Шелковица

Шелковица Когда я впервые прилетел на Памир, то очень удивился, увидев на горах деревья, обрезанные так же, как в городе. Я вначале принял их за тополя и недоумевал: зачем обрезать стволы здесь, среди гор?

Подошел ближе. Нет, не тополя. Листья не те: лист лопастной, красиво вырезанный. Где-то я встречал такие, но где и когда? И тут вспомнился один случай из военных времен.

Я лежал после ранения в госпитале в городе Днепропетровске. Во дворе росло несколько крупных деревьев. Кончалось лето, и на ветвях густо висели ягоды, напоминающие малину. Древовидная малина?

— Шелковица,— сказала медицинская сестра, дежурившая в нашей палате.— Хотите, я принесу вам ягод?

Она набрала их целую банку. Ягоды были сладкие, но пресные. Мне они не понравились. К вечеру дали сок. Сестра сказала, чтобы я его обязательно пил. Он ставит на ноги самых тяжелых больных. Я пил сок и чувствовал, как силы возвращаются ко мне. Вскоре снова ушел на фронт.

И вот теперь стою перед деревом своей юности. Но нет ни одной ягодки. Их и быть не может. Крону так часто стригут, что успевают отрасти только свежие тонкие побеги. На них появляются сочные листья, вдвое крупнее, чем обычно. Их дают на обед гусеницам тутового шелкопряда. Шелкопряд дает натуральный шелк.

Конечно, не в одной Средней Азии разводят шелковицу. Сажают и в Европе, и в Азии. Особенно много стриженых деревьев в Японии. Они придают ландшафту этой страны «непривычное однообразие». История разведения шелковицы полна таинственных событий. Вот одно из них. В Греции до сих пор рассказывают о двух монахах, которые совершили грех ради процветания шелководства. Одевшись пилигримами, они в 555 году выкрали в Персии яйца шелковичного червя. Затем, просверлив посохи, набили украденным и таким образом преодолели пограничный досмотр. С тех давних пор и до второй мировой войны Греция давала шелк.

Шелковица Неизвестно, сколько лет бы еще продолжалась шелковая идиллия, если бы не придумали искусственные волокна. К началу второй мировой войны был получен синтетический шелк. Натуральный показался убыточным. Тутовые деревья остались ненужной роскошью. Теперь они только занимали лишнее место, которое можно было использовать под другую культуру. Но крестьянам жаль было вырубать своих кормильцев. Некоторым мафусаилам было по 150 лет и больше. Сажали их деды, прадеды и прапрадеды. Жизнь целых династий прошла под их смешными метловидными кронами. Вырубить калек — значит порвать связь с прошлым!

Земли было мало, но греки все ждали. А вдруг что-то изменится? Вдруг натуральный шелк снова войдет в моду и займет свое подобающее место в мире волокон? И они оказались правы. Натуральный шелк вернулся. Мир снова носит крепдешин, креп-жоржет и шифон. И южное дерево шелковица снова в цене.

Между прочим, хоть тута и южанка, но в свое время ее пытались разводить в Москве. И не без успеха. В 1855 году в Москве торжественно открыли школу шелководства при императорском обществе сельского хозяйства. Возник комитет шелководства, который занялся разведением саженцев шелковицы. Конечно, крупным деревом она в Подмосковье вырасти не могла, но этого и не требовалось. Главное, чтобы каждый год были свежие листья. И если в отдельные зимы наша героиня обмерзала до корневой шейки, то корни сохранялись и следующей весною появлялись сильные, рослые побеги с сочной листвою. Замечательно, что листья оставались зелеными до конца июля и даже до середины августа, ведь под Москвой не бывает засухи, как в южных пределах страны.

Одно время Подмосковье так специализировалось на шелководстве, что его продукцию нельзя было отличить от лучших зарубежных сортов!

Об успехах московских шелководов узнали в Новгороде и решили получать свой, новгородский шелк. Написали в журнал с просьбой помочь советом. Журнал выразил сомнение: шелковица едва-едва выносит климат Москвы, где уж вам, северянам! Конечно, попробовать можно, но учтите, что придется каждое дерево обвязывать соломенными жгутами. Морока! Кажется, после такого ответа новгородцы не решились пробовать...

Шелковую проблему пытались решать и по-иному. В середине прошлого века один французский шелковод из города Авиньона попытался заменить тутовые листья другими. Перепробовал множество трав и остановился на козлеце. Это создание сродни ромашке и подсолнуху. Из того же семейства сложноцветных. Золотистой корзинкой походит на одуванчик, только листья не резные, а цельные, как у лилий. По своему составу листья козлеца точная копия тутовых. Кое- чего там все-таки не хватает, поэтому шелковод сделал так: погрузил листья в сахарный раствор, добавив туда камеди и нашатыря. А для аромата чуточку экстракта из стеблей шелковицы. Обман удался. Гусеницы не заметили разницы и пожирали козлецовые листья с жадностью. Их срезали начиная с мая каждую неделю. Шелк вышел первосортный.

Шелковица А теперь еще о ягодах. Они бывают разные. У туты белой светлые, чуть желтоватые, у туты черной темнобордовые, почти черные. Писатель Л. Гурунц, когда узнал, что в Дагестане вырубают шах-туту (черную туту), чтобы освободить землю под другие культуры, страшно огорчился и принялся подсчитывать, сколько полезностей имеют ягоды. Список получился очень длинный. Вышло, что лечат от всех болезней. Если же ты ничем не болен, а вполне здоров, пей сок для профилактики. Это тоже хорошо. Он написал об этом большой рассказ и напечатал в «Новом мире».

Если снова обратиться к истории, то тутовые ягоды уже с давних-предавних пор служили человеку. Первым обратил на это внимание знаменитый академик Н. Вавилов. Проходя горными деревнями Гиндукуша, он удивлялся, что жители совершенно не сеют зерновых. Ни пшеницы, ни ржи, ни ячменя. Ущелья узкие. Сеять просто негде. Однако лепешки едят. Из чего делают? Из сушеных тутовых ягод. Мелют в порошок. Добавляют немного муки. Академик назвал эти поселки «тутовыми деревнями».

Такие же лепешки пекли раньше и наши таджики, когда зимой снега заваливали горные ущелья и долины. Они толкли Ягоды черной туты и получали темно-бурую муку. Лепешки из нее по вкусу напоминали медовые пряники. Конечно, они были гораздо полезнее их и очень сытными. Кстати, такие же лепешки пекут в наши дни в Сирии. Профессор-ботаник Л. Родин, путешествуя по этой «стране глубоких колодцев», ел эти лепешки. А мы из этого факта можем сделать один важный вывод: раз «глубокие колодцы» — значит, вода далеко и выжить в такой стране может только очень засухоустойчивое дерево. Тута именно такова!

А. Смирнов. Вершки и корешки

Пебрина

— Знаете ли вы, как серьезна ваша болезнь? Вам угрожает паралич.

— Знаю, но не могу оставить начатой работы.

Спрашивал доктор, а отвечал Пастер, знаменитый французский микробиолог. А работа, которую не мог оставить Пастер, — было изучение таинственной пятнистой болезни гусениц. Из-за этих больных гусениц в девяностых годах прошлого столетия Пастер приехал на юг Франции в город Але. Тихо и мрачно было в Але. Из-за болезни гусениц разорялись целые районы, замирала жизнь городов. На юг Франции пришел голод. Юг Франции жил и кормился шелководством. В Але тутовые деревья называли «золотыми»: ведь их листом выкармливали гусениц тутового шелкопряда. И вдруг гусеницы стали погибать тысячами. Тело их покрывалось черными пятнами, будто их кто перцем посыпал, они становились вялыми и гибли. Чем только не пробовали шелководы лечить своих больных гусениц: посыпали их кто сахаром, кто горчицей, кто углем; давали им лист, обрызганный вином, — и все напрасно.

Итальянский ученый Корналиа, рассматривая под микроскопом больных гусениц, нашел в них крошечные подвижные тельца. Но какое отношение имеют эти «корналиевы тельца» к болезни гусениц? До работ Пастера этого никто не знал.

Пастер возился с больными гусеницами пять лет. Дни и ночи просиживал то в лаборатории, то в червоводне, где даже здоровому человеку трудно было дышать от жары и зловония разлагающихся гусениц.

Парализованный, лежа в поезде, Пастер снова приехал в Але. Он знал, что гибнет целая отрасль хозяйства, голодные люди ждут помощи. Никогда раньше Пастер не занимался гусеницами. Собираясь ехать в Але, он впервые в жизни взял в руки кокон, потряс его над ухом и удивился, что «в середине что-то есть».
Но Пастер был великим «охотником за микробами». И он смог установить, что «корналиевы тельца» являются бактериями — причиной болезни и смерти гусениц. Он доказал, что пятнистая болезнь — пебрина — передается по наследству. Из яичек, отложенных больной бабочкой, выведутся больные гусеницы. И, кроме того, пебрина заразна.

Пастер истолок в фарфоровой ступке больных гусениц, развел кашицу водой и обрызгал листья, сорванные для корма здоровым гусеницам. Поевших отравленных листьев здоровых гусениц он поместил в клетушку, отмеченную двумя крестами. А в клетушке, отмеченной одним крестом, были поселены гусеницы, поевшие листьев, обрызганных кашицей, сделанной из растолченных тел здоровых гусениц. И через двенадцать дней гусеницы, сидевшие в клетушке под двумя крестами, покрылись черными пятнами, а гусеницы из клетушки под одним крестом были совершенно здоровы.

Пастер не взялся лечить гусениц, но он предложил верный способ, как прекратить распространение болезни и охранить здоровых. Трупик бабочки, отложившей яички, должен быть исследован под микроскопом. Если бабочка окажется больной, ее грена (яички) должна быть уничтожена.

В то время антисептика и дезинфекция не были известны даже в медицине. Сейчас благодаря работам Пастера шелководы всего мира знают, как бороться с пятнистой болезнью гусениц — пебриной.

Как попал в европу тутовый шелкопряд

Несколько тысяч лет занимались китайцы шелководством, но держали свое искусство в строгом секрете. Под угрозой смертной казни запрещалось вывозить гусениц тутового шелкопряда из Китая.
В Европе был большой спрос на плотные и легкие шелковые ткани; но купить эти прекрасные ткани можно было только у китайцев.

В 550 году царствовал в Константинополе римский император Юстиниан. Во дворец к Юстиниану ходили два бывалых монаха. Они раньше жили в Китае, знали китайский язык и обычаи, и Юстиниан дал монахам тайное поручение: проникнуть в страну шелка и каким угодно способом привезти оттуда запретных гусениц. Монахи знали, что если китайцы поймают их с гусеницами, то не сносить им головы. Но император обещал богатую награду.

Долгое время о монахах ничего не было слышно. Пешком отправились они в Китай, ходили по стране шел ка, высматривали и выспрашивали. Пешком пошли и обратно. Никакой поклажи у них с собой не было. Идут, опираясь на посох, бедные странники. И никто из китайцев не заподозрил их.

И вот императору доложили, что монахи, посланные в Китай, вернулись. Юстиниан велел привести их во дворец. Монахи поклонились, и один положил к ногам императора свой страннический посох — бамбуковую трость.

Как было это понять? Как просьбу о пощаде, а может, как насмешку? В гневе смотрел император то на палку, то на монахов. А монах сказал: «Вели разломать посох». Бамбуковый посох разломали, и из него выпали на пол яички тутового шелкопряда.

Император приказал построить при дворце тайную червоводню, и там под началом монахов-путешественников доверенные женщины стали обучаться уходу за гусеницами. Так рассказывает предание о том, как от горсточки хитростью добытой грены началось шелководство в Европе.

Я. Адольф