Овес
Древние не были в восторге от овса. У самых древних — у египтян и индийцев — он вообще в лексиконе не числился. Заговорили о нем впервые, кажется, римляне. Примерно за два века до нашей эры. Ругали на все лады.
«Ведешь прополку, старайся вырвать овес!» — советовал Катон. «Если увидишь в поле овес — считай, что дело пропащее!» — вторил ему позднее Цицерон. Поэт Виргилий сочинил даже стихи по этому поводу, которые звучали примерно так: «И обманул нас урожай бесплодными овсами...» Решительнее всего высказался уже в первом веке Плиний Старший, известный римский ученый: «Самый главный порок хлеба — овес!» Но почему порок и откуда взялось это назойливое растение, каким образом оказалось на римских полях — так и осталось невыясненным.
Прошла тысяча лет. И еще несколько столетий. Наступил XIX век. Уже и овсянку ели вовсю, и лошадей кормили, а об овсе сведений не прибавилось. Овсяную проблему пытались решить многие. Не менее солидные мужи, чем Катон и Цицерон. Славный Карл Линней. Виднейший биолог Жан Батист Ламарк. И создатель географии растений А. Декандоль. Не повезло никому. Приоткрыть завесу незнания выпала честь лишь академику Н. И. Вавилову. История этого события такова.
Персия, 1916 год. Академик Вавилов ведет экспедицию ботаников мимо армянских селений. Их жители переселились сюда еще при Аббасе Великом из Турецкой Армении и захватили с собой привычную культуру — пленчатую пшеницу полбу. Сеют ее вот уже три столетия подряд, хотя никто больше в Персии ее не выращивает. Полба — атавизм в земледелии. Анахронизм. Вымирающая культура. Держится только силой традиции. Да еще вкусом и ароматом хлеба, который выпекают. А в особенности каши.
Вот эти-то клочки полбяных нив и заинтриговали академика. В гуще пшеничных колосьев он заметил сизые метелки овса. Они повторяются на каждом поле как закономерность, как непременный атрибут. Овес — знакомый с детства «лошадиный хлеб» — растет здесь не на правах законной полевой культуры, не как уважаемое зерновое растение, а как сорняк, гонимый и презираемый. Как осот или пырей.
Сначала Вавилову показалось, что овес самый обычный, посевной. Приглядывается внимательней — нет, не совсем тот. Есть отличия. И немалые. Метелка, точно грива, скошена в одну сторону. Короткая к тому же. Чешуйки при колосках и цветках, напротив, длинные, непомерно вытянуты. Не иначе как особые, новые формы.
Сразу мысль: овсы армянских полей — случайный каприз природы? Единственный в мире феномен? Или овес — постоянный спутник полбы на земном шаре? Последнее вскоре подтвердилось. Обнаружили сорные овсы в посевах полбы в Симбирской губернии, под Уфой и Казанью. И здесь овсы походили на культурный вид, но отличались внешностью. Один нашелся и совсем необычный. Весь мохнатый, точно бархатный от множества мелких волосков.
Вавилов горит желанием узнать, как обстоит дело в других краях, в иных странах. Летят письма-запросы в Дагестан, в Болгарию, в Абиссинию. Даже в страну басков на Пиренейском полуострове. Оттуда в Ленинград шлют образцы. Картина всюду повторяется. Где полба, там и овес. Очень похожий на посевной. И чуточку не похожий. Овес-спутник. Овес-сорняк.
Не всегда овсяная свита мирно уживается с полбой. Нередко выживает пшеницу. Крестьяне на Волге издавна жалуются: «Сеем полбу — пожинаем овес!» Напуганные натиском сорняка всерьез задумываются: уж не перерождается ли пшеница в овес? Откуда его столько? И действительно, несчастная полба иной раз совершенно утопает в сизом дожде овсяных метелок. Чем севернее, тем яростней становится натиск овсов.
Цепочка событий, схваченная академиком, приводит его к парадоксальному выводу. Овес никто и никогда не вводил в культуру. Он сделал это сам, пришел с полбой и вытеснил ее. Помимо воли человека и даже вопреки этой воле. И другой вывод, не менее ошеломляющий: наш северный овес — дитя юга. Его истоки, место рождения — горы Абиссинии, хребты Средиземноморья. Разные адреса, а вовсе не один, как думали уважаемые классики до Вавилова.
Всю пользу овсов мир оценил гораздо позже, чем достоинства риса и пшеницы. Говорят, что это случилось благодаря лошадям. Когда понадобился калорийный корм для конницы. Примерно за две тысячи лет до нашей эры. Вряд ли это так. Иначе почему бы римляне считали овес бедствием для своих полей? Но то, что лошади из всех блюд выбирают именно овес, факт известный: не гони коня кнутом, а гони овсом!
Дикое зверье оценило овес не ниже, чем лошади. Конечно, тогда оценило, когда начали его сеять. В особенности понравилось новое блюдо Мишке Топтыгину. Страсть Топтыгина к овсам — факт установленный. Каждый охотник знает, что добыть медведя легче и вернее всего на краю овсяного поля осенью. И многие постыдно пользуются этой слабостью косолапого, убивая его не в честном бою, а крадучись, из-за угла.
Не так уж много съест Топтыгин. Не много и вытопчет. А вот понаблюдать за ним в это время любопытно. Выкатывается лохматый мишка на овсы обычно ночью. Мнет ломкие стебли. Обсасывает наливающиеся метелки. Над травостоем шумно покачивается взъерошенная спина. Шелест стоит в овсах, точно накрапывает дождь или гнет метелки ветер.
Натуралист А. Онегов, два года проживший среди медведей и успевший войти к ним в доверие, рассказывает, что одна медведица ходила на овсы открыто, не таясь и не обращая внимания ни на скот, ни на людей.
«Выходила из леса, на виду у всей деревни переходила дорогу. Усаживалась поудобней на краю овсяного поля и так, сидя на задних лапах, ползала по овсу, загребая передними лапами спелые метелки и неторопливо их обсасывая».
Заинтриговал натуралиста и другой медведь. Выслеживая косолапого по следу, Онегов заметил, что его любимец очень спешил, точно опаздывал на свидание или несся по важному делу. Он не обращал внимания на муравейники, до которых большой охотник, обходил заросли спелой брусники. Наконец следы вывели к большой поляне. Топтыгин обошел поляну, потолокся на ней, точно потерял что-то, и, круто развернувшись, скрылся в соседнем логу.
Взвесив обстоятельства, натуралист понял, в чем дело. На поляне прежде сеяли овес. В этом году люди ушли. Поляна осталась незасеянной. Мишка этого знать не мог. Он явился в урочный час, чтобы насладиться овсом, и был обескуражен, не найдя своих любимых метелок.
А вот как описывает овсяную трапезу Топтыгина другой свидетель, из города Нелидова: «Захватив лапой пучок стеблей, он подтягивал их к себе, забирал в пасть и протаскивал метелки сквозь зубы, с треском обрывая зерна. При этом, громко чавкая, жевал, шумно сопел и закрывал от удовольствия глаза».
Впрочем, разве только один косолапый любитель овса? Осенью с овсяных нив поднимаются тяжелые глухари и тетерева. Зобы их туго набиты зерном. Не дремлют и грызуны. И не случайно. Жира в зерне овса гораздо больше, чем в пшенице, ржи и любом другом злаке. Процентов пять или шесть. Больше, чем в молоке. Недаром овсяная каша такая сытная.
А может быть, страсть зверья к овсу стоит объяснить не только одной жирностью? Первыми поняли это, кажется, англичане. Они заметили, что индейки, которые кормятся овсом, ценятся на рынке гораздо дороже тех, что питаются другим зерном — пшеницей, ячменем или кукурузой. Проверили, в чем дело. Выяснилось, что мясо их приобретает особый вкус и несравненный аромат, которого не бывает при любом другом корме.
Овес действует на разных птиц не одинаково. Куры, не получающие овса, начинают выдергивать у себя перья. Иной раз даже каннибалами становятся. Стоит посадить их на овсяную диету, и немедленно все входит в норму. Выходит, что овес содержит некие очень нужные всем живым тварям вещества. Какие — еще неизвестно. Недаром же и людям с больными бронхами прописывают пить отвар из овса на молоке. И болезнь отступает. Только зерно должно быть цельным. С чешуйками.
Один натуралист вспоминал, что попугай, которого он держал в клетке, приветствовал его радостными криками, если хозяин приближался к нему с пучком зеленого овса. Любовью к нашему северному злаку прониклись даже тропические пернатые. У некоего бельгийца упорхнули из клетки два волнистых попугайчика и скрылись в гуще деревьев соседнего парка. Поиски не дали результатов. Между тем, как выяснилось впоследствии, они не погибли, а уцелели. И даже птенцов вывели. Осенью всю шумную компанию обнаружили на овсяном поле, где они нашли приют и калорийную пищу.
Пернатым по душе не только зерно. И листья тоже. В особенности гусям. Гуси-казарки, зимующие на Каспии, кажется, любят овсяную зелень больше, чем другую траву. Когда число птиц стало убывать, орнитологи попробовали посеять овес. Это возымело свое действие. Взошла зелень, и казарок снова потянуло на Каспий.
И все же второе место по влюбленности в овес занимают не тетерева и не гуси, а зайцы-русаки. В Завидовском охотничьем хозяйстве под Калинином давали русакам на выбор разную еду. Подвешивали на веревке гирляндами. Русаки выбирали овсяные снопики. Страсть к овсу даже иной раз пересиливает страх перед лисою. Рассказывают о таком случае. Сидит заяц на краю поля и лакомится овсом. Неподалеку кружит лиса — ловит мышей. Косой, конечно, лису видит. Но жаль бросить сладкий овес. Как только лиса продвинется немного в заячьем направлении, косой на такой же интервал отбежит. Выдержит дистанцию — и снова за еду!
Оценили жирный злак и кабаны. В Польше, где кабан считается среди лесной братии центральной фигурой, попытались оценить кабанью страсть математически. Сравнили, насколько привлекательнее овес среди других «разносолов». Сорок тысяч польских кабанов едят овес и картошку, которые для них выращивают специально. И хотя клубни так приятно подкапывать, картофель посещают в два раза реже. Пшеницу и рожь вчетверо.
А теперь вернемся к тому вопросу, с которого начали: кто родоначальник культурного, посевного овса? До сих пор полной ясности нет. Академик А. Мальцев подозревал, что овес возник из сорняка — овсюга. Только ведь и сам овсюг еще мало изучен. У нас в Сибири он появился совсем недавно. Еще в начале века сибиряки о нем понятия не имели. В 1908 году журнал «Северное хозяйство» рассказывал, как происходило знакомство с новым пришельцем.
Некий крестьянин на Алтае проезжал через село Островное и обнаружил, что запас корма для лошадей иссяк. Он занял два пуда овса у местного ямщика. Пообещал вернуть долг на обратном пути. Вернуть-то вернул, да не совсем то, что брал. Ямщик получил от него «диковинную смесь обыкновенного овса с черным». Поскольку ему никогда не приходилось видеть чернозерного овса, решил отделить примесь от основной массы. Авось вырастет какой-нибудь особенный? Так оно и получилось.
Посеял. Чернозерный повел себя сразу же необычно. Рос быстро, обгоняя все другие растения. Кустился на славу. Стебли тянулись сплошной стеною. Возвышались над соседними хлебами на целую ладонь. А когда пришла засуха и все вокруг стало никнуть и чахнуть, чернозерный не зачах и не завял. Напротив, он стал поспевать. Досрочно. Раньше времени. Ямщик не мог нарадоваться на свое детище и в душе не один раз благодарил крестьянина, подарившего ему невиданный овес.
Собрался убирать урожай. Но, придя на поле, обнаружил, что метелки опустели. Большая часть зерна исчезла.
Собрал меньше, чем посеял.
Между тем исчезнувшие зерна не пропали. Они дали о себе знать через год, через два, через десять лет... Черный овес стал появляться на полях не только у ямщика — и у других крестьян из села Островного. Потом его увидели и в других деревнях. Оттуда пришелец устремился на север, и только река Камала на время сдержала его напор. За три года он в общем продвинулся на полторы сотни верст и почти достиг Барнаула, упершись снова в водную преграду, на этот раз в реку Обь. На захваченной площади черный овес глушил овес настоящий, засорял пашни, приводил в отчаяние крестьян. Там, где поселялся пришелец, о зерне уже не мечтали. Нетрудно догадаться, что черный овес — это овсюг.
Заманчиво предположить, что посевной овес вышел из овсюга. В посевах он гостит постоянно. Однако доказать, что овсюг — прародитель овса, совсем не просто. Внешне оба очень схожи. Листья окрашены в одинаковый сизоватый цвет. Только пластинка листа у овсюга повернута против часовой стрелки. Да в колосках у каждого зерна выдается длинная скрученная ость, которой нет у культурного. Зачем овсюгу такая длинная ость? Чтобы уцелеть. Культурный овес под крылышком человека. Под опекой. Овсюгу приходится рассчитывать только на себя. Чтобы уцелеть и прорасти, его зерна должны забраться в трещины почвы, где повлажнее. Упадет зерновка на ровное место, где нет щели, тут ость и выручает. Она гигроскопична. Меняется влажность. Ость то скручивается, то раскручивается. Зерновка движется все дальше и дальше, пока не свалится в щель. Цель достигнута. Теперь ость больше не нужна. Весною — если посмотреть лежа на земле — иной раз в поле изо всех щелей торчат кривые овсюжьи ости, словно лапки кузнечиков.
Есть и еще одна черта, позволяющая овсюгу уцелеть в жизненных передрягах. Зерновки его осыпаются, а у культурного овса — нет. За это овсюг прозвали «полетаем». Трудно себе представить, какая уйма Полетаевых зерновок высыпается на землю в посевах пшеницы или овса. До 70 миллионов штук на одном гектаре! По 7000 на одном квадратном метре. Если даже прорастет одно зернышко из двадцати, и то поднимется триста стеблей. Немудрено, что в 1961 году в Западной Сибири на заготовительные пункты завезли почти 90 тысяч тонн овсюга. Вместе с зерном, разумеется.
Откуда же он берется, полетай? Некоторые агрономы склонны были думать, что его порождает овес и даже... пшеница. Ведь чем дольше возделывают хлеба на одном поле, тем больше овсюга. Стали проверять колосья и нашли в 1953 году в колоске пшеницы зерно овсюга. Затем обнаружили два колоса пырея и в каждом тоже по овсюжному зернышку. Чешский ученый А. Клечка отыскал зерновку полетая в ржаном колосе...
Если действительно все зерновые хлеба порождают овсюг, тогда сжить со света зловредный сорняк вряд ли будет легко. На самом деле в лучших хозяйствах овсюг выжили с полей полностью. И никто его не порождал у них после. Ни рожь, ни овес, ни пшеница. И тут полезно вспомнить одну старую статью, которую написал по этому поводу хлебороб И. Жуковский еще в 1913 году.
Жуковский тоже находил овсюжные зерновки в колосьях пшеницы. Размышляя над причинами столь странного соседства, он обратил внимание на один факт, который не бросился в глаза ни одному тогдашнему агроному. Овсюг встречался вовсе не во всякой пшенице. В безостой — да. В остистой — нет! Почему бы? Ведь свои, пшеничные зерна остистая рождает. Почему бы не проделывать то же с овсюжными? При чем тут ости?
И Жуковский делает правильный вывод. В этой запутанной истории во всем виноваты пшеничные ости. Допустим, что овсюжное зернышко не родилось в пшеничном колосе, а залетело со стороны (недаром — полетай!). В этом случае пшеничные ости не дадут ему проникнуть в колос. А у безостой пшеницы такой преграды нет. Овсюжная зерновка там приземляется и с помощью своей собственной кривой, коленчатой ости и под действием росы, дождей и солнца, добавляет Жуковский, протискивается, пробирается к самому стерженьку колоска. Попробуй теперь докажи, что оно не выросло здесь! Так и вводил овсюг в заблуждение неопытных хозяев.
Четкая пригнанность овсюга к окружающей обстановке многим ботаникам стала казаться поистине безграничной. Стоило, скажем, не оставить поле под пар, как овсюг являлся в таком великом обилии, в таком немыслимом множестве, что начинал угнетать не только пшеницу, но и сам себя!
Быструю агрессию его на полях стали объяснять дальними перелетами зерновок по воле ветра. Снова вспомнили прозвище — полетай. Особенно преуспел в этом египетский ботаник М. Фаргхали. В 1940 году он изучал рассеивание сбмян ветром в пустыне. Выбрал 65 растений. Овсюг попал у него в число чемпионов дальних странствий. Каков же был конфуз, когда выяснилось, что все наоборот. Может быть, Фаргхали неаккуратно провел опыты? А может быть, он и не проводил их, а воспользовался чужими данными? Видимо, он и не знал, что на десять лет раньше академик А. Мальцев ставил специальные наблюдения. Дул ветер, свистел и выл, а овсюговые зерновки, срываясь с метелок, падали почти рядом с материнским стебельком. И никуда не улетали. Вывод Мальцева оказался очень важным для практики. Многие крестьяне в то время опускали руки, когда появлялся полетай. Борись не борись, все равно налетит со стороны!
Мальцев заявил твердо: «Искореняйте! И не бойтесь, с соседнего поля не налетит!»
Предвижу вопрос: как совместить это последнее заявление Мальцева с той историей, которая случилась с ямщиком? Каким образом «черный овес» за три года расселился на полторы сотни верст в округе? Не ветер ли помог ему? Мальцев, рассказавший об этом случае, не указал причину. Однако догадаться нетрудно. Помог не ветер, а человек. Даже если бы ветер и уносил зерновки полетая, он не смог бы перебросить их за сотни верст. У нашей обычной сосны семена, имея отличные крылышки, с тридцатиметровой каланчи материнского дерева при содействии ветра на открытой вырубке улетают всего на... сто метров, а еще чаще на пятьдесят! Куда уж тут полетаю с его полуметровой высотой.
Итак, как ни искусно приспособился полетай к сложной жизненной ситуации, а без помощи человека ему не прожить. Содействие крестьянина ему необходимо. Хотя бы тем, что тот распахивает землю. Создает в ней щели и трещины, в которые зерновка овсюга может забраться. Бросьте горсть овсюжных зерен на жесткую целинную землю. Они бесславно погибнут, потому что не способны буравить и врезываться в целинную почву. Иное дело овес дикий. Нижний конец зерновки у него острый, как шило. Длиннейшая ость. Остью зацепляется за траву, шилом впивается в землю и ввинчивается наподобие штопора. У некоторых дикарей даже две ости. Раскручиваясь, перекрещиваются друг с другом. При этом одна из них соскальзывает. Происходит толчок, и зерновка забивается в землю так же, как современные машины вколачивают сваи в основание будущего здания. Такие самозабивающиеся овсы могут засевать себя даже на утоптанных обочинах дорог и на пастбищах, утоптанных копытами лошадей.
Диким овсам легче отбиваться и от всевозможного зверья. Академик А. Мальцев, лучший знаток овсов в мире, собрал коллекцию разных сортов в Воронежской губернии. В голодные годы после гражданской войны мыши постоянно грабили его сокровищницу. Зерна диких овсов лежали тут же. К ним «грабители» не прикасались.
Но вернемся к овсюгу. Химики долго не могли подобрать к нему гербицид. Слишком уж близок к культурному, посевному овсу. Убить овсюг — значило убить и овес, растущий по соседству. Наконец нашли желаемое. И полился яд на заовсюженные нивы. А между тем можно, кажется, обойтись и без таких крутых мер. По крайней мере, знаток овсюга агроном Н. Артюков считает бесхозяйственным уничтожать прекрасную кормовую траву овсюг. Он советует избавиться от сорняка довольно нехитрым приемом. Делают так. Под полог зерновой культуры высевают желтый донник. После жатвы поле боронят вкрест. Овсюг начинает прорастать. Его не истребляют. Напротив, подкармливают удобрениями. А в начале июня вместе с донником скашивают на сено. И поле освобождается от сорняка, да еще сено дает. А корни овсюга восстанавливают почвенную архитектуру. Лозунг Артюкова: «Не травить, а кормить!»
А. Смирнов. Вершки и корешки
Куличи на шоколаде
Итальянские куличи
Куличи пасхальные
Заварные куличи
Пасхи творожные
Куличи творожные
Другое пасхальное
Пасха
Куличи в хлебопечке
