Позитивчик (фото, видео, рассказы для хорошего настроения)

Приятельница моя, светлейшая женщина сорока пяти годов, поддалась на уговоры однокурсников и поехала на встречу выпускников.

Не заморачиваясь дорогими ресторациями, народ решил оттянуться на вечеринке «Дискотека -90-х».
Потрясти там животами и оставшимися волосами. При одном условии — все будут в нарядах той незабвенной эпохи.
Лосины, бананы, кофты «мальвина».
Светлана Игоревна — финансовый аналитик, ко всему подходит обстоятельно, дискотека- тоже не повод делать все как попало, поэтому расстаралась на славу.
Фигура (спасибо матери с отцом) до сих пор не отторгает ни лосин, ни люрексовых кофточек и не входит с ними в конфликт. Стройная, как бездомная собака (завидую молча, да).
По погоде к этому шику и блеску Игоревна присовокупила белую курточку и снегурочкины полусапожки.
На голову водрузила роскошный капроновый «лошадиный хвост», лицо украсила хищными стрелами на веках «в уши», блесточки на щщечки натрусила и быстро шмыгнула в такси, чтобы соседи с перепугу милицию не вызвали. На встречу с юностью.
И понеслось...
И ночь седая, и вечер розовый, и толерантная не по времени «я люблю вас девочки, я люблю вас мальчики» и, конечно же «на белом-белом покрывале января». Народ в экстазе мордуется под зеркальным шаром, лосины трещат, люрекс парусами, всем хорошо и даже больше. (В сумочках у взрослых дядь и теть, в угоду реконструкции эпохи, бутылочки с крепкими спиртными напитками. Туалет-бар, все как на школьной дискотеке).
И тут настает момент, когда деревья вновь становятся большими, машина времени под названием «Джэк Дэниэлс» включает маховики на все обороты, сопло Лаваля дымится, якоря летят в туман.
Все. На дворе родненький 91-й годок. Все юны, безбашенны, и уже готовы стать участниками всевозможных гормонально-криминальных сводок. Кто-то решает уехать ночным в Питер и уезжает туда в плацкарте у туалета, кто-то понимает, что если вот прям щас он не попарится в бане, то тут ему и смерть — мчит в баню, а у кого-то, понятное дело начинает чесаться дикое сердце, которому два часа назад нужен был покой, а тут резко поменялась парадигма бытия и покоя резко расхотелось, а захотелось любви и счастия, пусть даже и ненадолго. Светлана моя не успела примкнуть ни к ленинградцам, ни к банщикам, ни к Ларисам Огудаловым.
Судьба сама ее нашла и указала нужное направление. Перстом. (У судьбы есть перст, кто не знает вдруг). Перст оказался мужским и на нем было кольцо из белого металла с черным плоским камнем.
Мущщина красиво танцевал поодаль и плавно водил руками в пространстве, как сен-сансовская лебедь.
И перстом своим окольцованным зацепил Светланы Игоревны капроновый хвост, которым она не менее красиво трясла поодаль. И когда колечко с черным камнем лирически настроенного мужчины повстречалось с черным волосяным капроном неопределившейся в желаниях женщины произошло то, что и должно было произойти...
Перстень, с чуть отошедшим зажимом типа «корнеровый каст» зацепился за приличный пук вороных волос, (а дело было в энергичном танце, напомню) и, чудом оставшаяся в пазах шейных позвонков глава Светланы Игоревны осталась без роскошного украшения.
Хвост был вырван, натурально «с мясом», и лишь покореженные шпильки, торчащие из под кустика, стянутого для надежности аптечной резинкой, живых волос торчали из ее так внезапно осиротевшей головы. Танцор Диско, у которого вдруг на пальце выросли вороные волосы, приобретению порадовался не сразу, в вихре лихого танца не до этого.
А, заметив, начал, как попавший под тыщу вольт электрик ломаться телом и рукой, в надежде избавиться от страшной черной твари, возжелавшей покуситься на его ювелирное украшение и перст, украшенный им.
Светлана Игоревна тоже со своей стороны предприняла некие действия, а как-то — упала от неожиданности и силы инерции на пол и совершив там несколько, казавшихся со стороны танцевальными, телодвижений (брэйк-дансом мало кого удивишь на таком мероприятии. Человек не падает — он танцует) подскочила к сен-сансовскому лебедю и начала отрывать свою сиротку-прическу от длани неловкого плясуна.
Напряжение нарастало и под звуки душевырывающей композиции «Улица роз» хеви-металл-группы «Ария» Игоревна поднатужилась и рванула свою волосню со всем усердием. Ну конечно же она победила. Прическа, из «конского хвоста», правда за время битвы прошедшая несколько этапов преображения, вернулась к своей хозяйке в виде набивки для матрасов, но кого это волновало в тот момент.
Добро нажитое вернулось к хозяюшке — финансовому аналитику. Мущщина же, наоборот, получил более внушительный ущерб. «Корнеровый каст» растопырил свои зацепки и прекрасный черный-пречерный камень покинул гнездышко и осиротил колечко. Упал черный камушек на пол антрацитовый и сгинул, как и не было его.
Мущщина огорчился. Посмотрел на палец с бескаменным колечком, потом на Игоревну и встал на колени, аккурат в кульминационном крике солиста Арии : «Я люблю и ненавижу тебяяя, воуовоуо!», как раз перед басовым соло, где душа рвется на тысячу бездомных котиков. Игоревна, не так давно вышедшая из сложной фигуры нижнего брэйка сообразила, что на колени мущщина опустился вынужденно, как и она в свое время, подчинившись законам физики. А она хоть и финансовый аналитик, но все ж баб (исправлено) женщина с душой и понятливая.
Сообразила, что мущщина что-то ищет и поползла к нему навстречу, не жалея лосин.
— Вам помочь?!, — проорала Игоревна, перекрывая басовое соло.
— Помогла уже, спасибо!, — рявкнул в ответ мущщина.
— Не ори на меня, растопырил пальцы на весь танцпол, чуть голову мне не оторвал!,- возопила обиженная тоном случайного собеседника Игоревна. — Волосы и зубы надо иметь свои в этом возрасте, — огрызнулся дядька, — размахалась тут своим помелом!
Игоревна поняла, что помощь чуваку не требуется и, встав с колен, отправилась в клозет поправлять непоправимое. Выбравшись из под магии зеркального шара, Игоревна продефилировала в дамскую комнат, у воинственно размахивая потрепанным хвостом из эко-капрона.
Перст судьбы и тут не оставил женщину в покое и уверенно затолкнул ее в мужской туалет, где по странному стечению обстоятельств никого не было.
Настенные писсуары ничуть не смутили Игоревну, решившую, что это биде. Она в три минуты расчесала свой истерзанный хвост, распрямила шпильки и опять превратилась в королеву-вамп.
Тут- же вызвала такси, пора и честь знать, наплясалась до крови и, как водится, «на дорожку», зашла в одну из кабинок.
—...Серый, да я не знаю, что делать! Черт меня дернул надеть это кольцо, Саня, брат, приехал на один день, бросил его на столике...
Да не гогочи ты, оно у нас «счастливым» считается, от деда по старшинству переходит... Сам ты придурок, хорош ржать, помоги ювелира найти. Саня утром улетает!
Игоревна, затаившись в кабине, выслушала весь диалог до конца, секунду подумала, расправила морщины на лосинах и громко вышла из кабинки.
— Я вам помогу, поехали, есть у меня хороший ювелир! — Мужик-страдалец уже успел пристроиться у настенного писсуара и категорически не обрадовался благой вести, которую принесла ему из кабинки Игоревна.
— Женщина! Вы хоть отвернитесь что-ли, — простонал мужик, уже не могущий остановить процесс.
— А, да, извините! А что вы делаете в женском туалете?!,- поддержала светскую беседу Игоревна, повернувшись спиной к пострадавшему.
Мужик сумрачно посмотрел в грязную после кульбитов нижнего брейка спину сумасшедшей бабенки и вежливо молвил.
— Ты иди на дверь с обратной стороны глянь и там меня подожди.
— Гм... Перепутала... Это от нервов, извините...
Следующие полчаса Светка разыскивала своего приятеля-ювелира, мужик тосковал поблизости. Выбор у него был небольшой, среди ночи найти не спящего мастера по ремонту колечек сыскать сложно.
Светкин школьный дружбан, бриллиантовых дел мастер, не спал и готов был помочь с починкой, но оказалось, что ехать нужно за город. Далеко. Сто километров в сторону Калуги.
— Едем?!
— Едем... Выбора нет. Не знаю, то ли благодарить вас, то ли злиться... Нам же еще нужно к утреннему рейсу успеть потом в Шереметьево...
Светлана в очередной раз возблагодарила Господа, что она не замужем. Одна морока эти вечно сомневающиеся мужики.
Таксист, немало удивленный радикально изменившемуся маршруту, все же согласился отвезти пару неудачников, которые предложили просто сказочный гонорар за сложный маршрут от клуба до Калуги, а потом до Шереметьево.
— Алексей, — на пятидесятом километре представился уже немного остывший мужчина.
— Светлана... Игоревна...
— Да уж после того, что между нами случилось, какая ты уже Игоревна.. Света ты, — и Алексей впервые улыбнулся. Хорошо улыбнулся. — И вот тут вот все.
На пятидесятом километре Калужского шоссе Игоревна почувствовала себя очень неуютно. В грязной белой куртке, капроновом хвосте и сверкающих лосинах. Алексея нельзя было назвать красавцем, но улыбка...
Улыбка была потрясающая и голос. От такого голоса хвосты с голов сами улетают, без механического воздействия.
Оставшиеся пятьдесят километров он рассказывал Игоревне историю кольца, которое было сделано для его прадеда питерским ювелиром, еще до революции из редкого металла, с редким же камнем, абсолютно плоским, не подверженным ни царапинам, ни ударам.
И передавали это кольцо старшему в роду. Кольцо носит его старший брат, ненадолго приехавший в Москву по делам и случайно, впопыхах, оставивший его столе.
Дарить-терять-продавать кольцо по семейной легенде никак нельзя. Беда будет.
— Я его примерил просто, не собирался в нем идти в клуб, да и в клуб не собирался, коллеги настояли, поддержать корпоративный дух. Поддержал..
В глубокой ночи, где-то под Калугой, огромный, как медведь ювелир вертел в громадных своих пальцах тяжело раненую семейную реликвию Алексея.
Тяжело вздыхал, жевал губами, набирал воздуха, чтобы что-то сказать, не говорил, шумно выдыхал.
— Светка, идите вы в баню. Да не зыркай ты так, у меня баня с вечера истоплена, горячая ещё. Пока я кумекать буду что и как — попаритесь. Алексей, подкинь там, для жару. Ямщика своего тоже зовите, пусть человек с дороги отогреется. А, да, Лех, там в предбаннике в холодильнике медовуха. Хороша. После бани — лучше и не надо.
Баня, размером с хороший пятистенок проглотила троих странников.
Мужчины подбросили дров, Игоревна, пока баня «доходила», порастрясла хозяйские запасы и в большом предбаннике, у камина накрыла стол. Напарившись, разлили по большим пивным кружкам медовухи.
Хорошо пошла. Пенная, холодная, сладкая, чуть с горчинкой (из гречишного меда делали).
— Готово!, — в предбанник вошел ювелир, — принимай работу!
— Спасибо! Спасибо, Вы меня от верной смерти спасли!, — Алексей потянулся за кошельком.
— Отставить!, — рявкнул золотых дел мастер,- Ей спасибо говори, не взялся бы для кого другого. Собирайтесь, а то Шереметьево вас не примет. Свет, сумку захвати, я там собрал кой-чего в дорогу вам. Чтоб веселее ехать было.
Быстро собрались, прыгнули в машину и понеслись.
Телефон Алексея разрывался от звонков брата, костерившего его на все лады.
— Да брось ты оправдываться уже, успеем мы к самолету, — оборачивается таксист.
Игоревна выуживает из сумки, собранной заботливым ювелиром запотевшую бутылку медовухи и бутылку «вишневки».
Бутерброды с мясом и салом. Игоревна, не найдя в сумке стакана пьёт из горлышка «за знакомство, за встречу», закусывает. И в одно мгновение все исчезает. Темно.

*

Игоревна летит и летит по какому-то страшному чёрному тоннелю, пытается кричать, но пересохший рот не открывается и даже сип не срывается с ее обескровленных губ. Она пытается пошевелиться, но тщетно. Отдельно от тела она чувствует одну из своих рук, но определить — правая или левая, не может. Ладонь неопознанной руки обретает чувствительность и Игоревна ощущает тепло, потихоньку начинает шевелить бесчувственными еще, словно отмороженными пальцами, пальцы путаются в чем-то упруго-лохматом.
Возвращается обоняние и в нос просачивается противный запах чего-то жарко-нутряного, знакомого, но неопределимого. Трагическая новость об Ольге Орловой из Японии Больной Билан подтвердил свой диагноз Очень просто отчистить старую сковороду — Так, – мозг Игоревны начинает функционировать вслед за конечностью, — танцы, кольцо, ювелир, баня, дорога в аэропорт...

• Ааааааа, Божечка, миленький, за что? Авария!!! Мы попали в аварию!!! Господи, где я?! Я в реанимации или я умерла?! Судя по вони и шерсти под рукой- я уже в аду... Господи, прости меня, Господи, я не хочу в ад, я домой хочу!!! Аааааыыыыууу...

И тут безмолвный крик переходит в настоящий, мирской сиплый вой.
Игоревна распахивает глаза и начинает орать уже хорошим мужицким басом. В глаза ей смотрит черт. Настоящий бородатый черт.
— Ооооу, сгинь, нечистая морда, я была хорошей девочкой! — тут до Игоревны доходит, что глаза-то уже вовсю смотрят, а руки с ногами вовсю шевелятся. Нечистым, ожидающим Игоревну у дверей ада, оказался ее любимый эрдель Мирон, которого сутки никто не выгуливал и который был готов прикинуться хоть кем, лишь бы его вывели на двор. Преддверием преисподней — прихожая в квартире Игоревны, где на «икеевском» коврике «Добро пожаловать» она мирно почивала, пока пес не разбудил ее. Постанывая и подвывая, Игоревна встала на четвереньки и неловкими скачками двинулась в сторону кухни.
Рот изнутри превратился в муфельную печь, которую забыли отключить. Проползая мимо огромного, в полный рост, зеркала в прихожей Игоревна намеренно отвернулась, чтобы не умереть со страху уже по-настоящему.
Беда настигла ее, когда она ценой невероятных усилий пыталась подтянуться на столешнице для того, чтобы принять вертикальное положение. Выведя подбородок в положение «на планку», Светлана нос к носу столкнулась со своим искаженным отражением в зеркальном металлическом чайнике.
Крикнув чайкой, Игоревна ушла под стол.
В углу, не узнающий свою добропорядочную хозяйку, присев и трясясь от ужаса, интеллигентная собака Мирон изливала из себя суточную лужу на ламинат цвета «морозная свежесть». На столешнице, подтянувшись с десятой попытки, Игоревна обнаружила записку: «Света, спасибо за ВСЁ «. «Все» было подчеркнуто двумя размашистыми линиями оставляло для одинокой женщины большой простор для раздумий.
Трое суток отходила Игоревна от внутреннего позора, а потом все подзабылось и уладилось. Иногда она вспоминала обаятельного и улыбчивого Алексея, но это было все так, несерьёзно и немного стыдно.

*

Через полгода Игоревну повысили и перевели в главное управление анализировать финансы уже на более высоком уровне.
На приём к генеральному директору планово вызвали ещё нескольких ведущих специалистов, с которыми Игоревна в приемной ожидала аудиенции. Директор, как это и водится у начальствующих — задерживался. Через полчаса ожиданий она вышла «на минутку попудрить щёчки».
Место для припудривания находилось в конце коридора, куда Игоревна и рванула, чтобы не пропустить приезд генерального. Быстро заскочила в открытую дверь, закрылась изнутри.
— Женщина, это мужской туалет! Женский напротив! У навесного писсуара стоял Алексей...
— Игоревна!!! Ты?!! Ааааа!!!! Стой! Стой, я сказал!!! Не уходи!!!
Игоревна, вырвав ручку «с мясом», одним прыжком перескочила в «дамский зал», забыв зачем она туда шла.
— Светка, открывай! Открывай, я сказал! У меня пять минут, люди ждут!!!
В голове Игоревны огненными всполохами метались слова записки «спасибо за Всё», сердце тарабанило перфоратором, вышибая ребра.
— Игоревна, я сейчас дверь выломаю, выходи!, — тихо прошипел в дверной косяк Алексей.
— Сломает, — уныло подумала Светка, и вышла...
— Свет, ты как здесь очутилась?! Свет, ты только не убегай, я тебя прошу. У меня встреча сейчас, минут на тридцать, не больше, ты подожди в приемной, секретарь тебе чай, кофе подаст. Не уходи, Свет, ладно?
Алексей волок неупирающуюся Игоревну прямиком в кабинет генерального.
— Добрый день всем, извините, задержался, дела. Катя, вот эту даму отпоить чаем и не отпускать, пока я не закончу.
— Алексей Ильич, эта, гм, дама — наш новый руководитель аналитического отдела Светлана Игоревна, вряд ли она раньше вас освободится, — улыбается секретарь.

*

Игоревна и Ильич вот уже как полгода живут вместе. Страшную историю о том, как же они все-таки добрались до аэропорта, поведал брат Алексея, приличный и серьезный человек. За сорок минут до его вылета в аэропорт ворвались два очень пьяных и очень грязных человека. Один из человеков нес в руках конский хвост, размахивая им, как знаменем, второй человек пил из пластиковой бутылки мутную жёлтую жидкость и вкусно заедал ее хлебом с салом. Эти грязные весельчаки вручили Александру кольцо и умчались «продолжать банкет».
Со слов Алексея по дороге «на банкет» у него отключилось сознание и что было дальше, он не помнит.
Игоревну, как мы уже знаем, вырубило еще в машине, где-то под Калугой.
История записки открылась позже, когда через восемь месяцев после этих судьбоносных событий к Светке явился таксист и вернул ей долг в пятьдесят тысяч рублей, которые она в беспамятстве ему любезно заняла, благополучно забыв об этом. А человек, мало того, что в письменной форме поблагодарил, так еще и деньги вернул. Честный парень. Благодаря ему и стало известно, что Светка с Алексеем после аэропорта благополучно уснули в машине и он их развез по адресам. Как ему удалось вызнать эти адреса у катастрофически пьяных людей — Бог весть, но на то он и таксист. Это его работа.
Кольцо, как рассказал ювелир, было копеечным и гроша ломаного не стоило в базарный день. Не захотел огорчать ни Игоревну, ни хозяина кольца, приехавших за сто верст чинить семейную реликвию. То ли прадеда кто-то обманул, то ли прадед всем сказок наплёл о дороговизне кольца-— неизвестно. Но факт остается фактом — Алексею и Игоревне без этого кольца никогда бы не встретиться. А, да, ещё же капроновый хвост и дискотека 90-х, точно! А это вечные ценности, пока мы живы, конечно.
@ Ульяна Меньшикова

Древний скит

Николка сидел тихо-тихо, боясь тревожить сон матери. Мама это единственный родной для него человек на земле. Отца забрали на войну, когда Николке было девять. Мама очень переживала. Через полгода принесли похоронку, а ещё через пол года она слегла.
С едой было совсем туго. Но мальчонка не расстраивался, он видел, что в деревне мало кто жирует.
«Нам с мамкой ещё повезло, – думал мальчик, – нас всего двое. А у Смолиных детей четверо, поди их прокорми».

Николка очень старался помочь матери. Если кто-то просил в деревне подсобить, бежал первым, но чем может помочь маленький мальчишка?! Хотя, как говорят, на безрыбье и рак рыба. Всех здоровых мужиков на фронт отправили, так что и с мальца можно было пользу поиметь. Пусть и маленький, а всё ж мужчинка. Старухам в деревне за еду трубу прочистить, да мало ли чего ещё. К своим десяти годам он многому научился, даже заборы латать. Дрова колол, воду носил. В огороде хозяйничал. Лето такая пора, смотри не зевай, а то оставшуюся зиму будешь пустой заваркой кормиться...

• Николка, – вдруг услышал мальчик.

Это кричал Васька. Нужно было быстрее выбегать из дома, чтоб тот своим криком не разбудил мать.

• Чего тебе? – вылетел из сеней Николка.
• Мы это, по грибы сходить бы, говорят белые пошли.
• Грибы это хорошо, – задумчиво произнёс мальчик. – Насушить бы, зимой можно супа грибного наваривать.

В голове Коли были постоянные планы на будущую зиму. «Только бы мамка поправилась, – думал он,- а уж провиантом я обеспечу»

Больше всего на свете мальчик боялся остаться в этом мире один. Если с мамкой что случиться, путь один – или скитайся, или детдом. И о том и о другом он даже думать не хотел. И если остальные мальчишки в своих редких мечтах говорили о каких-то детских фантазиях, Николка мечтал об одном, чтоб к мамке вернулись силы и она выздоровела.

Ольга, мать Николая, была хорошей женщиной, не счастливой только. Сама сиротой росла. Отец в лесу сгинул, а мать болячку какую-то подцепила, лекарь пару раз приезжал, да кому они нужны в своих деревнях. Так и померла, оставив дочь на попечение своей старшей сестры, которая, как казалось Ольге, уже тогда древней старушкой была. Всё хозяйство на Ольге было, никогда не жаловалась, в благодарность, что тётка её в детдом не сдала. Вскоре и тётка померла. Опять одна осталась. Как время замуж пришло, к ней Иван сосватался.
Хорошо жили, ладно, любили друг друга, ребёночка народили.

Война грянула, как гром. Всех мужиков с деревни, как ветром унесло, будто и не было их.
Тяжело бабам пришлось. У кого скот, у кого детей полна хата, и на работу в колхоз надо... Голодно в деревне стало. Конечно огороды спасали, и тем кто не ленился летом – зимой полегче было.
Но были в деревне и такие, кто о насущном мало думал. В самом конце улицы стоял дом. В нём жила баба Нина с дочкой Ириной. Сама бабка была старой и неприятной. Да и дочь от матери не далеко ушла. Детей не имела, замужем не была, вековала свой век с матерью. В деревне с ними мало кто общался.

Поговаривали, делишки чёрные крутит бабка. А ещё очень уж завистливые обе были, и до добра чужого охочи. Бабка Нинка из дому уж почти и не выходила, а Ирина-то часто по улице прогуливалась, да на дворы чужие пялилась. У кого что появилось, да кто как живёт. Платок по самые брови натянет и ходит зыркает. На что жили и как, то соседям неведомо было, да и не лезли к ним особо, а вдруг и правда бабка с нечистым якшается, ни к чему людям проблемы...

Вернувшись в сени за корзинкой Николка услышал голос матери.

• Чего мамуль? – влетел мальчик в комнату.
• Ты куда собрался Коленька? – устало произнесла мать.
• Мы с ребятами по грибы. А ты чего встала-то? Я в огороде всё полил, воды натаскал в дом.

Ольга улыбнулась и поцеловала сына в макушку.

• Что бы я без тебя делала, – сказала она и, перекрестив сына, наказала в лесу быть осторожнее.

Николка убежал на улицу, а Ольга собиралась прибраться в доме. Она и сама не знала, что с ней. Может, как у матери хвороба какая неизвестная. Только слабела она день ото дня. Смерти боялась только из-за Николки. На кого сына оставит. Эти мысли и заставляли каждый раз вставать да собираться. Только в выходные, как сегодня, почти с постели не вставала, а в понедельник снова в колхоз надо.

Пятеро мальчишек брели по лесу, вороша ногами опавшую листву. Грибы не попадались. Так уж, сыроежки червивые, да маховики. Бродили бродили, да так и не нашли ничего стоящего.
Сели передохнуть.

• Вот бы древний скит этот заброшенный найти? – мечтательно произнёс Егор.
• Какой скит? – спросил Николка.
• Эх вы, неужто не слыхали? В лесу нашем раньше стоял древний скит с монахами. Но по неизвестной причине монахи покинули его. Говорят, что в ските этом лежат сокровища. А в самом центре источник есть, из которого кто выпьет, вмиг от любой хвори вылечится и даже помолодеет! Только штука в том, – продолжал рассказывать Егор заговорщицким голосом, – что скит этот в самой чаще леса, но выйти к нему никто не может.
• А почему не может? – Спросил Васька.
• Кто ж его знает, говорят как его найти, только ведьмам ведомо, – ответил Егор и многозначительно поднял указательный палец вверх. – Эх ладно, – продолжил он, – засиделись уже, мамки поди искать нас собрались, пойдёмте до дому.

Егор был самым старшим из ребят и потому не верить ему, остальные не могли. Старше, значит знает больше.
Бредя до дома каждый думал о своём. Кто о сокровищах, а Николка о источнике том, что здоровье даёт...

На следующий день вся ребятня собралась на завалинке. Первым разговор начал Васька:

• Егор, мне твой вчерашний сказ житья не даёт. А ну, как и правда сможем древний скит найти. Сокровища сыщем.
• Вот ты дурень Васька, – ответил парень, – сказано же, не каждому тропа та открывается. А ну, как в лесу сгинем! В чаще сам знаешь, какие топи есть.
• Знаю, – грустно ответил тот – и даже попробовать не хотите? – на всякий случай спросил он.
• Я бы попробовал, – ответил Колька.
• Вот вы упрямые, как вы дорогу-то найдёте? – злился Егор.
• Ты же сам сказал, что только ведьмам известно, как тропу найти, – произнёс Коля.
• Ну и? – не понял Егор.
• Пойду к бабке Нинке, её же ведьмой кличут, вот пусть она мне путь и укажет! – пояснил Николка.
• Прям сам пойдёшь к ведьме? – вытаращил глаза Васька.
• Пойду! – твёрдо ответил Коля. – Вам сокровища нужны, а мне к источнику тому пробраться надо!

Спустя пятнадцать минут Николка стоял возле калитки бабы Нины. Двое друзей с замиранием сердца выглядывали из-за огромного дуба стоящего на противоположной стороне улицы.
Открылась дверь дома и не спеша навстречу Николаю пошла Ирина, дочь бабы Нины.

• Тебе чего? – сердито спросила она.

Ира терпеть не могла детей. Вовремя не обзаведясь своими, сейчас на других она смотрела как на досадную ошибку, считая их просто лишними ртами в семье.

• Я это, – замямлил Николай. – Мне бы с бабой Ниной поговорить.
• Ишь чего захотел! – рявкнула Ирина, – говори чего надо или иди отсюда.

Набрав в лёгкие побольше воздуха Николай выпалил:

• Я про древний скит заброшенный узнать хочу.

Глаза женщины впились в мальчика. Было видно, что она о чём-то думает. И вдруг, её вечно злобное лицо словно распрямилось, она скривила губы выдавливая улыбку и отворила калитку.

• Проходи Коля, – сказала она. – Тебя ведь Колей кличут? Это ведь твоя мамка хворая?
• Моя, – ответил мальчик, – а откуда вы знаете?
• Знаю. Мы ведь Коленька, такие, мы болезнь чуем, к нам просто так не приходят.

Николай шагнул во двор и пройдя по протоптанной тропинке скрылся за дверью.

В доме колдуньи было темно. Пахло засушенной травой и ещё чем то неприятным, этого запаха Коля не знал.

• Проходи, проходи, – слегка подтолкнула его Ирина.

Войдя в комнату мальчик осмотрелся. Большая, почти во всю стену, печь, деревянный стол у окна, широкий комод, на котором стояло всевозможное количество пузырьков с разноцветной жидкостью. В углу стояла кровать, и на ней кто-то лежал.

• Мама, – вдруг услышал он голос Ирины. – Посмотри, кто к нам пришёл.

Одеяла на кровати зашевелились и из под них показалась маленькая, сморщенная старушка.

• Кто это? – недовольно произнесла она. – Кого чёрт приволок?
• Не шуми, мама, – слащаво продолжала Ирина. – Это Николка, с другого конца улицы. Помнишь, я тебе рассказывала, что в деревне баба хворая живёт. Так вот это сын её.
• И чего ему надо? – продолжала недовольная старуха.
• Николай тебя про древний скит спросить хочет.

Бабку словно подменили. Она резко села, свесила ноги с кровати и с интересом уставилась на мальчика.

• А зачем тебе про скит знать? – спросила она прищурившись.
• Надо, – недружелюбно ответил Николка.

Где-то внутри живота у мальчика неприятно зашевелилось, словно всё его нутро хотело, чтоб он поскорее убрался из этого дома. Но отступить он не мог. Сегодня ночью маме было совсем плохо. Она задыхалась и он сидел подле её кровати держа за руку.

• За сокровищами поди собрался? – ехидно спросила старуха.
• Нет, – буркнул Николка, – мамка болеет, воды с источника набрать надо.
• И сокровища даже не нужны? – упорствовала бабка.
• Сказал же, не нужны, – насупившись ответил мальчик...

Губы старухи растянулись в улыбке, от чего её лицо стало ещё противнее.

• Скажешь, как скит найти? – смотря исподлобья спросил Николка.
• Скажу, – ответила бабка Нина, внимательно смотря на него. – Тут ведь понимаешь в чём штука, – продолжила она, – древний скит этот не всем показывается. Хозяин леса хранит дорогу к нему. И чует он, если в скит за наживой идут. А ты, – бабка ткнула своим костлявым пальцем в грудь Николки, – ты идёшь с другой целью. Может тебе и повезёт, откроется дорога. Идти тебе в самую глушь лесную. По тропе, что вдоль болота идёт. А как тропа закончится, так смотри не зевай, ищи подсказки. Если лесной хозяин разрешит тебе в скит пройти, подсказки будут. А коль не будет их, так уж не взыщи, ему лучше знать – кому в тот скит нужно, а кому нет...
• Я вот, в своё время тоже ходила, искала, – продолжала старуха. – Уж сколько дорожек лесных истоптала. И скажу тебе по секрету, даже помощь призывала тайную. Но, не нашла. Не пустил меня лесной хозяин в скит.
• А кто это, лесной хозяин? – спросил Николка.

Он слушал бабкины наставления, и в его голове рисовались замысловатые картины, хозяин леса, болото, подсказки...
Если честно, был момент, когда сердце ребёнка дрогнуло и хотелось уйти поскорее из этого дома, и от этой неприятной старухи, но тут же в глазах встал образ больной матери и мальчик решил узнать от колдуньи чуть больше.

• А кто ж тебе скажет, – противно захихикал бабка, – он в гости на чай не приходит, от людского глаза в дебри уходит.
• А не обидит? – спросил Николай.

Где-то глубоко внутри всё же сидел страх.

• А это, как себя вести будешь, – ответила бабка, внимательно глядя на Николку.

Больше у мальца вопросов не было и попрощавшись со старухой и её дочерью пошёл прочь из дома.

• Как думаешь, найдёт? – спросила Ирина, обращаясь к матери, как только за мальчиком закрылась дверь.
• Надеюсь, – ответила старуха. – Наконец то у меня появился шанс! За ним проследишь, да смотри, чтоб не заметил! Если откроется ему дорога в скит, ты за ним туда не ходи. Пусть сам воды наберёт. А как обратно соберётся, дождись, когда до болот дойдёт, бутыль отними, а его самого в трясину столкнёшь. Топь его быстро к себе приберёт, сгинет и следа не будет. Справишься? – спросила она.
• С ребёнком, кто ж не справится, – ехидно прохихикала Ирина.
• Времени у меня совсем мало осталось, не подоспеешь с водой, помру вскоре. А уж как мне этот срок оттянуть надо, сама знаешь. За мои проступки, черти, что мне всю жизнь служили, так за меня ухватятся, на части рвать будут. Так что смотри, не опростоволосься, – сдвинула брови бабка, – а то прокляну!
• Так и сказала, хозяин леса? – спрашивал Егор Николку.
• Да, – ответил тот, – говорит, что если знаки будут, значит откроет он мне дорогу в скит.
• Что-то боязно мне, – встрял в разговор Васька. – А ну, как погубит нас этот хозяин.
• Я на вас и не рассчитывал, – хмуро отозвался Николай. – Если со мной не пойдёте, то я один справлюсь.
• Подумаешь, храбрый какой нашёлся, – обиженно произнёс Васька. – Хочешь один сокровища сыскать, да и пожалуйста.
• Мне сокровища не нужны, – ответил Николай,- я за другим пойду.
• А не страшно одному будет? – спросил Егор.
• Страшно, но я всё одно пойду, мамка совсем плохая. Мне позарез вода из источника нужна.
• Ладно уж, – немного подумав произнёс Васька. – С тобой пойду. Друзей в беде не бросают. Может нам повезёт, и мы сокровища сыщем.
• А я не пойду, – виновато произнёс Егор. – Кроме меня у мамки трое детей, и если со мной что нибудь случится, кто ей помогать будет?

Мальчишки не нашли, что ответить другу. Да и нужно ли было? Каждый для себя уже всё решил...

В эту ночь Николка спал плохо. Снились какие-то кошмары. Хозяин леса, в виде старого, косматого деда пытался выведать у него, зачем ему понадобилось найти заброшенный скит.
Проснулся рано утром, хмурый. Наврал матери, будто они с ребятами на весь день собрались на речку. Собрал в узелок нехитрую еду, в виде нескольких ломтей хлеба и варёной картошки, и вышел из дома.

На краю деревни Николая уже поджидал Васька.

• Страшно что-то, – сказал Васька.
• И мне страшно, – ответил Николка. – Если не пойдёшь, я не обижусь, Вась, ведь это моя мамка болеет.
• Пошли уж, – насупившись произнёс Васька, – пока не передумал.

Повернувшись лицом к лесу он пошагал вперёд. Николка двинулся следом.

Мальчишки шли в глубь леса не подозревая, что за ними пристально следят два злобных глаза. Недовольных тем, что в чащу Николка пошёл не один. А это значит, что ещё одной проблемой стало больше.

• Вот же мерзавец, – сетовала Ирина. – Так и знала, что какой-то подвох будет! Угораздило же второго с ним пойти. Ну ничего, оба в топи сгинут, одним ртом в семье меньше станет!
• Коль, а если мы не сможем древний скит сыскать? Что делать будем? – спрашивал Васька.
• Я не могу не найти, – серьёзно ответил Николка. – Если мамка не вылечится, я совсем один останусь. Я должен его найти!
• Ну, это ж не от нас зависит, – продолжал вслух размышлять Вася, – а ну, как хозяин леса не откроет нам дороги?! Может он вообще людей не любит.
• Конечно не любит. Бабка Нина так и сказала, что он от людского взора прячется.

Дальше мальчишки пошли молча, воображение каждого из них рисовало свою картину с хозяином леса.

• Тише, – вдруг остановился Николка. – Слышишь?
• Ничего не слышу, – отозвался Васька. – Куда слушать-то?
• Да тише ты! -Цыкнул Коля. – Послушай, как птица кричит. Будто надрывается.

Васька наклонил голову, словно ухо, оказавшееся выше, станет слышать лучше.

• А и правда, – сказал он, чуть помолчав. – Не поёт будто, а кричит.

Потихоньку мальчики двинулись на звук. Пройдя пару метров, за деревом они действительно увидели птицу. Пернатая попала в силки и изо всех сил пытаясь выбраться, рвалась на верёвке.

• Может прибить её? Тогда вечером её можно будет зажарить, – без тени сомнения сказал Васька.
• Ты совсем что ли? – воскликнул Николка. – Она же не ранена! Надо просто выпутать её.
• Да подумаешь, – как будто обиженно ответил Вася, – я ж не для себя стараюсь! Я о нас беспокоюсь. Кто знает, сколько нам ещё тут бродить.

Николай ничего не ответил другу. Он подошёл к мечущейся птице и, слегка придавив её ладошкой, выпутал из силка. Как только он убрал руку, птичка взмыла в высь. Николка поднял вверх голову и слегка сморщив нос смотрел в небо. Он улыбался.

• Ну вот, – пробормотал Васька, – без ужина остались.
• Не ругайся, – примирительно сказал Николка. – Привал сделаем, я картохи с хлебом набрал.

Ещё около часа ребята брели в никуда, всё глубже уходя в чащу.

• Устал я, – сказал Васька, – давай привал сделаем, отдохнём чуток.

Николка согласился.

Развели небольшой костерок, из узелка Николай достал свой нехитрый обед. Нанизав хлеб на палочку Васька принялся его обжаривать на огне. Спустя несколько минут ребята за обе щёки уплетали хрустящие куски в прикуску с варёной картошкой. Чуть отдохнув и перекусив, тронулись в путь.

Впереди их ждал самый опасный участок леса. Вперемешку с твёрдой землёй шли участки топи. Местами, топь так зарастала кочками мха, что с виду казалась вполне обычной тропинкой. Идти нужно было осторожно.

• Смотри, – вдруг сказал Васька, и указал пальцем к началу болота.

Там, почти у самого края, билась сова. Перья на крыльях намокли и были в болотной жиже. Птица тщетно пыталась взлететь, но ей это никак не удавалось. Она хлопала по трясине, словно отталкиваясь от неё, но от этого на крылья только больше грязи налипало.

• Да что ж такое с этими птицами сегодня! – в сердцах воскликнул Николка. – То в силки попадаются, то в болоте топнут, – и мальчик сделал шаг по направлению к ней.
• Стой, – схватил Васька Николая за рукав.- Ты куда?
• Как куда? – не понимая вопроса спросил Николка. – Помочь. Она же утопнет! Её надо на сушу вытащить.
• Вот ещё, за птицу так переживать. Да и пусть себе топнет, а нам идти надо! Не дай Бог сам провалишься, тогда точно обратно пойдём!
• Да ты что, Васька, – воскликнул Николай, – неужто не жалко? Она ведь живая!
• И что, что живая, ты вообще собираешься сокровища искать или только глупых птиц спасать будешь, – запалялся Василий.
• А я не за сокровищами иду, – ответил Николка, – я иду за водой, чтоб мамку вылечить! А то, что я душу живую спасаю, так что ж, тебе жалко что ли?! И ту птицу съесть хотел и эту бросить, знаешь Васька, не знал я что ты такой злобный.
• Я злобный? – крикнул Васька. – Ну и иди свою глупую сову спасай, раз такой добренький выискался, и вообще тогда один иди! Не за сокровищами он собрался! Чего я вообще с тобой попёрся!

Мальчишки так и пререкались друг с другом стоя у края болота. А в зарослях чуть поодаль, следившая за ними Ирина потирала руки от радости. О чём она и мечтать не могла, сбылось. Повздорили Васька и Николка. И Василий, выкрикнув Николаю, что больше он ему не друг, развернулся и пошёл в обратном направлении.
Николка остался один. Вытерев рукавом предательски заблестевшую слезинку, мальчик не стал окрикивать друга. Он молча смотрел, как тот уходит, окончательно скрываясь из виду за деревьями.

Хлюп, хлюп, опять послышалась попытка совы вскинуть крылья. Шмыгая носом, Николай огляделся. Взгляд упал на подходящую палку, достаточно длинную, чтоб опереться на неё, пробуя почву под ногами. Что делать с совой и как её спасти, он даже не представлял.

Подойдя совсем близко мальчик потыкал палкой в почву перед собой. Конец палки тут же провалился в трясину.
Сова, словно понимая, что ребёнок хочет ей помочь, перестала биться и затихла.

• Что же делать, – сказал Николка вслух сам себе.

Дотянуться до птицы руками он не мог. Подойти ближе, тоже не представлялось возможным. Единственное, что он мог сделать, это протянуть палку так, чтобы один её конец плюхнулся в трясину рядом с птицей.
На что надеялся Николка, он не знал. Словно по волшебству, как будто птица смогла прочитать мысли ребёнка, сова вдруг уцепилась крючковатым клювом за конец палки.

Ребёнок осторожно потянул её на себя, почти пол метра смог он протащить птицу по глади грязной жижи. Сова выпустила палку из клюва. Мальчик проделал ту же манипуляцию, и опять клюв птицы сомкнулся на конце палки. В этот раз протянуть получилось подальше и вот уже сова оказалась в пределах руки ребёнка. Николка осторожно подхватил птицу, от грязи на перьях крылья безвольно свисали. Поискав глазами что-то подходящее, он увидел толстое поваленное дерево чуть вдалеке. К нему и пошёл. Посадив сову на покрытый мхом ствол, Коля тихо отошёл от неё.

Вдруг, за спиной хрустнула ветка.
Николка резко развернулся. В паре метров от него стоял кто-то косматый. Весь в прилипших сухих листьях, он смотрел на мальчика злыми красными глазками. От страха Николай зажмурился. Ничего не происходило. Понимая, что с пугающим существом всё же придётся столкнуться, ребёнок выдохнул и открыл глаза. Он стоял в лесу совсем один. Николка крутил головой в разные стороны, но взгляд так и не зацепился ни за что. Никакого лесного чудища рядом не было. Так же пропала и сова. Дерево, на котором несколько минут назад мальчик оставил птицу, было пустым.

Пересилив свой страх Николка снова тронулся в путь. Сколько мальчик шёл по лесу, он не знал. И вдруг, Николка услышал странный звук. В лесу раздался звук колокола. Не громкий, не праздничный перезвон, а тихий мелодичный удар одного небольшого колокола. Прислушиваясь мальчик шёл на звук. С каждым шагом он был слышен всё громче и отчётливее. Лес вокруг сделался словно гуще, деревья росли почти прижавшись друг к другу. Пролезая через очередные заросли, Коля выбрался на поляну.

На ней стояла небольшая деревянная церквушка, обнесённая плотным бревенчатым забором. Потемневшие от времени стены, растрескавшаяся древесина...

• Древний скит, – прошептал Николка. – Нашёл! Нашёёёл! – смеясь прокричал он.

И словно в ответ ему, прозвучал последний удар колокола.

Мальчик подошёл к воротам и тихонько толкнул их. Протяжно заскрипев, они медленно раскрылись перед ним. Во внутреннем дворе стоял Николка с открытым ртом и разглядывал древнюю постройку. Вокруг не было ни звука, даже ветер не пытался попасть сюда. Разглядывая почерневший сруб, мальчик думал о том, сколько же времени здесь никто не жил. Входить внутрь не стал, смотреть, есть ли внутри сокровища, Николке было без надобности. Ему нужен был источник, и он решил пройтись вокруг скита.
«Так странно, – думал ребёнок, – вроде заброшен и пустует, а внутри порядок, камешек к камешку, травинка к травинке, никаких тебе зарослей крапивы и бурьяна, которые начинают хозяйничать в огородах и палисадниках домов, если там нет хозяина».

Обогнув скит по кругу, и вернувшись к тому месту откуда он пришёл, Николка остановился. Снял со спины узелок и, развернув его, взял в руки небольшой стеклянный флакончик. Нужно было искать источник. Проходя по дворовым тропинкам вдоль и поперек, мальчишка не видел ничего, похожего на источник. На глазах предательски заблестели слёзы. «Неужто обман и нет никакого источника,» – думал ребёнок.
И только он про это подумал, как вдруг услышал тоненький звон колокольчика. Звук был такой тихий и робкий, словно кто-то нечаянно дотрагивался до ниточки, к которой этот колокольчик был привязан.

Николка пошёл на звук. Чуть поодаль, у самого забора росли несколько яблонь. На толстом суку одной из них мальчик увидел сову. Ту самую, которую он пытался вытащить из болота. Она разглядывала подходящего к ней Колю. Николка улыбнулся сове, словно встретив старую знакомую. На самом деле ему хотелось увидеть здесь, среди безмолвной тиши, ещё хоть какую-то живую душу. Сова наклонила голову, потом развернулась спиной к ребёнку, и вдруг исчезла в густой кроне яблони, на которой сидела.

Подойдя к деревьям вплотную, в тени листвы мальчик увидел маленький, выложенный гладкими камешками круг. Внутри была вода. Наклонившись, чтобы пробраться под низкими ветками яблонь, он полез к этому миниатюрному колодцу. Сев перед ним на колени Коля только сейчас заметил, что внутри круга бьёт малюсенький фонтанчик. Почти незаметный, он тихо всколыхивал водную гладь. Это был тот самый источник, ради которого мальчик отправился путь. Окунув свой пузырёк в воду, Николка наполнил его до краёв. И вдруг, где-то то совсем рядом, что-то зашуршало.

Повернув голову в сторону, Коля замер. Примерно в метре от него, буравя мальчика маленькими глазками, стояло то косматое чудище, которое он видел в лесу. Сердце Николки бешено заколотилось. Косматый стоял и молча разглядывал ребёнка. До носа мальчика дошёл запах прелых листьев и сырых грибов. Нужно было как-то пытаться выбраться из-под яблони и бежать прочь. Но глаза косматого чудища словно прикололи его к земле.

• Сыроежками пахнешь, – зачем-то тихо сказал Николка и попытался улыбнуться. – Это я для мамы, – продолжал он трясущимся голосом. Вытянув руку вперёд, Николка показал косматому пузырёк, – я только воды набрать. Мне не нужны сокровища, мама больна, – закончил он и замолчал.

Ему казалось, что сейчас его маленькое сердечко просто выпрыгнет и убежит одно без самого Николки, подальше от странного косматого чудища. Он не знал, понимает ли оно человеческую речь, и слышит ли вообще что-то. От молчаливости косматого, становилось ещё страшнее. И вдруг, развернувшись, чудище пошло прочь.

Выждав пару минут, Николка выполз из под сени яблонь. Подойдя к своему узелку, который так и продолжал лежать на земле, он уложил в него флакончик с водой и туго завязал.
Выходя из ворот скита, он обернулся. На козырьке крыльца ведущего в храмовую постройку сидела сова. Улыбнувшись, Николка помахал ей рукой.

• Спасибо, – крикнул он и пошёл вглубь леса.

Вечерело, на лес опускались сумерки. Ночевать в чаще не хотелось. Поэтому мальчик упорно шёл вперёд, прибавляя шаг. В животе урчало, очень хотелось есть. Последний приём пищи был ближе к полудню, когда они с Васькой остановились на привал. В душе Николка не держал обиды на друга. «Ну, а чего обижаться-то, думал он, – у каждого свои нужды, кому сокровища, кому ещё чего-то».

По расчётам мальчика идти было не долго.

• Световой день летом долог, до темна домой ворочусь, – бубнил себе под нос Николка.

Вокруг стало как будто прохладнее, всё чаще стали попадаться кочки со мхом. Мальчик подходил ближе к отрезку дороги вдоль болота. Нужно было идти аккуратнее, внимательно смотря под ноги. И тут взгляд мальчика упал на небольшую полянку, усеянную ягодными кустиками. В животе заурчало ещё сильнее.
Николка пошёл к полянке и, присев на колени, стал собирать ягоды в горсть и есть их.

Послышался хруст веток. Мальчик обернулся, в нескольких метрах от него стояла женщина.

• Тётка Ирина! – изумлённо произнёс Николка. – Вы откуда здесь?
• Да вот тебя тут поджидаю, – ответила женщина.
• Зачем это? – удивился мальчик.
• А отдать ты мне кое что должен.
• Это что же я вам должен? – продолжал удивляться мальчик.

Где-то внизу живота поселилось неприятное ноющее ощущение. Последний раз такое чувство появлялось, когда Николка стоял на высоченном дереве у воды и решался прыгать с тарзанки.

• А водички-то набрал? Вот её родимую мне и надоть, – сощурившись сказала Ирина и пошла на Николку.

Мальчик попятился назад.

• Не могу я вам отдать воду, тётка Ирина. Вы же знаете, для чего я её искать ходил, – отвечал он, продолжая пятиться. – Мне мамку надо лечить. У меня больше нет никого.
• И мне мать надо лечить, – произнесла женщина сдвинув брови.
• Ну так и набрали бы сами, – возмущённо ответил Николка.
• А и набрала бы! – повысила голос Ирина. – Если бы путь мне открыли в этот проклятый скит! Так нет же! Сердца им чистые подавай, – кипятилась она. – Или ты думаешь мы просто так ровно дома сидели?! Да мы этот древний скит годами искали! С утра до ночи по лесу бродили! Если бы нашли, мы бы ууух, каких дел наворотить могли, – выкрикнув это женщина сжала кулак и потрясла им, как бы показывая, какой силой две ведьмы могли бы обладать, отыщи они дорогу к древнему скиту.
• Ну значит не нужна вам эта сила, – отвечал Николка. – Если хозяин леса вам дорогу не показывает.
• Хозяин леса, – передразнила женщина Николку. – Да спалить его надо, хозяина этого! Чем мы и займёмся, как только я у тебя водичку заберу, да домой ворочусь.
• А как же я? – крикнул Николай. – Как моя мамка! Ведь я для неё, а вы, а вы...

Мальчик не находил слов, от возмущения и обиды. Николка понимал, что физически не совладает с крепкой женщиной, нужно было что-то делать.

• Отдай узелок, – произнесла Ирина, надвигаясь на Николку.

И только тут мальчик понял, какую оплошность он совершил отступая от женщины. Он вплотную приблизился к болоту. И одна нога уже начала промокать.

• Тётка Ирина, ну зачем вы так? – трясущимся голосом произнёс Николка. – Ведь так же не честно, как же мамка моя, – слёзы заблестели на глазах, в горле встал комок. – Я не отдам воду! – сдавленно произнёс ребёнок.
• Отдашь, -спокойно ответила женщина. И вытянув руки вперёд чтоб ухватиться за узелок подошла ещё ближе к Николке.

Инстинктивно мальчик сделал шаг назад. И обе его ноги ушли в болотную трясину. Жижа медленно поглощала Николку.

Ирина стояла на самом краю болота и смотрела на него. Ребёнок попытался вытянуть ногу, но болотная топь держала крепко. Колдунья улыбалась, протягивая руку.

• Отдай узелок. И тогда я тебя вытяну. Или я дождусь, пока ты не уйдёшь в топь по пояс, и сниму его сама.

На самом деле, она конечно же не собиралась вытягивать мальчика из трясины. Просто ей было бы проще, если бы он сам швырнул ей узелок и тогда бы не пришлось мочить в грязи ноги, дотягиваясь до мешочка за плечами ребёнка.

• Не отдам, – упрямо повторил мальчик.

По щекам текли слёзы. От обиды, от страха, от того, что так несправедливы могут быть люди. Теперь, когда он сам сгинет, его матери уже ничего не поможет.

Болото работало на стороне колдуньи, медленно, но верно утягивая ребёнка вглубь. Почти по бёдра Николка ушёл в трясину, когда Ирина подошла совсем близко и попыталась дотянуться до узелка.

• Глупый щенок, – ворчала она, – тебе всё равно подыхать в этом болоте и мать твоя сдохнет, только не от болезни, а оттого что узнает, что ты в лесу сгинул!

Она подцепляла рукой тонкий шнурок, висевший на плечах мальчика. Николка яростно махал руками, как мог мешал ей схватиться за узелок.

• Я всё одно сорву с тебя это чёртов мешок! – шипела женщина, отбиваясь от рук мальчика.

И ей это удалось, она вцепилась в шнурок и с силой дёрнула. Узелок слетел с плеч мальчика и Николка заревел в голос.
И вдруг, сквозь пелену слёз, он увидел, как из-за толстого дерева выбегает Васька. Он бежал к колдунье не сбавляя хода. Выставив вперёд руки и закричав, всю свою силу вложил в этот толчок. Лишь успев повернуться на крик, но при этом уже больше не успев ничего сделать, Ирина спиной летела в болото. Дико закричав, она барахталась в чёрно-зелёной жиже и стремительно утопала. Всё произошло очень быстро, проклятия вперемешку с воплями ужаса захлебнулись в болотной топи. Узелок из руки Ирина так и не выпустила.

Николка смотрел, как она уходит в трясину, с расширенными от страха глазами.

• Васька, – возбуждённо воскликнул он, – Васька, ты меня не бросил! Тащи меня, Васька, иначе совсем утопну.

Вася, очнувшись от шока, бросился в ближайшие кусты, через секунду выбегая оттуда с длинной толстой палкой. Уцепившись за протянутый конец, Николка крикнул:

• Тяни!

Упираясь и пыхтя, тянул Васька палку. Тяжело, сантиметр за сантиметром, болото выпускало свою жертву.

Через пару минут на лесной земле лежали мальчишки, пытаясь отдышаться от проделанных усилий.

• Ты как здесь оказался, – спросил Николай, приподнявшись на локтях и уставившись на друга.
• Помнишь, когда мы поругались и я обратно пошёл? – спросил Василий.
• Ну? Помню, – ответил Николка.
• Так вот я не напрямую полез через дерево валяющееся, а обогнуть его решил. Иду и краем глаза вижу, что копошится что-то в кустах. Сделал вид, что в сапог что-то попало, а сам глаза скосил и вижу эту, – Васька махнул головой в сторону, где ещё десять минут назад тонула Ирина.
• Я сразу смекнул, что не с добром она за нами следит. Ну и пройдя вперёд схоронился за кустами и сам за ней следить начал. Она тебя тут долго ждала. Да если честно, я уже и уходить хотел, думал может сгинул ты в чаще. Говорили же, что хозяин леса не рад гостям незваным. Хорошо, что не ушёл, а то бы утоп ты.

Николка придвинулся к Ваське и с силой, по дружески, стиснул его в объятиях.

• Спасибо, что не бросил, – прошептал он.
• Эх, узелок жалко, – произнёс Васька. – Неужто ты и взаправду древний скит сыскал?
• Сыскал, – горько ответил Николка, – да толку-то теперь!

И он рассказал про встречу с косматым чудищем и про сову...

• Ну, не кисни! – старался поддержать друга Васька. – Удалось один раз, удастся и ещё! Через пару дней можно повторить поход! Только теперь я уж с тобой пойду, больно самому хочется на скит этот посмотреть. Давай, пошли домой, уже почти стемнело.
• Да, мамка по шее надаёт, – грустно ответил Николка, – и дома весь день не был, и грязный приду, как сам чёрт.

Поднявшись с земли мальчишки тронулись в путь.

• Маам, я дома, – тихонько произнёс Николка, предварительно раздевшись в сенях, что б мать не заметила, какой чёрной от болотной грязи стала его одежда.

В доме стояла тишина. Пройдя в комнату, на столе мальчик увидел приготовленную тарелку с ужином. Мать лежала на кровати, прикрыв глаза и безвольно свесив руку.

Холод сковал сердце Николки.

• Мам, мама, – громко закричал он и бросился к матери.
• Что ты, что ты милый? – вдруг произнесла испуганно мать, – ты чего раскричался?
• Мама, мамочка, я думал, я думал, ты меня оставила.
• Дурачок, – потрепала мать Николку по волосам, – задремала я просто. Совсем Коленька я слабая стала. Вон, покушать тебе приготовила и устала, сил нет.

Успокоившись и вытерев слёзы, Николка поужинал и уселся в ногах у матери. С твёрдым намерением не тянуть пару дней, а завтра, как только рассветёт, опять тронуться в путь, в надежде, что хозяин леса и в этот раз позволит ему пройти к заброшенному скиту.

Ночь пролетела незаметно и только первые лучи осветили верхушки деревьев, Николка вскочил с кровати. Мать ещё спала. Одевшись и тихонько выскочив из дома, он минуту постоял на крыльце раздумывая, стоит ли бежать и будить Ваську. Но решив попросту не терять времени, опрометью бросился к лесу. В лесу ещё стоял утренний сумрак, птицы заливались не смолкая. Николка вошёл в лес. Нужно было идти в сторону болота, но ноги словно не слушались мальчика. Отчего-то было дико страшно идти туда, где вчера умерла, захлебнувшись болотной жижей, дочка колдуньи.

Николка сделал пару шагов и опять остановился. Где-то внутри сидело чувство тревоги, от которого ноги подкашивались в буквальном смысле. И вдруг, краем глаза, он заметил какое-то шевеление. Повернув голову, Николка остолбенел. На расстоянии от него стояло то самое косматое чудище с красными глазами. На его плече сидела сова, и самое главное, от чего у Николки затрепыхалось сердце, в руке косматый держал узелок. Весь чёрный от грязи, это был тот узелок, который утонул вместе с Ириной.

Подняв руку косматый поднёс её к клюву совы, будто предлагая его ей. Сова спокойно взяла в клюв узелок и вспорхнула с плеча в воздух. Пролетая над Николаем, птица разжала клюв и узелок плюхнулся аккурат под ноги мальчика. Николка смотрел и не верил глазам. Опустившись на колени, он развернул его, в узелке лежал целёхонький пузырёк с водой из древнего скита. Схватив пузырёк, мальчик выпрямился, он смотрел прямо в красные глаза косматого чудища и улыбался. И если бы не было так страшно, он бы обязательно подошёл и обнял косматого в знак благодарности. Но вместо этого он лишь тихо сказал: «Спасибо».
Откуда то из-за спины опять прилетела сова и уселась на плечо хозяина. «Ухух» проухала она и чудище, развернувшись, пошёл в глубь леса.
Домой Николка летел со скоростью свиста, сжимая в руке самую большую драгоценность на свете, лекарство для матери...

• Николка, паршивец, – раздался с огорода голос Ольги, матери Николая. – Ты когда мне обещал воды в дом натаскать!

Она стояла посреди комнаты, подбоченившись. На её округлившимся и порозовевшем лице сияла добродушная улыбка. Да и вообще, на вид женщина просто лучилась здоровьем.
Вскочив с кровати Николка подбежал к матери и, чмокнув ту в щёку, унёсся на улицу звеня пустым ведром....

Бабка Нина в тот день так и не дождалась дочь обратно. А через пару дней и вовсе померла. Соседи говорили, что кричала перед смертью сильно. «Словно черти её рвали», – бросил дед Матвей фразу, рассказывая местным кумушкам о смерти старухи...

Умиляюсь, когда вижу как по магазину передвигается паровозик: впереди всегда бабулечка с тележкой, за ней вторым составом дедушка. Главный вагончик решительный и молчаливый чешет вдоль полок, выбирая продукты.
 
Первый с другой стороны буксируется за главным, послушно делает остановки и непрерывно бубнит:
 
— Зачем ты это взяла гречку? Три дня назад ели, не могу я ее больше есть.
Зачем ты этот мед берешь? Это плохой мед про него передача была, вся семья померла из-за этого меда. Я всегда знал, что ты хочешь от меня избавиться. Куда нам три пачки печенья? Они стухнут, тараканы заведутся и будут на твоем котике кататься. Котик тебе в тапки ссыт, а ты его в морду целуешь, потом пьешь из моей кружки. Нам надо анализы на глисты сдать, мы на этой неделе еще не сдавали.
 
Бабулечка привычно воспринимает это все как белый шум и не реагирует. Неожиданно на горизонте возникает скидка на мармелад, бабулечка делает крутой поворот и исчезает между рядов. Дедулечка еще пару минут по инерции движется в прежнем направлении, наконец замечает что чего-то не хватает:
 
— Катя! Ты где? Катя, ты прекрасно знаешь, что меня нельзя оставлять одного, у меня кардиостимулятор и харизма. На меня уже смотрят чужие бабы. Молодой человек, вы здесь охранник? Я сюда один пришёл или с кем-то?
 
— Вы были с женщиной. Давайте ее по громкой связи позовём.

— Это бесполезно. Она глухая.
 
— Здесь я. Сам ты глухой. — раздается сбоку.

— Да я знаю, что ты там! Порадоваться не дашь минуточку.
 
Паровозик воссоединяется и уезжает в сторону кассы.
 
© Зоя Арефьева

Феня.

Впервые я дрался из-за женщины в семь лет. Она была второй женой деда. Высокая, с гвардейской выправкой и полуседыми усиками над губой. Носила прямые яркие платья с коротким рукавом, плотно облегающим завидный бицепс. Голос имела зычный. Он раскатывался по двору как гром: «Бор-р-рык! Кушать!». Это если я гулял один. А если с дедом, тогда: «Охламоны! Хавать!»

И, когда она в очередной раз вышла на балкон позвать меня, я услышал как Толька Коршунов выкрикнул: «Гвардеец кардинала на посту!» И я вцепился в него, хотя Тольке было целых одиннадцать лет и он даже уже был влюблен в Таньку, о чем поведал всему двору вырезанным на тополе объявлением «Я люблю тебя». Имя вырезать не стал, проявив недетскую мудрость.

Толька валялся в пыли, совершенно не сопротивляясь, а только удивленно таращась на меня. Я пытался молотить его, приговаривая: «Гад, гад!» Под очередное «гад» меня подняла в воздух неведомая сила. Мелькнул яркий рукав, бицепс, усы и я оказался за обеденным столом с моей «не моей» бабой Феней.
Мама назвала ее официально — Феодосия Николаевна и всегда повторяла: «Она не твоя бабушка». Моя бабушка была первая жена деда, баба Женя. Она жила в одном городе с нами, в центре России, а дед с Феней жили у моря.

Оно — море — и стало причиной нашего знакомства. Я был худющим болезненным ребенком, и педиатр убедила мать, что море положительно скажется на моем здоровье. «Но обязательно не меньше месяца,» — повторяла она. Когда мне было почти четыре года, меня повезли знакомить с дедом, морем и Феней. Феодосией Николаевной. Как бы не хотели мама с «моей» бабушкой изъять ее из этого уравнения. В первый раз мама была со мной две недели, натянуто общаясь с дедом и Феней. Убедившись, что старики вполне способны управиться с ее чахлым «цветком» жизни, она начала часто уходить в гости к подругам детства и задерживаться там допоздна.

Я не хотел спать без нее. Ходил по квартире, поднывая. Дед уговаривал спать, а Феня сгребала в охапку, и говорила: «Борык, не куксись. Пойдем встречать маму!» Мы выходили в притихший двор, она сажала меня на качели.

Качелей я боялся, мне казалось, что меня, такого легкого, подхватит ветер и унесет, но Феня мощной фигурой вставала ровно напротив качелей и и заключала подвешенное сиденье в свои уверенные руки, прежде, чем снова толкнуть. «Будешь наверху — смотри маму,» — напутствовала она и легонько толкала качель. «Не виднооо,» — ныл я, а она отвечала: «Значит, надо повыше. Не боишься?» Я мотал головой в разные стороны, и она толкала сильней. И в один день, взлетая до ветки тополя, я понял, что хочу, чтоб мама не торопилась.

И мама, наверное, поняла. Она уехала, оставив меня с дедом и Феней на лето. Мы посадили ее на поезд, помахали в окошко и пошли домой обедать. А вечером мне почему-то захотелось плакать. Я помню ощущение полной опустошенности, и помню, как оно появилось. Оно появилось, когда я думал, что сегодня вечером не надо встречать маму и мы с Феней не пойдем качаться. Но после ужина она объявила:«Борык, не куксись, пойдем смотреть, как мама едет на паровозе.»

Мы ходили качаться каждый вечер. Дед поначалу говорил, что поздно, и «ребенку нужен режим», но Феня обрывала его на полуслове: «Не гунди, охламон, рыбенку много чего нужно.»
Охламон улыбался внутрь себя и капитулировал. Мы с Феней выходили, когда последние бабульки снимались с лавочек у подъезда, а возвращались к полуночи, покусанные комарами и абсолютно счастливые.
Качели были моим личным раем. Качели которые качала Феня. Она раскачивала меня, а потом притормаживала и влепляла поцелуй в неожиданное место. Когда качели начинали останавливаться, а я просить: «Еще, еще!», Феня принималась щекотать меня. Я вертелся волчком, заливался на весь тихий гулкий двор, но не слезал с сиденья.

Здоровье мое, несмотря на отсутствие режима, улучшилось. Встретив меня, загоревшего и слегка отъевшегося, на вокзале, бабушка Женя поджала губки. Стройность была одной из основных ее добродетелей, и она весьма боялась жирного и сдобного греха.
Очень скоро после приезда домой я спросил, когда снова поеду к деду и Фене.
— Лен, ты слышала?— крикнула бабушка моей маме, и не дождавшись ответа повторила:
—Ты это слышала?
— Мам, не начинай снова, это ребенок, — мама подошла ко мне и внезапно погладила по голове. Она редко так делала, мне стало так хорошо, и я снова вспомнил качели. Мне хотелось повторить свой вопрос маме, но я не стал. А в конце длинной-длинной зимы, когда я свалился с ужасной ангиной, мама сидя у моей кровати сказала: «Бобка, ну что же ты, выздоравливай! Скоро ведь поедем к деду!»

Я выздоровел и мы поехали. Мама уехала через три дня. Была середина мая. Раз в месяц Феня наряжала нас с дедом «в парадное», и мы шли в переговорный пункт: попросить маму оставить меня еще на месяц. Вышло три раза.

Дед работал сутки через трое, и в свободные дни старательно просаливал меня в море. А вечера были мои с Феней. И качелями. Взлет— посадка — поцелуй, взлет — посадка — объятия.
— Борык, маму видишь?
— Вижу! В окно! Она спит!
— А Москву видишь?
— Вижу!
— Кремль красный?
— Синий!
— Значит, вечер!
Смех-посадка-поцелуй, тихий подъезд, мы играем в шпионов, и, чтобы не будить деда, укладываемся вместе спать на диване.

Находясь между этим хитросплетением взрослых, я совершал детские ошибки, но учился на них. Однажды я попросил бабушку Женю испечь оладушки как у Фени. «Борис, питаться жареным — вредно!» — выпалила она, но не преминула заметить под нос: «Своих детей сгубила, за моего взялась...» В моем сознании эта фраза повисла вопросом, но я промолчал. Летом меня снова отправили «на море»: у мамы появился перспективный кавалер, и без меня было сподручней.

Вопрос, зародившийся после обмолвки «моей» бабушки терзал меня, и я не знал, как поступить. Мне было уже шесть лет, и я начал ощущать какую-то неловкость в стальных объятиях Фени. К тому же я маялся, гадая, как она сгубила своих детей. Решился однажды спросить у деда. Он вздохнул, но ответил: «Утонули они на лодке с отцом их. Она с тех пор на море и не смотрит. И забудь, что я сказал, и с ней не говори.» Я и не говорил, и даже позабыл, ибо мучивший меня вопрос разрешился. А качели так и были нашими, хоть я и мог уже качаться сам. Но не мог же я сам себя целовать?

К следующему лету у деда начались проблемы со здоровьем, и вместо моря я отправлялся гулять во двор. А после драки с Толькой Коршуновым из-за Фени меня приняли в дворовое сообщество и я даже был частью «живой пирамиды», на которой стоял Толька, чтобы вырезать на тополе сердце, пронзенное стрелой, под своим «я люблю тебя». Да что там, и на море мы тоже гоняли, и строили шалаши, и даже пробовали влюбляться, и я еще не раз подрался из-за женщин. Было не до качелей.

Феня ухаживала за дедом, и в квартире поселился тонкий, но устойчивый запах лекарств. А мама вышла замуж. За Толика. За другого, конечно, но вроде он тоже намекал, что «я люблю тебя». Эту новость мне сообщила Феня и, глядя на меня, добавила: «Не куксись! Это хорошо. Вы подружитесь.» Я подумал: «Никогда!», а она оказалась права.

Все эти события: дедова болезнь, замужество мамы, драка с Толькой и дворовая дружба подвели итог моего дошкольного детства. Остались лишь воспоминания: разрозненные, малосвязные, но при этом яркие до осязаемости. И в главном из них я подлетаю на качелях вверх, а потом меня целует в макушку Феня.

Больше выездов «на море» не было, потому что началась другая жизнь. Мы приехали к деду через четыре года. На похороны. Я помню, как зашел в ту самую квартиру, а посреди большой комнаты стоял гроб. Феня провела нас с мамой мимо него в спальню и уложила спать с дороги. Назавтра была суета, похороны, поминки, и во всем этом я затерялся и чувствовал себя лишним.

Я потихоньку вышел из-за поминального стола и пошел в маленькую комнату. Сел на кровать, уставился в стену. Не знаю, сколько так просидел, но зашла Феня. Она обняла меня, и внезапно я разрыдался. Феня гладила меня по голове, а затем внимательно посмотрев в глаза, сказала: «Борык, деда все равно тебя любит. Ну, не куксись...»

Мы с мамой уехали после девятого дня. Феня предлагала мне остаться. Я выжидательно посмотрел на мать, рассчитывая, что она заявит о полной невозможности оставить меня... Но она молчала... Я отрицательно мотнул головой.
— Ну поезжайте, поезжайте, выберете время еще приехать... — Феня была тише, чем обычно, да и понятно почему.

А потом жизнь меня закружила. Это был, наверное, не тот танец, который я хотел, но отказаться не получалось. Свадьбы, рождения, болезни, похороны, встречи, расставания... Жизненное колесо неслось все быстрей, пока не застопорилось о диагноз моего собственного сына. Лейкоз. Помню глаза жены как провалы в ад и ее же бесстрастный голос, когда она перечисляла, что нужно купить в больницу. Еще доктора помню, который сказал, что «большинство случаев разрешаются благоприятно». В интернете писали, что большинство — это семьдесят процентов. И наш ребенок должен был в них попасть. Должен! И не должен в тридцать... Пусть не он... Мы стали командой по попаданию в семьдесят процентов: жена взяла на себя всё, связанное с сыном, а я должен был зарабатывать. Общение превратилось в сводки анализов. Лучше, хуже, хуже, лучше, лучше, немного хуже, немного лучше, еще немного лучше.

Мы победили. Мы попали в семьдесят. А я понял, что не чувствую ничего.
Я боялся посмотреть в глаза сыну и жене, потому что они бы это поняли. На работе подвернулась командировка, поехал. И вдруг как током дернуло: «А ведь Феня еще может быть жива! Есть шанс!» Не сама собой, конечно, эта мысль пришла, я рядом с теми местами оказался. Сделал крюк, нашел тот двор... Дверь в квартиру никто не открыл. Значит, не выпал шанс. Она бы точно дома была.

Вышел из подъезда — на лавочке тип алкоголического вида сидит. Аккуратно у него поинтересовался, не знает ли он, кто в шестьдесят четвертой квартире живет.
А он как заорет:
— Боб, ты? Точно ты! Ну ты же!
Друган детства оказался. В квартире пара молодая живет, дальние родственники Фени. А она сама давно уж померла. А до того как будто с ума сошла немного. Выходила вечерами гулять до ночи. На качелях раскачивалась и улыбалась. А потом соседи по запаху нашли ее.

— Боб, на пиво не подкинешь? Давай за встречу, — закончил он свой рассказ вполне ожидаемо. Я подкинул, а «за встречу» не стал. Он сразу побежал отовариваться, и я оглядываясь, как шпион, подошел к качелям. Всё те же. Вечная металлоконструкция. Сел боком, оттолкнулся ногой. Тополь тот же, вон на нем вырезано «Я люблю тебя» и сердце, пронзенное стрелой... Только еще что-то сверху накарябали, раньше не было. «Не куксись». «Не куксись. Я люблю тебя»... Нет, не может быть... Точно: «Не куксись».

Я уперся лбом в ствол дерева, а потом обхватил руками. Меня трясло. Нет, меня «типало». Так говорила Феня в минуты особого волнения: «Меня типает». Внезапно с утробным рыком я набрал полную грудь воздуха и разрыдался.
Я тоже люблю тебя, Феня. Я люблю тебя, дед. Я люблю жену и сына. И маму, и отчима, и сестру. И даже когда меня не станет, эта любовь останется. Но еще рано, я еще должен сказать им всем об этом хотя бы раз.

© Марина Тхор

Элитный маршрут

Автор Александр Райн

В троллейбусное депо срочно требовался кондуктор на маршрут номер 12. После недавней транспортной реформы работать стало совсем невозможно. Одни маршруты убрали, другие ― удлинили. В итоге троллейбусы и автобусы стали ездить реже, люди в них набивались плотнее, а атмосфера внутри всегда была напряженной. Работать в таких условиях могли только самые отчаянные, беспринципные или же опустившиеся на финансовое дно люди. И даже они уходили после первой получки.
 
― Идите вы к чёрту со своим двенадцатым маршрутом! ― кричала Алла Григорьевна, кондуктор с пятнадцатилетним стажем. Эта женщина могла с закрытыми глазами в час пик сосчитать количество вошедших пассажиров и обилетить даже самых юрких и хитрых. Но даже ей было страшно от одной мысли о двенадцатом маршруте.
 
― Вы ― наша последняя надежда, ― умолял её начальник. ― Мы вам ставку поднимем, на дес... пять процентов! ― он закашлялся, предлагая «выгодные» условия.
 
― Засуньте эти пять процентов себе в пневмосистему! ― прошипела кондуктор и, встав из-за стола, покинула кабинет, не оборачиваясь.
 
Она могла себе позволить подобное. Её всё равно никто не уволит ― работать-то некому.
 
― Ну и что мне делать, Наташ? ― повернулся начальник к своей секретарше, но та лишь пожала плечами.
 
В этот момент дверь в кабинет открылась с характерным скрипом. На пороге появилось нечто очень яркое до ряби в глазах и эффектное до боли в зубах.
 
― Гуд афтернун, ― произнесла с совершенно сельским акцентом женщина в пёстром платье, заправленном в длинную узкую юбку.
 
От её локтей до пальцев тянулись чёрные, сильно растянутые атласные перчатки. На голове этой особы сидела большая, словно спутниковая тарелка, шляпа, из которой антенной торчало перо чайки. На вид женщине было глубоко за тридцать пять, но она явно чувствовала себя гораздо моложе.
 
Достав из сумочки пачку дешёвых сигарет, она вставила одну в длинный мундштук и подожгла.
 
― Вы к кому? ― взяла слово секретарь, чувствуя, что начальник потерял дар речи.
 
― Меня зовут Сильвия, Сильвия Бобикова, ― томным аристократичным голосом представилась женщина. ― Я пришла к вам, так как я вам нужна!
 
― Вы, наверное, ошиблись, ― начальник хотел было сказать «дурдом», но вместо этого произнёс: ― Салон красоты ― через дорогу, нужно пройти пять...
 
― Это вы, mon cher, ошиблись, ― перебила его Сильвия, ― дважды.
 
Она уселась на стул и, закинув ногу на ногу, сделала затяжку. От дыма её сигареты начали отклеиваться обои в углу и увядать пластиковая монстера.
 
―Во-первых, вы не предложили леди чаю, а во-вторых, я не посещаю салонов. Настоящая леди способна сама нанести правильный макияж, ― женщина холодно улыбнулась своими губами цвета октябрьской революции. ― Я хочу позволить вам нанять меня на должность кондуктора.
 
― Кондуктора? ― оживился вдруг начальник, который минуту назад хотел выставить странную посетительницу с наименьшими потерями для своей психики.
 
― Oui, ― хрюкнула женщина, и перо на шляпе забавно колыхнулось.
 
― Что же вы сразу не сказали? ― заулыбался начальник и достал свою пожелтевшую кружку с изображением мопса. ― Ой, простите, у нас совсем нет чаю, ― он покосился на два засохших чайных пакетика в тарелке.
 
― Ничего, в следующий раз подготовитесь получше, ― с этими словами Сильвия достала из сумки термос, фарфоровую кружку, блюдце и целый лимон.
 
В воздухе запахло крепким настоем бергамота и ромашки. Лимон Сильвия разре́зала пополам и бросила одну часть в кружку.
 
― А вы точно уверены, что сможете работать кондуктором?
 
― Вы намекнули на то, что я ― недалекого соображения? ― бровь Сильвии вопросительно поползла вверх, поднимая шляпку.
 
― Нет-нет, ― виновато засуетился начальник, ― что вы! Я просто не понимаю, зачем вам это.
 
― Это хобби. Мне нужно чем-то заниматься между бриджем по субботам и кегельбаном по пятницам.
 
― Что ж, это прекрасно, я не против, ― залепетал мужчина. ― Вы приняты!
 
Он протянул свою потную ладонь.
 
― Целовать? ― спросила Бобикова, глядя на волосатые пальцы.
 
― Ох, нет, что вы! Хотел скрепить сделку рукопожатием. Подождите, пожалуйста, в коридоре. Наташа оформит вас через минуту.
 
Бобикова сложила всю свою утварь назад в сумку и вальяжно пошла в сторону выхода.
 
― Виталий Витальевич, вы серьёзно? ― набросилась ошарашенная секретарша на начальника. ― Она же явно ненормальная!
 
― Так и прекрасно! Нормальный человек на эту работу не пойдёт! Проблема двенадцатого маршрута решена.
 

*

 
― Как вас по отчеству? ― спросила Наташа у нового кондуктора, забивая данные в компьютер.
 
― Моего папеньку звали Джеймс, ― гордо ответила Бобикова.
 
― То есть Джеймсовна?
 
― Евгеньевна, ― кивнула в ответ Сильвия.
 
― Сколько вам полных лет?
 
― Я совершеннолетняя.
 
― Я заметила, ― процедила сквозь зубы Наташа. ― А год рождения?
 
― Думаю, что такой же, как у вас. Напишите, а я скажу ― так или нет, ― парировала Сильвия, и Наташа, кисло улыбнувшись, стёрла строку с возрастом.
 
― Место рождения?
 
― Я родом из Нового Света, ― пафосно произнесла Сильвия и, глубоко вздохнув, закатила глаза, вспоминая родину.
 
― Ах, ― завистливо всполошилась Наташа. ― Америка?
 
― Нет. Новый Свет ― это садовое товарищество в Московской области, ― всё так же гордо отвечала Бобикова.
 
― Хм... Предыдущее место работы?
 
― Oui, ma chérie, вы напомнили мне о прекрасных днях. Я вращалась в высших кругах общества, имела дела с самыми важными людьми города, каждый из них был в моей власти и слушался моих указаний.
 
―?
 
― Оператор шлагбаума в Доме правительства.
 
― Простите, вы закончили? ― появилась в дверях голова Виталия Витальевича.
 
― Почти, а что?
 
― Хотел предложить Сильвии выйти сегодня в смену.
 
― Месье начальник, научитесь терпению, ― начала отчитывать мужчину Бобикова.
 
Он извинился и хотел было уйти, но она его остановила:
 
― Скоро буду.
 

*

 
― Вот, познакомьтесь, Володя Песюк, извозчик, то есть водитель троллейбуса, ― поправил сам себя Виталий Витальевич, представляя Сильвии маленького щуплого усатого мужичка.
 
― О, найс ту мит ю, Вольдемар! Сильвия Бобикова, ― протянула Сильвия руку для поцелуя.
 
― Я Володя, ― поправил водитель кондуктора и пожал ей руку.
 
― Я поняла, Вольдемар, приятно познакомиться.
 
― Но...
 
― Что за «но»? Вы что, уже запрягли нашего коня? ― поинтересовалась Бобикова. ― Ступайте, Вольдемар, я явлюсь через минуту и, будьте так любезны, оденьтесь подобающе ― мы же не скот повезём.
 
― Но у меня ничего больше нет, ― развёл руками водитель, показав на свою выцветшую растянутую футболку.
 
― Вот, сегодня я вас выручу, ― Сильвия достала из сумки галстук-бабочку и, сунув его в руку Володе, добавила: ― Не забудьте причесаться.
 
Водитель был так ошарашен, что, не сказав больше ни слова, взял галстук и пошлёпал в направлении руля. Сильвии были вручены билеты, терминал для безналичной оплаты и пожелание удачи.
 
― Вы, главное, не переживайте, первый день всегда самый сложный, ― улыбался начальник наивной улыбкой.
 
― О чём вы толкуете, мой милый? Нет ничего проще, чем собирать с людей деньги.
 
Крутя на пальце катушку с билетами, Бобикова медленно пошла в сторону старого троллейбуса, неуклюже виляя бёдрами.
 

*

 
Первая остановка была у рынка. Двери распахнулись, пассажиры ринулись вперёд, расселись по местам и уткнулись глазами в свои телефоны или в мутные окна.
 
Сильвия сразу же подошла к сутулому дядьке со злым выражением лица и в футболке с надписью «Rammstein».
 
― Guten tag, ― фальшиво произнесла Бобикова. ― Прошу вас оплатить свою поездку, герр пассажир.
 
Мужчина молча достал пять тысяч одной купюрой и протянул Сильвии. Он делал так каждый день, заведомо зная, что у кондуктора не будет сдачи. ― этакий проездной билет, который позволял ему кататься бесплатно.
 
― Месье, не могли бы посмотреть у себя купюру меньшим номиналом? ― продолжала Сильвия держать воспитанный тон.
 
― Меньше нет! ― противно буркнул мужик в ответ.
 
― Оу, у мистера определенно огромные доходы, ― восторженно заметила Бобикова. ― Ещё бы, такой мужчина! Наверняка лорд или барон! ― без намёка на издёвку голосила Сильвия, привлекая к себе внимание всего салона. ― Чем занимается ваша светлость? Золото? Нефть? Строительство шахт? Ценные бумаги?
 
Кондуктор спрашивала совершенно серьёзно. Отовсюду начали слышаться смешки, и мужчина ссутулился ещё больше.
 
― Полагаю, такая вещь, как сдача, является для вас оскорблением? ― Бобикова уже хотела убрать «пятёрку» в сумку, но мужчина выхватил её и, пошарив по карманам, быстро нашёл нужную сумму.
 
Сильвия хрустнула коленями, сделав что-то отдалённо напоминающее реверанс, и направилась на свой творческий променад.
 
― Мне душно! ― вцепилась вдруг в её юбку женщина с красным бульдожьим лицом и тяжелым пакетом в руках, полным рассады.
 
― Как я вас понимаю! ― уселась напротив обрадовавшаяся Бобикова.
 
Оторопевшая пассажирка поняла, что совершила большую ошибку.
 
― Я здесь буквально задыхаюсь! Сплошная бездуховность вокруг! Сколько пьес поставлено в городе за последний год? Зато сколько открыто магазинов с едой! Фи! А библиотеки? Вы когда-нибудь бывали в Пинакотека Амброзиана? Это в Милане. Там, кстати, проходят лучшие показы мод.
 
Женщина замотала головой. Духота её больше не донимала, как и лук-севок, который она купила в недостаточном количестве. Теперь она думала только о том, как хорошо было ездить на колхозный рынок в машине зятя, где в её власти были все форточки и даже кондиционер, и никто не пугал словами «Милан» и «Амброзиана». Зря она тогда затеяла ссору...
 
Бобикова уже было переключилась на Прованс, но женщине повезло. На очередной остановке двери троллейбуса распахнулись, и в салон хлынула целая толпа людей всех степеней нервозности и социальной неудовлетворенности. Люди толкались, жались друг к другу потными телами и орали, выбрасывая в атмосферу накопленную за день злобу. Эта мясная ловушка из спин, локтей и грудей обычно не оставляла кондуктору шансов выполнить свою работу, но у Сильвии Бобиковой как раз наступило время чаепития. Её термос держал температуру магмы, а Сильвия не привыкла пить из неполной тары.
 
Сам Моисей позавидовал бы тому, как расступалось это живое море, когда кондуктор начала ходить по салону, одной рукой собирая оплату за проезд, а другой держа кружку, наполненную до краёв горячим чаем.
 
Но были и те, кто совершенно игнорировал выходки троллейбусного бомонда. Один мужчина сидел, закинув ногу на ногу, откровенно наплевав на пожилых людей, стоящих рядом. Тип вёл себя максимально вызывающе: хамил, плевал и даже курил, провоцируя всеобщее негодование.
 
― Mon ami, ― обратилась к нему Сильвия, ― я вынуждена просить вас перестать вести себя так, словно вы на стадионе.
 
Бобикова указала на озлобленных галдящих пассажиров и обозвала их «приличным обществом», которому такое поведение не по нраву.
 
― Да чхать я хотел на ваше общество! ― мужчина достал из кармана какую-то ксиву и показал её всем присутствующим, после чего люди начали отводить глаза в сторону и больше не выказывали недовольства.
 
― Могу я тогда хотя бы попросить вас угостить даму огоньком? ― спросила Бобикова и достала свой мундштук.
 
Мужчина ухмыльнулся и поджёг сигарету кондуктора. Сильвия сделала глубокую затяжку, а затем выпустила плотную струю дыма прямо в лицо грубияну.
 
― Знаете, я вас понимаю. Когда я работала с руководством города, то тоже могла позволить себе многое. Не то что сейчас, ― мечтательно произнесла Сильвия.
 
Каждое новое предложение Бобикова завершала затяжкой и выпускала новую порцию дыма, от которого у пассажира лицо начало стекать на пол, а рубашка ― расползаться по нитям.
 
― Знаете, а вы правы! Мы не должны идти на поводу общества! Это наше право как элиты ― диктовать свои условия миру! ― продолжала свой монолог Сильвия, не переставая курить.
 
Мужчина не отвечал, он старался как можно сильней сжать все отверстия, через которые воздух способен попасть в организм.
 
Бобикова болтала без остановки ― казалось, собеседник для неё абсолютно не важен, она спокойно могла бы заговорить до смерти огнетушитель и заставить его загореться. Когда Сильвия достала новую сигарету, мужчина не выдержал. Он попытался протиснуться к выходу, но у него ничего не вышло. Тела́ плотно держали оборону и не давали шансов.
 
Пассажир в истерике искал глазами молоточек, которым нужно разбить стекло в экстренной ситуации, но тот пропал ещё во времена перестройки. Не в силах терпеть, хам открыл форточку и устремился к свежему воздуху всем своим существом.
 
― My friend, куда же вы?! ― заволновалась Бобикова. ― Мы ещё не обменялись адресами и взглядами на концептуальное искусство!
 
Но мужчина уже летел в жёсткие, но куда более безопасные объятия асфальта. Он пообещал себе, что если выживет, то никогда больше не возьмёт в рот сигарету.
 
Через пару остановок в переднюю дверь инкогнито зашла охочая до штрафов и порицания контролёрша. Женщина эта была грозой безбилетников и кондукторов. Она шла с целью публично пристыдить и наказать. Но как только двери за ней закрылись, она сразу почувствовала неладное. Из хриплых динамиков сочился легкий джаз, руль крутил прилизанный водитель в футболке и галстуке-бабочке. Пассажиры, боясь быть повторно обилеченными, держали в дрожащих руках свои талончики. Контролёр молча прошла по салону, никак не выдавая себя. По взглядам присутствующих она поняла, что лучше не сто́ит доводить до сведения кондуктора информацию о своём присутствии, а когда увидела, как Бобикова посвящает одного школьника в последние сплетни мира немецкого балета, украдкой показала удостоверение и выскочила на ближайшей остановке.
 
― Ну, что скажете насчёт первого дня? ― ни на что не надеясь, спросил директор, когда троллейбус вернулся в парк.
 
― Что вам сказать, месье шеф, я ошибалась. Плетение корзин ― куда более захватывающее мероприятие.
 
Виталий Витальевич повесил было нос, но Сильвия продолжила:
 
— В следующую смену я возьму их с собой, чтобы хоть как-то развеять скуку. Люди в троллейбусе интересные, но быстро уходят ― не успеваешь как следует познакомиться. Некоторые даже выскакивают на ходу.
 
— Так значит завтра вас ждать на смену? ― просиял начальник.
 
― Определенно, mon cher! Одна лишь просьба...
 
Виталий Витальевич навострил уши:
 
― Всё, что пожелаете!
 
― Вы не могли бы посмотреть обшивку на кресле? Произошёл конфуз. Я позволила себе единоразово прилюдно чертыхнуться из-за того, что меня всю дорогу слегка било током. Я согласна на штраф, чтобы исчерпать сей конфликт.
 
Начальник кивнул и, распрощавшись десятью поклонами с Сильвией, радостно пошёл проверять кресло. Он подошёл к троллейбусу, накинул «рога» на провода и, зайдя внутрь, уселся на кондукторское кресло. Его чудом не выкинуло наружу через потолок. Шарахнуло так, что волосы в носу сгорели, а на ум пришло много всяких интересных слов, тянущих на десятки конфузов и пару лет тюрьмы.
 

*

 
― Выпишите Бобиковой премию, ― заявил начальник секретарю, вернувшись с того света.
 
― Премию? Она же отработала один день...
 
― Вы правы... Давайте выпишем в двойном размере.
 
Александр Райн

Силявка, Елена, огромное благодарю! И благодарю всех кто делится всем, что я вижу и читаю в этой теме. И смеюсь и плачу. Получаю огромнейшее удовольствие! Доброго здравия вам всем и всем вашим родным и близким!!!

Бабушка сходила в парикмахерскую и постриглась совсем уж коротко. Внучонок рассматривает ее некоторое время и выдает:

• Бабушка, ты теперь выглядишь не как старая женщина...
• Спасибо, мой маленький! Ты сказал очень добрые слова. Ну а как я все-таки выгляжу?

- Как старый мужчина!..

я вначале подумала, что ты подстриглась, только потом дошло.

— Это безобразие!
— Нахал!
— Как ты посмел свой клюв в нашу кормушку сунуть? — синички яростно набросились на Воробья.
— Дык это... Общая же кормушка... Всегда из неё все дружно клевали, — попытался отбиться Воробей.

— Сегодня наш день, ты что, забыл? Мы ещё неделю назад эту кормушку забронировали. Завтра прилетай, нахал!
— Как это забронировали? — удивился воробей
— Сегодня "Синичкин день", понял? Экологический праздник, между прочим! — и самая маленькая синичка важно задрала нос.
— А что вы здесь делаете? Вас же сегодня в центре города ждут! — удивился воробей.
— Как ждут? Нас ждут? Где ждут? — заволновались синички.
— Так еще неделю назад на всех деревьях объявления висели, вы что, не читали? "Синичкин день" пройдёт в торжественной обстановке и всё такое. Кормить по-особенному обещали, — подмигнул им воробей.
Стая синичек вспорхнула и полетела в сторону центра. Воробей хмыкнул и продолжил клевать зёрнышки. А старая ворона на дереве чуть не упала в обморок от такого нахальства.

Из новостей: Сегодня днём жители и гости столицы наблюдали необычное зрелище. Огромная стая синиц летала над центром города. Птицы прыгали на фонтанах, атаковали лотки с шаурмой и хот догами, и яростно гоняли голубей. Орнитологи связывают такое поведение с «Синичкиным днём» — птицы из-за холодов переселяются ближе к людям.
Объяснить, зачем синицы заставляли воробьёв летать клином, орнитологи затруднились.
(с) Александр «Котобус» Горбов

Монолог счастливой жены

• Mиш, ты cпишь? A мнe нe cпитcя. Paдocть пepeпoлняeт.

Mиш, a тeбя пpaвдa c зaвтpaшнeгo дня нaчaльникoм oтдeлa cтaвят? Дa? И пpикaз caм видeл? Hу вoт, cчacтьe-тo – oнo pядoм! Я бы нa твoём мecтe cпaть нe cмoглa. Я бы жглa и кутилa! Я пoшлa бы нa бaлкoн тaнцeвaть и poллы зaкaзaлa.

Mиш, дaвaй зaкaжeм poллы? Плeвaть, чтo тpи чaca нoчи. Пуcть куpьepы пpивыкaют, чтo я тeпepь мoгу иx дёpнуть в любoe вpeмя, a тo вoвce тaм oпуxли oт бeздeлья. Mы жe c пpoшлoгo Hoвoгo гoдa ничeгo у ниx нe зaкaзывaли.

Xopoшaя вcё-тaки у тeбя диpeктopшa, дa, Mиш? Я eё вcю жизнь кoзoй тифoзнoй cчитaлa, a oнa тeбя – paз! – и нaчaльникoм oтдeлa нaзнaчилa. Moлoдeц тёткa, нe злoпaмятнaя. Oнa жe нe знaeт, чтo я eё инcтaгpaм вcё вpeмя дизaю, a oдин paз я пoзвoнилa eй c чужoгo нoмepa и пocлaлa eё в жoпу гoлocoм Ивaнa Уpгaнтa.

Лaднo, этo в пpoшлoм, зaвтpa я c утpa вce дизы нa лaйки пepeпpaвлю и дaжe пoдпишуcь нa eё кopявую бугpoвaтую зaдницу.

Mиш, пpизнaйcя, ты нe измeнял мнe c диpeктopшeй, чтoб кapьepу cдeлaть? Cкaжи кaк ecть, я нe oбижуcь. Я тeпepь жeнa нaчaльникa oтдeлa, мнe мoжнo быть cниcxoдитeльнoй. Измeнил – тaк измeнил, чecтнo cкaзaть, нeвeликa пoтepя.

Mиш, ты cпишь? Я пpocтo думaю, чтo ecли ты измeнил мнe c диpeктpиcoй paди пoвышeния, тo oнa тeпepь пo oпыту пoнялa, пoчeму я вcю жизнь тaкaя гpуcтнaя. Taк eй и нaдo.

Пoмнишь, кaк ты мeня нa кopпopaтив c coбoй бpaл? Eщё pугaлcя пoтoм, будтo я зaдoм тaм вepчу. Я нe вepтeлa, Mишa, я oтвлeкaлa внимaниe. Cлышaл, кaк птицы пpитвopяютcя paнeными и увoдят вpaгoв oт гнeздa? Я тoжe вызывaлa oгoнь нa ceбя. Cпeциaльнo зaдиpaлa нoги, пилa вoдку и пaдaлa в caлaт, чтoбы никтo нe зaмeтил, чтo ты нe умeeшь вecти ceбя зa cтoлoм.

Я oтвлeкaлa внимaниe, Mишa, чтoб нa тeбя пoмeньшe cмoтpeли и никтo нe пoзapилcя. Пo-мoeму cpaбoтaлo. Ha тeбя дeйcтвитeльнo никтo нe зapитcя, Mишa, xoть co cкидкoй тeбя oтдaвaй. Зaтo тeпepь ты нaчaльник.

Mиш, ты cпишь? Я cглaзить бoюcь. Teпepь ты бoльшoй нaчaльник и зapплaту тeбe дoбaвят. He бoйcя, я eщё никoму нe paccкaзывaлa, чтo тeбя пoвыcили. Hи eдинoй живoй душe! Hиктo eщё нe знaeт... пoчти. Я oбo вcём paccкaзaлa тoлькo кoту... тo ecть тoлькo кoту и пoдpугe Bepкe... тo ecть тoлькo кoту, пoдpугe Bepкe и мaмe. Koту я paccкaзaлa нa лaвoчкe c coceдкaми, Bepкe paccкaзaлa, кoгдa мы в мapшpуткe вмecтe exaли, a мaмe – кoгдa oнa в oчepeди в пoликлиникe cидeлa. Пoэтoму интpигa coxpaняeтcя... ecли тoлькo кoт нe выдacт.

Mиш, ты cпишь? Tы нe cepдиcь, я тут зapaнee кaтaлoги пoлиcтaлa, paз тeбe зapплaту дoбaвят. Пoлиcтaлa, пoлюбoвaлacь, пpицeнилacь... ну и пoзвoнилa кoe-кудa нa вcякий cлучaй.

Чтo ты пpoxpaпeл? Cпpaшивaeшь, кoму звoнилa? Hу, pиэлтopaм вcяким, в бaнки звoнилa, ничeгo cepьёзнoгo. Mы жe eщё нe бepём ипoтeку, дa, Mишa?

Пpocтo пoдумaлa: a вдpуг кaкую xибapку c тoбoй купим? Знaeшь, тaм тaкиe шикapныe квapтиpы-cтудии в Mocквe! Пaльчики oближeшь! И eжeмecячный взнoc вceгo тpиcтa куcкoв!

Mишa, ты зaчeм c кpoвaти упaл? Bo cнe, чтo ли? Я знaю, чтo тeбe нe нpaвитcя Mocквa. Чтo тaм xopoшeгo? Пpoбки, экoлoгия, вeчнaя тoлкучкa... плитку эту c мecтa нa мecтo пepeклaдывaют, xpeнь пoлнaя.

Ho кaкиe пpeкpacныe квapтиpы в Пeтepбуpгe, Mишa! И взнoc пo ипoтeкe – вceгo кaкиx-тo двecти тыcяч в мecяц, пpикинь?... Mишa, ты oпять c кpoвaти упaл? Teбя пoдпepeть чeм-нибудь, кopмилeц мoй? He xoчeшь в Питep, дa? Kaкoй ты paзбopчивый. Дa, в Питepe cыpo, xoлoднo... и дopoгo. Kультуpa пaдaeт, нapoд xaмeeт, дopoги ужacныe, нe тo чтo у нac в Cызpaни.

Mиш, a кaк ты cмoтpишь нa Kpacнoдap? Блaгoдaтнaя Kубaнь, южный климaт, cтpeмитeльныe тeмпы paзвития. И взнoc вceгo чeтвepть лямa в мecяц!

Чтo ты пpoxpaпeл, мoй бocc Mишa? Гoвopишь, c твoeй дoбaвлeннoй зapплaтoй мы мoжeм пoзвoлить ceбe тoлькo пoдoкoнник в Bopкутe? Ax ты мoй шутник, пpямo кaк твoй тёзкa Жвaнeцкий.

Mиш, ты cпишь? Я eщё мeбeль cмoтpeлa. Hу, кoтopую мы нa пoдoкoнник в Bopкутe пocтaвим. Экcклюзивную cпaльню нaшлa и гapнитуp для кaминнoй кoмнaты. Шёлк, клён, нaтуpaльныe мaтepиaлы – вceгo cтo тыcяч pублeй!

Tы нe упaл, Mишa? Cтo тыcяч – этo epундa, пpaвильнo? Ho я пpocтo пoдгoтaвливaю пoчву. Пoнимaeшь, cтo тыcяч pублeй – этo в нeдeлю, в тeчeниe cтa лeт – и тoгдa гapнитуp для кaминнoй кoмнaты нaш.

Hу вoт, нecмoтpя нa пoдгoтoвку ты вcё-тaки cнoвa cвepзилcя, Mишa. Чтo? Для кaминнoй кoмнaты ты пpeдлaгaeшь купить тoлькo шишeчку oт кaминa? И зacунуть мнe в poт, чтoб нe буxтeлa? Дeлo твoё, Mишa, я нe тopoплю. Дo утpa у тeбя ecть вpeмя пpинять cвoё твёpдoe мужcкoe peшeниe... и coглacитьcя co мнoй.

Mиш, paз ты нaчaльник, зaoднo я зaлeзлa нa caйт пocмoтpeть aвтoмoбильный pяд. Taм тa-aкoй cупepкap «Бугaтти Beйpoн»! Зa кaкoй-тo миллиoн eвpo мы пoлучим нacтoящую мeчту!

Ё-мoё, xвaтит пaдaть c кoйки, бaлдa! Я пoнимaю, Mишa, миллиoн eвpo – этo и ecть твoя мeчтa. Дeйcтвитeльнo, чтo нaм «Бугaтти»? Чeм oн лучшe «Oки»? Toжe eздит впepёд-нaзaд и пoвopoтники включaeт. Boт и вcя paдocть.

Чтo ты пpoxpaпeл, Mишa? Пo нaшим cpeдcтвaм мы ocилим тoлькo oтпeчaтoк oт пpoтeктopa «Kaлины»? Oпять шутишь. Ho cлушaй, я вcepьёз cмoтpeлa «Фeppapи 599». Kлaccнaя тaчкa. Глaвнoe, к мoим туфлям пoдoйдёт, к тeм, кoтopыe мнe бaбушкa зaвeщaлa.

Kaк ты думaeшь, Mишa, 599 – этo и ecть цeнa? Toгдa мы пoтянeм, тeбe жe к зapплaтe кaк paз 599 pублeй дoбaвят. Tы жe c зaвтpaшнeгo дня – нaчaльник oтдeлa!

Haчaльник oтдeлa музeйнoгo apxивa, нe xуxpы-муxpы. Будeшь тeпepь oгpeбaть aж двeнaдцaть шecтьcoт в мecяц! Изoбилиe нe зa гopaми! Mиш, ты cпишь? Cчacтьe мeня pacпиpaeт! Mилeнький, дaвaй вcё-тaки зaкaжeм poллы?... из инета

я вначале подумала, что ты подстриглась, только потом дошло.

я и подстриглась. Только мелкий ещё меня не видел-это раз, и он ещё не скажет так-это два

Только мелкий ещё меня не видел-это раз, и он ещё не скажет так-это два

Увидит и заговорит. В хорошем смысле.

как старая женщина..

Вот здесь я поняла, что какой-то подвох, а уж в дальнейшем уже и всё понятно.

Белки. Большая подборка коротких роликов

thumbnailUrl

Белки. Большая подборка коротких роликов

Позитивчик (фото, видео, рассказы для хорошего настроения) - 3917296

PT10M4S

True

2022-11-13T01:15:56+03:00

embedUrl

Упала в лужу.Это фиаско,братан.Жизнь в провинции.

thumbnailUrl

Упала в лужу.Это фиаско,братан.Жизнь в провинции.

Позитивчик (фото, видео, рассказы для хорошего настроения) - 3917298

PT1M

True

2022-11-13T02:54:43+03:00

embedUrl

Старый парикмахер

Мы жили в одной комнате коммуналки на углу Комсомольской и Чкалова. На втором этаже, прямо над садиком «Юный космонавт». В сталинках была хорошая звукоизоляция, но днем было тихонько слышно блямканье расстроенного садиковского пианино и хоровое юнокосмонавтское колоратурное меццо-сопрано.
Когда мне стукнуло три, я пошел в этот же садик. Для этого не надо было даже выходить из парадной. Мы с бабушкой спускались на один этаж, она стучала в дверь кухни – и я нырял в густое благоухание творожной запеканки, пригорелой кашки-малашки и других шедевров детсадовской кулинарии.
Вращение в этих высоких сферах потребовало, чтобы во мне все было прекрасно, – как завещал Чехов, – и меня впервые в жизни повели в парикмахерскую.
Вот тут-то, в маленькой парикмахерской на Чкалова и Советской Армии, я и познакомился со Степаном Израйлевичем.
Точнее, это он познакомился со мной.
В зале было три парикмахера. Все были заняты, и еще пара человек ждали своей очереди.
Я никогда еще не стригся, был совершенно уверен, что как минимум с меня снимут скальп, поэтому ревел, а бабушка пыталась меня взять на слабо, сочиняя совершенно неправдоподобные истории о моем бесстрашии в былые времена:

• А вот когда ты был маленьким...

Степан Израйлевич – высокий, тощий старик – отпустил клиента, подошел ко мне, взял обеими руками за голову и начал задумчиво вертеть ее в разные стороны, что-то бормоча про себя. Потом он удовлетворенно хмыкнул и сказал:

• Я этому молодому человеку буду делать голову!

От удивления я заткнулся и дал усадить себя в кресло.
Кто-то из ожидающих начал возмущаться, что пришел раньше.
Степан Израйлевич небрежно отмахнулся:

• Ой, я вас умоляю! Или вы пришли лично ко мне? Или я вас звал? Вы меня видели, чтобы я бегал по всей Молдаванке или с откуда вы там себя взяли, и зазывал вас к себе в кресло?

Опешившего скандалиста обслужил какой-то другой парикмахер. Степан Израйлевич не принимал очередь. Он выбирал клиентов сам. Он не стриг. Он – делал голову.

• Идите сюда, я буду делать вам голову. Идите сюда, я вам говорю. Или вы хочете ходить с несделанной головой?!
• А вам я голову делать не буду. Я не вижу, чтобы у вас была голова. Раечка! Раечка! Этот к тебе: ему просто постричься.

Степан Израйлевич подолгу клацал ножницами в воздухе, елозил расческой, срезал по пять микрон – и говорил, говорил не переставая.
Все детство я проходил к нему.
Стриг он меня точно так же, как все другие парикмахеры стригли почти всех одесских мальчишек: «под канадку».
Но он был не «другой парикмахер», а Степан Израйлевич. Он колдовал.
Он священнодействовал. Он делал мне голову.

• Или вы хочете так и ходить с несделанной головой? – спрашивал он с ужасом, случайно встретив меня на улице. И по его лицу было видно, что он и представить не может такой запредельный кошмар.

Ежеминутно со смешным присвистом продувал металлическую расческу – будто играл на губной гармошке. Звонко клацал ножницами, потом брякал ими об стол и хватал бритву – подбрить виски и шею.
У Степана Израйлевича была дочка Сонечка, примерно моя ровесница, которую он любил без памяти, всеми потрохами. И сколько раз меня ни стриг – рассказывал о ней без умолка, взахлеб, брызгая слюной от волнения, от желания выговориться до дна, без остатка.
И сколько у нее конопушек: ее даже показывали врачу. И как она удивительно смеется, закидывая голову. И как она немного шепелявит, потому что сломала зуб, когда каталась во дворе на велике. И как здорово она поет. И какие замечательные у нее глаза. И какой замечательный у нее нос. И какие замечательные у нее волосы (а я таки немножко разбираюсь в волосах, молодой человек!).
А еще – какой у Сонечки характер.
Степан Израйлевич восхищался ей не зря. Она и правда была очень необычной девочкой, судя по его рассказам. Доброй, веселой, умной, честной, отважной. А главное – она имела талант постоянно влипать в самые невероятные истории. В истории, которые моментально превращались в анекдоты и пересказывались потом годами всей Одессой.
Это она на хвастливый вопрос соседки, как сонечкиной маме нравятся длиннющие холеные соседкины ногти, закричала, опередив маму: «Еще как нравятся! Наверно, по деревьям лазить хорошо!».
Это она в трамвае на вопрос какой-то тетки с детским горшком в руках: «Девочка, ты тут не сходишь?» ответила: «Нет, я до дома потерплю», а на просьбу: «Передай на билет кондуктору» – удивилась: «Так он же бесплатно ездит!».
Это она на вопрос учительницы: «Как звали няню Пушкина?» ответила: «Голубка Дряхлая Моя».
Сонины остроты и приключения расходились так стремительно, что я даже частенько сначала узнавал про них в виде анекдота от друзей, а потом уже от парикмахера.
Я так и не познакомился с Соней, но обязательно узнал бы ее, встреть на улице – до того смачными и точными были рассказы мастера.
Потом детство кончилось, я вырос, сходил в армию, мы переехали, я учился, работал, завертелся, растерял многих старых знакомых – и Степана Израйлевича тоже.
А лет через десять вдруг встретил снова. Он был уже совсем дряхлым стариком, за восемьдесят. По-прежнему работал. Только в другой парикмахерской – на Тираспольской площади, прямо над «Золотым теленком».
Как ни странно, он отлично помнил меня.
Я снова стал заходить к старику. Он так же торжественно и колдунски «делал мне голову». Потом мы спускались в «Золотой теленок» и он разрешал угостить себя коньячком.
И пока он меня стриг, и пока мы с ним выпивали – болтал без умолку, брызгая слюнями. О Злате – родившейся у Сонечки дочке.
Степан Израйлевич ее просто боготворил. Он называл ее золотком и золотинкой. Он блаженно закатывал глаза. Хлопал себя по ляжкам. А иногда даже начинал раскачиваться, как на еврейской молитве.
Потом мы расходились. На прощанье Степан Израйлевич обязательно предупреждал, чтобы я не забыл приехать снова:

• Подумайте себе, или вы хочете ходить с несделанной головой?!

Больше всего Злата, по словам Степана Израйлевича, любила ириски. Но был самый разгар проклятых девяностых, в магазинах было шаром покати, почему-то начисто пропали и они.
Совершенно случайно я увидел ириски в Ужгороде – и торжественно вручил их Степану Израйлевичу, сидя с уже сделанной головой в «Золотом теленке».

• Для вашей Златы. Ее любимые.

Отреагировал он совершенно дико. Вцепился в кулек с конфетами, прижал его к себе и вдруг заплакал. По-настоящему заплакал. Прозрачными стариковскими слезами.

• Злата... золотинка...

И убежал – даже не попрощавшись.
А вечером позвонил мне из автомата (у него давно был мой телефон), и долго извинялся, благодарил и восхищенно рассказывал, как обрадовалась Злата этому немудрящему гостинцу.
Когда я в следующий раз пришел делать голову, девочки-парикмахерши сказали, что Степан Израйлевич пару дней назад умер.
Долго вызванивали заведующего. Наконец, он продиктовал домашний адрес старого мастера, и я поехал туда.
Жил он на Мельницах, где-то около Парашютной. Нашел я в полуразвалившемся дворе только в хлам нажравшегося дворника.
Выяснилось, что на поминки я опоздал: они были вчера. Родственники Степана Израйлевича не объявлялись (я подумал, что с Соней и Златой тоже могло случиться что-то плохое, надо скорей их найти).
Соседи затеяли поминки в почему-то не опечатанной комнате парикмахера. Помянули. Передрались. Танцевали под «Маяк». Снова передрались. И растащили весь небогатый скарб старика.
Дворник успел от греха припрятать у себя хотя бы портфель, набитый документами и письмами.
Я дал ему на бутылку, портфель отобрал и привез домой: наверняка, в нем окажется адрес Сони.
Там оказались адреса всех.
Отец Степана Израйлевича прошел всю войну, но в самом конце был убит.
Мать была расстреляна в оккупированной Одессе румынами, еще за пять лет до гибели отца: в октябре 1941 года. Вместе с ней были убиты двое из троих ее детей: София (Сонечка) и Голда (Злата).
Никаких других родственников у Степана Израйлевича нет и не было.
Я долго смотрел на выцветшие справки и выписки. Потом налил до краев стакан. Выпил. Посидел с закрытыми глазами, чувствуя, как паленая водка продирает себе путь.
И только сейчас осознал: умер единственный человек, кто умел делать голову.
В последний раз он со смешным присвистом продул расческу. Брякнул на стол ножницы. И ушел домой, прихватив с собой большой шмат Одессы. Ушел к своим сестрам: озорной конопатой Сонечке и трогательной стеснительной Злате-Золотинке.
А мы, – все, кто пока остался тут, – так и будем теперь до конца жизни ходить с несделанной головой.
Или мы этого хочем?....

✍? Александр Пащенко (Одесские рассказы)

Лапулик)

Шикарная сказка с неожиданным финалом.

— Где девочка? — набросилась на кота Баба-яга. — Только что тут была, куда подевалась?
— Удрррала, — промурлыкал кот, облизывая лапку.
— Как — удрала? — опешила Баба-яга. — Не могла она удрать! Ты тут для чего сидишь? Должен же был наброситься на нее и исцарапать!
— Понимаешь, какое дело, хозяйка... — кот задумчиво уставился на свои коготки, — она мне сметаны дала.

— Тебе?
— Мнне.
— Сметаны?
— Мням.
— Да разве ж так можно? И ты съел?!

— А что такого? — кот потянулся и широко зевнул. — Я тебе уже служу без малого сто лет, а ты мне даже простокваши не наливала. А тут — сметана!
— Я же тебе запрещала!
— Я тебя, хозяйка, очень уважаю, — дернул ушами кот, — но сметану я уважаю тоже.

— И это вместо благодарности! — укоризненно покачала головой Яга. — Нет чтоб сказать спасибо старушке за сто лет, которые ты прожил. Еще и простоквашей попрекает! Ты вообще знаешь, сколько кошки в среднем живут?
— Да ну, ерунда, хозяйка. Не переживай. Ничего мне не будет от одной мисочки сметаны.

— От целой мисочки?! — Баба-яга прикрыла глаза.
— Одной жизнью больше, одной меньше, — пожал плечами кот. — У меня их еще восемь останется.
Баба-яга нахмурилась и задумчиво посмотрела в окошко.
— Та-ак... А собаки ее почему пропустили? Э-эй, вы там! Шавки! А ну идите сюда!

— Да не ори ты, — зевнул кот. — Не придут они. Спят.
— Как спят?
— Так. Наелись и переваривают.
— Что... переваривают?
— Колбасу. — Кот прищурился и еле заметно вздохнул. — Колбаса — это хорошо. Хотя... ладно уж, сметана тоже неплохо.

— Ироды! — Баба-яга села не перевернутую ступу и всхлипнула. — Я вас для чего кормлю-пою строго по диете? Чтобы вы мне в одночасье передохли от гастрита?
— Брррось, хозяйка, — примирительно мурлыкнул кот, — собакам тоже надо развеяться. Сто лет во рту черствой корки не было, страшно сказать!

— А страшно — так и молчи! — прикрикнула старуха.
Кот покладисто замолчал, повернулся на бочок и стал ловить свой хвост, негромко урча.
— Догнать ее, что ли? — задумчиво протянула старуха через некоторое время.

— На чем, на помеле? — фыркнул кот.
— Между прочим, — недобро прищурилась Баба-яга, — в Европе, как я слышала, ведьмы летают верхом на черных котах.
— Я необъезженный, — осклабился кот, — и норовистый.
Баба-яга отвернулась и замолчала.

— Хозяйка, а хозяйка?
— Чего?
— А что бы ты с ней сделала, если бы догнала? Зажарила и съела?
— Да что я, зверь какой? — обиделась старуха. — Как же я могу ее съесть? Триста лет живу, и все мне: «Баба-яга, костяная нога...» А она — бабушкой назвала!

Старуха всхлипнула и утерла глаза уголком платка.
— Я вот тут ей яблочков на дорожку собрала... И пирожков, с повидлом... — призналась она и смущенно улыбнулась ошеломленному коту.

НОЯБРЬ

Ноябрь. С ним сразу все ясно. Разве может быть хорошим месяц, который начинается с «но». А в английском вообще с «no». Оставь надежду всяк сюда входящий.

Достать чернил и плакать — про него. Классик ошибся на пару месяцев.

В ноябре миром управляет ученик. Ноябрю все сигналят: проезжай быстрее.

Мокрый снег — такое мог придумать только Босх. Не Бог, я уточняю, а Босх. Наши лица утром в ноябре — Мунк. В ноябре Босх с Мунком пляшут канкан. Такое даже представить жутко, а мы в этом живем.

В ноябре я перехожу в режим хокку. Стараюсь замечать красоту мелочей. Прислушиваюсь к тихой музыке повседневности. В ноябре гоним эндорфины из чего попало, выжимаем по капельке.

Вот яичница-глазунья. Идеальный желтый. Желток словно подернутый слезой. Кристаллик соли на нем. Сколько в этом желтом жизнерадостности, оптимизма, надежды. Обычно жена делает мне глазунью из двух яиц. Так что эффект умножаем на два.

Или автобус, которого долго ждал. Он подъезжает, улыбаясь одними фарами. Не замечали? Долгожданные автобусы всегда так подъезжают.

Джо Дассен. Это обязательно. Натощак три раза в день. Этим голосом запело бы море, если бы море умело петь.

В ноябре человек начинает гнездиться. Дом приобретает особое значение. Обычно на ноябрь я планирую покупку новой настольной лампы. Напоминаю, что ёжик вышел из тумана именно на свет лампы, пересмотрите внимательно.

В ноябре нагрузка на кота резко увеличивается. В ноябре коты выполняют функцию упаковочной пленки с пузырями. Котов взбивают как подушки. Коты терпят — понимают: они отрабатывают за год.

Ну, и не забываем обниматься. Чтобы злой ветер не унёс нас по одиночке. Объятья — кратчайшее расстояние между двумя людьми. Электричество души передаётся через руки. Замыкаем цепь.

- Хоспидяяя! – протянула, выключив телевизор, Нинка. Беременная дама двадцати пяти лет.

• Вот ведь врут, как дышат!

Сериалы, как под копирку! И тошнит-то беременных исключительно один раз – вместо теста. И соленые огурцы все жрут бочками. Ну и на «сладкое» – рожают в лифте за 15 минут. Ну да, ну да... Да за это время даже хомячиха не разродится!
А сколько странностей приписывают женщинам на сносях! Нина не сомневалась, что бабы просто чудят, чтобы их мужикам жизнь мёдом не показалась. Ведь у одиноких подруг Нинка подобных «завихрений» не наблюдала.

Ой... Нина резко остановилась, не дотянув руку до чайника. Что же это делается- то??? Неужели не выдумка? Ей прямо здесь и сейчас нестерпимо вдруг захотелось понюхать кошку!!!
Она вспоминала и никак не могла вспомнить, чем же пахнет кошачий мех. Ей казалось, что если не уткнуться немедленно носом в кота, то следующим утром у нее не будет шансов проснуться. Не доживет!!!

• Димасик? Ты скоро? А, уже почти у подъезда! Так ты это, не заходи. Найди мне, пожалуйста, какую-нибудь кошку. Ну или кота, без разницы. Чё ты ржёшь??? Я хочу нюхать кошку!!!

Муж сказал, что попробует, но если в ближайшей подворотне кошару не выловит, то это уже не его проблемы. Он отработал, и он хочет есть!
Кошек в округе не оказалось, зато в поле зрения Димы попался большущий кот.
Боцман шел по своим делам, проваливаясь по пузо в снег и высматривая дорогу единственным, не заплывшим после очередной драки, глазом. Было холодно – короткий мех – это не роскошная шуба. Это скорее легкая, осенняя курточка.
Но другой, теплой, у Боцмана не было – в какой родился, в такой и приходится жить. Какой-то странный мужик направился к нему навстречу. Боцман остановился, свернул в сторону. Дядька двинулся следом.
Дурацкий снег! Боцман запрыгал, но так и не смог убежать. Схваченный поперек тела, кот развернулся и под звук собственного, хриплого крика, попытался разорвать лапами «захватчика» на куски. Не получилось.
Перчатки и пуховик Дмитрия защитили. Он крепко сжимал кота, быстро соображая, что же с ним делать дальше. А потом время словно замедлилось– мужчина ощутил, как «погрузился» в кота.
Даже через перчатки кололись ребра, запущенные уши, заплывший глаз. Второй излучал такой отчаянный страх и ужас, что Дима почти физически его ощущал. А за страхом прятались смирение и усталость – кот готов был бороться здесь и сейчас, но был бы счастлив, если бы все закончилось как можно скорее. Жизнь в вечной борьбе – это не жизнь.

И Дима просто... Обнял кота. Одной рукой прижимая тело, а второй – бережно придерживая на груди костистую голову. Ладони на голову было много и Димины пальцы очень ласково поглаживали морду кота. Кот притих, а Дима зубами сдернул перчатку.
Было тихо. Они вместе молчали. Взрослый мужик баюкал на своей груди большого и ободранного кота. Зачем нужны слова, когда и без них они всё понимали...
В карман «полетела» и вторая перчатка. Мужские руки не обещали, они давали гарантию. Что теперь у кота будет все хорошо. Потому что он уже свой, а своих мужики никогда не бросают – своё остается у них навсегда! А кот, кот мурчал. И втыкался мордой в куртку всё глубже.
Дима ее расстегнул, чтобы крепче прижать кота. Маленький... Ну конечно, он маленький! Крохотный, беззащитный зверик на улице. А ведь он на ней не родился, будь это так – кот не жался бы так трогательно к незнакомому человеку.
Боцман почти не помнил свою домашнюю жизнь, но вот это ощущение «на руках»... Пожалуйста, пусть оно не кончается никогда! Кот мурчал, кот молился. Молился каким-то неизвестным нам, своим кошачьим богам.

Прямо с порога к ним кинулась Нина.

• Дай кота!
• Дай-дай... Иди да поймай! – Дима не хотел с котом расставаться.

Но, прикрываясь заботой, сказал:

• Нин, он же грязный. Сейчас помою, а ты сходи в вет-аптеку. Купи капли на холку. И смотри, чтобы от всех гадостей были. И не ной, не больная. У тебя четвертый месяц всего.

Весь вечер Нина с ревностью наблюдала, как муж трепетно нянчит кота. То протрет глаз, то шестой раз вычистит уши. Да он загладил кота почти что до дыр! Ну, и когда она котана будет нюхать?!
И только ночью, уложив Боцмана рядом с собой, Нина наконец смогла вдоволь им надышаться. Как хорошо и невероятно! Блаженство! Уткнувшись в кота, Нина мигом уснула.
С другой стороны Боцмана, почти придавив его лбом, спал Дмитрий. Кот поерзал, пододвинул людей и понял, что именно этого ему так давно не хватало. Теплоты, чистоты, безопасности... А самое главное – бескорыстной любви, еще в самом зародыше, но кот чувствовал, как эти ростки зарождались.
Правда, любовь оказалось не совсем бескорыстной. Люди коварны... Коту пришлось расплачиваться за нее всем собой. Потому что Нина еще две недели не спускала Боцмана с рук. И, глубоко зарываясь носом в шерсть, нюхала и дышала. Просто чистый, без запаха – живой мех. Аромат настоящего счастья!

(С.) Cebepinkа.

Юмористический художник Jeff Leedy
«Я создал искусство, которое заставляет вас смеяться», говорил он.

Женька расстроена. Институт рабства упразднили, и непонятно, где теперь порядочная девушка должна искать нормального мужика. Такого, который будет и по дому работать, и Женьку уважать. Женьке всего двадцать пять, а жизнь ее уже юдоль скорбей и печалей, и каждый встречный норовит добавить немножко печали от себя лично.

Вот к примеру Вовка. Казалось бы, мужчина порядочный, очки даже носит, сам умеет гладить брюки. Мечта, а не мужчина, хоть сейчас на выставку достижений народного хозяйства. Она думала, у них все хорошо, даже немножко влюбилась, и еще велосипед купила, чтобы летом ездить вдвоем в Михайловку. Никто не предупредил Женьку, что нельзя влюбляться в мужчину, если у него очки и стрелки на брюках. Оказалось, такие-то экземпляры самые опасные, ты его любишь-любишь, лепишь ему вареники на день рождения, а потом он однажды звонит и признается в любви.
— Понимаешь, — говорит, — я влюбился, зай.
И ты ему такая:
— Ой, какое совпадение, я тоже влюбилась!
И вот тут оказывается, что влюбился он в какую-то Людку, а признается в этом Женьке. Что за Людка такая, неизвестно. Ясно только, что дура, и рожа у нее козья, будьте счастливы, уроды, вы нашли друг друга.

Женька трубку бросила и ушла на балкон курить. Господи, как вредно для здоровья общаться с мужчинами. Шесть месяцев не курила, и вот пожалуйста — пять минут разговора с мужчиной, и всю силу воли коту под хвост. Надо бы выведать номер этой Людки, предупредить ее, с каким канцерогеном она связывается.

В этот момент на балкон к Женьке пришел котик.
У Женьки дом построен так, что по балконным перилам можно обойти кругом все здание, если возникнет желание, и вестибулярный аппарат не будет возражать. У котика с вестибулярным аппаратом было все хорошо, вот он и пришел. Серенький такой, на лице печать страдания, в желудке киты поют свои скорбные песни. Спрыгнул с перил на пол, сел между старым тазом и велосипедом, и говорит:
— Мяу!..

Страдальческим таким тоном — сразу ясно, что котик в жизни повидал разное, и желудок от голода сводит так, что все лапки замерзли, можно у вас погреться на кухне, рядом с мясом?..
— Даже не подлизывайся, — сказала Женька. — Знаю я вас, мужиков. Ты же мужик, верно?
Приподняла его за лапки, развернула к себе кормой, котик оказался мужик.
— Значит, тоже сволочь, — заключила Женька. Сволочь благодарно замурлыкала. Ну вот как с ними по-хорошему?..
Пришлось унести котика на кухню. В кастрюле с супом нашлось куриное крылышко, Женька сервировала котику шведский стол в миске на полу. Котик открыл рот ровно два раза, первый раз, чтобы проглотить крыло целиком, не жуя, со всеми его зигзагами. А второй раз — чтобы спросить: «Мяу еще чего-нибудь?..»

Женька поняла, у котика в жизни неприятности. Жизнь у котика сложилась неудачно, жена бросила, с работы выгнали, хозяева не кормят. Может, даже держали его дома взаперти, заставляли день и ночь работать по хозяйству. Потом однажды окно осталось открытым, и котик перегрыз зубами свои цепи и сбежал. Спустился с восьмого этажа по водосточной трубе и оказался на Женькином балконе. Нельзя же просто выкинуть беглого котика вон из квартиры, даже не покормив?..
Она положила в миску пару ложек сметаны и два вчерашних пельменя, все это исчезло внутри котика за пару секунд. Потом Женька разбила сырое яйцо. Яйцо разбилось случайно, Женька зацепила его локтем, когда вынимала из холодильника творог для котика, и оно упало. Котик втянул его в себя одним вдохом, чуть не подавился скорлупой.
— Силен ты жрать, — сказала Женька.
Котик взглянул на нее грустными глазами, по глазам было видно, что он хотел бы рассказать о всех тяготах и унижениях, с которыми ему довелось столкнуться в последние годы. Хотел бы, но не может. Пасть занята творогом.
В котика поместились еще четыре крабовых палочки, консервы из тунца и большая часть йогурта, прежде чем котик икнул и отпал от миски. Уселся на задницу, мяукнул:

— Сейчас... Еще молочком запью... И я в порядке.
— Надо тебя помыть, — сказала ему Женька. — И расчесать. У тебя, наверное, блохи. У моего бывшего тоже были, я вас, мужиков, хорошо знаю.
На самом деле у Вовки не было блох, это Женька придумала, чтобы котик понял: тем отношениям пришел конец, кроме котика у Женьки никого нет.
Пока котик находился в сытом коматозе, она унесла его в ванную, намылила собственным мылом, ополоснула под душем.
Котик говорил: — Не одобряю я этого, — но в целом не сопротивлялся.
Потом Женька устроила котика на ПМЖ под батареей, отдала ему плед, чтобы ему было мягко. Потом вышла на балкон, ей хотелось посмотреть, откуда все-таки пришел котик. Высунулась за перила, тут-то ее и окликнула бабулька с соседнего балкона.
— Девушка, а вы кота здесь не видели, скотину нашу серую? Не знаю, то ли вниз идти искать, то ли он по перилам ушел.

Оказалось, котик постоянно практикует гостевой брак. Уходит к соседям, жалуется на судьбу. Потом оприходует холодильник, выспится, и домой.

— Мужик, что с ним сделаешь, — пожаловалась хозяйка котика. — Они все такие. Так я к вам отправлю внука, он заберет кота, хорошо?..
Пришел соседский внук, пропорциями молодой викинг в футболке, только без шлема и топора. Женька открыла дверь и покраснела. Знала бы раньше, что по соседству такие внуки, давно бы выкрала котика самостоятельно.
Внучок сказал:
— Я за котом, — тоже покраснел и добавил: — Много он сожрал?.. Я оплачу, если надо.
Женька ляпнула первое, что пришло в голову:
— Примерно как ужин в кафе.

Так что завтра Женька идет в кафе, принимать выкуп за котика. Котик, конечно, оказался негодяем, но даже из этого можно иногда извлечь пользу.
Может, хотя бы викинги ведут себя порядочнее, чем котики.
Подержим пальцы крестиком.

 Алексей Березин

Ещё один (лапулик).

Сочинение ученика 6 класса

Папка у меня кроликов разводит. Вот один крольчонок родился дефективный: хилый, слабый, задняя нога неестественно вывернута и торчит куда-то в сторону перпендикулярно телу.
 Худо-бедно дотянул он до подросткового возраста и запомирал уже
конкретно. Лежит безучастный ко всему и все ему по фиг. Папка клетку открыл — он из нее вывалился и лежит-чуть дышит. Батя на это дело посмотрел, плюнул и оставил его прямо на земле, мол, сдохнет до завтрева и выкину. На мясо не годится и на развод не пойдёт.
Но ночью, по прохладе, крол сообразил, что помирать в клетке — это
одно, а на свободе в трех метрах от капустных грядок — совсем другое.
Через пару дней наша кошка была неприятно поражена, обнаружив
на своей подведомственной территории наглое ушастое существо, которое, козыряя кривой ногой и сытой отрыжкой, бодро окучивало огород во всех направлениях, упирая больше на горох и морковку. Когда киса попыталась сунуться с немым вопросом непосредственно, маленький стервец разбил ей нос здоровой лапой.
Самое паскудное, что засунуть этого паршивца обратно ни у кого рука
не поднимается — из-за ноги, в основном. Да и выловить не получается. Мамочка зовет его Жоффрей де Пейрак. А вчера он покусал соседскую собаку, забежавшую к нам во двор.
Жизнь налаживается!❗

Просто красиво

Утро воскресенья началось не так, как планировалось.
Проще говоря – хреново оно начиналось.

- Ты когда шкафчик поправишь? – ворвался в сонное сознание каверзный вопрос супруги.

• Шкафчик...?– Я медленно входил в реальность после сна эротической направленности.
• Ну да. Который ты обещал перевесить еще накануне войны 1812 года.

Блин, точно. Обещал. Этот вшивый шкафчик на кухне, презрев все устои морали, вытащил из стены шуруп на котором висел и одним боком грохнулся на микроволновку.
Я, проявив инженерную смекалку, под этот угол подложил три книжки с рецептами, которые гармонично вписались в кухонный интерьер, чем и придал шкафчику первоначальное положение. Подставка из литературы была крепка и, как казалось, сделана на века.
Но супруга сразу возненавидела мою прорывную идею и периодически, в пылу перечисления моих грехов, виртуозно вплетала этот злосчастный шкафчик в свой импульсивный монолог.

Воскресение грозило накрыться этим самым шкафчиком, а причин для переноса ремонта в сонный мозг не приходило.

• Ладно. Сделаю.

Супруга ушла по важным делам, плавать в бассейн, а я сумрачно уставился на злобную конструкцию из дерева.

• Ну, что, сволочь поганая? Добился своего?

Шкаф многозначительно молчал глядя на меня перекошенным боком.

На кухню пришли коты, но увидав, что я разговариваю со шкафом, мгновенно ретировались и затаились по углам думать про меня нехорошее. В квартире стало тихо и тревожно.

Эх, хошь-не хошь, а начинать надо. С этой мыслью я открыл дверцу, которая по задумке дизайнера открывалась наверх. Внутри стояли рюмки, бокалы и прочая хрустальная дребедень образца восьмидесятого года.
Их было много и все они смотрели на меня как то издевательски.

• Ну привет, уроды! – Поздоровался я с хрусталем и тихонько щелкнул ногтем край ближайшего бокала. Бокал мелодично зазвенел навевая мысль об опрометчивости моего поступка.

Вибрация хрусталя стала той соломинкой, которая и переломила хребет какому то антикварному верблюду, а мне – психику на ближайшие несколько минут.
Я и не подозревал, что хрупкий с виду хрусталь способен на такое.

Шкаф, который держался за стену из последних своих шкафьих сил, не выдержал вибрации бокала и с криком, «А ипись оно все в циркулярку!», как ступень космического корабля отделился от стены и ринулся вниз.
Внутри тревожно звенели-переговаривались пассажиры-рюмки и спрашивали друг друга традиционное – «Когда долетим?».

• Скоро.. – Я успел ухмыльнуться, до того, как этот деревянный склеп рухнул в раковину, над которой и висел. Последнее, что я услыхал, был стон чудом уцелевшего бокала – «Нихрена себе, посадочка!»

В сердцах обозвал «уродом рукожопым» того, кто вешал шкафчик, но вспомнив, что вешал его я сам, быстренько отозвал ругательство.
Картина открылась впечатляющая.
Сам шкаф висел на специальной металлической рейке, которая отошла от стены, а за рейкой виднелся ряд дыр, напоминающих хаотичный след от очереди из пулемета.

...Не спешите обзывать мои руки придатками задницы. Просто мой дом, стоящий на Крайнем Севере, был построен давно и с соблюдением всех технологий. Не знаю, из чего делали тогда бетон и что в него добавляли, но он сопротивляется, как старая дева деревенскому ветеринару и не всякий перфоратор в состоянии лишить его девственности.

Но это дело прошлое. А сейчас мне надо было заново закрепить рейку и повесить шкафчик. Перфоратор был, анкера были. Не было вдохновения.
...Из-за угла смотрели две глумливые, кошачьи хари и нехорошо ухмылялись...

Разруха, царившая на кухне, особо не способствовала ожиданию этого самого вдохновения и я, горестно крякнув взял в руки заждавшуюся дрель.
На удивление, засверлить получилось быстро, как и закрепить планку.
А затем начались некоторые трудности. Шкаф, сука деревянная, никак не хотел цепляться за планку.
Я уже вспомнил всех его родственников вплоть до семян, высранных пролетающей птичкой из которых выросло дерево для этого ящика, когда понял, что прикрутил планку вверх ногами.
Воспоминания о родственниках шкафа резко изменили направление и теперь были направленны на родню этой металлической планки.
Традиционно ответственно я углубленно прошелся про ее предкам, коснувшись даже, казалось бы ни в чем неповинного сталевара, который лил метал, для этой фигни.

Планку, прочно заанкеренную в бетон я, конечно, перекрутил, заодно, с профессиональностью ясновидца, пробежав по генеалогическому древу бетона коснувшись времен далекого генезиса, когда образовывался песок, использованный в бетонном растворе.

Теперь все было, как говорят французы – «Комильфо».
Осталось самое простое. Элегантно поднять ящик и, в ограниченном пространстве, повесить его на планку.

Когда дело идет к завершению, я резко становлюсь активным и стремительным, поэтому у шкафчика не было ни малейшей возможности повиснуть криво.
Отойдя на пару метров, я вовсю любовался профессионально повешенным шкафом, когда тот решил продолжить веселье и без всяких предварительных ласк, стремительно отошел от стены и со стоном уставшего слона прилег на старое место, в раковину.

Мне показалось, что вместе со шкафом у меня упала матка. Я же специально дергал эту сраную планку, как сумасшедшая горилла ветку!
И все было крепко и надежно. Хотя...
Приглядевшись я понял, что планка как висела, так и висит. А ящик упал.
А планка висит. А ящик сука.

При детальном анализе места шкафо-крушения выяснилось, что одна петля ящика банально сломалась, отчего шкафчик и не захотел больше висеть на стене. Кроме того, после нескольких падений, этот гроб для хрусталя, приобрел некоторую подвижность в своей геометрии, не запланированную производителем.
Надо было торопиться, а то кто-то вот-вот придёт с плаванья и начнет кушать мой мозг маленькими ложечками, что бы хватило на подольше.
А за вновь обретенную косорылость любимого шкафчика, мозг бы выели через ту часть тела, которая совсем не предназначена для этого.

Сломавшуюся петлю я сделал быстро. Положил шайбу под винт, который порвал пластмассовый корпус петли, затянул, и, если не заглядывать в шкафчик, то снаружи все выглядело аккуратно и прилично.
Кроме геометрии.

Потом шкаф ещё раз падал из уставших рук, потом он потерял дверцу, которую я прикрутил, потом оторвалась вторая петля, когда я нагрузил повешенный шкафчик собой, чтобы проверить крепость крепления, потом я собирал себя по раковине, куда я прилетел вместе с попутчиком-шкафом.

Только-только успел повесить эту нестабильную в своей геометрии, конструкцию, как пришел плавучий мозгоед.
Вокруг лежали инструменты, было немного пыльно, я был помятый, уставший и морально изнасилованный кухонной мебелью.
Как раз та картина, какая особо мила большинству домашних мозгоедов.
В общем работы были приняты благосклонным кивком головы, инструменты убраны, оставшийся хрусталь расставлен, клетки мозга не высосаны.
И только коты, пихая друг друга в бок и нервно посмеиваясь, жаловались, как они «Чуть не обделались, когда хозяин летел вниз вместе с ящиком»

Автор: Сергей Кобах.

Он нес на вытянутых руках свою подружку. Слезы застилали глаза. Оступался, падал и все причитал, как молитву «Потерпи, дорогая, еще чуть-чуть, только не умирай. Прошу!» «Господи!»,-взмолился мужчина,- «Не забирай ее, умоляю!»
Черная собака еле дышала, открывала карие глаза с поволокой и смотрела с надеждой... и любовью на своего хозяина.

Наконец, заветная дверь... «там нам помогут», шептали губы, словно молитву.
Кровь капельками расстилалась следом по белому кафелю. Кто-то закричал: «Мужчина, вы куда, вы чего?» Кто-то остановил этот крик и посторонился.

Он положил почти бездыханное тело на железный операционный стол, опустился на колени и завыл, завыл в изнеможении, как воет дикий зверь от смертной тоски. Он не мог потерять ее, потерять сейчас, когда они стали так близки.

Дези, его девочка, она долго не могла к нему привыкнуть. Он забрал ее из приюта, куда безжалостно выкинул ее прежний хозяин. Она тосковала, скулила часами, свернувшись черным клубком. Было ощущение, что это безутешно плачет ребенок. Она звала своего человека, того, кто ее предал, она не верила, что ее бросили, бросили вот просто так. Она любила, любила беззаветно, даже рисковала жизнью однажды, спасая своего хозяина от грабителей, ее убивали, резали ножом, а она храбро защищала своего хозяина, который ее предал... выбрал женщину, которая поставила ультиматум, или я, или твоя псина...

А он, Иван, работал волонтером в этом приюте. Он давно обратил внимание на эту собаку. Дези... ее звали Дези. Стал приходить к ней. Она сначала не реагировала, пряталась в самый дальний угол и выла, выла. Потом она разрешила погладить себя по голове, а потом завязалась дружба. Они стали гулять с Дези, она немного повеселела. А потом он позвал ее домой. Она пошла.
Они жили душа в душу, в коконе любви, нежно заботясь друг о друге, одинокий мужчина и однажды преданная. Вечером Иван усталый приходил с работы и чувствовал там, за дверью нежное дыхание. Его девочка терпеливо ждала возле двери. Он медленно поворачивал ключ в скважине замка и Дези прыгала ему на плечи, визжа от радости, как молодой кутенок. Она лизала щеки, нос. Иван задыхался от восторга, так они обнимались еще продолжительное время, словно расставались не на миг короткий, а будто навсегда. А потом Иван подхватывал поводок, и они исчезали с Дези в ночи. Им полюбилось гулять ночной порой, когда летняя дневная жара спадает, и воздух свеж и чист, а на улице уже пустынно и Дези может порезвиться вволю.
А однажды... все случилось так внезапно. Дези радостная бежала к нему навстречу, неся в зубах свой мячик. Вдруг ослепил резкий свет фар. Из-за угла выскочила на огромной скорости машина.
Ооо, этот крик отчаянной боли до сих пор стоит у Ивана в ушах.
Женщина, сидящая за рулем, казалась невменяемой. Она надавила по газам и умчалась. Подумаешь, собака...
Однако возмездие не заставило себя ждать. Глухой удар, машину занесло и скинуло в кювет. Из открытой дверцы, словно хищной пасти, свешивалась безжизненная рука. Дамочке больше некуда было спешить.

Иван, весь в крови, нес свою девочку. Эта дорога казалась бесконечной.
А теперь он, обессиленный и потерянный, не мог вымолвить и слово, только умоляюще смотрел на доктора.
Люди, сидящие в очереди со своими питомцами начали волноваться. Кто-то особо нервный стал кричать «Доктор, да сделайте же что-нибудь!» Кто-то начал по кругу сбор денег на операцию, но все были едины в своем порыве спасти Дези.
Ивана привели в чувство, сделав укол. Он сидел рядом со своей девочкой, не отрывая взгляда от ее карих глаз под чуть подрагивающими веками. На длинных ресницах блестели слезинки, перемешанные с кровью. Казалось, мир для этих двоих замер в немом ожидании.

Врач устало вышел из операционной, сел на корточки, облокотившись о стену и закурил. Все взоры устремились на него. «Будет жить. Собака молодая, организм сильный, справится». Наступила тишина, а потом вдруг грянул шквал аплодисментов. Люди ликовали, целовали своих питомцев, каждый счел своим долгом пожать руку доктору.

А эти двое были там, за стеклом, мужчина, обнимающий свою драгоценную подружку, и собака под наркозом, вся в бинтах. На кафельном полу свернулись капельки крови, словно гроздья рябины на белом снегу.
Мужчина припал к собачьему уху и что-то нашептывал. Ухо слегка подрагивало, будто собака внимательно слушала своего хозяина. Дези была все еще под наркозом. Ей снилось, что она бежит по изумрудному лугу к своему Ивану. Он подхватывает свою девочку, они падают в траву, обнимаясь.
Дези чуть постанывает и перебирает лапками. Иван целует ее в нос. Он будет так сидеть всю ночь напролет. А утром Дези откроет глаза и лизнет Ивана в щеку своим шершавым языком. Тот расплывется в счастливой широкой улыбке. Дези жива.

Лана Праздник

– Кто съел Колобка?
– Откуда мне знать? Я за ним не следила.
– Признавайся. Все свидетели на тебя указывают.
– Это кто меня оклеветать хочет?
– Волк, например. Говорит, в твою сторону катился.
– И что? Меня в тот день дома не было, я у сестры гостила, в соседнем лесу.
– Врешь, рыжая. Медведь видел, что ты с ним разговаривала.
– Сам он врёт. Никого я не видела. И хлеб ваш черствый даже бы в рот не взяла. Он еще грязный, столько по земле кататься. А я мясо люблю.
Лиса лениво отбрехивалась от Деда с Бабкой, устроивших ей допрос с пристрастием. Она и правда не ела Колобка. Два дня назад, она встретила его, плачущего, на полянке. Бедняга сбежал от Деда, который сам хотел съесть малыша.
Войдя в положение несчастного, Лиса вывела Колобка к деревне и в сумерках откатила в сельскую школу. К утру рыжая дорисовала на нем грим и впихнула на полку. Колобку оставалась малость – не моргать и не хихикать от щекотки, когда на «глобусе» будут показывать Южную Америку.

Александр «Котобус» Горбов.

Двeнaдцaть лeт Зинa былa pыбкoй, зaйкoй и кисулeй, a тут вдpуг, кaк-тo сoвepшeннo нeoжидaннo для сeбя oнa узнaлa, чтo пoхoжa нa клушу, нe слeдит зa мoдoй, a eщё пpeснaя, дepeвeнскaя и нeмoлoдaя (a Зинe всeгo лишь 32!). Βсё этo eй Аpкaдий скaзaл, дoстaвaя из шкaфa свoи pубaшки.

- Ηeт в тeбe, Зинкa, изюминки, – скaзaл oн нa пpoщaниe и уeхaл к мoлoдoй, мoднoй и нaчинeннoй тaк нeoбхoдимым eму изюмoм любoвницe, пpихвaтив двa чeмoдaнa вeщeй.

Тpи дня Зинa лeжaлa и нe хoтeлa жить. Μыслeннo пepeбиpaлa симптoмы измeн, нa кoтopыe нe oбpaщaлa внимaния. Зaдaвaлaсь вoпpoсaми: – Кaк дaльшe жить? И стoит ли? Ηa чeтвepтый дeнь пoднялaсь, пoдoшлa к зeркалу. Из зeркала на Зину cмoтрeла лoхматая, oпухшая oт cлёз тётка.

• Ηадo чтo-тo дeлать, – cказала ceбe Зина. Отпуcка ocталocь 2 нeдeли. И раз уж пoднялаcь c крoвати, тo нужнo идти дальшe. С чашкoй гoрячeгo чая Зина уcтрoилаcь в крecлe и cтала думать, c кeм раздeлить cвoё гoрe? Пoдруги и кoллeги oтмeталиcь cразу, нe хoтeлocь давать пoвoд для пeрecудoв и нeиcкрeнних coчувcтвий. Сидeть в oдинoчecтвe в чeтырёх cтeнах – нe выхoд. Оcтавалаcь бабушка Βаря, Βарвара Тихoнoвна, eдинcтвeнный рoднoй чeлoвeк. Ηecкoлькo раз в гoд Зина навeщала бабулю, вoзила eй кучу гocтинцeв из гoрoда, приглашала к ceбe, нo Βарвара Тихoнoвна, в cвoи 79, вполне cебе жила cамocтoятельнo и в пocтopoнней пoмoщи пoка не нуждалаcь. На этoт pаз Зина пpиехала без гocтинцев – cебя бы дoтащить, pаcтoптанную и униженную. Бабуля, увидев этo вoплoщение неcчаcтья на пopoге, вcплеcнула pуками, а пoтoм, этими же pуками пpижимала Зину к cвoему плечу, кoтopoе та, pыдая и pаccказывая пpo клушу и изюм, oбильнo opoшала coлеными cлезами. Βыплакав чаcть cвoегo гopя в любимoе бабушкинo платье в poзoчках, Зина вcкopе уcнула на выcoкoй cтаpиннoй кpoвати, уткнувшиcь нocoм в мягкую бoльшую пoдушку и вдыхая лёгкий запах лаванды. Бабуля oбoжала этoт аpoмат, и пoдкладывала любимую тpавку в cундук, где хpанилa постельное белье.

Πроснулaсь Зинa вечером. В доме было тепло, тихо и пaхло пирогaми.

• А у меня бaнькa готовa, Зин. Вот тебе полотенчико, беги мойся. Я тебе тaм и веничек зaпaрилa и ромaшку. Через двa чaсa Зинa рaспaреннaя и блaгоухaющaя трaвaми, вернулaсь в дом. Нa столе стояло большое блюдо с пирогaми, кaстрюлькa с горячей рaссыпчaтой кaртошкой с укропом, мискa соленых груздей и бутылкa с фирменной бaбулиной нaстойкой.
• Зa новую жизнь! – предложилa Вaрвaрa Тихоновнa, стукнув своим стaкaнчиком с рубиновым вишневым вином в Зинин стaкaн. – Зa счaстливую новую жизнь! – добaвилa онa... Через кaкое-то время, блaгодaря открытым нacтeжь в тeплую aвгуcтoвcкую нoчь oкнaм в дoмикe бaбушки Βapи, coceди мoгли нacлaждaтьcя пecнями «Рoмaшки cпpятaлиcь», «Ой мopoз, мopoз», "Ηaпилacя я пьянa" и eщё мнoгими дpугими в иcпoлнeнии cлaжeннoгo жeнcкoгo дуэтa...

А paнo-paнo утpoм в лёгкoм хaлaтикe, бocикoм Зинa бeжaлa пo cвepкaющeй oт pocы тpaвe к мecтнoму oзepу, гдe дoлгo пoтoм купaлacь и любoвaлacь пoднимaющимcя нaд дepeвнeй coлнцeм.

Βepнувшуюcя пocлe купaния внучку Βapвapa Тихoнoвнa вcтpeтилa cлoвaми:

• Яблoки пocпeли, будeм вapить вapeньe.

С этoгo дня вcпoминaть Зинe o тoм, чтo oнa нecчacтнa, лeжaть cутки нaпpoлeт и бeзучacтнo cмoтpeть нa oкpужaющий мир, как этo пoлoжeнo при дeпрeссии, былo ужe нeкoгда. За двe нeдeли oни с Варварoй Тихoнoвнoй сварили двадцать банoчeк яблoчнoгo варeнья, дeсять – вишнeвoгo и пятнадцать – сливoвoгo. Этo нe считая банки с малинoвым, смoрoдинoвым и крыжoвeнным. В каждoe варeньe дoбавлялoсь чтo-тo oсoбeннoe, тo чтo придавалo гoтoвoму прoдукту нeпoвтoримый вкус и арoмат. В хoд шли ваниль, кoрица, листoчки вишни, цeдра апeльсина и лимoна, дрoблeныe oрeхи, кардамoн, имбирь, изюм и eщё мнoгoe другoe.

Сo всeй oкруги на умoпoмрачитeльныe запахи к бабулинoму дoмику слeтались пчeлы и oсы, а вeчeрoм, кoгда сoлнцe начиналo прятаться за тeмным eлoвым лeсом, с большой неохотой разлетались по домам, натыкаясь по дороге на деревья и заборы, потому что аромат бабулиного варенья пьянил, одурманивал и лишал бедных насекомых ориентации.

Помимо варенья, Зина и Варвара Тихоновна сделали своими руками ремонт: поклеили красивыми обоями комнатки, всё, что моется – отмыли, обновили занавески на окнах, выстирали дорожки. С каждым днём Зина становилась веселее, душевная боль отступала, а желание жить росло. Вечера по-прежнему, как по заказу, были тихими и теплыми. Уставшие после трудового дня и разомлевшие после жаркой бани, Зина и Варвара Тихоновна подолгу сидели на кухне и гоняли чаи c вaтрушкaми, a пoтoм oни выхoдили нa крылeчкo, гдe cидeли тecнo прижaвшиcь друг к другу, укрывшиcь oднoй бoльшoй шaлью и тихoнькo нaпeвaли любимую бaбушкину «Бeлocнeжную вишню». Ηoчнoe нeбo из тёмнo-cинeгo бaрхaтa былo уceянo звeздaми, кoтoрыe врeмя oт врeмeни oтрывaлиcь oт нeгo и пaдaли в лec. Ηaвeрнoe, бaбушкa Лунa пришилa их нeпрoчными, oчeнь тoнкими ниткaми и кoгдa oчeрeднaя звeздa лeтeлa вниз, мoжнo былo увидeть тянущийcя зa нeй мaлeнький бeлый хвocтик...

А eщё Вaрвaрa Тихoнoвнa тeрпeливo училa Зину вязaть. Пeрвoй, caмocтoятeльнo cвязaннoй вeщью cтaл шaрфик. Яркo-oрaнжeвый, кaк aпeльcин, мягкий и пушиcтый.

Пeрeд отъeздoм Зины Ваpваpа Тихoнoвна стала аккуpатнeнькo складывать в сумки банoчки с ваpeньeм: – В этoй сумкe – малинoвoe и яблoчнoe, а в тoй – вишнeвoe. Остopoжнo, нe pазбeй.

• Бабуль, ну как я этo пoвeзу? Мнe жe нe пoднять эти сумки!
• Ηичeгo, вoн к сoсeдкe сын пpиeхал на машинe из гopoда, вoт с ним и уeдeшь. Я ужe дoгoвopилась. Он тeбe сумки дo кваpтиpы дoставит.

Сын сoсeдки, Сepгeй, внёс тяжёлыe сумки в пpихoжую Зининoй кваpтиpы, с удoвoльствиeм взял пpeдлoжeнныe в знак благoдаpнoсти двe банoчки ваpeнья и oставил на тумбoчкe у зepкала визитку с адpeсoм спopтклуба «Туpист», гдe pабoтал инстpуктopoм.

... Гдe-тo в кoнцe зимы Аpкадий вoзжeлaл вepнуться к Зинe (виднo в мoлoдoй любoвницe oкaзaлaсь нeдoстaтoчнo изюминoк?), дaжe пpигoтoвил тeкст нa тeму «был глуп, пpoсти, ты лучшe всeх», нo тeлeфoн Зины вoт ужe двe нeдeли был «внe дoступa". Сaмa жe Зинa с бoльшим pюкзaкoм зa спинoй в этo вpeмя взбиpaлaсь пo кpутoму хoлму вмeстe с дpугими вeсeлыми туpистaми. Βoзглaвлял гpуппу инстpуктop Сepгeй в яpкo-opaнжeвoм пушистoм шapфe, бepeжнo зaмoтaнным вoкpуг eгo шeи зaбoтливыми pукaми любимoй жeнщины. Чepeз чeтыpe дня oни вepнутся в свoй гopoд, чтoбы нaкупить кучу пoдapкoв, зaгpузить всё в мaшину и уeхaть в дepeвню к Βapвape Тихoнoвнe. Кaк-никaк, юбилeй у стapушки, 80 лет!
© Современная хозяйка.

я и подстриглась.

Очень даже симпатично! И выглядишь молодо. Молодец!

Вит, засмущал баботю

Молодёеежь! Классику не смотрел.

thumbnailUrl

Детям мороженое, бабе цветы

Позитивчик (фото, видео, рассказы для хорошего настроения) - 3918929

PT10S

True

2022-11-17T01:41:38+03:00

embedUrl

Это любовь!

Ути пути, масюсюля какая!

свет лана, специально для вас – занятия с коржиками.
Но с моей больной спиной у меня никогда не будет таких овчарок-коротконожек.

thumbnailUrl

Первый раз в первый класс.

Андвол Равель первый раз в зале.Позитивчик (фото, видео, рассказы для хорошего настроения) - 3919298

PT2M51S

True

2022-11-17T18:31:33+03:00

embedUrl

КроНа, Галь, спасибо большое! Такие мимимишечки)))
У меня начальник из головного офиса – счастливый владелец корги. Он, как к нам в командировку приезжает, так всегда про своего «коржика» рассказывает. Я наверно от него заразилась

Накрутили, но читается прикольно

Поcлe гибeли Aнны Карениной под колесами поезда ее дочь Анну на воспитание берет Каренин. Вронский в глазах общества превращается в чудовище, и все, кто раньше злословил по поводу Карениной, теперь выбирают своей мишенью Вронского. Он вынужден уехать из Москвы, но и высшее общество Петербурга его не принимает. Следы Вронского теряются где-то в глубине России.

Каренин воспитывает детей Сергея и Анну одинаково строго. Но подрастающей Анне кажется, что с ней он обходится особенно сурово. Сережа иногда, обвиняя Анну в гибели матери, грозит ей, что папа оставит ее без наследства, что не видать ей приличного общества и что, как только она подрастет, ее вышвырнут на улицу.
Романа Льва Толстого в доме Карениных не держат, но Анна прочитала его довольно рано, и в ее сердце вспыхивает желание отомстить.

В 1887 году совпадают сразу несколько событий: умирает Каренин, Сергей Каренин осуществляет свою угрозу – выгоняет Анну из дому, и становится известно, что Вронский жив. Практически разорившись, бывший блестящий офицер живет в небольшом волжском городе. На последние деньги Анна покупает билет на поезд и, похитив из дома Карениных револьвер, едет, чтобы отомстить отцу.
Вронский живет в приволжском городе Симбирске одиноко. Свет даже такого маленького городка после выхода в свет романа «Анна Каренина» не принимает его, и Вронский вынужден вращаться н полусвете. Однажды он знакомится там со странной парой бывших каторжан, недавно амнистированных. Его зовут Родион Раскольников. Его молодая подруга – Катя Маслова. К Раскольникову Вронского привлекает еще и то, что волей случая они оба стали героями романов. Катя Маслова, бывшая проститутка, убившая любовника, завидует обоим и иногда говорит: «Вот напишу Льву Толстому, он и меня в роман вставит». Она даже иногда по вечерам пишет нечто вроде дневника, а потом отправляет листки в Ясную Поляну. На каторге она потянулась к овдовевшему там Раскольникову, но на свободе постаревший Родион не может идти ни в какое сравнение с сохранившим столичные манеры Вронским.

Раскольников в отчаянии, но сам он уже не может поднять руку на человека. Он решает найти исполнителя своей мести. Выбор Раскольникова падает на семнадцатилетнего гимназиста, у которого недавно казнен брат за покушение на царя. Володя Ульянов, читавший о судьбе Родиона Раскольникова, соглашается и из рогатки, почти в упор, свинцовым шариком в висок убивает Вронского. На крик Масловой сбегаются люди, собирается толпа, и в этот момент к дому на извозчике подъезжает Анна Каренина. Она понимает, что опоздала, что месть осуществить не удается.

Вечером в гостинице она узнает имя гимназиста, убившего Вронского, и то, что в городе созрел своеобразный заговор молчания. Из сострадания к матери Ульянова, уже потерявшей сына, и оттого, что Вронского все равно никто не любил, в свидетельство о смерти Вронского вписан апоплексический удар. Анна, не имеющая средств к существованию, в гостинице знакомится с купцом и на пароходе уплывает с ним.

Маслова в отчаянии, она должна вот-вот родить, но к Раскольникову возвращаться не хочет. Дождавшись родов, она подбрасывает родившуюся дочку в бедную еврейскую семью, а сама кончает жизнь самоубийством. Еврейская семья Каплан, приняла подкидыша, назвав девочку Фанни. Девочка знает, кто виноват в том, что ей приходится воспитываться в еврейской семье. Фанни решает отомстить.
Анна Каренина намеренно бросается в разгул, жизнь превращается в череду пьяных компаний и в переход от одного купца к другому. Идут годы. Однажды осенью 1910 года после пьяного кутежа в затрапезной гостинице Анна находит зачитанные прислугой книги Льва Толстого «Анна Каренина» и «Воскресение». Старая боль вспыхивает в душе Анны, и ей начинает казаться, что во всем виновен Лев Толстой, что именно он виноват в том, что брат выгнал ее из дому. Анна решает убить Толстого и отправляется в Ясную Поляну, послав по дороге телеграмму с угрозой. Лев Толстой понимает, что это не шутка, все бросает и бежит из Ясной Поляны. По дороге простужается и умирает. Анна снова опаздывает. Снова загул, попытка утолить воспоминания в вине. Приходит в себя Анна только в 1917 году, когда узнает, что в Петрограде произошла революция, и во главе ее стоит тот самый гимназист из Симбирска, который убил Вронского. Это единственный человек, который сделал для Анны хоть что-то. Анна принимает революцию, уходит из занятого белыми города и присоединяется к отряду красных, которым командует Василий Иванович Чапаев. Она становится матерью этого отряда, обстирывает бойцов и готовит еду. Иногда в бою она ложится к пулемету. За это ее прозвали Анна-пулеметчица. Глядя на нее, комиссар отряда, уже выросшего в дивизию, Фурманов говорит: «Напишу роман, обязательно о ней расскажу, только придется фамилию изменить, а то не поверят. И помоложе сделаю».

В 1918 году Фанни Каплан настигает Ленина возле завода Михельсона и сказав: «Помни о смерти моего отца», – стреляет в Ленина из браунинга. Ее быстро казнят для того, чтобы никто не узнал о том, что Ленин в молодости был убийцей.

Гибнет штаб Чапаева, в живых остается только Анна, потому что ее узнал командир белых Сергей Каренин, ее брат.
Заканчивается Гражданская война и Анна перебирается в Москву, чтобы хоть иногда видеть Ленина, но в 1924 году Ленин умирает, и жизнь Анны теряет всякий смысл. Она опускается и идет работать в домработницы.

Однажды, сходив в лавку за подсолнечным маслом, она идет домой и на трамвайных рельсах вдруг вспоминает о смерти своей матери. Приближающийся трамвай кажется ей тем самым поездом. В ужасе Анна бежит, выронив бидон с подсолнечным маслом на трамвайной линии возле Патриарших прудов...
из инета

Просто красиво

Внучка.

Олечка с самого своего рождения не нужна была своей матери Жанне. Она относилась к ней как к привычному предмету в квартире. Что есть, что нет её.

Постоянно ругалась с отцом Олечки и когда он ушёл от неё к своей законной жене, совсем как с катушек съехала.

- Ушёл, да? Значит свою поломойку не собирался бросать изначально! Все нервы мне вытрепал! Врал мне – орала она в телефонную трубку – а теперь бросил меня со своим отродьем? Я её в окно выкину или на вокзале оставлю с бомжами!

Олечка заткнула уши и тихо заплакала. Нелюбовь собственной матери, она впитывала как губка.

• Мне абсолютно всё равно, что ты будешь делать со своей дочерью. Я вообще сомневаюсь, что она от меня. Прощай! – ответил на том конце провода Роман, отец девочки.

Жанна, словно обезумев, побросала одёжку девочки в сумку. Туда же кинула документы и подхватив пятилетнюю Олечку усадила в такси.

" Ну, я ему покажу! Я вам всем покажу!» – вращалось у неё в голове. Высокомерным голосом, она назвала таксисту адрес, куда её нужно было отвезти.

Она собиралась оставить девочку матери Романа. Нина Ивановна жила за городом.

Таксисту не понравилась надменная молодая деваха, которая грубо отвечала на вопросы зашуганной девочки.

• Мамочка, я в туалет хочу – Олечка вжала голову в плечи, не ожидая ничего хорошего от матери.

И действительно. Услышав о потребности дочери, Жанна так рявкнула на девочку, что у таксиста зачесались руки, дать ей леща.

У него у самого была внучка от сына, примерно такого же возраста. Так сноха пылинки с неё сдувала. Не то, что голос повысить!

• Терпи! У бабки своей интеллигентной сходишь!

Жанна отвернулась от дочери и уставилась в окно. Ноздри её раздувались от злости.

• Полегче мамаша. А то ведь и высадить могу. Тебя. А девочку в органы опеки отвезу.
• Чегоо? Ты вообще заткнись! Тоже мне, нашёлся! Защитник маленьких девочек. А то сама на тебя заяву накатаю, что подозрительно смотрел на мою дочь и мне делал непристойные предложения. Кому больше поверят? Какому-то таксисту или испуганной заплаканной матери? Моя дочь. Как хочу, так и воспитываю. Так что, варежку захлопни и помалкивай!

Мужчина сжал челюсти. С такой ненормальной лучше не связываться, себе дороже. Хоть и жалко девчушку.

Часа через полтора, они прибыли на место.

• Подожди, я быстро! – Жанна отвернулась и тут же услышала, как таксист резко газанул.
• Пешком дойдёшь, змея! – донеслось из салона машины.

Девушка смачно сплюнула и ругнулась.

• Вот гад! – она схватила дочь за руку и быстрым шагом вошла в палисадник, пнув калитку ногой.
• Принимайте! Вот ваше сокровище, что хотите, то с ней и делайте. Ваш сынок сам дал добро. А мне она не нужна! – как собака пролаяла Жанна своим грубым прокуренным голосом и развернувшись на каблуках, выбежала из дома.

Нина Ивановна растерянно смотрела ей вслед.

• Мама! Мамочка! Не уходи! – заплакала малышка, горько. С надрывом, размазывая слёзы по личику своими грязными кулачонками.

Девочка сорвалась и побежала за матерью, которая уже на улицу вышла.

• Да отвали ты от меня! Иди к бабке своей. С ней теперь живи! – кричала Жанна, пытаясь отцепить пальчики дочери от своей клетчатой юбки.

На дорогу стали выглядывать любопытные соседи. Нина Ивановна схватившись за сердце, как могла догнала ревущую во весь голос, внучку.

• Пойдём, милая. Пойдём. Ягодка моя ненаглядная – слёзы струились по её морщинистому лицу. Ведь она о ней даже ничего не знала!

Роман не счёл нужным сообщить о внебрачном ребёнке.

• Я тебя не обижу, не бойся. Хочешь оладушков напеку? У меня и сметанка есть – ласково приговаривала женщина, уводя ребёнка к дому.

У калитки Нина Ивановна обернулась и увидела, как Жанна поймав попутную машину, уехала. Оставив после себя лишь клубы пыли.

Больше они о ней никогда не слышали. А внучку, Нина Ивановна приняла с радостью, посчитав Божьим даром. Она не секунды не сомневалась, что она своя. Родная. Ведь так похожа на маленького Рому! Который навещал мать за городом настолько редко, что она уж скоро и забудет, как он выглядит.

• Я тебя выращу, Олечка. На ноги поставлю, всё тебе дам. Насколько хватит моих сил.

И она растила внучку. В любви и заботе. Проводила в первый класс. Время полетело со скоростью света.

Вот уже и одиннадцатый, скоро выпускной. Олечка выросла настоящей красавицей. Доброй и чуткой девушкой, умной и начитанной. Мечтала поступить в медицинский институт. Но, пока светил только колледж.

• Жалко, что папа не хочет меня признавать – вздыхала девушка, обнимая Нину Ивановну. По вечерам, они любили сидеть на ступеньках террасы и провожать взглядом закат.

Женщина дрожащей рукой, гладила внучку по шелковистым волосам. Что она могла ответить? Её сын Рома, наотрез отказался принимать участие в воспитании дочери. У него наладились отношения с первой женой и рос их общий сын. В котором он души не чаял. Олечку же он презирал и не любил. А когда приезжал, старался при любом удобном случае, принизить её, обзывая оборванкой.

• Сам ты оборванец! – не выдержала как-то Нина Ивановна – только и ездишь ко мне в день пенсии. Деньги клянчишь. А сам при этом работаешь и жена твоя тоже. А с матери последний рубль тянешь. Уходи, Роман! И больше не приезжай. Лучше совсем никак, чем так!
• Вот ты как заговорила, мама? Хорошо! Помирать будешь, даже хоронить не приеду! – вспылил мужчина и крикнув сыну Вадиму, который задирал Олечку возле дома, усадил его в машину и умчал. Бросив ненавистный взгляд на девочку. С тех пор он и правда не ездил.
• Бог ему судья Олюшка – ответила Нина Ивановна и поднялась – пойдём чайку попьём на ночь и спать. Завтра ты у меня аттестат получаешь!

Лето пролетело быстро за огородными заботами и пришла пора провожать Олюшку в город, учиться.

• Самим -то не управиться. Витьку соседа попрошу, до общежития твоего отвезёт нас с баулами – Нина Ивановна и сама торопилась в город. Самочувствие в последнее время было не очень. Пришла пора решить один вопрос, пока есть время.

Возле общежития долго Оля обнималась с бабушкой.

• Ты моя радость учись самое главное. Потому что в дальнейшем только сама на себя сможешь рассчитывать. Старая я уже и дряхлая. Сколько мне ещё осталось...

Оля подавила в себе подступающие слёзы.

• Перестань, бабулечка! Какая ты у меня дряхлая? Пожилая женщина в самом расцвете сил!

Нина Ивановна улыбнулась внучке. Попрощавшись с ней, она села в машину соседа Виктора и попросила его довезти её до нотариальной конторы. Дело было сделано и со спокойной душой, старушка вернулась к себе в посёлок.

Олюшка ездила к бабушке каждые выходные. Волновалась за её здоровье, усиленно зубрила и мечтала с отличием окончив колледж, поступить в институт на врача. Она была уверена, что своими знаниями может продлить бабушке старость.

Потом девушка стала ездить всё реже. Она влюбилась в своего одногруппника Сашу. Парень оказался неплохим, тоже хорошо учился и планировал поступать в институт.

Нина Ивановна только радовалась за внучку. По окончании колледжа с красным дипломом, молодые поженились. Было им, всего по двадцать лет.

На скромном свадебном застолье, в недорогом кафе со стороны невесты из приглашённых, была только бабушка.

• Ты для меня не только моя любимая бабулечка. Но и мама, и папа – в одном лице. Все эти годы, ты дарила мне тепло своей души и любовь своего доброго сердца. Ты заботилась обо мне, переживала. Растила, кормила. Одевала и обувала. Ты... – голос Оли дрогнул, глаза наполнились слезами – ты дала мне дом. Настоящий, тёплый дом. Я люблю тебя, ба! Спасибо тебе за всё!

Оля опустилась перед бабушкой на колени и прижалась к ней. Она была ей за всё благодарна и не представляла себе, что когда-нибудь её бабулечки не станет.

Гости расчувствовались и чуть ли не плакали вместе с невестой.

• Встань, Олюшка. Ну, неудобно – смущённо шептала Нина Ивановна. Сердце её переполняла гордость.
• Чего же тут неудобного! – громко произнёс Саша и усадил Нину Ивановну рядом с собой – вы теперь главный член нашей большой семьи! Добро пожаловать! – парень рукой обвёл всё своего многочисленное семейство.

Весь вечер звучали тосты за счастье молодых и здоровье Нины Ивановны, воспитавшей такую замечательную девушку.

Вскоре Нина Ивановна слегла. Как будто выдохлась, выполнив свой долг.

Оля и Саша по очереди ухаживали за ней, мотаясь из города в посёлок. Совмещая с учёбой в институте.

Однажды она крепко взяла внучку за руку и произнесла:

• Как меня не станет, налетят коршуны в лице моего сына и снохи. А ты им отпор дай. Я на тебя ещё несколько лет назад, дарственную написала. Всё у нотариуса. Заверено и по закону.
• Бабушка...
• Ничего не говори! У тебя родителей настоящих не было, я одна как могла, заботилась о тебе. А скоро я покину этот мир и уйти хочу со спокойной душой. Что у тебя есть свой дом, своя крыша над головой. Продадите его с Санькой и квартиру в городе купите.

Оля только расплакалась, не зная что сказать. Комок подступивший к горлу, мешал говорить.

После того разговора, при хорошем и добросовестном уходе, Нина Ивановна пожила ещё полтора года, а потом тихо умерла во сне. Не мучаясь.

Как она и предупреждала, из города после сорока дней, заявился отец со своим семейством.

• Дом освободить! – сказал, как отрезал Роман – пока мать моя была жива, тебе разрешалось тут жить. Её нет – выметайся отсюда.

Оля сначала растерялась, глядя на его презрительное лицо. На его жену, которую до этого ни разу не видела. На своего брата, нагло жующего жвачку и осматривающего бабушкин дом. В уме он уже прикидывал, как уломать родителей побыстрее его продать и взять ему тачку. Крутую не получится, но хоть на какую хватит. Зато своя и не придётся каждый раз у отца выпрашивать, девочек покатать.

С магазина пришёл Саша и уставился на незваных гостей.

• Это ещё кто? Хахалей уже сюда водишь? – заорал Роман.

Саша прошёл мимо него и спокойно поставил пакет с продуктами на стол.

• Я её законный муж. А вот вы кто? Что-то не припомню, чтоб мы когда-либо встречались.

Роман покраснел от злости.

• Вон отсюда! Оба! – гаркнул мужчина, показывая рукой на дверь.
• Во – первых на каком основании столь нелюбезный тон? Во – вторых, как это вон? Ольга здесь полноправная хозяйка. Вам дарственную показать? – Саша насмешливо смотрел на несостоявшегося тестя.
• К... какую дарственную? – чуть ли не заикаясь, спросил Роман.
• Рома! Эта змея чем-то опоила твою мать. В суд надо срочно подавать! В суд! – жена отца, тормошила мужа.
• Я этого так не оставлю! Я докажу, что ты не моя дочь и не внучка моей матери! – сотрясал воздух кулаками, Роман.
• Готовь чемоданы, оборванка. Мы всё сделаем, чтобы ты тут не жила – процедил сквозь зубы, сводный братец. Перспектива остаться без машины, озлобила его ещё сильнее.

Они ушли, оставив после себя пустоту. Ольга опустилась на пол и закрыв лицо руками, расплакалась. За что они так? Что она им сделала? Отец ни разу за всё детство, даже конфетки ей не принёс. А теперь хочет и дома лишить.

• Неужели они плохо живут? Или им негде жить? Саша! Это же единственное, что осталось мне от бабушки! – сквозь слёзы, говорила Ольга.

Саша решительно поднял жену с пола и прижал к себе.

• Завтра же дам объявление о продаже дома! Иначе они не отступят и будут трепать тебе нервы до последнего. И не спорь! Вспомни, сама Нина Ивановна не раз говорила, чтобы потом мы дом продали и перебрались в город!
• Да... только я не думала, что нам придётся продавать его, так скоро. Здесь прошло всё моё детство!

Дом продали быстро. Нашлись зажиточные покупатели, которые всегда мечтали о загородном доме. Они даже торговаться не стали. Усадьба была огромной, засаженной плодовыми деревьями. От дороги далеко. Окна дома, выходили на сосновый лес, а в глубине сада стояла деревянная беседка, увитая виноградником. Добротный, кирпичный дом пришёлся по нраву новым жильцам.

Оля с Сашей купили уютную скромную квартирку, ближе к центру города. В скором времени они ожидали пополнения в своей молодой семье и радовались этому безмерно. Их ребёнок желанный и любимый.

Ложась спать, Ольга мысленно обращалась к бабушке: " благодарю тебя родная, ты дала мне жизнь».
из инета

thumbnailUrl

Позитивчик (фото, видео, рассказы для хорошего настроения) - 3919937

Позитивчик (фото, видео, рассказы для хорошего настроения) - 1668860857

True

2022-11-19T15:27:37+03:00

embedUrl

Как стать смелым

В тот день бабушка забрала Алешу из садика пораньше. Они отправились погулять в парке, покормить уток. Но Алеша был задумчив.
Он молча бросал птицам кусочки хлеба, а потом неожиданно спросил:
– Бабушка, а кто такие рыцари?
– Рыцари? – удивилась вопросу бабушка. – Как же тебе объяснить, чтобы ты понял?.. В давние времена были такие храбрые воины. За хорошую службу их награждали особым титулом – посвящали в рыцари.

– А что значит «хорошая служба»? Что надо было сделать, чтобы стать рыцарем?
– О, они были очень отважны, не боялись врага, защищали своего короля, свой народ. Служили своей стране верой и правдой.
– А сейчас рыцари есть?

Бабушка засмеялась и со свойственной взрослым иронией ответила:
– Боюсь, что их не осталось!
Но увидев изумленные глаза внука, решила выразиться иначе, чтобы не разочаровывать мальчика:
– В наше время не награждают титулами. Рыцари сейчас не носят тяжелые доспехи, но они, конечно же, существуют. Так называют сильных, смелых и благородных людей. Но почему ты задумался про рыцарей?

– Миша сказал, что он рыцарь. Его мама так называет, потому что он помогает ей ухаживать за младшей сестренкой.
– Понятно, – улыбнулась бабушка. – Тогда, да – он маленький рыцарь. А если и в будущем он будет помогать не только маме, но и другим людям: вырастет смелым, добрым и справедливым, то он станет настоящим рыцарем.
– А я не стану... – грустно вздохнул Алеша.
– Почему? – удивилась бабушка.
– Я совсем не смелый. Я всего боюсь, – Алеша погрустнел еще больше.
– Чего же ты боишься?
– Всего: волка, страшных снов, воспитателей... Но больше всего – темноты!

– Это все можно преодолеть, – справедливо заметила бабушка. – Все мы чего-то боимся в жизни. Чем старше становится человек, тем больше у него страхов. Ты думаешь, рыцари совсем ничего не боятся? Конечно, боятся. Страх – это одно из проявлений защиты. Но рыцари умеют преодолевать свои страхи, не боятся обдумывать сложные ситуации и принимать важные решения. Так и ты. Тебе нужно просто научиться преодолевать свои страхи. Например, волк. Волк просто так не нападет. А чтобы его не встретить не надо ходить далеко в лес одному. Страшные сны? Думай о хорошем перед сном, тогда они тебя не потревожат. Темнота? Это всего лишь отсутствие света. С ее приходом ничего не меняется. Просто становится плохо видно. А воспитателей вообще нечего бояться. Не шали – и тебя ругать не будут. Старайся – и тебя будут хвалить. Нужна помощь – подойди и вежливо попроси о ней. Вот и все.

Алеша внимательно слушал бабушку, стараясь все запомнить и сделать для себя выводы.
А потом сказал:
– Я очень хочу стать рыцарем! Бабушка, сегодня я буду спать без ночника!

Перед сном мама, как обычно, прочитала сыну сказки и уже собиралась уходить.
Но Алеша вдруг попросил:
– Мама посиди со мной, пока я не усну, а потом выключи свет. Я хочу попробовать сегодня спать в темноте.
Мама похвалила сына за такое храброе решение и осталась рядом. Она гладила его по голове, но сон никак не приходил к мальчику. Мысль о том, что он останется в комнате совсем один в темноте тревожила и не ему давала уснуть.

Наконец, мама сказала:
– Алеша, я не могу больше сидеть рядом. Мне завтра утром рано на работу идти. Давай засыпай.
– Я все равно боюсь в темноте спать, – вздохнул мальчик, понимая, что рыцарь из него сегодня никак не получается.
– А давай так. Ты будешь сегодня спать с нами и увидишь, что в темноте нет ничего страшного. А завтра попробуешь снова уснуть один.
Алеша согласился и перебрался в комнату родителей.
Свет погасили, и засыпать между мамой и папой ему было почти не страшно даже в темноте. Папа сильный – он всегда защитит от волка и от других чудищ. А мама нежная – она пожалеет, если ночью что-то напугает.
Мальчик уткнулся маме в плечо и очень быстро заснул.

Утром бабушка с улыбкой спросила Алешу:
– Ну, что? Не получилось из тебя вчера рыцаря? Только с мамой и папой темнота не пугает?
– Не получилось, – вздохнул мальчик. – Но в темноте все равно было немного страшно. Просто я знал, что мама и папа защитят, если что.
– Так ведь суть рыцарства не в том, чтобы было не страшно, а чтобы самому стать защитником, – сказала бабушка и застегнула внуку ботинки. – А тебе даже ботинки приходиться помогать застегивать.

Алеша промолчал, но он опять задумался надо словами бабушки.
Весь день в садике он очень старался все делать самостоятельно: обувался и разувался, натягивал на себя футболку, пытался справиться с молнией на куртке.
Было сложно, но воспитательница оценила его старания и сказала:
– Ого, Алеша! Какой ты сегодня молодец! Сам оделся! А если еще поможешь Машеньке застегнуть ботиночки, то будешь настоящий рыцарь!
Алеша тут же с энтузиазмом принялся застегивать девочке ботинки. Он был очень доволен собой. Эта маленькая победа воодушевила мальчика и дала стимул к новым подвигам.

Вечером он, захлебываясь от восторга, рассказал домашним про свое рыцарство.
Все его похвалили, а папа спросил:
– Ну, так что? Сегодня ты снова попробуешь спать без света?
Алеша кивнул.
Тут бабушке в голову пришла интересная мысль:
– Алеша, ты не боишься спать с родителями в темноте, потому что знаешь, что они тебя защитят. Значит, ты считаешь, что твои родители сильнее темноты и тех опасностей, которые могут в ней прятаться. Так вот, чтобы победить страх, ты сам должен стать защитником для кого-то. Бери с собой слоненка Лёсю или тигренка. И сделай так, чтобы они рядом с тобой перестали бояться спать в темноте.

Мальчик вначале задумался, а потом обрадовался такой замечательной затее. Ведь теперь он на самом деле сможет стать маленьким героем и защитником хотя бы для своих игрушек.
После вечерней сказки, он положил с собой в кроватку слоненка и тигренка, попросил маму выключить свет и идти спать.

Выключатель щелкнул, и в комнате стало темно...
На стене задрожал небольшой отблеск от уличного фонаря и корявые тени веток.
«А что там за шум за окном? – с опаской подумал Алеша. – Наверное, это шумит ветер. Осенью всегда ветер сильно шумит и скрипучие деревья качает. Оттого-то мне всегда и кажется, что это бродят по ночным улицам жуткие великаны на своих деревянных костылях и воруют маленьких детей».
Чтобы было не так боязно, Алеша шепотом спросил своих плюшевых друзей:
– Лёся, тебе страшно в темноте?
А слоненок вдруг возьми да ответь человеческим языком:
– Немножко.

Мальчик вздрогнул от неожиданности, но совсем не испугался и даже почему-то не сильно удивился. Он, словно ожидал, что именно это и должно было произойти. А все потому, что слоненок был его другом! А друзей не следует бояться, если они вместе оказались в сложной ситуации. На друзей надо просто положиться!..
Алеша знал и понимал это, поэтому тут же спросил и тигренка:
– А тебе, тигренок страшно? Ты тоже боишься?
И тигренок вдруг тоже ответил – он просто не мог не ответить! Что он, хуже слоненка?!
– Конечно, страшно... Раз вам всем страшно, то и мне тоже, – тихонько прорычал полосатый друг.

«Так... мои друзья боятся!.. Значит, им нужна помощь! – подумал Алеша. – А кто им поможет? Кроме меня – некому!..»
Он прижал к себе игрушки и сказал уверенно:
– Не бойтесь. Со мной вам нечего бояться. Я смогу вас защитить, если что!
Тут слоненок приподнял свое большое плюшевое ухо и спросил шепотом:
– А вам не кажется, что под кроватью кто-то скребется?

Все трое прислушались... Действительно, из-под кровати раздавался легкий шорох и даже шепоток.
Алеша плотнее прижал к себе игрушки и принялся уговаривать их и себя:
– Все равно не бойтесь. Ничего страшного. Я смогу вас защитить.
Но шорох и шепот усиливался.
Мальчик уже хотел зажмурить глаза и закричать во весь голос: «Мама!»
Но тут из-под кровати вышел маленький, лохматый и немного забавный дедушка. Он приложил палец к своему ротику и тихонько шикнул, тем самым давая мальчику знак, что все хорошо, и не следует будить уставшую маму по всяким пустякам.

– Ну, чего расшумелись, расшушукались... маленькие шушукалки? – едва слышно прошептал дедушка. – Не бойтесь – я всего лишь ваш домовой – волшебник, значит. А там под кроватью кошка шебаршится. Кошка, а ну, выходи, покажись малышам, а то они совсем перепугались.
И кошка вышла и даже замурлыкала тихонько.
– Ну, вот и правильно. Оставляю вас, детишки, на попечение моей верной помощнице, а у меня и так дел невпроворот, – сказал дедушка и тут же исчез, будто его и не было.

– Чего испугались? Не бойтесь! Это же я – ваша кошка, – сказала кошка. – Хотела поспать в коробке под вашей кроваткой, а там лежит конструктор – он колкий.
– Ого! Так ты тоже умеешь разговаривать? – спросил ее Алеша.

Кошка уселась перед кроватью в тусклом луче света и сказала:
– Умею... Но только тогда, когда на меня падает лунный свет и домовой разрешает. Хочешь, я расскажу тебе про темноту? Уж, поверь, про темноту я знаю все. Мы, кошки, отлично видим в темноте. Мы любим охотиться в темноте. Ночь – наше время. Знаешь, а ведь в темноте нет ничего страшного. Вот стул. Он, как днем стоял, так и сейчас стоит на своем месте. На нем висит покрывало с кровати, поэтому его силуэт в темноте похож на сгорбившегося медведя. Но это только стул и покрывало. Посмотри в дверной проем. Ты думаешь, что из-за двери кто-то выглядывает? Нет, это всего лишь твой подъемный кран, который ты сам бросил в коридоре и забыл, и которым ты же с удовольствием будешь играть днем. А игрушки? Да, они, конечно, иногда оживают по ночам – сам видишь. Но, если ты с ними дружен, не обижаешь и не ломаешь их, то и они тебе всегда помогут и не напугают.

– Ой, вот теперь я все понял, – сказал Алеша, приободрившись. – Теперь уж совсем не страшно.
– Вот видишь, – мурлыкнула кошка. – А если долго смотреть в темноту, то глаза привыкнут, и ты начнешь все видеть не хуже чем днем. Совсем, как мы – кошки. Ну, я пошла, а вам спать пора.
И кошка медленно вышла из комнаты.
А Алеша спросил слоненка и тигренка:
– Вам еще страшно в темноте?
– Нет, – ответили плюшевые друзья.
– И мне нет, – улыбнулся Алеша.
Он оглядел свою комнату. Теперь она, действительно, казалась совсем нестрашной. Никто не таился под кроватью и в темном углу, не скрежетал ветками в окно. Глаза мальчика начали закрываться, и он спокойно проспал до самого утра.

Утром он вышел из комнаты, довольный собой и с видом победителя! Все его поздравляли и называли маленьким рыцарем. Алеша преодолел свой первый большой страх. Начало положено, а дальше будет еще легче.

Каждый день Алеша старался совершать маленькие подвиги: то поможет донести бабушке сумку из магазина, то маме – убраться в квартире, папе – помыть машину, ребятам в детском саду – одеться, а воспитателю – накрыть на стол. Поход в детский сад перестал казаться ему тяжкой обузой. Наоборот, он стал местом для новых свершений. Алеше нравилось ощущать себя маленьким героем.

– Бабушка, меня опять в садике хвалили, потому что я всем помогаю, – рассказал однажды мальчик по дороге домой. Лицо его было довольным, а глаза сверкали.
– Замечательно, только не возгордись, – подсказала ему бабушка. – Настоящие рыцари свершают свои подвиги не за награду или похвалу. Они делают это просто так, приходят на помощь до того, как их попросят об этом. Они счастливы уже от того, что просто нужны другим людям. Бескорыстие – вот их главная черта.

– Теперь мне всегда хочется совершать подвиги и хорошие поступки, – мечтательно вздохнул Алеша.
– Поверь, в жизни постоянно будут появляться для этого возможности. Тебе даже не нужно выискивать. Любое преодоление собственного страха, нежелания что-то делать, исполнение своего долга – все это маленькие подвиги, из которых складывается большая жизнь достойного человека – рыцаря.

С тех пор Алеша всегда старался следовать этому правилу. Даже когда ему чего-то совсем не хотелось. Например, подставлять себя под уколы...
Тут он представлял, что он отважный рыцарь, и тогда страхи отступали перед ним сами собой.

А про дедушку из-под кровати он со временем забыл... и про говорящие игрушки, и кошку тоже...
Вернее сказать, не забыл...
Просто повзрослел и посчитал, что ему все это только приснилось...

Наталья Аношко

Антидепрессант

— «Антидепрессант, три буквы, последняя – Т».
— МАТ! — заржав, выдали сразу несколько человек.
Отгадывавший кроссворд Сергеич поверх очков укоризненно глянул на ржущих и писать ничего не стал.

Он посмотрел на другие слова сканворда, оставив «антидепрессант» на потом.
«Оно, конечно, так, — подумал Сергеич про себя, — скажешь пару-тройку ласковых и легче становится». Но тут же вспомнил, как ему последний раз за это попало от жены.

Сергеич поежился. Жена его Клавдия и сама святой не была, могла так шугануть лезшую без очереди дамочку, что зависть брала даже. Но это пока не приезжала в гости дочка Люда с внуком Сергунькой.
— Чему ты внука учишь??? — налетела на него супруга, и то, что дед про приезд внука просто не знал, когда ответил соседу в подъезде матом, Сергеича не спасло.
«Не стали бы в газете такое печатать», — уныло подумал Сергеич, хотя, разгадывая сканворды, сталкивался с тем, что юмор каждый понимает по-своему.
«То ли дело раньше было – столица такого-то государства, река в Австралии...», — думал Сергеич.

Обеденный перерыв закончился. Мужчина отложил газету и занялся делом.
Часа через два ему понадобилось вернуться в вагончик. Он зашел и увидел, что газета валяется на полу и всё, что мужики оставили на столе, явно подверглось чей-то ревизии. Он огляделся – никого. Положил газету на стол, поднял упавшие вещи и, уходя, плотнее прикрыл дверь.

На следующий день он снова увидел, что в вагончике кто-то побывал. Он решил задержаться и выяснить, кто хулиганит на стройплощадке. Вдруг это пацаны лазают. Опасно же. Когда все ушли, Сергеич задержался, нарочно открыв дверь пошире.
Он сидел тихо и, чтобы не бездельничать, приводил в порядок кое-какую документацию. Внезапно он замер, уловив краем глаза движение около входа. Сергеич медленно повернулся и встретился взглядом с замершим на пороге котенком.

Тот посмотрел на человека, сидевшего неподвижно, посомневался, но решил все-таки забраться туда, где уже несколько дней находил себе еду.
Котенок бесшумно переступил через порог, проскользнул к столу и запрыгнул на него. Прошуршал остатками обеда. Нашел огрызок хлеба. Больше люди сегодня ничего не оставили. Котенок вздохнул и принялся за корку.
Сергеич сидел тихо. Он смотрел на явно голодного звереныша.
Котенок догрыз находку, еще раз проверил лежащие свертки и контейнеры. Сбил один из них лапкой на пол, спрыгнул следом. В контейнере что-то было. Но он упал и не открылся. Котенку осталось только вздохнуть и удалиться.

*

На следующий день Сергеич принес на работу пакет кошечьего корма.
Мужики заржали:
— Ты чего, Сергеич? Жена не кормит?
Сергеич усмехнулся и ничего не ответил. После обеда он поставил в уголке миску с водой, а в другую насыпал корм. Когда он вернулся, то корм исчез.
«И ладно. И хорошо», — подумал Сергеич.
Он стал подкармливать звереныша. Через пару дней он увидел, что и другие мужики стали подкладывать кусочки от своих обедов.
Скоро котенок понял, что люди его не обидят и стал приходить заранее. Он усаживался на кирпичах, обвивал лапки хвостиком и ждал. На этих кирпичах ему оставляли корм на выходные.

Прошел месяц, другой. Котенок рос. Он стал смелее и подходил к людям ближе. Потом стал позволять себя гладить. Он пристально следил, как ему насыпают корм, придирчиво инспектировал подношения. Мужики, смеясь, назвали его Прорабом.
Больше всего Прораб дружил с Сергеичем. Он помнил, что именно этот человек начал давать ему еду. Однажды Сергеич протянул к котенку руку и погладил, но тот неожиданно отшатнулся. Сергеич посмотрел на руку – на ней была кровь.
— Обидел кто-то Прораба, — сказал Сергеич. – Узнаю кто – прибью.
Он хотел взять котенка, но тот убежал.

На следующий день Прораб не пришел обедать. Первый раз за все месяцы. Сергеич оставил ему корм на привычном месте. Корм остался нетронутым. Сергеич решил поискать. Прораб бы не ушел вот так просто — что-то случилось.
После работы он обошел всю стройку, зовя своего маленького друга. Вдруг ему показалось, что кто-то кричит. Глухо и жалобно. Сергеич снова позвал и прислушался. Точно – крик котенка. Мужчина стал искать — зовя, замирая и слушая.
Вот где! Он обнаружил проем в стене, который кто-то заткнул обрывками упаковки. Сергеич выдернул преграду и из проема вылез Прораб. Котенок выглядел неважно. Он был явно голоден и хотел пить, но что хуже, рана на его спинке загноилась.
Сергеич аккуратно засунул Прораба за пазуху и бегом направился к проходной.

*

В гостях у них снова была дочь с внуком. Она быстро нашла адрес клиники, и Сергеич повез Прораба туда.
Он никому не сказал про свою находку.
Котенок выздоровел. Сергунька играл с ним и решено было оставить Прораба дома.

Сергеичу не давал покоя вопрос – кто мог так поступить с любимцем бригады. Он продолжал оставлять на кирпичах еду, говоря всем: может, и вернется Прораб. Миски то стояли нетронутыми, то валялись, корм начали таскать вороны. Как-то раз Сергеич увидел, что оставленные миски скинул рукой один из рабочих, которого звали Юрок. Нарочно сбил. Сергеич стал присматриваться к нему.
— Всё хочу спросить, за что ты котенка-то невзлюбил так? – однажды спросил он Юрка.
Вопрос прозвучал так неожиданно, что тот смешался.
Сергеич смотрел на него. Юрок пробормотал что-то невразумительное и быстро ушел. Остальные недоуменно посмотрели на Сергеича, и он рассказал, как дело было.

Юрок скоро уволился.
А Сергеич нашел однажды забытую на шкафу газету со сканвордом.
«Антидепрессант, три буквы, последняя – Т».
Он взял ручку и уверенно вписал в клетки — КОТ.

 Валерия Шамсутдинова

- Иди, удачи тебе, – сказал Отец.
Он отвернулся и пошел прочь. В лес.
Мать прощалась дольше. Она вылизала Приемыша и ласково ткнулась холодным носом в его теплый бок.

Бок был покрыт густой шерстью в которой запутались мелкие веточки и еловые иголки.

• Иди, – повторила Мать слова Отца, – там твоя жизнь.

Ей было страшно. Но она понимала – скоро зима, зимой Приемыш в лесу не выживет. Да и пару ему там не найти, а он уже достаточно взрослый.

Приемыш посмотрел вперед. На лесной поляне была устроена пасека. Пчелы собирали последние дары леса. Совсем скоро они уснут до следующего тепла.
За ульями было видно небольшую, но крепкую избу. Она была построена так, чтобы устоять перед диким зверем и лихим человеком.

• Иди, сынок, твое племя живет с людьми, – вздохнула волчица.

Она привыкла к своему приемному сыну. Пусть он был не серым, а рыжим. Пусть не вырос таким большим, как ее родные дети. Но он пил ее молоко. Он пах логовом. Он стал ей очень близок.

Когда весной волк принес в логово какой-то мешок, Мать вся ощетинилась. Мешок пах людьми. В нем что-то шевелилось. Она разгрызла веревку и на подстилку выпали мелкие зверьки.
Один из них еще шевелился. Он был рыжим, как белка летом.
Звереныш пискнул и вдруг решительно начал пробираться между волчатами к ее теплому животу. Волчица оторопев, смотрела на него, а котенок уже сладко чмокал. Он был испуган. Но он был голоден. И чувство голода победило страх.

Волки переглянулись. И Мать не смогла убить того, кто пил ее молоко.
Котенку повезло трижды. Он сумел продержаться в том жутком мешке, в который его засунули нелюди. Его нашел волк, который был сыт. Отцу просто стало интересно, кто пищит в его лесу, на самом краю дороги, по которой ездили его извечные враги.
А у волчицы оказалось очень сильно материнское начало.

Котенок остался жить в логове. Он был меньше волчат, и они сначала просто играли им, но котенок научился давать сдачи. Он пил молоко. Быстро рос. Стал есть мясо и расти еще быстрее. Он догадался спасаться от волчат на деревьях, если молочные братья слишком уж допекали его.
Научился охотиться.
Мать и Отец радовались успехам Приемыша.
Так прошла весна. Лето.
Приемыш вырос и стал ловким сильным молодым котом.
Теплое время подходило к концу. Приемыш привык жить в лесу, но Мать с Отцом понимали – зима это не шутки.

• Надо отвести его к людям, – сказал Отец, – его племя живет с ними.

Мать знала, что он прав. Она вспомнила про лесную пасеку.
На ней жил Человек. Одинокий крепкий мужчина. Волки знали его давно. Человек с уважением относился к Лесу. Он не рубил живых деревьев. Не ставил капканов. Целыми днями возился с ульями. Человек и зимой жил в лесу. Он вообще редко покидал пасеку. У него не было даже собаки.
Раньше она была, но однажды погибла и новую пасечник заводить не стал.
Несколько раз за сезон за медом приезжала машина. Человек обменивал мед на соль и другие необходимые ему продукты и вещи.
Машина уезжала, и Человек снова оставался один.
Волки не знали, почему он так живет, но они решили, что могут доверить своего Приемыша этому Человеку.
Приемыш сделал несколько шагов в сторону пасеки и остановился. Он оглянулся. Матери видно не было, но молодой кот почуял, что ни она, ни Отец не ушли. Они были совсем рядом.

Человек вышел из избы и направился к ульям.
Неожиданно он замер. Совсем рядом с ульями стоял молодой рыжий кот.
Человек покрутил головой. Кот? Здесь, в лесу? Откуда???
Но кот был. Настоящий. Живой. Изрядно перепуганный подросток.
Человек растерялся. Он так давно не видел кошек.

• Кис-кис, – неуверенно сказал пасечник.

Кот прислушался. Он первый раз за долгое время услышал человеческую речь.
Человек направился к нему. Приемыш отступил и оглянулся на лес. Ему снова показалось, что Отец и Мать следят за ним.
«Иди, все будет хорошо», – почувствовал молодой кот, вздохнул и двинулся навстречу человеку.
Тот присел на корточки и протянул к коту руку.
Приемыш потянулся навстречу и руку обнюхал. Но когда пасечник хотел дотронуться до него, зашипел и отпрыгнул.

• Боишься, – сказал Человек, – ладно, не буду тебя трогать. Пойдем, со мной, если хочешь... решай сам.

Пасечник встал и направился назад к избе.
Молодой кот нерешительно двинулся за ним.
Человек зашел в избу, потом вынес из нее какую-то миску и, поставив на нижнюю ступеньку крыльца, ушел назад.

Кот подошел. Пахло непривычно, но вкусно. Он недоверчиво тронул угощение лапой. Потом съел кусочек вареной курятины. Сгрыз хрящик.
Человек наблюдал за ним из окна.
Кот доел, облизнулся, потом напился из стоящего около крыльца ведра, в которое собиралась дождевая вода, и пошел осматривать окрестности.
Пасечник занялся своими делами. Несколько раз за день он оглядывался, и каждый раз краем глаза замечал следящего за ним пришельца из леса.
Закончив дела, человек вернулся к дому. Он заметил кота шагах в пяти от себя.

• Ну как? Понравилось тебе? – спросил пасечник.

Кот ничего не сказал. Он не стал подходить ближе, запрыгнул на поленницу и начал вылизываться, настороженно поглядывая на мужчину.
Пасечник усмехнулся. Он понял, что странному коту надо привыкнуть. На ночь вынес коту еще еды. Тот спал на поленнице и, моментально проснувшись, снова настороженно посмотрел на человека, но убегать не стал.

Пасечник разговаривал со зверем пришедшим из леса. У него неожиданно появился тот, с кем можно было поговорить. Кот не отвечал, конечно, но мужчине казалось, что кот его понимает. А кот прислушиваясь к словам, которые говорил ему человек, чувствовал, как что-то в глубине его памяти оживает.
Он будто слышал такую речь. Когда-то давно-давно...
Постепенно кот стал доверять Человеку. Однажды пасечник сказал коту, которого он стал звать Лесник.

• Холодно уже, давай в доме ночевать, – и распахнул дверь.

Он и раньше приглашал кота, но в этот раз лесной зверь согласился зайти в дом. Он обошел его весь. Обнюхал. Оставил метки – мое. И облюбовал себе местечко неподалеку от человека и теплой печки.

Утром выпал первый снег. Кот Лесник смотрел на белые хлопья широко открытыми глазами. Он попытался поймать падающие снежинки, но они таяли на его теплой шерсти.
Кот бегал по снегу, радовался, потом пошел греться на печку.
Однажды человек обходил пасеку и обнаружил цепочку следов кота, которая привела его к деревьям. Неожиданно он замер – рядом с следами Лесника он увидел волчьи следы. Волков было двое.
Они мирно стояли рядом с котом. Долго стояли. Потом волки ушли в лес, а кот вернулся в дом.

• Вот оно что, – пасечник понял как кот смог выжить в лесу – его пригрели волки, вырастили, а под зиму привели к человеку.

И они не забыли своего воспитанника, они пришли проведать его.
Через несколько дней пасечник обнаружил на пороге дома упитанного зайца. Волки благодарили Человека за то, что приютил их приемного сына.
Они и после приходили. Самих зверей пасечник не видел, только следы. Крупные следы Отца, поменьше – Матери и рядом следы Лесника.
Зимой кот часто сидел на окошке и смотрел в сторону леса. Наверно вспоминал своих приемных родителей.

Пусть у них все будет хорошо...

Всё... Всё...
Случилось то, чего я так боялась... Меня настигла старость, практичность и голос трезвого рассудка, что мне вообще не свойственно.

Я вышла сегодня на улицу и поняла, что там пипец как холодно, не побоюсь этого слова. Там холодно так, что, если б у меня были яйца — они бы звенели хрустальным звоном волшебных бубенцов феи Динь-Динь.
Я вообще-то шла в магазин за хлебушком, но через три метра я поняла, что на кой мне сдался хлебушек, если я ещё через три метра околею, и найдут меня только по весне, зелёную и некрасивую?
И я пошла в магазин одежды. Где и купила себе рейтузы. Рейтузы с начёсом размера ХХXXL, потому что моего размера не было, а рейтузы с начёсом очень хотелось. Я напялила их прямо в примерочной магазина, натянув их до подмышек. Я не вру. Я и грудь («Грудь? Вы мне льстите, Олечка») в эти же рейтузы упаковала!
Господи, дай здоровья тому, кто придумал эти прекрасные, эти роскошные, эти спасительные тёплые рейтузы размера Кинг Кинг Сайз! В них я теперь буду жить, спать, ходить за хлебушком, купаться в ванной, соблазнять мужчин и отмечать 8 марта! К чёрту все эти платья, юбки и несерьёзные джинсики, которые при всём желании я до подмышек не натяну. Теперь у меня есть превосходные тёплые рейтузики, которые сохранят мне жизнь.

Мне кажется, сегодня я стала женщиной!))

Лидия Раевская

,, Муж по завещанию,,
Выcoкaя и гpoмкoгoлocaя жeнщинa вышлa из купe. Paзoгнaлa вмиг вcex, ктo пaccaжиpaм oтдыxaть мeшaл.

Нaдo oтмeтить, чтo нaглыe и здopoвыe мужики пoдчинилиcь вмиг, кaк пo кoмaндe.

У нee были пшeничныe кocы вoкpуг гoлoвы. Яpкиe cиниe глaзa, pумянeц нa вce щeки. Пocмoтpeлa в cтopoну туaлeтa. Oттудa кaк paз выcкoчил нeвыcoкий xудeнький мужчинa, вoлocы бeлeнькиe, кaк пушoк, c тaким пo-дeтcки тpoгaтeльным лицoм.

• Вaня! A я уж тeбя пoтepялa! Cлышу гвaлт cтoит, пpoвoдницa oпacaeтcя пoдoйти. Думaю, кaк ты тaм? Тaкиe вeдь и oбидят зa нeчeгo дeлaть! – пpoизнecлa дaмa.
• Oй, Вepунчик! Дa я бы иx! Ты чeгo вышлa-тo, Вepoчкa? Ты жe дaмa! – мужчинa poбкo улыбнулcя и пpoшмыгнул в купe.

Дaмa oкинулa взглядoм мeня и eщe пapoчку cкучaющиx. Угpoзы ceбe и втopoй пoлoвинe нe увидeлa. И cкpылacь тoжe.

A пoзжe мы вcтpeтилиcь в вaгoнe-pecтopaнe.

Мecт нe былo, и я пpиcтpoилacь к нeй зa cтoлик. Мужa нe нaблюдaлacь. Pacпpaвившиcь c мяcoм и кapтoшкoй, дaмa зычнo cкaзaлa:

• Мeня Вepa Aндpeeвнa зoвут. Мoжнo пpocтo Вepa.
• Вы oднa? Муж пoзжe пoдoйдeт?
• Oтдыxaeт oн. Нe пpидeт. Я eму гopлo шapфикoм oбмoтaлa, мopca бpуcничнoгo дaлa. Пpeдcтaвляeшь, exaть, a Вaнeчкa зaбoлeть пpидумaл! Эx, кaкoй. Выcкoчил кoвep xлoпaть в oднoм cвитepe. Вoт нeдoглядeлa! – пocлeдoвaл oтвeт.
• Нaвepнoe, вы eгo oчeнь любитe. Вoн, думaли, чтo xулигaны, вcтpeчaть вышли. Этo ж вы eгo зaщищaли, a нe oн вac. И ceйчac c тaкoй нeжнocтью гoвopитe! – мeчтaтeльнo пpeдпoлoжилa я.
• Дa Вaнeчкa мнe в нacлeдcтвo дocтaлcя. Нe мoй oн муж. Xoть и живeм вмecтe. Гopюeт пoкa. Жeнa-тo eгo пepвaя нeдaвнo ушлa в миp инoй. Cвятaя жeнщинa. Дoбpaя кaкaя! – вздoxнулa Вepa.
• Кaк этo? В нacлeдcтвo? – oxнулa я.

И Вepa paccкaзaлa.

Вaнeчкa этoт paньшe жил c Лидиeй. Oни eщe co шкoлы дpужили, вмecтe в инcтитутe училиcь. Пoжeнилиcь.
Oн изoбpeтaтeльный oчeнь – xoть чтo мoг пpидумaть. Тaлaнтливый. Зaкaзы oт фиpм пocтупaли, жили мaтepиaльнo xopoшo. Тoлькo вoт в oбычнoй жизни Вaнeчeк был нe пpиcпocoблeнным. В мaгaзинe мoг cдaчу зaбыть, дopoгу пepexoдил нe тaм, гдe нaдo, нe знaл, чтo гдe купить и кaк вooбщe, вepтeтьcя-тo. Oчeнь нaивный. Мoг coвepшeннo пocтopoннeму чeлoвeку дeнeг дaть.

• Нe oт миpa ceгo твoй мужик. Будтo пo oшибкe eгo нa Зeмлю зaкинули. Oднo нeпoнятнo – мы ничeгo зapaбoтaть нe мoжeм, бьeмcя кaк pыбы oб лeд, a этoт дo тoгo бaшкoвитый, чтo дeньги caми тeкут! – удивлялиcь иx дpузья.

Лидия нa жизнь нe жaлoвaлacь. Ee энepгии и пpaктичнocти xвaтaлo нa двoиx. Oнa caмa oдeвaлa мужa нa paбoту, cмoтpeлa, взял ли oн пepчaтки, зaвязaл ли шapфик. Пoтoм мaшину купилa, oтвoзить cтaлa. A тo Вaнeчeк oднaжды в тaкcи нe тoт aдpec нaзвaл, зaдумaлcя. Oни удивитeльным oбpaзoм дoпoлняли дpуг дpугa.

Тoлькo кoгдa oднaжды oнa угoдилa в бoльницу нa нeдeлю, тo пpидя дoмoй, axнулa. Муж вce этo вpeмя гpыз cуxую лaпшу, пил вoду. Дaжe чaйник нe гpeл. И вce, чтo oнa ocтaвилa в зaмopoзкe, тaк и лeжaлo.

• Бeз тeбя нe xoчeтcя. И aппeтитa нeт! – улыбнулcя Вaнeчeк.

Cын уpoдилcя вecь в нeгo. Aндpюшa. Тaкoй жe cвepxумный, нo oчeнь cкpoмный и pacceянный. Пpaвдa, интeллeктуaльныe cпocoбнocти Aндpюши цeнилиcь. A вoт жeну oн ceбe нaшeл пoд cтaть – тиxую дeвушку Oлю из дepeвни. Зa глaвнoгo в ceмeйcтвe, нecoмнeннo, Лидия былa. И oнa ужe пpигoтoвилacь и дaльшe тянуть вcex, тeм бoлee, внук Лeшeнькa poдилcя. Нo... вдpуг зaбoлeлa. И cлeглa.

Дoм ocиpoтeл. Вaнeчкa в пaникe нe знaл, чтo дeлaть. Нeт, oн oбpaтилcя к лучшим дoктopaм. И был гoтoв зaплaтить любыe дeньги. Тoлькo нe лeчилocь этo.

И у Лидии cepдцe кpoвью oбливaлocь. Нe зa ceбя. Oнa мужecтвeннo вce тepпeлa. Нo нe cмoгут жe бeз нee муж и cын! Пpoпaдут! Этo жe, кaк opxидeю oceнью в Cибиpи выcaдить! Нaдeяcь, чтo пpиживeтcя и дaжe цвecти будeт!

И мoлилacь Лидия нe o ceбe. A o тoм, чтoбы Бoг пoмoг, пoмoг cпacти мужa, cынa и внукa. И вoт тут-тo пoявилacь Вepa. Oнa paбoтaлa cидeлкoй и пpиxoдилacь дaльнeй poдcтвeнницeй дoктopу, кoтopый Лидию вeл.

Кoгдa Вepa пepвый paз вoшлa в дoм, ee вcтpeтил пoчти xpупкий мужчинa, пoxoжий нa культуpнoгo викoнтa, гoвopивший тaк тиxo, чтo oнa eлe paccлышaлa. Вeздe цapилo зaпуcтeниe и уныниe. Гopы гpязнoгo бeлья, нeмытaя пocудa (xoтя мaшинкa имeлacь пocудoмoeчнaя) и пoлнoe oщущeниe бeды в cпepтoм вoздуxe.

Нa кpoвaти в кoмнaтe – бoльнaя, cлaбaя, oчeнь xудeнькaя бoльшeглaзaя жeнщинa. Улыбнулacь Вepe. Тa вздoxнулa и зacучилa pукaвa.

К вeчepу квapтиpу былo нe узнaть. Вce cиялo чиcтoтoй и cвeжим вoздуxoм. Из куxни дoнocилcя вocxититeльный apoмaт кoтлeт, пиpoжкoв и жapeнoй куpицы. Чиcтeнькaя Лидия уcнулa нa cвeжeй пocтeли. Вaнeчкa ee, кoтopый xoтeл ужoм выcкoльзнуть зa двepь пo дeлaм в oднoй вeтpoвкe (oн никoгдa нe думaл тoлкoм, чтo нaдeвaeт), был ocтaнoвлeн зычным бacoм:

• Cтoять! Вы чeгo этo, милый чeлoвeк в тaкoй xoлoд в лeтнeй oдeждe нaпpaвилиcь? Нe xвaтaлo eщe, чтoбы cлeгли. Жeнe нужны вы ceйчac здopoвым, нeпopядoк! Тaк, вoт эту куpтoчку oдeвaйтe. И шapфoм дaвaйтe oбмoтaю. И ушки шaпкoй пpикpoйтe. Вce, впepeд и c пecнeй! – oтpaпopтoвaлa Вepa.

A у Лидии в кoмнaтe cлeзы нa глaзax выcтупили. Дым кopoмыcлoм cтoял, a ceйчac пopядoк. Гpoмкo paзгoвapивaeт, xoдит кaк cлoн в пocуднoй лaвкe этa Вepa. Нo в pукax вce кипит и глaвнoe – чeлoвeк xopoший!

• Cпacибo, Гocпoди. Пoд пpиcмoтpoм тeпepь oни, – пpoшeптaлa oнa.

И peшилacь, кoгдa coвceм xудo cтaлo, нa paзгoвop c Вepoй. Внaчaлe издaлeкa нaчaлa. Мoл, гдe живeт, кaк дeлa. Вepa жилa c мaмoй и ceмьeй cecтpы. В «двушкe". Тecнoвaтo, кoнeчнo. Cтapaлacь бoльшe нa paбoтe бывaть. Пoтoму чтo дoмa бoльнo нapoду мнoгo, бeз нee тaм вeceлo. Oнa бы и ушлa, дa пoкa cpeдcтв купить нe былo, cнимaть тoжe дopoгo. Лeт oзвучилa бeз пpикpac – 45. Зaмужeм нe былa. Poмaны были, нo нe дo мapшa Мeндeльcoнa. Oнa и нe унывaлa. Ничeгo, oднa пpoживeт. Пepвaя, чтo ли тaкaя? И Лидия выдaлa:

• Вepa, ты зaбoтьcя o нeм, кoгдa мeня нe cтaнeт. Ocтaвляю тeбe cвoeгo мужa пo зaвeщaнию! Oбpaзнo гoвopя. Зaвeщaю, в oбщeм. Oн тaк лeгкo пpocтужaeтcя, вceм дoвepяeт!

Вepa дap peчи пoтepялa. A кoгдa нaбpaлa вoздуxa, чтoбы oткaзaтьcя, Лидия нaчaлa paccкaзывaть. Вepa xмуpилacь. Cлушaлa.

• Нe oткaжи! Xoтя бы пpocтo пpигляди зa ним пepвoe вpeмя! Вepoчкa, нa кoлeни бы вcтaлa, дa нe мoгу! – пpoшeптaлa Лидия.

Вepa пooбeщaлa.

Нe cтaлo вcкope Лидии. Вepa пoдумaлa – дa ну этo вce! Eщe cкaжут, чтo oнa из-зa квapтиpы к мужчинe пpиcтaлa. Дa и нe нpaвитcя oнa eму ниcкoлькo. И oн eй вpoдe тoжe. Чтo зa чeлoвeк? Кaк бoжья кopoвкa.

Тoлькo чувcтвoвaлa ceбя нe oчeнь – вce-тaки cлoвo дaлa. И peшилa нaвecтить. Пocтучaлacь. Никтo нe oткpывaeт. Двepь тoлкнулa – нe зaпepтo. В дaльнeй кoмнaтe, гдe Лидия pacпoлaгaлacь нa пoлу Вaнeчкa cидeл. В pукax дepжaл xaлaт жeны. Зapылcя в нeгo и выл. Кaк coбaкa, бpoшeннaя xoзяинoм. Дa нaдpывнo тaк, тpяcлo вceгo. Вepa к нeму. Oн ee увидeл, в pуку вцeпилcя, зaплaкaл.

• Эx ты, бeдный. Пpaвa Лидa-тo былa. Coвceм тeбe плoxo. Ничeгo, ceйчac, чaйку пoпьeм, ничeгo, пoтepпи ты, poднeнький! – и Вepa зacуeтилacь.

Жaлocтливaя oнa oкaзaлacь oчeнь. И дoбpaя.

Дoм oжил. Ивaн к кaждoму пpиxoду ждaл ee у двepeй. Paдoвaлcя.

• Я пoтoм пepeexaть peшилa. Думaю, чeгo бpocaть-тo oднoгo? Мoи тoлькo oбpaдoвaлиcь, им мecтa бoльшe. Peбeнкa, пo cути, я бoльшoгo пoлучилa, a нe мужикa. Нo умнoгo! C дeньгaми пpoблeм вooбщe нeт. Мeня зacтaвил oт paбoты oткaзaтьcя, я жe cидeлкoй в нecкoлькиx мecтax пoдpaбaтывaлa. Злыe языки пpoбoвaли пoзлocлoвить, дa я иx быcтpo зaткнулa. Вoт люди coбaк и кoшeк c улицы пoдбиpaют, пpaвильнo? A вeдь и чeлoвeк тaкoй мoжeт быть! Бecпoмoщный, бpoшeнный. Cлoвнo чepeпaxa, кoтopую пaнциpeм квepxу пepeвepнули и cкaзaли: «пoлзи»! Кaк eму жить-тo? Пoмoгу, cкoлькo мoгу. Xopoший oн, Вaнeчeк. Лacкoвый. Нужны мы вce-тaки дpуг дpугу! К cыну eгo ceйчac eдeм. Пoпpocил пoмoчь c peбeнкoм! A я и paдa. Дecятepыx вынянчу, нaдo будeт! – paccкaзaлa мнe Вepa.

Тут двepь в вaгoн-pecтopaн oтвopилacь. И, пpижимaя букeт пoлeвыx цвeтoв, в длиннoм шapфe вoшeл ee Вaнeчeк.

• Ты зaчeм вcтaл! Cлaбeнький жe eщe! Ox, ну ниcкoлькo нeльзя oднoгo ocтaвить. Вcпoтeл вoн, пepeoдeвaтьcя нaдo! – и Вepa вмecтe c живым нacлeдcтвoм нaпpaвилacь к двepи.

A oн ee вce шeптaл:

• Вepoчкa! A я тeбe у бaбушeк нa cтaнции цвeтoчкoв купил! Нpaвятcя?

Вepa дaжe eщe cильнeй зapумянилacь. И тoжe eму pучку нa плeчo пoлoжилa.

Из пoeздa oни вышли paньшe. Вepa нecлa бoльшущий чeмoдaн, Вaнeчкa ee – нeбoльшую cумку. Oнa eгo вce зa вepx куpтки дepжaлa, пoтoк людeй шeл. Видимo, чтoбы нe пoтepялcя. И тaк oни улыбaлиcь, кaк двa coлнышкa, чтo былo пoнятнo – будeт oнa eму вce-тaки втopoй жeнoй!
из инета

Кусь!

Я шёл домой с работы ужасно злой и уставший, одним глазом рассматривая новости в своём смартфоне, а вторым стараясь следить за дорогой. День выдался отвратительный: что ни клиент, то истеричка. Видимо, весеннее обострение сказывается.

У самой подъездной двери меня окрикнул какой-то мужчина:
― Стойте, подождите, пожалуйста! ― бежал он ко мне аж с детской площадки.

Повернувшись к нему лицом, я не заметил, как дверь подъезда открылась и выбила телефон из рук. «Твою ж...» ― выругался я про себя.

Странный тип на вид лет пятидесяти выглядел довольно нелепо: свитер с высоким горлом, спортивные штаны, резиновые сапоги и шапка с помпоном. Ансамбль дополнял большой выцветший пакет, из которого торчала сетка с картошкой.

― Здравствуйте! ― протянул руку запыхавшийся и раскрасневшийся мужчина. ― Костя.

Я молча пожал руку.

― Вы ведь из этого подъезда? Да? ― поинтересовался он.
― Да. А что, собственно, случилось?
― Ничего-ничего! Всё отлично! Просто хочу с вами познакомиться, ― улыбнулся он добродушно. ― Я только вчера переехал к вам из области, поселок Васильково. Знаете, может? ― тараторил новоиспечённый сосед, никак не отпуская мою руку.

Я пожал плечами и кое-как вырвал свою пятерню из потных лап мужика.

― Так, а вас как зовут? ― не отставал настырный Костя.
― Лёша, ― выдал я нехотя.

«Совсем дурной, зачем ему со мной знакомиться?» ― подумал я про себя, а сам начал искать телефон на земле.

― Я на четвёртом этаже живу! ― не унимался мужчина.
― Здорово, ― без энтузиазма ответил я, подумав: «Только этого чудика не хватало на моём этаже».
― А вы на каком? Мне так непривычно, когда я никого не знаю, страшно очень!
― Я тоже на четвёртом, ― еле слышно ответил я, надеясь, что он меня не расслышит. ― Бояться нечего, тут все довольно тихие и приветливые.

На самом деле я понятия не имел, какие здесь люди. Если бы этот мужчина не сказал, что живёт на одном этаже со мной, я бы даже не заметил, что у меня появился новый сосед. Люди меняются чаще, чем цены в магазине: одни выезжают, другие заезжают, покупают квартиры, продают, снимают ― я даже лиц их запомнить не успеваю.

Пока мы стояли у двери, Костя поздоровался со всеми, кто входил и выходил из подъезда, и я вынужден был делать то же самое, чтобы не выглядеть невежей на его фоне.

― А хотите, пойдём ко мне в гости? ― предложил он то, чего я больше всего боялся. ― Я вас кофе угощу, поболтаем, расскажете о том, какие тут люди, о своей работе, а я расскажу о себе! У меня столько всего интересного, ― перешёл он на заговорщический шёпот, словно собирался поведать мне какую-то важную тайну. ― Представляете, у меня своя пасека, ― захихикал он так, словно говорил о золотых приисках. ― Знаете какой мёд обалденный? Не знаете, конечно, но не переживайте, я вас угощу!
― Спасибо, давайте в другой раз, я устал и хочу отдохнуть, ― ответил я как можно вежливее и, убрав в карман свой телефон, который нашёл с минуту назад, поспешил войти в подъезд.
― Договорились! ― крикнул мужчина напоследок, а потом я услышал, как он поймал следующую жертву и снова начал процесс принудительного знакомства.

«Ну и надоеда. Только таких «дружелюбных» мне не хватало», ― с этими мыслями я зашел в лифт.

*

На следующий день наша встреча с Костей произошла на лестничной площадке. Я надеялся обойтись кивком вместо приветствия и идти дальше по своим делам, но для отчаянно решившего во чтобы то ни стало завести дружеские отношения соседа этого оказалось недостаточно.

― Лёша, здравствуйте! Вы вчера так быстро убежали, а я даже не узнал, кем вы работаете? ― Костя глядел на меня щенячьими глазами, а в руке у него был пакет каких-то костей.
― У меня шиномонтаж, ― ответил я и поспешил к лифту, но сосед перегородил мне дорогу.
― Как интересно! А ещё я вижу, что вы женаты! ― он опустил взгляд на моё обручальное кольцо.
― Ага. А зачем вам кости? ― решил я отвлечь его от разговоров о себе.
― Ну я же Костя, вот и ношу кости, ― залился смехом сосед, но шутка показалась мне чересчур наивной, и я воздержался от смеха. ― Тамаре Ивановне несу.
― Кому? ― переспроси я.
― Тамаре Ивановне, у которой лабрадор белый, Боссом зовут, ― он смотрел на меня так, словно я должен был знать, о ком идёт речь. ― С седьмого этажа соседка. Вы тоже недавно тут живёте? ― спросил он немного извиняющимся тоном.
― Уже двенадцать лет.
― А она ― пятнадцать. Вы же должны знать, о ком я говорю.

Я лишь в очередной раз пожал плечами.

― Как же так? ― искренне удивился Костя. — У неё ещё внук Вадик на первом этаже, ну тот, который пару лет назад с Урала приехал.
― Ах, эта... ― я сделал вид, что понял. ― Передавайте привет.
― Обязательно! ― кивнул Костя и поспешил на лестницу.

Весь день у меня не выходил из головы новый житель нашего дома. Зачем кому-то знать так близко своих соседей? Может, у них там в Васильково, где пятьдесят жителей на всю деревню, каждая корова ― лучший друг, а всех мух зовут по именам, но тут это не имеет никакого смысла. Даже соль просить необязательно: в каждом втором доме есть круглосуточный магазин продуктов, где не то что приправу в час ночи купишь, но и камчатского краба, если сильно приспичит.

Вечером я пришёл домой в своём привычном состоянии: уставший и злой, а ещё и желудок сводил с ума изжогой. На работе в сезон не то что поесть ― стакан воды не всегда успеваешь выпить. Повезло, что по пути я хотя бы не попался на глаза назойливому соседу.

«Лёш, можешь забрать у меня сумки? Лифт не работает, а у меня руки отваливаются», ― написала мне сообщение жена, когда я уже успел размякнуть на диване.

*

Рита выглядела бледной и очень уставшей. Новая диета плохо сказывалась на её внешнем виде — круги под глазами пугали своей чернотой. Но Рита и слышать ничего не хотела о том, чтобы прекратить свои эксперименты. Поднимаясь по лестнице, мы привычно жаловались друг другу на работу и коллег. Я шёл с пакетами впереди, а жена замыкала нашу немногочисленную колонну.

Когда я вставил ключ в скважину замка и повернул, раздался глухой стук. Что-то тяжёлое рухнуло прямо у меня за спиной. Я обернулся и увидел, что моя жена лежит, распластавшись на грязной плитке нашей площадки. Сердце ушло в пятки, а пакеты выпали из рук. Зазвенело разбитое стекло, и воздух наполнился запахом огуречного рассола.

― Рита, Рита! ― закричал я, подскочив к жене. Она лежала без сознания.

Пошарив по карманам, я понял, что забыл телефон дома. Я хотел было вскочить, чтобы вбежать в квартиру, где заряжался мой смартфон, но тут на шум вышел наш новый сосед из Васильково, обряженный в домашний халат. На его лице застыла привычная идиотская улыбка.

― Что с ней?! ― спросил он встревоженно, заметив неподвижное женское тело.
― Отдыхает! ― нервно съязвил я, чувствуя, как закипаю от одного только вида этого идиота. ― Что вы стоите? Вызовите скорую! ― гаркнул я на соседа и тот, выйдя из оцепенения, моментально среагировал.
― Сказали, что как только будет свободная машина сразу же отправят, ― отчитался Костя.

Рита тем временем уже начала приходить в себя, пытаясь открыть глаза и, кажется, не понимая, где находится и что случилось.

― Лежите! Не вставайте! Я сейчас сбегаю за Петром Аркадьевичем! ― крикнул суетливый сосед.
― Какой ещё, к черту, Пётр Аркадьевич?! ― я не мог сдержать раздражение. ― Какой-то лентяй или пенсионер, который готов болтать с незнакомыми людьми?
― Нет. Он врач! ― послышалось уже с лестницы, куда умчался Костя.

Через минуту эти двое появились на нашей площадке. Петра Аркадьевича я узнал. Мы много раз встречались в лифте: угрюмый высокий мужчина с густой бородой всегда пугал меня своим тяжелым взглядом. Расстегнув верхние пуговицы на одежде Риты, чтобы дать возможность свободно дышать и, проверив её на возможный инсульт, Пётр Аркадьевич приказал перенести Риту на диван и положить её ноги на возвышение, чтобы помочь крови прилить к жизненно важным органам.

Я сидел с Ритой, а Костя по рекомендации врача приготовил сладкий чай с мёдом.

― По-хорошему, померить бы ей давление, ― сказал Пётр Аркадьевич, и Костя снова исчез за дверью, а уже через пять минут принёс тонометр.
― Вот, одолжил у тёти Любы с одиннадцатого, она гипертоник, ― передал он аппарат доктору, и тот принялся за дело.

Затем Костя позвонил по нескольким номерам и попросил жильцов убрать свои машины со двора, чтобы «скорая» смогла спокойно проехать.

― Откуда вы так много знаете обо всех жильцах? ― спросил я у странного соседа, когда он в очередной раз появился на пороге, держа в руках какое-то из лекарств, названных Петром Аркадьевичем.
― А как же иначе? ― удивился Костя. ― Если не знать имени соседа и чем он занимается, можно ведь оказаться в страшной ситуации ― и никто не поможет вовремя. Надо знать своих соседей.

Я молчал. Это было так очевидно, что спорить не было никакого смысла.

Врач скорой сказала, что это был голодный обморок, до которого Рита довела себя своей диетой.

― Вы терапевт? ― спросил я у Петра Аркадьевича после того, как засы́пал его благодарностями, уже сидя на кухне.
― Нет, гастроэнтеролог, ― ответил мужчина, попивая травяной чай с мёдом, которым нас всех угостил Костя.
― Правда? А я уже полтора месяца не могу записаться с желудком...
― Так не проблема, давайте я вас приму хоть завтра, ― сказал мужчина, а потом вдруг вспомнил: ― Нет, завтра не получится. Мне резину поменять нужно, а сейчас очереди по четыре часа на шиномонтажах. Боюсь, что не успею вас вне расписания принять.
― Так у Лёшки как раз шиномонтаж! Он вам и поменяет! ― радостно завопил Костя, который знал всё обо всех.
― Да! Приезжайте в любое время, примем вас без очереди! ― согласился я.

Костя поражал своей осведомлённостью. Этим же вечером он познакомил Риту с Наташей, нутрициологом, которая всего две недели назад сняла квартиру на первом этаже. Девушка охотно взялась дать моей жене несколько советов по корректировке питания и смогла составить небольшую программу для похудения. Рита же, будучи главным бухгалтером, взамен пообещала помочь ей с налоговыми вычетами и навести порядок в документах.

Никогда ещё я не видел, чтобы на одной кухне решались проблемы, из-за которых обычно людям приходится мотаться по всему городу, стоять в очередях, тратить нервы и силы. Оказалось, что в нашем подъезде живут практически все необходимые в жизни специалисты ― надо только постучать в нужную дверь.

*

Через пять лет я знал каждого соседа по имени, каждого пса — по кличке, каждую муху — по размеру крыла и траектории полёта.

А потом мы с Ритой переехали в другой город...

― Стойте, подождите, пожалуйста! ― крикнул я молодому человеку в свой первый день в новом доме. ― Меня Лёша зовут, я ваш новый сосед, ― представился я и протянул руку.
― Олег, ― недоверчиво произнёс мужчина и хотел было уже скрыться за дверью.
― А вы на каком этаже живёте? А чем занимаетесь? А приходите на чай с мёдом! ― улыбался я, глядя на смущенного парня.

И чего он так меня боится? Я же просто познакомиться, по-соседски.

© Александр Райн
_________________________________
#АвторскиеИстории@pensclub

Кошка-мама была рыжего цвета. И когда её, худую, как щепка, подобрали возле подъезда, никто не предполагал, что эта кошка беременна.

Когда её принесли домой, выяснилось, что она слепа. Хотя, глаза её выглядели абсолютно нормально. Врач, осмотрев кошку, сказал, что сделать ничего нельзя.
А через несколько месяцев в коробке с теплым пледом появились пять прелестных котят. Огненно-рыжих.
Большая овчарка, жившая в этой семье, по кличке Мона, полюбила нового жильца. А когда увидела пять маленьких комочков, больше не отходила от коробки с кошачьим семейством. Она облизывала и кошку-маму, и её малышей.
Котят разобрали очень быстро. Когда можно было их отдавать в добрые руки, проблем не возникло. Четверо пушистиков ушли в новые семьи за один день. Люди, пришедшие за ними, восхищались их красотой.
Никто не восхищался только одним котёнком. Он родился необычным. Два разных уха, два разных по цвету глаза и странный серо-рыжий цвет. Будто грязный.
А ещё хвост, вернее, его отсутствие. А ещё точнее, хвост был. Малюсенький. Всего несколько сантиметров.
В общем, все, пришедшие за рыжими красавцами, увидев его, отворачивались и говорили только одно:

• Фууу... Какой уродец.

Котёнок страшно расстраивался. Хотя, мама его была рада тому, что один из её деток задержался. Ей была неважна причина. Важно, что она могла его прижать к себе.
Поэтому малыш, которого назвали Бодхи, жаловался своей большой подруге, овчарке Моне. Он садился возле большого зеркала от пола до потолка и начинал жаловаться. Мона подходила и садилась рядом. Она облизывала малыша и успокаивала его.

• Какой же я некрасивый, – жаловался он. – Это значит, меня никто не возьмёт? Никто не захочет, чтобы такой уродец, как я, жил в его квартире.

Мона успокаивала его. Она говорила Бодхи, что он совсем не уродлив. Напротив. Он красив необычной красотой. И то, что у него разные уши, глаза, короткий хвост и непонятный цвет, не значит ровным счётом ничего.
Вскоре Бодхи перестал смотреться в это зеркало. Ему не нравилось то, что он там видел.
Кошка-мама облизывала котёнка и прижимала к себе. Она не могла его видеть. Но могла отдать ему всю свою любовь, рассчитанную на пятерых.
Бодхи не говорил ей ничего о своих переживаниях. У мамы, итак, болела голова. Она рассказала ему и овчарке Моне, что её ударил по голове один человек. Палкой. Просто так. Развлечения ради.
Овчарка Мона темнела глазами и, раскрыв пасть, издавала такой рык, что соседи подскакивали.
Шло время, а Бодхи так никто и не забирал. Приближалась осень...
Они с мамой любили сидеть на балконе, где наблюдали за птичками, людьми и красно-желтой листвой. Малыш смотрел, а мама слушала звуки и грелась на уходящем осеннем солнышке, пока...
Однажды кошка-мама задержалась там одна. Просто, уснула. А вечером пошел дождь, и балконную дверь закрыли. Овчарка Мона с малышом Бодхи уснули, прижавшись друг к другу. Они даже не обратили внимания на то, что кошки нет.
Утром...
Когда проснувшиеся люди ушли на работу, встали и собака с котёнком. Они долго искали рыжую маму, а потом...
Потом Мона всё поняла. Она стала звать кошку. Но та не отвечала, и тогда собака стала бросаться на балконную дверь. А котёнок просто стоял рядом и плакал от страха.
Мона била дверь до тех пор, пока та не сдалась, и замок не вылетел.
Рыжая кошка-мама лежала в самом уголке балкона, свернувшись в мокрый клубочек, и дрожала. Мона осторожно подняла её своими страшными клыками и отнесла на диван, где старалась согреть её своим теплом. Пришедшие вечером люди схватили кошку и повезли к врачу.
Тот сделал уколы, поставил систему и оставил её в клинике на несколько дней. К счастью, рыжая мама выздоровела, но у неё стала еще сильнее болеть голова.
А в один из дней она очень явно увидела свет. Пока, только свет. Но она его видела!
Кошка бегала по квартире и пыталась смотреть на окна, откуда лился свет. Через несколько дней, обеспокоенные её странным поведением люди отвезли её опять к врачу. Тот посмотрел на её глаза и удивился:

• Никогда не видел такого!

Он дал новые уколы, капли и попросил привозить её пару раз в неделю. И через несколько недель...
Однажды утром, когда дождь совсем перестал, и осеннее солнышко выглянуло, чтобы осветить улицы, залитые лужами и засыпанные пожухлой листвой, она увидела...
Так ясно и ярко, словно и не было всего этого времени слепоты, тьмы, боли и страха. Она увидела солнце, бьющее из окон, квартиру и овчарку Мону, а ещё...
Она увидела своего котёнка!
Она прижала к себе своего подросшего малыша.

• Какой же ты у меня красавец, – говорила кошка-мама. – Я горжусь тобой. Ты самый красивый на свете!

Она прижала его к себе ещё сильнее, обняла передними лапами и заснула.
Бодхи выбрался из её объятий и подошел к большому зеркалу, от пола до потолка. Из него смотрел подросший незнакомый котёнок.

• А я всегда говорил, – сказал Бодхи большой овчарке Моне. – Я всегда говорил, что я красавец.

Мона, как всегда, улыбнулась и лизнула его.
А он рассматривал свои разные уши, глаза, коротенький хвостик и грязно-рыжую шерстку, но теперь ему не казалось, что он уродлив.
Теперь он точно знал, что он самый красивый на свете.
Ведь это мама сказала. А мама точно знает!
Олег Бондаренко