Высокое и низкое

Понятие о высоком и низком в языке может нам показаться несколько устаревшим. Ведь практическая стилистика выработала разветвленную систему функциональных стилей. Строго регламентировано в ней употребление разнообразных речевых средств в соответствии с обстоятельствами и целью высказывания.

И все же самая наисовременная функциональная стилистика не может отрешиться по крайней мере от классического деления речений на три рода — высокий, средний и низкий,— известного еще в античной риторике, а для русского языка указанного М. В. Ломоносовым.

Какова же природа этого деления? Попробуем разобраться в ней на примере одного из самых важных явлений в стилистике — синонимии.

Практически проблема словарной синонимии решается отбором нужного слова из ряда близких по смыслу и сохранением при этом равности слога. Тончайшие смысловые оттенки могут быть выражены синонимами идеографическими, то есть словами, характеризующими понятие с разных сторон: очаровательный — прелестный — обаятельный — пленительный—чарующий... Собственно стилистические синонимы различаются между собою окраской, которую каждый из них придает высказыванию: лицо — физиономия — рожа...

Обыкновенно эти свойства синонимов — различать смысл и окрашивать речь — проявляются одновременно. Как будто слова смерть и кончина — синонимы чисто стилистические: первое принадлежит нейтральному, среднему стилю, второе — высокому, оно более торжественно. Но вот Н. С. Лесков находит в них смысловые различия: «Кончину его никак нельзя было назвать смертью: это именно было успение, за которым шел вечный сон праведника». Напомним известное чеховское «муж, или, вернее, супруг», фадеевское «не глаза, а очи».

Возможность применить этот художественный прием заключена в самом языке, так как языковые знаки — слова — в отличие от других знаков, например, математических, отягощены смыслом большим, нежели символическое обозначение и простая номинация (называние). Отбор слов-синонимов никогда не становится операцией чисто технической, ведь слово всегда не только «оформляет» высказывание, но и формирует его содержание. Подчеркнем, что в этом отношении речь художественная не отличается от любой другой.

Не означает ли это, что понятие о высоком и низком входит в само значение слова?

Да, отнесенность слова к определенному стилю речи — это не просто внешний классификационный признак. Мы действительно передаем смысл, снимая слово с самой высокой или с самой низкой стилистической полочки, вынимая слово из ячейки стилистической наборной кассы, в виде которой представляет нам язык современная функциональная стилистика.

Оказывается, слово заключает в себе не только понятие о предмете или явлении реального или мысленного мира (имеет логическое содержание), оно передает и то, что склонны мы называть обычно «духом языка». Подобно отдельным кристаллам, наделенным свойствами всей массы вещества, слова вобрали в себя коллективный языковой опыт нации, запечатлели в себе всю историю духовной и материальной культуры народа. В этом смысле и следует понимать высказывания об отражении в национальных языках каких-то особенных, своеобразных способов общественного мышления человеческих коллективов — наций.

Сто лет назад, полемизируя с представителями логико-грамматической школы в языкознании, замечательный русский языковед Александр Афанасьевич Потебня писал: «Логическая грамматика не может постигнуть мысли, составляющей основу современного языкознания и добытой наблюдением, именно, что языки различны между собою не одной звуковой формой, но всем строем мысли, выразившимся в них, и всем своим влиянием на последующее развитие народов. Индивидуальные различия языков не могут быть понятны логической грамматике, потому что логические категории, навязываемые ею языку, народных различий не имеют».

Современные национальные языки, особенно языки с многовековой литературной традицией, богаты синонимическими средствами выражения. Однако организованы эти важнейшие языковые ресурсы в разных языках по-разному. Во французском языке идея высокого и низкого воплощена в про-
тивопоставлении исконно французских слов — обыденных низких или называющих предметы простые — ученым словам греколатинского происхождения—книжным, высоким или называющим предметы возвышенные, например: secheresse (засуха), sicciie (сухость), pourriture — putrefaction (гниль). В английском, кроме таких же пар, состоящих из слов английского и греко-латинского: help — aid (помощь),—есть возможность передать тот же смысл противопоставлением трех рядов синонимов, потому что современный английский язык представляет собою результат скрещения английского с французским эпохи норманнского завоевания Англии. Отсюда английские time—age— epoch — время.

Не желая умалить достоинств французского и английского краткостью справки, остановимся все же более подробно на способах выражения идеи высокого и низкого в русском словаре.

Федор Иванович Буслаев писал о том, что «важнейшие средства отличать синонимы суть словопроизводство и история языка».

На само появление и в течение многих веков на развитие русского литературного языка исключительное влияние оказал родственный ему по происхождению язык старославянский (древнеболгарский). Это язык древнейшей славянской письменности, культуры. Он унаследовал и богатства культуры византийской.

В нашем литературном словаре старославянское наследие составляет основной источник высокого. Это книжные слова и формы высокие. В языковом сознании как людей образованных, так и неграмотных они всегда противостоят словам разговорным, употребляемым в быту. Вот старославянское слово врата у Пушкина: «Твой щит на вратах Цареграда». Кроме стихов, это слово употребляется лишь в некоторых выражениях и названиях: врага премудрости, царские врата. Слово высокое, сомневаться не приходится. А для названия простых предметов и не в высоком слоге применяется исконно русское слово ворота.

Но поистине: пришла беда — отворяй ворота! Два обстоятельства — во-первых, чрезвычайные способности славянских языков к словопроизводству, а во-вторых, большая близость старославянского и русского языков-братьев— привели к появлению в русском языке многочисленных по составу словарных гнезд. Они включили в себя разнообразные по смыслу и стилистической окраске слова, например, старые, такие, как вратник, вратница, привратник, привратница, вратарь (прежде то же, что и приврат-. ник, теперь — спортсмен), воротца, подворотня, воротище. У Тургенева: «Вот околица. Кучер слезает, лошади фыркают.., с скрыпом отворяется воротище». Ср. сочетания вратная икона (что висит в церкви над царскими вратами) и воротный столб (что держит ворота).

Со временем может меняться не только смысл слов (логическое содержание), но также их место, «весомость» в словаре, стилистическая окраска.

Вот русские, частью употребляемые лишь в областных наших говорах глаголы с тем же корнем ворот!врат\ выворотить, заворотить, наворотить, поворотить, приворотить, своротить...—ни одного высокого. И вполне обрусевшие, а потому утратившие высокость, старославянские глаголы возвратить, совратить. Прежняя окраска старославянизма сохраняется лишь в таком выражении, употребляемом в высоком слоге: «Совратить с пути истинного (истины)». Этот глагол в других контекстах, а глагол возвратить во всех без исключения нейтральны в стилистическом отношении.

Именно в необычайной способности русского языка к словопроизводству составители русских синонимических словарей видят основную сложность своего труда. Дело в том, что по-русски легко и свободно от одного и того же корня образуются слова, нередко совпадающие и очень близкие по смыслу и по стилистической окраске. Например, действие по глаголу закалить — закаливать может быть названо словами закал, закалка, закаливание; от существительного снег можно образовать прилагательные снеговой и снежный. В тех случаях, когда сам корень представлен не одним вариантом, а двумя, гнездо слов-родственников может быть весьма многочисленным, а смысловые и стилистические отношения достаточно сложными.

Нетрудно показать резкое противопоставление высокого низкому или высокого и низкого среднему на литературных примерах. Судя по данным «Словаря языка Пушкина», в котором отмечены все дошедшие до нас словоупотребления поэта (не только по художественным произведениям, но и по публицистике, письмам и всем бумагам), А. С. Пушкин применил глагол понапружиться лишь один раз — в замечательном своем создании жанра низкого — в «Сказке о попе и о работнике его Балде»:

Бедненький бес Под кобылу подлез,

Понатужился,

Понапружился...,

а глагол понатужиться два раза — здесь же да еще в «Сказке о царе Салтане» (тот же низкий жанр):

Сын на ножки поднялся,

В дно головкой уперся,

Понатужился немножко...

Гораздо чаще, причем в произведениях различных жанров, Пушкин употребляет нейтральные по стилистической окраске синонимы к словам понатужиться и понапружиться — глагол напрячь — напрягать и фразеологизм напрягать силы, например:

Была та смутная пора,

Когда Россия молодая,

В бореньях силы напрягая,

Мужала с гением Петра.

(«Полтава»).

Восстань, о Греция, восстань. Недаром напрягала силы,

Недаром потрясала брань Олимп и Пинд и Фермопилы.

(«Восстань, о Греция, восстань...»).

Как видим, в произведениях высокого жанра Пушкин применил фразеологизм напрягать силы.

Теперь несколько заданий. Выбирая слова из разных колонок, образуйте все возможные по смыслу сочетания. Укажите на их стилистическую окраску в речи: книжное, нейтральное, разговорное, просторечное.

В. Дерягин.

Похожие публикации

Любимые стихи

Сочиняем стихи!

Что посоветуете почитать?