Боится ли Россия санкций, со времен Ивана Грозного?

Боится ли Россия санкций?

Со времен Ивана Грозного российское государство неоднократно пыталось оказывать политическое давление на своих торговых партнеров и само регулярно подвергалось экономическому давлению извне.




Царская немилость

 Торговые войны между государствами велись с незапамятных времен, причем нередко они перерастали в самые обычные войны с использованием грубой силы. Однако так бывало далеко не всегда, зачастую враждующим сторонам хватало благоразумия, чтобы ограничиться повышением тарифов, наложением эмбарго и прочими экономическими санкциями. Хотя Россия традиционно уступала западным странам по объемам внешней торговли и обычно полагалась более на военную силу, чем на применение экономических рычагов, ее участие в международных торговых конфликтах не было редкостью. В этом, впрочем, не было ничего удивительного, поскольку экономическое давление Россия обычно использовала в политических целях.

 На заре своего существования в качестве единого и неделимого государства Россия нередко становилась объектом чужих эмбарго, что заставляло ее применять адекватные меры. Во времена Ивана Грозного западные соседи Московского царства совершенно не горели желанием снабжать россиян товарами военного или двойного назначения вроде пушек, ядер или сукна. Швеция, Ливонский орден и Польша не пропускали купцов с этими товарами в Россию, что и стало одной из причин длительной и тяжелой Ливонской войны. Но если враждебные соседи мало нуждались в торговых связях с Россией, то далекая Англия, завязавшая торговлю с Московией в 1553 году, была в этих связях весьма заинтересована. Поэтому, когда царь Иван решил повлиять на политику английской королевы, он начал с того, что пригрозил экономическими санкциями. В октябре 1570 года государь отправил Елизавете I письмо, в котором перечислил свои претензии. Заявив, что «английские купцы начали совершать над нашими купцами многие беззакония и свои товары начали продавать по столь дорогой цене, какой они не стоят», Иван подчеркнул, что, выдавая англичанам торговые привилегии, он рассчитывал «на великую дружбу со стороны вашего брата и вас и на верную службу всех англичан». Между тем, говорится в письме, Англия вовсе не стремится к политическому союзу, а все ее посланники уклоняются от переговоров на эту тему, а говорят лишь «о мужицких и торговых делах». В конце письма возмущенный царь восклицал: «Пусть те мужики, которые пренебрегли нашими государскими головами и государской честью и выгодами для страны, а заботятся о торговых делах, посмотрят, как они будут торговать! Да и все наши грамоты, которые до сего дня мы давали о торговых делах, мы отныне за грамоты не считаем». Английским дипломатам, впрочем, удалось погасить гнев Грозного, и привилегии подданных Елизаветы Тюдор не пострадали.




Чем активнее иностранные купцы действовали на территории России, тем пристальнее российская власть присматривалась к методам международной конкурентной борьбы, которые активно использовали иностранцы. С конца XVI века Московское царство стало ареной упорной борьбы между английскими и голландскими купцами, которые постоянно жаловались царю друг на друга, что давало российской власти пространство для политического маневра. При этом иностранцы, и прежде всего голландцы, активно использовали приемы идеологической борьбы, не брезгуя грязными политическими технологиями. Так, в конце XVI века англичанин Коллинс жаловался, что голландцы «рисуют карикатуры, сочиняют пасквили и тем вызывают у русских отрицательное представление о нас. Они изображают нас в виде бесхвостого льва с тремя опрокинутыми коронами и множества больших собак с обрезанными ушами и хвостами... И эти изображения их производят на русских большое впечатление». В начале XVII века голландцы уже могли праздновать победу, поскольку позиции британцев были подорваны, что и позволило голландскому резиденту в Архангельске Исааку Массе рапортовать в 1618 году, что «в настоящее время англичане здесь осрамлены, а наша речь теперь в силе». Благодаря торговым войнам, которые чужеземцы вели между собой в России, российская власть убедилась в действенности экономических методов воздействия на международную политику, чем и не преминула воспользоваться против тех же англичан. Так, в 1649 году на Англию были наложены экономические санкции за то, что английские республиканцы «государя своего Карлуса короля убили до смерти». За нарушение монархического принципа англичане поплатились правом торговли во внутренних областях России, поскольку теперь их не пускали дальше Архангельска.

 С образованием постоянно действующего «окна в Европу» политика России в области внешней торговли стала больше ориентироваться на экономические нужды страны, чем на идеологические симпатии верховной власти. Петр I полагал, что Россия должна закупать за рубежом все, что не может производить сама, независимо от страны-производителя. В соответствии с этим принципом и был составлен таможенный тариф 1724 года, по которому отечественный производитель был защищен от конкурентов запретительными пошлинами. Так, «бархаты итальянские и голландские и всяких рук» облагались 25-процентной пошлиной, поскольку бархат делался и в России, а бумага — 12,5-процентной «для того, что она делается в России, но только еще в совершенство не приходила». В последующие царствования, однако, тарифы постепенно понижались, поскольку элита все больше привыкала к импортным товарам, а особой необходимости в экономическом давлении на недружественные страны не возникало. Ситуация изменилась лишь с началом Великой французской революции, когда российская власть вновь решила наказать страну, посмевшую казнить своего короля. В 1790 году Екатерина II вместе с Австрией и Пруссией объявила бойкот французской мануфактуре и запретила вывоз во Францию русского зерна. А в 1793 году императрица своим манифестом и вовсе запретила всякую торговлю с французами «в буйстве пребывающими». Кроме того, опасаясь, что французские товары попадут в Россию под видом нефранцузских, Екатерина на всякий случай запретила ввоз еще 65 видов товаров, чье происхождение невозможно было бы установить.




Русский император Павел жизнь заплатил за эмбарго англичанам.

Не менее активно использовал экономические санкции и сын Екатерины Павел I, который в остальном стремился действовать наперекор заветам матери. С Францией Павлу удалось помириться, зато Англии пришлось почувствовать последствия императорского гнева. В 1798 году Павел I принял титул великого магистра ордена св. Иоанна Иерусалимского, который давал ему права на владение Мальтой. Но в 1800 году на Мальту высадились англичане, которые совершенно не собирались делиться приобретением с кем бы то ни было. В ответ Павел объявил англичанам «эмбарго», под которым подразумевался захват британских кораблей, находившихся в русских портах. Было секвестировано около 300 судов под английским флагом, кроме того, были приостановлены платежи всем английским купцам впредь до расчета их по долговым обязательствам в России. Торговля английскими товарами также была прекращена. У англичан, правда, нашлись собственные меры воздействия на русскую политику. 23 марта 1801 года Павел I был убит, причем многие современники видели в этом заговоре руку Лондона. Как бы то ни было, уже 24 марта новый император Александр I отменил все санкции против англичан. Но и Александру вскоре пришлось поучаствовать в общеевропейской травле английских товаров, которую в 1806 году навязал Европе Бонапарт. Лишь по окончании наполеоновских войн Россия вступила в длительный период, когда никто не пытался бойкотировать ее товары, а сама она не мешала чужой коммерции. Но и этому периоду однажды пришел конец.




Лондонская биржа Royal Exchange стала символом геополитики в XIX столетии.

Тарифная таблица Менделеева

 Вообще-то в течение первой половины XIX века Россия относилась к международной торговле так же, как во времена Ивана Грозного, то есть считала «мужицкие и торговые дела» придатком высокой дипломатии, истинным назначением которой является установление отношений между царствующими фамилиями, а не обеспечение коммерческих выгод. Однако мир стремительно менялся, вскоре Россия обнаружила себя в окружении стран, для которых вопросом первостепенной важности были именно тарифы и торговые договоры.

 Перемены начались в середине XIX века, когда в Европе приобрели популярность идеи фритрейдеров, то есть сторонников свободной торговли. Одна за другой европейские страны отказывались от покровительственных тарифов, надеясь тем самым обеспечить себя притоком дешевого сырья. Общей моде последовала и Россия, несмотря на то что у нее своего дешевого сырья хватало с избытком. В 1857 году Россия приняла новый тариф, который существенно понизил таможенные пошлины. Так, если до его принятия ввозимые в империю товары облагались пошлиной в размере 24,3% от их стоимости, то теперь — в размере 17,6%. В 1869 году пошлины были сокращены до 12,8%, что было лишь немногим выше английских. Однако если англичанам с их развитой промышленностью приходилось импортировать сырье и продовольствие, а вывозить промышленные товары, то в России ситуация была прямо противоположной.

 Между тем после экономического кризиса 1873 года европейские страны стали отказываться от фритрейдерства, ограждая свой внутренний рынок протекционистскими тарифами. Торговое сальдо России тем временем оставалось отрицательным: к 1877 году страна вывозила товаров на 370 тыс. руб., а ввозила — на 565 тыс. руб. в год. К тому же наметилась зависимость российского рынка от Германии. В конце 1870-х годов примерно 35% русского экспорта уходило в Германию, а 30% германского экспорта шло в Россию. Но если Россия вывозила в Германию исключительно зерно и сырье, то Германия ввозила машины и прочую продукцию своей высокоразвитой промышленности. В результате российское правительство тоже решило отказаться от фритрейдерской философии. В 1877 году было принято правило, согласно которому все пошлины взимались золотой монетой. В этом же году тарифы были повышены до 17% от стоимости товара. Меры российского правительства вызвали обеспокоенность в Германии, но до настоящей таможенной войны тогда еще дело не дошло. Серьезное столкновение было впереди, поскольку Германия хотела одновременно защитить своих аграриев от русского зерна и обеспечить своим промышленникам сбыт на Востоке, в то время как Россия хотела защитить своих промышленников от немецкой экспансии и одновременно обеспечить сбыт в Германии своего хлеба.

 Первым начал действовать Бисмарк, повысив в 1882 году тарифы на зерно из России. Одновременно железный канцлер дал понять Петербургу, что тарифы могут быть пересмотрены, если Россия понизит пошлины для германских промышленных товаров. Но в России в это время дули уже совсем другие ветры. В ту пору в стране ширилась общественная кампания в защиту отечественного производителя, во главе которой стоял Дмитрий Менделеев, который помимо химии живо интересовался вопросами политэкономии и агитировал за принятие «толкового тарифа». Россия проигнорировала давление со стороны Бисмарка, а вскоре ситуация для Германии еще более осложнилась, когда в 1887 году Министерство финансов возглавил Иван Вышнеградский, с которым Менделеев вместе учился в Педагогическом институте.

 Вышнеградский привлек Менделеева к разработке правительственных программ, да и сам горел желанием выступить в защиту отечественного рынка, благо по тогдашним российским законам Министерство финансов имело право произвольно изменять тарифные ставки без каких-либо ограничений. Уже в 1888 году Вышнеградский повысил пошлины на чугун и сталь, равно как и на изделия из этих металлов, на машины, паровозы и суда, а также на руду. Пошлины на хлопок выросли с 45 коп. до 1 руб., а на чугун — с 5 до 25 коп. с пуда. Но министр не собирался останавливаться. Вскоре выросли пошлины на пряности, драгоценные металлы, уголь и, что особенно задевало немецкого производителя, на аммиачные соли и лекарства. На этом фоне продолжалась работа над новым протекционистским тарифом, одним из главных разработчиков которого был создатель периодической системы элементов. Наконец в 1891 году был принят новый тариф, прозванный современниками «менделеевским», который устанавливал средний размер пошлины на уровне 33% от стоимости товара.




Волга. Караваны с хлебом идут в Европу.

Германия ответила понижением пошлин на зерно для стран, конкурировавших с Россией, причем пошлины снижались на 30-40%, что фактически лишало Россию шансов удержаться на германском рынке. Удар оказался весьма болезненным: в 1893 году вывоз российского хлеба упал по сравнению с 1891 годом на 10%. Россия просила Германию о пересмотре своей политики, но получила отказ. В ответ на это 1 июля 1893 года Россия повысила пошлины на немецкие товары на 50%. Германия ответила аналогичными действиями, после чего торговый обмен между двумя империями фактически свелся к операциям контрабандистов. Более того, в воздухе запахло настоящей войной, поскольку русско-германские отношения накалились до предела. Стоявший в то время во главе Министерства финансов Сергей Витте вспоминал о тех днях: «В Петергофе был царский выход... Когда я вошел в залу, то все меня сторонились как чумы; всюду шли толки о том, что вот я, с одной стороны, благодаря своему неудержимому характеру, а с другой стороны — молодости и легкомыслию втянул Россию чуть ли не в войну с Германией, что началось это с таможенной войны, а так как Германия не уступит, то все это, несомненно, окончится войной с Германией, а затем и общеевропейской войной, и я буду, если уже не есть, виновником этого бедствия».

 До войны в тот раз не дошло. Германия, в сущности, несла гораздо большие убытки, чем Россия, поскольку найти замену российскому рынку ее промышленникам было весьма непросто. Поэтому первой пойти на мировую предложила Германия. 29 января 1894 года был заключен русско-германский торговый договор сроком на десять лет, согласно которому обе страны понижали пошлины на товары друг друга.

 Однако отношения между двумя империями оставались далекими от идеала. По крайней мере, Германия в конце XIX—начале XX века неоднократно препятствовала русскому импорту, ссылаясь при этом на несоответствие российских товаров санитарным нормам. Так, русский экономист Иосиф Кулишер жаловался: «Еще в гораздо большей степени прикрываются санитарными аргументами цели устранения иностранных конкурентов в запрещениях привоза скота и мяса; закрытие границ иностранному скоту, мясу или мясным продуктам является обычно обходом статей торговых договоров, не допускающих запрещений, основанных на соображениях торговой политики протекционизма. При заключении русско-германского договора 1904 г. Германия ссылалась на то, что 'современные ветеринарные санитарные условия в России в общем неблагополучны, существующий ветеринарный надзор недостаточен, система регистрации заболеваний скота неудовлетворительна'. Поэтому Германия, запрещая вообще привоз русского скота, делала исключения лишь для свиней, да и то допускала их в ограниченном количестве (2500 штук в неделю) и лишь через определенные пункты (Сосновицы). В действительности, как указывалось в германском рейхстаге, эти меры имели в виду 'укрепление и развитие германского скотоводства'".

Лагерный демпинг

 Хотя таможенная война с Германией имела прежде всего экономическую подоплеку, для обеих сторон вопрос имел и политическое значение. Торговый спор между Петербургом и Берлином разворачивался на фоне постоянно ухудшавшихся отношений между двумя империями, причем Россия в это время сближалась с Францией, а Германия — с Австро-Венгрией. Напряженность эта в итоге вылилась в мировую войну, после которой и Россия, и Германия оказались в числе побежденных.

 Советская власть с гневом отвергла наследие царского режима, включая торговые договоры и долги, что поставило молодую республику в уникальное экономическое положение. Мало того что хозяйство страны было разрушено гражданской войной, так и торговых партнеров у государства диктатуры пролетариата практически не было. Торговля с буржуазным миром, разумеется, продолжалась, но торговать приходилось через посредников. Так, в 1920 году три четверти всего импорта в Россию шло через Эстонию; а в 1921 году через эту прибалтийскую страну шло более 70% ввозимых товаров. Перед большевистским правительством стояла задача прорыва политической и экономической блокады, и для этого активно использовались рычаги экономического давления.

 Первым объектом советской торговой экспансии стала соседняя Польша, чья экономика со времен Российской империи была ориентирована на российский рынок. Переговоры о возобновлении торговых отношений с Польшей начались уже в 1922 году, причем Варшава требовала отказа Москвы от монополии внешней торговли, на что большевики не хотели идти ни при каких обстоятельствах. В ответ поляки при открытом попустительстве своего правительства начали широкие контрабандные операции на всем протяжении советско-польской границы. Но уже в 1924 году Польша пошла на заключение транспортной конвенции с СССР, и вскоре годовой оборот торговли между двумя странами достиг 142 млн руб. И все же Польша, оставаясь недружественной страной, продолжала препятствовать советской торговле, особенно сопротивляясь экспорту и транзиту советского скота. В результате в наркомате внешней торговли задумались об ответных мерах. В сентябре 1925 года нарком внешней торговли СССР Леонид Красин получил от своего заместителя Фрумкина записку, в которой говорилось: «Прошу Вас переговорить по этому вопросу с польским послом Кентшиньским и указать, что в случае дальнейшего запрета в допуске наших экспортных товаров в Польшу мы вынуждены будем отказываться от размещения в ней наших заказов». Красин пригрозил Польше прекращением закупок, и вопрос был улажен уже в ноябре. В последующие десять лет СССР неизменно повторял один и тот же прием: когда какая-либо страна не соглашалась играть по советским правилам, ей грозили прекращением закупок, и инцидент вскоре оказывался исчерпанным.

 Этот прием был использован и в 1928 году, когда в ходе знаменитого шахтинского дела в числе прочих «вредителей» были арестованы шестеро немецких инженеров, работавших на концерн AEG. В Германии поднялась буря возмущения, и переговоры о советско-германском политическом сотрудничестве были прерваны. Советский Союз, зная, что немцы и сами остро нуждаются в советских заказах, пригрозил прекратить закупки немецкой продукции, но немцы пошли на принцип. В итоге, чтобы обе стороны смогли сохранить лицо, арестованные немцы были оправданы, лишь один из них был осужден условно и тут же отправлен на родину.




В обмен на лес и природные богатство «Амторг» скупал станки и передовые образцы продукции (на фото: американская танкетка Кристи - прототип всех советских танков).

Когда в конце 1920-х годов СССР вступил в период индустриализации, советскому правительству понадобилась валюта для закупки импортного оборудования и технологий. Достать валюту можно было лишь путем экспорта традиционных российских товаров — пшеницы, льна, леса, нефти и т. п., поэтому СССР приступил к агрессивной экспансии на мировых рынках, причем продавал свою продукцию зачастую ниже мировых цен. Вскоре на Западе всерьез заговорили об опасности советского демпинга. Так, в бельгийском парламенте депутат Гоэн говорил в феврале 1930 года: «Советский демпинг должен беспокоить всех, как и вообще должен беспокоить быстрый рост советской экономики и ее влияния на промышленность Западной Европы. Советская угроза не ограничивается спичками и льном. Она может перекинуться на другие отрасли промышленности... Я не стану утверждать, что Советский Союз продает ниже себестоимости, но он ведет настоящий демпинг». Взволнованы были и в британском парламенте. Министр финансов Невил Чемберлен говорил депутатам: «При русской системе можно игнорировать различные статьи расхода, которые приходится принимать во внимание, когда речь идет об обычных производителях. Поэтому совершенно ясно, что русское правительство в состоянии 'испортить' рынок для всех других торговцев, не подпадая под обвинение в продаже по демпинговым ценам».

 Вскоре забеспокоились и за океаном. Вопросом о советском демпинге озаботилось угольное лобби штата Пенсильвания, а затем и лесное лобби США, и в американском конгрессе заговорили о том, что советская древесина оказывается дешевле американской оттого, что в США уже давно не применяют рабский труд, а в СССР на лесоповале работают репрессированные инакомыслящие. 25 июня 1930 года американцы запретили ввоз советской древесины. Уже через три дня Петр Богданов, глава Амторга — организации, ответственной за советско-американскую торговлю,— заявил американцам, что «сокращение импорта советских товаров в США, безусловно, скажется на советских закупках в этой стране». Поскольку США в ту пору имели неплохой сбыт в Советском Союзе, запрет на древесину был снят уже 2 августа. А вот с Канадой проверенный метод дал осечку. В 1931 году Канада, только что получившая от Великобритании право вести самостоятельную внешнюю политику, наложила эмбарго на импорт советского угля, древесины, асбеста и некоторых других товаров. В ответ советское правительство прекратило торговые сношения с Канадой, что не привело ни к каким результатам, поскольку канадский экспорт в СССР был минимальным. Торговая война между СССР и Канадой продолжалась до 1936 года, причем мало кто помнил о том, что такая война действительно идет.

 Куда серьезнее ситуация развивалась в случае с Великобританией. Здесь почти полностью повторилась история с шахтинским делом с той лишь разницей, что Лондон был заинтересован в контактах с Советским Союзом не так сильно, как Берлин. Как и в случае с Германией, скандал вспыхнул во время работы над советско-британским торговым договором. 13 марта 1933 года в Англии узнали, что в Советском Союзе арестованы шесть британских инженеров, обвиненных во вредительстве в рамках так называемого «дела о вредительстве на электростанциях». 18 апреля состоялся суд, четверо англичан были отпущены, а двое — Торнтон и Макдональд — получили три и два года тюрьмы. Уже 19 апреля Британия объявила о прекращении торговых отношений с Советским Союзом, а через три дня советский Наркомвнешторг объявил о «воспрещении внешнеторговым организациям размещать в Англии заказы и производить в этой стране какие бы то ни было торговые закупки». Советская дипломатия и виду не подавала, что готова пойти хоть на какие-то уступки. Так, во время международной экономической конференции в июне 1933 года, которая проходила в Лондоне, советский нарком иностранных дел Максим Литвинов словно и не замечал сидевшего неподалеку от него британского коллегу сэра Джона Саймона. Когда же сотрудник британского МИДа намекнул Литвинову, что Саймон готов к переговорам, советский нарком ответил: «Сэр Джон и я сидим на конференции в двух шагах друг от друга. Если сэр Джон действительно хочет вступить со мной в контакт, он может это легко сделать». Британцам было нечего противопоставить железобетонной позиции советских дипломатов, ведь кроме экономических санкций в советском активе были еще и два заложника, которых нужно было вызволять любой ценой. В итоге Саймон все же проявил инициативу, и в ходе переговоров было решено, что взаимное эмбарго будет единовременно отменено, а оба англичанина — выпущены на свободу. Так и было сделано, и 1 июля инцидент был исчерпан.

 Вскоре после второй мировой войны Советский Союз оказался в состоянии холодной войны с западным миром, которая шла и на экономическом фронте. В 1949 году был создан Координационный комитет по экспортному контролю, более известный как КОКОМ, в который вошли почти все страны НАТО и Япония. В задачи комитета входило составление списков товаров и технологий, запрещенных к продаже в страны социалистического лагеря, и с этой задачей КОКОМ неплохо справлялся до конца холодной войны.

 В то же время и СССР продолжал использовать экономические рычаги давления, правда, теперь главным объектом такого давления становились страны нарождающегося третьего мира и государства, избравшие путь социализма. Здесь советская экономическая дипломатия шла по пути оказания «безвозмездной» помощи, за которую надлежало платить политической лояльностью. Если же уровень лояльности был недостаточным, то получатель помощи вполне мог ее лишиться. Так и произошло в 1960 году, когда Никита Хрущев и Мао Цзэдун не поделили мировое революционное движение. 18 августа 1960 года СССР отозвал из КНР всех специалистов и аннулировал ранее заключенные торговые договоры. Китай из-за этого понес немалые потери, ведь за истекшее десятилетие с советской помощью на его территории было построено более 250 крупных промышленных объектов, а торговля с СССР составляла 53% всего торгового оборота страны. Однако Мао решил, что борьба с «ревизионизмом» того стоит, и советско-китайские отношения замерзли на многие годы.




Сенаторы США Генри Джексон и Чарльз Веник - их законопроект о торговых санкциях против СССР стал символом «холодной войны».

Бывало, впрочем, и наоборот, когда лидеры молодых государств изгоняли советских советников и специалистов и наотрез отказывались от советской помощи. Так, в 1972 году от услуг советских спецов отказался Египет, а в 1977 году президент Сомали Барре денонсировал договор с СССР из-за того, что Москва поддержала враждебную Эфиопию. Однако больнее всего по Советскому Союзу ударили западные санкции, наложенные после вторжения в Афганистан в 1979 году. Мало того, что московская Олимпиада оказалась почти сорванной из-за мирового бойкота,— Советский Союз утратил доступ к западной технике и технологиям.

 В результате к концу 1980-х годов СССР уже задыхался от неэффективности собственной экономики, и вскоре он мог устраивать блокады только на своей территории. 18 апреля 1990 года СССР начал экономическую блокаду Литвы после того, как Верховный совет республики провозгласил независимость. Через две недели непопулярную и неэффективную блокаду пришлось отменить, а в следующем году Советский Союз прекратил свое существование. Однако практика торговых войн по политическим мотивам, как известно, себя еще не исчерпала.

Источник: