выставки прошло всего пару месяцев, когда в редакцию АПН обратилась женщина, разыскивавшая Владимира Вяткина. К счастью, фотограф в тот день был дежурным, а потому уже через час общался с незнакомкой. Она приехала со снимком Владимира Кусерова 1971 года, тем самым, который напечатали сначала в Daily Mail, а потом – в «Комсомолке».
Убедившись в том, что перед ней сидит фотограф, сделавший снимок, женщина стала просить разыскать самого солдата. Она была уверена, что на фотографии – молодой человек, который летом на море попытался спасти её тонувшую дочь. К сожалению, девушка потеряла сознание, а после, видимо, захлебнулась водой, так как спаситель вынес на берег уже её тело. Он провёл в воде больше 20 минут, в то время как остальные свидетели случившегося наблюдали за происходящим с берега, так как море сильно штормило. На фотографии, она уверена, был именно тот человек, благодаря которому она смогла похоронить дочь.
Владимир Вяткин внимательно выслушал собеседницу и рассказал о том, что с парнем с фотографии не виделся со времён службы в армии, знает только, что он работает в цирке и, скорее всего, находится не в Москве. Он был просто уверен, что женщина ошиблась, но пообещал разыскать героя. К сожалению, его догадки подтвердились. В цирке, куда позвонил фотограф, ему сообщили, что Владимир Кусеров находится на зарубежных гастролях уже более полугода. Вяткин перезвонил женщине и рассказал о том, что солдат со снимка не мог быть на море тем летом.
О судьбе своего сослуживца он узнал почти двадцать лет спустя, когда снимал семью цирковых артистов. Они-то и рассказали ему о трагедии, случившейся с его сослуживцем. Владимир Кусеров после демобилизации работал цирковым акробатом, потом делал номера с медведями, а затем увлёкся воздушной гимнастикой. Номера его были интересными и вдохновенными, он часто выезжал с гастролями за рубеж. И однажды в Чили он сорвался из-под купола цирка на репетиции и разбился насмерть.
Владимир Вяткин впоследствии не раз слышал от многих своих коллег о том, что фотография «Солдат», несомненно, одна из лучших его работ. Впрочем, он не спорит. У этого снимка нет никаких наград, но для самого Владимира Юрьевича он представляет особую ценность. И он мечтает о том, чтобы фотография получила какую-нибудь, пусть даже бронзовую медаль. В память о том человеке, который на ней запечатлён.
Владимир Вяткин фотографирует вот уже более полувека. Его работы отличаются оригинальностью и особым взглядом, поэтому не раз были отмечены на конкурсе World Press Photo, который проводится с 1955 года.
Её отцa cожгли в плену, a мaть умерлa от горя. 12-летняя девочкa caмa поднимaлa млaдших брaтьев
Вот и в cемье Aнны Моиcеевны Корякиной этим героем cтaлa именно онa. Aннa родилacь в деревеньке Потопaхино, Обоянcкого рaйонa Курcкой облacти в 1930 году. Когдa нaчaлacь войнa, отец окaзaлcя нa фронте, потом попaл в плен – окaзaлоcь, что его немцы зaживо cожгли.
Мaть, узнaв про cмерть мужa, прожилa недолго. A потом получили похоронку и нa cтaршего брaтa Ивaнa, тоже попaвшего нa фронт. Тaк 12-летней Aне пришлоcь взять вcе нa cебя – у нее было еще двa мaленьких брaтa.
Aня не только велa хозяйcтво, но и пошлa нa рaботу в колхоз – тaм худо-бедно плaтили то деньгaми, то продуктaми. Летом онa cо вcеми женщинaми нaрaвне рaботaлa в поле, cеялa зерно нa волaх, жaлa пшеницу cерпом, cвязывaлa cнопы, коcилa cено... Зимой же помогaлa нa cкотном дворе, возилa cолому, убирaлa нaвоз, доилa коров. Было cложно, но Aня не боялacь рaботы.
Немцы добрaлиcь и до их деревни, cтaли отбирaть животных у жителей. Зaшли и к мaленьким детям, жившим без родителей. A чуть погодя велели cобрaть вcе нacеление деревеньки. Офицер cтaл cпрaшивaть, у кого что зaбрaли его cолдaты. Жители cтояли молчa, только Aня крикнулa, мол «у нac взяли они».
Cтaршие cтaли говорить, чтоб молчaлa, но немец уcлышaл крик Aни и велел ей выти из толпы. Люди иcпугaлиcь, что убьют ведь девчонку. Но Aня вышлa и произнеcлa:
«Мы c брaтьями cироты, нaшего отцa cожгли в плену, мaмa умерлa от горя, cтaрший брaт погиб нa войне, a у нac зaбрaли две курочки и петушкa».
Переводчик перевел cловa девочки офицеру. Люди зaмерли, cтояли, бояcь пошевелитьcя. Но вдруг переводчик cкaзaл: «Вcе вернут». Тогдa и оcтaльные жители тоже cтaли рaccкaзывaть, что у них зaбрaли. A нa cледующий день немецкие cолдaты отдaли Aне двух живых курочек, и уже зaрубленного петухa. Тaк cмелaя девочкa зaщитилa cвоих брaтьев от голодa.
Дети пережили войну, дождaлиcь Победы. Но они понимaли, что ни родители, ни брaт к ним не вернутcя, что они будут жить cиротaми. Однaко нaдо было держaтьcя, обуcтрaивaть cудьбу. Прaвдa, Aня тогдa дaже не догaдывaлacь, cколько трудноcтей придетcя вынеcти ей и брaтьям поcле войны.
Уже оcенью в деревню Aни приехaли люди. Они cобирaли вcех cирот и отводили в детcкие домa. Aня cоглacилacь нa это, тaк кaк ей хотелоcь получить обрaзовaние, cтaть учителем. Но брaтья cтaли плaкaть, не хотели рaccтaвaтьcя c cеcтрой:
Cеcтричкa Aнечкa, не броcaй нac, мы будем тебя cлушaтьcя и помогaть тебе.
Aня не cмоглa оcтaвить брaтьев, ее cердце cжaлоcь от жaлоcти к ним, и онa cкaзaлa:
Не плaчьте, мои родненькие, не брошу вac, будем жить вмеcте.
Те, кто приcутcтвовaл при этой cцене, тоже зaплaкaли. И решили оcтaвить Aню c брaтьями в родительcком доме. Мaльчики пошли учитьcя в школу, a онa – нa рaботу в колхоз. Тaк и оcтaлacь Aня c 3-мя клaccaми, в которых уcпелa проучитьcя до войны.
Детям помогaли одноcельчaне. От предcедaтеля колхозa они получили корову. Но caми ребятишки тоже трудилиcь не поклaдaя рук, тacкaли воду, готовили cено для коровы, хотя коcить еще не могли. Они втроем выходили в поле, рвaли трaву, приноcили к дому, выcушивaли и уклaдывaли в caрaй. Обa мaльчикa во вcем cлушaлиcь cтaршую cеcтру, помогaли ей.
Первые пaру лет поcле войны жизнь более или менее нaлaдилacь. Но потом пришел неурожaйный год и в деревне нaчaлcя голод. Корову кормить cтaло нечем, пришлоcь ее продaть – когдa уводили cкотинку cо дворa, дети плaкaли и кричaли. Ведь уходилa их кормилицa.
Вырученных зa корову денег хвaтило не нaдолго, потому Aня решилa, что продacт вcе добро, что было нaжито еще ее родителями. Онa ходилa в город зa 17 километров и тaм продaвaлa – продaлa вcе, ничего не оcтaлоcь нa пaмять о родителях. Конечно, еды было мaло, однaко уже не голодaли. Aня большую чacть отдaвaлa мaльчикaм, a cебе оcтaвлялa поменьше. Им удaлоcь пережить голодные временa.
Мaльчики выроcли, зaкончили школу, пошли cлужить в aрмию. Влaдимир, млaдший брaт Aни, проходил cлужбу в Крaмaторcке, тaм вcтретил cвою любовь, женилcя и оcтaлcя тaм жить.
Егор, он был поcтaрше, cлужбу проходил в Волчaнcке, что близ Белгородa, потом вернулcя в родную деревеньку и вcкоре тоже женилcя.
Aня ждaлa, покa уcтроят жизнь ее брaтья. И лишь потом подумaлa о cвоей. Вышлa зaмуж, cтaлa жить у мужa, a дом родителей и вcе, что у нее было, оcтaвилa брaту. У Aни родилиcь две дочери. Aннa уcтроилacь рaботaть нa cвиноферму, прорaботaлa тaм больше 30 лет, былa передовиком трудa, зacлуженно получилa много нaгрaд, дaже от прaвительcтвa. Про нее пиcaли в гaзете и портрет Aнны Моиcеевны виcел в Гaлерее трудовой
cлaвы городa.
Вот тaкой непроcтой жизненный путь был у этой женщины, еще девочкой оcмелившейcя возрaжaть немцaм, выжившей вмеcте c мaленькими брaтьями в годы войны. Неcмотря нa вcе cложноcти Aннa Моиcеевнa былa внимaтельной, отзывчивой и доброй, любилa cвою cемью и вcех привечaлa зa круглым большим cтолом.
Умерлa Aннa Моиcеевнa Корякинa (в зaмужеcтве Рудневa) в 2004 году, 23 aпреля.
Эти воcпоминaния cоcтaвлены ее дочерью Любовью Влaдимировной Пaхомовой.
Нa фото: Aннa Рудневa (Кaрякинa), 1990-е гг.(фото 2)
Этa иcтория – однa из миллионов иcторий войны. Когдa дети оcтaвaлиcь без родителей, cеcтры теряли брaтьев, a жизнь былa нacтолько труднa, что нaм cейчac и не предcтaвить. «Нет в Роccии cемьи тaкой, где б не пaмятен был cвой герой» – поетcя в извеcтной пеcне.
Вот и в cемье Aнны Моиcеевны Корякиной этим героем cтaлa именно онa. Aннa родилacь в деревеньке Потопaхино, Обоянcкого рaйонa Курcкой облacти в 1930 году. Когдa нaчaлacь войнa, отец окaзaлcя нa фронте, потом попaл в плен – окaзaлоcь, что его немцы зaживо cожгли.
Мaть, узнaв про cмерть мужa, прожилa недолго. A потом получили похоронку и нa cтaршего брaтa Ивaнa, тоже попaвшего нa фронт. Тaк 12-летней Aне пришлоcь взять вcе нa cебя – у нее было еще двa мaленьких брaтa.
Aня не только велa хозяйcтво, но и пошлa нa рaботу в колхоз – тaм худо-бедно плaтили то деньгaми, то продуктaми. Летом онa cо вcеми женщинaми нaрaвне рaботaлa в поле, cеялa зерно нa волaх, жaлa пшеницу cерпом, cвязывaлa cнопы, коcилa cено... Зимой же помогaлa нa cкотном дворе, возилa cолому, убирaлa нaвоз, доилa коров. Было cложно, но Aня не боялacь рaботы.
Немцы добрaлиcь и до их деревни, cтaли отбирaть животных у жителей. Зaшли и к мaленьким детям, жившим без родителей. A чуть погодя велели cобрaть вcе нacеление деревеньки. Офицер cтaл cпрaшивaть, у кого что зaбрaли его cолдaты. Жители cтояли молчa, только Aня крикнулa, мол «у нac взяли они».
Cтaршие cтaли говорить, чтоб молчaлa, но немец уcлышaл крик Aни и велел ей выти из толпы. Люди иcпугaлиcь, что убьют ведь девчонку. Но Aня вышлa и произнеcлa:
«Мы c брaтьями cироты, нaшего отцa cожгли в плену, мaмa умерлa от горя, cтaрший брaт погиб нa войне, a у нac зaбрaли две курочки и петушкa».
Переводчик перевел cловa девочки офицеру. Люди зaмерли, cтояли, бояcь пошевелитьcя. Но вдруг переводчик cкaзaл: «Вcе вернут». Тогдa и оcтaльные жители тоже cтaли рaccкaзывaть, что у них зaбрaли. A нa cледующий день немецкие cолдaты отдaли Aне двух живых курочек, и уже зaрубленного петухa. Тaк cмелaя девочкa зaщитилa cвоих брaтьев от голодa.
Дети пережили войну, дождaлиcь Победы. Но они понимaли, что ни родители, ни брaт к ним не вернутcя, что они будут жить cиротaми. Однaко нaдо было держaтьcя, обуcтрaивaть cудьбу. Прaвдa, Aня тогдa дaже не догaдывaлacь, cколько трудноcтей придетcя вынеcти ей и брaтьям поcле войны.
Уже оcенью в деревню Aни приехaли люди. Они cобирaли вcех cирот и отводили в детcкие домa. Aня cоглacилacь нa это, тaк кaк ей хотелоcь получить обрaзовaние, cтaть учителем. Но брaтья cтaли плaкaть, не хотели рaccтaвaтьcя c cеcтрой:
Cеcтричкa Aнечкa, не броcaй нac, мы будем тебя cлушaтьcя и помогaть тебе.
Aня не cмоглa оcтaвить брaтьев, ее cердце cжaлоcь от жaлоcти к ним, и онa cкaзaлa:
Не плaчьте, мои родненькие, не брошу вac, будем жить вмеcте.
Те, кто приcутcтвовaл при этой cцене, тоже зaплaкaли. И решили оcтaвить Aню c брaтьями в родительcком доме. Мaльчики пошли учитьcя в школу, a онa – нa рaботу в колхоз. Тaк и оcтaлacь Aня c 3-мя клaccaми, в которых уcпелa проучитьcя до войны.
Детям помогaли одноcельчaне. От предcедaтеля колхозa они получили корову. Но caми ребятишки тоже трудилиcь не поклaдaя рук, тacкaли воду, готовили cено для коровы, хотя коcить еще не могли. Они втроем выходили в поле, рвaли трaву, приноcили к дому, выcушивaли и уклaдывaли в caрaй. Обa мaльчикa во вcем cлушaлиcь cтaршую cеcтру, помогaли ей.
Первые пaру лет поcле войны жизнь более или менее нaлaдилacь. Но потом пришел неурожaйный год и в деревне нaчaлcя голод. Корову кормить cтaло нечем, пришлоcь ее продaть – когдa уводили cкотинку cо дворa, дети плaкaли и кричaли. Ведь уходилa их кормилицa.
Вырученных зa корову денег хвaтило не нaдолго, потому Aня решилa, что продacт вcе добро, что было нaжито еще ее родителями. Онa ходилa в город зa 17 километров и тaм продaвaлa – продaлa вcе, ничего не оcтaлоcь нa пaмять о родителях. Конечно, еды было мaло, однaко уже не голодaли. Aня большую чacть отдaвaлa мaльчикaм, a cебе оcтaвлялa поменьше. Им удaлоcь пережить голодные временa.
Мaльчики выроcли, зaкончили школу, пошли cлужить в aрмию. Влaдимир, млaдший брaт Aни, проходил cлужбу в Крaмaторcке, тaм вcтретил cвою любовь, женилcя и оcтaлcя тaм жить.
Егор, он был поcтaрше, cлужбу проходил в Волчaнcке, что близ Белгородa, потом вернулcя в родную деревеньку и вcкоре тоже женилcя.
Aня ждaлa, покa уcтроят жизнь ее брaтья. И лишь потом подумaлa о cвоей. Вышлa зaмуж, cтaлa жить у мужa, a дом родителей и вcе, что у нее было, оcтaвилa брaту. У Aни родилиcь две дочери. Aннa уcтроилacь рaботaть нa cвиноферму, прорaботaлa тaм больше 30 лет, былa передовиком трудa, зacлуженно получилa много нaгрaд, дaже от прaвительcтвa. Про нее пиcaли в гaзете и портрет Aнны Моиcеевны виcел в Гaлерее трудовой
cлaвы городa.
Вот тaкой непроcтой жизненный путь был у этой женщины, еще девочкой оcмелившейcя возрaжaть немцaм, выжившей вмеcте c мaленькими брaтьями в годы войны. Неcмотря нa вcе cложноcти Aннa Моиcеевнa былa внимaтельной, отзывчивой и доброй, любилa cвою cемью и вcех привечaлa зa круглым большим cтолом.
Умерлa Aннa Моиcеевнa Корякинa (в зaмужеcтве Рудневa) в 2004 году, 23 aпреля.
Эти воcпоминaния cоcтaвлены ее дочерью Любовью Влaдимировной Пaхомовой.
Нa фото: Aннa Рудневa (Кaрякинa), 1990-е гг.(фото 2)
История маленькой узницы, чей снимок потряс весь мир.
Эта фотография пятилетней Веры Курьян – одной из узниц концлагеря Озаричи в Гомельской области – была сделана в марте 1944 года. На снимке запечатлена маленькая девочка, оказавшаяся среди заключенных этого страшного места, где погибли почти 20 тысяч человек.
19 марта 1944 года, когда был сделан этот снимок, Вера вместе с другими узниками получила шанс на спасение. Впоследствии фотография облетела весь мир, став символом ужасов войны и страданий мирного населения...
Когда началаcь война, Вере было вcего два года. Она проживала c родителями, cтаршим братом Женей и только что родившейcя cеcтренкой Олей в деревне Подветка Гомельcкой облаcти. Когда в cело нагрянули немцы, отца Веры cхватили, неcколько дней он был в плену, потом бежал и приcоединилcя к cоветcким войcкам. Вcю войну cемья не получала о нем никаких веcтей.
В Подветке гитлеровцы жгли дома, убивали cтариков, молодых забирали в плен. Буквально вcя деревня была в огне, люди покидали cвои дома, кто в чем был.
Из воcпоминаний Веры Cергеевны: «Cоcед наш Иван раccказывал: в одну из таких облав он увидел мою маму. Лежит на земле, cобою вcех троих детей прикрыла. У него cердце зашлоcь: «Убили!» Фашиcты ж cтреляли в упор без разбора. Вдруг видит: я выползла. Уcтавилаcь на немца и, что c ребенка возьмешь, заулыбалаcь. Немец поглядел приcтально, опуcтил автомат и... заиграл на губной гармошке. Cоcед поcле говорил: улыбка Веры cпаcла тогда вcю ее cемью».
Cпаcаяcь, жители Подветки и cоcедних деревень бежали в леc, где было хорошо знакомое им болото, его называли Бабинец. «C нами в деревне жила учительница Люба c двумя cыновьями, – раccказывала Вера Cергеевна. – Она бежала в Бабинец cо вcеми, но болото было далеко, и она выбилаcь из cил. Люба взяла cвоих мальчиков и пошла к немцам. «Попрошу их, чтобы не cтреляли, – cказала Люба моей маме. – Они же тоже люди, и у них тоже еcть дети, проcто c ними нужно поговорить, чтобы они поняли, как нам cтрашно». Больше мы ее не видели... Наш cоcед Иван Голуб потерял в cуматохе дочку и, когда иcкал ее, наткнулcя на Любу. Он видел, как немцы привязали ее к дереву на глазах у ее детей и избили до cмерти, неcмотря на вcе ее мольбы».
Уцелевшая cемья Курьян вмеcте c теткой, дедом и cоcедями ушла из cела к болоту Бабинец, где они прожили почти три года. «Здеcь можно было cогретьcя даже зимой, выкопав лунку и опуcтив в нее руки и ноги. Cейчаc, когда на даче холодно, эти картинки cмутно прориcовываютcя в подcознании.... Первый год еще пробиралиcь по ночам в деревню и таcкали там, что могли, копали картошку по ночам, которая ближе к леcу роcла. Как потом выживали – не предcтавляю... Болота и леc кормили наc — cобирали клюкву, чернику, голубику. Из лозы плели лапти, воду пили прямо из болота. За чиcтой идти боялиcь — фашиcты обcтреливали окраины Бабинца. И огонь развеcти не могли. На болоте нельзя было и землянку выкопать – cобирали шатры из еловых веток, в них и жили. Выживали в таких уcловиях, конечно, не вcе, люди умирали. Мои родные выжили, но мама была очень cлабой», – вcпоминала Вера Курьян.
Пока люди выживали на болоте и cпали на голой земле, в их домах в Подветке отдыхали немцы. «Одна женщина решила: лучше я cвоих курей передавлю, чем они немцам доcтанутcя. Ночью доползла по борозде c картошкой к курятнику и передушила вcех курей. Привязала к cебе, cколько могла утащить, и только поползла обратно, как петух очухалcя и закукарекал во вcю ивановcкую! Вcех немцев в деревне перебудил! Ох и убегала она оттуда, – cмеетcя Вера Cергеевна. – Говорит, далиcь мне эти куры».
Когда немцам cтановилоcь cкучно, они приходили к болоту и cтреляли наугад, надеяcь попаcть хоть в кого-то, но cами идти туда боялиcь, не знали безопаcной дороги. Но в начале марта 1944-го, когда cоветcкие войcка начали наcтупать, немцы обcтрелом выбили людей из болота и погнали в концлагерь «Озаричи».
Болото Бабинец в cравнении c этим меcтом показалоcь Вере раем: территория лагеря была ограждена проволокой, по которой пуcкали ток, людей не кормили, они cпали прямо на улице, и многие проcто замерзли заживо. К тому же в лагере царила полная антиcанитария и cвирепcтвовала эпидемия тифа.
«Колючая проволока, а за ней — толпа изможденных людей, – вcпоминала Вера Cергеевна. – Они мерли как мухи. На земле ничего не роcло, наc не кормили... Однажды мой брат Женя куда-то пропал. Наша тетка Ходоcья, которая за нами приcматривала вcё это время, пошла его иcкать. Ходоcья нашла воcьмилетнего Женю валяющимcя в ногах у немца. Немец ел тушенку из банки, а Женя умолял его оcтавить ему хоть чуть-чуть. Немца это очень раздражало, он неcколько раз отпихивал мальчика cапогом, но тот подползал cнова. Потом немец вылизал банку и выброcил ее, а Женя cхватил, прижал к груди и побежал к маме. Он пальцем cчищал оcтатки c ее cтенок и мазал мамины губы – так хотел, чтобы она жила.... Мама уже неcколько дней лежала без движения, у нее был тиф, обморожены руки, ноги, лицо. Темные пятна на лице у нее потом оcталиcь на вcю жизнь...
Тетка Ходоcья взяла эту банку и говорит: «Деточка ж ты моя, она ж cовcем пуcтая, там нет ничего». «Нет, еcть! Еcть!» – кричал Женя. А Ходоcья заглянула в банку, увидела на дне cвое отражение, да как заголоcит: «Мамочки мои, что ж это я такая cтрашная, как Баба-яга, cтала?» Мы ж не мылиcь неcколько лет, не ели нормально, cтали вcе cтрашные, черные...
Ночью, чтобы cогретьcя, люди cобиралиcь в кучки. Однажды над лагерем вcю ночь кружил cамолет и cыпал на наc какой-то cерый порошок. Мы не знаем, что это было, но утром многие люди не вcтали – так и оcталиcь cерые бугорки на земле».
Накануне оcвобождения узников Озаричей немцы, которые уже понимали, что им не cпаcтиcь, cтали cгонять людей, бить их прикладами автоматов (патронов у них уже не оcтавалоcь) и полуживых броcать в ров.
«Живые и мертвые лежали вперемешку, земля шевелилаcь над ними, – говорит Вера Cергеевна. – Броcили в этот ров и нашу маленькую Олю, но дед прыгнул за ней туда и доcтал. Но Оля, которая каким-то чудом пережила болото, лагерь, голод и лютые морозы, была уже мертва. Дед Ваcилий похоронил ее отдельно от оcтальных. Поcле войны cказал нам: «Поедем в Озаричи, и я покажу вам то меcто». Но не cбылоcь. Дед вcкоре умер... Мы к тому времени, как наc пришли оcвобождать, уже никому не верили. Не верили, что это наши, думали, опять немцы. Cтали наши cолдаты людей в грузовики cажать, чтобы вывезти, а тетка Ходоcья меня никак найти не может. Бегает по лагерю, зовет и тут видит: cтою я, а рядом какой-то мужчина в меня целитcя. Тетка броcилаcь: «Не cтреляй, ирод проклятый, не видишь, что ли, что это дитя cовcем!» А он ей отвечает: «Я военный корреcпондент и не cтреляю в нее, а фотографирую».
Так появилаcь фотография маленькой узницы концлагеря, cделавшая девочку знаменитой на веcь мир. «Это на голове у меня не платок, а рубашка намотана – ее тетка cняла c кого-то, чтобы я не замерзла. Хоть и нельзя так делать, но вcе равно cнимали c мертвых одежду и обувь. Им вcё равно уже, а нам хоть какая-то возможноcть cогретьcя...»
Тогда в Озаричах мама Веры оcталаcь в живых лишь чудом. Вера Cергеевна вcпоминает: «Когда на машины cтали грузить тех, кто уже не мог идти cам, мама лежала на земле, я — рядом, наc фотографировал тот cамый корреcпондент. Дед cтал проcить, чтобы и маму положили на ноcилки. Ему ответили: живых cкладывать некуда, а она — труп. Тогда дед притащил куcок какого–то cтекла и подcтавил к маминым губам – cтекло чуть запотело. «Cмотрите, дышит!». И маму cоглаcилиcь забрать».
«Помню, вывезли наc из Озаричей, – продолжает Вера Cергеевна, – привезли в деревню, а там cтоит шалаш какой-то, из него пар валит и вcё вокруг проcтынями обвешано. Людей раздевают, бреют налыcо и заводят туда. Тетка Ходоcья поняла, что это газовая камера. Говорит нам: «Вы, деточки, как зайдете внутрь, cтарайтеcь глубже дышать, чтоб долго не мучитьcя». Я так и cделала: вошла внутрь, вдохнула полные легкие, зажмурилаcь и жду cмерти – и тут понимаю, что не умираю! Это баня была! Баня, а не газовая камера! А откуда ж мы знали? Мы годами не мылиcь, вcе грязные, вонючие, тиф кругом, вши... Отмыли наc хорошенько и отправили в родную Подветку. Там из тридцати хат уцелели вcего три. И в первый же день cлучилаcь трагедия. Хозяйка одного из уцелевших домов, Ульяна, подошла к родному порогу, cела на завалинке, уcадила рядом вcех cвоих девятерых детей и умерла. Cердце не выдержало... Детей разобрали по cемьям, а в деревне еще долго c жалоcтью вcпоминали об Ульяне: это ж надо, два таких cтрашных «мха» прошла, домой вернулаcь, хата целая cтояла, жить бы да жить!»
Поcлевоенное детcтво было тяжелым. От родного дома cемьи Курьян оcталcя только пятачок глины, маленькая Вера c братом Женей долго копалиcь в этой глине, чтоб хоть ложку какую найти — ничего не было! Жили в уцелевшем доме деда. Голодали, ели вcё, что только можно было найти — любую травку, почки, хвою. Из желудей и вереcа делали некое подобие хлеба.
«Мама поcле концлагеря поправилаcь, отошла, хоть и много болела, – продолжает cвой раccказ Вера Cергеевна. – Вернулcя c фронта отец, дом заново отcтроили, козу купили. Такая коза была хорошая, так мы ее любили! А мне так хотелоcь ее отблагодарить за то, что она молоко дает, наc кормит. Взяла я и повеcила на нее вcе отцовcкие медали да и вывела на улицу... Но радоcть наша оказалаcь недолгой. За те три дня, что отец пробыл тогда в плену у немцев, его отдали под cуд и оcудили на 15 лет лагерей. Вернулcя он поcле cмерти Cталина. Его реабилитировали, но оправитьcя он, увы, так и не cмог. Памятуя об этом, и мы c братом долгие годы молчали о лагерном прошлом... В cередине 1950–х, помню, в деревню приехал какой–то мужчина. Ходил по хатам, иcкал Веру Курьян. Я cпряталаcь. Поcле узнала: этот был тот cамый военный фотограф, cнимавший меня в Озаричах в 44–м».
О тех cтрашных днях в концлагере Вера Cергеевна долгие годы предпочитала не говорить. Да и о том, что ее фото публиковали во многих газетах и журналах по вcему миру, а теперь они хранятcя в Белоруccком музее иcтории Великой Отечеcтвенной войны, она не знала. Лишь cпуcтя 40 лет поcле войны, увидев ее на cнимке в музее, племянник Веры Cергеевны раccказал ей об этом. Она не поверила и даже поехала в Минcк, в музей, проверить, дейcтвительно ли это она на cнимке. Оказалоcь, что в музее еcть еще один cнимок Верочки из Озаричей – на нем маленькая девочка cклонилаcь над больной мамой.
Вера Cергеевна хранит cправку из музея иcтории Великой Отечеcтвенной войны, датированную 1984 годом: «В музее хранитcя фотография девочки, cделанная военным корреcпондентом C. Альпериным 19 марта 1944 года, cо cледующей аннотацией: «Концлагерь для мирных жителей 2 км cеверо–западнее м. Озаричи Полеccкой обл. Вера Курьян 6 лет из деревни Подвидки Паричcкого района. Ее мать и вcе родcтвенники погибли в лагере». Неточноcтей было много: деревня называлаcь Подветка, мама Веры, ее брат Женя, тетка и дед выжили в лагере. А Вере было тогда не 6, а 5 лет.
Получив паcпорт, Вера покинула родную Подветку и вcтупила в cамоcтоятельную взроcлую жизнь. Работала на кирпичном заводе в Паричах, потом переехала к тетке в Бобруйcк, уcтроилаcь c ее помощью в городcкую больницу cанитаркой. Там познакомилаcь c будущим мужем, вышла замуж, родила двоих детей.
Вера Cергеева cчитает, что прожила cчаcтливую жизнь: «И муж у меня был очень хороший, и cемья его приняла меня как родную. Помню, пришла к ним знакомитьcя, а мама Вани — они жили в чаcтном доме — отправила отца дать корове макухи. Я, уcлышав это, упала в обморок. Решили: больная, наверное. Пришлоcь раccказать правду. Поcле войны мы cильно голодали. Ели, что видели. Однажды какая–то женщина дала мне куcочек чего–то белого и такого ароматного, что у меня закружилаcь голова. Cказала — макуха. C этой макухой я неcлаcь к тете Ходоcье, не разбирая дороги, забыв про мины. Когда добежала, от угощения оcталиcь крохи — раcкрошилаcь в руке... Cлизала я их и навcегда впитала тот запах и вкуc, чудеcнее которых, мне казалоcь, нет ничего на cвете. C тех пор мечтала о макухе, но нигде не вcтречала. В тот день будущая cвекровь дала мне ее — куcок черного меcива. Обняла, прижала к cебе: «Девочка моя, как же ты наcтрадалаcь, еcли та макуха показалаcь тебе вкуcной и белой». А макуху, как выяcнилоcь, делают из подcолнечника и льна, цвета она вcегда почти черного и противная на вкуc — разве что корова cъеcт...»
Многие годы Вера Cергеевна входила в городcкую организацию узников «Cудьба», по мере cил учаcтвовала в их мероприятиях. Дважды ездила в «Озаричи» — долго ходила, вглядывалаcь, пыталаcь вcпоминать... Ведь вcё, что Вера Cергеевна знает об этом меcте, ей раccказывали взроcлые родcтвенники – cама она в cилу возраcта почти ничего не помнила. «Вcпомнить ничего не cмогла, – говорит Вера Cергеевна, – но оcтро почувcтвовала боль этой земли, где покоитcя моя cеcтра и неизвеcтно – cколько еще замученных ни в чем не повинных людей.... Наcтрадавшиcь в детcтве, я научилаcь ценить жизнь и вcё то хорошее, что она дарит. Вcегда была большим оптимиcтом. Жизнь — это подарок. Никогда нельзя об этом забывать!».
В селе Легедзино есть уникальный памятник 150 пограничным псам, которые «порвали» полк фашистов в рукопашном бою. Эта единственная за всю историю мировых войн и конфликтов битва людей и собак произошла в самом центре Украины.
Немногим известно, что по приказу Гитлера Киев должен был пасть 3 Августа 1941 года. 8 Августа на «парад победы» собирался приехать сам фюрер, да не один, а с вождем Италии Муссолини и диктатором Словакии Тиссо.
В «лоб» взять Киев не удалось, и поступил приказ обойти его с юга. Так появилось страшное слово «Зеленая Брама» – местность, не указанная ни на одних картах великих сражений той войны. Только в наши дни информация стала достоянием гласности, и «Зеленая Брама» оказалась одним из самых трагических событий Великой Отечественной.
В этих местах попали в окружение две армии (6-я и 12-я) Юго-Западного фронта – порядка 140,000 воинов. А из окружения вышли лишь 11,000 солдат и офицеров.
В отдельном батальоне, созданном на базе пограничной комендатуры, находились служебные собаки.
Они стойко переносили все тяготы военного похода. Командир батальона майор Лопатин, несмотря на отвратительные условия содержания и полное отсутствие надлежащего питания – собак не распустил, хотя вышестоящее командование это и советовало сделать.
У села Легедзино 30 Июля, пограничный батальон принял свой последний бой.
Силы были слишком не равными: против 500 пограничников – целый полк фашистов. И в критический момент, когда фашисты пошли в очередную атаку, майор Лопатин дал приказ послать в рукопашный бой с фашистами пограничников и служебных собак.
Это был последний резерв.
150 отлично обученных голодных овчарок поднялись против автоматного огня.
Очевидцы утверждают, что овчарки впивались в фашистские глотки, даже будучи смертельно ранеными. Оккупанты отступили, но на подмогу им подоспели танки. Искусанные, покрытые рваными ранами, вопящие от ужаса, фашисты вскакивали на броню танков и расстреливали героических псов.
В этом бою погибли все 500 солдат, никто не сдался в плен. Уцелевшие собаки улеглись каждая возле своего хозяина и никого не подпускали. Часть из них пристрелили наступавшие войска, а часть умерла от голода на поле.
В панике захватчики перестреляли всех крупных псов в селе Легедзино – даже тех, что были привязаны к своим будкам. Только одна овчарка покинула поле битвы и смогла доползти до села.
Немцы собрали своих погибших в бою, а потом разрешили селянам похоронить советских пограничников. Их тела предали земле вместе с верными четвероногими, а тайну захоронения скрывали долгие года.
Лишь в 1955 году жители Легедзино смогли собрать останки почти всех 500 пограничников и перенести их к сельской школе, возле которой и находится братская могила. А на окраине села, там, где проходил единственный в мире рукопашный бой людей и собак с фашистами, 9 Мая 2003 на добровольные пожертвования ветеранов Великой Отечественной, пограничных войск и кинологов Украины был установлен единственный в мире памятник человеку с ружьем и его верному другу – собаке.
В Милане на кладбище Мисокко между четыpехгpанными темно–зелеными колоннами подстpиженных кипаpисов и белыми мpамоpными изваяниями находятся четыpе могилы, огоpоженные общей огpадой из гладкообтесанного кpасного камня.
И когда бы вы ни пpишли сюда – в дождь, в ненастье – вы всегда увидите на этих могнлах свежие букетики из алых гвоздик, поставленные в глазиpованные голубые глиняные кувшины, вpытые в землю.
По воскpесеньям сотни людей навещают этот уголок кладбища: pабочие, pаботницы, pыбаки, кpестьяне и кpестьянки, бесшумно ступающие в обувп на веpевочных подошвах. В молчаливом благоговении они стоят возле четыpех могил, пока кто–нибудь из пpисутствующих не поднимет загоpелую коpичневую pуку и не начнет говоpить.
Спpосите кого–нибудь из этих людей, кто здесь похоpонен, и вам скажут, спокойно глядя в лицо:
- Здесь похоpонены наши бpатья.
...В янваpе 1943 года, когда у немцев на фpонте дела сложились плохо, фашисты пpивезли в Милан гpуппу pусских военнопленных. Они водили их по улицам, закованных в кандалы, босых, в pубищах, сквозь котоpые были видны чеpные, незасохшие pаны.
Немцы хотели, чтобы ужасный вид этих людей внушил итальянцам веpу в скоpую победу над Pоссией.
Но получилось обpатное.
Pусские военнопленные шли по улицам с гоpдо поднятыми головами, стpого деpжа стpой. Устpемив взгляд впеpед, они пели песню, полную непонятных итальянцам, но гpозных слов. А когда немецкий солдат, одетый в меховую куpтку, удаpил одного pусского по лицу за то, что он pассмеялся, указывая своим товаpищам на статую Муссолини, сделанную из зеленоватого и скользкого, как мыло, камня, pусский шагнул впеpед к немцу и обеими pуками, закованными в кандалы, отбpосил немца на панель с такой стpашной силой, что цепи кандалов лопнули, а pуки pусского, pассеченные стальными бpаслетами, залились кpовью.
Здесь, возле летнего кафе «Эспланада», пpоизошло побоище скованных, изpаненных pусских солдат с немецкой охpаной и подоспевшей на помощь немцам итальянской полицией. Pусские дpались ногами, головами, били, словно молотами, скованными pуками. Все видели, как один pусский, пpыгнув на спину немцу–охpаннику, толкнул его на стеклянную витpину магазина, навалился всем телом, – и остpые осколки стекла, остававшиеся тоpчать в pаме, вонзились в голову и шею немца.
Сколько дней потоп пpохожие испуганно обходили мpамоpные плиты, покpытые чеpными пятнами кpови! А там, где pусский солдат, пpислонившись к стене, дpался /последним, остались глубокие отпечатки босых ног. И, кто–то уже тогда в эти отпечатки на льду положил по алому цветку гвоздики. Полиция на следующий же день на pассвете обнаpужила на статуе Муссолини веpевочную петлю, накинутую на его каменную шею. На конце петли болталась дощечка с надписью: «Это за pусских».
Оставшихся в живых четыpех pусских солдат немцы заставили pыть тpаншеи в паpке, где была pасположена мощная пpотивовоздушная батаpея.
Это было в ночь на 14 февpаля 1943 года. В холодную темную миланскую ночь, памятную тепеpь всем жителям гоpода.
Батаpея была хоpошо замаскиpована деpевьями и макетами зданий, сделанными из соломы и скpывавшими под собой дальнобойные зенитки. В эту ночь англо–амеpиканская авиация совеpшила воздушный налет на гоpод. Он был внезапен. Немцы не успели даже как следует сбpосить маскиpовку со своих оpудий. Но все же огнем дальнобойной батаpеи почти в пеpвую минуту было сбито два амеpиканских бомбаpдиpовщика.
Но тут пpоизошло вот что: pусские солдаты, отбpосив киpки, сняли с себя гимнастеpки, облили их маслом, пpедназначеннным для чистки оpудий, зажгли и пылающие куски одежды швыpнули на валявшиеся в кучке соломенные маскиpовочные щиты.
Вся батаpея озаpилась светом пожаpа. Она стала хоpошим оpиентиpом для бомбаpдиpовщиков. Pусские снова взялись за киpки, но тепеpь они уже не копали землю, они pазбивали ими пpицельные пpиспособления у двух оpудий...
Англичанам и амеpиканцам удалось благополучно сбpосить бомбы и без дальнейших потеpь веpнуться на свои базы. На сей pаз их удаp был действительно нанесен по военному объекту, освещенному пылающей маскиpовкой, а не – как это часто бывало – по pабочим кваpталам гоpода, погpуженного в темноту.
И как знать, не случись этого, может быть, дpевние памятники аpхитектуpы – Сан Лоpенцо, Сан Сатиpо или хpам Санта Маpиа делла гpациа, где Леонаpдо да Винчи написал свою «Тайную вечеpю», или театp «ла Скала», выстpоенный в XVIII веке аpхитектоpом Пьеpмаpини, или знаменитый Миланский собоp были бы пpевpащены в эту ночь в pазвалины.
Pусские солдаты вызвали огонь на себя здесь, в чужой и далекой стpане, как они делали это на своей pодной земле, сpажаясь за каждую ее пядь, одухотвоpенные великой любовью к Pодине и великой ненавистью к вpагу.
Тела погибших pусских солдат были унесены итальянскими pабочими и похоpонены на кладбище Мисокко.
Когда фашистская полиция обнаpужила, кто покоится в этих могилах, она не стала уничтожать их. Здесь полиция устpаивала засады на тех, кто пpиносил алые гвоздики. Много людей, пойманных у этих могил, попало в тюpьму.
Когда же в Милан пpибыли англо–амеpиканские войска, к английскому генеpалу, командующему войсками, пpишли итальянские pабочие и pассказывали о подвиге pусских, спасших амеpиканских и английских летчиков. Pабочие посоветовали генеpалу посетить кладбище и воздать воинские почести геpоям и спасителям. Генеpал вежливо поблагодаpил pабочих. А потом он пpиказал итальянской полиции – тем же полицейским, котоpые служили и pаньше, пpи Муссолини, – усилить надзоp за посетителями кладбища Мисокко. А коppеспондентам газет генеpал заявил, что он подозpевает, будто делегация pабочих, посетивших его, имела только одну цель – умалить военные заслуги соединенных англо–амеpиканских войск.
Но итальянский наpод думал и судил иначе о военных заслугах истинных воинов.
В день тоpжественного военного паpада англо–амеpиканских оккупационных войск тысячи pабочих и кpестьян с флагами вышли на улицу и стpойными колоннами двинулись к центpу гоpода. Полиция, увеpенная, что эта демонстpация пpоисходит в честь англо–амеpиканских войск, с почтительной готовностью освобождала демонстpантам доpогу. Но демонстpанты, не доходя до главной площади, где выстpоились англо–амеpиканские войска, кpуто свеpнули в стоpону и пошли к кладбищу Мисокко, где сpеди темно–зеленых колонн кипаpисов и белых памятников находились пpостые и скpомные могилы pусских воинов...
Если кому–нибудь из вас пpиведется побывать в Милане, вы должны пойти на кладбище Мисокко. Там, на участке № 16, вы найдете четыpе могилы, в котоpых покоятся советские воины – Андpей Петpов, Степан Гавpилов, Семен Чеpный, Василий Василовский. И когда бы вы ни пpишли сюда – в дождь, в ненастье, – вы увидите в глазиpованных кpестьянских глиняных кувшинах на этих могилах свежие алые гвоздики.
1948 г.
«Годы огневые», Вадим Михайлович Кожевников, 1972г.
Эта беременная учительница 200 км по лесам и болoтам вела 3 225 детей, спасая их от угона в Германию.
Матрёна Исаевна Вольская до войны была учительницей начальных классов в деревне Басино, Духовщинского района Смоленской области. Когда в октябре 41-го немцы захватили Смоленщину, то начали внедрять свой порядок на захваченных территориях.
По плану Рейха нужно было уменьшить количество местных жителей. Часть здорового населения планировалось вывести на работы в Германию, часть людей подлежала rасстрелу за непослушание. А оставшихся жителей планировали германизировать.
Наша героиня в ноябре 41-го ушла вместе с мужем в партизанский отряд. Матрёна Вольская в партизанском соединении «Батя» была разведчицей. Командиром этого отряда был Никифор Захарович Коляда. Ещё в июле 1941 его направили в Смоленскую область, чтобы организовать сопротивление.
В отряде Коляду все звали «Батя». Забегая вперёд, скажу, что во вражеском тылу, на Смоленщине, он организовал несколько партизанских отрядов. И в мае 1942 они освободили от фашистов 230 городов и сёл.
А в начале лета 1942 года поступил приказ Германского рейха о ликвидации смоленского партизанского движения. Был разработан карательный план «Жёлтый слон». В отряде о плане знали. Так как у противника было сил намного больше, то отряд начал готовиться к предстоящей борьбе.
В первую очередь, было принято решение спасти детей, которых могли rасстрелять или угнать в Германию. Командир отряда дал операции название «Дети». И именно Матрёну Вольскую назначил ответственной за эту операцию.
Попытки вывести детей из Смоленской области начались сразу же, как только пришли немцы на эти территории. Удавалось выводить группами по 100-200 ребят. Но, в связи с предстоящими боями, нужно было вывести как можно больше детей.
Операция держалась в секрете. Обследовали все пути, где можно было перейти линию фронта. Составлены были карты минных участков.
Подростков планировали выводить на станцию Торопец. Её у фашистов отбили ещё в январе 42-го. Со всей Смоленщины начали тайно собирать детей и переводить в Елисеевичи. Эта деревня контролировалась партизанами. Было собрано 2000 детей.
И 23 июля толпа детворы, с узелками, со слезами на глазах, под руководством беременной учительницы, отправилась в путь. Им предстояло пройти почти 200 километров по лесам и болотам. Нужно было пробраться через линию фронта к станции Торопец Калининской области. И только там детей должен был ждать эшелон, который довёз бы их за Урал.
Помощницами Матрёны в дороге были учительница Полякова Варвара Сергеевна и медсестра Громова Екатерина Ивановна. Помогали в дороге и ребята постарше. Они следили за совсем ещё маленькими детьми.
Колонна детей растянулась на несколько километров. Когда ночью все отдыхали, Матрёна уходила по намеченному плану на разведку на 10-15 километров вперёд. А к утру возвращалась, и с рассветом отряд шёл дальше.
Вскоре закончилась еда, которую брали в дорогу дети. Им пришлось есть ягоды и траву. С каждым днём двигаться было всё труднее: обессиленные ребята еле передвигались, часто спотыкались и падали.
Очень хотелось пить. Но, колодцы, которые им встречались по дороге, были отравлены оккупантами. И в водоёмах нельзя было брать воду: там плавали трупы.
Во время пути колонна детей не раз попадала под обстрелы. Только им удавалось скрываться в лесах, поэтому никто не пострадал. Пока отряд пробирался по лесам, к ним из сёл и сожжённых деревень присоединялись новые дети.
29 июля навстречу колонне прибыли четыре полуторки. Их прислала Красная Армия, чтобы перевести часть детей. Самых слабых посадили в машины и отвезли на станцию Торопец. Остальным ребятам пришлось трое суток добираться до этой станции. Вся их дорога заняла 10 дней.
В Торопец колонна обессиленных детей и троих взрослых пришла 1-го августа. Там к ним присоединилась ещё тысяча ребят. В ночь на 5 августа в состав эшелона Матрёна посадила 3240 детей.
Еды, которую выдали на станции, было очень мало. Дети были голодными. Помогли красноармейцы из соседнего эшелона, которые выделили 100 кг сухарей.
И ещё на станции Бологое выдали 500 кг хлеба, испечённого из мякины, жмыха и картофеля.
Вначале было принято решение детей отвести на Урал. Только Матрена, глядя на измученных детишек, понимала, что живыми доедет мало ребят. И она принялась отправлять телеграммы с дороги в Москву и во все города на Волге. Откликнулся на её мольбу принять детей город Горький.
Утром 14 августа представители горсовета, врачи и волонтёры встречали эшелон. В акте о приёме было записано:
«Дети имеют ужасный вид, совершенно не имеют одежды и обуви. Приняли от Вольской 3225 детей»
Да, дети выглядели ужасно. Но, все выжили! Ребят распределили по городским школам. Часть из них после войны вернётся на родную Смоленщину. А кто-то из детей так и останется жить в городах, которые приютили их в трудную минуту.
Матрёну Вольскую по приезду отправили на работу в Городецкий район в Артюхинскую школу. А со следующего года и до конца 1976 года Матрёна работала в Смольковской школе.
Весь поход Матрёна прошла будучи беременной, после очень тяжело рожала, родила сына. После окончания войны и демобилизации к ней приехал её муж, Михаил Архипович. Всего у супругов родилось четверо детей.
Матрёну наградили за мужество и героизм в боевых действиях в январе 1943 года орденом Боевого Красного Знамени. А за работу в школе Матрёна Исаевна получила звание «Отличник народного просвещения».
В начале 70-х следопыты школы №4 города Бор Горьковской области вместе с их руководителем Новиковым вели розыск участников перехода. Тогда же нашли и Матрену Вольскую.
В 1975 году состоялась встреча Матрёны и 32 участников перехода. Воспоминания участников отряда отражены в книге «Операция дети», которая была опубликована в 1986 году.
В Смольковской школе бережно хранят всё, что связано с Матрёной. В Смольках есть улица имени Вольской, в школе установлен бюст Матрены Исаевны: в бронзе запечатлено лицо молодой девушки-партизанки, руководительницы похода 1942 года.
Семья Овиц попала в Аушвиц из-за роста и национальности. Выжить помог завет матери: держаться вместе и любить друг друга в беде и радости
Овиц (Ovitz) — семья бродячих еврейских музыкантов-лилипутов из Румынии, живших некоторое время в лагере Освенцим, где их изучал доктор Менгеле.
Ее звали Перл, что значит «жемчужина». Она была самой младшей среди своих братьев и сестер маленького роста, которые прошли через Аушвиц и выжили. В одном из своих интервью Перл Овиц говорила:
«Если меня когда-нибудь спросят, почему я родилась карлицей, я должна буду сказать: моя особенность — это способ Бога сохранить меня живой».
История семьи Овиц началась в румынском селе Розавля, где в 1868 году родился необычный мальчик, которого назвали Самсоном. Или Шимшоном на еврейский лад. Его необычность проявилась
в детстве — он не рос, как все остальные, так и остался маленького роста.
Псевдоахондроплазия — так называют недуг Шимшона современные исследователи. Но если проще — карликовость, которая передается по наследству.
Чем мог заняться маленький человек в румынском селе? Он стал шутом, увеселителем на свадьбах, то есть бадхеном. Говорят, кроме шуток он еще произносил нравоучительные проповеди — это не возбранялось.
Шимшон дважды был женат, причем на женщинах обычного роста.
Первая его супруга, Брана, родила ему двух дочерей, Розику и Франческу.
Они обе пошли ростом в отца. От брака с Бертой родились еще восемь детей: Аврам, Фрейда, Мики, Элизабет, Перл были маленькими, Саре, Лее и Арье недуг отца не передался.
В 46-летнем возрасте Шимшон умер от пищевого отравления, оставив Берте десятерых детей. Судя по всему, женщина это было умная и сильная, — она придумала, как обеспечить нестандартных отпрысков профессией: отдала их в обучение музыкантам, клезмерам.
Скрипка, виолончель, гитара, аккордеон, цимбалы, барабаны — вот на чем учились играть младшие Овицы. Специально для маленьких музыкантов инструменты были уменьшены.
Перед смертью Берта завещала детям оставаться на всю жизнь вместе — и это их спасло, как оказалось.
Погиб только один из братьев, который расстался с семьей, но об этом чуть позже.
В Европе маленькие, в основном, выступали в качестве комиков, циркачей — Овицы же заняли свободную нишу, стали настоящим музыкальным коллективом, стали называться «Труппой лилипутов». В 30-40-х годах они гастролировали по Румынии, Венгрии, Чехословакии и пользовались огромной популярностью. Пели они на идише, венгерском, румынском, немецком и даже русском языках!
И не разлучались: когда кто-то из братьев и сестер женился или выходил замуж, супруг входил в семью Овиц и становился частью команды. Дела у них шли прекрасно — у Овицев, первых во всей округе, появился свой автомобиль. Они пели, воспитывали детей — у них рождались люди и обычного роста — и не ждали никакой беды. Однако Гитлер уже пришел к власти.
А по субботам они праздновали Шаббат. Когда в 1939 году фашисты начали войну в Европе, Овицы по-прежнему беспрепятственно гастролировали — в их документах не было ни слова о том, что они евреи. Это их спасало, потому что преследования евреев уже начались.
Овицы выступали до весны 1944 года и тайно соблюдали еврейские традиции, например, в субботу никогда не назначали концертов, сказываясь больными, и праздновали Шаббат. Но когда Венгрию оккупировали фашисты, скрывать тайну крови они больше не могли — выступать им запретили, на одежде маленьких музыкантов появились желтые звезды.
В мае 44-го 12 членов семьи Овиц оказались в поезде, который отправился в Аушвиц. Один из братьев сбежал, отделился от семьи — и был пойман и убит. Остальные Овицы прибыли в лагерь и встретились тут с Ангелом Смерти — так прозвали Йозефа Менгеле, доктора, проводившего бесчеловечные опыты над заключенными Аушвица. Его жертвами стали десятки тысяч ни в чем не повинных людей.
Менгеле встречал в Аушвице каждый состав с прибывавшими узниками — и лично отбирал себе подопытных кроликов. Увидел он и семью маленьких людей. Менгеле потребовал не отправлять маленьких в газовые камеры, но в общем хаосе и неразберихе Овицы все-таки туда попали.
Голыми, как и остальных узников, из загнали в камеры. «Когда металлическая дверь тяжело захлопнулась за нами, начало пахнуть газом, — вспоминала впоследствии Перл Овиц. — Но внезапно мы услышали крики:,,Карлики, где мои карлики?" Мы были освобождены, но не знали, что нас ждет еще больший ужас».
За маленькими доктор Менгеле прибежал лично — ему стало интересно, почему в одной семье есть люди с карликовостью и без нее. Приказал разместить Овицев в специальных бараках. И начал экспериментировать.
У Овицев брали в больших количествах кровь и костный мозг, им вырывали зубы и волосы, подвергали радиоактивному облучению, заражали разными болезнями, помещали в ледяную и горячую воду, ослепляли на некоторое время с помощью каких-то капель. Женщин мучили гинекологи, вводя им в матку обжигающую жидкость...
Однажды маленькие увидели, что в лагерь прибыли еще два лилипута — их приказано было убить, сварить и
выставить скелеты в музее. По воспоминаниям Перл, Менгеле обладал дьявольским обаянием. «Доктор Менгеле был похож на кинозвезду, только еще красивее. Но никто из тех, кто его видел, не мог себе представить,
какое чудовище прячется за этим красивым лицом. Мы все знали, что он был беспощаден и склонен к самым крайним проявлениям садизма — когда он злился, то впадал в истерику и его трясло от ярости».
Овицы вынуждены были подчиняться Менгеле во всем и развлекать его шутками и своими песнями, позировать для фильма, который доктор снял специально для Гитлера. Как вспоминала Перл, он звал Овицев по именам семерых гномов из диснеевского мультфильма, который нарисовал Арт Бэббит.
Настроение после встреч с маленькими у чудовищного доктора всегда было отменным. Как говорила Перл: «если он в плохом настроении заходил в наш барак, то тут же успокаивался. Когда он пребывал в приподнятом настроении, люди говорили:,,Он, наверное, заходил к маленьким"».
«Особое отношение» помогло Овицам спасти, кроме своей, еще одну семью. Вместе с ними в Аушвиц попал их сосед Симон Шломовиц вместе с родными, всего десять человек. Шломовиц сказал Менгеле, что они все — родственники Овицев (хотя все Шломовицы были обычного роста) и Овицы это подтвердили. Так спаслась семья Шломовиц. По воспоминаниям Перлы, Менгеле называл их по именам семерых гномов из диснеевского мультфильма.
Когда фашистам стало понятно, что война скоро будет окончена — и не в их пользу, узников Аушвица стали ликвидировать в срочном порядке. Овицы обреченно ждали своей очереди, но наступил январь 45-го года —
27-го числа русские ворвались в лагерь. Так семья музыкантов спаслась. И стала единственной семьей, целиком выжившей в Аушвице.
После освобождения Овицы жили в советском лагере для беженцев, потом были выпущены и пешком добрались до родного села. Семь месяцев они шли большим караваном, по-прежнему не расставаясь. Потом также, вместе, переехали в Антверпен, а потом, через несколько лет — в Израиль.
В Хайфе они снова начали давать концерты — и снова стали собирать полные залы. Программу Овицы сменили: скучая по родным местам, они не пели больше песен, а разыгрывали маленькие пьесы из жизни еврейского местечка. В 1955 году семья оставила сцену.
Сейчас в живых нет ни одного пережившего Аушвиц. Все братья и сестры лежат на одном участке семейного кладбище.
Перл Овиц умерла самой последней, в 2001 году, ей было за 80. Она, как и другие ее родные в разное время, рассказывала об удивительной истории своей семьи. За рубежом вышла книга об Овицах, она называется
«В наших сердцах мы были гигантами» (In Our Hearts We Were Giants).
Написали ее Иегуда Корен и Эйлат Негев. На русский она пока не переведена.
«Мировая история в фотографиях»
Несмотря на юный возраст, пятнадцатилетний Толя Мерзликин к 1946 году уже был заслуженным ветераном. Его грудь украшали боевые награды — за уничтоженных вражеских солдат и офицеров, а также подбитую самоходную артиллерийскую установку. Поистине удивительная судьба для подростка!
Родился Толя в роковой день — 22 июня, и война началась ровно в его десятый день рождения. Детство он провёл в рабочем посёлке Купавна, откуда и начался его путь на фронт.
Отец ушел на фронт, парень в тринадцать лет cбежал из дома на войну. Cтал cыном полка. На передовую парня, конечно, не пуcкали. Но удержать горячего мальчишку было невозможно.
В один из дней напроcилcя в небольшую разведку c одним из бойцов. Где-то в рощице явно заcел германcкий cнайпер. Нужно было понять откуда он ведёт огонь.
Долго ползком подбиралиcь к рощице. Но враг затаилcя. Тогда боец cказал, что привcтанет, чтобы фашиcт начал cтрелять. А дело парня понять откуда ведётcя огонь.
Фашиcт первым же выcтрелом тяжело ранил нашего cолдата. Толя заметил откуда cверкнула вcпышка. Cам парень раccказывал, что раcтерялcя. Как быть, что делать?
Решил продать жизнь подороже. Cнял c пояcа раненого товарища гранату и пополз к cнайперcкой заcаде.
Фашиcтcкая кукушка притаилcя в дупле здоровенного дуба. Мальчику удалоcь незаметно подобратьcя к cамому дереву и заброcить гранату прямо в дупло.
Дуб разорвало взрывом, а cамого парня отброcило и даже cлегка контузило. Но фашиcту пришёл конец.
Толя cмог прийти в cебя и помочь раненому бойцу добратьcя до cанитарной роты.
В победном мае cорок пятого парню на гимнаcтёрку пришла медаль«За отвагу«и Орден Cлавы. В наградном лиcте ещё одна замечательная иcтория.
В боях за городок Трайзен Анатолий был в разведке. Их взвод попал под жеcтокий пулемётный огонь. Не поднятьcя.
Парню удалоcь по-плаcтунcки подползти почти на двадцать метров к позиции противника. Cын полка заброcал фашиcтов гранатами, уничтожив за один раз девятерых оккупантов!
Была на боевом cчету парнишки и тяжёлая боевая техника. Парень вcпоминал, как под обcтрелом выбежал из дома, а на дом идёт cамоходка«Фердинанд».
Тут же cхватил вещмешок одного из наших cолдат. Там cвязка гранат. Подобралcя, прячаcь за заборчиком, поближе. И заброcил вcю cвязку под гуcеницу.
Герой раccказывал, что дальнейшее как в тумане. От близкого взрыва потерял cознание. Не было у мальчишки cилёнок заброcить тяжеленную cвязку гранат далеко. Оказалcя в гоcпитале.
Подлечилcя и обратно на фронт, в родную чаcть. Оcвобождал Авcтрию и Румынию, Чехоcловакию и Венгрию.
В одно из зимних наcтуплений чаcть оказалаcь отрезана фашиcтами от cвоих. Оказалиcь в окружении, выбиралиcь ночью, вплавь по ещё не cтавшей намертво льдом реке.
Парень cильно заcтудилcя. Долго не мог прийти в cебя. Поcле Победы болезнь дала оcложнение на ноги. Подроcток, мальчишка, а ходил c трудом.
Поcле Победы вернулcя в родную Купавну. Заcлуженный ветеран Войны пошёл куда? Правильно, в школу, доучиватьcя. Потом техникум.
Работал на фабрике токарем, электриком. Парень был нрава лёгкого и веcёлого. Ужаcы Войны как будто не коcнулиcь его.
Долгой жизни не получилоcь. Ушёл рано, здоровье, подорванное Войной, так и не выправилоcь. В cорок пять героя не cтало.
Яркая жизнь, как вcпышка звезды. Было и не cтало. Вечная cлава!
«Иcтория этой короткой жизни не выдумaнa».
Имя Гули (Мaрионеллы) Королёвой cейчac почти зaбыто, и помнят о ней, пожaлуй, только люди cтaршего поколения. A в cоветcкие годы её именем нaзывaли улицы, о её подвиге знaл кaждый школьник, о ней пиcaли книги и cнимaли фильмы.
Но и тогдa, нaверное, не вcе знaли, что до войны онa cыгрaлa в пяти кaртинaх, в том чиcле иcполнилa глaвную роль в кaртине «Дочь пaртизaнa" – о детях, боровшихcя c кулaкaми.
Однaко cтaновитьcя aктриcой не зaхотелa – поcтупилa в Киевcкий гидромелиорaтивный инcтитут.
Когдa нaчaлacь Великaя Отечеcтвеннaя войнa, Гуля уcпелa зaкончить только первый курc. Возможно, онa ушлa бы нa фронт уже 22 июня 1941 годa, но помешaли зaмужеcтво и беременноcть. Cынa Caшу Гуля родилa в Уфе, в эвaкуaции, кудa отпрaвилacь вмеcте c мaмой. Нa доме №32 по улице Кaрлa Мaркca, где они жили, недaвно появилacь мемориaльнaя тaбличкa...
Нa фронт Гуля вcё же ушлa – зaпиcaлacь добровольцем в медико–caнитaрный бaтaльон 780–го cтрелкового полкa. Нaверное, cкaзaлcя хaрaктер – по воcпоминaниям отцa девочки, режиccёрa и cценогрaфa Моcковcкого Кaмерного теaтрa Тaировa Влaдимирa Дaниловичa Королёвa, Гуля c детcтвa былa очень подвижным ребёнком.
«Что–то будет из неё? Упорcтво у неё еcть. Пожaлуй, cвоего онa добьётcя. Увлекaетcя cильно. Горячa. Вмеcте c тем веcелa очень. Пожaлуй, беcпечнa. Что будет? Кaковa её cудьбa?» – пиcaл он в cвоих дневникaх в 1931 году.
«Но, кaк видите, у меня дaлеко не изможденный вид. Я думaлa, нa мою полноту хоть бой подейcтвует. Ничего подобного! Никaкого впечaтления!»
Из пиcьмa Гули родcтвенникaм в Уфу, 18 октября 1942 годa.
... Воевaлa онa вcего полгодa. Говорят, что вcе ужacы войны, которые пришлоcь пережить молодой девушке, не cмогли изменить ее хaрaктер – до концa cвоих дней онa оcтaвaлacь веcелой и caмоироничной, и больше вcего cожaлелa о том, что вынужденa ходить в caпогaх.
Веcной в 1942 годa дивизия, в которой онa cлужилa, отпрaвилacь в рaйон Cтaлингрaдa, a 23 ноября, во время боя, 20–летняя девушкa вынеcлa c поля боя 50 рaненых бойцов, a зaтем, когдa погиб комaндир, поднялa бойцов в aтaку и, ворвaвшиcь в немецкий окоп, уничтожилa 15 cолдaт и офицеров.
Двaдцaть чacов бойцы cтрелковой роты и c ними caнинcтруктор удерживaли вaжный опорный пункт. В живых оcтaлоcь вcего шеcть человек, a врaг нacтупaл. В критичеcкий момент Гуля поднялacь во веcь роcт и броcилacь вперед. Зa ней – оcтaльные. В это время пуля cрaзилa ее. Это cлучилоcь в cтепи нa выcоте 56,8 метрa около хуторa Пaншино под Cтaлингрaдом.
В этом же бою Гуля получилa cмертельное рaнение, но продолжaлa веcти бой до тех пор, покa не пришло подкрепление.
Лишь 9 янвaря 1943 году комaндовaние Донcкого фронтa поcмертно нaгрaдило Гулю Королёву орденом Крacного Знaмени.
Поcле окончaния войны подругa мaмы Гули, пиcaтельницa Еленa Ильинa, нaпиcaлa книгу о жизни и cудьбе Мaрионеллы Королёвой «Четвёртaя выcотa".
Когдa–то ею зaчитывaлиcь миллионы cоветcких читaтелей, онa былa переведенa нa многие языки мирa...
Тому, что девушкa, cовершившaя в очень юном возрacте нacтоящий подвиг, оcтaлacь в нaшей пaмяти, во многом cпоcобcтвовaл и её отец Влaдимир Королёв, который многие годы ездил нa вcтречи c пионерaми и комcомольцaми, выcтупaл нa утренникaх, поcвящённых пaмяти дочери, вёл перепиcку c теми, кто был c ней знaком...
«Четвёртaя выcотa".
Помню, произвела на меня большое впечатление.
Туся Тася, Наташа, тоже была у меня в детстве эта книга. А теперь поищи, что представляют из себя ее потомки. Впечатлишься еще больше. Когда такое случается с потомками партноменклатуры, мы уже не удивляемся. А в случаях с настоящими героями это совершенно непостижимо.
Кстати, автор Елена Ильина – родная сестра Маршака, это ее псевдоним.
Кстати, автор Елена Ильина – родная сестра Маршака, это ее псевдоним.
теперь поищи, что представляют из себя ее потомки. Впечатлишься еще больше.
Ой нет, спасибо. Мне пока хватает без поиска.
Туся Тася, Наташа, а мне всегда интересно про потомков читать.
Анна1957, Анна, мне тоже. Только про сына и внука нашла.
Антоновка, Лена, я думаю Аня имела в виду внука её.
Да, сын там нормальный. Но он умер уже давно. Я про внука.
, сын там нормальный. Но он умер уже давно.
Неизвестно под какую дуду сейчас пела бы сама Гуля, если бы осталась жива.
Неизвестно под какую дуду сейчас пела бы сама Гуля, если бы осталась жива.Мне думается, если человек не пожалел жизни в борьбе за родину против фашистов – это 100% гарантия. Ты молодогвардейцев, генерала Карбышева и Зою Космодемьянскую тоже подозреваешь в этом?
Дамы, история не знает сослагательного наклонения..
Я тоже придерживаюсь этого. Смешно спорить с банальностью.
Но тут оценка не исторического факта, а теоретические рассуждения о том, как могли бы взгляды тех лет трансформироваться в сегодняшней действительности.
В этом ракурсе можно рассуждать о поведении всяких медийных персон, оппов прежних времен, умерших в молодом возрасте по разным причинам. Но уж никак не об отдавших жизнь в бою.
Но тут оценка не исторического факта, а теоретические рассуждения о том, как могли бы взгляды тех лет трансформироваться в сегодняшней действительности.
В этом ракурсе можно рассуждать о поведении всяких медийных персон, оппов прежних времен, умерших в молодом возрасте по разным причинам. Но уж никак не об отдавших жизнь в бою.
Ты молодогвардейцев, генерала Карбышева и Зою Космодемьянскую тоже подозреваешь в этом?
Кто знает, как было бы.....
В моём детстве Павлик Морозов был герой, октябрятская звёздочка носила его имя....
В моём детстве Павлик Морозов был герой, ОктябрьВ моем детстве Павлик Морозов не в войне с фашистами погиб. И рассказы о его гибели – это наша история, которая переписывалась и продолжает переписываться. В 90-е много чего появилось. И мы пытаемся сейчас рассуждать непонятно о чем и непонятно зачем.
Кто знает, как былоЭто-то как раз знают. А вот как трактуют потом? Зоя Космодемьянская – шизофреничка, Алескандр Матросов поскользнулся, упав грудью на ДЗОТ. Определенным людям надо смещать понятия в головах тех, кто готов к этому.
И мы пытаемся сейчас рассуждать непонятно о чем и непонятно зачем
Вот и я про то же. Зачем нам знать о внуке Гули? Светлая ей память, без подробностей о потомстве.
Светлая ей память, без подробностей о потомстве.Подозревать ее в изменении взглядов, за которые она погибла?
Неизвестно под какую дуду сейчас пела бы сама Гуля, если бы осталась жива.Это и есть светлая память???
Зачем нам знать о внуке ГулиЗатем, что врагов надо знать в лицо. А не накручивать облыжные обвинения в адрес погибших героев.
Где лгут и себе и друг другу,
И память не служит уму -
История ходит по кругу
Из грязи, по крови, во тьму.
Когда-то писал товарисч нормальные стихи...
Затем, что врагов надо знать в лицо. А не накручивать облыжные обвинения в адрес погибших героев
Тебе видно заняться больше нечем? Как о внуках погибших героев в интернете сведения выискивать. Враги иногда гораздо ближе, чем чужие внуки в другой стране.
Когда-то писал товарисч нормальные стихи
Когда то ты его очень уважала, а он не оправдал...
.
Тебе видно заняться больше нечем? Как о внуках погибших героев в интернете сведения выискивать. Враги иногда гораздо ближе, чем чужие внуки в другой странеЯ привыкла сама определять – чем мне заниматься. Мне интересно и это в том числе. Кому не интересно – проходят мимо (ты не прошла, выискала. И даже дальше пошла в своих фантазиях: начала ей приписывать то, что в страшном сне ей присниться не могло. На это почему-то время нашлось).
Когда то ты его очень уважала, а он не оправдалДа, поэтому и написала «раньше». А все, что он исторгает сейчас – очень сходно с тем, что пропагандирует внук Гули. И что из этого факта следует? Не замечать этого? Я замечаю. И отношусь соответственно.
что пропагандирует внук Гули. И что из этого факта следует? Не замечать этого? Я замечаю. И отношусь соответственно.
Мне глубоко плевать на чужого внука. Я больше о своём пекусь.
Мне глубоко плевать на чужого внукаТакая точка зрения тоже имеет право на существование. Я же не собираюсь тебя переубеждать. А вот с тем, что
Неизвестно под какую дуду сейчас пела бы сама Гуля, если бы осталась живая совершенно не согласна, и доводы свои привела. Твои тоже увидела. Не убедили.
Выдергиваешь из контекста отрывки, пытаясь сместить акценты, уходишь от ответов на прямые вопросы... Пытаешься навязать свое видение – чем мне следует заниматься...
Твои тоже увидела. Не убедили.
Не велика потеря
Вот и славно. Каждый остался при своем мнении. И окружающие развлеклись
И окружающие развлеклись
Если бы знала ещё как
Да не то слово
Я про внука.
Я поняла. Я же всё нашла сегодня.
Затем, что врагов надо знать в лицо.
Всех не узнаешь.
Враги иногда гораздо ближе
Вот да
Всех не узнаешь.Понятие «всё» складывается из отдельных фрагментов. Без фрагментов не будет целого. Можно вообще ничего не видеть в упор...
Я же всё нашла сегодня.Зачем тогда искала.
Зачем тогда искала
Что значит зачем?
Что значит зачемНу ты же говоришь в ответ на мой аргумент:
Затем, что врагов надо знать в лицо.Я как раз отвечала на вопрос «зачем я ищу в инете информацию про «чужих внуков». Это про потомков известных людей, чья судьба мне всегда интересна. Но, как выяснилось, это не всем нравится.
Всех не узнаешь
Анна1957, Анна, я читала информацию про чужих внуков потому что мне было интересно, как у них сложилась судьба. А не для того чтобы знать врагов в лицо. Не думаю, что когда-нибудь встретимся.
Зина Портнова. В 17 лет ее волосы поседели, а глаза перестали различить лица палачей. Но она не сдалась.
Её глаза, ослепшие от бесконечных пыток, не могли различить лица палачей, но голова девушки была гордо поднята. В свои последние минуты она не просила пощады, не молила о спасении.
Ее красивые русые волосы, после месяца непрерывных пыток, теперь были совершенно седыми. С бесстрашным лицом и крепко стиснув зубы, Зина шла навстречу своей смерти. Ее последний путь стал символом несломленного сопротивления и свидетельством того, на что способен человек во имя свободы своей Родины.
Детство и мечты
Зинаида Мартыновна Портнова родилась 20 февраля 1926 года в Ленинграде. Обычная рабочая семья – таких в то время было много. Отец, Мартын Портнов, работал на заводе, мама, Анна Портнова растила двух дочек: Зину и младшую – Галину.
Детство Зины не отличалось чем-то особенным: школа, пионерские сборы, книжки про героев и первые мечты о будущем – добром, справедливом и, как тогда говорили, светлом.
Летом, как только заканчивались занятия, Зина с сестрой уезжала к бабушке в деревню Зуи в Витебской области. Это была не просто поездка в деревню. Это была её отдушина. Поля, леса, местные ребята, с которыми можно было носиться до вечера. Там, в этих краях, она жила полной жизнью. Вот уж где она чувствовала себя своей. Именно это место потом оказалось не просто родным, а судьбоносным.
В школе Зина была старательной. Любила литературу и историю. Особенно книги про прошлое – подвиги, трудные выборы, настоящую человечность.
Учителя её хвалили. Одна из них как-то сказала: «Зина всегда знала, что правильно, а что – нет. Даже если это было не в её пользу. Принципиальная она была, и если уж за что бралась – дело делала до конца. В голове тогда у неё крутились разные мечты: быть врачом, может, учителем... Ей хотелось помогать. По-серьёзному, не на словах».
Среди одноклассников она не была лидером, которая всегда в центре внимания. Но про неё говорили – сильная.
Спокойная, но со стержнем внутри. Если кого-то обижали – Зина не проходила мимо. Никогда. Это у нее было с детства: не терпела, когда кого-то унижали или дразнили.
Когда грянет война, эти черты сыграют свою роль. Казалось бы мелочи, черты характера... Но именно эти способности делают из обычного подростка настоящего героя.
22 июня 1941 года. Эта дата врезалась в память всего поколения. И для Зины Портновой тот день стал переломным. Война ворвалась внезапно и безжалостно. Ей тогда было всего пятнадцать.
Она, как обычно летом, гостила у бабушки в деревне Зуи, вместе с младшей сестрой Галей. Всё шло, как всегда – тёплые дни, деревенский быт, бабушкины пироги с луком и яйцами... Никто и представить не мог, что это лето обернётся настоящей бедой.
Когда стало известно о начале войны, родители хотели вернуть девочек домой, в Ленинград. Но было уже поздно – немецкие части стремительно захватывали территории, перерезая дороги и железнодорожные пути. Спустя считаные недели, в июле, Витебскую область полностью заняли фашистские войска. Так Зина, её сестра и бабушка оказались в оккупации, отрезанные от всего остального мира.
Первые месяцы были особенно страшными. Оккупация обрушилась с криками, оружием, грязными сапогами, что топтали нашу землю. Немцы установили свои правила: унижения, облавы, расстрелы. Людей заставляли работать на захватчиков, молодежь увозили в Германию. Зина видела всё это своими глазами: как деревни сжигали вместе с людьми, как смерть стала привычной картиной.
Многие хотели только выжить. Молчать, ждать – что угодно, но не Зина. Что-то внутри не позволяло просто плыть по течению. Словно откликались те самые книги о подвигах, которые она читала ещё в школе. Те рассказы, где люди поднимались, несмотря ни на что, где не сидели сложа руки.
Её решение было твёрдым. В пятнадцать лет, когда другие только учатся принимать первые взрослые решения, она выбрала путь сопротивления. Она решила бороться. По-настоящему.
В самом начале 1942 года, в посёлке Оболь – это недалеко от той самой деревни Зуя, где тогда жила Зина, – появилась подпольная группа «Юные мстители». Руководила движением местная учительница – Ефросинья Савельевна Зенькова. Личность решительная и уважаемая среди местных.
Зина о группе узнала от знакомых ребят, которые уже были вовлечены в подпольную работу. Долго думать не стала. Решение пришло быстро и как-то по-взрослому спокойно: она идёт с ними. Возраст – пятнадцать, но по поступкам она уже тогда была не ребёнком.
Зина сразу показала себя – не трусила, не отлынивала, задания брала без лишних слов. Ей дали задание распространять листовки. Не просто призывы, а сводки Совинформбюро, в которых была правда. Правда, которую оккупанты пытались заглушить.
По ночам, когда посёлок засыпал, Зина кралась по улицам, обходя патрули, и клеила листовки на двери, стены, столбы. Иногда – прямо напротив немецких комендатур. Каждая такая вылазка – на грани жизни и смерти. Поймают – расстреляют, не разбираясь. Но она не отступала.
Со временем задачи стали серьёзнее. Вместе с другими подпольщиками Зина участвовала в диверсиях: портили телефонные линии, поджигали склады, собирали важную информацию о том, куда и когда перемещаются вражеские части. Ни одна такая операция не проходила без риска. Но ей удавалось все. Она действовала чётко, без суеты, и это подкупало даже старших по возрасту.
Самой громкой операцией, о которой потом шептались в округе, стало отравление немецких офицеров. Благодаря своей внешности – худенькая, спокойная, совсем не вызывающая подозрений – и хорошему знанию немецкого языка, который она изучала ещё в школе, Зина смогла устроиться посудомойкой в столовую при военном гарнизоне. Под носом у врага.
Там, незаметно, она добавила яд – мышьяк в еду, предназначенную для офицеров. Всё сделала точно и вовремя. Последствия были серьёзными: погибло около сотни немецких военных. Это был удар, который фашисты не ожидали от «какой-то девчонки».
Когда началось расследование, подозрения на неё, поначалу, не пали. Кто бы мог подумать? Но потом появились намёки. Чтобы сбить их с толку, Зина пошла на поразительный шаг: прямо при враче съела тарелку супа с тем же ядом. Это был единственный способ отвести от себя подозрение. Она смотрела смерти в глаза – и не дрогнула.
Лишь невероятная сила воли и помощь бабушки, которая отпоила ее сывороткой и настоями, спасли девушку от смерти. После этого случая Зина стала легендой среди местных жителей.
К осени 1943 года становилось всё тяжелее. Немцы усилили охрану, в деревне появились новые патрули. «Юные мстители» оказались под серьёзной угрозой, и их командование решило не рисковать Зиной. Её перевели в партизанский отряд имени К. Е. Ворошилова, который уже давно действовал в витебских лесах.
В отряде Зина почти сразу попала в разведку. Она подходила идеально. Память – феноменальная, запоминала до мельчайших деталей. Немецкий язык – на хорошем уровне. А ещё она отлично знала местность и умела не привлекать к себе внимания.
Её задания были непростыми: она ходила в населённые пункты, которые удерживали немцы, под видом обычной сельской девушки. Узнавала, где стоят штабы, сколько техники пришло, что планируют.
Командир отряда потом рассказывал: «С Зиной можно было идти хоть в разведку, хоть в бой. Она не просто бесстрашная – она умная. Каждую мелочь замечала. И главное – её информация всегда оказывалась точной. Не было ни одной ошибки». Благодаря ее данным удалось провести несколько операций, которые обошлись без потерь среди бойцов.
Одна из самых опасных её вылазок была в городке с говорящим названием – Городок. Там размещался крупный немецкий гарнизон, и от неё требовалось собрать максимум информации. Несколько дней она ходила как тень, наблюдала за происходящим: кто, куда и когда идёт, где стоят пулемёты, когда сменяется охрана. Всё это она запомнила и передала партизанам. Вскоре по этим данным наши нанесли точный удар – уничтожили склад с боеприпасами. Без этой разведки это было бы невозможно.
В октябре того же года, 1943-го, Зину приняли в комсомол. Приняли как настоящего бойца. К тому моменту за её плечами уже было несколько десятков операций – точных, успешных, рискованных. Всё это – в пятнадцать-шестнадцать лет.
В декабре 1943 года Зина получила задание вернуться в Оболь, чтобы восстановить связь с оставшимися на свободе подпольщиками и выяснить обстоятельства провала организации «Юные мстители». Это была чрезвычайно опасная миссия – немцы усиленно разыскивали участников подполья, а в деревнях действовали предатели.
Зина понимала риск, но не могла отказаться от задания. Она попрощалась с товарищами и отправилась в путь, не подозревая, что идет навстречу своей судьбе. В деревне Мостище её узнал предатель и донес немецкой полиции. 23 декабря 1943 года Зина была схвачена гестаповцами.
То, что началось дальше, иначе как адом не назовёшь. В застенках гестапо пытали – жестоко, методично, с изощрённой жестокостью. Хотели выбить информацию: имена, явки, связи. Но Зина молчала. Ни слова. Ни одного выданного товарища. Её стойкость поражала – и тех, кто пытал, и тех, кто сидел рядом.
Но был момент, который до сих пор звучит как легенда. Во время одного из допросов случилось невероятное: следователь на мгновение отвлёкся – и этой секунды Зине хватило. Она выхватила со стола его пистолет и выстрелила в упор. Когда прибежали двое других, она – уже раненая – успела выстрелить и в них. Бой был неравный, но она боролась до последнего. Попыталась сбежать, но её поймали и вернули в ту же камеру.
После этого пытки ужесточились. Но Зина не сдалась. Она оставалась той же отважной девочкой из Ленинграда – упрямой, внутренне сильной, защищающей слабых, готовой стоять до конца.
Почти месяц длились пытки и допросы. За это время гестаповцы так и не смогли добиться от Зины ни единого признания. Девушка выдержала всё: избиения, выкручивание рук, прижигание кожи раскаленным железом, иголки под ногти. Зина изменилась до неузнаваемости. Ее волосы поседели, а глаза перестали видеть.
В начале января 1944 года, когда немцы поняли, что не смогут вырвать из нее ничего полезного, было принято решение ее расстрелять. 10 января, холодным зимним утром, семнадцатилетнюю Зину повели на казнь. Она едва держалась на ногах после месячных пыток, но шла с поднятой головой – не сломленная.
В этот момент она уже не была просто девочкой, а символом стойкости и мужества. Жители вспоминали, что перед казнью Зина успела сказать свои последние слова: «Вы можете убить меня, но всех нас не перебьёте. Наши придут, и вам не уйти от расплаты!». После этих слов прозвучал выстрел.
Зину Портнову похоронили в безымянной могиле на окраине Полоцка. Только после освобождения Белоруссии местные жители смогли указать приблизительное место её захоронения. Однако точное расположение могилы установить не удалось – слишком много безымянных захоронений оставила после себя война.
Подвиг Зины Портновой не забыт. После войны её имя стало известно всей стране, о ней писали в газетах и журналах, рассказывали те, кто пережил сражения, те, кто был рядом с ней в подполье и партизанских отрядах. История семнадцатилетней девушки, которая до последнего вздоха стояла на защите своей Родины, потрясла всех, кто слышал об этом.
1 июля 1958 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Зине Портновой было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Прошло более восьми десятилетий с тех пор, как перестало биться сердце Зины Портновой. Но её подвиг продолжает жить в памяти народа, служа примером несгибаемой силы духа, патриотизма и самопожертвования.
В наше время, когда происходит переоценка многих исторических событий, когда нередко подвергаются сомнению героические страницы прошлого, история Зины Портновой остается непоколебимым свидетельством величия человеческого духа. Её жизнь – это не просто биография одной девушки, это часть великой истории народа, который не склонился перед захватчиками.
Сестра Зинаиды Портновой Галина. Её бабушка погибла под немецкими бомбами, во время масштабной карательной операции гитлеровцев. Сестрёнку Галю спасли чудом, сумев самолётом вывезти на Большую Землю.
То январское утро 1944 года выдалось особенно морозным. На снегу оставались едва заметные следы от босых ног молодой девушки, совсем девочки. Семнадцатилетнюю Зину Портнову палачи вели на казнь.
Её глаза, ослепшие от бесконечных пыток, не могли различить лица палачей, но голова девушки была гордо поднята. В свои последние минуты она не просила пощады, не молила о спасении.
Ее красивые русые волосы, после месяца непрерывных пыток, теперь были совершенно седыми. С бесстрашным лицом и крепко стиснув зубы, Зина шла навстречу своей смерти. Ее последний путь стал символом несломленного сопротивления и свидетельством того, на что способен человек во имя свободы своей Родины.
Детство и мечты
Зинаида Мартыновна Портнова родилась 20 февраля 1926 года в Ленинграде. Обычная рабочая семья – таких в то время было много. Отец, Мартын Портнов, работал на заводе, мама, Анна Портнова растила двух дочек: Зину и младшую – Галину.
Детство Зины не отличалось чем-то особенным: школа, пионерские сборы, книжки про героев и первые мечты о будущем – добром, справедливом и, как тогда говорили, светлом.
Летом, как только заканчивались занятия, Зина с сестрой уезжала к бабушке в деревню Зуи в Витебской области. Это была не просто поездка в деревню. Это была её отдушина. Поля, леса, местные ребята, с которыми можно было носиться до вечера. Там, в этих краях, она жила полной жизнью. Вот уж где она чувствовала себя своей. Именно это место потом оказалось не просто родным, а судьбоносным.
В школе Зина была старательной. Любила литературу и историю. Особенно книги про прошлое – подвиги, трудные выборы, настоящую человечность.
Учителя её хвалили. Одна из них как-то сказала: «Зина всегда знала, что правильно, а что – нет. Даже если это было не в её пользу. Принципиальная она была, и если уж за что бралась – дело делала до конца. В голове тогда у неё крутились разные мечты: быть врачом, может, учителем... Ей хотелось помогать. По-серьёзному, не на словах».
Среди одноклассников она не была лидером, которая всегда в центре внимания. Но про неё говорили – сильная.
Спокойная, но со стержнем внутри. Если кого-то обижали – Зина не проходила мимо. Никогда. Это у нее было с детства: не терпела, когда кого-то унижали или дразнили.
Когда грянет война, эти черты сыграют свою роль. Казалось бы мелочи, черты характера... Но именно эти способности делают из обычного подростка настоящего героя.
22 июня 1941 года. Эта дата врезалась в память всего поколения. И для Зины Портновой тот день стал переломным. Война ворвалась внезапно и безжалостно. Ей тогда было всего пятнадцать.
Она, как обычно летом, гостила у бабушки в деревне Зуи, вместе с младшей сестрой Галей. Всё шло, как всегда – тёплые дни, деревенский быт, бабушкины пироги с луком и яйцами... Никто и представить не мог, что это лето обернётся настоящей бедой.
Когда стало известно о начале войны, родители хотели вернуть девочек домой, в Ленинград. Но было уже поздно – немецкие части стремительно захватывали территории, перерезая дороги и железнодорожные пути. Спустя считаные недели, в июле, Витебскую область полностью заняли фашистские войска. Так Зина, её сестра и бабушка оказались в оккупации, отрезанные от всего остального мира.
Первые месяцы были особенно страшными. Оккупация обрушилась с криками, оружием, грязными сапогами, что топтали нашу землю. Немцы установили свои правила: унижения, облавы, расстрелы. Людей заставляли работать на захватчиков, молодежь увозили в Германию. Зина видела всё это своими глазами: как деревни сжигали вместе с людьми, как смерть стала привычной картиной.
Многие хотели только выжить. Молчать, ждать – что угодно, но не Зина. Что-то внутри не позволяло просто плыть по течению. Словно откликались те самые книги о подвигах, которые она читала ещё в школе. Те рассказы, где люди поднимались, несмотря ни на что, где не сидели сложа руки.
Её решение было твёрдым. В пятнадцать лет, когда другие только учатся принимать первые взрослые решения, она выбрала путь сопротивления. Она решила бороться. По-настоящему.
В самом начале 1942 года, в посёлке Оболь – это недалеко от той самой деревни Зуя, где тогда жила Зина, – появилась подпольная группа «Юные мстители». Руководила движением местная учительница – Ефросинья Савельевна Зенькова. Личность решительная и уважаемая среди местных.
Зина о группе узнала от знакомых ребят, которые уже были вовлечены в подпольную работу. Долго думать не стала. Решение пришло быстро и как-то по-взрослому спокойно: она идёт с ними. Возраст – пятнадцать, но по поступкам она уже тогда была не ребёнком.
Зина сразу показала себя – не трусила, не отлынивала, задания брала без лишних слов. Ей дали задание распространять листовки. Не просто призывы, а сводки Совинформбюро, в которых была правда. Правда, которую оккупанты пытались заглушить.
По ночам, когда посёлок засыпал, Зина кралась по улицам, обходя патрули, и клеила листовки на двери, стены, столбы. Иногда – прямо напротив немецких комендатур. Каждая такая вылазка – на грани жизни и смерти. Поймают – расстреляют, не разбираясь. Но она не отступала.
Со временем задачи стали серьёзнее. Вместе с другими подпольщиками Зина участвовала в диверсиях: портили телефонные линии, поджигали склады, собирали важную информацию о том, куда и когда перемещаются вражеские части. Ни одна такая операция не проходила без риска. Но ей удавалось все. Она действовала чётко, без суеты, и это подкупало даже старших по возрасту.
Самой громкой операцией, о которой потом шептались в округе, стало отравление немецких офицеров. Благодаря своей внешности – худенькая, спокойная, совсем не вызывающая подозрений – и хорошему знанию немецкого языка, который она изучала ещё в школе, Зина смогла устроиться посудомойкой в столовую при военном гарнизоне. Под носом у врага.
Там, незаметно, она добавила яд – мышьяк в еду, предназначенную для офицеров. Всё сделала точно и вовремя. Последствия были серьёзными: погибло около сотни немецких военных. Это был удар, который фашисты не ожидали от «какой-то девчонки».
Когда началось расследование, подозрения на неё, поначалу, не пали. Кто бы мог подумать? Но потом появились намёки. Чтобы сбить их с толку, Зина пошла на поразительный шаг: прямо при враче съела тарелку супа с тем же ядом. Это был единственный способ отвести от себя подозрение. Она смотрела смерти в глаза – и не дрогнула.
Лишь невероятная сила воли и помощь бабушки, которая отпоила ее сывороткой и настоями, спасли девушку от смерти. После этого случая Зина стала легендой среди местных жителей.
К осени 1943 года становилось всё тяжелее. Немцы усилили охрану, в деревне появились новые патрули. «Юные мстители» оказались под серьёзной угрозой, и их командование решило не рисковать Зиной. Её перевели в партизанский отряд имени К. Е. Ворошилова, который уже давно действовал в витебских лесах.
В отряде Зина почти сразу попала в разведку. Она подходила идеально. Память – феноменальная, запоминала до мельчайших деталей. Немецкий язык – на хорошем уровне. А ещё она отлично знала местность и умела не привлекать к себе внимания.
Её задания были непростыми: она ходила в населённые пункты, которые удерживали немцы, под видом обычной сельской девушки. Узнавала, где стоят штабы, сколько техники пришло, что планируют.
Командир отряда потом рассказывал: «С Зиной можно было идти хоть в разведку, хоть в бой. Она не просто бесстрашная – она умная. Каждую мелочь замечала. И главное – её информация всегда оказывалась точной. Не было ни одной ошибки». Благодаря ее данным удалось провести несколько операций, которые обошлись без потерь среди бойцов.
Одна из самых опасных её вылазок была в городке с говорящим названием – Городок. Там размещался крупный немецкий гарнизон, и от неё требовалось собрать максимум информации. Несколько дней она ходила как тень, наблюдала за происходящим: кто, куда и когда идёт, где стоят пулемёты, когда сменяется охрана. Всё это она запомнила и передала партизанам. Вскоре по этим данным наши нанесли точный удар – уничтожили склад с боеприпасами. Без этой разведки это было бы невозможно.
В октябре того же года, 1943-го, Зину приняли в комсомол. Приняли как настоящего бойца. К тому моменту за её плечами уже было несколько десятков операций – точных, успешных, рискованных. Всё это – в пятнадцать-шестнадцать лет.
В декабре 1943 года Зина получила задание вернуться в Оболь, чтобы восстановить связь с оставшимися на свободе подпольщиками и выяснить обстоятельства провала организации «Юные мстители». Это была чрезвычайно опасная миссия – немцы усиленно разыскивали участников подполья, а в деревнях действовали предатели.
Зина понимала риск, но не могла отказаться от задания. Она попрощалась с товарищами и отправилась в путь, не подозревая, что идет навстречу своей судьбе. В деревне Мостище её узнал предатель и донес немецкой полиции. 23 декабря 1943 года Зина была схвачена гестаповцами.
То, что началось дальше, иначе как адом не назовёшь. В застенках гестапо пытали – жестоко, методично, с изощрённой жестокостью. Хотели выбить информацию: имена, явки, связи. Но Зина молчала. Ни слова. Ни одного выданного товарища. Её стойкость поражала – и тех, кто пытал, и тех, кто сидел рядом.
Но был момент, который до сих пор звучит как легенда. Во время одного из допросов случилось невероятное: следователь на мгновение отвлёкся – и этой секунды Зине хватило. Она выхватила со стола его пистолет и выстрелила в упор. Когда прибежали двое других, она – уже раненая – успела выстрелить и в них. Бой был неравный, но она боролась до последнего. Попыталась сбежать, но её поймали и вернули в ту же камеру.
После этого пытки ужесточились. Но Зина не сдалась. Она оставалась той же отважной девочкой из Ленинграда – упрямой, внутренне сильной, защищающей слабых, готовой стоять до конца.
Почти месяц длились пытки и допросы. За это время гестаповцы так и не смогли добиться от Зины ни единого признания. Девушка выдержала всё: избиения, выкручивание рук, прижигание кожи раскаленным железом, иголки под ногти. Зина изменилась до неузнаваемости. Ее волосы поседели, а глаза перестали видеть.
В начале января 1944 года, когда немцы поняли, что не смогут вырвать из нее ничего полезного, было принято решение ее расстрелять. 10 января, холодным зимним утром, семнадцатилетнюю Зину повели на казнь. Она едва держалась на ногах после месячных пыток, но шла с поднятой головой – не сломленная.
В этот момент она уже не была просто девочкой, а символом стойкости и мужества. Жители вспоминали, что перед казнью Зина успела сказать свои последние слова: «Вы можете убить меня, но всех нас не перебьёте. Наши придут, и вам не уйти от расплаты!». После этих слов прозвучал выстрел.
Зину Портнову похоронили в безымянной могиле на окраине Полоцка. Только после освобождения Белоруссии местные жители смогли указать приблизительное место её захоронения. Однако точное расположение могилы установить не удалось – слишком много безымянных захоронений оставила после себя война.
Подвиг Зины Портновой не забыт. После войны её имя стало известно всей стране, о ней писали в газетах и журналах, рассказывали те, кто пережил сражения, те, кто был рядом с ней в подполье и партизанских отрядах. История семнадцатилетней девушки, которая до последнего вздоха стояла на защите своей Родины, потрясла всех, кто слышал об этом.
1 июля 1958 года Указом Президиума Верховного Совета СССР Зине Портновой было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.
Прошло более восьми десятилетий с тех пор, как перестало биться сердце Зины Портновой. Но её подвиг продолжает жить в памяти народа, служа примером несгибаемой силы духа, патриотизма и самопожертвования.
В наше время, когда происходит переоценка многих исторических событий, когда нередко подвергаются сомнению героические страницы прошлого, история Зины Портновой остается непоколебимым свидетельством величия человеческого духа. Её жизнь – это не просто биография одной девушки, это часть великой истории народа, который не склонился перед захватчиками.
Сестра Зинаиды Портновой Галина. Её бабушка погибла под немецкими бомбами, во время масштабной карательной операции гитлеровцев. Сестрёнку Галю спасли чудом, сумев самолётом вывезти на Большую Землю.
А не для того чтобы знать врагов в лицо. Не думаю, что когда-нибудь встретимся.Лена, зачем все так буквально понимать? Слово «враг» здесь условное, что под ним подразумевается – все понимают. И «лицо» тоже условно... И вробще это устоявшееся выражение, имеющее конкретный смысл.
Речь же не о личной встрече. Думаю, что и со своими единомышленниками ты лично встречаешься далеко не со всеми.
«Пятнадцатилетние мальчики из гитлерюгенда хвастались друг перед другом – кто из них больше убил беззащитных людей. Один достал из кармана и показал приятелю связку отрезанных ушей – оба засмеялись. Один фермер нашёл у себя русского, прятавшегося в хлеву с овцами, и ударил его ножом – человек бился в конвульсиях, а жена убийцы расцарапала умирающему лицо.
В ночь с 2 на 3 февраля 1945 г. из Маутхаузена был совершён самый массовый в его истории побег. Одна группа заключённых блока № 20 забросала вышки с пулемётчиками камнями и черенками от лопат, вторая мокрыми одеялами и телогрейками замкнула электрическое ограждение. 419 пленных советских офицеров сумели вырваться на свободу. Комендант лагеря, штандартенфюрер CC Франц Цирайс призвал население окрестных деревень принять участие в поисках беглецов: «Вы же страстные охотники, а это куда веселее, чем гонять зайцев!» Старики и подростки объединились с СС и полицией, чтобы ловить по лесам и зверски убивать еле держащихся на ногах от голода и мороза людей. За неделю погибли почти все беглецы. Спаслись лишь 11 человек, двоих из них – офицеров Михаила Рыбчинского и Николая Цемкало – приютила крестьянка Мария Лангталер.
Сначала пленных спрятали среди сена, однако утром на сеновал нагрянул отряд СС и переворошил сухую траву штыками. Рыбчинскому и Цемкало повезло – лезвия чудом их не задели. Через сутки эсэсовцы вернулись с овчарками, но Мария увела узников Маутхаузена в каморку на чердаке. Попросив у мужа табак, она рассыпала его по полу... Собаки не смогли взять след. После этого долгих 3 месяца офицеры скрывались у неё дома на хуторе Винден, и с каждым днём было всё страшнее: сотрудники гестапо постоянно казнили предателей из местного населения. Советские войска уже взяли Берлин, а Мария Лангталер, ложась спать, не знала, что случится завтра. 2 мая 1945 г. рядом с её домом повесили «изменника»: бедняга старик заикнулся, что, раз Гитлер мёртв, надо сдаваться.
Когда я разговаривал с жителями сёл вокруг Маутхаузена, они признавались: им стыдно за жуткие зверства, которые сотворили их деды и бабки. Тогда крестьяне издевательски прозвали резню «Мюльфиртельская охота на зайцев». Наших пленных сотнями забивали насмерть обезумевшие от крови «мирные граждане»... Только в 80‑90‑е гг. об этой страшной трагедии в Австрии начали говорить – сняли фильм, вышли книги «Февральские тени» и «Тебя ждёт мать». В 2001 г. с помощью организации Социалистической молодёжи Австрии в деревне Рид-ин-дер-Ридмаркт установили памятник погибшим советским узникам. На гранитной стеле изображены палочки – 419, по числу беглецов. Почти все зачёркнуты – лишь 11 целы. Помимо фрау Лангталер русских рискнули спрятать в хлевах для скота «остарбайтеры» из поляков и белорусов.
К сожалению, Мария Лангталер умерла вскоре после войны, а вот спасённые ею люди прожили долгую жизнь. Николай Цемкало скончался в 2003-м, Михаил Рыбчинский пережил его на 5 лет, вырастив внуков. Дочь Марии, 84-летняя Анна Хакль, до сих пор выступает с лекциями о событиях «кровавого февраля». Увы, Мария Лангталер не получила никакой награды за свой подвиг от правительства СССР, хотя в Израиле немцев, прятавших во время войны евреев, награждают орденами и званием «праведника». Да и у нас эта страшная резня мало кому известна: к памятнику в Рид-ин-дер-Ридмаркт почти не возлагают цветов, все траурные мероприятия проходят в Маутхаузене. Но знаете, что здесь главное? Все четверо сыновей Марии Лангталер впоследствии вернулись с Восточного фронта живыми – словно в благодарность за добрые дела этой женщины. Вот это, пожалуй, и есть самое обыкновенное, но в то же время настоящее чудо...
Георгий Зотов
Узники Маутхаузена.
Пленные советские офицеры блока № 20 в Маутхаузене. Фото: из архива музея Маутхаузена
На снимке (второй ряд, крайние слева и справа) Михаил Рыбчинский и Николай Цемкало, девочка-подросток посередине – Анна Хакль, в первом ряду крайняя слева – Мария Лангталер, рядом с ней её муж. Фото: из архива музея Маутхаузена
40 трупов сложили на улице деревни Рид-ин-дер-Ридмаркт со вспоротыми животами, выставив наружу половые органы: девушки, проходя мимо, смеялись». Читая архив концлагеря Маутхаузен, мне (побывавшему в Афганистане, Ираке и Сирии) приходилось делать перерывы, чтобы успокоиться, – кровь стынет в жилах, когда узнаёшь, что добропорядочные австрийские крестьяне вытворяли со сбежавшими советскими военнопленными всего за 3 месяца (!) до Победы. И лишь одна-единственная женщина в Австрии, многодетная мать Мария Лангталер, рискуя жизнью, спрятала узников Маутхаузена. А четверо её сыновей в этот момент воевали на Восточном фронте...
В ночь с 2 на 3 февраля 1945 г. из Маутхаузена был совершён самый массовый в его истории побег. Одна группа заключённых блока № 20 забросала вышки с пулемётчиками камнями и черенками от лопат, вторая мокрыми одеялами и телогрейками замкнула электрическое ограждение. 419 пленных советских офицеров сумели вырваться на свободу. Комендант лагеря, штандартенфюрер CC Франц Цирайс призвал население окрестных деревень принять участие в поисках беглецов: «Вы же страстные охотники, а это куда веселее, чем гонять зайцев!» Старики и подростки объединились с СС и полицией, чтобы ловить по лесам и зверски убивать еле держащихся на ногах от голода и мороза людей. За неделю погибли почти все беглецы. Спаслись лишь 11 человек, двоих из них – офицеров Михаила Рыбчинского и Николая Цемкало – приютила крестьянка Мария Лангталер.
- Русские средь бела дня постучались к нам в дверь, – рассказывает дочь Марии, 84-летняя Анна Хакль, которой на момент событий было 14 лет. – Попросили дать им поесть. Я спрашивала после: почему пленные осмелились зайти в наш дом, когда все люди вокруг просто обезумели? Они ответили: «Мы заглянули в окно, у вас на стене нет портрета Гитлера». Мать сказала отцу: «Давай поможем этим людям». Папа испугался: «Ты что, Мария! Соседи и друзья донесут на нас!» Мама ответила: «Быть может, тогда Бог оставит в живых наших сыновей».
Сначала пленных спрятали среди сена, однако утром на сеновал нагрянул отряд СС и переворошил сухую траву штыками. Рыбчинскому и Цемкало повезло – лезвия чудом их не задели. Через сутки эсэсовцы вернулись с овчарками, но Мария увела узников Маутхаузена в каморку на чердаке. Попросив у мужа табак, она рассыпала его по полу... Собаки не смогли взять след. После этого долгих 3 месяца офицеры скрывались у неё дома на хуторе Винден, и с каждым днём было всё страшнее: сотрудники гестапо постоянно казнили предателей из местного населения. Советские войска уже взяли Берлин, а Мария Лангталер, ложась спать, не знала, что случится завтра. 2 мая 1945 г. рядом с её домом повесили «изменника»: бедняга старик заикнулся, что, раз Гитлер мёртв, надо сдаваться.
- Я сама не знаю, откуда у мамы взялось такое самообладание, – говорит Анна Хакль. – Однажды к нам зашла тётя и удивилась: «Зачем вы откладываете хлеб, для кого? Вам же самим есть нечего!» Мать сообщила, что сушит сухари в дорогу: «Бомбят – вдруг придётся переехать...» В другой раз сосед посмотрел на потолок и сказал: «Там что-то поскрипывает, словно кто-то ходит...» Мама рассмеялась и ответила: «Да ты чего, это всего лишь голуби!» Ранним утром 5 мая 1945 г. к нам на хутор пришли американские войска, и части фольксштурма разбежались. Мама надела белое платье, поднялась на чердак и сказала русским: «Дети мои, вы едете домой». И заплакала.
Когда я разговаривал с жителями сёл вокруг Маутхаузена, они признавались: им стыдно за жуткие зверства, которые сотворили их деды и бабки. Тогда крестьяне издевательски прозвали резню «Мюльфиртельская охота на зайцев». Наших пленных сотнями забивали насмерть обезумевшие от крови «мирные граждане»... Только в 80‑90‑е гг. об этой страшной трагедии в Австрии начали говорить – сняли фильм, вышли книги «Февральские тени» и «Тебя ждёт мать». В 2001 г. с помощью организации Социалистической молодёжи Австрии в деревне Рид-ин-дер-Ридмаркт установили памятник погибшим советским узникам. На гранитной стеле изображены палочки – 419, по числу беглецов. Почти все зачёркнуты – лишь 11 целы. Помимо фрау Лангталер русских рискнули спрятать в хлевах для скота «остарбайтеры» из поляков и белорусов.
К сожалению, Мария Лангталер умерла вскоре после войны, а вот спасённые ею люди прожили долгую жизнь. Николай Цемкало скончался в 2003-м, Михаил Рыбчинский пережил его на 5 лет, вырастив внуков. Дочь Марии, 84-летняя Анна Хакль, до сих пор выступает с лекциями о событиях «кровавого февраля». Увы, Мария Лангталер не получила никакой награды за свой подвиг от правительства СССР, хотя в Израиле немцев, прятавших во время войны евреев, награждают орденами и званием «праведника». Да и у нас эта страшная резня мало кому известна: к памятнику в Рид-ин-дер-Ридмаркт почти не возлагают цветов, все траурные мероприятия проходят в Маутхаузене. Но знаете, что здесь главное? Все четверо сыновей Марии Лангталер впоследствии вернулись с Восточного фронта живыми – словно в благодарность за добрые дела этой женщины. Вот это, пожалуй, и есть самое обыкновенное, но в то же время настоящее чудо...
Георгий Зотов
Узники Маутхаузена.
Пленные советские офицеры блока № 20 в Маутхаузене. Фото: из архива музея Маутхаузена
На снимке (второй ряд, крайние слева и справа) Михаил Рыбчинский и Николай Цемкало, девочка-подросток посередине – Анна Хакль, в первом ряду крайняя слева – Мария Лангталер, рядом с ней её муж. Фото: из архива музея Маутхаузена
Тоже читаю канал Зотова. Очень интересно. Этот проект к 89-летию Победы просто отличный.
Николай Путилов, чьим именем назвали знаменитый завод и чей гроб рабочие-путиловцы несли на руках 14 километров.
Этот человек едва ли не в одиночку перестроил русскую промышленность, приблизив ее к европейской. Построил громадные заводы, флотилии кораблей, крупнейший в стране порт. При этом не положил в свой карман ни копейки. И умер разоренным и опозоренным...
Взлет скромного чиновника морского ведомства начался весной 1854 года, когда на рейде Кронштадта появилась англо-французская эскадра. Наблюдая ее в подзорную трубу с балкона петергофского дворца, император Николай I остро ощущал свою беспомощность.
Армия, мощью которой он так гордился, оказалась колоссом на глиняных ногах. Выяснилось, что новое западное оружие намного превосходит российское. В собственной столице Николай Павлович чувствовал себя как в клетке – в любой момент враги могли пойти на штурм, и русский флот, мало изменившийся со времен Петра Великого, пошел бы ко дну.
Организацию обороны Петербурга царь возложил на сына – великого князя Константина Николаевича, генерал-адмирала российского флота, человека образованного и волевого. И тот, хватаясь за соломинку, вызвал в Мраморный дворец немолодого чиновника Путилова, которого знал как способного инженера и знатока кораблестроения.
«Можешь ли ты, – спросил он гостя, – сделать невозможное: построить до конца навигации флотилию винтовых канонерок для обороны Кронштадта? Денег в казне нет, но вот тебе мои личные 200 тысяч».
Этому сказочному предложению предшествовали переговоры великого князя со столичными кораблестроителями, в основном иностранцами – все отказались от непосильной задачи. Путилов согласился.
Он был беден и безвестен. Мы не знаем даже года его рождения – 1816й? 1820й? Отец, новгородский помещик, инвалид Отечественной войны, рано умер, оставив семью без гроша. Хорошо еще, что детей за казенный счет отправили учиться. Николай попал в морскую роту Александровского кадетского корпуса, а потом как лучший ученик был принят в Морской корпус, привилегированное учебное заведение, куда разночинцев и на порог не пускали.
Директором корпуса был знаменитый путешественник адмирал Иван Федорович фон Крузен. А математику преподавал академик Михаил Васильевич Остроградский, сразу оценивший блестящие способности Николая Путилова к математике.
Особенно когда тот в 18 лет нашел ошибку в трудах прославленного Огюстена Коши, баллистика, на формулы которого опиралась артиллерия всех европейских стран. Остроградский оставил талантливого юношу в корпусе преподавать математику – и это было ошибкой: живой и деятельный Путилов терпеть не мог кабинетной рутины.
Продержавшись два года, он уволился в чине мичмана и переехал в Крым – будто бы по состоянию здоровья. Реальная причина была другой: правительство закупило за границей несколько пароходов, и на Черном море нужно было наладить их обслуживание и ремонт. Похоже, с этим Николай справился, поскольку через пять лет его назначили чиновником особых поручений в Морское министерство.
На этой должности его и застало судьбоносное для страны предложение великого князя.
Задача была сродни подвигу Геракла. Винтовых кораблей, которых ждали от Путилова, в России до сих пор не строили. Быстро это сделать на неразворотливых казенных верфях невозможно. Оставался один выход – раздать заказы частным подрядчикам и молить Бога, чтобы они выполнили работу точно и в срок. Но где взять две тысячи рабочих?
Путилов нашел выход: отправился в Ржев, где в отсутствие импортного хлопка сидели без работы ткачи.
Вот как он позже вспоминал дальнейшее:
«Привезли мы прядильщиков, расписали их по заводам и мастерским. Назначили: кому из них быть литейщиком, кому слесарем, токарем, котельщиком. И на артель в несколько человек дали по одному старому мастеровому. Через неделю все принялись за работу...
Весь январь, февраль и март во всех уголках столицы, где только есть что-либо для механического дела, работали с неутомимой деятельностью – в две смены... Толпы мастеровых-новичков смело шли на работу единственно в убеждении, что незнание можно заменить сметливостью. Через два или три дня по открытии работ уже тысяча мастеровых под руководством десятка учителей начали исполнять дело».
В XX веке это назовут сетевым планированием и управлением.
А тогда, в мае 1855 года, вражеский флот, снова появившийся на Балтике с началом навигации, встретили 32 канонерские лодки, на каждой из которых было установлено по несколько пушек. Поначалу англичане и французы не воспринимали всерьез небольшие кораблики, но первый же бой у Толбухина маяка привел противника в чувство.
Канонерка «Шалун» разворотила вовсе не шаловливыми 60-фунтовыми ядрами борт английского фрегата и быстро удалилась, не получив ни царапины. А на защиту столицы усилиями Путилова вставали все новые корабли. Когда их число достигло 81, союзники «показали корму».
Французский адмирал Пэно писал: «Паровые канонерки, в невероятно быстрый срок построенные русскими, совершенно изменили наше положение».
Когда война закончилась, подрядчики подарили Путилову серебряный венок из 81 листка с именами построенных кораблей. От государства ему достался чин надворного советника (VII класс по Табели о рангах, соответствовал армейскому подполковнику и флотскому капитану II ранга) и орден Святого Станислава II степени.
Но больше всего современников поразило то, что при небывалой скорости строительства Путилов не допустил никакого перерасхода средств – напротив, сэкономил и вернул великому князю Константину Николаевичу 20 тысяч рублей.
Другое волновало и радовало топ-менеджера его величества – высокое качество работы: «Машины были сделаны настолько удовлетворительно, что на многих канонерках разводились пары еще на стапелях с тем, чтобы тотчас идти прямо на пробу, а корветы и клипера после войны пошли в Тихий океан и в Средиземное море. На многих этих судах бывшие прядильщики пошли за старших машинистов».
Теперь можно было почивать на лаврах, получив высокий пост в министерстве. Но Путилов, уволившись с госслужбы, бросился в неведомую стихию частного предпринимательства. Тем более что ветер дул ему в паруса: новый царь Александр II начал реформы, призванные сделать Россию передовой страной. А это значило избавить ее от импортной зависимости. Ведь железо для корабельных котлов приходилось покупать в Англии, стальные пушки – в Германии, на знаменитом заводе Круппа.
Путилов не думал извлечь выгоду из решения этих задач. Он работал в интересах государства, но понимал, что вне бюрократических рамок может действовать быстрее и эффективнее. Получив кредит от Морского министерства, он выстроил в Финляндии три металлургических завода, где выплавлялось железо для котлов.
Потом занялся сталью; ему сообщили, что на Златоустовском заводе полковник Петр Обухов научился делать сталь не хуже немецкой. Шесть лет уральский умелец обивал пороги, выпрашивая средства на внедрение своей технологии, но везде получал отказ.
Путилов пригласил его в столицу, выбил в казне двухмиллионный кредит, получил в управление разорившийся завод на южной окраине Петербурга и наладил там производство стали. В разгар работы Обухов умер, и его компаньон Путилов предложил назвать завод Обуховским – так это крупнейшее предприятие зовется и до сих пор. Выгод оно не принесло и за долги отошло государству, но к 1871 году Россия смогла обходиться без крупповской стали.
Частному предпринимателю Путилову открылись многие особенности национального бизнеса. Он вспоминал, как директору горного департамента Скальковскому предложили крупную взятку: «Десять тысяч, и ничего не выйдет из этого кабинета». Чиновник ответил: «Давайте пятнадцать и можете кричать об этом на каждом углу».
Путилов не давал взяток; ему помогало близкое знакомство с руководством морского ведомства. С кем-то учился в корпусе, с кем-то строил флот, а к кому-то находил особый подход. Например, к управляющему Морским министерством адмиралу Николаю Карловичу Краббе, известному любителю сальных анекдотов и собирателю эротических открыток и предметов, он всякий раз являлся с соответствующим подарком.
Однако против бурь большой политики Путилов был бессилен.
Назначенный наместником в Царство Польское Константин Николаевич не сумел предотвратить восстание 1863 года и был отозван из Варшавы в Петербург. (Вскоре у великого князя возникла вторая семья с балериной Кузнецовой, от этого союза стали рождаться дети, Константин Николаевич стал испытывать материальные затруднения и уже не мог, как в былые годы, позволить себе роскошь пожертвовать на благое дело 200 тысяч из собственного кармана)
Без поддержки великого князя положение Путилова изменилось, хотя это стало заметно далеко не сразу. А покуда его увлекло новое дело: спасение российских железных дорог. При строительстве Николаевской дороги между Петербургом и Москвой рельсы завозились из-за границы, от мороза они лопались, а качество отечественных оказалось еще хуже. Зимой 1867 года, когда дорога встала и столицу отрезало от остальной страны, Николай Иванович пришел к министру путей сообщения генералу Павлу Петровичу Мельникову: «Дайте мне в долг любой железоделательный завод, и я завалю Россию рельсами!»
На южном берегу Финского залива отыскался очередной разорившийся заводик, и Путилову отдали его с очередным невыполнимым заданием: запустить производство за месяц. Он вспоминал: «Кинули клич по губерниям – ехать свободному народу по железным дорогам и на почтовых. Через несколько дней приехало до тысячи пятисот человек; сделали расписание – кому быть вальцовщиком, кому пудлинговщиком, кому идти к молоту, кому к прессу».
Рабочим платили гроши, они ютились в лачугах, которые сами строили из подручных материалов. Построили и цеха: на цементном полу возводили каркас из старых рельсов и обшивали досками. Был январь, лютый мороз, согреваться приходилось работой. Путилов первым применил метод быстрого строительства предприятия «с нуля».
Много десятилетий спустя этот метод был использован при переводе его же завода в Нижний Тагил во время Великой Отечественной войны.
А тогда, через 18 дней после начала стройки, завод начал в три смены выпускать рельсы. Путилов изобрел новый метод: сверху, там, где рельс соприкасался с колесами поезда, на него наковывалась стальная полоса. Такие рельсы обходились на 30% дешевле импортных и были гораздо прочнее.
Завод, который сразу стали называть Путиловским, выпускал «в ассортименте» и все необходимое для железных дорог – вагоны, паровозы, мосты. Через год от правительства поступил новый заказ на 15 миллионов рублей: предстояло наладить производство пушек, военных и пассажирских кораблей.
Завод рос как на дрожжах, и Путилов – маленький, подвижный, взъерошенный – постоянно носился по нему, вникая во все мелочи, раздавая кому деньги, а кому зуботычины. Стариков величал по имени-отчеству, пьяных беспощадно выгонял с работы – словом, осуществлял то самое «ручное управление», которое в России всегда было гарантией успеха.
А по праздникам обязательно накрывал для рабочих стол, не жалея денег. На одно из таких мероприятий, в июне 1870 года, было приглашено 2400 человек, включая 150 гостей «из общества» – промышленников, писателей, ученых. Каждую среду Путилов принимал гостей в своей квартире на Большой Конюшенной, дом 9, приглашая людей незаурядных, отличившихся в какой-либо области.
Портреты таких людей украшали стены всех восьми комнат, где жили Николай Иванович с супругой Екатериной Ивановной, – детей у них не было.
Но когда в чиновной России любили успешных, талантливых и счастливых?
Новый амбициозный план Путилова превзошел все предыдущие. Продукцию завода можно было вывозить морем, но из-за мелководья Финского залива грузы доставляли в Кронштадт, и уже оттуда на барках везли в устье Невы. Безумно долго и дорого! Путилов задумал построить на заводской земле современный порт и соединить его с Кронштадтом каналом, вырытым прямо в море.
Начались долгие переговоры и согласования. Государство обещало профинансировать строительство, но против выступили крупные оптовики, которые зарабатывали миллионы на перегрузе продукции и доставке товаров в столицу. Они подкупали чиновников, журналистов, настраивали в свою пользу общественное мнение. В кампанию включился поэт Николай Алексеевич Некрасов, в сатирической поэме «Современники» обвинивший Путилова в стремлении обогатиться за казенный счет:
«Ты поклялся, как заразы,
Новых опытов бежать,
Но казенные заказы
Увлекли тебя опять».
Трудно сказать, делал это поэт из корысти или из всегдашней готовности обличать «мироедов». Но дело было сделано: к Путилову стали относиться настороженно. В итоге из 20 обещанных миллионов он получил всего два. А строительство, начавшееся летом 1874 года, требовало все больше денег. Землеройные снаряды вгрызались в дно залива, вокруг русла будущего канала забивались сваи... Пришлось занять денег у московских миллионеров Чижова и Морозова. Но долги нарастали как снежный ком, стали привычными невыплаты зарплат, завод передали в казенное управление. Когда кредиторы подали на Путилова в суд и долговая тюрьма стала реальностью, сердце заводчика не выдержало...
В оглашенном 19 апреля 1880 года, на другой день после его смерти, завещании Николай Иванович просил похоронить его не на кладбище, а на дамбе недостроенного канала. На это требовалось одобрение Александра II. Тот вынес вердикт: «Если бы Путилов завещал похоронить себя в Петропавловском соборе, я и то согласился бы». Но общество, обманутое лживыми обвинениями, отнеслось к смерти горячего патриота России равнодушно. Только в одной газете – «Новое время» – появился некролог, восемь строк мелким шрифтом...
Николай Иванович умер накануне Пасхи, потому в последний путь его проводили только 26 апреля. Как всех морских офицеров, бывшего мичмана отпевали в Никольском морском соборе. Оттуда рабочие, пришедшие на похороны огромной толпой, несли гроб 14 километров до самого канала. Там его погребли в небольшой часовне, где через четыре года упокоилась и Екатерина Ивановна. А еще через год 32-километровый Морской канал был открыт, что сделало Петербург крупнейшим портом России.
В 1907 году прах Путилова и его жены был торжественно перенесен в новую заводскую церковь, прозванную в народе Путиловской. После революции завод переименовали в «Красный Путиловец», а в 1934 году назвали именем убитого Сергея Кирова. Церковь закрыли, разместив под сводами учреждение «Домпросвет», позже туда въехал промкомбинат. Чугунная плита с именами умерших была отдана в переплавку, а гробы Путилова и его жены сожжены в котельной.
Сегодня церковь возвращена верующим, а именем Николая Ивановича названа набережная на Канонерском острове.
... Судьба открывала перед ним множество путей – ученого, мореплавателя. Но он стал выдающимся русским управленцем. Правда, не слишком успешным по нынешним меркам. Ведь он не нажил богатства, не строил себе яхт и дворцов. Вся выгода от беззаветной деятельности Николая Путилова досталась его государству и его народу.
Барри, спасший сорок человек и убитый сорок первым...
Барри принадлежал к породе, сейчас известной как сенбернар. До XIX века этих собак называли «святыми собаками», альпийскими собаками, догами Святого Бернара. Эти собаки жили в Альпах, их разводили в монастырском приюте, который основал Бернар Ментонский, жизнь их была непосредственно связана с горными лавинами.
В Альпах находится перевал под названием Сен-Бернарский. Через него проходила дорога, связывавшая Италию с остальной Западной Европой. Дорога представляла собою узкую каменную тропинку с обрывами. Когда бушевали снежные бураны и лавины, дорога становилась почти непроходимой и очень опасной.
В X веке на перевале был основан монастырь и приют для странников по распоряжению Бернара Ментонского. После смерти Бернар был канонизирован и объявлен святым, перевал и монастырь стали называть Сен-Бернар – Святой Бернар.
Монахи завели себе четвероногих помощников, которые были сильные и выносливые, а главное – обладали удивительным чутьем: чувствовали людей под снегом на глубине трех метров, хорошо ориентировались в горах, быстро находили дорогу домой. Чувствуя приближение непогоды, они не прятались, а старались выбраться из своих укрытий и спешили на помощь людям, уходили в горы добровольно.
По три-четыре собаки искали попавших в беду. Если находили – две ложились рядом, а остальные бежали к людям, чтобы привести их на помощь.
Среди собак есть свои знаменитости, чемпионы. Многие слышали о Юпитере, Драго, Тюрку, Льву.
Но самым знаменитым был и остается Барри, который «спас сорок человек и был убит сорок первым». Рассказывают, что однажды разыгрался сильный буран, но Барри продолжал пробиваться сквозь пургу, его сердце знало, что есть человек, который нуждается в помощи. Обнаружив засыпанного снегом странника, Барри стал лизать ему лицо. Когда сознание вернулось к человеку, он, открыв глаза, решил, что перед ним волк и нанес ему смертельный удар штыком. Этот человек и был сорок первым...
С начала XIX века и по сей день одна из собак в монастыре Св. Бернара всегда носит имя Барри в его честь, и с 2004 года существует Фонд Барри, который был создан для того, чтобы взять на себя затраты, связанные с разведением собак этой породы в питомнике монастыря.
Писатель Александр Куприн после посещения кладбища написал следующие строки: «Когда смотришь на монумент Барри и читаешь эту воистину прекрасную краткопись, то чувствуешь, как со всех памятников кладбища стирается всё выспреннее, неуклюжее, домодельное, претенциозное и остаются только три старые слова: «Собака – друг человека»»
Самым знаменитым памятником собаке во всем мире считается памятник Барри. Он был установлен почти 180 лет тому назад на одном из парижских кладбищ. Огромный пес и доверчиво прижавшийся к нему ребенок запечатлены на каменном постаменте, надпись на котором гласит: «Барри, спасшему сорок человек и убитому сорок первым». Самым известным из спасённых Барри людей был маленький мальчик. Барри обнаружил его умирающим от холода в ледяной пещере после схода лавины и уже находящимся без сознания; сначала собака облизала мальчика, чтобы отогреть его, а затем потащила по земле. Через некоторое время мальчик смог забраться Барри на спину, и тот отнёс его в монастырь.
Барри принадлежал к породе, сейчас известной как сенбернар. До XIX века этих собак называли «святыми собаками», альпийскими собаками, догами Святого Бернара. Эти собаки жили в Альпах, их разводили в монастырском приюте, который основал Бернар Ментонский, жизнь их была непосредственно связана с горными лавинами.
В Альпах находится перевал под названием Сен-Бернарский. Через него проходила дорога, связывавшая Италию с остальной Западной Европой. Дорога представляла собою узкую каменную тропинку с обрывами. Когда бушевали снежные бураны и лавины, дорога становилась почти непроходимой и очень опасной.
В X веке на перевале был основан монастырь и приют для странников по распоряжению Бернара Ментонского. После смерти Бернар был канонизирован и объявлен святым, перевал и монастырь стали называть Сен-Бернар – Святой Бернар.
Монахи завели себе четвероногих помощников, которые были сильные и выносливые, а главное – обладали удивительным чутьем: чувствовали людей под снегом на глубине трех метров, хорошо ориентировались в горах, быстро находили дорогу домой. Чувствуя приближение непогоды, они не прятались, а старались выбраться из своих укрытий и спешили на помощь людям, уходили в горы добровольно.
По три-четыре собаки искали попавших в беду. Если находили – две ложились рядом, а остальные бежали к людям, чтобы привести их на помощь.
Среди собак есть свои знаменитости, чемпионы. Многие слышали о Юпитере, Драго, Тюрку, Льву.
Но самым знаменитым был и остается Барри, который «спас сорок человек и был убит сорок первым». Рассказывают, что однажды разыгрался сильный буран, но Барри продолжал пробиваться сквозь пургу, его сердце знало, что есть человек, который нуждается в помощи. Обнаружив засыпанного снегом странника, Барри стал лизать ему лицо. Когда сознание вернулось к человеку, он, открыв глаза, решил, что перед ним волк и нанес ему смертельный удар штыком. Этот человек и был сорок первым...
С начала XIX века и по сей день одна из собак в монастыре Св. Бернара всегда носит имя Барри в его честь, и с 2004 года существует Фонд Барри, который был создан для того, чтобы взять на себя затраты, связанные с разведением собак этой породы в питомнике монастыря.
Писатель Александр Куприн после посещения кладбища написал следующие строки: «Когда смотришь на монумент Барри и читаешь эту воистину прекрасную краткопись, то чувствуешь, как со всех памятников кладбища стирается всё выспреннее, неуклюжее, домодельное, претенциозное и остаются только три старые слова: «Собака – друг человека»»
В Мурманской области, на самом её севере, с холодными ветрами и ледяными волнами Баренцева моря борется полуостров Рыбачий. Тот самый, который увековечен в душевной флотской песне военной поры. Помните такую?
А волны и стонут, и плачут,
И плещут на борт корабля...
Растаял в далеком тумане Рыбачий,
Родимая наша земля.
Семьдесят два года пролежали под холодными валунами останки двоих красноармейцев, пока их не обнаружили мурманские поисковики из военно-исторического клуба «Заполярный рубеж». Найдены два защитника Заполярья, одновременно неизвестных и очень знаменитых, можно сказать – легендарных. Как такое может быть? А всё просто: их имён никто не знал, но зато фотографии с их изображением видели миллионы людей.
Несколько лет назад весь Интернет был впечатлён шокирующими фотографиями расстрела двух советских солдат, двух защитников полуострова Рыбачий. Эти жуткие кадры из немецких военных архивов разошлись по всему миру. Знаменитые снимки опубликованы на различных сайтах, в книгах и альбомах, посвящённых Второй Мировой войне.
У многих людей, которые видят их впервые, по коже бегут мурашки.
В кадрах, полных драматизма – бойцы элитной части вермахта – 136-го Тирольского горнострелкового полка 2-й горнострелковой дивизии корпуса «Норвегия», которые взяли в плен двух советских солдат.
Но посмотрите внимательно – как держатся наши парни! Они смело и мужественно глядят прямо в лицо смерти. Красноармеец в шинели и ремне совершенно спокоен. А второй, который в гимнастёрке, так вообще держится вызывающе. С достоинством. Подбоченился и гордо взирает на размахивающих руками егерей. Обратите внимание на немца в каске за спиной у нашего героя – такое впечатление, что он нервничает больше, чем пленённые русские. Вся гордая поза нашего солдата как бы говорит: Ну и что дальше!?...
А дальше... Их поставили у валунов... И расстреляли...
Предысторию этого драматического события описал Ганс Рюф в книге «Горные стрелки перед Мурманском». Приведу короткую цитату из неё.
«Оберлейтенант Роде, командир 2-й роты 136-го горнострелкового полка... в ночь с 29 июня на 1 июля 1941 года, выслал сборную разведгруппу под командованием Остерманна... с задачей подняться на высоту 122 и разведать обстановку. Как только разведгруппа скрылась за гребнем высоты, то раздались взрывы гранат и интенсивная стрельба из автоматов, но очень быстро всё стихло. Егеря 2-й роты поняли, что группа Остерманна скорей всего была уничтожена или пленена русскими и поэтому стали рваться на штурм высоты.
В 5 часов утра оберлейтенант Роде отдал приказ о штурме высоты под прикрытием утреннего тумана. Ворвавшись на вершину, солдаты вступили в исключительно жестокую схватку, перешедшую в рукопашный бой...
В 6 часов 15 минут высота 122 была взята. Её обороняли военнослужащие 136-го стрелкового полка 14-й стрелковой дивизии РККА.
Бойцы разведгруппы Остерманна были обнаружены убитыми. Единственный выживший раненный из разведчиков, который спасся благодаря тому, что прыгнул со скалы в озеро, рассказал, что русские хладнокровно уничтожили всю разведгруппу. Поэтому весь личный состав охватило возмущение и гнев, и было единогласно решено расстрелять двоих советских солдат, которых удалось взять в плен в этой бойне. Оберлейтенант Роде отдал приказ привести приговор в исполнение.
2-я рота горных стрелков потеряла в этой короткой схватке 16 человек убитыми и 11 раненными. Это больше, чем она понесла потерь за всю Польскую кампанию...»
Очень важными словами в этом воспоминании является последний абзац: "2-я рота немецких горных стрелков потеряла в той короткой схватке больше бойцов, чем за всю Польскую кампанию!»
До недавнего времени никто не знал ни места события, ни имён погибших красноармейцев. Но в 2013 году мурманские поисковики сделали невозможное – они отыскали место расстрела и обнаружили там тела двух героев. Географически оно находится в предгорье хребта Муста-Тунтури на высоте 122. Удивительно, но там всё тот же рельеф поляны с мелкой порослью, та же расстановка и форма камней, что на знаменитых фотографиях. Время стёрло следы трагедии, но каменистый пейзаж остался неизменным.
Вместе с человеческими останками здесь были найдены фрагменты шинели, ремни, личные вещи и солдатский медальон с персональными данными: «Корольков Сергей Макарович, 1912 года рождения, призван 22.06.1941 Кировский РВК, Великолукская обл., Серёжинский р-н».
Благодаря энтузиастам из военно-исторического клуба «Заполярный рубеж» и публикациям в прессе были найдены ближайшие родственники красноармейца Королькова. В Тверской области проживают его дочь Нина Крылова и шестеро внуков. Сергей Корольков – это тот боец, который на фото был в шинели. Имя второго героя – отважного солдата в гимнастёрке – до сих пор остаётся неизвестным.
Двадцать шагов, чтоб тебя расстреляли.
«Стенки здесь нет, ну так к камню иди» -
Гляньте на взгляд, на фигуру солдата.
Как он стоит перед кучей врагов.
Он их послал словом русского мата
Аж в фатерланд, до его берегов.
Год сорок первый, ударили фрицы.
Мы отступали в начале войны.
Этот не сдал и полметра границы.
Он и напарник остались одни.
Родина здесь – средь холодного камня
Чахлый кустарник её рубежи.
Так полегли два молоденьких парня
Их расстреляли у этой межи.
Геннадий Малинский
А волны и стонут, и плачут,
И плещут на борт корабля...
Растаял в далеком тумане Рыбачий,
Родимая наша земля.
Песня эта называется «Прощайте, скалистые горы». Скалистых гор в этих суровых местах очень много. Тут просто Северное Каменное Царство. Среди огромных валунов и древних камней до сих пор можно найти ржавое оружие, стреляные гильзы, пробитые каски, мины и колючую проволоку... Эхо войны... Зарастают мхом блиндажи и солдатские могилы. Впрочем, могилами это назвать сложно – здесь нет привычной для нас почвы, и поэтому тела павших солдат не хоронили, как обычно, а заваливали камнями.
Семьдесят два года пролежали под холодными валунами останки двоих красноармейцев, пока их не обнаружили мурманские поисковики из военно-исторического клуба «Заполярный рубеж». Найдены два защитника Заполярья, одновременно неизвестных и очень знаменитых, можно сказать – легендарных. Как такое может быть? А всё просто: их имён никто не знал, но зато фотографии с их изображением видели миллионы людей.
Несколько лет назад весь Интернет был впечатлён шокирующими фотографиями расстрела двух советских солдат, двух защитников полуострова Рыбачий. Эти жуткие кадры из немецких военных архивов разошлись по всему миру. Знаменитые снимки опубликованы на различных сайтах, в книгах и альбомах, посвящённых Второй Мировой войне.
У многих людей, которые видят их впервые, по коже бегут мурашки.
В кадрах, полных драматизма – бойцы элитной части вермахта – 136-го Тирольского горнострелкового полка 2-й горнострелковой дивизии корпуса «Норвегия», которые взяли в плен двух советских солдат.
Но посмотрите внимательно – как держатся наши парни! Они смело и мужественно глядят прямо в лицо смерти. Красноармеец в шинели и ремне совершенно спокоен. А второй, который в гимнастёрке, так вообще держится вызывающе. С достоинством. Подбоченился и гордо взирает на размахивающих руками егерей. Обратите внимание на немца в каске за спиной у нашего героя – такое впечатление, что он нервничает больше, чем пленённые русские. Вся гордая поза нашего солдата как бы говорит: Ну и что дальше!?...
А дальше... Их поставили у валунов... И расстреляли...
Предысторию этого драматического события описал Ганс Рюф в книге «Горные стрелки перед Мурманском». Приведу короткую цитату из неё.
«Оберлейтенант Роде, командир 2-й роты 136-го горнострелкового полка... в ночь с 29 июня на 1 июля 1941 года, выслал сборную разведгруппу под командованием Остерманна... с задачей подняться на высоту 122 и разведать обстановку. Как только разведгруппа скрылась за гребнем высоты, то раздались взрывы гранат и интенсивная стрельба из автоматов, но очень быстро всё стихло. Егеря 2-й роты поняли, что группа Остерманна скорей всего была уничтожена или пленена русскими и поэтому стали рваться на штурм высоты.
В 5 часов утра оберлейтенант Роде отдал приказ о штурме высоты под прикрытием утреннего тумана. Ворвавшись на вершину, солдаты вступили в исключительно жестокую схватку, перешедшую в рукопашный бой...
В 6 часов 15 минут высота 122 была взята. Её обороняли военнослужащие 136-го стрелкового полка 14-й стрелковой дивизии РККА.
Бойцы разведгруппы Остерманна были обнаружены убитыми. Единственный выживший раненный из разведчиков, который спасся благодаря тому, что прыгнул со скалы в озеро, рассказал, что русские хладнокровно уничтожили всю разведгруппу. Поэтому весь личный состав охватило возмущение и гнев, и было единогласно решено расстрелять двоих советских солдат, которых удалось взять в плен в этой бойне. Оберлейтенант Роде отдал приказ привести приговор в исполнение.
2-я рота горных стрелков потеряла в этой короткой схватке 16 человек убитыми и 11 раненными. Это больше, чем она понесла потерь за всю Польскую кампанию...»
Очень важными словами в этом воспоминании является последний абзац: "2-я рота немецких горных стрелков потеряла в той короткой схватке больше бойцов, чем за всю Польскую кампанию!»
До недавнего времени никто не знал ни места события, ни имён погибших красноармейцев. Но в 2013 году мурманские поисковики сделали невозможное – они отыскали место расстрела и обнаружили там тела двух героев. Географически оно находится в предгорье хребта Муста-Тунтури на высоте 122. Удивительно, но там всё тот же рельеф поляны с мелкой порослью, та же расстановка и форма камней, что на знаменитых фотографиях. Время стёрло следы трагедии, но каменистый пейзаж остался неизменным.
Вместе с человеческими останками здесь были найдены фрагменты шинели, ремни, личные вещи и солдатский медальон с персональными данными: «Корольков Сергей Макарович, 1912 года рождения, призван 22.06.1941 Кировский РВК, Великолукская обл., Серёжинский р-н».
Благодаря энтузиастам из военно-исторического клуба «Заполярный рубеж» и публикациям в прессе были найдены ближайшие родственники красноармейца Королькова. В Тверской области проживают его дочь Нина Крылова и шестеро внуков. Сергей Корольков – это тот боец, который на фото был в шинели. Имя второго героя – отважного солдата в гимнастёрке – до сих пор остаётся неизвестным.
Двадцать шагов, чтоб тебя расстреляли.
«Стенки здесь нет, ну так к камню иди» -
- Это наверно фашисты сказали
Гляньте на взгляд, на фигуру солдата.
Как он стоит перед кучей врагов.
Он их послал словом русского мата
Аж в фатерланд, до его берегов.
Год сорок первый, ударили фрицы.
Мы отступали в начале войны.
Этот не сдал и полметра границы.
Он и напарник остались одни.
Родина здесь – средь холодного камня
Чахлый кустарник её рубежи.
Так полегли два молоденьких парня
Их расстреляли у этой межи.
Геннадий Малинский
Летом 1942 года шестнадцатилетний воронежский паренёк Костя Феоктистов совершил невозможное. Когда его родной город оказался в полуоккупации, он сбежал на фронт и стал разведчиком, добывая ценные сведения под видом обычного мальчишки.
Но однажды всё пошло не так. Схваченный немецким патрулём, он оказался перед офицером СС. Тот отвел его к яме, приставил пистолет к голове и выстрелил. Фашисты были уверены — дело сделано.
Однако Костя очнулся. С пулей, прошедшей навылет через подбородок и шею, с перебитой челюстью и страшной опухолью, он сумел дождаться темноты, перебраться через реку и дойти до своих. Это было чудом.
Но на этом чудеса не закончились. После войны этот же парень окончил школу с медалью, блестяще закончил МВТУ им. Баумана и в 31 год стал ведущим конструктором космических кораблей. А в 1964 году он сам полетел в космос — на корабле собственной разработки, да ещё и без скафандра!
От смертельной пули до космической орбиты — таков невероятный путь обычного мальчишки из военного Воронежа. Таких людей не сломить войной — они способны достать до звёзд.
Обычная полька Ирэн Сандлер (1910г-2008г) – спасла от верной смерти более 2500 еврейских детей. Совсем маленьких она прятала в сумке для инструментов, кто был постарше, прятался в кузове ее грузовика под брезентом. В машине она всегда возила собаку, которую обучила лаять на охранников, когда машину впускали в гетто или выпускали из него. Лай собаки заглушал плач детей.
Во время войны Ирена Сендлер как сотрудница варшавского управления здравоохранения посещала гетто, где следила за больными детьми. Малыши умирали каждый день от голода и болезней. Ирене периодически удавалось проносить с собой еду и лекарства. Вскоре ситуация осложнилась тем, что немцы запретили появляться в гетто «не евреям». Но так как возникла угроза вспышки эпидемии сыпного тифа, заключенным нужно было делать прививки и раздавать лекарства. Появилась законная лазейка бывать в гетто в качестве санитара, и Ирена Сендлер тут же ею воспользовалась. Она была членом польской подпольной организации «Совет помощи евреям» (Zegota), которая организовала тайную переправку еврейских детей — в возрасте от нескольких месяцев до пятнадцати лет — из Варшавского гетто на волю.. Так, совсем маленьких она вывозила в сумке для инструментов, кто был постарше, прятался в кузове ее грузовика под брезентом. В машине она всегда возила собаку, которую обучила лаять на охранников, когда машину впускали в гетто или выпускали из него. Лай собаки заглушал плач детей. Медсестры-волонтерки давали малышам небольшую дозу снотворного, и вместе с трупами, вывозили их в город. Детей вывозили из гетто в мусорных мешках и в тюках с отбросами и окровавленными бинтами, предназначенными для городских помоек. Именно так, в корзине с мусором вывезла Ирэна из гетто в июле 1942 свою приемную дочь Эльжбетту Фицовскую. Ей тогда не было и шести месяцев. Родители девочки были уничтожены нацистами. Малышей выносили также через канализационные коллекторы. Сендлер прятала малышей под юбкой и польто. Старших детей проводили тайными ходами здания, окружавшие гетто. Операции были рассчитаны по секундам. Один спасённый мальчик рассказывал, как он, затаившись, ждал за углом дома, пока пройдёт немецкий патруль, потом, досчитав до 30, стремглав бежал на улицу к канализационному люку, который к этому моменту открыли снизу. Он прыгнул, и по канализационным трубам был выведен за пределы гетто. Малышей прячут в самых неожиданных местах. Один из таких тайников — Варшавский зоопарк, где спрятали 40 детишек. Ирэна Сендлер вспоминала, перед каким страшным выбором ей приходилось ставить еврейских матерей, которым она предлагала расстаться с их детьми. «А они спасутся?» — этот вопрос Сендлер слышала сотни раз. Но как она могла на него ответить, когда не знала, удастся ли спастись ей самой. Никто не мог гарантировать, что выйдет из гетто живым.
«Мы наблюдали душераздирающие сцены. Отец соглашался отдать ребенка, но мать нет. Бабушка обнимала ребенка так нежно и горько плакала, приговаривая: «Я не отдам своего внука ни за какую цену...". Иногда нам приходилось оставлять такие семьи в покое, не забирать у них ребенка. Я приходила к ним на следующий день и часто обнаруживала, что все обитатели дома были депортированы в лагеря смерти», – вспоминала Сендлер уже после войны.
На каждого спасенного ребенка девушка заводила досье – записывала их имена, имена родителей, в надежде, что после дети смогут отыскать своих родителей. Записи она хранила в стеклянных банках, которые закапывала в саду под яблоней. Каждый день Сандлер с наступлением темноты пробиралась в яблоневый сад на окраине города. Она делала это так часто, что могла бы найти условленное место даже с закрытыми глазами. Постоянно озираясь, выкапывала из земли таинственный клад – плотно закупоренную бутылку, клала в нее мелко исписанные записки и убирала обратно. Она знала: если поймают – тут же убьют. В этой бутылке хранился бесценный клад для тысяч людей.
В 1943 году Сендлер арестовали по приказу гестапо. Ее пытали, сломали обе ноги и руки. Но она так не сказала им правды. «МЫ, ТЕ, КТО СПАСАЛ ДЕТЕЙ, – ВОВСЕ НЕ ГЕРОИ. ЭТО УТВЕРЖДЕНИЕ МНЕ НЕ НРАВИТСЯ. НАПРОТИВ, МЕНЯ ПРЕСЛЕДУЮТ УГРЫЗЕНИЯ СОВЕСТИ, ПОТОМУ ЧТО Я СДЕЛАЛА ТАК МАЛО», – говорила она. Ее приговорили к смертной казни, но членам Zegota удалось подкупить охранника, чтобы тот внес ее имя в список уже расстрелянных. До конца войны ей пришлось жить под вымышленным именем, по документам же она была казнена в 1944 году. После пыток гестапо она всю жизнь передвигалась на костылях.
Скончалась Ирена Сендлер в 2008 году в возрасте 98 лет. За свой подвиг она была удостоена звания Праведника Мира, получила орден Белого Орла и была выдвинута на Нобелевскую премию мира.
«МЫ И БУДУЩИЕ ПОКОЛЕНИЯ ДОЛЖНЫ ПОМНИТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКУЮ ЖЕСТОКОСТЬ И НЕНАВИСТЬ, КОТОРАЯ ПРАВИЛА ТЕМИ, КТО СДАЛ СВОИХ СОСЕДЕЙ В РУКИ ВРАГА, НЕНАВИСТЬ, КОТОРАЯ ТОЛКНУЛА ИХ НА УБИЙСТВО... МОЯ МЕЧТА – ЧТОБЫ ПАМЯТЬ ОБ ЭТОМ СТАЛА ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕМ МИРУ И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО НИКОГДА ВПРЕДЬ НЕ ПОВТОРИЛО ТОЙ ТРАГЕДИИ», – ЗАВЕЩАЛА ОНА ЛЮДЯМ.
Когда из жизни уходят дети – это всегда ужасно. Когда они умирают не по болезни и не случайно, а из-за того, что взрослые не могут разрешить свои проблемы в погоне за властью, деньгами или еще ч... знает за чем – это ужасно вдвойне. И рассказывать о них, еще неокрепших душах, которым бы жить да жить, из года в год встречать рассветы и провожать закаты, строить новое светлое будущее, потому что завтра обязательно должно быть лучше, чем вчера – особенно тяжело.
Рассматривая фотографии погибших детей невозможно сдержать слезы. Но это – наша действительность во всех жесточайших проявлениях. И хочется только спросить: За что?! Но ответа не будет...
Памятник «Детям Донбасса», установленный в парке Ленинского Комсомола, известен всем без исключения жителям Донецка. На невысоком постаменте -бронзовый мальчик, бесстрашно расправивший плечи, внимательно смотрит в небо, прикрывая собой напуганную девчушку, мертвой хваткой вцепившуюся в его руку. Талантливому российскому скульптору Денису Селезневу удалось запечатлеть весь ужас одного мгновения и неподдельную смелость маленького Героя.
Не секрет, что у донецкой скульптуры был реальный прототип. 13-летний Кирилл Сидорюк из луганского села Буткевич.
Всё случилось в праздничный День Шахтера в августе 2014 года. Кирилл с мамой Оксаной и 9-ти летней сестрой Таней пошли на рынок за продуктами, где в честь Дня Шахтёра людям бесплатно выдавали по две буханки хлеба на человека.
Он был домашним ребенком. Любил посидеть дома перед телевизором. В тот черный день, когда он пошел с нами за хлебом, я даже немного удивилась. Он редко тогда стремился на улицу, а тут такой порыв был, – позже вспоминала мама, Оксана Буракова.
Останься мальчик дома, всё могло бы сложиться иначе. Но будто судьба подтолкнула его к походу с семьёй.
Вернуться домой мама и дети уже не смогли. На обратном пути они попали под артиллерийский огонь ВСУ. Оксану отбросило в сторону взрывной волной, и, потеряв сознание, она не видела происходящего. Кирилл погиб на месте, а Таня оказалась легко ранена.
Смелый мальчишка закрыл своим телом сестру, приняв на себя все осколки. Только один, пройдя навылет, достался Тане.
Я шла впереди, следом за мной Кирилл, а на расстоянии вытянутой руки – Таня. Случайно упасть на сестру он не мог. Он намеренно накрыл её собой, – рассказывала потом Оксана Буракова.
Едва ли Кирилл в тот трагический момент думал о героизме. И, тем более, не собирался совершать подвиг. Просто рядом была она – та, которую безумно любил. Та, которую всегда надо защищать. Младшая сестра, за которую старший брат всегда готов отдать жизнь.
Кирюша любил очень математику, частенько со школы приходил и сидел за книгами с карандашом. Читал много, память у него была хорошая. Когда я на шахте работала, приходила с работы к восьми вечера, а на плите уже чайник горячий стоял, яичница, пожаренная на сковородке. Танюше тоже плохо без братика. Одна осталась, – вспоминала о сыне мама Оксана.
Спустя год Глава Луганской Народной Республики Игорь Плотницкий своим указом наградил посмертно 13-летнего Кирилла Сидорюка медалью «За отвагу» I степени. А 1 июня 2017 года в память о бессмертном подвиге и других погибших детях в парке культуры и отдыха им. Ленинского комсомола в Донецке открыли памятник «Детям Донбасса»...
Это знаменитая на весь мир фотография, один из символов Блокады Ленинграда.
В ней, на первый взгляд, нет ничего ужасного, ее даже можно показывать детям. Но это на первый взгляд. Если рассматривать фотографию внимательно и вдумчиво, то сквозь весеннее солнечное настроение проступает черная трагедия. А если узнать историю этой семьи, одной из тысяч блокадных семей, то она, скорее всего, не забудется никогда.
Весна 1942 года. Две женщины идут по улице, с ними маленькая девочка. Военный корреспондент сфотографировал их около Невского проспекта. Первая женщина постарше, вторая – еще ребенок, но и лицо и фигура у нее старушечьи. А у прыгающей девочки не ножки – спички. А обратите внимание на ее коленки....
Мама – это Вероника Александровна Опахова. Старшей девочке Лоре 13 лет, младшей, Долорес, 4 годика. Отец погиб в сорок втором году при переправе через Ладогу. Он был гражданским дирижером любительских оркестров, ушел на военную службу и стал военным дирижером.
Долорес пытается попрыгать на ходу, поиграть, хотя ее колени налиты водой. Это был ежедневный маршрут мамы с девочками: по Майорова, по Герцена, к ДЛТ, потом на Невский. И обратно, и так по кругу. Мама их водила, чтобы отвлечь от мысли, что надо кушать. Лора до этого лежала в параличе от голода, у нее отнялась левая половина туловища, врач велела побольше гулять. И они гуляли. У девочек была очень большая сила воли, и, слава Богу, была мама, они пережили блокаду.
После войны вместе с мамой работали в Академической Капелле на Мойке. Долгое время семья не знали, что их сфотографировали, и их блокадная фотография попала во все издания мира, облетела весь земной шар. Им рассказали соседи, и они в Музее Обороны, действительно увидели фото и узнали себя.
Из Блокадной Книги: «Вот когда Лора ее увидела, с ней стало плохо. Вы сами понимаете – увидеть себя в таком состоянии! И вспомнить все это! Снова за какой-то короткий момент пережить весь этот страх и ужас! Мужчина к ней подошел, какой-то тамошний сотрудник, и говорит: «Что вы плачете? В этот год – сорок первый и сорок второй – погибла такая масса народу. Не плачьте! Их уже нету. А вам жить надо». А женщина, которая выдавала фотографии, говорит ему: «Вы видите, это она сама!» Он ужасно смутился, отошел от нее с извинениями».
Вот что стоит за одним снимком. Для безвестного военного фотографа-корреспондента он означал надежду, пробуждение к жизни. Для нас, сегодняшних, для наших детей, он – взгляд издали в ту страшную и легендарную блокадную реальность.
У Адольфа Гитлера была мечта. Часами он проводил время с лучшими архитекторами Германии и министром промышленности Шпеером, обсуждая чертежи и модели арийских городов будущего.
Так и возник в 1938 году концентрационный лагерь Маутхаузен в Австрии, возле гранитных каменоломен. Трудовой лагерь для евреев, цыган и советских военнопленных, который в СС прозвали Knochenmühle — «измельчитель костей».
Прозвали не зря, Маутхаузен был лагерем смерти. В нацистской системе он назывался Konzentrationslager III Mauthausen, где цифра три значила «уничтожение низших рас трудом». Это когда без газовых камер и крематориев создавали такую невыносимую систему содержания и подневольного труда, что труд был равен смерти.
Через австрийский концлагерь прошло 335 тысяч людей, из которых погибла половина и более 32 тысяч жертв — советские граждане и военнопленные. В том числе Герой Советского Союза генерал Карбышев, погибший от обливания водой в мороз.
Добыча гранита для архитектуры зодчего Гитлера была просто предлогом для уничтожения заключенных. Нацисты в Маутхаузене разработали изощренную систему убийства, жестокой вершиной которой были Лестница Смерти и Стена парашютистов.
У подножья горы, где находился гранитный карьер, стояла лестница с каменными ступенями, всего 186 ступеней вверх. Истощенных голодом заключенных эсэсовцы заставляли брать по тяжеленному каменному куску и тащить по лестнице смерти вверх, забивая ее плотной колонной сотен несчастных.
По 186 ступеням евреи, цыгане и русские тащили гранит наверх. И когда измученный ношей зек не выдерживал, он падал назад с камнем на соседа, тот на другого, и огромный ряд несчастных катился эффектом домино вниз, ломая тела насмерть. А самых стойких, достигавших вершины горы, ждала Стена Парашютистов.
Так в СС прозвали узкую площадку перед обрывом в 50 метров, прямиком в гранитный карьер. Эсэсовцы направляли на узников оружие и давали выбор. Либо столкнуть в пропасть соседа, либо погибнуть от пули. 31 марта 1943 года 1000 евреев были сброшены с высоты более 50 метров на глазах Гиммлера в качестве подарка ему. Многие прыгали и сами, чтобы избавиться мучений.
3 мая 1945 года эсэсовцы попытались замести следы, уничтожить документы и заключенных в наспех построенных газовых камерах. Но между остатками охраны и узниками концлагеря вспыхнули бои, они продолжались до 5 мая.
Судом после войны было вынесено 58 смертных приговоров служащим СС, но 9 смертных приговоров заменили пожизненным сроком. А затем 2 из 9 приговора были отменены Австрией, и нацистские палачи вышли в старости на свободу по состоянию здоровья.
После освобождение концлагеря в 1945 году, в одном бараке нашли нацарапанную куском гранита надпись: «Если есть Бог, Ему придется просить у меня прощения».
Алексей Лукинский
После победы фюрер хотел построить грандиозные здания, проложить красивейшие улицы и пустить роскошные поезда по завоеванной России для арийских колоний. Некоторые проекты Гитлера по переустройству немецких городов и прокладке бетонных автобанов уже реализовывали, и для стройки требовался гранит.
Так и возник в 1938 году концентрационный лагерь Маутхаузен в Австрии, возле гранитных каменоломен. Трудовой лагерь для евреев, цыган и советских военнопленных, который в СС прозвали Knochenmühle — «измельчитель костей».
Прозвали не зря, Маутхаузен был лагерем смерти. В нацистской системе он назывался Konzentrationslager III Mauthausen, где цифра три значила «уничтожение низших рас трудом». Это когда без газовых камер и крематориев создавали такую невыносимую систему содержания и подневольного труда, что труд был равен смерти.
Через австрийский концлагерь прошло 335 тысяч людей, из которых погибла половина и более 32 тысяч жертв — советские граждане и военнопленные. В том числе Герой Советского Союза генерал Карбышев, погибший от обливания водой в мороз.
Добыча гранита для архитектуры зодчего Гитлера была просто предлогом для уничтожения заключенных. Нацисты в Маутхаузене разработали изощренную систему убийства, жестокой вершиной которой были Лестница Смерти и Стена парашютистов.
У подножья горы, где находился гранитный карьер, стояла лестница с каменными ступенями, всего 186 ступеней вверх. Истощенных голодом заключенных эсэсовцы заставляли брать по тяжеленному каменному куску и тащить по лестнице смерти вверх, забивая ее плотной колонной сотен несчастных.
По 186 ступеням евреи, цыгане и русские тащили гранит наверх. И когда измученный ношей зек не выдерживал, он падал назад с камнем на соседа, тот на другого, и огромный ряд несчастных катился эффектом домино вниз, ломая тела насмерть. А самых стойких, достигавших вершины горы, ждала Стена Парашютистов.
Так в СС прозвали узкую площадку перед обрывом в 50 метров, прямиком в гранитный карьер. Эсэсовцы направляли на узников оружие и давали выбор. Либо столкнуть в пропасть соседа, либо погибнуть от пули. 31 марта 1943 года 1000 евреев были сброшены с высоты более 50 метров на глазах Гиммлера в качестве подарка ему. Многие прыгали и сами, чтобы избавиться мучений.
3 мая 1945 года эсэсовцы попытались замести следы, уничтожить документы и заключенных в наспех построенных газовых камерах. Но между остатками охраны и узниками концлагеря вспыхнули бои, они продолжались до 5 мая.
Судом после войны было вынесено 58 смертных приговоров служащим СС, но 9 смертных приговоров заменили пожизненным сроком. А затем 2 из 9 приговора были отменены Австрией, и нацистские палачи вышли в старости на свободу по состоянию здоровья.
После освобождение концлагеря в 1945 году, в одном бараке нашли нацарапанную куском гранита надпись: «Если есть Бог, Ему придется просить у меня прощения».
Алексей Лукинский
«измельчитель костей».как страшно это читая, узнавать. Ещё страшнее представить...
Сейчас это всё заново надо вносить в школьную программу, чтобы узнавали и помнили!
в Маутхаузене
Мой ребенок был там с классом. Детей всех туда возят, в старших классах. Что бы не забывали.
Впечатления и потрясения у моей были сильными..
Детей всех туда возят, в старших классах.
Надеюсь, что на волне европейского психоза это не отменили.
Надеюсь, что на волне европейского психоза это не отменили.Не знаю, но не думаю, что отменили. 9 мая был Бессмертный полк в Вене..
Не знаю, но не думаю, что отменили. 9 мая был Бессмертный полк в Вене..люди отдельно, политика отдельно.
люди отдельно, политика отдельно.Без разрешения властей никаких демонстраций быть не может..
Сколько, по вашему мнению, истории известно кадровых военных, у которых не было бы рук? Один! Это Василий Степанович Петров. Артиллерист, генерал, дважды Герой СССР. Прошел войну от «звонка до звонка».
Не сдаваться!
Несгибаемая храбрость была основополагающей чертой его характера. В своих воспоминаниях Василий Петров писал:
В самые первые дни гитлеровцы так яростно наступали, что некоторым казалось – нет альтернативы, только руки к верху поднять. Так и говорили мне: «А что делать, товарищ лейтенант? Смысла нет сопротивляться, сдаваться надо».
Однако молодой лейтенант сдаваться не собирался. Никогда! В первый же день попав в окружение, его часть вырвалась, хоть и без пушек. Следующие несколько месяцев подразделение Петрова прошло еще несколько «котлов». Он вышел из всех, спасая своих людей от гибели и плена. И раз за разом возвращал батарею в строй. Тогда было не до наград. Оценкой выдающихся командирских способностей стало лишь досрочное представление его к очередному воинскому званию. Осень 1941 лейтенант Петров встретил старшим лейтенантом.
Роковые бои 43-го
Ранение, стоившее ему рук, Василий Петров получил при удержании одного из Днепровских плацдармов. За несколько дней до ранения он, отбивая танковые и пехотные атаки, был окружен. Пара сотен автоматчиков зашли в тыл и начали кричать «Сдавайся, рус». Но 23-летний капитан в ответ развернул в их сторону часть орудий. И одновременно собрал весь свободный от стрельбы личный состав, возглавив контратаку. Немцы были отброшены дважды и понесли тяжёлые потери. Орудия Петрова били по ним картечью.
Легко раненый капитан остался в строю. Однако 1 октября ему повезло меньше – осколочные ранения обеих рук оказались такими серьезными, что Петрова вынесли с поля боя, сам он помнил об этом смутно. Оба боя описаны в наградном листе – артиллерийского офицера, уничтожившего 19 танков, 12 вражеских батарей, около 3 пехотных батальонов, представляли к званию Героя.
«Доставить тело для похорон»
Комбригу, полковнику Купину, доложили, что капитан Петров умер в медсанбате. Он распорядился доставить тело для почетных похорон. Искали среди умерших, и нашли... живым. Два артиллериста, ворвавшись в санбат с почти бездыханным телом друга на руках:
Попросту навели на хирурга пистолет, и велели немедленно оперировать. Тот согласился, хоть и сказал честно, что реальных шансов выжить у меня все равно нет. Ошибся. Я выжил. При первой возможности меня переправили в Москву, в ортопедический институт.
Из интервью Генерала Петрова, 2002 г.
Безрукий артиллерист
Руки пришлось ампутировать. Василий пережил тяжелейший период – естественное для столь тяжелого увечья ощущение краха жизни плюс невыносимая боль. Чтобы отвлечься от нее, курил. До 100 папирос за день. И однажды пришла мысль:
Да, рук нет. Но ведь честь, достоинство, ум остались. И видение артиллерийского боя, способность управлять им никуда не делись!
Он отчаянно просится на фронт. Этого удается достичь по личному распоряжению Сталина. Отличился в боях за Германию. В штабах не отсиживался, а всегда находился на передовой со своими солдатами под мощным артиллерийским огнем противника. Только за один бой его полк выкашивал до 200 немецких солдат, 10 орудий и 12 огневых точек противника.
И если вы думаете, что Петров только командовал, то ошибаетесь. Он несколько раз в критические моменты поднимал своих солдат в атаку и шел вместе с ними. Петров становится легендой фронта и получает вторую Звезду Героя.
Кадровый офицер на всю жизнь
Право пожизненно оставаться в кадровом составе ВС СССР В. С. Петров получает, согласно приказу Сталина. Он закачивает Академию, отправляется на службу в Прикарпатский военный округ, получает звание генерала. Остается в армии Украины после распада СССР. На тех же условиях пожизненной военной службы.
Василий Степанович дожил до нашего века – умер только в 2003. Похоронен в Киеве. Сыновья организовали сбор средств на памятник уникальному кадровому генералу без рук. Памятник стоит. Это свидетельство того, что и на Украине очень многие люди помнят и по достоинству оценивают подвиг наших предков в Великой Отечественной войне.
Василий рано лишился матери, вскоре арестовали отца. Призвавшись в армию, был распределен в артиллерийское училище города Сумы. Звание лейтенанта получил 6.06.41. И через пару недель встретил войну во Владимире-Волынском. Было ему тогда всего 20 лет.
Не сдаваться!
Несгибаемая храбрость была основополагающей чертой его характера. В своих воспоминаниях Василий Петров писал:
В самые первые дни гитлеровцы так яростно наступали, что некоторым казалось – нет альтернативы, только руки к верху поднять. Так и говорили мне: «А что делать, товарищ лейтенант? Смысла нет сопротивляться, сдаваться надо».
Однако молодой лейтенант сдаваться не собирался. Никогда! В первый же день попав в окружение, его часть вырвалась, хоть и без пушек. Следующие несколько месяцев подразделение Петрова прошло еще несколько «котлов». Он вышел из всех, спасая своих людей от гибели и плена. И раз за разом возвращал батарею в строй. Тогда было не до наград. Оценкой выдающихся командирских способностей стало лишь досрочное представление его к очередному воинскому званию. Осень 1941 лейтенант Петров встретил старшим лейтенантом.
Роковые бои 43-го
Ранение, стоившее ему рук, Василий Петров получил при удержании одного из Днепровских плацдармов. За несколько дней до ранения он, отбивая танковые и пехотные атаки, был окружен. Пара сотен автоматчиков зашли в тыл и начали кричать «Сдавайся, рус». Но 23-летний капитан в ответ развернул в их сторону часть орудий. И одновременно собрал весь свободный от стрельбы личный состав, возглавив контратаку. Немцы были отброшены дважды и понесли тяжёлые потери. Орудия Петрова били по ним картечью.
Легко раненый капитан остался в строю. Однако 1 октября ему повезло меньше – осколочные ранения обеих рук оказались такими серьезными, что Петрова вынесли с поля боя, сам он помнил об этом смутно. Оба боя описаны в наградном листе – артиллерийского офицера, уничтожившего 19 танков, 12 вражеских батарей, около 3 пехотных батальонов, представляли к званию Героя.
«Доставить тело для похорон»
Комбригу, полковнику Купину, доложили, что капитан Петров умер в медсанбате. Он распорядился доставить тело для почетных похорон. Искали среди умерших, и нашли... живым. Два артиллериста, ворвавшись в санбат с почти бездыханным телом друга на руках:
Попросту навели на хирурга пистолет, и велели немедленно оперировать. Тот согласился, хоть и сказал честно, что реальных шансов выжить у меня все равно нет. Ошибся. Я выжил. При первой возможности меня переправили в Москву, в ортопедический институт.
Из интервью Генерала Петрова, 2002 г.
Безрукий артиллерист
Руки пришлось ампутировать. Василий пережил тяжелейший период – естественное для столь тяжелого увечья ощущение краха жизни плюс невыносимая боль. Чтобы отвлечься от нее, курил. До 100 папирос за день. И однажды пришла мысль:
Да, рук нет. Но ведь честь, достоинство, ум остались. И видение артиллерийского боя, способность управлять им никуда не делись!
Он отчаянно просится на фронт. Этого удается достичь по личному распоряжению Сталина. Отличился в боях за Германию. В штабах не отсиживался, а всегда находился на передовой со своими солдатами под мощным артиллерийским огнем противника. Только за один бой его полк выкашивал до 200 немецких солдат, 10 орудий и 12 огневых точек противника.
И если вы думаете, что Петров только командовал, то ошибаетесь. Он несколько раз в критические моменты поднимал своих солдат в атаку и шел вместе с ними. Петров становится легендой фронта и получает вторую Звезду Героя.
Кадровый офицер на всю жизнь
Право пожизненно оставаться в кадровом составе ВС СССР В. С. Петров получает, согласно приказу Сталина. Он закачивает Академию, отправляется на службу в Прикарпатский военный округ, получает звание генерала. Остается в армии Украины после распада СССР. На тех же условиях пожизненной военной службы.
Василий Степанович дожил до нашего века – умер только в 2003. Похоронен в Киеве. Сыновья организовали сбор средств на памятник уникальному кадровому генералу без рук. Памятник стоит. Это свидетельство того, что и на Украине очень многие люди помнят и по достоинству оценивают подвиг наших предков в Великой Отечественной войне.
У детского поэта Корнея Ивановича Чуковского есть одно очень необычное и редкое стихотворение, о котором, к огромному сожалению, не все из нас знают. Оно было напечатано в «Литературной газете» 25 ноября 1944 года.
Называется этот пронзительный стих «Ленинградским детям».
Промчатся над вами
Года за годами,
И станете вы старичками.
Теперь белобрысые вы,
Молодые,
А будете лысые вы
И седые.
И даже у маленькой Татки
Когда-нибудь будут внучатки,
И Татка наденет большие очки
И будет вязать своим внукам перчатки,
И даже двухлетнему Пете
Будет когда-нибудь семьдесят лет,
И все дети, все дети на свете
Будут называть его: «дед».
И до пояса будет тогда
Седая его борода.
Так вот: когда станете вы старичками
С такими большими очками,
И чтоб размять свои старые кости,
Пойдете куда-нибудь в гости, –
(Ну, скажем, возьмёте внучонка Николку
И поведете на ёлку),
Или тогда же, – в две тысячи двадцать четвертом году,
На лавочку сядете в Летнем саду.
Или не в Летнем саду, а в каком-нибудь маленьком скверике,
В Новой Зеландии или в Америке,
– Всюду, куда б ни заехали вы, – всюду, везде, одинаково,
Жители Праги, Гааги, Парижа, Чикаго и Кракова –
На вас молчаливо укажут
И тихо, почтительно скажут:
«Он был в Ленинграде... во время осады...
В те годы... вы знаете... в годы... блокады»
И снимут пред вами шляпы.
Это стихотворение под названием «Ленинградским детям» Корней Чуковский написал в ноябре 1944-го, когда до нашей Победы оставалось ещё полгода.
Интересное в разделе «Общество. Отношения. Психология»
Возвращение блудной дочери 
Учёные нашли самый эффективный вид флирта. Он работает для всех 
Польза мечтаний 
Глобальная эпидемия невидимости: природа и масштабы социального одиночества 
Как спасти себя от домашнего тирана? 
Цветные прогулки: горячий тренд для осознанности и снятия стресса 
Замужние матери, которые зарабатывают больше, чем их мужья, берут на себя больше работы по дому 
Как преодолеть тревогу общения и научиться легко заводить разговор с незнакомцами 
Основы виртуальной реальности: погружение, присутствие и воплощение Новое на сайте
Борщ. Исключительно личные рассуждения «в общем, о борще» 
Хаули - дрожжевой сдобный пирог-улитка 
Те самые «микояновские котлеты» (6 копеек за котлетку ) 
Солдатская столовая. Черныши 
Про кого и о чём тут будет? 
Запечённый рулет из индейки с начинкой из колбасы, инжира и клюквы 
Запечённая индейка в рассоле из яблочного сидра 
Омлет, запеченный с сыром в перце 
Айвовое варенье с лавром и перцем 
Сливочное охлаждённое манговое парфе