Из леса - в словари (этимология привычных нам слов)

Богат и выразителен русский язык. А приходилось ли вам когда-либо задумываться над тем, какую роль в формировании нашего словарного запаса сыграли (и продолжают играть сегодня) животные?

Мы говорим: «Встал с первыми петухами». И при этом не имеет ровно никакого значения тот факт, что ни в нашем доме, ни поблизости петухов нет и в помине. Поговорка досталась нам в наследство от тех стародавних времен, когда вся крестьянская Россия, не знавшая других будильников, кроме живых, вставала по утрам по петушиным сигналам.

Мы моем молочные бутылки ершиком; зимой с увлечением катаемся на коньках; проводя очередное мероприятие, ставим в регистрационном журнале галочку; называем нерасторопного — тетерей, болтливого — сорокой, любителя повторять чужие слова — попугаем, медлительного увальня — тюленем, лентяя — байбаком (сурок). Занимаясь косметическими процедурами, иная модница не преминет посадить себе на щеку искусственную родинку — так называемую мушку; также мушкой именуется известное всем прицельное приспособление в любом из видов стрелкового оружия. «Это просто газетная утка»,— говорим мы пренебрежительно о заведомо ложном сообщении прессы.

Животные подарили названия быкам моста и гусеницам трактора, колодезному журавлю и солнечному зайчику, гусиной коже и пресловутым ежовым рукавицам, слоновой коже и медвежьей болезни, погрузочной лебедке (англичане зовут ее крабом) и голубцам, игрушке волчку (по воющему звуку, с которым он вертится) и козлам (любопытно, что в польском, чешском и немецком языках в том же значении употребляется слово «козел» в единственном числе).

С различными представителями фауны связаны названия многих растений. Назовем здесь лишь некоторые: куриное просо, козлобородник, конский каштан, мышиный горошек, ежевика, дельфиниум, птицемлечник, гусиная лапка и гусиный лук, кукушкины слезки, лисохвост, олений мох, львиный зев, заячья капуста, маралий корень, верблюжья колючка, лук медвежий, люпин (от латинского «лупус»— волк), герань (от греческого «геранос» — журавль).

Наша речь значительно выигрывает в образности, когда мы применяем определения, основанные на точно подмеченных характерных чертах того или иного животного: кошачья вкрадчивость, львиная храбрость, орлиный взгляд, куриный ум, птичьи мозги, заячья душа, львиная доля, медвежья сила, лошадиная доза, черепашья скорость, комариный укус, змеиное коварство, собачья преданность, лисья изворотливость, волчий аппетит, рыбья кровь, овечья покорность, голубиная кротость, мышиная возня, бычье упорство, телячьи нежности, козлиная бородка. Великолепны и такие примененные к месту выражения: «с гулькин нос», «дрыхнуть как сурок», «смотреть волком», «надуться как индюк», «словно сонная муха», «считать ворон», «как мокрая курица», «кот наплакал», «как корова языком слизнула», «брать быка за рога», «как с гуся вода». Не правда ли, лучше не скажешь?

Точны, но сухи и бесстрастны глаголы «сказать», «говорить», «произнести». Совсем иное дело, когда мы берем «напрокат» у животных свойственные им звуковые определения, — они сразу придают речи конкретного человека характерную эмоциональную окраску. Сравните, к примеру: «промычал Иван Петрович», «мурлыкать песенку», «ворчит без конца», «накаркать несчастье», «сально заржал», «прощебетала Светлана», «прожужжали все уши», «да не стрекочи ты!», «рявкнул», «завизжал», «эк раскудахталась!», «хватит лаяться!» (заметьте — не «лаять»; а «лаяться»: переносное значение потребовало здесь даже создания особой глагольной формы).

Аналогии можно отыскать и в других языках. Например, в английском dron значит «жужжать» и «говорить монотонно», chuckle — «кудахтать» и «хихикать»; cackle — «.кудахтанье» и «болтовня», bark — «лаять» и «кашлять» (грубое).

Вспомните также «лапу» в значении «рука», «морду» в значении «лицо» и т. п. Слово «нога», в первичном значении — «копыто», так полюбилось нашим далеким предкам, что они вовсе вычеркнули из своего словаря прежнее индоевропейское название ноги. «Ноготь» — тоже, между прочим, производное от «копыта», то бишь «ноги»...

Проворонить, взъерошенный, насобачиться, обезьянничать, свинский, прищучить, коноводить, осовело — список таких слов-образов можно при желании продолжить еще и еще.

...Несколько человек, отправившись в лес по грибы, бредут гуськом. Узкая тропка, по которой они идут, змеится. Между тем становится зябко .настолько, что поневоле съежишься. Один из компании, незадачливый грибник, хмур и расстроен: идет ни на кого не глядя, набычившись. А трофеи другого все растут и растут. Попробуй-ка перещеголяй его! «Все-то ты, соколик, хмуришься, некому тебя, бедного, приголубить!» — съехидничал приятель в адрес неудачника. А когда тот, рассердись, окрысился и бросил в ответ нечто запальчивое, добавил спокойно: «Ладно-ладно, не петушись, пожалуйста»...

В этой короткой импровизации немало слов, которые происходят от названий животных.

Специалистам-языковедам хорошо известно, что нередко то в том, то в другом привычном слове, порою совершенно неожиданно, выглянет либо «волчий хвост», либо плутоватая «лисья мордочка».

Возьмем для примера хотя бы слово «звено» (и производное от него — «позвонок»). Казалось бы, проще простого — словечко, родственное «звону», «звенеть». Ан нет! Общеславянское «звено» пошло от исчезнувшего в русском языке zъvь — рыба (ср. литовское zuvis в том же значении). В некоторых диалектах и по сей день сохраняется первоначальное значение слова «звено»— часть рыбы.

Старинный женский головной убор кокошник — прямой родственник... курицы. Слово образовано от «кокошь» (наседка), по внешнему сходству головного убора с куриным гребнем.

«Вытурить» (прогнать) предположительно восходит к «тур» — «зубр», служившему эпитетом для обозначения храброго человека (вспомним «буйтур Всеволод» из «Слова о полку Игореве»). Первоначально «турить» значило «пугать».

Первое значение слова «сани» (единственное число— «сань») —полозья, змеи. «Лесного» происхождения оказываются на поверку и слова, обозначающие цвета голубой и червонный: первое связано с окраской оперения шейки голубя, второе — с «червь», «червец», из которого в старину добывалась яркая красная краска.

До сих пор мы пользовались в качестве примеров словами родного, русского языка. Однако слов — выходцев из леса, пришельцев с гор и равнин—немало и в других языках.

В 1766 году французский ученый Луи Антуан де Бугенвиль отправился в кругосветное путешествие, во время которого он и его спутники посетили, в частности, остров Гаити. В изданной позднее (в 1771 году) книге Бугенвиль дал превосходное описание быта островитян, а также привел в приложении словарь жителей Гаити. Словечко «емао» значило на языке туземцев одновременно и «акула», и... «кусаться». Немало, знать, досаждали зубастые акулы гаитянам, одним из основных занятий которых было морское рыболовство!

Желая сказать о солнечном затмении, индейцы южноамериканского племени тупи по сию пору произносят нижеследующую роскошную фразу: «Ягуар съел солнце».

Греки, как и многие другие народы древности, излюбленным символом понятия «душа» избрали бабочку, легкокрылое прелестное создание. Греческое psyche обозначало одновременно и «бабочку», и «душу».

Очень любопытны аналогии одного и того же понятия в языках различных народов.

Человека, который одевается по последнему крику моды, «фасонит», у нас принято называть щеголем. Слово это и имя птицы — щегол — состоят в родстве, причем первое произошло от второго. И впрямь, отчего же не сравнить франта с нарядным щеглом? Но вот поляки в сходной ситуации обратили внимание на другую пеструю птицу: по-польски «стиляга» — «бажант», то есть фазан. Из французского пришло к нам слово «пижон», означающее пустого франтоватого человека. В буквальном переводе «пижон» — голубь. Испанцы называют щеголя lagartijo (маленькая ящерица); итальянцы — moscardino (мускусная крыса). Наше русское «чопорный» (в диалектах «чапурной» — щеголеватый) происходит от диалектного «чапура» (цапля).

Точно так же нашему обиходному выражению «встать на дыбы», совершенно прозрачно связанному с лошадью, соответствует польское «встать окунем».

В том, что за общеизвестным видом грибов — желтыми лисичками — «в народе прочно закрепилось именно это название, а не какое-либо другое, виновата, конечно же, рыжая плутовка — лиса. «Лисьего» происхождения (от «фукс» — лисица) и слова немецкого языка, означающие рыжего человека, золотую монету, а также плута. У итальянцев гриб лисичка зовется, правда, «галлиначчо» (индюк); зато лисой («вольпе») именуется ржавчина, болезнь хлебных злаков.

Так же, как и немцы, по признаку цветового сходства называют рыжего человека испанцы, но они избрали для сравнения не лису, а льва: по-испански «леонадо» — похожий на льва, подо льва. Англичане vixen (лисица-самка) кличут сварливую женщину.

Русскому глаголу «зубрить» (с корнем «зубр») в точности соответствует немецкое «бюффельн» (от «бюффель» — бизон, зубр, буйвол).

Есть у немцев и другой синоним слепого механического заучивания: «оксен» — от «оке» (бык). А по-испански «зубрить» — «высиживать птенцов»...

Нельзя отказать в остроумии немцам, назвавшим кавычки «гензефюсхен» — «гусиные лапки», не правда ли, похоже? Надо отдать должное и наблюдательности американцев, принявших на вооружение глагол «опоссумствовать» (прикидываться, валять дурака). Опоссум (сумчатая крыса), обитающий в Северной Америке, обладает удивительной способностью в минуту грозящей опасности притворяться мертвым: обманщик лежит с откинутой головой, открытым ртом и остекленелыми глазами — ни дать ни взять покойник!

Из латыни перекочевало во многие европейские языки слово «мускул», родоначальником которого было «мус» (мышь). От той же «мыши» образовано и общеславянское слово «мышца» (ср. «под мышкой»).

Обыкновенный «особой платок для француза по сию пору неразрывно связан с... мухами: «мушуар» (платок) происходит от «муш» (муха). Так повелось с XIII столетия, когда новинка туалета пришла во Францию из соседней Италии. Очевидно, в те времена носовым платком пользовались не столько по прямому назначению, сколько для того, чтобы отмахиваться от назойливых насекомых.

Кстати, о мухах. У испанцев «ловить мух» означает «ротозейничать»; искры тоже называются мухами (у нас говорят о снеге — «белые мухи»). Когда итальянец восклицает «Муха!», то это равнозначно нашему «Тише!», «Молчание!». По-итальянски «рой мух» — неприятности, заботы; «слепая муха» — жмурки.

Газель — не только антилопа, так называют еще и двустишную строфу восточного происхождения.

Название геометрической фигуры — овал — пришло к нам от французов, а те образовали его от латинского слова ovum, что значит «яйцо».

Род конвейера «шнек» — слово немецкое (Schnecke), означающее «улитка».

Английского происхождения термин «молескин» (moleskin), применяемый к особо плотной и прочной хлопчатобумажной ткани. Буквальное значение — «кротовая кожа».

Во многих языках, в том числе и в русском, бытует выражение «кот в мешке»; на этом образе основаны более развернутые метафоры: «не носить кошку в мешке»— говорить без обиняков (итал.); «извлечь кошку из мешка» — разгласить тайну (нем.).

Впервые познакомившись с новым для себя материалом— ватой, французы сравнили ее с привычным гусиным пухом: «уатт» (вата) образовано от «уа» (гусь).

Бранное словечко «карга» пришло в русский язык из татарского, где оно обозначает «ворона». О «каникулах» уже говорилось в главе «Самые давние жители космоса». «Песьего» происхождения и итальянское слово «каналья».

В ряду закамуфлированных слов-чужестранцев значатся вакцина (от латинского «вакка»— корова), серпантин (французское serpentin, от serpent— змея), торпеда (от латинского названия морской рыбы, электрического ската, torpedo).

«Змея» — прародитель не только «серпантина», но и «шланга» — слова немецкого происхождения. К нам оно пришло в 1920-е годы, то есть совсем недавно.

Древние греки придавали большое значение празднествам, посвященным богу плодородия Дионису. Участники празднеств обычно наряжались в козлиные шкуры, а певцы приставляли себе козлиные рога, -изображая мифических спутников Диониса — козлоногих божеств, сатиров. Хор пел дифирамбы в честь бога, на базе этих народных представлений и возникла позднее трагедия — особый вид драматического искусства. Далекое детство трагедии оставило неизгладимый след в ее названии: древнегреческое «трагос» значит в переводе «козел», а «одэ» — «песня». Таким образом, буквальное значение термина не что иное, как «песнь козлов»!

«Бурные аплодисменты, переходящие в овацию»,— слышим мы нередко по радио или читаем в газетах, когда рассказывается о многолюдных собраниях. У слова «овация» тоже солидная предыстория, уходящая во времена Римской империи. Как писал историк Плутарх в своих «Сравнительных жизнеописаниях»: «существовал обычай, по которому полководец при большом триумфе приносил в жертву быка, а при малом — овцу. Овцы по-латыни "ова" (oves), отсюда и происходит название "овация"».

И такой современный технический термин, как «агрегат», обязан своим происхождением животным: по-латыни «грэгс» — стадо. Из римского причастия «агрегатус» (собранный в стадо, в кучу) родилось ставшее международным понятие агрегата как сложной машины.

Из латыни пришло в европейские языки также слово «экзамен». Оказывается, древние римляне экзаменом называли вылетающий рой пчел, а впоследствии (по сходству колебательных движений) — еще и стрелку на обыкновенных весах. Еще позднее examen вошло в употребление как «взвешивание» в переносном смысле, то есть «испытание, проверка»,— -в этом значении оно применено у поэта Овидия.

У птиц человек учился летать; исследуя закономерности полета пернатых, создавал свои первые летательные аппараты тяжелее воздуха. Теснейшая связь инженерной мысли с живой крылатой моделью отражена в современной терминологии. Слово «авиация» и его многочисленные производные восходят к латинскому avis (птица). Птицелетом («орнитоптер» по-гречески) были названы и первые летательные аппараты, использующие принцип машущего полета.

Наше слово «корабль» относится к прямым заимствованиям из греческого языка, где «карабион, карабос»> было наименованием морского краба, а впоследствии перешло на некоторые, виды судов. Этого же происхождения итальянская «каравелла». А вот «вельбот» возник в результате сложения английских слов whale (кит) и boat (лодка).

Чем не современный термин «товарищ»? Это слово заимствовано из тюркских языков, в которых оно первоначально значило «компаньон в торговле». Слово того же корня «товар» означало «скот», затем «имущество, добро» и, наконец, «товар». Наглядное свидетельство процесса зарождения товарно-денежных отношений: у кочевников скот служил главным мерилом богатства и предметом купли-продажи. В русском языке «товар», в его нынешнем значении фиксируется с XIII века.

Также тюркское по происхождению слово «чулан» — в переводе «ограда для коров».

Сродни «волку» слова «лупа», «вольфрам», «лицей». Латинское lupa («волчья опухоль», круглая опухоль под кожей,— от «волчица») по сходству формы перешло на увеличительное стекло. «Вольфрам»—сложение немецких слов «вольф» (волк) и «рам» (грязь). Таким образом, в переводе название этого тугоплавкого металла звучит как «волчья грязь» или «волчья пена». Немцы позаимствовали название из латыни (spuma lupi— волчья пена). Дело в том, что вольфрам — спутник оловянных руд — мешал выплавке олова, переводя его в пену шлаков («пожирал олово словно волк овцу»). Что касается лицеев — специальных учебных заведений, то прообразом их послужил знаменитый Лицей в античных Афинах. Название lyceios (волчий) связано происхождением с культом Аполлона-волка.

А вот к числу слов «петушиных» следует отнести «курой» и «галиматью». «Курок» пришло к нам из польского, в котором kurek является смысловой калькой с немецкого Hahn — «петух» в значении «ружейный курок». У англичан cock (петух) тоже имеет значение «курок». Французское galimatias (чепуха)—словообразование парижских студентов. Первоначальное значение— «знания петуха», так как составные исходят из латинского gallus (петух) и греческого mathea (знание).

«Петушиные» по происхождению также слова «кокетка» и «кокарда». Словечко «коктейль» родилось в прошлом столетии в США, когда там были в большой моде петушиные бои. С истинно американской предприимчивостью владельцы питейных заведений стали перемешивать разнородные напитки так, чтобы смесь выглядела яркой и многоцветной — точь-в-точь петушиный хвост (по-английски — «коктейль»).

Поскольку уж речь зашла о птицах, в ту же семью слов можно поместить и заимствованное в XVIII веке от французов слово «жабо» (птичий зоб).

Козам обязаны своим происхождением русское «кожух» (тулуп, покрышка), французское «каприз», греческое «эгида» (защита, покровительство). Первое из них восходит к слову «кожа», означавшему первоначально «козлиная шкура». Французское caprice (упрямство) имеет предшественника — итальянское capriccio, «козлиная манера» (по-итальянски сарга — коза).

Согласно греческой мифологии, Зевса вскормила своим молоком коза Амалтея. Даже после смерти она принесла пользу своему воспитаннику — из кожи Амал-теи Зевс сделал щит, обладавший поистине чудесным свойством: его не могло пробить никакое оружие. С этой «эгидой» Зевс никогда не расставался в битвах.

«Лисий шаг» — буквальный перевод слова «фокстрот» (английское «фокс тротт»), которым безвестные остряки назвали новомодный быстрый танец.

«Лошадиного» происхождения — «кавалер» и «маршал». Первоисточником первого было среднелатинское cavallarius — всадник (от cavallus — конь). «Маршал» (от древневерхненемецкого marah — лошадь и scale — слуга) первоначально относилось в государстве франков к королевскому слуге, смотревшему за лошадьми; значение высшего воинского чипа слово приобрело в XVI веке.

Слова «вафля» и «вафельный» образованы от немецкого Waffel, в свою очередь производного от Wabe (пчелиные соты). Клетчатая поверхность сот послужила поводом для такого названия сначала печенья, а позднее и полотенца.

Мы уже знаем, сколь большое значение имеет в словообразовании элемент внешнего сходства. Не исключение— и название одного из способов плавания — баттерфляй (в переводе с. английского — «бабочка»): взмахи рук пловца напоминают порхание бабочки. Не так давно от баттерфляя отпочковалась особая разновидность стиля — «дельфин».

Необычайная роль выпала на долю осла в иранских языках. Вот что говорит об этом Лев Успенский:

«В иранских языках слово «осел», присоединяясь к другим существительным, может придавать им своеобразное усилительное или увеличительное значение. Так, «хармуш», т. е. «осел-мышь», означает «крыса», «харсанг» — «осел-камень» значит «каменная глыба». Поэтому и «харбюза» следует понимать как «огурец величиной с осла», «огурчище» («харбюза» — «осел-огурец», «дыня», в русском превратившееся в «арбуз»)».

Животные «дали» людям и многие единицы измерения. Арабский феддан (персидский синоним—джуфт) означает в первом значении упряжку волов, а во втором— участок, обрабатываемый в течение сезона той же упряжкой; размер его, в зависимости от местности, колеблется от 6 до 7 гектаров. Существовала такая тонкая единица измерения, как толщина верблюжьего волоса. Еще в третьем тысячелетии до нашей эры ассирийцы пользовались единицей «ослиный вьюк» (имеру). «Ослиный вьюк» (харвар) был мерой веса в Азербайджане в XV вейе, он составлял 295 килограммов. У финнов до сих пор сохранилась мера длины «пейинкуулума», равная 10 километрам — на таком именно расстоянии издревле считалось возможным расслышать собачий лай. И наконец, знаменитая «лошадиная сила», равная 75 килограммометрам.

Приведем еще некоторые любопытные и не слишком широко известные данные.

Древние индийцы изобрели сложную систему контроля над физическим организмом для его совершенствования — хатха-йога. Комплекс включает несколько сот асан (поз), соответствующих характерным формам различных предметов, фигур или позам животных. В перечне асан находим позы льва, кобры, крокодила, аиста, верблюда, лебедя, кота, сверчка, лягушки, петуха, черепахи, улитки, рыбы. Есть и асана «коровья морда». В Индии хатха-йога официально признана, ее в обязательном порядке (наряду с европейской гимнастикой) преподают в армии.

Еще более поразителен метод диагностики болезней, берущей истоки в старой тибетской медицине, который основывается на ритмах пульса. Зарегистрировано 400(!) разновидностей пульса, и каждая из них носит название какой-либо птицы. Так, ритм пульса здорового человека именуется «кукушка»; у человека, находящегося в предсмертной агонии, — «жаворонок».

Краснопевцев В. П.