Любимые стихи (страница 27)

Рыбёшка
Дошла я до точки,
где мало кто нужен.
Легко пропускаю
и завтрак, и ужин.

А нужно мне мало,
мне надо немного —
Чтоб ветер в лицо,
под ногами дорога.

Чтоб был путь домой
до родного порога.
С годами я стала
такой недотрогой,

Чужого не надо,
чужих и подавно.
Вставать научилась
с рассветом недавно.

Любить тишину
и покой безмятежный,
Любить этот мир
и большой, и безбрежный.

Всё чаще меня
пробивает на нежность.
Прощай, моя юность!
Привет, моя зрелость!

Легко отпускаю,
что стало обузой,
Ночами тихонько
шепчусь с милой музой.

Я с ней улетаю
не в прошлого дали,
Где мало любили
и где предавали.

Давно отпустила
тоску и печали,
Себя полюбила,
не плачу ночами.

Легко засыпаю,
легко отпускаю,
И в каждый свой день
я счастливой бываю.

Люблю без причины,
люблю не за что-то,
А просто делюсь
и теплом, и заботой.

Ответа не жду,
но, бывает, скучаю,
Когда кто-то вдруг
пропадает случайно.

Себя собирала
всю жизнь по крупицам,
Во многом я стала
такой мастерицей.

А самое главное,
что уяснила:
ЛЮБОВЬ — ЭТО ЖИЗНЬ!
Я живу – в этом сила.

Автор: Наталия Солнцева

Cirre
Осеннее

На кровлях тихих дач и в поле на земле
Чернеют птицы. В ясную погоду
Мелькают стаями в осенней светлой мгле,
Как легкий дым, плывут по небосводу.

В такие дни на даче, в глубине,
Поет рояль прощальное признанье:
Увидимся к весне. Увидимся во сне.
Лишь не забудь исполнить обещанье!

И роща бедная, умильно дорожа
Цветными листьями на тонких черных прутьях,
Не ропщет, не шумит и слушает, дрожа,
Разгул ветров на перепутьях.

Самуил Маршак
1912 год

Cirre
Октябрьский полдень в мареве повис.
Мы, словно посреди большого зала,
где осень свой играет бенефис
в честь пышного прощального финала.

Сверкают в лужах капельки дождя.
Он столько раз на бис сегодня вызван
и, в водостоки гулкие трубя,
выстукивал стаккато по карнизам.

Но лишь кончался, солнце лёгкий луч
нам посылало в мокрые ладони
и, выходя из занавеса туч,
кружило пасодобль на небосклоне.

И обнажался пожелтелый клён
по мановенью дирижёра – ветра,
роняя шалый лист с поникших крон.
Ах, осень, – красно лето в стиле ретро!

Вся в золоте осенняя любовь,
танцует с нами медленное танго.
Её нам, видно, посылает Бог
под шум дождя и шелест листопада.

Татьяна Керстен

Рыбёшка
«Простить – не значит снова стать друзьями».
Мне эта фраза, словно оберег.
Я все обиды с радостью прощаю,
Перекрывая доступы к себе.
 
Я не скажу, что всё легко дается,
И прежде чем родное отпустить/
Я буду до последнего бороться,
Пока не захочу его простить.
 
Пока не буду пожелать готова,
На сердце только лучшее храня.
Пусть он живет и будет счастлив снова,
Но только бы подальше от меня.
 
Я так освобождаюсь – не теряю,
У каждого все будет хорошо.
Ведь если я тебе не отвечаю,
То будь уверен – ты уже прощен.
 
Ирина Захарова


Ты знаешь, Бог, я сказочно богата:
Я вижу небо, желтую листву,
Как плачет солнце в лучиках заката,
И прячется кузнечик за траву.
 
Я слышу птиц и шепот павших листьев,
Я вновь любуюсь проливным дождем,
Как Ты опять своей незримой кистью,
Рисуешь утро за моим окном.
 
И мне не нужно серебра и злата,
Я, в тишине, склонюсь у Твоих ног.
Я так богата... сказочно богата...
За все, что есть, спасибо Тебе, Бог.
 
Дрожжина Ольга


Не люблю стихи, не все, но в основном не люблю.
Просто иногда так в точку!

Cirre
Молодость... Старость... Привычно, знакомо.
А я бы делила жизнь по другому:
Я на две бы части ее делила,
На то, что будет, и то, что было.
 
Ведь жизнь измеряют – знаете сами –
Когда годами, когда часами.
Знаете сами – лет пять или десять
Минуте случается перевесить.
 
Я не вздыхаю: О, где ты, юность!
Не восклицаю: Ах, скоро старость!
Я жизни вопрос задаю, волнуясь:
Что у тебя для меня осталось?
 
Вероника Тушнова

shade
Мир вам, хлебопёки!

Олелия Лис

Гранатом в потемневшем серебре
Мерцает парк в туманном обрамленьи
Седин дождливых, сполохом осенним
Напоминая солнце на заре.

Багровых капель сонный листопад
Забрызгал полотно желтелых кружев,
Парк постарел и, словно бы простужен,
Хлебнул вина – и сам тому не рад,

Дрожащими ветвями удержать
Не смог тяжелый золоченый кубок.
В хмельном дурмане тонущий рассудок
Готов любовью поздней согревать

И лить слезливо морось на зонты
Промокших торопливых незнакомцев,
Окрашивая листья цветом солнца,
Кидать свои сердца к ногам толпы...

Cirre
Мальчишка лет восьми смотрел на розы.
Потом поднял глаза на продавщицу.
Вздохнул. и еле сдерживая слёзы,
сказал: «Одну. Для мамочки в больницу.»
А рядом парень розы выбирал.
И тоже маме, но на юбилей.
«А с мамой что?» «Эх, если б сам я знал.
Но, с каждым днём становится грустней.
Когда к ней прихожу, то обнимает
как-будто целый год меня не видела.
За младшую сестру переживает.
«Простите меня, если чем обидела. "
Она же лучше всех, незаменимая.
За что прощение просит. не пойму.
Ну, что же за болезнь непобедимая?
Нет! Не отдам я маму никому! "
А парень, вздрогнув, подошёл поближе:
— А знаешь, окрылять. так окрылять.
Давай букет ей купим. тот, что ниже.
— Мне на него не хватит. Роз там пять.
— Что нам цена?! Когда такое дело!
Нам главное, чтоб мама улыбнулась.
И чтоб бороться снова захотела.
И чтоб надежда тоже к ней вернулась.

Они ушли. А продавец рыдала.
«Эх, знали б вы, что всех цветов на свете!
Всех: лилий, роз, ромашек. будет мало!
Ведь силу жить. даёте вы нам, дети!»

Цените, пока мамы в жизни есть.
Звоните им почаще... без причины.
Им ваш звонок. словно благая весть.
Что замедляет время и морщины...

🖊Наталья Задорожная

shade
Мир вам, хлебопёки!

Рыжая осень, как хитрая бестия,
Прячет в листве золотистые нити.
Кто их отыщет — на счастье берите!
Нет талисманов счастливей и действенней

Тканых дождями задумчивых песенок,
Что раскидал по ветвям на просушку
Ласковый ветер. Лесные опушки
Манят охочих до таинств чудесенных

Вглубь октября запоздалою ягодой,
Скрытой от глаз под разлапистой хвоей,
Каплями меда застывшей смолою,
Звездами, зябко дрожащими в заводи.

Желтые блики на огненном бархате
Вьюги зимою укроют снегами,
Но ненадолго. Весна, подступая,
Освободит буйство красок от наледи.

© Олелия Лис

Cirre
Она вошла, совсем седая,
Устало села у огня,
И вдруг сказала «Я не знаю,
За что ты мучаешь меня.

Ведь я же молода, красива,
И жить хочу, хочу любить.
А ты меня смиряешь силой
И избиваешь до крови.

Велишь молчать? И я молчу,
Велишь мне жить, любовь гоня?
Я больше не могу, устала.
За что ты мучаешь меня?

Ведь ты же любишь, любишь, любишь,
Любовью сердце занозя,
Нельзя судить, любовь не судят.
Нельзя? Оставь свои «нельзя».

Отбрось своих запретов кучу,
Cейчас, хоть в шутку согреши:
Себя бессонницей не мучай,
Сходи с ума, стихи пиши.

Или в любви признайся, что ли,
А если чувство не в чести,
Ты отпусти меня на волю,
Не убивай, а отпусти».

И женщина, почти рыдая,
Седые пряди уроня, твердила:
«Я не знаю, за что ты мучаешь меня».
Он онемел.

В привычный сумрак
Вдруг эта буря ворвалась.
Врасплох, и некогда подумать:
«Простите, я не знаю Вас.

Не я надел на Вас оковы»
И вдруг спросил, едва дыша:
«Как Вас зовут? Скажите, кто Вы?»
Она в ответ: «Твоя Душа».
Э. Асадов

shade
Мир вам, хлебопёки!

Эти черные птицы свернувшейся боли
Засыпают к утру у тебя на груди.
Посмотри мне в глаза. Мы поедем на море
И увидим восход небывалой зари.
Мы поедем на море вдыхать синий ветер,
Остывающий солью на наших губах.
Посмотри мне в глаза. Мы, конечно, успеем.
Лишь не верь этим птицам, берущим размах
Тонких крыльев в пространстве любви и печали,
На твоей обескровленной тихой груди.
Мы поедем на море, вдвоем, как мечтали.
Мы поедем. Ты просто поверь. И прости.

аль квотион

Cirre
Приходящие... уходящие-
Люди в жизни, как поезда-
Лицемерные, настоящие,
На мгновение, навсегда.
 
Кто-то выстрадан, кто-то вымолен,
Кто-то послан был, как урок,
Кто-то в памяти просто именем,
А кого-то послал нам Бог.
 
Поначалу все просто встречные-
Только кто-то потом врастёт
В твою душу и станет вечностью..
Ну, а кто-то, как дым уйдёт.
 
Приходящие.. уходящие-
Каждый в сердце оставит след.
Но однажды ты вновь стучащему
Тихо скажешь, что места нет.
 ...............~*~............
Алена Серебрякова

shade
Мир вам, хлебопёки!

Мы все падем осенними листами,
Разбив сердца о твердь мирских сует,
Сухими омертвелыми устами
Целуя жизнь в холодный грязный след.

Исполнены блаженной благодати
Прильнем к земле в последний скорбный час
Без всяких сожалений об утрате
Корней, что с нею связывали нас.

Олелия Лис

Cirre
А вечер таял в сумерках простывших,
И звёзды, как изюминки в батоне,
Небесным поваром их второпях вложившим,
И там забывшим на небесном фоне.
Чудесный и пленительный был вечер,
А нам казалось, будто он придуман,
Незнамо кем, кто знал про нашу встречу,
Без шума лишнего, прекрасный и безумный!
Мы так давно искали эту встречу,
И, как назло, всегда мешало что-то,
Ещё не вечер — говорил мне кто-то.
И повторяла я — ещё не вечер!
 
Так долго шли к нему, что и забыли даже,
О чём друг друга мы спросить хотели.
Слова свои мы растеряли сразу,
Молчали долго и вперёд смотрели.
Так сложно вновь к общению привыкнуть,
Былая близость стала нам преградой,
И поняли мы, что ушло то время, когда
Мы нашим встречам были рады.
Понять друг друга стало не по силам,
И тяжестью печаль легла на плечи.
Ещё не вечер — я проговорила,
И ты мне вторил — Да, ещё не вечер!
 
© Ирина Расшивалова

shade
Мир вам, хлебопёки!

Боатишка-

Я внутри на осколки
Разбиваюсь порой,
И по сердцу иголки
Танец пляшут гурьбой.

А всего-то обманы,
Почему не привык,
Я опять пролупьяный,
Вниз-вверх ходит кадык.

Да пора бы привыкнуть,
В первый раз, что ли, ложь,
Как всегда, благовидны
Оправданья вельмож.

Только кем не назначишь
Ты себя в пене дней,
Всё одно, «на удачу»
Отрезвленье блажней.

Впрочем, всё это всуе
Тонет без перспектив,
Ну а я, что мне будет,
Новый текст да мотив.

Арсен Акопян

Cirre
Я у себя хорошая,
Я у себя красавица.
Даже с тяжёлой ношею
Мы (я со мною) справимся!
 
Кто-то ругал и сплетничал
Да за спиною скованной.
Пусть я умею вредничать,
Но не хожу с короною...
 
Я у себя отличница.
Я у себя примерная...
Кто-то считает хищницей,
Кто-то несносной стервою.
 
Люди узреть способные
То, что в самих скрывается.
Видят ли очи злобные
Солнце, что просыпается?
 
Я у себя весёлая.
Я у себя надёжная.
К подлостям не способная.
С верою в невозможное.
 
Кто-то в беде сознательно
Спину свою показывал...
Злиться не обязательно!
Люди бывают разные.
 
Я у себя чудесная.
Я у себя красавица.
Если надежды треснули –
Мы (я со мною) справимся!

shade
Мир вам, хлебопёки!

Я боюсь умирать, я боюсь уходить в темноту,
В перекрестки ночей небывалого злого молчанья,
Я боюсь тусклым светом погаснуть на долгом ветру
В обреченном саду нескончаемых дней увяданья.
Я боюсь, это песня дождей, заглушившая крик,
Это черного снега падение в вату событий,
Это молча глядящий на внука бессильный старик,
В механизме вселенной разбитый до пошлости винтик.
Я боюсь умирать, и не стоит тревожить слова,
Отдающие ядом блаженства на голые нервы,
Мне не нужно бессмертья души после смерти ума,
Утешения слабой, не вызревшей знанием веры.
Я боюсь умирать, превращаться в бездомную тень
На обочине мира забитую в память лопатой,
Я боюсь каждый день в себе видеть живую мишень
Для винтовки последней, увы, неизбежной расплаты.
Я боюсь окунуться в бесплотность потери потерь,
Я боюсь, что погаснет весь свет и назад не вернется,
Я боюсь лечь в прошитую всеми червями постель,
Я боюсь, что любое движение в стену упрется.
Я боюсь добрести до конца, до распада вещей,
Тишины, я боюсь тишины, пожирающей звуки,
Не хочу, не хочу задыхаться в финале идей,
Не хочу на груди своей складывать мертвые руки.
Не хочу уходить навсегда, в пустоту, целиком,
Не хочу исчезать за пределом любви и печали.
Не хочу, не хочу, чтобы стало навеки легко.
Сохрани мое слово, как все, что тебе я оставил.

Аль Квотион

Рыбёшка
Мне сталo нpавиться мoлчать,
Беpечь свoй миp, не pаспыляться,
Хлам лишний в душу не внoсить,
На дoбpых мыслях замыкаться.

Вoкpуг так мнoгo суеты
И oгpадить хoчу я душу
От мнoгoгo, чтo пpедлагает миp,
И выбиpать, кoгo мне слушать.

Мне сталo нpавиться мoлчать
И этoму учиться надo –
Пoдумать, пpежде чем сказать,
И инoгда oтветить взглядoм.

© Наталия Студеницкая

shade
Мир вам, хлебопёки!

Арсен Акопян

rutubeplay

Cirre
- Какие жалобы...? На жизнь...?
- Ну, что Вы, доктор! Все в порядке!
Она порой играет в прятки
И ухмыляется: Держись!»
- А вы?
А я держусь! Держусь за небо!
За ветер, солнце и луну.
За день, каким бы хмурым не был,
Какой дают- такой приму!
Приму с распахнутой душою,
Что предначертано судьбой-
В кудряшках небо голубое
Иль дождь осенний проливной.
- И все же- Ваши предпочтенья?
- Люблю уют и тишину.
И отпускать без сожаленья,
В окне мелькнувшую звезду.
Люблю таинственность рассветов,
Как зарождается заря.
Люблю, когда смеются дети
И знать, что прожит день не зря.
Люблю любое время года!
Я не могу их не любить!
Счастливым можно быть и в непогоду,
Я просто очень обожаю жить.

© Ольга Колот

shade
Мир вам, хлебопёки!

Арсен Акопян - Уходят женщины (Василий Фёдоров Поэзия)

rutubeplay

Cirre
Неужели вблизи ноябрь?
Октября – на недельку лишь...
И засыплет снежком декабрь.
А потом будут капли с крыш...
 
Что заметила к сорока?
Что у времени новый бег.
Жизнь течёт – за строкой строка.
Чуть моргнула – недели нет!
 
Время года сменилось вдруг...
Не успела и разглядеть.
Предаёт самый близкий друг.
Лишь бы сердцем не очерстветь...
 
Да, покуда училась жить,
И эмоции усыплять,
Время мне показало прыть,
А хотелось, чтоб время вспять...
 
Дети выросли, а душа
Молода, словно первый снег.
Даже листья быстрей шуршат,
Видно, времени тоже нет!
 
Восемнадцать... Апрель в цвету,
Время тянется сладким сном.
И, казалось, словлю мечту,
Остальное решу потом...
 
А потом побежала жизнь,
Как кипящее молоко.
Вывих, травма, порез, ушиб,
Сожаление, в горле ком...
 
И ноябрь за углом стоит.
Серебро в волосах – не снег.
Сколько времени жизнь сулит?
«Икс» мгновений, и дней, и лет...
 —----—
Ирина Самарина-Лабиринт

shade
Мир вам, хлебопёки!

На улице совсем худой скрипач,
Он кажется прозрачным, слабогрудым,
Почти не человек — бестелый плач,
Он бледный, он больной, он не отсюда.
Но музыка его летит, летит
И, поднимая на сердцах засовы,
Срывает шляпы прямо на гранит,
Поет за жизнь, за счастье и за совесть.
Идет толпа, идет по мостовым,
Идет вперед. В ней каждый прав и занят.
Идет, идет потопом мировым,
Идет, вливаясь в норы ушлых зданий.
Толпа глуха. Она всегда глуха.
Скрипач устал. Он с каждым звуком ниже,
Он тяжелеет, вниз течет к ногам,
К ботинкам и под ними — к грязной жиже.
И я в толпе иду. Я гад, я червь,
Но я кричу и верю, что не мимо:
Мы умерли! Озвучь нам нашу смерть!
Скрипач, ты слышишь? Ну, играй, родимый!

Аль Квотион

Cirre
Я тебе открою тайну — (никому не говори):
Всё на свете не случайно — от заката до зари,
Всё на свете что-то значит — чья-то ложь и доброта,
Если в сердце ливень плачет, если есть в душе мечта.

Что-то значит всё на свете — и улыбка, и глаза,
И нелепая ошибка, и нежданная слеза.
И найдётся оправданье даже слову невпопад,
Неумелому признанью и когда отводят взгляд...
И по-своему всё это каждый может объяснить,
Слушать глупые советы или чем-то заменить,
Вместе быть или расстаться, оставаться или уйти,
Растеряться, рассмеяться, с верного свернуть пути...

Каждый вправе сам, как хочет, жизнь единожды прожить,
Выбрать путь сложней иль проще, торопиться, не спешить...
Всё на свете не случайно — от заката до зари...
- Я тебе открыла тайну — никому не говори!

Хескет Пирсон

Cirre
Толпились люди возле входа в рай
И верили, что есть места по блату.
Вдруг ангел, посмотрев куда-то вдаль,
Сказал: «Вот он действительно богатый.
Без очереди мы его возьмём.
Прошу вас расступиться, дать дорогу.
Он наконец-то в свой вернётся дом.
Он так давно просил об этом Бога»
 
И начала толпа протестовать.
Они немало накопили тоже.
Кто предлагал свой дом взамен отдать.
Кто говорил: «Возьми машину, Боже...»
 
Но подошёл к двери седой старик
В обшарпанном плаще. В толпе вопросы:
«Так кто богат? Вот этот вот мужик,
У входа в рай стрелявший папиросы?
Он в жизни ничего не накопил!
Бедняк, что никому давно не нужен...
 
Но ангел эту речь остановил:
 
«Богатством мы в раю считаем душу!
В его глазах я вижу доброту
И смех детей, и внуков появленье.
Он на работе молча спину гнул,
Чтоб дома было счастье и веселье.
 
Ухаживал за женщиной своей,
Которая болела сильно очень.
А позже он, к несчастью, овдовел.
И пил, не просыхая, дни и ночи.
 
Кормил котов бездомных и собак.
Бродил по лужам, боль не принимая.
И он хотел попасть скорее в ад...
Но у него билет один – до рая.
 
Он за жены леченье всё отдал,
Когда в беде все люди отвернулись...
И в тот же миг богатым самым стал!
Был украшеньем ваших серых улиц.
 
И всё, что он у Господа просил,
Чтоб небеса однажды посветлели.
Невестку с сыном кто-то пьяный сбил...
Он в прошлом был так счастлив, в самом деле!»
 
Молчали люди возле входа в рай...
Там шёл старик, ромашки сжав руками.
Шептал в слезах: «Встречай, Валюша, Валь!
Я ж обещал прийти в твой рай с цветами»
 
Ирина Самарина-Лабиринт,

Cirre
Накинув серый плащ, походкой шаткой,
Брёл грустный дождь по улицам ночным.
Он вспоминал, как был цветочно-сладким
От летних трав, весёлым, молодым.
 
Он вспоминал, как бабочки порхали,
Просили дети – радугу скорей!
Теперь хандра осенняя с печалью
Сменили радость прошлых летних дней.
 
Ему навстречу осень шла, сутулясь,
Обёрнутая в шаль своей листвы,
И восхищаясь красотою улиц,
Сказала: «Сударь-дождь, вы не правы!»
 
И взяв его под руку, без смущенья,
Она его по парку повела.
И глянул он на осень, с восхищеньем...
В ней столько было света и тепла!
 
Она ему палитру показала
Богатых, сочных, сказочных цветов.
И про уют домашний рассказала,
Про поцелуи в парке под зонтом.
 
Она его и чаем напоила,
И говорила, что дождей сезон
Она ещё с рожденья полюбила,
За голоса волшебный баритон...
 
И дождь, забыв о грусти и печали,
Смывая пыль старательно с листвы,
Чтоб краски стали ярче, и сияли,
Сказал: «Давай на Ты, согласны Вы?»

© Copyright: Ирина Самарина-Лабиринт

Cirre
Красивая женщина — это профессия.
И если она до сих пор не устроена, —
ее осуждают. И каждая версия
имеет своих безусловных сторонников.

Ей, с самого детства вскормленной не баснями,
остаться одною а, значит, бессильною,
намного страшнее, намного опаснее,
чем если б она не считалась красивою.

Пусть вдоволь листают романы прошедшие,
пусть бредят дурнушки заезжими принцами.
А в редкой профессии сказочной женщины
есть навыки, тайны, и строгие принципы.

Идет она молча по улице трепетной,
сидит как на троне с друзьями заклятыми.
Приходится жить — ежедневно расстрелянной
намеками, слухами, вздохами, взглядами.

Подругам она улыбается весело.
Подруги ответят и тут же обидятся...
Красивая женщина — это профессия,
А все остальное — сплошное любительство!

Роберт Рождественский

shade
Мир вам, хлебопёки!

Скучная картина!
Тучи без конца,
Дождик так и льется,
Лужи у крыльца...
Чахлая рябина
Мокнет под окном,
Смотрит деревушка
Сереньким пятном.
Что ты рано в гости,
Осень, к нам пришла?
Еще просит сердце
Света и тепла!..

Алексей Плещеев

shade
Мир вам, хлебопёки!

Разбитый тракт уходит плавно ввысь
К оскалу звезд, взирающих из бездны
На мнимый мир, что навсегда исчезнет,
Как только в теле прекратится жизнь.

И порожденье замысла Творца
Уйдет с творцом, не осознавшим власти
И своего весомого участья,
Не ощутившим тяжести венца.

Померкнет лик, что воплощал в себе
Вселенских бесконечность переходов,
Не распознавший радости свободы,
Что пал, бессмертье победив в борьбе

С собой за право тихо угасать,
Кляня смертельный страх своих же мыслей,
Наполненных изобретенным смыслом
Разрушить все и навсегда пропасть.

Олелия Лис

Cirre
По улице моей который год
звучат шаги – мои друзья уходят.
Друзей моих медлительный уход
той темноте за окнами угоден.
Запущены моих друзей дела,
нет в их домах ни музыки, ни пенья,
и лишь, как прежде, девочки Дега
голубенькие оправляют перья.
Ну что ж, ну что ж, да не разбудит страх
вас, беззащитных, среди этой ночи.
К предательству таинственная страсть,
друзья мои, туманит ваши очи.
О одиночество, как твой характер крут!
Посверкивая циркулем железным,
как холодно ты замыкаешь круг,
не внемля увереньям бесполезным.
Так призови меня и награди!
Твой баловень, обласканный тобою,
утешусь, прислонясь к твоей груди,
умоюсь твоей стужей голубою.
Дай стать на цыпочки в твоём лесу,
на том конце замедленного жеста
найти листву, и поднести к лицу,
и ощутить сиротство, как блаженство.
Даруй мне тишь твоих библиотек,
твоих концертов строгие мотивы,
и – мудрая – я позабуду тех,
кто умерли или доселе живы.
И я познаю мудрость и печаль,
свой тайный смысл доверят мне предметы.
Природа, прислонясь к моим плечам,
объявит свои детские секреты.
И вот тогда – из слёз, из темноты,
из бедного невежества былого
друзей моих прекрасные черты
появятся и растворятся снова.
Б. Ахмадулина, 1959

shade
Мир вам, хлебопёки!

Прошедшее – пустая болтовня.
Старт дерзкой эпохальной кругосветки
Отмечен средь листов календаря.
Но кружек с ромом звон стал звуком редким

Для стонами измученных ушей,
Привычных к отбиванью склянок в вахтах.
Румянцев след сокрыт в седой парше,
А спутники тифозной лихорадки

Багряной сыпью выжжены в телах.
И, будто охмеляющий багульник,
Виски сковала мертвенная мгла,
Каюты превратив в отвратный нужник,

Трюм – в госпиталь, лазурь шумливых волн -
В последнее пристанище усопших,
Отосланных к Нептуну на поклон
С надеждой откупить молитвой общей

Оставшихся страдающих живых.
Ондатр меха на случай зимованья
Не греют. От вокруг кишащих их
Собратьев невозможно скрыть дыханье

И жизнью покидаемую плоть.
Ковчег свой невесомый гонит призрак
В ближайший город, где нежданный гость
Насытится кровавой кодой тризны.

Олелия Лис

Cirre
Ноябрь пришёл... Он хмурый лишь снаружи...
Темнеет рано, дождь выводит лужи.
И, кажется, что он приводит зиму,
Но ноябрю тепло необходимо...

Он ищет в небе солнышко средь тучек
И отправляет нам далёкий лучик.
Ноябрьский танец листьев восхищает.
И дождь ему куплеты посвящает...

Последний месяц осени стартует...
И осень так к зиме его ревнует.
Ведь в ноябре им будет мало места...
Зима к нему пристроится в невесты...

Возьмёт и унесёт листву ветрами...
И будет плакать осень вечерами,
Наряды золотые вспоминая...
Снежинкам белым место уступая...

Ноябрь пришёл и город изменился.
В волшебном листопаде закружился...
Рыдает осень, слёзы не скрывает...
Зима фату из снега примеряет...

 Ирина Самарина-Лабиринт

shade
Мир вам, хлебопёки!

ты моё — не будущее и не прошлое,
никакого времени,
это мы его сочинили, глупые.

всё, что есть на земле божественного,
безбожного,
это губы твои, это твои губы и

туман, в который нас ночь укутала,
я смотрю на тебя,
и мир за спиною рушится,

всё надорвано: осязаемое, лоскутное,
белоснежное, беззащитное, безоружное.

высота, на которой небо уже кончается,
лебединая песня,
выкрик прощальный – чаячий,
высота, на которой сердце моё качается.

что там, кроме любви,
кроме нашей любви отчаянной?

высота, за которой нет ни звезды, ни атома,
что там, кроме любви,
кроме нашей любви гранатовой?

я смотрю на тебя,
смотрю на тебя и падаю,
всё несётся: божественное, безбожное,

даже если разлом и мир наш дробится надвое,
удержи меня — за последнее из возможного.

тоньше пёрышка, больше боли,
я здесь, прости меня,
а за мною — туман и солнце,
огнём палящее.

посмотри на меня,
на живое, неотвратимое.
удержи, потому что друг другу
мы — настоящее.

© анна сеничева

Cirre
Давай поедем в город,
Где мы с тобой бывали.
Года, как чемоданы,
Оставим на вокзале.

Года пускай хранятся,
А нам храниться поздно.
Нам будет чуть печально,
Но бодро и морозно.

Уже дозрела осень
До синего налива.
Дым, облако и птица
Летят неторопливо.

Ждут снега, листопады
Недавно отшуршали.
Огромно и просторно
В осеннем полушарье.

И все, что было зыбко,
Растрепанно и розно,
Мороз скрепил слюною,
Как ласточкины гнезда.

И вот ноябрь на свете,
Огромный, просветленный.
И кажется, что город
Стоит ненаселенный,

Так много сверху неба,
Садов и гнезд вороньих,
Что и не замечаешь
Людей, как посторонних...

О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,

И что, порой, напрасно
Давал страстям улечься,
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься...

Давид Самойлов, 1963



Интересное в разделе «Литературный клуб»

Новое на сайте